- Хочу... но, сынок, ты бы лучше посидел в садике перед правлением, подождал бы меня. Я быстро вернусь.
- Я не спешу, дядя Айхан... Вы не волнуйтесь...
... Айхан легонько приоткрыл дверь кабинета председателя, Увидев незнакомых людей, он тотчас хотел закрыть ее, но его окликнул звонкий голос:
- Заходите, заходите, товарищ. Вы, должно: быть, и есть Айхан Мамедов, фронтовик... Только что Шахназ-муэллима мне о вас рассказала.
Председатель колхоза Аждар-киши, одной рукой поглаживая свой широкий пояс, вышел из-за стола навстречу Айхану. Приветливо поздоровавшись, он указал ему на стул.
- Садитесь. Сейчас я провожу этих товарищей, и мы с вами поговорим.
Айхан сел. По ласковому обращению, сердечным словам ему все стало ясно. Значит, Шахназ рассказала о нем председателю, наверно, просила помочь искалеченному инвалиду войны, несчастному человеку, лишенному родного крова. "Нет, так нельзя, так, не пойдет! - подумал он, стараясь взять себя в руки. - Что со мной происходит? Почему я сам себя обманываю, зачем я пришел, к этому приветливому председателю?.. Он, кажется, действительно хороший человек, это видно с первого взгляда. Все это прекрасно, но у меня нет к нему никакого дела, никаких просьб. Мне ничего от него не нужно, сегодня же я должен отсюда уехать".
С этими мыслями он рассматривал книги, газеты, журналы на длинном председательском столе, не обращая внимания на входящих и выходящих людей. Наконец их стало поменьше, шум в комнате затих. И вдруг:
- Аждар-гага, как вы мудры...
Услыхав это, волосы на его голове встали дыбом. Он тотчас узнал этот извивающийся, съеживающийся, меняющий тональность такой знакомый голос. Он с трудом заставил себя посмотреть в сторону, откуда этот голос доносился. Да, это был он, тот самый Насиб, Толстяк Насиб.
- Что опять случилось, Насиб? - Председатель встал и направился к сейфу. - Давай сюда бумаги. - Затем, он не читая, подписал их все сразу и приложил печать. - На, возьми, можешь идти., и можешь не сомневаться, что я действительно мудр, раз умудряюсь с тобой работать.
- Нет, Аждар-гага, разрешите сделать небольшую поправку к вашим словам, - ощерился Толстяк Насиб. - Разве так велика трудность, сработаться со мной? А вот столкнуться с таким чудовищем, как Рамзи Ильясоглу, как вы это сделали в тот день в заповеднике Гаяалты, действительно не просто.
Рамзи Ильясоглу! Подумать только! Значит, Рамзи жив - здоров! И странно, что от этого, то есть оттого, что он жив - здоров, ему, то есть Айхану, уже ни жарко ни холодно. Да, это так, потому что ответ на самый важный и единственный связанный с Рамзи вопрос он получил вчера, услыхав от маленького Эльдара слово "Бахышов". В его жизни до этого мгновения Рамзи существовал лишь как спутник звезды Шахназ. А раз Шахназ была женой другого человека - Бахышова, значит, и спутник Рамзи давно сгорел. Так почему же все-таки он волнуется? Почему ему так захотелось увидеть Рамзи-муэллима и поговорить с ним?
Пока Насиб держал речь, Айхан пытался понять, как к ней отнесется председатель, и одновременно наблюдал за напрягшимися шейными мышцами Толстяка Насиба. Хоть шея у него действительно походила на лень большого вяза, на этом бесформенном туловище она колыхалась как волосок. С самого детства ничего не выражавшие маленькие глазки его утопали в складках мясистого лица. Когда он, скрестив руки на выступающем вперед животе, смеялся, эти глазки совсем исчезали, и на его застывшем как камень лице вместо улыбки появлялось оскорбленное выражение. "Странно, - подумал он, оказывается, и о лице надо заботиться, когда человек, забыв об этом, заботится только о животе, вот что получается..."
Насиб медленно поднялся со стула и только после этого, обернувшись, бросил мимолетный взгляд на Айхана. И вдруг сделался таким надменным, будто, взглянув на этого странного человека, совершил большую ошибку. Как бы поспешно исправляя ее, он торопливо вышел из комнаты.
