– Павел Олегович, какие доводы вас устроят? – спросил я. – Давайте не будем темнить. Мы же понимаем, что вы профессионал высокой марки. Вам необходимо либо быстрее отвергнуть следственную гипотезу, либо ее доказать. Мы готовы в этой части к самому откровенному сотрудничеству с вашей логикой.

О,.. теперь я заметил, что люди, "выкованные из железа и стали", тоже подвержены искушению гордыней! Легкий румянец подернул щеки пинкертона. Я и не знал, что "бальзам признания" так сладок для сердца и души теперь уже не советской милиции.

– Понимаете, Александр Георгиевич, слова той бабки-свидетельницы можно как-то парировать. Но дело в том, что в это же время в доме напротив, во дворе из окна четвертого этажа парадной почему-то вывалилась и насмерть разбилась о мостовую пожилая женщина… Кто и за чем ее выбросил оттуда?..

Опять пошел театр, по-моему, Павел Олегович начинал входить в роль "змея-искусителя". Делал он это стремительно, как наиталантливейший актер – скажем, Андрей Миронов. В свое время я просто бы балдел от счастья присутствовать на таком спектакле!..

– Самое странное, что другая старуха, не собиравшаяся вовсе вываливаться из окна, кое что видела. Она, опять-таки ввиду старческой бессонницы, прочно прилипла в ту ночь к стеклу оконной рамы своей маленькой комнатушки в отвратительной "коммуналке". Старуха засекла мужчину, очень похожего на Олега Марковича. Он вышел из парадного того же дома. Мужчина пересек двор и вышел на Гороховую улицу. Жаль, что старая женщина никак не может вспомнить, из какой все же парадной вышел мужчина. Она так же не способна соотнести тот визит и время падения из окна другой старухи…

Майор смотрел только на меня, но я-то понимал, что боковым зрением он фиксирует любой колебание мимической мускулатуры лица Олега. Такой поворот событий был просто ударом "серпа по яйцам". Только нужно разобраться – по чьим яйцам?

Ну, просто совершенно не кстати вспомнился анекдот: "У нового русского сын вернулся из школы с очередной двойкой. На разборе полетов выяснилось, что полкласса получило двойки, не сумев ответить на вопрос: У кого, дети, самые большие яйца? Папу тот же вопрос задел за живое, и он отправился к учительнице биологии. Чтобы смягчить ортодоксальность вопроса и подвигнуть обстановку к доверительности, богатенький папаша принес молодой наивной женщине огромную коробку шоколадных конфет и коньяк "Кремлевский" в оригинальной упаковке. Замечено, что практически все люди дарят именно то, к чему сами тяготеют, либо что им совершенно не нужно. Учительница была польщена вниманием. Новый русский попросил ее открыть тайну: Хоть мне скажите: У кого же самые большие яйца? На что получил ответ: У страуса!.. Вот теперь я понимаю, – отвечал задумчиво папа, – почему он всегда писал такие медленные вальсы!" В данном случае было необходимо уже обращаться к преподавателю русского языка того папы… Нас же с Олегом сильно беспокоили вопросы следователя, его авторитетное мнение.

– Олежек, я и не знал, что ты так люто ненавидишь петербургских старух, страдающих бессонницей, а потому совершающих ночные полеты без сна, то есть наяву.

Мою шутку Олежек воспринял стоически, но поразил меня своим ответом:

– Ты понимаешь, Саша, я действительно заходил и выходил из двора дома, что расположен на другой стороне твоей улицы, но в то время никто не выбрасывался из окна. Во всяком случае, я этого не заметил и не представляю из окна какой парадной, собственно говоря, вылетело старушечье тело…

Мы внимательно переглянулись с Павлом Олеговичем… Нависло гробовая тишина, только вдалеке, за окнами журчали двигатели стареньких милицейских "козлов", да в коридоре перебрасывались фразами сотрудники 127 отделения милиции. Наше молчание затянулось… Тогда я взял слово:

