____________
      О творчестве М. А. Шолохова см.: Николай Федь. Парадокс гения. М., 1998 г.
      Любопытна, реакция партийных вождей на послание писателя, отразившаяся в донесении тогдашнего главного идеолога М. В. Зимянина. (Забегая вперед, заметим в скобках, что изворотливость и бесстыдство остались при М. В. Зимянине навсегда. Почти 20 лет спустя, 19 декабря 1994 года ("Правда") он попытался все наши беды свалить на "преступления Сталина" да на "неправильность системы". "А вот теперь все рухнуло, - констатировал он, написали: вследствие предательства наших верхов. Но предательства не должно быть при правильной системе организации деятельности партии, при правильной идеологии, при правильной политике".)
      Ниже приведем неизвестный общественности документ, свидетельствующий не только о трусости, изощренной демагогии и лицемерии "сиятельных вершин", но и их цинизме по отношению к гениальному сыну русского народа. Записка М. В. Зимянина датирована 20 марта 1978 года и адресована в ЦК КПСС. "В письме на имя тов. Л. И. Брежнева, направленном секретарям ЦК КПСС 14. III. 1978 г. тов. М. А. Шолохов заявляет о необходимости поставить вопрос о более активной защите русской национальной культуры от антипатриотических, антисоциалистических сил, подчеркивая, что в настоящее время русская культура является одним из главных объектов идеологического наступления врагов социализма и особенно яростных атак со стороны мирового сионизма, как зарубежного, так и внутреннего. Тов. Шолохов выдвигает некоторые предложения о мероприятиях в защиту русской культуры, а также высказывает соображение о целесообразности "более широкого и детального рассмотрения всего комплекса вопросов русской культуры", для чего, как ему представляется, "следовало бы создать авторитетную комиссию, состоящую из видных деятелей русской культуры, писателей, художников, архитекторов, поэтов, представителей Министерства культуры Российской Федерации, ученых-историков, филологов, философов, экономистов, социологов, которая должна разработать соответствующие рекомендации и план конкретной работы, рассчитанной на ряд лет".
      В свете итогов деятельности нашей партии и народа по осуществлению ленинской культурной революции в СССР по развитию материального и духовного потенциала русского и других народов страны - всего советского народа, хода осуществления решений последних съездов КПСС по вопросам развития науки и культуры, вопрос о состоянии развития русской культуры требует более глубокого и всестороннего рассмотрения, нежели это сделано в записке тов. Шолохова. Записка тов. Шолохова, продиктованная заботой о русской культуре, отличается, к сожалению, явной односторонностью и субъективностью оценки ее современного состояния, как и постановкой вопроса о борьбе с нашими идеологическими противниками.
      Культура русского народа, как и всех народов Советского Союза, прошла после Великого Октября огромный путь исторического развития и стала ныне подлинной культурой развитого социалистического общества, отвечающей гигантскому духовному возвышению народа и росту его духовных запросов. В ходе культурной революции и всего процесса развития культуры в СССР, культура великого русского народа являлась и является, вне сомнения, ведущей, оказывающей огромное революционное, творческое влияние на культуру не только других народов нашей страны, но и всего прогрессивного человечества. Не теряя своего национального своеобразия, русская советская культура проявляет свое подлинное величие, быть может, больше всего тем, что благодаря своему огромному духовному богатству, передовому содержанию активно содействует интернационализации всей духовной жизни страны в ее ленинском понимании. Деятельность советской творческой интеллигенции, начиная с русской, за последние годы проникнута духом все возрастающего сплочения вокруг партии, ее Центрального Комитета, и благотворный процесс ее консолидации на основе принципов коммунистической партийности и народности особенно активизировался после XXIV и XXV съездов партии.
      Надо полагать, что тов. Шолохов понимает это, но тем не менее выдвигает тезис о необходимости более активной защиты русской культуры как в ее прошлом, так и в настоящем.
      Бесспорно, что в идеологической борьбе против Советского Союза, нашего государственного и общественного строя, нашей партии и народа враги коммунизма, в том числе и мировой сионизм, применяют всевозможные средства, самые изощренные идеологические диверсии. С учетом этого следует всегда, а в настоящий момент - во время определенного обострения идеологической борьбы на международной арене - в особенности проявлять высокую политическую зоркость, идейную непримиримость против каких бы то ни было враждебных посягательств на основы нашего строя, включая и советскую культуру, в том числе культуру русского народа.