Теперь наступил черед Айхана. Надо было что-то сказать председателю. Услышав стук собственного сердца, он совсем растерялся. "Что с тобой, старик? Разве ты не сказал только что самому себе, что у тебя нет никакой просьбы к этому приветливому человеку?.."
- Теперь я вас слушаю, Айхан-гардаш, - сказал председатель, поднимаясь с места и садясь напротив Айхана.
Он налил из красно-желтого большого термоса два стакана чая, один пододвинул гостю, другой поставил перед собой. Потом, не дожидаясь, пока гость заговорит, сказал:
- Я тоже, как и вы, приехал сюда из другого места. Всего три года здесь работаю, а кажется мне, что родился здесь. Поверьте мне, это действительно так. Пройдет всего, один-два месяца, и вы сами увидите, что за край этот Чеменли. О воде, воздухе, о красоте вокруг я уже не говорю, - это само собой разумеется, но и это тоже немаловажно. Особенно для такого человека, как вы, оставившего на фронте полжизни, Чеменли незаменимо. Шахназ-муэллима мне сказала, что нужно... Дело в том...
- А что сказала вам Шахназ-муэллима? - наконец проговорил Айхан.
- Сказала, что вы не раз были ранены, что здоровье у вас подорвано и так далее. Думаю, прежде всего, надо подумать о жилье. У меня такое предложение, если вы согласны...
- Предложение?
- Давайте-ка прямо с завтрашнего дня поселяйтесь в бывшем доме Эльдара Абасова. Это подходяще со всех точек зрения. Знаете почему? Прежде всего потому, что вы тоже, как Эльдар, были фронтовиком, значит, единомышленником. И его душа будет радоваться, что в доме его горит свет, а зажигает этот свет такой же, как и он, фронтовик. А потом...
- Да разве это возможно, председатель?.. - Айхан задохнулся от боли и не понимал уже, что и зачем говорит. - Разве у Эльдара Абасова нет ни одного родного человека, который бы...
- Айхан-гардаш, ровно два года я об этом думаю. - Председатель встал и заходил по комнате. - Почему нету, разве все седо - не родня Эльдару, не любящие его люди? И именно поэтому никто не соглашается жить в его доме. Говорят... Кто знает, может, от Эльдара или Гюльназ какой-нибудь след остался? Гюльназ его сестра, она тоже погибла в Ленинграде, в блокаду. Все это, конечно, пустые надежды. Сколько лет уже прошло после войны! В общем, я хочу сказать, что никто не будет возражать, если ты поселишься в этом доме.
Айхан больше его не слушал. Неожиданное предложение председателя потрясло его. Действительно, если не он, то кто разожжет огонь в отцовском доме? Кто подтвердит, что от Гюльназ ничего не осталось на этом свете? Ведь они, Искендер и Гюльназ, долгое время жили вместе. Он знал на память письма, полученные от Гюльназ. "Мой единственный, мой несравненный брат! Я знаю, что на свете нет, кроме тебя, человека, который бы так понимал меня, знал чистоту моего "греха". Напиши папе, маме, объясни им, что они сами вынудили меня поступить таким образом, ведь я их дочь. Пусть и теперь знают, что я по-прежнему их дочь и ни одним своим поступком не опозорю, не посрамлю их. Пусть знают, что мы счастливы. Это говорит мне мое сердце, это говорит Искендер".
"Мы счастливы", - повторил про себя Айхан. - Сестричка моя, что осталось в память об этом счастье? А если осталось, то где оно?" Эта мысль потрясла его; ему показалось, что он сейчас может потерять сознание и упасть прямо здесь, в кабинете председателя. Его охватил ужас. В далеких, непостижимых для разума высотах он услыхал детский голос: "Дядя, где ты был? Почему ты не искал меня?" Откуда он все это взял? Ведь правильно сказал председатель: сколько времени прошло с тех пор! Так на что же он надеется? Он понял только одно: жизнь все еще преследует его своими загадками. Будет ли этому конец?
- Может быть, я вас чем-нибудь обидел, Айхан-гардаш? - Ласковый голос отвлек его от невеселых мыслей. - Извините, я только...
- Нет, нет... что вы, продолжайте! Я согласен поселиться в доме Эльдара Абасова. Это будет действительно хорошо. По-моему, в этом нет ничего дурного.
- Вот и я так думаю, наоборот...
- Ну, а если вдруг, как вы говорите, отыщется какой-нибудь след сестры или брата, будет даже очень хорошо, будут жить со мной, как мои дети...