– Олежек, получается какое-то мистическое чревоугодие фактов: ты пригибался, почти нырял под днища автомобилей, расположенных во дворе того дома, где состоялась наша встреча, чтобы подобрать камешки нужной величины. Ну, ты же не хотел высадить стекла в квартире Владимира" Это же ясно и понятно! Ты забавлялся, как ребенок, естественно, совершенно не подозревая, что по твоим следам идет "заплутавшая смерть" какой-то старухи. Я не заметил, что в твоих действиях тогда был хотя бы малейший намек на попытку быстрее скрыться с места преступления. Кстати, я забыл тебя спросить, а почему ты так неожиданно явился ко мне на конспиративную квартиру, даже не удосужившись сперва позвонить?..

– А что, для друзей это разве обязательно – предварительно звонить? – уточнил Олежек.

Я взорвался: он же рушил всю мою сложнейшую диспозицию психологической разведки с целью изыскания хотя бы корявого алиби!.. Надо же понимать друга с полуслова. Даже наш доброжелательный следователь давно вычислил мои старания, следственные потуги. А Олежек – прямо, как конь неподкованный!..

– Дурачок, если бы ты позвонил мне предварительно, то я успел бы для тебя подготовить еще парочку трупов: мужика-алкоголика, да вздорной старухи, которой страшно надоело жить впроголодь и собирать милостыню, мало для тебя одного!.. А взрыв автомобиля "нового русского" – просто не в счет. Это же всего лишь детские шалости…

– Так ты не ответил мне, почему ты перся ко мне с Петроградской стороны среди ночи?

– Во-первых, я перся сперва из Колпино, где пообщался со своей супругой и чуть ее не убил при этом за вульгарные выходки…

Олег явно нарушал все правила конспирации, причем, неудачно выбирая место для откровенных высказываний… За такие фокусы дают по мордасям. Он одной такой репликой стер с лица земли все мои сложные детективно-психологические построения… О, ужас!.. Тебе, дурачок, нельзя пить так много, да и вовремя опохмеляться тоже не мешает!..

Следователь катался со смеху, я не знал, чем все это может закончиться!.. И тут открылась дверь кабинета и перед нашими глазами выросла высоченная фигура Владимира Сергеева. За ним следом вошел еще какой-то приятный тип в гражданской одежде, чувствовалось, что с ним наш следователь был знаком накоротке…

Павел Олегович, поздоровавшись со всеми и предложил выпить чаю. Гости брезгливо скривили губы. Тогда майор засуетился и направился к сейфу… Его остановил тот важный гость, назвавшийся при знакомстве Василием Александровичем Ивановым – боец средней величины, чем-то напоминающий французского бульдога, видимо, такой же быстрый, цепкий, изощренный и сильный.

– Павел, ты не беспокойся ни о чем!.. Запри, пожалуйста дверь, давай стаканы… Мы же русские люди, а потому в гости на халяву не ходим: "Все свое ношу с собой!" Помнишь классиков…

На столе появился коньяк какого-то неведомого лично мне сорта. Видимо, Владимир привез его из Франции. Достали лимончики, и началась обычная мужская кутерьма: кто-то нарезал цитрусовые, другие мыли стаканы, но все почти хором покрякивали, чмокали, как-то по-особому складывали губы и ужасно торопили друг друга, словно это была последняя в жизни бутылка спиртного – как бы перед неотвратимой казнью!.. Я любовался "бойцами", чувствуя, что есть еще в рядах нашей славной милиции достойные люди… Неожиданно в голову пришла странная на первый взгляд мысль: что если узаконить выдачу милиции из "наркомовских запасов" питейного довольствия – ну, как на войне, – то только за одну такую акцию народ валом бы хлынул в ряды милиции. Только надо не жмотничать, а выделять милиционерам коньяк, исключительно самого высокого качества, скажем – французский, "Наполеон".

