Ведя наше повествование об избранниках духов, мы время от времени, желая подчеркнуть особую силу и уникальные способности кого-то из них, использовали выражение "великии шаман" Надо заметить, что подобное определение является отнюдь не изобретением пишущих на данную тему, а давно и устойчиво живущим в народе понятием. Из предыдущих глав вам уже в значительной мере известно что за личности могли стоять за таким словосочетанием но теперь мы поговорим о них еще более обстоятельно.
      Само собой разумеется, что великие шаманы и в древнейшие, и в более близкие времена никогда не рождались на земле во множестве, как не проявлялись и не проявляются в массовом порядке все подлинные природные феномены Счет "улуу ойунов" всегда шел на единицы, но зато прижизненная или посмертная слава их исчислялась долгими десятилетиями и даже столетиями.
      Естественно, я не могу привести в своей книге какой-то полный перечень великих шаманов хотя бы по Якутии, включив в него одних и не включив других, поскольку не имею на то права и обладаю только относительной информацией. Поэтому просто расскажу тишь о нескольких шаманах, чьи имена живут и произносятся именно в сочетании со словом "великий" и чьи выдающиеся способности не подвергаются сомнениям знающими людьми.
      Начнем мы с Эргиса, который, как вы помните, был знаменит тем, что оказался в числе предводителей восстания против колониальной российской администрации в конце XVII века Родоначальник Дженник и шаман Эргис возглавили выступление якутов Кангаласской волости (нынешний Хангаласский улус) и хотя были разбиты воеводой Приклонским в сентябре 1682 года, конечно же, ярко сохранились в народной памяти как борцы за справедливость. Может быть, поэтому Эргис гораздо более известен, чем многие другие шаманы его собственной и более поздних эпох. А к тому же он являлся прародителем селения-наслега, получившего его имя.
      Предания утверждают, что Эргис был белым шаманом — айыы ойуном, он не ходил по больным и "не прикасался ни к чему нечистому". Не носил Эргис и шаманской одежды, но имел круглый бубен. Он совершал свои ритуалы только во время праздника - ысыаха, обращаясь к светлым божествам за благословением и благодатью, а также при необходимости просил помочь в чем-либо духа-хозяйку земли. Говорят, когда он, находясь во время ысыаха в летнем жилище-урасе, возносил моления покровителю лошадей Дьесегей Тойону и совершал возлияние кумыса на огонь, на середину неба выплывало облако, похожее на шкуру белого медведя, и останавливалось прямо над урасой. Затем из облака по грудь показывался молочно-белый жеребец, звонко ржал и исчезал. Тут же выпадал снег глубиной в два пальца, но он не приносил никакого вреда, а, напротив, предвещал урожайный год.
      Сам Эргис ездил тоже только на одном из двух имевшихся у него чисто-белых коней. И хотя он считался айыы-ойуном, люди боялись ненароком пересечь ему дорогу. Зимой Эргис жил в местности Ой, где сегодня раскинулось большое село, на летний же сенокос откочевывал на Ынах Арыыта (Коровий остров) на реке Лене, в середине которого было озеро Титтях. Надо сказать, что в этом озере ни прежде, ни теперь никто не ловил много рыбы, а Эргис вдруг однажды добыл целых девять больших коробов. Казалось, надо было бы радоваться удаче, но он грустно заметил родственникам: "Вот и наступил год моей кончины, бабушка дала мне предсмертную пищу". Так оно и получилось, но перед смертью шаман успел провести большой ритуал, устраивая, как он сказал, "будущую жизнь моих детей". А детей у него было немало — девять, и все — сыновья. Камлал Эргис три дня и три ночи подряд, возносясь в верхние небеса. И делал это так истово, что борода и волосы его покрылись инеем. Потом он расселил сыновей каждого в отдельной местности, а себя завещал упокоить в верховьях речки Хатынг Юрэх, на бугре в лесу. Тогда же он сказал, что, по шаманскому обычаю, останки надо будет перезахоронить трижды, и только после этого его душа сможет отлететь в джабын. Завещание старца было исполнено.