Ему показалось, что, высказав все это, он совершил хорошее дело. После этих слов произойдет какое-то чудо, из каких-то заоблачных высот донесется детский голос и сию минуту здесь, за дверью, послышится "Дядя, а вот и я!.."
- Хорошо, что согласился. Да и человек ты, видно, много повидавший. Какое у тебя образование? Может быть, с колхозными бумагами...
- Нет-нет, образования у меня такого нет, председатель. В правлении я делать ничего не смогу.
- Ну что ж... будь по-твоему... А как же?..
В это время дверь отворилась, и кто-то громко и свободно произнес: "Можно, председатель?" Кто знает, если бы не этот голос, сколько бы он еще просидел так, в задумчивости.
- А, Мардан, входи. Ты как раз вовремя пришел... - Председатель указал вошедшему на стул рядом с Айханом. - Познакомься, Айхан-гардаш приехал жить в наше село. По состоянию здоровья. Он фронтовик.
Айхан, подняв голову, посмотрел на молодого человека, которого председатель назвал Марданом. По ясному взгляду черных горящих глаз он в одно мгновение определил: хороший парень.
Обращаясь к Айхану, председатель продолжал:
- Сын нашего доктора Салимы. Работает бригадиром садоводов. Мне кажется, Айхан-гардаш, если у вас есть охота повозиться с садом...
- Да, конечно, - ухватился за эту мысль Айхан. - Я еще до войны два года проучился на естественном факультете... - Он сказал это так поспешно, словно боясь, что сейчас председатель передумает, возьмет свои слова обратно и ему не придется работать с этим приветливым парнем.
- Вот и прекрасно! Что может быть лучше? Ты как, Мардан, не возражаешь?
- Как можно, председатель? - доброжелательно и, как показалось Айхану, немного стеснительно улыбнулся Мардан.
Когда они вышли из кабинета и спускались по ступенькам, председатель сказал:
- Тогда прямо завтра начнем ремонт дома Эльдара Абасова, а потом ты туда переедешь.
Айхан торопливо произнес:
- Нет, ремонтировать не нужно. Я сам все сделаю. Потихоньку...
- Ну, как так можно, Айхан-гардаш? Тебе понадобятся материалы, доски, бревна, цемент...
- В этом вы мне поможете, остальное я сделаю сам... Председатель заторопился к ожидавшей его во дворе машине.
Айхан никак не мог собраться с мыслями. Все произошло так молниеносно. Почему-то он утром пришел в правление; едва услышав предложение председателя, сразу же согласился поселиться в родном доме; следовательно, он принял решение остаться в Чеменли. И грусть, и тревога, и боль обступили его. Неужели он действительно собирается остаться в Чеменли? Как же это случилось? Что побудило его совершить такой ошибочный шаг? А почему, собственно, ошибочный?
Нервно постукивая тростью, он сделал несколько шагов. Не намеревался ли он догнать удалявшуюся машину, которая подняла на проселочной дороге столб пыли, и сказать председателю, что он передумал? Но именно в этот момент он почувствовал за спиной дыхание идущего следом молодого бригадира. Теперь он уже думал о бригадире. А Мардан хоть, видимо, и спешил, но не хотел обгонять гостя с палкой - ждал, когда тот спустится по лестнице.
Айхан посторонился, пропуская Мардана вперед.
- Проходи, сынок, не жди меня, - сказал он. - Я ведь медленно...
- Ну что вы, дядя Айхан! - Мардан ловко взял его под руку. - Дорога старшему...
Хотя Айхан заранее знал, что услышит эти слова, он не мог предположить, что они будут ему столь приятны. Как будто Мардан не просто подал ему руку, а на только что подаренных крыльях перенес его по воздуху. И дело было не только в словах Мардана- таких слов на своем веку он слышал немало, - дело было во взгляде, интонации, его улыбке. Но почему это его так тронуло? Что необычного сделал Мардан? Ведь это простой долг вежливости, свойственный любому воспитанному человеку. Разве мало обманывали его первые встречи, первые впечатления? Не достаточно ли Гюльбениз - самого горького воспоминания о влюбленности с первого взгляда?
