- Доложите обстановку! - обратился я к Рванову, переступая порог.
      Вместе со мной вошли Дружинин и несколько командиров. Сразу стало тесно. Дмитрий Иванович и в самом деле начал докладывать.
      - Не надо. Шучу! - рассмеялся я. - Сейчас обстановку сам могу доложить... Все батальоны находятся на марше к исходным рубежам. Настроение отличное. Происшествий нет. Так, что ли?
      - На четырнадцать ноль-ноль двадцать второго февраля точно так, Алексей Федорович! Все идет по плану, - ответил начальник штаба, кивнув на карту.
      Я подошел к столу. Карта знакома до мельчайших подробностей! Последнее время все мы много над ней работали.
      Две большие, идущие сверху красные стрелы, круто загибаясь одна к западу, другая к востоку, уперлись остриями в точку с надписью: "Ковель". Параллельно большим на карте нанесены маленькие красные стрелки, пересекающие выгнутые им навстречу синие дужки обороны противника. Условные значки отмечали будущие командные и наблюдательные пункты частей, подразделений, участки дислокации резервов, места ударов по коммуникациям врага и многое другое.
      Задачу операции каждый из нас помнил наизусть: овладеть Ковелем, уничтожить гарнизон противника, разрушить железнодорожный узел и городские предприятия военного значения, захватить документы оккупационных учреждений. Удерживать город в своих руках мы не собирались. Сделать это партизаны смогли бы лишь при подходе и поддержке частей Красной Армии.
      Как возникла идея нашей наступательной операции? До сих пор мы в основном занимались диверсиями на железнодорожных путях, ведущих к Ковелю. С задачей парализовать их работу мы справились. В феврале количество подорванных эшелонов приблизилось к цифре 500. Вместе с тем поле нашей деятельности значительно сузилось. Красной Армией уже освобождены Сарны, Ровно, Луцк. Наступление продолжалось. Теперь в распоряжении немцев остались лишь куцые участки дорог, идущих от Ковеля к фронту. С прежним размахом мы могли действовать всего на двух магистралях: Ковель - Брест и Ковель - Хельм (Польша). Вот почему и родилась мысль завершить ваши дела на Волыни мощным ударом по самому центру железнодорожного узла, по Ковелю.
      Украинский штаб партизанского движения одобрил этот наш план. Согласился он и с тем, что в операции будут участвовать вместе с нашими другие партизанские отряды. Помочь нам должны отряды В. А. Карасева и Н. А. Прокопюка, которые, совершая в эти дни переход дальше на запад, оказались по соседству с нами. Основную же поддержку обеспечит партизанское соединение подполковника Маликова, переброшенное на Волынь из Житомирской области.
      Движение маликовцев обозначено на карте той большой красной стрелой, что упирается в Ковель с западной стороны, а сам Степан Федорович Маликов стоит сейчас рядом со мной, Прокопюком и Карасевым. Это спокойный приятный человек, крепко сколоченный, с умным волевым лицом. Он кадровый военный.
      - Ну, товарищ подполковник, будем с вами во Владимирских казармах? спрашиваю я Маликова.
      - Постараемся, товарищ генерал! А то я уже и забывать начал, как солдатские казармы выглядят... Все лес да землянки.
      По плану операции партизанам Маликова предстояло разгромить фашистов во Владимирских казармах Ковеля, а нашим отрядам действовать прежде всего по своей железнодорожно-диверсионной специальности: взорвать мост через реку Турью, разрушить станционные пути, уничтожить депо, водокачку, железнодорожные мастерские. Затем бойцы обоих соединений встретятся в центре города.
      Ковель мы разведали неплохо. Почти у самых его окраин некоторое время назад обосновалась наша разведывательная группа, возглавляемая капитаном Дроздовым. С помощью ковельских подпольщиков (их было несколько групп) Устин Дроздов сумел выяснить многое. Гарнизон Ковеля состоял из двух с лишним тысяч немецких и примерно четырехсот венгерских солдат. Нам известно также, по какой линии проходит передний край обороны города, где находятся минные поля, проволочные заграждения, на каких именно перекрестках в самом Ковеле построены дзоты. Знаем мы и то, что передовое охранение противника расположено в селах Доротище, Облапы, Секуньи местечке Несухоеже.