Я так углубился в те дебри тайных желаний, что поверил реальности выхода такого Закона, как наяву. Показалось, что в ближайшее время его уже примут. Ну, есть же в Государственной Думой наши люди: Владимир Вольфович, например. Многие депутаты способны понять душу русского милиционера! У меня побежали слюнки и запершило в горле от слез умиления, восторга по поводу возможного кардинального изменения трудовых будней розыскных служб… В ухо прорвался призыв:

– К столу, к столу, господа "уголовнички" и их "пресекатели"! – забурлил Василий Александрович. – Пить будем, дружить будем, а придет время, арестовывать станем!..

Только теперь Олежек по-настоящему оживился. Да и я после первых полстакана отборного коньяка почувствовал, что "второе дыхание" действительно существует. А жизнь, вообщем-то, – занятная штука! Конечно, помянули бабушку, от горя и голода, от непроглядной нищеты сиганувшую из окна четвертого этажа. Посокрушались, живописуя картину того, как она, сердешная, наверное долго маялась, чертя зигзагами дворовую площадку, прежде, чем вынянчила у себя в душе эту страшную мысль "покончить счеты с жизнью"!..

Затем вспомнили и помянули кручинную головушку того бомжа, окончательно разуверившегося в перспективах лечения своего махрового алкоголизма и сопутствующих ему коварных половых инфекций. В сложном букете тех заболеваний разобраться-то клиническая медицина не способна, не то чтобы вылечить радикально. Да, это он нынешней ночью сильно перебрал дозу несвежей алкогольной бурды, замешанной, оказывается, и на метиловом спирте. После такого возлияния бомж выполз из своей чердачной берлоги, скатился вниз по лестнице и, окончательно ослепнув, поплелся неуверенной походкой по Гороховой улице. Его голова не выдержала сильнейшего удара об навесной шатер телефона-автомата. Страдалец рухнул на мостовую, лишился признаков жизни через несколько мгновений не столько от удара головой, сколько от смертельного воздействия метилового спирта…

Все эти сведенья, результаты экспертиз принес нам в самом свежем виде полковник Иванов Василий Александрович. Мы дивились лихой оперативности славной милиции, однако, вскоре узнали, что Иванов принадлежал к другому ведомству. В нем все выполняется именно только оперативно и максимально точно. Это ведомство имеет собственные славные традиции, выделяющие его среди многих разведок и контрразведок мира. Люди, работающие в том ведомстве свято берегут традиции, соблюдают Устав своего закрытого общества, называемого кастой… Тамплиеры, тамплиеры – опять зазвучало в моей голове. Но это уже началось действие заморского коньяка…

Взбодрившись отменным французским коньяком, майор Колесников – только "службы ради" – попробовал внести последние уточнения:

– Олег Маркович, дело прошлое, но снимите у меня груз с души, удовлетворите профессиональное любопытство. Давайте внесем окончательную ясность: "Когда и для чего вы заходили во двор дома, что расположен на другой стороне улицы Гороховая – напротив дома вашего друга"?

Вопрос всем показался нелепым, особенно сейчас, когда с таким аппетитом была распита бутылка чистейшего французского коньяка. Все собутыльники уже перезнакомились настолько, что им казалось: лучшей мужской компании и быть не может. Все стали друзьями-товарищами, готовыми друг за друга положить голову на плаху. А тут эти никчемные уточнения – паранойя чистой воды! Но, может быть, так считал только я, будучи по природе своей медиком-альтруистом, писателем-лириком, алкоголиком-гипертоником?..

