Продолжая наше повествование, мы переместимся еще дальше на северо-восток и перешагнем границу чукотских приделов (и, соответственно, властвующих над ними тайных сил), которые когда-то полноствю входили в состав "Якуцкой землицы".
      "Пляска и гадания шаманов делали на меня всегда продолжителвное, мрачное впечатление Дикий взор, налитые кровью глаза, сиплый голос, с трудом вырывающееся из стесненной груди дыхание, неестественные, судорожные корчи лица и всего тела, стоящие дыбом волосы, глухой звук бубнов - придают картине нечто ужасное, таинственное, поражающее всякого, даже и образованного человека.. "- писал в своем путевом дневнике о чукотских шаманах Ф.П.Врангель в начале 1820-х годов. При этом сами чукчи, "в наибольшей чистоте сохранившие свою народность", непосредственно как жители Севера произвели на известного путешественника отнюдь не угнетающее, а напротив, какое-то очень позитивное впечатление. "На снежных степях своего мрачного льдистого отечества, — отмечал Врангель. — под легкими палатками из оленьих шкур, чукчи почитают себя счастливее всех своих соседей и на них всегда смотрят с сожалением. Легко и хладнокровно переносят они все недостатки и лишения и не завидуют другим, видя, что за необходимые удобства и удовольствия жизни надобно отказываться от своей природной независимости".
      Что же касается "продолжительного мрачного впечатления" от ритуалов властителей духов, то оно, видимо, в немалой степени объяснялось тем огромным воздействием на сородичей и властью над ними, которыми обладали еще в начале XIX века чукотские шаманы. Тем более что они накладывались на языческие традиции, шокирующие цивилизованную Европу.
      "Вообще нравы и обычаи сего народа суровы и свирепы, — продолжал излагать свои наблюдения Врангель. — Так, например, сохранилось у них противоестественное, бесчеловечное обыкновение убивать детей, рождающихся с физическими недостатками или слишком слабыми, и стариков, которые не в состоянии переносить трудов кочевой жизни. Два года назад отец старшины Балетки, соскуча жизнью и чувствуя себя слабым, по собственному настоятельному требованию был зарезан своими ближайшими родственниками, которые при сем действии исполнили, по их мнению, священную обязанность. Сей ужасный обычай строго исполняется, поддерживаемый, вероятно, шаманами, которые вообще приобрели большую власть и сильное влияние над чукчами. Каждое племя, каждый караван имеют своих, одного или нескольких шаманов, и их мнение требуется и исполняется во всех важных случаях. Вот пример ужасной, неограниченной, можно сказать, власти шаманов: в 1814 году между чукчами появилась заразительная болезнь, распространилась вскоре на оленей и продолжалась, несмотря на все принимаемые меры. Наконец, на общем торжественном собрании все шаманы объявили, что разгневанные духи тогда только прекратят заразу, когда им принесется в жертву Кочен, один из почетнейших и богатейших старшин. Кочен был так уважаем и любим всем народом, что чукчи, забыв свое привычное повиновение шаманским изречениям, отказались исполнить их. Поветрие продолжалось' люди и олени гибли, а шаманы, несмотря на подарки, угрозы, может быть, и побои, не соглашались переменить приговор. Тогда сам Кочен, второй Куриций, собрал народ и объявил, что он убедился в непреклонности воли духов и решается для спасения своих соотечественников добровольно пожертвовать жизнью. Даже и после того любовь к нему долго боролась с необходимостью исполнить ужасный приговор: никто не решался умертвить жертвы, наконец, сын Кочена, смягченный просьбами и угрожаемый проклятиями, вонзил нож в грудь отца и передал труп его шаманам..."