      Такую почти идиллическую версию рисуют фольклорные предания, но в реальной жизни все было, наверное, намного трагичнее. Во время упомянутого сражения, которое произошло как раз рядом с отеческими землями Эргиса, большая часть его отряда погибла, а остатки мятежников, спасаясь от казаков, бежали на далекий и глухой Вилюй. Примечательно, что на этот раз впервые свою викторию на якутских полях сражений отметили не только воевода, но и православная церковь, которая "в память и благодарность Богу за дарованную победу" заложила и построила прямо на месте сражения небольшой Покровский монастырь. Видимо, он должен был символизировать не просто победу одной военной силы над другой, а победу христианства над язычеством и шаманизмом в лице его предводителя Эргиса. Правда, забегая вперед, заметим, что из этой затеи в итоге ничего не вышло — монастырь в шаманской вотчине так не прижился.
      Сам Эргис после разгрома укрылся где-то среди своих земляков и через недолгое время умер. В подобной ситуации, скорее всего, и похороны его прошли без особого афиширования, а то и вообще в тайне от "широкой общественности" и властей. Может быть, поэтому многие предания и не сохранили никаких деталей первого погребения.
      А вот второе перезахоронение народная молва расписывает довольно подробно. И "инспирировано" оно было самим Эргисом "через несколько человеческих веков", то есть поколений.
      На Хатынг Юрэхе в то время жил один из небогатых эргисцев. Однажды весной, когда он находился в жилище, кто-то подъехал к юрте и постучал по коновязи, давая знак хозяину. Обычно так делали богатые и родовитые путники, которые не слезали с коня до тех пор, пока у них кто-то не принимал с почтением повод. "Кто бы это мог такой важный ко мне пожаловать?" — подумал бедняк и торопливо распахнул дверь. "Остановив лошадь у коновязи, верхом сидел старый человек с совершенно седыми волосами, в волчьей дохе, с большими глазами, подобными витым кольцам нарядной узды. Не слезая с лошади, старик громким голосом сказал: "Парень, внимательно выслушай мои слова. Были у меня потомки, которых звали эргисцами. Эти люди, если имеют видящие глаза, пусть увидят, если имеют чуткие уши, пусть услышат. Меня размывает дождь, заливает талая вода. Пусть они позаботятся обо мне. Иди и передай это эргисцам". Старик повернул коня и поехал. Хозяин юрты не сразу сообразил, кто его посетил, но потом догадался и сообщил о требовании шамана наслежному князцу.
      По условиям подобных ритуалов, сделать новый арангас и переложить туда останки должны были девять невинных юношей, сшить для шамана новую одежду — девять невинных девушек, для поминальной тризны необходимо было зарезать девять молодых кобыл молочно-белой масти и приготовить девять больших кожаных мехов кумыса, а весь обряд должен был исполнить белый шаман.
      Нашлось и семь чистых девиц, и семь юношей, но давно женатый наслежный старшина Ефрем не выдержал искушения лично поучаствовать в деле и заменил одного из парней. Не нашли эргисцы и девятой молочно-белой кобылы, выставив вместо нее серую с белыми чулками. К тем временам настоящих белых шаманов тоже почти не осталось в ближних и дальних округах, и потому было решено поручить ритуал обычному шаману, но зато прямому потомку Эргиса — Солколооху, который, правда, никого не "съедал" и как будто не имел за собой темных дел. То есть, древние каноны хотя и были в значительной мере соблюдены, однако все же не выдержаны в точности. Когда участники обряда приблизились к захоронению и облачили Солколооха в ритуальную одежду, из арангаса Эргиса вдруг вылетело с шумом несколько белых куропаток. Увидев это, готовый к камланию шаман, потеряв сознание, почти замертво рухнул на землю. Не меньше перепугались и были потрясены все остальные. Первым вышел из оцепенения бойкий парень Петр Гермогенов, он опустился на колено и стал, как сумел, заклинать дух ойуна, призывая его сменить гнев на милость, признать родственников и дать им возможность "положить на могильный лабаз твои медные кости, поднять твои серебряные кости". Вняв молениям, дух Эргиса "оживил" шамана и позволил ему исполнить свой долг.
      Гроб-колоду с телом ойуна (которое оказалось совершенно не тронутым тленом, а только пожелтевшим) положили не просто на перекладины лабаза, а защитили от дождей и снегов специальным амбарчиком с двухскатной крышей. В этот амбарчик, в изголовье гроба положили бубен, по бокам — лук со стрелами и пальму-меч, в ноги — седло, котелок и семь монет.