Я взглянул на Владимира: у того был такой вид, словно заданный только что вопрос был той самой неядовитой змеей, которая никому не опасна, но своим скользким, извивающим телом, она портит "эстетический мираж" застолья. Такую змею легко раздавить точным ударом сапога, но нет желания пачкаться о слизь гада…

Переведя взгляд на полковника Иванова, я узрел несколько иную реакцию: прямо в глаза майору смотрели глаза более ушлого профессионала, наполненные иронией. Я бы даже сказал, что Василий Александрович готовился не очень злорадно посмеяться над шуткой незадачливого коллеги, свалявшего сейчас у всех на виду "дурака"…

Было очевидно, что и майор уже сообразил, что сморозил глупость, примерно так, как если бы он испортил воздух на важном банкете в присутствие начальства и очаровательных дам. Из-за страсти к сопереживанию, я даже застонал, вспомнил ту хорошо известную историю: Борман, не имея возможности впрямую отомстить Рибентропу, на одном из шикарных приемов в министерстве иностранных дел гитлеровской Германии, незаметно подошел к кучке гостей, среди которых были и дамы, а длинную и занятную речь вел сам министр, и испортил воздух беззвучным выхлопом кишечных газов. Борман моментально слинял, оставаясь незамеченным. Вся вина за конфуз была отнесена на счет шикарного дипломата Рибентропа…

Сейчас чувство виновности уже настолько терзало Колесникова, что он не мог понять: надо ему продолжать пить или остановиться? Ему никто не мог бы помочь – любое сопереживание было бы неуместным, явный "конфуза" не подлежал маскировке. Опять, как всегда некстати, я вспомнил примитивный анекдотец: "В купе мягкого вагона среди четверых пассажиров молоденькая дамочка, из пролетариев, пукнула. Дабы замаскировать случившееся, она стала тереть оконное стекло пальчиком, добиваясь писка, и ей удалось это… Старый профессор, наблюдая ее усилия, заметил: "Мадам, предположим, что звук вам удалось замаскировать, но что же вы будете делать с запахом?"…

Никто из нас не пожелал заявить многозначительно:

– Ну, ты, майор, и даешь… Блин!.. Выходить в коридор нужно для таких акций…

На помощь Колесникову неожиданно пришел сам Олег Маркович:

– Если быть абсолютно точным, то в том дворе тогда я появлялся трижды с различными интервалами времени…

Лица у меня и майора вытянулись, но Володя и полковник оставались все в том же состоянии "неприятия компромата"… Мне очень хотелось заявить Олежеку о том, что бывают ситуации, когда за откровение необходимо растяпе отрывать яйца, даже если они такие же большие как у страуса и составляют национальное достояние, охраняемое государством!.. Это же надо додуматься – что сказал, паршивец!..

Майор вроде бы приободрился, но на всякий случай попытался смягчить ситуацию, а заодно намекнуть Олежеку, что наступает тот самый момент, когда ему необходимо хорошо взвешивать каждое слово.

– Олег Маркович, вы правильно меня поймите, для проформы, мне же необходимо закончить "допрос" по всем пунктам, вызывающим сомнение. Кто-то из милиционеров должен будет оправдываться по поводу вашего задержания и с восторгом подхватит любую информации, обеляющую его действия…

Говорят, что самые коварные болезни возникают у родственников врачей, причем они, как правило, заканчиваются трагически. У профессора гинеколога жена обязательно погибнет от перфорации во время банального "абразио", то есть искусственного прерывания беременности. Все происходит из-за того, что самому профессору некогда хорошо и внимательно оценить жалобы своей супруги. Высокие профессионалы в большинстве своем не верят в исключительность своего таланта, потому им кажется, что все их знания и понятия общепризнанные, доступные окружающим бездарям, известны всем остальным. Легко утверждаются в своей гениальности только бездари или шизофреники. Первым все трудно давалось, а потому они и остальных мерят той же меркой. Вторые, то есть шизофреники, просто всегда все ставят с ног на голову – у них "травмированная логика". С них и серьезного спроса не может быть. А вот истинные гении слишком легко раздаривают свою исключительность, и серые люди этим пользуются: лезут с похлопываниями по плечу, позволяют себе менторский тон, допускают деяния "на равных" по отношению к тем, чьего и поношенного-то носка не стоят. Жена того профессора гинеколога по простоте своей обратится для "абразио" к заурядной личности и получит перфорацию стенки матки кюреткой. Мало того, он намотает на острейший хирургический инструмент и вытащит наружу петлю кишечника, повредит ее и вызовет уже злейший перитонит… Что-то подобное сейчас назревало: правда, майор был человеком иного воспитания: он не спешил "перфорировать", но мягко подбирался к "анатомической сути" поступков Олега Верещагина. Профессора же "сыщики-гинекологи" оставались уверенными в том, что во всем легко разобраться, а потому бездействовали, как мне казалось, "проявляли халатность"!..