      Конечно, столь "ужасный" ритуал во времена царствования "Благословенного" гуманиста Александра I не мог быть принят и как-то оправдан образованным путешественником, но стоит припомнить, что, оказывается, в глубине его родной российской провинции, почти сотнею лет позже, уже при Советской власти (!) еще можно было наблюдать нечто подобное. В 1925 году газета "Ленинградская правда" писала: "В деревне Воронье Поле Олонецкой губернии крестьяне, доведенные до отчаянья нападениями медведей на скот, по совету стариков, решили "девкой отделаться", т.е. отдать медведю (понимай — "хозяину" медведей) девушку в жены, причем, как выразились старики, "на совесть надо, как встарь деды делали, самую раскрасавицу". Бросили жребий, который пал на некую Настю. Одели ее по-невестиному, с венком на голове, и поволокли в лес..." Для краткости пересказа сообщим, что привязанной к дереву у медвежьего лога девушке, к счастью, удалось до темноты освободиться от пут, убежать в соседнюю деревню и лишь таким образом избежать участи старшины Кочена в еще более бесчеловечной форме. Старики же на допросе только и повторяли: "Исстари так ведется... обрядно... чтоб медведя ублажить..."
      Но это к слову о язычестве, а, возвращаясь к чукотскому шаманизму, можно заметить, что он еще задолго до революции пришел в упадок и уже не имел прежней силы и непререкаемого авторитета. Но, тем не менее, на рубеже XIX и XX веков сохранил достаточно много интересного и своеобразного. Что и зафиксировали исследователи того времени. Наиболее фундаментальный труд, основанный на личных наблюдениях и опросах, принадлежит перу упомянутого нами в связи с юкагирами исследователя-ссыльного В.Г.Тан-Богораза, к которому мы главным образом и будем обращаться.
      Прежде всего, для общей ориентации следует немного рассказать о космогонии древних чукчей: по их представлениям, вселенная состояла из пяти, семи или даже девяти уровней, расположенных друг над другом, причем всякому из верхних ярусов-небес соответствовала симметричная земля в преисподней. В каждом из этих миров были свои светила (иногда до восьми солнц), своя погода (в одном жара, в соседнем — мороз) и своя собственная жизнь. Наверное, между ярусами были немалые расстояния, поскольку в одной из сказок шаман поднимался на небо несколько лет и встретил седого коллегу, который начал встречное снисхождение на землю еще совсем молодым. Может быть, они применяли чисто пеший способ (такой вариант тоже не исключался), а те, кто поднимался к верхним небесам верхом на орле или мифической "громовой птице", пролетая в отверстие-проход рядом с Полярной звездой, наверное, добирались до цели значительно быстрее. Говорят, туда можно было также добраться по радуге или солнечному лучу, а после упокоения — подняться вместе с дымом погребального костра. Наверху, как и положено, жил добрый "верхний народ" ("народ рассвета") или объединяющее его в себе Верхнее существо (оно же Творец, Зенит, Полдень, Рассвет и т.п.). Это существо сквозь дыры, заткнутые во время их не использования вулканами, наблюдало сверху за всеми земными делами, давало защиту и помощь людям, осыпало их ходоков-шаманов дарами, но делало это в силу удаленности и некой индифферентности нечасто.
      Многие созвездия считались своими особыми мирами или местами выпаса оленьих стад Верхнего существа Небо-крыша нашего среднего мира, по воззрениям чукчей, выгнутое куполом, вкруговую, по линии всего горизонта опиралось на земные скалы и лишь время от времени, пульсируя, чуть приподнималось над ними. И те же птицы (или шаманы), улетая на зимовку в "другие миры" (или в "горизонтальные" астральные путешествия), вынуждены были мгновенно проскакивать в узкую приоткрывающуюся щель. Не успевший попадал под небесный пресс, поэтому весь горизонт был завален раздавленными птичьими тушками и покрыт, словно снегом, пухом зазевавшихся пернатых.
      Столь привычное для чукчей северное сияние, оказывается, в их глазах выглядело игрой в мяч... мертвецов. Причем "команда" белых пятен была представлена умершими от заразных болезней, красных — зарезанных ножами, темных — удавленных духами нервных болезней. А мячом для веселой компании служила живая моржовая голова, ревущая на лету и норовившая поддеть кого-нибудь клыками. Остальные покойники (естественная смерть и т.п.) выступали в роли болельщиков.