      Развитие советской культуры, в том числе и русской литературы, искусства, архитектуры, равно как и научно-технические достижения Советского Союза, дают нам для этого непоколебимую основу. Мы по праву гордимся тем, что советская культура прочно занимает передовые позиции и по идейному, духовному и эстетическому содержанию своему превосходит культуру любой из стран современного мира. Развитие советской духовной культуры наносит сокрушительные удары по всем попыткам апологетов империализма скрыть духовный, как и политический, кризис в странах капитализма и попытаться очернить культуру социализма. Деятели советской культуры активно принимают участие в идейной борьбе против империализма и всякой реакции, включая и сионистские организации.
      Разумеется, это не снимает с нас обязанности проявлять неуклонную все возрастающую заботу о дальнейшем развитии социалистической культуры нашей Родины, в том числе культуры русского народа. Нельзя проходить и мимо отдельных недостатков, имеющихся в этой сфере, - проявлений упрощенческого подхода к тем или иным вопросам культуры, недооценки враждебных влияний на отдельных неустойчивых представителей творческой интеллигенции, ряда недостатков в культурно-просветительной работе, наконец, в работе средств массовой информации, радио, телевидения, кино.
      Однако изображать дело таким образом, что культура русского народа подвергается ныне особой опасности, связывая эту опасность с "особенно яростными атаками как зарубежного, так и внутреннего сионизма", - означает определенную передержку по отношению к реальной картине совершающихся в области культуры процессов. Возможно, т. Шолохов оказался в этом плане под каким-то, отнюдь не позитивным, влиянием. Стать на высказанную им точку зрения означало бы создавать представление об имеющемся якобы в стране некоем сионистском политическом течении или направлении, то есть определенной политической оппозиции. Во-первых, это не отвечает действительности. Во-вторых, именно такой трактовки вопроса хотелось бы нашим классовым врагам, пытающимся сколотить, а если не сколотить, то изобразить наличие в стране политической оппозиции. В-третьих, акцент на наличие в стране сионистской оппозиции неизбежно повлек бы за собой подхлестывание у политически неустойчивых людей антисемитских настроений. Наши идейные противники только радовались бы этому.
      Далее. Выдвижение тезиса о русской культуре в качестве объекта особой защиты со стороны партии и государства было бы, несомненно, чревато постановкой вопроса о том, как относятся партия и государство к защите культуры других народов Советского Союза, т. е. с наличием сомнения в подлинности их равенства. Все эти вопросы принципиально решаются нашей партией на основе ленинской национальной политики. Они всесторонне и глубоко сформулированы тов. Л. И. Брежневым в Отчетном докладе ЦК КПСС XXV съезду нашей партии. Необходимо еще более усилить работу по выполнению исторических решений съезда.
      Ввиду вышеизложенного представляется необходимым:
      1. Разъяснить т. М. А. Шолохову действительное положение дел с развитием культуры в стране и в Российской Федерации, необходимость более глубокого и точного подхода к поставленным им вопросам в высших интересах русского и всего советского народа. Никаких открытых дискуссий по поставленному им особо вопросу о русской культуре не открывать.
      2. Некоторые практические соображения, выдвинутые т. М. А. Шолоховым в письме на имя тов. Л. И. Брежнева, поручитъ рассмотреть комиссии ЦК в составе тт. Соломенцева М. С., Демичева П. Н., Зимянина М. В., Трапезникова С. П., Тяжельникова Е. М., Шауро В. Ф., Маркова Г. М. Комиссии представить свои предложения в ЦК КПСС в месячный срок. "4
      Между тем секретная записка комиссии полностью подтвердила тезисы шолоховского письма*.
      _______________
      * Демичев П. Н. - кандидат в члены Политбюро ЦК КПСС, секретарь ЦК КПСС, Зимянин М. В. - секретарь ЦК КПСС, Кочемасов В. И. - заместитель Председателя Совета Министров РСФСР, Тяжельников Е. М. - заведующий Отделом пропаганды ЦК КПСС, Шауро В. Ф. - заведующий отделом культуры ЦК КПСС, Марков Г. М. - член ЦК КПСС, председатель правления Союза писателей СССР.
