У немцев Лукьянюк получил звание инструктора полевой жандармерии, а украинские националисты сделали его сотником, то есть поручиком. Позже, выражая особое доверие сотнику Стальному, командование УПА направило его в числе других своих представителей в комиссию по переговорам с гитлеровцами о совместной борьбе против партизан.
      Да, недолго фашисты немецкие и фашисты украинские вели между собой даже мнимую, формальную войну! У них нашлось на чем помириться, спеться друг с другом. Во Львове уже комплектовалась из оуновцев дивизия СС "Галитчина". На Волыни эсэсовских дивизий, состоящих из предателей украинского народа, не было, по возле села Колки мы видели сооруженный кулачьем огромный дубовый крест с глубоко вырезанной надписью: "Хай живе Адольф Гитлер и Степан Бандера!" Жаль, что я приказал спилить и сжечь этот крест! Надо было бы только снять его и сохранить потом для истории...
      Ни раздельные, ни совместные операции гитлеровцев и украинских националистов против партизан не достигали цели. Не потому ли пришлось им усиливать свою разведку? Не потому ли засылают они к партизанам уже не только глуповатых потаскушек, но и таких матерых бандитов, как Лукьянюк-Стальной?!
      В начале января 1944 года Стальной был вызван к бандеровскому генералу Рудому и к одному из партийных главарей националистов руководителю северного "провода" некоему Сушко. Задание проникнуть в наше соединение Лукьянюк получил лично от него. Лазутчику разработали подробную легенду, а для того чтобы он мог ее подтвердить - прострелили руку. Стальной пробрался сначала в один из соседних партизанских отрядов, затем уже оттуда перевелся к нам. Но вот теперь разоблаченный вражеский разведчик сидит перед партизанскими чекистами и диктует перечень вопросов, на которые ему надлежало дать ответ своим хозяевам. Цитирую этот перечень по протоколу:
      1. Имеют ли партизаны Федорова связь с Москвой?
      2. Какую помощь получают партизаны из Москвы или из других мест?
      3. Имеется ли у них радиосвязь?
      4. Имеется ли типография?
      5. Установить партизанских командиров, их происхождение и национальность. Быт, поведение, привычки, склонности командиров, комиссаров и политруков?
      6. Каково настроение среди партизанских командиров и бойцов? Их отношение к Советской власти?
      7. Количество партизан и их вооружение?
      8. Каковы сигналы при приеме самолетов?
      Иван Иванович аккуратно записал последний вопрос и обратился к Стальному:
      - Наверно, все досконально разузнал! И про связь, и про типографию, и про вооружение... И настроены мы, сам видишь, неплохо, и к Советской власти относимся хорошо. Вот только самолеты последнее время не принимаем, поэтому и сигналов нет!
      - Мне сигналы теперь не потребны... Другие выяснят! Нас много! бормочет Стальной и опять вызывающе злобно смотрит на Максимова.
      Огромную выдержку надо было иметь особистам, чтобы не пристрелить этого мерзавца во время допроса. Иван Иванович и сейчас, сдержав охвативший его гнев, спокойно заметил:
      - А нас еще больше!
      Ночью я подписал приказ о смертной казни.
      Утром на заснеженной поляне выстроились партизаны. Пришли люди из гражданского лагеря. На переброшенной между двух сосен оглобле уже болталась веревочная петля. Под ней поставили гитлеровского жандарма, бандеровского сотника, убийцу, палача и шпиона Ивана Лукьянюка.
      Зачитывается приказ... С посуровевшими глазами слушают партизаны длинный перечень кровавых злодеяний бандеровца.
      Когда Лукьянюку надели на шею веревку, он хотел улыбнуться, но не смог этого сделать, а лишь с усилием растянул губы, по-звериному обнажив зубы.
      - Що ты, подлюга, скалишься? - спросил, не выдержав, дежурный по комендантской роте.
      - Це звичай щирого украинца! - ответил Стальной.