      Но большая часть мертвецов попадала все-таки в нижний, очень запутанный мир, где могла найти свою дорогу и место только с помощью ранее усопших предков. Новоприбывшего выходили встречать и все остальные жители этой подземной страны, поэтому он не мог появиться туда с чужими вещами или на чужой упряжке, а уж тем более с краденым, поскольку все это у него тут же было бы опознано и с позором конфисковано. К слову сказать, жизнь в нижнем мире была не хуже, чем в верхнем, — с играми и забавами, неисчислимыми стадами ранее убитых на земле и принесенных в жертву оленей и моржей.
      Что касается отношения к покойникам, то оно было двояким: мертвый мог стать и защитником сородичей, и злым духом, особенно если задерживался на земле.
      Несколько слов о душе Чукчи на этот счет оказались одними из самых щедрых. Кроме "главной" души, ведающей всем телом, у них были души отдельных органов — очень маленькие и издающие при полете звуки наподобие жужжания пчелы. При их утрате или похищении злыми духами заболевал или даже "отсыхал" соответствующий орган. В этой ситуации перед шаманом стояла традиционная задача разыскать пропажу и внедрить ее на место. Если этого не получалось, он мог "вдохнуть" в пациента часть собственной волшебной субстанции или "пересадить" на место души одного из духов-помощников.
      Весь мир вокруг древних чукчей был живым, и в нем даже самый последний предмет мог время от времени обращаться в человекоподобную сущность, несущую на себе зримые отпечатки собственных свойств, слабостей и силы. Вот так, например, описывал Тан-Богораз со слов своих чукотских информаторов "особое племя опьяняющих мухоморов": "Они очень сильны, и когда растут, то прорывают своими крепкими головами плотные корни деревьев и рассекают их надвое. Они прорастают сквозь камни и раздробляют их в мелкие куски. Мухоморы являются к пьяным людям в странной человекоподобной форме. Так, например, один мухомор явится в виде однорукого и одноногого человека, а другой — похожим на обрубок. Это не духи. Это именно мухоморы как таковые. Число их, видимое человеком, соответствует тому, сколько он их съел. Если человек съел один мухомор, он увидит одного мухоморочеловека, если съел два-три, увидит соответствующее число. Мухоморы берут человека за руки и уводят его на тот свет, показывают ему все, что там есть, проделывают с ним самые невероятные вещи. Пути мухоморов извилисты. Они посещают страну, где живут мертвые..."
      Где-то далеко в океане у белых медведей есть свои "поселки на льду" со снежными домами, освещенными жировыми лампами, а у их бурых собратьев — подземные жилища, как и аналогичные города у мышиного народа. К тому же каждый из видов животных, птиц и растений имеет своего "хозяина". Нет его только у берез, поэтому их можно безнаказанно рубить на жерди, полозья, древки и использовать в быту и промыслах. Есть "хозяева" и у стихий, рек, озер, гор, планет и звезд. В среднем мире живут так называемые "благосклонные существа", владения которых расположены вкруговую по целым 22-м направлениям азимута и отмечены определенными положениями солнца и часами суток. Точно так же есть свои "сектора" у преимущественных ветров, тоже относящихся к "существам". Таковым же является и солнце — "человек в блестящих одеждах", катающийся по небу в упряжке меднорогих оленей. И месяц — человекоподобная сущность, но в противоположность дневному светилу, он — "солнце злых духов" и полезен для шаманов только тогда, когда они желают заняться злыми чарами. Кстати, у месяца есть аркан, и он может набросить его на любого и затащить к себе наверх. Таким образом он уже и поймал мальчика (или девочку), силуэты которых видны темными пятнами на его боку в полнолуние. Сущностями считаются Полярная и еще несколько самых главных звезд и созвездий.