      Но, как утверждают предания, нарушения канонов вскоре "аукнулись" эргисцам: на следующее лето случился массовый падеж лошадей, а еще через год во время эпидемии, похожей на дизентерию, умер старшина Ефрем. Но зато спасший ситуацию при обмороке шамана Петр Гермогенов вдруг обрел чудесный дар понимать язык зверей и птиц. Наверное, он мог бы стать великим человеком, но проболтался о своих способностях тестю и тут же оглох и поглупел. А в остальном дух Эргиса больше не приносил людям никаких неприятностей. Старец лишь наказал двоих отщепенцев, пытавшихся покуситься на его добро, — пришедший за луком разорившийся пьяница беспробудно проспал возле гроба двое суток, а возжелавшего разжиться монетами картежника догнал сам летящий по воздуху ойун, и воришка в испуге бросил прикарманенное.
      Согласно завещанию, потомки будто бы должны были перезахоронить Эргиса (уже в землю) "на девятом поколении". Но было ли это сделано — не известно до сих пор. Упоминавшийся нами ученый и земляк великого шамана Г.У.Эргис вроде бы говорил, что сам лично перезахоронил подарившего ему псевдоним ойуна, но такому утверждению не все верят. Возможно, это было произнесено только для того, чтобы отвести нездоровый интерес от могилы ойуна. Тем более что мне рассказывали, будто в атеистические 30-е годы прошлого века некие "смельчаки" даже бездумно приносили череп шамана в его родное село, но потом вынуждены были унести на место.
      Как утверждает краевед и знаток истории Хангаласского улуса Павел Харитонов (мы с ним общались на его родине прошлым летом), скорее всего, Эргиса так и не перезахоронили, хотя время для этого уже давно наступило. Старец в белых одеждах на белой лошади уже не раз, подобно Мон-ньогону из Горного улуса, являлся своим сегодняшним землякам во снах и жаловался, что его беспокоят и при этом не выполняют завещание. Некоторые склонны считать "последним звонком" от заждавшегося ойуна таинственную серию детских смертей в улусе в 90-е годы от странной болезни, диагноз которой так и не удалось определить. Что касается Хангаласского улуса, то он вообще является одним из самых сакральных в Якутии, и большинство знаменитых шаманских корней идет именно отсюда. Рядом с селением Улахан-Ан мне показали холм, название которого в переводе с якутского звучит как "Место, где похоронены девять шаманов". А смотрел я на него с противоположного склона, о котором ходит легенда, что именно его выбрал когда-то "небесный сын" и, спустившись с высоты, целый день тешил тут молодецкую силушку в играх и забавах. Достоверность предания сегодня не проверишь, но одно не вызывает сомнения — действительно редкая природная красота и приволье этих мест, гордо вознесенных над великой Леной. Так что выбор "небесного сына" вполне можно понять, как и щедрость прочих богов и духов, подаривших этой земле стольких шаманов.
      Один из них, по имени Кюстях (Елец), покоится возле егерского кордона, где жила наша киногруппа, снимающая небольшой мистический фильм о русалке по моему рассказу. Место это было выбрано для натурных съемок как раз тоже из-за его особой внешней привлекательности. Но и внутреннее ощущение чего-то таинственного и волшебного буквально витало в воздухе, хотя мы только после отъезда узнали о своем "соседе" с необычным "рыбьим" именем.
      За Кюстяхом числилось немало чудес. Однажды он исцелил буйно помешанного, которого держали в клетке уже несколько лет. Шаман распахнул дверь клетки и просто дунул безумцу в лицо. Больной тут же заснул на целых трое суток, а когда открыл глаза, оказался совершенно нормальным. В другой раз Кюстях на спор заставил среди бела дня опытного капитана направить свой пароход прямо на песчаную косу и так прочно засадить его на мель, что судно там и осталось до весны. Для земляков шамана это стало настоящим благом, поскольку они потом всю зиму зарабатывали на перевозке товаров с застрявшего парохода к местам планировавшейся доставки. Под старость Кюстях ослеп и передвигался с поводырем, но однажды во время ледохода и к тому же ночью смог перейти через Лену, перебираясь с льдины на льдину. Говорят, впереди него по воздуху плыл светящийся шар, указывавший дорогу...