Чувствовалось, что Олежеку не хотелось откровенничать, а это только подогревало сухой хворост детективного любопытства… Наконец, "подследственный" заговорил:

– Дело все в том, что я сильно повздорил с законной супругой…

Олежек исключительно из скромности не стал уточнять с какой по счету супругой.

– Она, видите ли, обвинила меня в "ничем неприкрытом блядстве"… Ну, ты же знаешь, Саша, что я всегда чист перед женщиной, яко агнец…

Это он обратился ко мне за поддержкой… Но я-то действительно знал смысл его хваленой "чистоты"… При посторонних не стоило уточнять детали, распространяться по поводу числа этих самых "последних и на всю жизнь"… У меня от таких воспоминаний всегда начинала болеть голова…

– Она, моя последняя супруга, проживает в Колпино – я купил ей там отдельную квартиру, по серьезному настроился "вить гнездо"…

Даже не знаю, как я удержался от крутого рифмованного мата, когда услышал про то самое "гнездо"… Он бы лучше у нее самой выщипал "гнездо". Причем, делать это надо медленно, основательно наслаждаясь пыткой. Эта стерва на очередном этапе изуродовала Олежеку всю жизнь: сперва родила ребеночка (кстати, замечательный мальчишка), а теперь пьет "соки" из него, словно воду ключевую вместе с немереными деньгами, даже не осознавая благодати, свалившейся на ее "серую голову"…

– Может быть, я и сам виноват, – продолжил нехитрую исповедь Олежек, – мне-то показалось, что я плотно прикрыл дверь в ванную, когда она включила там душ. Скорее всего, я увлекся разговором с Надеждой и не заметил, как моя благоверная, почувствовав неладное, завернула краны душа и давно меня прослушивает… Но эти баба такой ушлый народ, словно они еще до рождения прошли обучение в ЦРУ…

Милиционеру и разведчикам понравилось развитие темы, у меня же появилось ощущение тяжести под ложечкой и приступа регургитации… Я, чтобы не расстраиваться и не сопереживать другу, не стал дальше ничего слушать, а отправился мысленно в средние века, в сторону своей рукописи.

"В 1381 году в Англии под предводительством Уота Тайлера разразилось страшное народное восстание. Влекомые, как принято говорить, слепой яростью, толпы народа сокрушали все на своем пути – они пытались утвердить свою "особую правду". Организаторам массового бунта, по существу, были низшие слои духовенства – простые монахи. Поразительно было то, что кто-то направлял ярость восставших на Святой Орден Госпитальеров: громили храмы и резиденции, отлавливали монахов из того стана и убивали без суда и следствия, как говорится.

Примечательно, что вначале восстания многим были розданы белые плащи с капюшонами на подобие той униформы, которую когда-то носили члены Ордена Тамплиеров. Но официально-то этот орден был уже запрещен папой римским, а во Франции так просто разгромлен, стерт с лица земли. Известно, что название ордена – тамплиеры – происходит от латинского слова "храм" – "темплум". Значит и для них Храм был святым местом! Однако в самом начале восстания, минуя Лондон, Уот Тайлер повел свою дикую армию в Кентербери – в резиденцию главы Английской Церкви. В понедельник 10 июня 1381 года во время торжественной мессы в кафедральный собор набились тысячи людей с оружием. Преклонив колени и помолившись, они стали требовать от монахов, чтобы те избрали из своей среды нового архиепископа, потому что действующий "местоблюститель" является, по их мнению, предателем, подлежащим срочной казни за вероломство. Монахи выполнили требование восставших, а прежний архиепископ через несколько дней был растерзан толпой.