      Операция предстояла трудная. Нашему соединению уже приходилось выбивать фашистов из кое-каких городков. На Черниговщине мы захватили Корюковку, в Белоруссии вместе с отрядами С. А. Ковпака очищали от оккупантов Брагин, здесь, на Волыни, брали Камень-Каширский и Любешов. Но теперь перед нами орешек во много раз крепче! Веря в успех, мы возлагали большие надежды на внезапность нашего удара по Ковелю.
      Ударные группировки партизанских подразделений пока продвигались к исходным позициям. Штурм города начнем 26 февраля. До этого одна из наших группировок порасшвыряет в Скулинских лесах притаившихся там бандеровцев, чтобы потом они не путали наших планов. Кроме того, завтра, в День Красной Армии, 9-й батальон займет местечко Несухоеже, где мы предполагаем разместить госпиталь и походные склады.
      Местечко это в пятнадцати километрах от Ковеля. Немецкий гарнизон там, по данным на вчерашний день, не превышает роты. Выбить его не представит больших трудов. А немцы уже как-то привыкли, что партизаны вышибают их то из одного населенного пункта, то из другого, и вряд ли придадут потере местечка особое значение. На это мы, по крайней мере, рассчитывали.
      Быстро подошел вечер. Батальоны время от времени сообщали по радио, что у них все в порядке, мы с Дружининым, в свою очередь, дали радиограмму такого же характера в Киев, как вдруг, уже поближе к ночи, пришла первая тревожная весть. Командир 9-го майор Григоренко докладывал, что, по только что полученным сведениям, в Несухоеже находится не рота, а до двух батальонов немцев.
      Я прочел шифровку вслух и вопросительно посмотрел на командира нашей войсковой разведки Антона Сидорченко.
      - Вчера там была рота, - спокойно подтвердил Антон.
      - Откуда же взялись два батальона?
      - Наверно, из Ковеля... Ведь у них тоже есть разведка.
      Ответ звучал логично. Неужели фашисты пронюхали о наших намерениях? Весьма возможно. Иначе зачем им бросать в небольшой населенный пункт такое значительное подкрепление?!
      Мы запросили Григоренко, не ошибается ли он в оценке сил противника. Майор подтвердил первую радиограмму, попросив одновременно разрешения атаковать врага собственными силами. Степан Григоренко пошел бы в атаку, только разреши ему это, но бросать один батальон против двух обороняющихся, конечно, нельзя.
      Тогда, быть может, отказаться от захвата Несухоеже? Нет, именно теперь оставлять немцев здесь не следует. Иначе два вражеских батальона окажутся в тылу наших подразделений, продвигающихся к городу. Вместе с подвижными бандеровскими шайками это весьма нежелательная комбинация. Гитлеровцев в Несухоеже надо разбить! Придется срочно направить Григоренко подкрепление.
      Ближе всего к местечку находились 5-и и 7-й батальоны. Их командирам Николаю Николенко и Федору Лысенко мы послали по радио соответствующие приказы. Вскоре оба подтвердили, что приказы приняты и поняты.
      - Ну вот и началось! - сказал Рванов, ваяв остро отточенный карандаш, придвинув линейку и склоняясь над картой.
      * * *
      Три партизанских комбата встретились, чтобы выработать план действий. Они решили, что Николенко будет наступать с севера, Григоренко с востока, а Лысенко с юга. Потом наступающие сомкнут фланги, и тогда Несухоеже окажется в кольце.
      Прежде чем начать атаку, партизанам предстояло перебраться через реку Турью, отделяющую их от местечка. Это - серьезное естественное препятствие. По всему довольно широкому течению Турьи вдоль населенного пункта лед немцами предусмотрительно взорван. Переправа через реку выше или ниже местечка - тоже нелегкое дело. Там лед хоть и есть, но тонок, ненадежен.