      - Выродок ты, а не украинец! - сказал дежурный. - Це мы украинцы... Мы, а не ты!
      Через минуту тугая пеньковая петля оборвала подлую жизнь злодея и предателя.
      ЛУЦКИЕ ПОДПОЛЬЩИКИ
      Никого в местечке Рожище не удивило, что доктор Франтишек Фрид открыл собственную клинику. Появились же частные магазины, ресторанчики, мастерские, так почему и врачу не открыть небольшую частную больничку! Были бы только деньги.
      Возмущало рожищан другое. Всем известно, что доктор по национальности чех. Теперь же Фрид, пользуясь тем, что хорошо знает немецкий язык, объявил себя фольксдойчем и завел дружбу с оккупационными начальниками. Он и лечит их, и в гостях бывает то у гебитскомиссара, то у фельдкоменданта, да и у себя в доме всегда рад принять этих негодяев. Вот как устраиваются бессовестные люди! Мало Фриду собственной клиники, недавно открыл он еще и аптеку в селе Переспа. Раскатывает себе из местечка в село да обратно...
      А кого в кучера взял! Этому тоже простить нельзя! На козлах докторской упряжки восседает Василий Николаевич Бега. До войны был он сельским активистом в Тихотине, пользовался общим уважением, а теперь вон куда подался! Правда, не у немцев служит, но все-таки... Шел бы лучше в партизаны. Нет, духу не хватает у Беги, на козлах-то, конечно, спокойнее!
      Так думали, так рассуждали жители местечка, не подозревая, что Василий Бега - руководитель самой большой в районе антифашистской подпольной группы, а доктор Фрид - деятельный ее участник.
      Покинуть буржуазную Чехословакию заставили доктора его революционные взгляды, жажда активной борьбы с фашизмом. В 1937 году он уехал в Испанию и стал врачом одной из интернациональных бригад. Возвращаться на родину после испанской войны для Фрида было рискованно. Он эмигрировал в Польшу, где подыскал себе должность сельского врача. Работа нашлась в далеком волынском селе Доросины, и это оказалось к лучшему. В 1939 году пришла сюда Советская власть. Доктор встретил ее с огромной радостью.
      В первые же месяцы немецкой оккупации оставшиеся в тылу коммунисты привлекли Фрида к подпольной работе. Доктор взялся за нее без малейших колебаний. По заданию подпольщиков Фрид переехал в районный центр Рожище, вошел в доверие к немцам, открыл больницу, а потом и сельскую аптеку километрах в двадцати от местечка.
      Положение, которое сумел занять Фрид, было на редкость удобным для подпольщиков. Близость доктора к фашистскому начальству позволяла ему добывать немаловажные разведывательные сведения. Больница и аптека стали отличным местом для конспиративных встреч. Нужные люди приходили сюда якобы за врачебной помощью, за лекарствами, ни у кого не вызывая подозрений. Причем с этими людьми имел возможность говорить не только Франтишек Фрид, но и сам руководитель подпольщиков Василий Бега, поскольку он работал у доктора.
      Однако это еще не все. Выглядевшие вполне закономерными частые поездки Фрида со споим кучером то в Луцк за медикаментами, то в Пересну проверить аптеку совершались в интересах подпольной организации. Аптекой заведовал свой человек. Помимо всего прочего он имел возможность, не отходя от фармацевтических весов, прямо через окно, выходившее на шоссе Коведь - Луцк, следить за немецкими автомашинами, видеть, какие и куда ведутся перевозки. В клинике нередко укрывались под видом больных работники подполья. Из медикаментов и перевязочных материалов, отпускаемых немцами Фриду, удавалось выкраивать немалую долю и для нужд ближайшего партизанского отряда.
      Мнимая коммерческая предприимчивость доктора отлично прикрывала совсем иные дела. Но до чего же угнетали Бегу и Фрида, как болезненно отзывались в душе косые взгляды, а порой и откровенно презрительные усмешки советских людей по их адресу! Впрочем, таков удел многих подпольщиков.