11 июня восставшие объединившейся толпой из Эссекса и Кента двинулись на Лондон. По пути следования они совершали страшные разрушения, поджоги, казни. К Лондону явилось более ста тысяч восставших. Четырнадцатилетний король Ричард II покинул Виндзорский замок и укрылся с компанией верных рыцарей, архиепископом Кентерберийским и канцлером Симоном Садбери, королевским казначеем, настоятелем Ордена рыцарей-госпитальеров (иоанитов) в Тауэре – самой мощной крепости в Англии. 12 июня восставшие разгромили и сожгли дворец архиепископа. Восстание проходило под лозунгом – "Освободим короля от окружающих его предателей".

Уот Тайлер с главным помощником Джеком Строу и капелланом восставших Джоном Беллом, верными людьми вели непосредственные переговоры с королем об освобождении крепостных и подневольных крестьян. Каждый англичанин должен быть свободным человеком – такой постулат был вскоре утвержден юридически в Англии.

Неведомая тайная сила продолжала направлять восставших, ведя их к умышленному и планомерному разрушению оплота ионитов – храмов, поместий, дворцов. Были отрублены и установлены на шестах на Лондонском мосту головы королевского пристава и сборщика налогов Джона Легга, францисканца Вильяма Апльтона, советника и лекаря короля Джона Каунта, Кентерберийского владыки. Всего было обезглавлено 160 человек. Но доверчивость предводителя восставших Уота Тайлера стоила ему жизни: отозвав его от толпы восставших при переговорах с королем, мэр Уолворт ударил Тайлера кинжалом в шею, а королевский сквайер Ральф Стендиш мечом поразил его, сбросив с коня. Тем временем король подъехал к толпе, успокаивая ее разговором и обещаниями. С этого момента и началось планомерное поражение восставших".

Я видел, что Олег Верещагин что-то объясняет майору, но не хотелось вникать в сказанное – меня сильно смущало по главной сути любая форма предательства и неконструктивность поступков людей, вдруг в силу каких-то обстоятельств "вывалившихся" из общего регламента любого организационного объединения. Иначе говоря, ослабление веры в "Устав" всегда заканчивается трагедией. Мне казалось, что мой друг делает сейчас что-то подобное.

Опять я нырнул в прошлое, ища там ответы на некоторые организационно-идеологические вопросы: "Бытует великолепная легенда о "сотворение" Британии! Оказывается после падения Трои Эней – сын богини Афродиты и троянца Анхиса – покинул занятый греками город. Вместе с Асканием Эней отправился к Оракулу, чтобы узнать свою судьбу. Судьба выходила нескладная!.. Но надо было жить и действовать… После серии испытаний буря пригнала корабль Энея к берегам Карфагена: здесь на Энея положила свой царский глаз Дидона и, не сумев уговорить его остаться с нею, покончила счеты с жизнью. Герой же уже плыл к берегам далекой Италии. Здесь при дворе царя Латина состоялся желанный брак Энея с царской дочерью Лавинией: у них родился сын, а в положенное время и внук – Брут. Именно его судьба станет роковой для его родителей и примечательной для Британии. Мать Брута погибла во время родов, а собственного отца он случайно подстрелит на охоте. Стрела, пущенная сыном в косулю, попадет точно в сердце отца. Можно рассматривать такой сигнал, как предупреждение охотникам и, особенно, браконьерам. Брут будет изгнан, так как все посчитали, что это не было случайностью. Брут станет предводителем остатков троянцев и уведет свою небольшую армию в далекое путешествие на кораблях. В бушующем океане будет найден неизвестный остров, ставший пристанищем наследников славных традиций греческой Трои. Столица Британии – новая Троя впоследствии станет Лондоном!"…