      - Ночью надо переходить, пока темно! Перебираться небольшими группами. Кто переправился - сразу к своим участкам! - сказал Лысенко.
      - Все равно могут заметить! - покрутил головой Николенко. - А если ударят по переправам из минометов, такой получится компот! Отвлечь надо внимание немцев, тогда и переправляться.
      - Николай Михайлович прав, - согласился Григоренко. - Сначала вышлю на тот берег одну роту. Она обойдет местечко и сосредоточится у западной его стороны. Немцы, конечно, рванутся туда... А у нас уже все должно быть готово к переправе!
      Против этого плана никто не возражал. Условившись о деталях, комбаты распрощались. Подумав минуту-другую, майор Григоренко вызвал к себе командира первой роты Петра Садохина. Явился коренастый темноволосый человек лет за тридцать.
      - Садись, Петр Ефимович, ноги сегодня еще пригодятся, - сказал майор. - Ты знаешь, что легких задач я тебе никогда не ставил... И мне их никогда не ставили. А причина простая: оба мы с тобой коммунисты.
      - Да ведь мы и не жалуемся! - чуть усмехнулся Садохин.
      - А кому пожалуешься! Обязанность наша такая... Вот и сейчас задачка у тебя не из легких. Придется твоей роте первой на тот берег идти.
      Садохин внимательно выслушал комбата, уточнил некоторые вопросы и попросил разрешения выполнять полученный приказ. Через час его рота начала переправу.
      Темная ночь и партизанский навык пробираться скрытно, бесшумно помогли роте Петра Садохина без препятствий сосредоточиться у западной окраины Несухоеже. Местность тут ровная. Наскоро окопались в мерзлой земле. Изготовлены минометы, люди приникли к "ручникам" и "максимам", на боевом взводе винтовки и автоматы. Минеры протянули бикфордовы шнуры к толовым шашкам, чтобы с их помощью имитировать разрывы снарядов. Для того чтобы создать панику в стане врага, пригодятся и шашки.
      Командир роты беспокойно смотрит на часы. Хуже всего начинать по часам, без ракеты. Вдруг батальоны еще не готовы к переправе? Но ракета с того берега может раскрыть немцам тактический замысел наступающих.
      Маленькая стрелка подошла к цифре три, а большая к двенадцати. Пора! Петр Ефимович дал сигнальный выстрел. И сразу же рота грянула дружным огнем из всех видов оружия.
      Немцы откликнулись быстро. Сначала они стреляли наугад, затем стали бить точнее. Две мины легли совсем близко от партизан. Тогда Садохин приказал рвануть несколько толовых шашек. И по-прежнему не умолкая продолжали стрелять партизанские пулеметы, винтовки, автоматы.
      Впереди в предрассветных сумерках Садохин заметил неясные фигуры отважившихся на вылазку фашистов. Значит, пришло время сказать свое слово взводу коммуниста Василия Васильевича Васильева, "трижды Василия", как называли его друзья. Этот взвод начинает умышленно отодвигаться назад, выманивая противника из местечка. Когда выманит подальше, два других взвода обрушат на Врага боковой кинжальный огонь.
      Больше всего беспокоила Садохина мысль о том, что делается сейчас на переправах. Идут ли батальоны к своим участкам? Сумеют ли замкнуть кольцо? Руководя боем, Петр Ефимович все время напряженно прислушивался, не загремят ли отдаленные выстрелы на противоположных окраинах местечка. Наконец долгожданная стрельба раздалась в южном направлении. Значит, пошел в наступление 7-й батальон.
      Федор Ильич Лысенко, как и любой наш командир, опирался в бою прежде всего на коммунистов и комсомольцев. Они всегда впереди, всегда там, где труднее, они всегда пример. "Обязанность такая", - правильно сказал майор Григоренко. С честью, с доблестью выполняли свой долг партизанские вожаки и в этом бою.