      Полностью отбрасывать вынужденную игру в "хозяина" и "работника" Фрид с Бегой могли главным образом во время дальних поездок. Вот и теперь, возвращаясь из Переспы в Рожище, они, как только выехали за село, начали разговор уже без всякой конспирации.
      - Все в порядке, Василь Николаевич! - сказал Фрид. - Приходил вчера в аптеку связной от Крука. Отряд готов принять группу военнопленных из Луцка. Проводник будет ждать в землянке у Матвейчука. Срок дали нам недельный. Уложимся?
      - Обязаны уложиться, хотя группа в Луцке скопилась большая. Двадцать четыре человека! Все проверенные, с оружием. Надо бы мне самому по этому делу в город съездить. Сможешь меня туда отправить?
      - Что за разговор! Завтра же отправлю. Резервные наряды есть. Поедешь за лекарствами, и все. И пожалуй, ехать надо на комендантской машине. Надежнее! После того как я проиграл этому фон Бальцу двести марок, он особенно со мной любезен. Захватить тебя не откажет, а машина каждый день в Луцк ходит.
      - Добре! - усмехнулся Бега. - Помощи коменданта в таких делах мы никогда не отвергали.
      На другой день Василий Николаевич действительно уехал в город, удобно расположившись рядом с шофером Немецкой машины. Он сошел у аптечной базы, получил там медикаменты, полагавшиеся по наряду, и уже потом направился в другой конец города.
      Царские чиновники строили в Луцке безвкусные особнячки с колоннами, польские паны воздвигали здесь готические костелы и на западноевропейский манер крыли дома черепицей, оккупанты же ничего не строили, а только прибили на углах улиц новые указатели: "Гитлерштрассе", "Герингаллее", "Цитадельштрассе", но для Василия Беги как был Луцк старинным украинским городом, центром родной Волыни, так им и остался. Василий Николаевич знал, что сейчас он шагает по Октябрьской улице, а не по Гитлерштрассе. Стоявшие на перекрестках полицейские, идущие по тротуару немецкие солдаты, катившие в автомобилях офицеры вермахта были только незваными гостями в этом городе.
      Для Беги настоящими хозяевами Луцка по-прежнему являлись советские люди. Пусть им плохо теперь, пусть многих из них бросают за колючую проволоку лагерей и в казематы древнего замка на берегу Стыри, все равно хозяева остаются хозяевами! Есть среди них такие, что смело действуют наперекор пришельцам. Вот и Мария Ивановна Дунаева такая.
      Кучер рожищанской приватной больницы с оттягивающим ему руку ящиком медикаментов свернул на улицу 1 Мая и чуть замедлил шаг, поравнявшись с домом No 11. На подоконнике крайнего окна стояло два горшка с геранью, не один, а два. Значит, можно было входить.
      Мария Ивановна стирала. Она вытерла руки и встретила Бегу как старого знакомого. Ближайшие соседи Дунаевой считали Василия Николаевича даже ее кумом из Рожищанского района.
      - Крук может принять, - сообщил Бега. - Пункт сбора в селе Переспа.
      - Хорошо, - кивнула хозяйка. - Люди будут там через три дня.
      - Доберутся? Документы крепкие?
      - Документы надежные. Люди прибудут в Переспу под видом украинских казаков, брошенных на борьбу с партизанами. У них там и взводный есть, все как полагается. Отправить думаем на попутных машинах.
      - Понятно! Но тогда им лучше через Рожище не ехать. Комендатура может перепроверить, позвонить в Луцк. Пусть, не доезжая до Рожища, сойдут и лесом пробираются к шоссе, уже по ту сторону местечка. Дальше можно опять на попутных.
      - Учтем... Скажу кому надо. А в Переспе где явка?
      - Один должен зайти в аптеку. За прилавком будет стоять мужчина в очках. Пароль: "Мучает изжога... Чем сможете помочь?" Мужчина ответит: "Дам соды, но при возможности покажитесь врачу".