      Отдельную группу составляют чудовища. Например, киты-касатки, прозываемые "носатыми птицами", считаются самыми настоящими оборотнями. Летом они пребывают в своем обычном обличий, а зимой выходят на берег, обращаются в волков и нападают на оленьи стада. В районе Колымы живут медведеобразные чудовища с неимоверно большими и сверхчуткими ушами, а во льдах океана — гигантские белые медведи с телами из кости и о восьми ногах. Или их не менее огромные и более свирепые "лысые белые" собратья, что в непогожие ночи приманивают доверчивых путников голосами заблудившихся людей и затем терзают их в клочья. Мамонт живет под землей и передвигается там по узким проходам. Завидев его клыки, торчащие на поверхности, чукча тут же должен их отрубить у основания или хотя бы обломить им кончики, иначе его ждет неминуемая смерть. Существует и несколько видов морских и сухопутных "гигантских червей", сильнейшему из которых ничего не стоит задушить в своих кольцах кита. В небе властвуют "громовая птица" — великий орел и "срединноморская птица", видимо, прообраз мифического альбатроса. В озерах тундры обитает щука-людоед размером шире челнока, а в береговых обрывах — соответствующих габаритов горностай. Особую группу составляют обиженные судьбой женщины, превратившиеся после трагической смерти в горное эхо, черную медведицу, горного барана и жука — вестника скорой смерти.
      Кажется, всех этих потенциальных персонажей ужасти-ков и еже с ними с лихвой хватило бы на долю бедных чукчей и их защитников шаманов, но, увы, кроме них существуют еще сонмы самых главных врагов и помощников — духов-келет, которых можно условно разделить на три основных группы.
      К первой относятся "настоящие духи", они же — "убийцы" или "досаждающие существа". По этим названиям уже видна "специализация" данных сущностей, несущих людям всевозможные болезни и неприятности. Подобные келет выходят из-под земли (их так и зовут "земляными") или опускаются с неба, но, как гласит чукотская пословица, почему-то "никакой злой дух не может прийти с моря". Почти все духи — маленькие, с палец и цвета сырого мяса, но есть и сухощавые чернолицые "гуманоиды", облаченные в тряпье, собранное возле тел покойников. Впрочем, и первые, и вторые могут при необходимости мгновенно раздуваться до гигантских размеров. Живут такие келет как люди, только охотятся не за оленями, а за человеческими душами или ловят их подобно рыбам сетями и в порядке развлечения гадают на человеческих черепах. Один из шаманов рассказывал Тан-Богоразу: "Мы окружены врагами. Духи все время невидимо рыщут вокруг, разевая свои пасти. Мы поклоняемся и даем дары во все стороны, прося защиты у одних, давая выкуп другим, ничего не получая даром".
      Особенно страшны и могущественны, конечно, духи эпидемий и "больших" болезней типа чумы, оспы или кори. Вот как описывается один из них в рассказе "Мертвое стойбище":
      "Уже третий месяц грозный дух Заразы кочует по большой тундре, собирая с оленных людей человеческие головы в ясак Никто не видел его лицом к лицу, но говорят, что ночью, когда последняя сноха, суетившаяся у костра, влезет внутрь полога, он проезжает мимо стойбищ на своих длинноногих красношерстных оленях, ведя бесконечный обоз, нагруженный рухлядью; полозья его саней из красной меди; женщины едут вместе с ним, следя за упряжными оленями; захваченные пастухи гонят сзади бесчисленные красные стада с рогами, похожими на светлое пламя... никто не видел его лица, но люди называют его хозяином страны. Все говорят, что он пришел с Запада..."
      "Настоящие" келет боятся нападать только на шаманов и, со своей стороны, зовут последних "злыми духами". Что касается обычных людей, то они могут защищаться от келет, просто спешно перекочевывая на новое место, произнося заклинания, а также манипулируя суповой ложкой или снеговыбивалкой. Но эффективнее всего на незваных гостей, даже самых злокозненных и могущественных, действует человеческая моча — несколько выплеснутых на духа капель мгновенно приводят к его бегству, а то и гибели. Однако применять столь мощное оружие из ночного горшка надо с великой осторожностью, чтобы ненароком не погубить добрых духов собственного жилища.