      На одном из самых опасных участков смело продвигался взвод коммуниста Петра Асабова. Метко накрывал минами огневые точки врага комсомолец Леонид Косинский. Пулеметчики Гриша Воскобойников, Степан Русый, Миша Давыдюк, тоже все комсомольцы, прижимали фашистов к земле смертоносными струями своих "дегтярей". Молодые коммунисты Федор Ткаченко и Дмитрий Коваленко не раз первыми поднимались в атаку, увлекая за собой остальных.
      Почти совсем уже рассвело. Партизаны увидели на убитых немцах черные шинели, двойные серебристые молнии на петлицах. Эсэсовцы! Вот, значит, с кем довелось иметь дело в Несухоеже! Это не испугало, а только еще больше разозлило бойцов. У каждого из них с эсэсовцами особые счеты.
      Наступал 7-й батальон, продвигались вперед и перебравшиеся через реку батальоны капитана Николенко и майора Григоренко. Кольцо вокруг эсэсовцев замкнулось. Однако самое трудное было еще впереди.
      Несухоеже - местечко большое, разбросанное. Компактна лишь его центральная часть, а все остальное - это слободы, хуторки, огороды. Драться приходилось за каждую улочку, за каждую группу домов, сметая то здесь, то там очаги вражеского сопротивления. Эсэсовцы оборонялись отчаянно, зная, что им не будет пощады. Из центра местечка по боевым порядкам партизан неумолчно била артиллерия. Все же наше кольцо удалось не только сомкнуть, но и начать постепенно суживать.
      В одиннадцатом часу утра Лысенко заметил низко летящий немецкий самолет. "Ну, не хватало еще бомбежки!" - подумал комбат. Партизаны открыли по самолету огонь из ручных пулеметов и противотанковых ружей. Кажется, подбили! Желтобрюхая птица с крестами на крыльях снизилась еще больше и под острым углом не то упала, не то села где-то в центральной части Несухоеже.
      Нет, оказалось, не подбили. Минут через пятнадцать самолет снова круто взмыл над местечком и улетел в сторону Ковеля. Для чего он здесь опускался? Раздумывать над этим некогда... Хорошо, что хоть не бомбил!
      Наши батальоны шагали через трупы эсэсовцев. Были потери и в рядах партизан. В 7-м погибли геройской смертью храбрец Асабов, весельчак Леня Косинский, в 5-м смертельно ранен молодой коммунист Сергей Каменский, один из лучших взводных командиров. Всего раненых и убитых у нас свыше сорока человек. Но бой теперь идет уже на центральных улицах. Среди трофеев пушка, минометные батареи, два склада. Всюду видны подбитые автомашины.
      Какая-то часть немецкого гарнизона прорвалась сквозь неплотное местами кольцо и отступила на юго-запад, к Ковелю. Эсэсовцы пытались вырваться из кольца и мелкими группами. Остатки гарнизона засели на чердаках, в подвалах, в каменных зданиях. Постепенно их оттуда выковыривают.
      Это стоит нам новых потерь. Майор Григоренко перебегал улицу и вдруг рухнул на землю, скошенный посланной с чердака эсэсовской пулей. Погиб стойкий коммунист, прекрасный командир!
      Партизаны ворвались на чердак, откуда прогремел выстрел. Там оказался наблюдательный пункт. Стереотруба, буссоль, развернутая карта... Четверо эсэсовцев разом, как по команде, подняли руки. Но простить им смерть любимого командира партизаны не могли. Всех четверых скосили автоматные очереди.
      После гибели майора Григоренко общее руководство нашей группой в Несухоеже принял на себя Лысенко. Очистка населенного пункта от остатков немецкого гарнизона продолжалась. К двенадцати часам дня местечко было уже полностью в руках партизан. Лысенко сообщил об этом на КП мне и Дружинину.
      К концу боя партизаны притащили к Николаю Михайловичу Николенко большой, но довольно легкий ящик, найденный ими на площади. Ящик оказался доверху наполненным коробочками с орденами Железного креста. Вот почему был он легким: Железные кресты немцы уже давно штампуют не из металла, а из пластмассы. Но как попал ящик на площадь? Не поинтересовавшись причинами этого немного странного обстоятельства, Николенко начал раздавать трофейные немецкие ордена своим хлопцам "на память".