      Так, отвечая на вопрос об ухудшающихся возможностях издания трудов и произведений русских авторов, авторы записки вынуждены были признать, что "в РСФСР в этом отношении не всегда еще существуют одинаковые возможности сравнительно с некоторыми другими республиками. В настоящее время, например, в РСФСР (исключая автономные республики) издается 57 республиканских журналов, тогда как на Украине - 75, в Грузии - 24, в Эстонии - 23, в Литве - 26. В РСФСР не издаются республиканские журналы по вопросам кино, музыки, народного творчества, а также научно-популярные журналы, выходящие, например, на Украине.
      М. А. Шолохов писал, что радио, телевидение, газеты и издательства являются главными рассадниками "антирусских идей, порочащих нашу историю и культуру". Названная выше записка констатирует: "Значительная часть интеллигенции РСФСР сосредоточена в Москве и Ленинграде. Она имеет более широкий доступ к Центральному телевидению, радио и печати сравнительно с интеллигенцией из областей РСФСР. Так, в передачах главной редакции музыкальных программ Центрального телевидения в 1977 году из РСФСР приняло участие 94 композитора, в том числе из Москвы 67 человек, из областей РСФСР - 8 человек (справочно: из союзных республик 31 человек). Главной редакцией литературно-драматических программ Центрального телевидения в 1977-1978 годах освещалось творчество 21 писателя и поэта из РСФСР, в том числе из Москвы - 17, из Ленинграда - 2, из областей РСФСР - 2 (из союзных республик - 5). Сходная картина наблюдается и по другим программам".
      Что касается изданий художественной литературы, то тут дела еще неутешительней, отмечают авторы записки: "В издательствах "Советский писатель", "Художественная литература", "Молодая гвардия" и "Детская литература" в 1976-1977 годах 3509 авторов выпустили 3777 книг и брошюр. Почти половина авторов (1702) - писатели РСФСР. Однако примерно две трети авторов (1128) составляют москвичи, 22 - писатели из Ленинграда. Писатели Российской Федерации в 1976 и 1977 годах выпустили в издательстве "Советская Россия" 236 книг. Более половины авторов (158) из Москвы, из Ленинграда - 15, из краев и областей РСФСР - 34. Аналогичная картина наблюдается и по другим издательствам. В публикациях таких ведущих газет, как "Литературная газета" и "Литературная Россия", также доминируют авторы-москвичи"5.
      Тогда, в семидесятых, немногие видели и понимали (сегодня все знают!), кто были по убеждениям и национальному составу (опекаемые пигмеями Кремля) все эти "доминирующие авторы".
      Между тем письмо Михаила Шолохова спрятали в архив.
      Разве им ведомо, что гении определяют жизнеспособность эпохи?
      На пути к народной правде, к истине писателям приходится сталкиваться с многими препятствиями, и далеко не каждый с честью их преодолевает. Большой духовной силы требуется от дерзновенного, вступающего на литературное поприще, а особенно от гения, против которого объединяются многочисленные завистники, неудачники и попросту негодяи.
      Такова судьба Шолохова. Он вошел в литературу в тот момент, когда ощущение пропасти, лежащей между революционной утопией и действительностью, становилось очевидным фактом. Художник дерзнул во всеуслышанье заявить об этом и показал, что в пору общественных катаклизмов человека ожидает больше потерь, чем обретений, и несравнимо больше желаемого, нежели действительного. Это был прогноз на много лет вперед. Горькая правда истории: на всех этапах великих общественных потрясений лежит клеймо тотальных разрушений, а на гребне социальных волн преобладают честолюбивые и аморальные проходимцы, которым чужды и даже ненавистны крепкие государственные устои, культурно-этические и духовные ценности народа.
      Чтобы понять природу социалистической цивилизации, необходимо глубоко разобраться в феномене Шолохова, который бросил яркий луч света на всю мировую культуру XX столетия. Теперь с полным правом можно утверждать, что по остроте и глубине социального анализа, по богатству художественных образов он далеко превосходит все, что создано в наш век. Никто из его современников не обладал такой силой творческой мысли, такой страстностью темперамента и непоколебимой верой в созидательную природу человека, как он. Под его пером оживают гордые и вольнолюбивые люди, поставленные в экстремальные обстоятельства - за или против. Но судьба шолоховских героев - это и его, художника, судьба. Потому-то всякое явление окружающей действительности, каждое историческое событие он измерял "народным аршином", ибо вмещал в своем сердце радость и скорбь, боль, гнев, надежды поколений и, как мы знаем, жизнь целого народа.