      - Изжога! - усмехнулась Мария Ивановна. - Ох, если б только она людей мучила!..
      Затвердив пароль и отзыв, хозяйка квартиры проводила Бегу до дверей.
      Василию Николаевичу и его связным приходилось иметь дело в Лупке только с Марией Дунаевой. Но Бега отлично понимал, что в городе развернула работу большая, хорошо налаженная организация.
      У сельских подпольщиков немало трудностей вызывал прием людей из города и отправка их дальше, к партизанам. Однако у горожан в этих делах трудностей, конечно, было во много раз больше! Надо прежде всего тщательно проверить каждого желающего выбраться из концлагеря на волю... Что он за человек? Достоин ли доверия? Не провокатор ли? Невероятно сложно организовать побег, но ведь затем надо еще где-то спрятать бежавших, одеть и обуть их, снабдить документами. Вот теперь новую партию будущих партизан удалось замаскировать под украинских казаков, вооружить. Шутка ли! Нет, конечно, в городе есть сильное советское подполье, и у тех, кто в нем работает, хорошие головы...
      Через несколько дней бывшие военнопленные, а затем мнимые казаки, благополучно прибыли в партизанский отряд. И действительно, освобождая их из концлагеря, луцкие подпольщики приложили много труда, того особого, скрытого от посторонних глаз труда, который требует умного, тонкого расчета, величайшей осторожности, непоколебимой душевной силы.
      * * *
      Для организации подпольной борьбы с оккупантами городской комитет партии оставил в Луцке молодого коммуниста Виктора Васильевича Измайлова. Незадолго до войны он впервые приехал сюда после действительной службы в армии. Уволенный в запас офицер начал работать мастером в одном из ремесленных училищ. Знакомых в городе Измайлов почти не имел. О партийности Виктора Васильевича знали считанные люди, причем всем им предстояло эвакуироваться в глубь страны. Оба эти обстоятельства были немаловажным преимуществом будущего руководителя подпольщиков.
      На некоторое время Измайлов исчез, а после захвата Луцка фашистами появился здесь снова. Для оккупантов он был человеком, якобы дезертировавшим из Красной Армии. Советским же людям рассказывал, что бежал из плена. Без особого труда Измайлов поступил возчиком на торговый склад. Эта работа позволяла ему бывать в разных концах города, общаться со многими жителями Луцка и постепенно подыскивать нужных для подполья товарищей. Нащупывать подходящие кандидатуры помогал Виктору Васильевичу его брат Вячеслав, местный старожил, адвокат по профессии.
      Ну кого в Луцке мог радовать пресловутый "новый порядок", принесенный на штыках оккупантов? Лишь жалкую кучку изменников и предателей. Многие, очень многие советские граждане готовы были включиться в борьбу с захватчиками.
      - Я в этом не сомневаюсь, - говорил брату Виктор Васильевич, - но нам нужны только самые надежные, самые смелые!.. Причем нужны люди, занимающие положение, которое позволит им принести делу наибольшую пользу. Подумай, нет ли подходящих мужчин или женщин в типографии, среди медицинских работников, среди служащих немецких учреждений? Понадобится и опытный радист.
      Таких людей искали. Каждого Измайлов тщательно проверял. Вскоре в антифашистскую организацию вошли инженер-полиграфист Алексей Ткаченко, фельдшер Варфоломей Баранчуков, корректор газеты "Волынь" Мария Галушко, кучер магистрата Дунаев и его жена Мария Ивановна, шеф-повар офицерской столовой Антон Колпак, учетчик кирпичного завода Прасковья Савельева, артист городского театра Борис Зюков... Прошло еще немного времени, и подпольщиками стали официантка излюбленного гестаповцами ресторана "Днепр" Зинаида Бибикова, мастер по ремонту радиоприемников Андрей Зворыкин, уборщица генералкомиссариата Анна Остаплюк, горничные офицерской гостиницы Нина Карст и Марийка Василенко.