      Многочасовой бой за Несухоеже подошел к концу. Потрескивали лишь одиночные винтовочные выстрелы, да кое-где раздавались короткие пулеметные очереди. Появились на улицах крестьяне, прятавшиеся до этого в погребах и подвалах. Пленные эсэсовские солдаты понуро стаскивали в кучи наши трофеи... Трех пленных пришлось немедленно отправить под надежным конвоем в село Верхи, на КП. Это были уполномоченный службы СД по гарнизону в Несухоеже штурмбаннфюрер эсэсовских войск Гельмут Корхель и два его помощника.
      * * *
      СД - одна из ветвей немецко-фашистской тайной полиции, орган военной контрразведки, нечто вроде внутриармейского гестапо. Стоявший передо мной по стойке "смирно" представитель этой гнусной организации выглядел точно таким, какими обычно изображают гестаповцев газетные карикатуристы.
      Тупая, упитанная физиономия. Тяжелый подбородок. Выпирающее из-под кителя брюшко... Начал эсэсовец с просьбы сохранить ему жизнь, поскольку у него есть фрау, ожидающая ребенка. Теперь следовало ждать традиционного заявления, что попал он на службу в контрразведку по чистой случайности, что в душе давно ненавидит Гитлера, которому скоро придет капут, и так далее и тому подобное. Но я перешел к делу, порекомендовав Корхелю отвечать правду в его же собственных интересах.
      Майор-эсэсовец довольно сносно говорил по-русски, хотя и с ошибками, с акцентом. Не стану воспроизводить здесь эти ошибки, чтобы не сбивать читателя.
      - Когда переброшены из Ковеля в Несухоеже два батальона войск СС? спросил я.
      - Вчера, то есть двадцать второго февраля, во второй половине дня.
      - Каков был гарнизон в Несухоеже до этого?
      - Он состоял из одной стрелковой роты. Имелось еще около взвода местной полиции.
      - Чем была вызвана необходимость укрепления гарнизона Несухоеже? Каков приказ, полученный батальонами СС?
      - Приказ был лишь о переброске и расквартировании в данном пункте. Дальнейшие указания ожидались.
      - Ну а сами вы что думали о причинах? Почему вдруг снимают из Ковеля два эсэсовских батальона и направляют в небольшое местечко? Что говорили об этом другие офицеры? Вы по своей должности должны знать о таких разговорах.
      - Видите ли, господин генерал... Фронт близок. Обстановка стремительно меняется. Где-то могла прорваться и значительно продвинуться какая-нибудь дивизия Красной Армии. Мы так, по крайней мере, считали! Сегодня ночью, когда шел бой, все были в полной уверенности, что наши предположения подтвердились...
      - Что именно подтвердилось?
      - Предположения о прорыве. Все офицеры, в том числе я, были уверены, что Несухоеже окружено регулярными войсками Красной Армии.
      - Почему регулярными?
      - Маневр на окружение населенного пункта да и весь дальнейший бой проводились тактически очень правильно. Только попав в плен, я понял, что селение заняли партизаны...
      Это было любопытным и, не скрою, приятным для меня свидетельством. Выходит, что и враги признают высокую боевую выучку партизан! Я спросил пленного о судьбе командования разбитого нами гарнизона.
      - Командиру группы майору Вирту, его адъютанту, начальнику штаба и раненому командиру одной из рот удалось улететь в Ковель, - ответил Корхель.
      - Каким образом? - удивился я. - В Несухоеже не было самолетов...
      - Так точно, не было! Но когда ваше кольцо сомкнулось и начало уплотняться, Вирт дал отчаянную радиограмму в Ковель. Он просил выслать самолет на предмет вывозки штабных документов. Однако для транспортной машины у нас не имелось посадочной площадки. Тогда начальник Ковельской группы ВВС приказал сесть в Несухоеже находившемуся в воздухе небольшому самолету связи. Он, кажется, вез на фронт какие-то ордена...