      Возвращаясь к Эргису, расскажу историю, поведанную кинорежиссером Алексеем Романовым. Работая над своим художественно-этнографическим фильмом "Орто дойду" ("Средний мир"), Алексей задумал отснять для него эпизод, условно названный "Перезахоронение последнего белого шамана", подразумевающий исполнение и фиксацию на пленку ритуала с останками Эргиса. После первой неудачной попытки, когда с помощью вроде бы знающих проводников так и не удалось отыскать старинного арангаса, режиссер был разбужен среди ночи звоном колокольчиков и увидел в собственной спальне тень шамана, застывшую над детской кроваткой сына. Не вняв этому предупреждению, Романов еще раз (и опять неудачно) выехал с киногруппой к месту захоронения. А на следующую ночь не только снова услышал колокольчики, но и с ужасом увидел, как детская кроватка заскользила по полу к висящему на стене ковру, под которым угадывался чей-то силуэт. Ухватив кроватку руками, Алексей с трудом остановил ее. И все-таки, поменяв проводников, наутро поехал на поиски.
      "Стоял уже октябрь, но было непривычно тепло для этого времени года, — рассказывает Алексеи, — светило солнце, под ногами золотилась листва. Добравшись до места, мы услышали странный звук, похожий на негромкое ржание жеребца, хотя никаких лошадей в округе видно не было. Минутой позже прямо над нами закружил огромный орел, которого я лично прежде никогда не встречал в дикой природе. Мы все почувствовали: вокруг что-то происходит... И тут вдруг, словно внезапно сорвавшись с какой-то привязи, на поляну обрушился сильнейший вихрь со снегом. Спасая киноаппаратуру и самих себя, мы поспешно бросились к оставленным у дороги машинам и решили на этом закончить общение с великим шаманом..."
      Интересно, почему Эргису так не понравилось идея кинематографистов? Ведь они, собственно, имели возможности и могли исполнить его завещание, проведя обряд перезахоронения по всем правилам... Может, он как житель далекого и патриархального XVII века просто не пожелал быть зафиксированным на какую-то неведомую ему пленку или, напротив, все прекрасно осознавая, не захотел привлечения к своей персоне и месту ее упокоения публичного внимания через большой экран?..
      А вот великий шаман и целитель прошлого века Никон из Верхневилюйского улуса, покинувший мир в 1984-м и оставивший за спиной 104 года, в конце своей жизни не имел ничего против кино. Правда, у фильма, снятого о Никоне известным латышским оператором Андришем Слапинышем, как и у самого автора, оказалась плохая судьба — Слапиныш погиб в начале перестройки во время известных событий возле Рижского телецентра, а его фильм покоится где-то в архивах Латышского телевидения. В последние годы о Никоне было написано немало, и в 2001-м даже вышел целый сборник воспоминаний о нем, составленный С.Т.Боескоровым. Но еще буквально пять лет назад я подготовил для газеты "Якутия" самый первый обстоятельный рассказ о Никоне на русском языке его ученика и последователя Ивана Оросунского. То есть, подобно многим истинным целителям, он, с одной стороны, был уже десятилетиями широко известен в народе и принимал пациентов со всего Советского Союза, включая собственного министра здравоохранения, а с другой стороны — полностью "закрыт" для печати и официального признания.
      Никон появился на свет в 1880 году, в молодости носил фамилию Поскачин, сменив ее с возрастом на Васильева, а под старость его все называли просто по имени или Дедушкой.
      Существует легенда о непорочном зачатии будущего шамана. Она гласит, что однажды на сенокосе на голову будущей матери Никона неожиданно села странная птичка и тут же внезапно куда-то исчезла, испугав девушку. Вскоре она стала чувствовать что-то неладное внутри себя. Родители обратились к ближнему ойуну, и тот после камлания изрек, что в девушку вошел дух знаменитого тунгусского шамана, чтобы таким образом во второй раз появиться на свет в виде мальчика с родинкой на шее.
      Верить или нет такому нематериалистическому преданию — дело хозяйское, но у Никона действительно была родинка на шее, а при камлании он часто переходил на язык, не понятный его сородичам-якутам и похожий именно на тунгусский (эвенкийский). Конечно, в какой-то степени это могло объясняться и тем, что он имел среди некоторых своих шаманов-наставников эвенков, поскольку, покинув в 16 лет родное селение, Никон целое десятилетие провел в странствиях на дальнем Севере и даже добирался до самого Таймыра. В этих путях-дорогах он и применил впервые свой дар, не побоявшись сделать простым ножом хирургические операции сначала незнакомой женщине, а потом другу охотнику, чем спас последнего от перитонита. А вообще его необычные возможности проявились еще в девять лет, когда он во время игры на улице увидел "уезжающими на север" двух старцев из соседней местности, которые, как позже выяснилось, как раз в это время и скончались.