      Трудно было жене советского офицера Марии Григорьевне Галушко работать в дрянном профашистском листке, не легче и Дунаеву возить немца бургомистра, а комсомолкам подавать гитлеровцам выпивку или убирать за немецкими офицерами в гостинице. Но в интересах общего дела всем им приходилось оставаться на своих, очень выгодных для подполья местах. Вступили в организацию люди и без определенной работы, но смелые, энергичные, готовые отдать все свои силы борьбе с фашизмом. В их числе Петр Болдырев, Наталия Косяченко, Александра Белоконенко, Николай Григорьев (Петров), Олег Чаповский.
      Всего в распоряжении Виктора Васильевича оказалось до двадцати человек. На первое время этого было достаточно. Ведь многие советские патриоты, и не участвуя в повседневной деятельности подполья, охотно помогали ему проводить отдельные операции. Свои имелись повсюду, даже в городской полиции. Больше того, подпольщикам удалось установить связь с антифашистски настроенным офицером-переводчиком из гестапо. И он в нескольких случаях оказался полезен. При его содействии, например, Паша Савельева смогла, оставив работу на кирпичном заводе, поступить писарем в канцелярию концлагеря.
      С этой девушкой Измайлова познакомила Мария Ивановна Дунаева. Виктор Васильевич и Паша встретились в парке и как бы случайно сели на одну скамью. Подпольщик бросил внимательный взгляд на свою соседку. Миловидное усталое лицо с умными темными глазами. Коротко подстриженные русые волосы. На вид девушке было лет двадцать или немногим больше.
      - Мне о вас говорили, - тихо начал Измайлов. - Знаю, что вы комсомолка, знаю, что приехали сюда в прошлом году из России... Откуда именно? И почему приехали?
      - Сама я калининская... Есть в Калининской области деревня Зарубино, это в Ржевском районе, вот там я и родилась. В Луцк меня направили работать после того, как окончила Московский кредитно-экономический институт. Ну и работала здесь в банке, пока не началась его эвакуация.
      - Почему сами не эвакуировались?
      - Да разве я не старалась выбраться из города! Но у меня на руках больная мама, тетка, маленькая племянница... Сели мы кое-как в поезд, но не проехали и двадцати километров, пришлось вылезать... Дальше дорогу перерезали немцы. И другие пути ими перекрыты. Вынуждены были возвратиться. Каким-то чудом добрались обратно целыми-невредимыми!
      - А потом?
      - Надо существовать. Долго ли продержишься, распродавая последние тряпки? Поступила судомойкой в немецкую столовую. И сама сыта, и домой хоть что-нибудь принесешь, но все равно больше месяца работать там не смогла.
      - Что, так тяжело?
      - Нет, не очень... Но стыдно! Перед собой стыдно. Все думала: "Как же это я, комсомолка, советский человек, инженер-экономист, смею этим проклятым фрицам мыть тарелки?! Как смею крохи с их поганого стола подбирать!" И ушла... Недавно взяли меня учетчицей на кирпичный завод. Хоть немцев там не вижу!
      - Понимаю вас, Паша. Но ведь вы хотите помогать Родине, помогать фронту, хотите бороться с врагом?
      - Это мой долг, моя обязанность... Как же иначе!
      - Да, иначе сейчас быть не может. Однако борьба с фашистами, скрытая, подпольная борьба, имеет свои законы, свои особенности... Огромные душевные муки ждут многих участников этой борьбы. Ждут страдания куда побольше тех, что вы испытали, работая у немцев судомойкой.
      - Ради общих интересов можно пойти на все. Я что угодно выдержу! Распоряжайтесь мною, приказывайте. Хотите, чтобы я вернулась в столовую?
      - Не надо. Есть другое место, где необходим наш человек... Страшное это место!
      Измайлов рассказал Паше о возможности поступить на работу в концентрационный лагерь для советских военнопленных. У девушки сузились глаза, она невольно вздохнула. Паша поняла, что ей придется увидеть, испытать, но она согласилась без колебаний.