      - Не какие-то, а Железные кресты. Могу вручить вам хоть целую дюжину! Но с самолетом получилось что-то для меня непонятное. Собирались вывозить документы, а вывезли Вирта и еще троих...
      - Я не в курсе того, на каких основаниях майор Вирт изменил свое решение.
      - Да это все ясно!.. Удрал ваш Вирт, спасая собственную шкуру. И войско свое бросил! А вы что же, не успели к самолету?
      - Не успел, - ответил Корхель после некоторой паузы.
      В ходе допроса выяснилось, что Гельмут Корхель до службы в СД работал в гестапо, причем в Киеве. Надо будет его в Киев и переправить! Такая фигура пригодится нашим следственным органам... Не успел я об этом подумать, как вошел Маслаков и передал Рванову, по-видимому, только что полученную радиограмму. Дмитрий Иванович, пробежав ее, повернулся ко мне:
      - Семьсот шестьдесят четыре!
      - Где? - спросил я.
      - Несухоеже.
      - Точно ли? Кто сообщает?
      - Лысенко... Точно! Семьсот шестьдесят четыре.
      При пленном Рванов не хотел говорить "открытым текстом", а новость была важная и весьма неприятная. По нашей телеграмме это означало: "тапки противника". Я передал Корхеля для дальнейшего допроса разведчикам, его увели. После этого Рванов прочел всю телеграмму.
      - "Противник контратакует при поддержке пяти танков. Заняли оборону, один танк уничтожили. Жду приказаний. Лысенко".
      - Пусть держит покрепче. Радируйте ему!.. А вообще-то танки нас мало устраивают, - сказал я.
      - Надо на месте разобраться. Хочу съездить туда. Разрешите? - спросил Рванов.
      - Давай!
      Меня всегда радовало в Дмитрии Ивановиче великолепное сочетание многих качеств офицера-штабиста с качествами боевого командира. Он любил часами вычерчивать варианты тактических схем, любил организаторскую работу, был великим аккуратистом и педантом во всем, что касалось штабных дел, но в то же время Рванова всегда влекло в самую гущу событий. Вот и сейчас, как только положение в Несухоеже осложнилось, Дмитрий Иванович ускакал туда. Я не сомневался, что на поле боя он будет действовать смело, умно, расчетливо.
      Место Рванова у стола занял первый его помощник, ПНШ-1, Яков Милейко.
      Конечно, появление вражеских танков у Несухоеже никого не обрадовало. У нас там были две 45-миллиметровые пушки, противотанковые ружья. Это маловато. Правда, один танк уже подбит.
      Владимир Николаевич Дружинин, хмурясь, шагал по хате. Остановился рядом с Маликовым.
      - А как у вас дела, подполковник? По карте вижу, что продвигаетесь. Ну, а подробности есть? Слишком не увлекайтесь. Немцы могут и отрезать.
      - Учитываем, - ответил Маликов. - Крупных боев пока не вели. Думаю, что сейчас немцы больше на Несухоеже поглядывают... Ваши отвлекают! Да-а, каша там заваривается все круче.
      Я приказал Милейко запросить обстановку у 4-го и 11-го батальонов.
      - Сами недавно сообщили, - последовало в ответ. - Володин и Тарасенко дерутся с бандеровцами в Скулинских лесах. Им помогает Федор Кравченко своим шестым. Потери у нас небольшие.
      - А лагерь "Золотой роты"?
      - Нашли. К золоторотцам сейчас Володин подбирается...
      * * *
      Штаб бандеровской "Золотой роты" помещался в одной из сторожек Скулинского лесничества, а личный состав рядом - в глубоких землянках-"схронах", прикрытых сверху для маскировки кучами хвороста.
      "Золотая рота" принадлежала к числу самых отборных подразделений УПА и была укомплектована по очень своеобразным признакам. В нее входила сотня отпетых бандитов одинаково высокого роста и одного года рождения (1921-го). Притом в ее состав включались только "пострадавшие" от Советской власти. Нетрудно представить, что это были за страдальцы!