      Духовное величие Шолохова слишком загадочно для XX века. Бесстрашие его художественного анализа не только смущало и продолжает смущать литературных и политических пигмеев, всяких "обустроителей России", но приводит их в нервную дрожь. И есть от чего. Он рано постиг диалектическую закономерность классовой борьбы (между богатыми и бедными) и показал ее логику на судьбах своих бессмертных образов. Более того, он первый раскрыл в своих произведениях природу русского патриотизма, который всегда был окрашен социальным, а не только национальным чувством. Подобное ни трубадуры общечеловеческих ценностей, ни биологические космополиты не прощают.
      Отсюда - резкие колебания в оценке Шолохова, обусловленные социальной напряженностью и глубокими переломами в общественном и художественном сознании, равно как жгучая зависть иных литераторов.
      Вспомним: 20-30-е годы - время ожесточенной борьбы с троцкизмом, внутриполитические распри. И в эти же годы сфабриковано "дело Шолохова" о плагиате, более того - назревает смертельная угроза его жизни. Далее. 50-60-е годы - так называемая "хрущевская оттепель", породившая в обществе неуверенность, цинизм и отчуждение. Из нор и щелей, как тараканы, выползают уценители духовных ценностей России, троцкистского и диссидентского толка, а в эпицентре их нападок - автор "Тихого Дона".
      Наконец, восьмидесятые-девяностые - паралич общественного сознания, развал СССР. Одновременно с обострением всеобщего кризиса и позора струсившей интеллигенции в обществе усиливается растерянность и пессимистические настроения. А на Шолохова вновь обрушивается мутный поток клеветы, лжи и оскорблений.
      Таков удел литератора на святой Руси, о чем свидетельствует и горькое признание Пушкина. "К доброжелательству досель я не привык". Впрочем, у гениального человека мало друзей, зато тьма недоброжелателей и врагов.
      * * *
      Между тем к этому времени перед литературой во весь рост встали вопросы, один сложнее другого: что есть истина в этом быстро меняющемся мире? Какие идеалы у современника, у нынешнего общества? На чем может остановиться взгляд писателя с любовью, верой и надеждой? Ответить на эти вопросы писатели 70-90-х годов уже не могли.
      В этот период в среде творческой интеллигенции усиливается пассивность, внутренний разлад и безверие, сопровождаемые резким ослаблением интереса к окружающей действительности. Вместе с тем утрачивается высокий критерий ценности художественного произведения, что способствует отходу от серьезного социального анализа и сужению взгляда на окружающий мир. Мысль становится суетной и трусливой, а слово - гнило. Не удивительно, что этот период не отмечен крупными художественными явлениями. Литература двигалась как бы по замкнутому кругу, варьируя избитые темы, характеры и сюжеты.
      Если сравнивать литературу 70-90-х с литературой первых послеоктябрьских десятилетий, находящуюся в сложнейших социально-политических и цензурных условиях, - то общий итог будет не в пользу первой. Тогда сквозь толщу запретов, идеологического давления и репрессий пробивались крупные таланты, сохранившие и развившие высокие традиции классики и составившие достояние русской изящной словесности XX века. Что дали 70-90-е? Даже то, что обрела литература в двадцатые-шестидесятые, они растеряли.
      Повесть-сказка Шукшина "До третьих петухов" как бы выламывалась из этого порочного круга, вносила свежую струю в литературу. В центре шукшинского смехового мира образ чудика-дурачка, странного человека, нередко попадающего в комическую ситуацию. "Есть на Руси еще один, - писал Шукшин, - в котором время, правда времени, вопиет так же неистово, как в гении, так же нетерпеливо, как в талантливом, так же неистово и неистребимо, как в мыслящем и умном. Человек этот - дурачок. Это давно заметили (юродивые, кликуши, странники не от мира сего - много их было в русской литературе, в преданиях народных, в сказках)". И, обостряя проблему, он продолжал: "Герой нашего времени - это всегда "дурачок", в котором наиболее выразительным образом живет его время, правда этого времени".