      Второй вид келет — это духи-каннибалы, гиганты и оборотни, пытающиеся при каждом удобном случае закусить в тундре одиноким путником. Но с ними чуть проще — людоедов можно убить с помощью обычного оружия безо всяких магических ритуалов.
      Наконец, третий вид — это собственно шаманские духи. Иногда их называют "отдельными духами" или "отдельными голосами", поскольку они индивидуально заявляют вслух о своем прибытии во время камлания. Как гласят чукотские предания, эти слуги кудесников тундры — очень маленькие, бездомные, пугливые и не очень-то стремятся к человеческому жилью. Прилетают они только в темноте и целой ватагой, готовой удалиться в любой миг, поэтому чукотский шаманизм — дело тонкое.
      "Прислушавшись, можно слышать топот их легких ножек по бубну. Двигаясь в темноте, они производят звук, подобный жужжанию жуков или комаров. Но иногда их голос бывает громок. Они тоже способны быстро менять свой вид и в случае нужды вырастают до гигантских размеров. Горностай, являющийся шаманским духом или духом-охранителем обычного человека, принимает вид белого медведя, когда это необходимо. Булыжник превращается в гору. Маленькая деревянная фигурка, изображающая магическую собаку, меняя свой вид, становится ростом больше белого медведя..."
      Тем не менее, шаманские духи все же меньше "настоящих" келет и берут, видимо, количеством. Однако при всей их "пугливости" они "весьма злонравны" и если их властитель не выполняет положенной обрядности и оговоренных условий сотрудничества, то могут запросто его погубить. Но при честном исполнении "договора" они, по словам одного из шаманов, "никогда не оставят меня, пойдут всюду за мной, как идет теленок за своей маткой. Это мой народ".
      "Народа" у властителя бывает много, иногда так много, что когда он весь кучкуется вокруг шатра хозяина, посторонний дух просто не может найти щелки, чтобы приникнуть вовнутрь. Духи обычно не любят друг друга и, собираясь вместе, начинают ругаться и обзываться. В таком случае шаману перед отдачей распоряжений приходится наводить порядок.
      Видимо, столь огромные полчища всевозможной нечисти, буквально заполонившей всю тундру, а также идущие из древности традиции, привели к тому, что на рубеже упомянутых веков в каждой чукотской семье имелся свой бубен, и любой житель чума в минуту вдохновения или необходимости мог взять его в руки и немного пошаманить, распевая "семейные напевы" При этом он всячески старался походить на настоящего властителя духов, но, конечно, оставался имитатором, поскольку не имел "своего народа" и даров прорицания и ясновидения. Хотя кое-кого такие постоянные тренировки могли в конце концов привести к спонтанной инициации.
      "...С Нуватом вдруг что-то приключилось. Во время осенней охоты на диких оленей он по обыкновению ушел из дома с ружьем за плечами, собираясь вернуться вечером, но вернулся только через три дня и, молча положив ружье, забрался в полог. В пологе он пролежал еще сутки, отворотившись к стене, не принимая пищи и не отвечая на вопросы. Он ни тогда, ни после не хотел объяснить ни одной живой душе, что случилось с ним в пустыне. Судя по аналогичным примерам, можно было предполагать, что он вдруг услышал в окружающей природе или в своей душе смутный, но властный голос внешнего духа, который приказал ему отречься от обыденной жизни и посвятить свои мысли и чувства новому таинственному служению. Через несколько дней наступил праздник диких оленей, когда, по обычаю, мужчины и женщины должны по очереди показывать свое шаманское искусство, поколачивая в бубен и распевая обрядовые напевы. На этом празднике оказалось, что Нуват приобрел шаманскую силу совсем необычной для него величины; кроме своих семейных напевов, он стал распевать множество других, самых разнообразных, неизвестно откуда сошедших в его горло. Мало того, голоса духов стали откликаться на его голос из разных углов темного полога. Наконец, прошаманив около часа, Нуват вдруг удалился на своем бубне в надзвездные страны и совершенно свободно носился там, т.е. носился, конечно, его дух, между тем как телесная оболочка безжизненно лежала на шкуре. Так как ни один из присутствующих на празднике шаманов не умел как следует летать на бубне, то Нувата тут же провозгласили нововдохновленным, т.е. молодым шаманом, только что начавшим приобретать шаманскую способность и обещавшим иметь в будущем большую силу..."