      Сынки западноукраинских помещиков и кулаков, сбежавшие из тюрем уголовники, недобитые партизанами бульбаши - вот кто зачислялся в эту особую роту. Бандеровцы ее берегли, держали подальше от опасностей, используя главным образом для наиболее кровавых, террористических дел. Четвертовать заподозренного в помощи партизанам крестьянина, заживо распилить пилой советского активиста, устроить на польском хуторе "холодец", размозжить палицей голову еврею - на таких ужасающих преступлениях золоторотцы набили себе руку. О том, что "Золотая рота" скрывается где-то в Скулинских лесах, мы давно имели агентурные данные. Наступая на Ковель, оставлять ее у себя в тылу вместе с другими бандеровцами было бы по меньшей мере неосмотрительно.
      Местонахождение "Золотой роты" партизаны установили утром 23 февраля при разгроме украинских националистов совсем в другом лагере. Располагался он поблизости от Несухоеже, всего в каких-нибудь трех-четырех километрах. Немцы, разумеется, знали о существовании этого бандеровского гнезда, но ничего против него не предпринимали.
      Бандеровцы сами себя выдали, обстреляв партизанскую разведку. Батальон Тарасенко развернулся и двинулся прочесывать лес. Выстрелы бандеровцев гремели из-за кустов, из-за деревьев. Но и у наших партизан имелся уже солидный опыт боевых действий в лесных условиях. Засады и заставы противника сминались, дело доходило до рукопашных схваток.
      У лагеря бой вспыхнул с новой силой. Часть бандеровцев полегла, часть разбежалась, немногие сдались в плен.
      - Заставили! Не по своей воле в УПА служу, - говорил почти каждый из пленных Геннадию Мусиенко, заместителю командира 11-го батальона по разведке.
      Так сказал ему и очередной из допрашиваемых.
      - А ты докажи, что не по своей воле! - потребовал Геннадий.
      - Як же мини доказать?! На хутори сусиди знають... Можыти спытаты.
      - Некогда мне по хуторам лазить. Вот ты к "Золотой роте" проведи... Проведешь - значит, докажешь, кто ты есть на самом деле!
      Пленный молчал, боязливо озирался.
      - Ты эсбэ* не бойся... Вон где ваша "Служба беспеки" лежит! - кивнул Мусиенко на трупы бандеровцев, а затем, похлопав по автомату, добавил: Ты вот чего бойся!
      _______________
      * Сокращение от слов "Служба беспеки" - названия бандеровской
      контрразведки.
      Два бандита согласились провести партизан к той самой лесной сторожке, около которой отсиживались золоторотцы. До нее было не близко.
      В операции против "Золотой роты" участвовал и 4-й батальон. Людей требовалось много, чтобы еще с дальних подступов начать окружение бандеровского логова.
      Еще недавно 4-й батальон был маленьким партизанским отрядом, пришедшим из Польши, "из-за Буга", как у нас говорили. В него входило с полсотни отчаянных хлопцев, сумевших вырваться из фашистского плена. Командовал ими лейтенант Василий Володин, тоже немало испытавший в концлагерях. Этим пылающим ненавистью к врагу храбрецам, людям сноровистым, выносливым, боевым не хватало, однако, крепкой воинской дисциплины. Там, за Бугом, привыкли они к своеобразной вольнице, действовали всегда лишь на собственный страх и риск, нападать или отступать решали чуть ли не голосованием.
      Много пришлось нам поработать с этими людьми. Зато теперь володинцы никому не уступали в организованности, дисциплине. А уж на трудное дело бери в первую очередь их!
      К становищу "Золотой роты" партизаны подобрались поздно вечером. Бандеровские заставы, стоявшие на пути, были сняты без выстрелов. В окнах сторожки горел свет, но на поляне безлюдно. Наверно, разбойничьих дел мастера сидят в своих "схронах".
      Первой в атаку рванулась рота Андрея Алексеенко. Достигнув сторожки, Алексеенко швырнул в окно гранату, свалил пулей показавшегося в дверях часового и побежал к партизанам, уже ведущим бой с бандеровцами, которые засели в "схронах". Но десятка три золоторотцев, если не больше, успели выбраться из не замеченных сначала землянок на краю поляны. По бандитам дали несколько коротких автоматных очередей. В полутьме трудно разобраться, где свои, где чужие... Вскоре бой на поляне перешел в ожесточенную рукопашную схватку.