      Шукшин опирался на традиции русской литературы, в которой юмор и сатира играли огромную роль в деле пробуждения самосознания русских. Именно смеху, начиная с сатир Кантемира, комедий Капниста ("Ябеда"), Фонвизина ("Недоросль"), а затем Грибоедова ("Горе от ума"), Гоголя ("Ревизор", "Мертвые души") и беспощадного сатирического пафоса творений Сухово-Кобылина ("Свадьба Кречинского") и Салтыкова-Щедрина, - русская литература обязана своими крупными успехами в борьбе за демократизацию общественной жизни. Их смех звучал как приговор злу. История смеха - это история борьбы за правду, борьбы за человеческое достоинство. В кромешной тьме бесправия смеются только безумцы. "Бывает время, - писал великий Гоголь, - когда нельзя устремить общество или даже все поколение к прекрасному, пока не покажешь всю глубину его настоящей мерзости, бывает время, что даже вовсе не следует говорить о высоком и прекрасном, не показавши тут же ясно, как день, путей и дорог к нему для всякого". Так комический жанр был включен в сферу идеологии и острой социальной критики.
      После Шолохова мы перестали смеяться. И только по недосмотру власть предержащих в сочинениях отдельных русских писателей еще звучал приглушенный смех.
      Дурак-чудик Шукшина, как и традиционный дурак русских сказок, полон решимости постоять за правду. Но если сказочный Иван-дурак, как правило, берет верх над злом и несправедливостью и выходит победителем в самых тяжелых ситуациях, то шукшинскому дураку уготована не столь завидная участь и далеко не всегда дело, ради которого он подвергается унизительным притеснениям, торжествует. Силы зла слишком велики, чтобы без боя восторжествовали добро и справедливость.
      И все-таки именно в таком герое видит Шукшин источник торжества справедливости. Не кто иной, а Иван-дурак колеблет устои царства-государства Змея Горыныча, именно Иван приходит к мысли о необходимости серьезного пересмотра и изменения создавшейся ситуации: "Вечно кого-то боимся, кого-то - опасаемся. Каждая гнида будет из себя... великую тварь строить, а тут обмирай со страха. Не хочу! Хватит! Надоело... " И тогда на помощь писателю приходит горький смех, который в повести-сказке "До третьих петухов" (с многозначительным подзаголовком "Сказка про Ивана-дурака, как он ходил за тридевять земель набираться ума-разума") становится его самовыражением, позицией.
      Новый тип либерального интеллигента труден для воплощения в искусстве, поскольку изменчив, непоследователен, текущ и многолик, равно как опасен в силу своей индифферентности и инородности. Одна из его разновидностей, пожалуй, наиболее агрессивная и зловещая, выведена в образах шукшинских чертей. Пока Иван добывал справку, что он умный, твердыню русских монастырь - уже осаждала ватага чертей, во главе которых - "Некто изящный, среднего роста, в очках... ". Каждый из них выполнял определенное поручение и делал это хорошо. "Кто из чертей, засунув руки в карманы узеньких брюк, легонько бил копытами ленивую чечетку, кто листал журналы с картинками, кто тасовал карты... Один жонглировал черепами. А четверо - три музыканта с гитарами и девица - стояли прямо перед стражником: девица красиво пела "Очи черные". Лихо исполняли черти "под народ" - "Камаринскую" и "По диким степям Забайкалья". Хорошо они пели и плясали, так хорошо, что русские Иваны-дураки, расчувствовавшись, прозевали момент, когда их облапошили. Захватив монастырь, черти стали хозяевами положения: теперь монахи вынуждены иконы рисовать с них, чертей, а Иванов они собираются учить уму-разуму. "Какие же вы все же... грубые, - сказал изящный черт из-за частокола. - Невоспитанные. Воспитывать да воспитывать вас... Дикари. Пошехонь. Ничего, мы за вас теперь возьмемся".
      Не менее значительных высот достигает дар Шукшина-сатирика при создании образа Мудреца, воплотившего в себе самые отвратительные проявления бюрократизма, тупости и цинизма кремлевских властителей. Мудрец "весь в теории" и так же социально вредна его демагогия. Но Шукшин не ограничивается приемом саморазоблачения героя, он активно вмешивается в ход событий и таким путем окончательно разоблачает этого деятеля.
      Великолепен конец его окончательного посрамления: "С Мудреца сняли пиджак, брюки... Сняли рубашку. Старичок предстал в нижнем теплом белье.