Погруженный в эти мысли, он непроизвольно поднял голову и испытующе посмотрел на Мардана. Черные глаза парня с восхищением были устремлены на него. Что бы все это значило, о господи? Глаза Мардана обволакивали его точно так же, как когда-то черные глаза Гюльназ. Хорошо, что это длилось недолго, иначе можно было лишиться рассудка. Когда они преодолели последнюю ступеньку, Мардан улыбнулся. Айхан смог убедиться, что Мардан смотрит на него не глазами Гюльназ, а присущим только ему одному серьезным мужским взглядом. В этих глазах кроме тревожной, беспокойной ласковости Гюльназ были мужественность и страстность. Нет, это какое-то наваждение. Наверно, Аждар-киши, сам того не ведая, всколыхнул в его груди море воспоминаний, связанных с сестрой. Не успели эти волны улечься, как он повстречался с этим парнем. Вот как просто все объясняется...
- Дядя Айхан, сейчас вы... - Голос Мардана вывел его из задумчивости. Извините, я назвал вас дядей. Вы не сердитесь?..
Айхан покачал головой; глаза его говорили: "Разве на это можно обижаться, сынок?"
- Что вы теперь собираетесь делать? Может... - Мардан запнулся. Может быть...
Айхану показалось, что бригадир хочет пригласить его куда-нибудь, ну, например, к себе домой. Это было бы кстати, там бы он смог увидеть Салиму, не исключено услышать что-либо о Гюльназ.
- Хорошо бы, сынок, если бы ты меня сразу познакомил с моим рабочим местом...
- Рабочим местом? - Мардан радостно расхохотался. - А я разве знаю, где ваше рабочее место? Потом что-нибудь придумаем. Пусть все это ущелье Агчай будет вашим рабочим местом... Согласны? - Его веселый смех эхом пронесся по ущелью.
- Для такого калеки, как я, не слишком ли просторен рабочий кабинет, сынок? - В глазах Айхана отразилась горькая ирония, смешанная с глубокой признательностью. - Я повидал мир, но нигде не видел такого светлого, такого красивого рабочего кабинета. - Его изуродованная губа как-то беззащитно дрогнула.
Мардан не ждал такого ответа, не предполагал, что дядя Айхан такой ранимый и в то же время такой шутник. К тому же это была очень горькая шутка. А это означало, что дядя Айхан, этот случайно попавший в Чеменли, в поисках благодатного воздуха и целебной воды, искалеченный старик (нет, стариком его называть было бы неверно), вовсе не такой уж уравновешенный человек, каким кажется на первый взгляд, и не такой уж простой. Тогда почему же он все-таки согласился работать простым садовником?
Но все эти сомнения и предположения мелькнули и исчезли. Будущее покажет. Так же весело Мардан продолжал:
- А раз так, я поздравляю вас, дядя Айхан, - и сжал пальцы его правой руки, держащие палку. - Я убежден, что вы не пожалеете о том, что займете столь просторный и светлый рабочий кабинет, как наша долина Агчай.
Сказав это, он торопливо удалился. Айхан глубоко вздохнул. Наконец он сможет остаться наедине со своими мыслями, обдумать все происходящее. Как будто для того чтобы прийти наконец к какому-то решению, ему только и недоставало побыть одному. Внезапно увидев во дворе, среди деревьев, играющего Эльдара, он раскаялся в душе, что так жаждал уединения. На что ему Чеменли без Эльдара? И только ли Эльдара? Нет, подаренная судьбой и захлестнувшая его, в эти два дня волна счастья не хотела выпускать его из своих объятий. Каждый из тех, с кем свела его судьба - и Шахназ, и Эльдар, и Аждар, и Мардан, - невольно желали навечно привязать его к Чеменли. Один протягивает ему ключ от отчего дома, сам не зная, что делает; другой собирается вручить ему целое ущелье Агчай, тоже не подозревая, что это для него значит. А Шахназ? Он снова будет ее соседом! А сам он, Айхан, сумеет ли он справиться с этим половинчатым счастьем? Это покажет будущее. А пока все идет хорошо. Будто кто-то заранее обдумал план и так искусно действует, что у него уже больше нет доводов для возражений.
Глубоко вздохнув, он тихо прошептал: "Да, да... Я хорошо сделал, что послушался Эльдара..."
И, желая показать Эльдару свое освобожденное из плена сердце, он позвал:
- Эльдар, иди сюда! Сегодня я весь день в твоем распоряжении.
- Пошли на скалу Гылынджгая, дядя Айхан.