      Здоровенный бандеровец, орудуя секирой на длинной рукоятке, убил одного партизана, ранил другого. К нему никак не могли приблизиться. Тогда Алексеенко с ходу бросился секирнику под ноги. Сбил. Но последний удар бандита пришелся по голове командира роты. Не поднялся и никогда больше не поднимется с земли веселый и немного озорной Андрюша Алексеенко!
      - Хлопцы! Командира убили... Круши бандитов! Бей их, стервецов! За Андрея!
      Ярость партизан накалилась до предела. В плен золоторотцев не брали... И только немногим из них удалось прорваться в глубину леса.
      Ночевали партизаны тут же: кто в сторожке, кто в "схронах", кто у костров. А утром к Геннадию Мусиенко, разбиравшему документы штаба "Золотой роты", привели пять девчонок, задержанных поблизости. Старшей лет семнадцать, не больше.
      - Сюда шли... Кажуть, к женихам на свиданку! - доложил доставивший их боец.
      Задержанные оказались не только "невестами" золоторотцев, но и активистками молодежного "провода" ОУН. Все они успели закончить какие-то подпольные оуновские курсы. Держались довольно смело, всячески подчеркивали свою "идейность". Но Мусиенко просто ужаснулся той унылой демагогической брехне, которую националисты вколотили в головы этим девчатам. Как заученный урок, повторяли они услышанные от бандеровских политвоспитателей обычные антисоветские сказки и клевету на русский народ.
      - А разве не русские помогли западным областям воссоединиться со всей Украинец? - спросил Мусиенко.
      Ответа не последовало.
      - Эх, совсем вас задурили ваши политвыхованцы! - усмехнулся Геннадий. - А как воевать дальше УПА будет, они вам не говорили? Красная Армия совсем близко. У нее пушки, тапки, самолеты, а у вас что? Или на немцев надеетесь?
      - Не на них... На друже Бандеру надеемся, на мудрого Степана! Он скажет, что делать.
      А вся мудрость Бандеры заключалась в том, что, пока партизаны колотили его войско, сам он находился в полной безопасности на комфортабельной даче под Берлином, почему-то называвшейся тюрьмой!
      Вскоре 4-й и 11-й батальоны получили приказ двигаться дальше, продолжая очистку Скулинских лесов. На следующий день они разгромили еще один лагерь приверженцев "мудрого Степана".
      * * *
      Очередная радиограмма, поступившая на КП из Несухоеже, была подписана не только Лысенко, но и Рвановым. Значит, Дмитрий Иванович действует! Но еще до его прибытия туда танковая атака немцев была отбита. Партизаны подожгли второй немецкий танк. Остальные предпочли повернуть обратно.
      Положение, однако, не улучшилось. По местечку открыли огонь с дальних дистанций немецкие самоходные пушки. В небе появилась авиация. После нескольких бомбежек в Несухоеже вспыхнули пожары. Лысенко и Рванов радировали, что под прикрытием самоходок гитлеровцы сосредоточивают пехоту для новой контратаки. Вопроса, удерживать ли дальше местечко, шифровка не содержала, но он напрашивался сам собой. Надо было его решать.
      Однако все зависело от того, сможет ли нам помочь сейчас армия. Мы снова радировали об этом в Киев.
      Незадолго до начала операции я побывал в штабе ближайшего к нам 2-го Белорусского фронта (1-й Украинский уже отодвинулся к юго-западу) и просил командование помочь нам в наступлении на Ковель. Большую поддержку могла бы оказать авиация, возможно, даже и выброской десанта. Кроме того, буквально рядом с нашим соединением находилась за очень неплотной линией фронта 143-я стрелковая дивизия, которая тоже могла бы подойти к нам на помощь. При совместных действиях с армейскими частями партизаны сумели бы не только захватить, но и удержать Ковель.