      - Это безобразие! - кричал он. - Здесь же нет основания для юмора! Когда смешно? Смешно, когда намерения, цель и средства - все искажено! Когда налицо отклонение от нормы!
      Здоровенный парень деликатно похлопал его по круглому животу.
      - А это... разве не отклонение?
      - Это примитив! Это юмор каменного века! Все глупо, начиная с ребра и кончая вашим стремлением... Ха-ха-ха! О-о-о!.. - И тут старичок пукнул, как-то по-стариковски, негромко - дал, и сам очень испугался, весь встрепенулся и съежился. А с молодыми началась истерика".
      В подкладке сатиры Шукшина - действующие лица Иван-дурак, черти, Змей Горыныч, Мудрец, Баба-Яга, ожившие литературные герои - скрывается реальная действительность с ее напряженными внутренними процессами - отчаянием, нарастанием в обществе пессимистических настроений и трагических предчувствий.
      Василий Шукшин, пожалуй, один из первых отчетливо разглядел лик жизни, которая настойчиво стучала в дверь нашего дома. Писателю ничего не нужно было измышлять за письменным столом или разыскивать своих персонажей по городам и весям России. Иваны-дураки и крепко спаянная между собой космополитская рать, то бишь черти, обступала его со всех сторон, галдела, терзала его измученную душу, отравляя ему жизнь. Она настойчиво лезла на лист бумаги - и он поддался, уступил ей... У него так и не хватило сил завершить "До третьих петухов" - горький смех внезапно оборвался и перо остановило свой бег.
      IV
      Искусство трудно. Чего стоит признание Гоголя о том, что каждая строка в "Мертвых душах" досталась ему потрясением. Это не какой-нибудь современный литературный Геракл, в мгновение ока создающий "общечеловеческие ценности"... Классики заживо сжигали себя на костре художества. Для них литература - святое дело, орудие познания тайн природы и человека. Именно здесь истоки непоколебимой веры в свое призвание, осознание роли и значения духовных богатств нации в контексте широкой исторической перспективы. Но как только ослабевает энергия веры и идейной убежденности, художественное творчество начинает затухать. Вспомним, как знаменитый французский писатель объяснял причины упадка итальянского искусства. "Итальянское искусство упало с высоты вовсе не потому, что, как обычно полагают, его покинуло высокое дыхание средневековья, что недостает гениальных творцов (...) гений всегда живет среди народа, как искра в кремне - необходимо лишь стечение обстоятельств, чтобы эта искра вспыхнула из мертвого камня, - писал Стендаль. - Искусство пало потому, что нет в нем той широкой мировой концепции, которая толкала на путь творческой работы прежних художников. Детали формы и мелочи сюжета, как бы художественны они ни были, еще не составляют искусства, подобно тому, как идеи, хотя и гениальные, еще не дают писателю права на титул гения или таланта. Чтобы ими стать, надо свести круг воззрений, который захватил бы и координировал весь мир современных идей и подчинил бы их одной живой господствующей мысли. Только тогда овладевает мыслителем фанатизм идей, то есть яркая и определенная вера в свое дело, без которой ни в искусстве, ни в науке нет истинной жизни".
      В сущности говоря, подобное состояние искусства является следствием всеобщего кризиса. В такое время в среде деятелей культуры становится обычным явлением пассивность, внутренний разлад, безверие, что иногда сопровождается ростом тяги к пестрому миру личных переживаний и изысканной демагогии.
      Как, скажем, объяснить теперешнее сочинительство стихотворца, надежно укрывшегося в дачном ските? Его поэма "Буцен" с подкупающей наивностью рассказывает сказочку о "смелом ручейке", который, возмужав, даже речку "замуж взял", о выпрыгнувшей из "воды, как из пожара, телешом безо всего" русалке и, само собой, о рыбной ловле. Затем Егор Исаев чудесным образом отправляет своего Буцена в "запредельный мир, на небеса", завершая сочинение пафосными восклицаниями в духе комсомольских вожаков горбачевского разлива:
      - Дядя Митяяя?! Где ты?.. Где ты?!..
      В бездны вечности кричу.
      Бьюсь душой о бесконечность,
      Не даю уснуть звезде...
      - Не шуми. Я тут, на Млечном,
      Запрягаю лошадей.
      Вывожу их на дорогу,
      Правлю точно на зарю
      И, как там у вас,
      С порога
      Здравствуй, - солнцу говорю!