      Вскоре в лагерной канцелярии появилась девушка-писарь, рекомендованная переводчиком гестапо. Немцы были довольны аккуратной, исполнительной "фрейлейн Савельеф". Тяжело давалось Паше ее внешнее спокойствие за рабочим столом. А сколько выдержки, мужества, осторожности проявляла она, организуя побеги из лагеря или содействуя этим побегам! Подпольщики возвращали свободу советским воинам самыми разнообразными и хитроумными методами. Тут было все: подкуп охраны, организация побегов с работ в городе и побегов прямо из лагеря, пленных брали на поруки мнимые родственники, и пленные давали мнимое согласие служить в националистических формированиях. И почти к каждому новому исчезновению заключенных "фрейлейн Савельеф" имела самое прямое отношение.
      В большинстве случаев требовалось не только вырвать пленного из лагеря, но и обеспечить его документами. Вот и пригодились люди, в свое время предусмотрительно подобранные Виктором Васильевичем. Теперь инженер Ткаченко доставлял из типографии чистые бланки временных удостоверений, пропусков, всевозможных справок. Анна Остаплюк приносила образцы оттисков нужных немецких печатей. Олег Чаповский искусно подделывал эти печати, Наташа Косяченко вписывала в бланки фамилии - Работа шла по своеобразному конвейеру. Вскоре подпольщики стали выполнять и партизанские "заказы" на документы.
      Связь к этому времени наладили не с одним лишь Круком. Ее установили и с отрядами Прокопа, Медведя. Несколько позже ниточка связи из Луцка протянулась через партизан дальше, к подпольному Волынскому обкому.
      По заданию партизанских командиров Измайлов делал многое. В лес отправлялись посылки с типографской бумагой, краской, медикаментами. Отряду Медведя понадобились две пишущие машинки. Виктор Васильевич точно выполнил "заказ": добыл одну машинку с немецким шрифтом, другую с украинским. Для операции, очень важной и сложной, отряду был нужен автомобиль. Подпольщики помогли связному партизан угнать "оппель" из гаража гебитскомиссариата.
      Много сил, ловкости, отваги требовал сбор нужных партизанам разведывательных сведений. Дислокация военных частей в Луцке, их численность, вооружение, перевозки военных грузов, приезд крупных военных чинов... По всем этим вопросам, да и по многим другим собирались точные данные. Часто они добывались по крупицам одновременно всеми подпольщиками. Руководил же разведкой, обобщал полученные материалы сам Измайлов. Ему помогали Николай Григорьев и Олег Чаповский, советские офицеры, бежавшие с помощью Савельевой из концлагеря и оставшиеся работать в подполье.
      "Новый порядок" в Луцке вошел в полную силу. Переполнен узниками старинный замок Любарта. Набит до отказа концлагерь у Гнидавского моста. Открыт недавно еще и новый, не менее страшный лагерь на территории бывшего католического монастыря. Все ночи напролет горит свет в окнах огромного дома, занятого под гестапо.
      Но подпольная борьба советских патриотов с немецкими захватчиками продолжается. Только действовать подпольщикам приходится все более осмотрительно, осторожно.
      Как-то Паша рассказала Измайлову, что лагерное начальство стало внимательнее к ней присматриваться, строже контролировать.
      - Значит, подозревают! - помрачнел Виктор Васильевич. - Придется тебе оттуда уйти.
      - А как же дальше с устройством побегов?
      - Тебя заменят. Пошлем туда другого человека... Передашь ему все внутрилагерные связи.
      Савельева уволилась из лагеря. Вскоре ей удалось поступить в банк на должность младшего кассира. Подполье же возложило теперь на Пашу ответственность за выпуск и распространение листовок.
      Работник немецкой мастерской по ремонту радиоаппаратуры Андрей Зворыкин доставлял Паше свежие сводки Совинформбюро. От подпольщиков из типографии поступала бумага. Но листовки надо еще составить, размножить, а самое трудное - сделать так, чтобы побольше людей их прочитало.