      Надо заметить, что родные места Никона были щедры на ойунов, и в его молодые годы в ближних и дальних окрестностях села Ботулу жило почти полтора десятка известных шаманов, в том числе родной дед по прозвищу Угун Ойун. Конечно, каждому из них тоже было что передать Никону. Тогда же он оказался свидетелем редчайшего феномена, о котором рассказывал до старости. В конце XIX столетия в их селе три года жил человек-невидимка по фамилии Романов. Он появился из каких-то чужих краев и женился на воспитаннице одного из стариков. Поскольку Романов отличался веселым нравом, радушием и щедростью, в доме у него всегда было много гостей, которых не отпугивала даже такая странная способность хозяина. Более того, он часто специально демонстрировал ее, например, во время традиционного хоровода-осуохая, запевая то внутри круга, то за кругом и при этом оставаясь невидимым. Никон, понимавший толк в чревовещании, утверждал, что в данном случае оно совершенно не имело места. Что за загадку таил в себе Романов, и был ли он вообще человеком — осталось тайной, но, говорят, его старый амбар сохранился до наших дней, поскольку никто не решился пустить на дрова или другие надобности это бесхозное строение.
      В 1920-е годы камлания Никона, отличавшиеся особой красочностью и выразительностью, записал не раз упоминавшийся нами этнограф А.А.Попов, и, судя по ним, можно заключить, что Никон уже тогда был выдающимся шаманом и мог стать еще более великим, но советская власть положила этому конец. Как и многих ему подобных, работники НКВД арестовали Никона и привезли в центр округа — город Вилюйск. Видимо, ему хотели предъявить обвинения в шарлатанстве, но ойун столь убедительно продемонстрировал свои возможности с вызовом зверей и стихий в кабинет следователя, что вопрос об "обмане трудового народа" отпал. Власти освободили его из-под стражи, но заставили в письменном виде дать обязательство больше никогда не камлать. Так Никон превратился из шамана в целителя.
      Но своих способностей, конечно, не утратил. Зять Никона В.В.Васильев вспоминал, как однажды летом на сенокосе в минуты отдыха уже как бы "бывший" ойун вдруг по-родственному доверительно обратился к нему с вопросом, мол, не желает ли тот увидеть духов? Зять поначалу испугался, но потом согласился на условиях, что духи не причинят ему вреда. И тут же перед ним вырос матерый медведь, следом — большая черная собака, которую Никон представил как шаманского посланника. За ними появились огромный орел — мать-зверь Никона и гигантский, величиной со стог сена лось. "Хочешь остальных увидеть? — спросил Никон, но потрясенный зять в ответ лишь испуганно замахал руками. — Тогда закончим" Никон взял две палочки, сложил их вместе, что-то прошептал, и из его ладоней вдруг вырвался вихрь. Разрастаясь, он с грохотом помчался по тайге, круша деревья. "Не бойся, — успокоил Никон, — здесь на безлюдье он никому не принесет вреда и скоро сам по себе затихнет Это и есть знаменитый смерч ойунов..."
      Известно, что Никон обладал ясновидением, но не пользовался им "по пустякам", мог он управлять и природными стихиями, вызывая дожди во время пожаров.
      Однажды, когда заболела собственная мать Никона, он нарушил данное властям слово и, примчавшись в родное селение, приказал принести свой бубен из заброшенного балагана. Говорят, этот бубен был огромных размеров (по грудь человеку) и от ударов вспыхивал каким-то синим пламенем. "Закончив камлать,— вспоминал тот же зять, — Никон велел приготовить пустую бутылку с пробкой и платок. Платком он замотал себе лицо. Велев крепко держать мать (у нее опухоль от заражения пальца дошла уже до плеча), он взял ее за руку, скинул с себя платок, и вдруг все видели, что у него вырос огромный прозрачный клюв, похожий на журавлиный Мать закричала от боли, и тут же в конце клюва появился какой-то извивающийся червяк. Никон ухватил его пальцами и засунул в бутылку Таким образом он извлек из плеча матери девять тварей болезни, а потом пошевелил плечами, и клюв исчез."