Красивая легенда возникновения английского государства волновала. Но я вспомнил и современные версии образования Туманного Альбиона: "Современные ученые считают, что Британские острова раньше были частью единого материка. Они соединялись с нынешней Европой узким или массивным перешейком. Но потом, при более позднем формировании поверхности земной коры, эта часть суши была отделена водой – образовались большие острова, отделенные Северным морем и проливами Ла-Манш, Па-де-Кале. При раскопках археологи находят следы древних поселений, скелеты людей и животных. Утверждают, что древний англичанин был ростом не более 160 сантиметров, с крупной головой, мощными челюстями, с примитивным умом. Что-то похожее осталось и у современного англичанина: не трудно вспомнить борьбу за Фолклендские острова. Около четырехсот лет тому назад Британские земли подверглись заселению выходцами из Европы, потеснившими первобытных "монстров". Но, скорее всего, черты первозданности все же укоренились в генофонде современных англичан – мощные имперские челюсти. Остальное разнообразие видов привнесла в генофонд британцев разношерстная публика из Европы. Маргарет Тейчер, пожалуй, вышла из пещер Голландии, Уинстон Черчилль прискакал на татаро-монгольском коне и на подступах к берегам Альбиона смешался с пьяницами из Италии"…

Вот тут я и вынырнул из исторических фантазий – за ними все равно не угонишься. Стоит ли так убиваться мне за судьбу чужих народов. Политика Великобритании всегда была эгоистической до идиотизма, а чего стоит склонность англичан к традиционности. Я прислушался к беседе Верещагина и Колесникова. Олежек явно "кололся", но как-то уж очень нетрадиционно выглядела "колка таких дров". Я ухватил хвост рассказа:

– Симпатичную девушку я подсадил в машину на самом въезде в город, когда совершил побег из Колпино. Она добиралась из аэропорта, "голосуя" попуткам. Разговорились и быстро "договорились": когда я подвез ее по указанному адресу, то понял, что нахожусь рядом с домом, где вполне может скрываться Александр. Но сперва я проводил до квартиры номер пять мою даму: когда она повисла у меня на шею, я остолбенел… Остолбенело и все остальное! Выход из создавшейся ситуации мог быть только один – через "погружение остолбенения"! Но я понимал, что в этом районе мою машину разграбят через десять минут, а, скорее всего, угонят ее. Десяти минут после стресса – я имею ввиду разговор с супругой о "блядстве" – мне было явно мало. Мы договорились с Людочкой – так звали мою новую знакомую – что я сперва отгоню машину на платную стоянку и вернусь, как "штык". Ей особенно понравилось броское словечко "штык", она, видимо, была из семьи военных или какие-то сексуальные аллегории томили ее плоть…

Олежек почему-то взглянул на меня призывно: видимо, ему была необходима моя помощь или совет – трактуй, как угодно. Затем он перевел глаза на майора, словно рекрутируя компанию "свидетелей" для перехода в "соучастники" своих совершенно безвольных похождений. Я ответил ему нескрываемым презрением, потому что понимал, если он "завелся", то сможет проговорить о своих похождениях несколько суток – это уже давно стало "философией", составляющей смысл его жизни. Только еще одного функционера подобного ранга я встречал в своей жизни – Витю Кагана, но тот давно уже покинул Россию – сгинул в далеких Штатах, как и все то, что быстро поедается "буржуазной молью". Кто не знает, тот пусть запомнит: нет страны лучше, чем наша матушка Россия!..

– Вернулся в тот двор ровно через тридцать минут – время достаточное для дамы, чтобы успеть принять ванную и подготовить себя контрацептически. Все так и было. На "дальнейшее" мы потратили с Людочкой не более двух часов.