      Скажут, соловью дачного сада, как и всем соловьям, все едино: дивная лунная ночь, стон угнетенного народа или вечерняя молитва послушника - он, знай, распевает свои песни без слов. Слабое утешение! Между тем в поэме ощущается отрешенность от мира сего. Она тяжеловесна в своей пассивной созерцательности и декоративно слащава, то есть лишена жизненной правды и человеческой боли.
      Что и говорить, в нынешнем разноголосом и многолюдном поэтическом цехе есть немало одаренных стихотворцев. Но большинству из них присущ весьма распространенный недостаток - это неумение передать дух нашего бурного, времени, его трагический накал. Рифмованные мысли и обилие образов - всего лишь шалости праздного ума. В поэтическом искусстве, как в любом творчестве, талант проявляется в способности уловить и выразить истину, что требует самоотверженности, "мук творчества".
      Памятуя вспыльчивость поэтических натур и их нетерпимость ко всякого рода напоминаниям - все же дерзну привести одно любопытное воспоминание И. А. Бунина. "... В Москве была лавка горбатого старика-букиниста. Помню: зима, лавка ледяная, пар от дыхания. Сидя на корточках в углу, перед грудой сваленных на полу книг, неловко роюсь в них, чувствуя на своей спине острый взгляд хозяина, сидящего в старом кресле и отрывисто схлебывающего из стакана кипяток, жидкий чай.
      - Вы что ж, тоже, значит, пишете, молодой человек?
      - Пишу...
      - И что ж, уже печатались?
      - Да, немного...
      - А где именно, позвольте спросить?
      - В "Книжках Недели"... в "Вестнике Европы"...
      - Стихи, разумеется?
      - Да, стихи...
      - Что ж, и стихи неплохо. Но только и тут надо порядочно головой поработать. Надо, собственно говоря, в жертву себя принести. Читали ли вы "Гюлистан" Саади? Я вам эту книжечку подарю на память. В ней есть истинно золотые слова. Вы же должны особенно запомнить следующие: "У всякого клада лежит стерегущий оный клад стоглавый змей". Это надо хорошенько понять. И пусть это и будет вам моим напутствием на литературном поприще. Писатель пошел теперь ничтожный. А почему? Он думает, что клады берутся голыми руками и с превеликой легкостью. ан нет. Тут борьба не на живот, а на смерть. Вечная и бесконечная, до гробовой доски. И знаете, кто высказал эту мысль и именно в связи с вышеприведенными словами Саади? Сам Александр Сергеевич Пушкин. Слышал же я это все от букиниста Богомолова, его современника и приятеля. Торговал с ларька у Лубянской стены... "
      Истинная поэзия призвана быть в хорошем смысле национально-традиционной, отражающей глубокие чувства и мысли современников. Поэт не избегает драматизма жизненных противоречий, ибо осознает свою личную причастность к происходящим событиям. Творчество Н. И. Тряпкина лишний раз убеждает нас в том, что всякий действительный талант всегда кончает тем, что обращается к национальному чувству, становится народным. Многие стихотворения являются своеобразным откликом на происходящие события, из коих явствует, как остро переживает он кризис мировоззрения эпохи. Именно поэтому присуща им взволнованность и эмоциональная насыщенность, подсвеченные мотивом растущей тревоги.
      "Все сумею. Все смогу. Все найду... "
      А тележка - на железном ходу.
      А на привязи - конек-игрунок.
      А домишко - золотой шеломок.
      Ходит Ванька, на колеса гладит,
      Ухмыльнется - да приплясывает:
      Звери-курицы! Даешь Совнарком!
      Погарцуем перед красным крыльцом!
      Что за нэп! Что за хлеб? Что за ВЦИК!..
      Ходит Ванька - сам себе большевик.
      Что ни слово - то рублев на пятьсот,
      А сынишка - погоди! - подрастет!..
      Ходит Ванька да посвистывает,
      Да делишки всем подыскивает,
      Да всё колышки постругивает,
      Да жену свою поругивает...
      То ли год, то ли век, то ли два...
      Где ты, Ванька, удала голова?
      Запропал ты где-то там... Ой-е-ей!
      Душу грешную, Господь, упокой.
      А домишко да под весь корешок
      Подклевал золотой петушок.
      Зашумела, зацвела трын-трава...
      Ой ты, Ванька, удала голова!