      Листовки эти, обычно небольшие по формату, называли в городе "красными мотыльками". Они садились на заборы, на стены домов, залетали в открытые окна, пробирались в карманы прохожих. И всегда "красные мотыльки" подпольщиков несли советским людям бодрящую сердце правду. Сначала это была правда о том, что Москва фашистами не взята, что советские войска не разбиты, а Паше уже довелось распространять правду о все новых и новых поражениях гитлеровцев, о победоносном продвижении советских воинов-освободителей на запад.
      Однажды Савельева сказала Виктору Васильевичу:
      - Хорошо было бы вывесить над городом красный флаг! Поднять его на самую высокую крышу. Пусть все его увидят! Сколько радостных воспоминаний, сколько добрых надежд вызовет у людей наше советское знамя!
      - Еще бы! - согласился Измайлов. - Нам надо и дальше поддерживать в народе надежду на близкое освобождение... Над твоим предложением следует поразмыслить. Мне кажется, оно осуществимо.
      Прошла неделя-другая. И вот ранним летним утром жители города увидели реющий над оккупационным учреждением красный стяг. Ночью подпольщики пробрались на крышу, сорвали с древка полотнище с черной свастикой и заменили его советским флагом. Реял он в голубом небе недолго, каких-нибудь полчаса, и успели его увидеть немногие, но важно, что увидели. Весть об этом мгновенно распространилась по всему Луцку. Радостней забились сердца истомленных, намученных людей. Они поняли, что борьба с врагом продолжается, что и у них в городе антифашистское подполье живет, действует, борется.
      Вскоре в Лупке произошло и другое взволновавшее всех событие. На улице среди бела дня был убит один из самых свирепых гитлеровских палачей офицер по надзору за концлагерями Людвиг Хорнер. Жители города не сомневались, что казнь оголтелого военного преступника совершена подпольщиками. Так это и было. Негодяя и садиста Хорнера приговорила к смерти подпольная организация. Расстрелял его коммунист Николай Григорьевич Григорьев.
      Не все операции подпольщиков завершались удачно. Случались и провалы. К началу лета 1943 года организация потеряла треть своего состава. Григорьева и еще двух подпольщиков арестовали. Четверо, спасаясь от преследования полицейских ищеек, ушли в партизанские отряды. А дела не ждали, дел не убавилось! В эти тяжелые для подполья дни ближайшей помощницей Измайлова стала Паша Савельева.
      В первых числах июля Виктор Васильевич, встретившись с ней на конспиративной квартире, сказал:
      - Есть задание огромной важности от Медведя... Трудности предстоят нам совершенно исключительные, но мы обязаны это задание выполнить.
      - В чем оно состоит?
      - Советской разведке известно, что у нас в Луцке фашисты хранят запрещенное международными конвенциями оружие - химические снаряды. Враг собирается применить их в наиболее критический для себя момент.
      - Гитлер на все способен! А что мы должны сделать? Разведать, где именно снаряды лежат?
      - Выяснить это придется! Но сделать надо гораздо больше... Необходимо похитить образец химического снаряда и отправить его Медведю. Нетрудно догадаться, что партизаны переправят снаряд в Москву.
      - Но разве мы...
      - Это приказ, Пашенька, приказ Родины, а приказы не обсуждают, их выполняют. Вот как лучше и быстрее выполнить задание, надо подумать. Начнем с разведки...
      - А дальше?
      - Откровенно говоря, пока не представляю, каким образом будем действовать дальше. Все невероятно сложно! Сегодня ночью я отправлюсь на киверецкий "маяк"... Надо передать партизанам новую карту и кое-что на словах. Непременно самому надо идти! По дороге подумаю и над новым заданием. Ты тоже прикинь! Возвращусь числа седьмого-восьмого. Тогда и обсудим.
      - Не задерживайся, Виктор! Побыстрей возвращайся.
      - Я-то вернусь...