      Как видно из вышеизложенного, инициация по-чукотски похожа на другие сибирские и обычно она так же сопровождается огромными физическими страданиями неофита вплоть до выступления на нем "кровавого пота", а нежелание становиться шаманом даже чаще, чем в других местах, приводит к смерти. Чукчи вообще считают, что шаман в силу своей особой нервной восприимчивости "легок на смерть" со стороны собственных и чуждых тайных сил. И в то же время его непросто уничтожить физически другим людям, даже кое-что понимающим в магии. В качестве иллюстрации можно привести свидетельство об одном из убийств, совершенных в 1890-х годах на Анюе: "Заклинанием они усыпили его. Пока он спал, они напали на него с обеих сторон. Один перерезал ему горло, а другой ударил ножом прямо против сердца. Несмотря на это, он вскочил на ноги. Но он не имел оружия. Они тоже были "знающие люди" и заставили его заклинаниями уйти со стойбища безоружным. Если бы он имел хотя бы маленький нож, то, наверное, сумел бы осилить их. И хотя он (будучи шаманом) встал, но чем он мог бороться с ними за исключением зубов и ногтей? Так они снова ударили его ножом, но рана сразу же зажила, и он снова был такой же, как раньше. Они долгое время не могли убить его. В конце концов они опять набросились на него с обеих сторон, повалили на землю, проткнули ножом глазные яблоки и отбросили их. Затем они во многих местах изрезали его тело, вынули сердце и разрезали его на кусочки. Все эти куски они зарыли в землю по отдельности в разных местах. Так как боялись закопать вместе, чтобы куски не срослись и не ожили снова".
      Кстати, столь садистки звучащие для обычного слуха детальные подробности убийства, видимо, для чукчей не являлись таковыми, а лишь иллюстрировали необыкновенную жизнестойкость шамана. Дело в том, что в обыденной жизни при похоронах каждого покойника специально назначенные люди вскрывали ему грудную клетку и живот, вынимали внутренности и, разрезая их на части, проводили своеобразную паталогоанатомическую экспертизу, пытаясь понять, какой злой дух или враждебный шаман стал причиной смерти сородича.
      И еще на одной необычной и пикантной особенности национального шаманизма необходимо остановиться. Именно она и дала название этой главе — "Волшебник с косичками" Дело в том, что чукотские властители духов были чуть "сдвинуты" на сексуальной почве. С одной стороны, для этого могли иметься веские оккультные основания, так как половая магия общеизвестна во всем мире как одна из самых сильнейших. А с другой — способствовали бытовавшие нравы, поскольку, если, например, среди якутов гомосексуализм практически отсутствовал, то среди чукчей и их соседей-коряков он считался достаточно обычным явлением.
      Даже "злобные шаманы" традиционной ориентации, чтобы усилить свои заклинания, раздевались догола и, став ночью под луной, обращались к "солнцу злых духов", подчеркивая при этом, что они демонстрируют ему особо тайные и интимные места своего тела и потому вправе рассчитывать на помощь. Самыми же сильными считались "превращенные" шаманы, то есть поменявшие свой пол на противоположный. Происходило это обычно по требованию инициирующих духов, очень часто — с большим сопротивлением неофита. Нередко он даже предпочитал такому неестественному перерождению смерть и принимал ее из рук духов или своих собственных. Но если соглашался, то начинал медленно превращаться в женщину. Начиналось это с простого заплетания волос в упомянутые косички, затем следовало переодевания в женское платье, потом — потеря мужских качеств и приобретение навыков, психологии хозяйки чума и, наконец, официальный "выход замуж" за одного из соплеменников с исполнением всех обязанностей жены Аналогичный, только обратный процесс совершался среди избранных духами шаманок — они отрезали свои косы, брались за копья и ружья и заводили любовниц и жен из числа молоденьких девушек.