- Пойдем... куда твоя душа желает... пойдем, но с одним условием...
- С каким условием, дядя Айхан?
- Давай зайдем по дороге в больницу.
- Больницу? У вас раны разболелись?
- Нет, пока ничего не болит. Но будет неплохо, если мы зайдем, познакомимся с врачами. Пошли прямо к тете Салиме...
По узкой тропинке они поднялись на холм Чадырлы. Еще не войдя во двор, окруженный каменным забором, они увидели Салиму и Мардана, стоявших у больших голубых дверей. "Мой бригадир, оказывается, торопился к своей матери", - подумал Айхан. Мать с сыном стояли очень близко друг к другу. Мардан что-то говорил, Салима смотрела на него взволнованным взглядом. Айхан было двинулся вслед за Эльдаром, но почему-то заколебался. В этот момент доктор Салима, вдруг взяла сына за руки, притянула к себе и прямо тут, на глазах столпившихся у палатных окон больных, прислонила голову к плечу сына, будто замерла на его широкой груди.
Айхан удивленно посмотрела на Эльдара.
- Дядя Айхан, я знаю, почему доктор Салима так радуется. Сказать вам?
- Если не секрет, скажи.
- Какой тут секрет? В Чеменли все это знают. Доктор Салима хочет женить дядю Мардана, а Мардан не соглашается. Он говорит, что хочет поехать еще учиться. А теперь... Посмотрите, как радуется тетя Салима... Наверное, уговорила дядю Мардана. Тетя Салима хочет, чтобы Мардан женился на Джамиле...
- Ну раз так, давай не будем им мешать, сынок, - сказал: он. - В другой раз зайдем.
Пока они поднимались по извилистой тропинке к скале Гылынджгая, Эльдар не переставал что-то говорил, а Айхан неотступно думал о докторе Салиме, которая вьюном обвилась вокруг сына на больничном дворе, так и замерла. Почему-то он не очень поверил рассказанной маленьким Эльдаром истории с женитьбой. По тому, как стояли и как смотрели друг на друга мать и сын, можно было предположить, что за этим скрывается нечто другое.
На следующий день он поднялся по старым прогнившим ступеням соседнего с Шахназ дома, на годы осиротевшего. Прошелся по комнатам. Двери и окна были на месте. Доски пола хоть и потрескались, но по ним можно было еще ступать. Да, жить здесь было можно. Судьбе угодно было снова сделать их соседями. Снова окна их будут обращены друг к другу, снова, стоя на веранде, они смогут обмениваться приветствиями. Эти дома, хоть и стоят рядом, будут напоминать две самые отдаленные точки земного шара. Отсюда он вынужден будет смотреть на Шахназ словно на чужого человека, чей язык он не знает, слов не понимает. Но что можно с этим поделать?
Еще раз с тоской оглядев родные стены, выложенный из необожженного кирпича кусочек "окна с горшочками" Гюльназ, он решил приняться за дело немедленно, ничего не откладывая. Для начала надо было подмести комнаты, снять пыль со стен, пройтись по потолку и полу. Но в первую очередь надо поделиться своими заботами с соседкой - Шахназ-муэллимой.
В тот же вечер, переступившая по его приглашению порог его нового дома, Шахназ очень обрадовалась.
- Это так хорошо получилось, Айхан-гардаш, - сказала она, подарив ему лучик счастья. - Теперь я буду знать, что в доме Эльдара, в "звездном окне" дяди Алмардана, снова будет гореть свет.
- Что это означает, Шахназ-ханум?
- Вот в этом окне, что смотрит на Бабадаг, каждую ночь до самого рассвета горел свет. Так приказал дядя Алмардан. И мы, когда были еще детьми, называли его "звездным окном Чеменли".
После некоторого колебания Айхан попросил:
- Шахназ-ханум, может быть, вы мне поможете в одном деле. Если у вас, конечно, есть время...
- Я всегда к вашим услугам, Айхан-гардаш.
А Айхан, стараясь спрятаться от ее заботливых глаз, произнес:
- Я думаю, вы сможете мне помочь в некоторых вопросах, связанных с ремонтом дома...
- Конечно, помогу. Что вас интересует?
- Прежде чем приняться за ремонт, хорошо было бы хоть приблизительно знать, как этот дом выглядел прежде. Чтобы я мог представить, как уста Алмардан...