      Но он не вернулся. 7 июля 1943 года на обратном пути в город Виктор Васильевич Измайлов пал смертью храбрых в перестрелке с бандеровцами. Он погиб как герой, как коммунист, сражаясь с врагом до последнего патрона.
      Гибель Измайлова была тягчайшим ударом для луцкого подполья. Но работа должна продолжаться. Руководство организацией взяла в свои руки Паша Савельева.
      Девушка понимала, что сейчас главная задача - добыть образец химического снаряда. На это она и направила все усилия подпольщиков.
      Удалось почти с полной вероятностью выяснить, что химические боеприпасы хранятся на воинском складе в районе вокзала. Железнодорожники хорошо помнили необычную обстановку, в какой происходила разгрузка одного из прибывших с запада эшелонов. Поезд сопровождал целый батальон эсэсовцев. Состав загнали в дальний тупик, и у каждого вагона немцы поставили по часовому. Всех свободных рабочих и служащих удалили со станции, Вагоны разгружали солдаты. Железнодорожников удивило, что в подъехавшие машины они переносили как будто самые обыкновенные артиллерийские снаряды. Почему же тогда вся эта суматоха на станции? Почему к ближайшему складу снаряды повезли под эскортом эсэсовцев?
      Охрану склада немцы сразу же усилили. Вокруг него поставили три ряда проволочных заграждений, на угловых вышках появились пулеметы. Ночью вся территория склада освещалась прожекторами, где-то рядом повизгивали овчарки. Подпольщики были уверены, что на складе хранится нечто особенно важное, ценное для немцев, скорее всего именно запрещенное оружие.
      Теперь Паша во всем советовалась с Алексеем Дмитриевичем Ткаченко. Оба они понимали, что проникнуть на склад невозможно. А если и проникнешь, что дальше? Ведь нельзя же так просто взять снаряд и унести его с собой! Казалось, ничего нельзя придумать... У Паши однажды мелькнула мысль - не обратиться ли за помощью к антифашистски настроенному переводчику из гестапо? Нет, офицер-переводчик очень осторожен и не решится помочь в столь сложном деле. Да и возможности его ограничены.
      Время шло. Медведь торопил. Присланный из отряда связной не отлучался из города и поступил в распоряжение Савельевой. Что делать? Как похитить снаряд? Эти вопросы не давали Паше покоя ни днем ни ночью.
      Тут-то и пришел от своего человека на вокзале обнадеживающий сигнал. Немцы затевали какую-то особо секретную погрузку. Поданный порожняк тщательно осмотрен эсэсовцами и взят ими под охрану. В ближайшие сутки всем свободным от работы железнодорожникам опять запрещено появляться на станции.
      Полученное известие подпольщики сопоставили с какими-то приготовлениями немцев на интересовавшем их воинском складе. Туда дважды только за один день приезжали из города немецкие офицеры в больших чинах. Караульное помещение занял дополнительный взвод эсэсовцев. Обычно закрытые двери склада теперь распахнуты. Несомненно, предстояла перевозка снарядов в другое место. Этим надо было воспользоваться не теряя времени.
      Поздно вечером от склада к станционному тупику тронулась первая машина, за ней вторая, третья... Они отправлялись с интервалами в десять минут. Однако разгрузка шла медленно, и машины выстраивались одна за другой на дороге.
      К только что подъехавшему грузовику приблизилась женщина в форме немецкого офицера медицинской службы и попросила прикурить у сидевшего рядом с водителем солдата. В это же время к другому солдату, выпрыгнувшему из кузова, подошли эсэсовский офицер и сопровождающий его ефрейтор.
      - Проверка! - бросил эсэсовец.
      В следующую секунду солдат упал, сраженный ударом ефрейторского тесака-кинжала. Не больше минуты понадобилось ефрейтору, а на самом деле партизану-связному, чтобы извлечь из кузова необычайно легкий, наполненный газом снаряд-баллон. Еще через минуту фигура партизана метнулась в сторону и слилась с темнотой.