      Уже другие очевидцы говорили, что бубен Никона долго хранился в том самом балагане-сарае, но его не велено было трогать. Нарушавшие запрет — в основном это были дети — потом страдали головными болями, и их родители спасались тем, что делали жертвоприношения этому бубну, макая конские волосы в масло и сжигая их на огне с соответствующими заклинаниями-просьбами А каким был Никон во времена более близкие к нашим, рассказывает Иван Еремеевич Оросунский Старец тогда уже постоянно жил в селении Ботулу Верхневилюйского улуса близ его родных мест, где впоследствии и нашел вечное упокоение.
      "Это случилось в 1974 году. Я тогда работал учителем в школе и вдруг очень сильно заболел. Врачи никак не могли поставить точный диагноз. Узнав об этом, Дедушка Никон сам передал мне, чтобы я приехал к нему во время весенних каникул. В качестве сопровождающих в Ботулу я взял с собой жену и невестку, которая тоже болела. Добрались мы под вечер. Никон жил с семьей в небольшом домике, что всегда был полон "гостей", приехавших лечиться. Увидев меня, Дедушка сказал, что ожидал мой сегодняшний приезд, поскольку ночью видел меня во сне. К моему большому удивлению, он заметил, что во сне же определил мою болезнь. Человек с высшим образованием, я тогда, признаюсь честно, не поверил его словам, посчитав все сказанное попыткой создать себе авторитет ясновидца.
      После ужина старец долго расспрашивал меня обо всем, в том числе и о моих попытках лечиться и лечить травами, показывал кастрюли, где хранились всевозможные настои из разных растений. Под конец он тихо спросил:
      — А есть ли у тебя, сыкок, заговоры от болезней?
      — Нет, я пользуюсь лишь настойками.
      — Лечить травами — это одно, но нужно знать еще и заклинания, — заметил он.
      Потом дал ложку какой-то прозрачной жидкости. Мне показалось, что это просто вода с сахаром. — Нет, — покачал он головой, — это не простая вода, а навар из большой берцовой кости человека, умершего сто лет назад: очень сильное лекарство.
      Мне стало не по себе, дрожь пробежала по всему телу. А Никон добавил:
      — Тебе надо лечить людей, но только не своих родственников, им пользы не будет. Эти слова еще больше изумили меня. После разговора старец, хоть я и протестовал, уступил мне свою кровать в спальне, а сам ушел на кухню, где примостились все остальные — и хозяева, и гости.
      Утром Дедушка тихо подошел ко мне и, улыбаясь, промолвил:
      — Сынок, этой ночью одна женщина очень сильно к тебе потянулась. Сегодня ты будешь лечить ее и Марию.
      Я, естественно, не знал, как это делать, поэтому повторял все следом за Никоном, как он велел. Получилось удачно. Впоследствии Мария больше десяти лет, до самой кончины, не пила спиртного, а другая женщина сразу пошла на поправку.
      После этого Дедушка стал лечить нашу невестку. Раздел до пояса, несколько раз обошел вокруг, быстро нащупал указательным пальцем "больное" место на спине и заговорил:
      — Придется делать кровопускание, только берегись потом простуды. — Поставил перед собой таз с водой, достал нож и острым кончиком его осторожно дотронулся до больного места: темно-коричневая кровь со сгустками брызнула, как из фонтана. Прошло совсем немного времени, и потекла чистая, свежая кровь. Пробормотав что-то под нос, старец нажал на рану указательным пальцем, и кровь моментально остановилась. Вот тогда-то я окончательно поверил в силу его волшебства.
      Изумительная диагностика обходилась ему не очень сложно: стоило лишь несколько раз повернуть пациента в сторону света и как бы посмотреть насквозь. Потому-то его и сравнивали с рентгеном, даже врачи в сложных случаях советовали больным проконсультироваться у Дедушки..."
      По знанию трав Никона величали профессором, и на то были даже официальные основания: еще в 30-е годы его настойки вместе с показаниями по применению отправили на проверку в медицинский научный центр Новосибирска, и оттуда пришел отзыв об абсолютной правильности предназначений и дозировок.