Тут в разговор совершенно некстати вклинился майор – честно говоря, у меня стало даже портиться вполне добродушное отношение к этому приятному до того времени милиционеру. Вот так всегда – все же есть у той братии некая червоточинка, все равно дающая о себе знать рано или поздно. Он задал вопрос:

– Олег Маркович, а вот крики какие-нибудь с улица не раздавались в это время? Может быть кто-то звал на помощь?..

Полковник, Владимир переглянулись со мной, их взгляды говорили: "Чудак! Перебил на самом интересном месте. Олух зеленый!". Нет ничего хуже перебивать сексуальный раунд даже в формате чистого и честного мужского сопереживания. За женщин ничего не могу сказать – женщиной в этой жизни еще никогда не был. Но догадываюсь, что и они стали бы возражать против остановки "фильмы" на самом пикантном месте. Всему есть предел, в конце-то концов: нельзя же так безобразничать. Это же прямой путь к неврозу!..

Мне было очень приятно наблюдать, как мастерски вышел из нависшей неловкости Олежек. Мысленно я ему аплодировал. Он никому не грубил. Он понимал, что здоровый мозг нормального мужчины во время сексуальной притчи всегда переполнен кровью, поскольку тогда половой акт только мыслится, моделируется, подвешен в виртуальности. Естественно, что тогда кровь не устремляется к кавернозным телам специального мужского органа – за некоторым исключением, конечно, – но приливает к локальным зонам коры головного мозга, возможен даже инсульт на этой непростой почве!..

Олежек все понял, он расшифровал ситуацию, как опытный психотерапевт – сказалось долгое общение с корифеями медицинской науки – со мной, Витей Каганом Эйдемиллером и другими. Многое успел пересмотреть в своих взглядах Олежек в тот период, когда мы всей честной компанией пребывали в психиатрической клинике на Удельной… Но я, кажется, отвлекся?..

Вообщем, по моему убеждению, Олежек совершенно к месту рассказал нехитрый анекдотец: "Один еврей, волею судеб, оказался практически единственным здравомыслящим свидетелем пожара, возникшего среди ночи в женском общежитии фабрики "Красная нить". Все русские "хахали" многочисленных работниц-ударниц были по заведенной в России дурной традиции к тому времени напрочь сражены алкоголем низкого качества. Атлет-еврей, приходя к свое постоянной любовнице – технологу Доре, подкреплял себя во время сексуального раута только черным кофе. Таким образом, мозг у него оставался всегда трезвым и ясным, а потенция резко возрастала. Атлет долго рассказывал судье о событиях, примерно, в таком ключе: представьте, ваша честь, ситуацию: мы выпили с Дорой первую чашечку кофе, и ту я, как водится, ее трахнул. Потом выпили опять чашечку и… Где-то к шестой чашечке судья заволновался: если бы его супруга услышала о такой ударной работе, то сжила бы супруга со свету!… Судья, слов нет, распухал от зависти: у него-то даже после ведра кофе ничего не получалось! Он перебил свидетеля категорически: "Ближе к делу, о пожаре толкуйте!" Свидетеля окрик не смутил, ему уже было трудно выскочить из привычной колеи, основательно подкрепляемой чашечкой черного кофе. Условный рефлекс трудно воспитать, но, воспитав, трудно и изжить. Большинство преступлений как раз и происходят по этой причине. У атлета условный прочно переплетался с безусловным рефлексом, поэтому он мог давать показания только в том же духе: так вот когда я выпил девятую чашечку кофе, то в коридоре заорали громко – "Пожар! Пожар, горим, спасайся кто может!" И тут я уже, ваша честь, не помню: Трахнул я Дору еще разочек или не трахнул?"…

Господа военные хохотали, как буйные умалишенные, я тоже выдавил улыбку. Смеялся и майор, мгновенно поняв нелепость своего последнего вопроса. Он окончательно отступился от Олега. По законам следственной психологии, не рекомендуется перебивать свободно текущий рассказ свидетеля или даже обвиняемого. Необходимо набраться терпения, и все слушать, запоминать, чтобы потом поймать казуиста на разночтениях, оговорках, обмане.