- Я все поняла, - радостно прервала его Шахназ. - Значит, вы хотите увидеть этот дом таким, каким он был при жизни его отца, уста Алмардана...
- Да.
- Как хорошо! Как вы додумались до этого?
- А что же тут удивительного? Раз я поселяюсь в доме чужого человека, я хочу знать, как он жил. Мне это интересно и даже приятно.
- Как хорошо вы говорите, Айхан-гардаш!
- По правде говоря, я ничего такого не сказал, вы...
- Почему же? То, что вы пришли к такому выводу, само по себе благородно, - прервала его Шахназ с милой улыбкой.
- Да что вы, Шахназ-ханум, ни о каком благородстве здесь нет и речи.
- Ясно... Вы непохожи на человека, который любит, чтобы его хвалили. Извините меня. Значит, вы хотите знать, как выглядел этот дом прежде? Что ж, я помогу вам. И кто знает, может быть, мне удастся сделать это лучше всякого реставратора. Давайте начнем прямо сейчас. Смотрите, вот это была комната Гюльназ и Эльдара. Можно даже сказать - и моя тоже. - В ее глазах промелькнула радость воспоминаний, смешанная с печалью. - Здесь было окно, теперь его заложили, видите? Оно звалось "окно с горшочками". И открывалось в сторону нашего дома, прямо напротив моей комнаты... Когда бы я ни подняла голову, я видела то Эльдара, то Гюльназ. А тут был камин, но его никогда не зажигали. Зимой все собирались в этой комнате - в гостиной. Здесь топилась печь.
- Значит, я занял комнату Гюльназ?
- Не совсем так, ведь Эльдар тоже жил в этой комнате. Брат и сестра спали в одной комнате, вместе вставали, вместе занимались. А здесь, в гостиной, ночевали только гости. Видите то окно, что забито досками? Там всегда горела лампа по ночам.
- О, да вы действительно все помните в подробностях, - вежливо проговорил Айхан. - Видно, вы хорошо знали и сестру, и родителей Эльдара?
- Я знала их, может быть, лучше, чем себя. Особенно Гюльназ. Она была мне не просто соседкой - она была самой близкой моей подругой.
- Я вас не понял, - осторожно произнес Айхан после напряженного молчания. - Вы же сказали, что она во время войны в Ленинграде...
- Да, это так, она погибла в Ленинграде, но... - Что-то вспомнив, Шахназ готовилась уйти. - Извините меня, я на минутку, сейчас вернусь.
Она спустилась к себе и вскоре вернулась. В руках у нее была шкатулка.
- Айхан-гардаш, я вам сказала недавно, что вы благородный человек, поэтому я могу вам доверить все. - Она открыла шкатулку и поставила ее перед Айханом. - Это дневники, письма Гюльназ. Она писала из Ленинграда. Пусть побудут у вас, почитайте. В этих письмах вы...
Чувствуя, что задыхается, Айхан произнес:
- Но читать чужие письма нехорошо, Шахназ-ханум... Может быть, там написано нечто...
- Не беспокойтесь, Айхан-гардаш! Разве бы я позволила себе такое! Они помогут вам восстановить дом, многое узнать о прекрасной семье, некогда жившей здесь.
Не желая скрывать от Шахназ все еще не проходящего волнения, Айхан тихонько проговорил:
- Хорошо, будь по-вашему, я прочитаю и все верну вам. Таким образом, вы и себя избавите от труда - устранитесь от дачи мне советов, - улыбнулся Айхан.
- Вовсе нет, напротив. Прочитав письма, у вас может возникнуть ко мне еще больше вопросов. В любое время я к вашим услугам, сосед!
Сердечно произнесенное слово "сосед", еще более теплое выражение глаз будто вопрошали: "Айхан-гардаш, а как ты на это смотришь, как расцениваешь мое соседство?"
Айхан, хоть и понял намек, был не в состоянии ответить: письма, которые он держал, жгли ему руки, влекли в далекие годы детства. Что написано в этих письмах? Что могли они ему сообщить? Ведь самое страшное - небытие Гюльназ ему уже известно.
Печальная тишина, к счастью, была прервана криком со стороны родника Шахназ:
- Шахназ-муэллима, эй! Шахназ-муэллима!..
Айхан со скрытым беспокойством выглянул в окно. Шахназ со словами "К добру ли в такой час..." вышла на веранду.
Под ивой стояла старая "Волга", возле нее, горделиво обняв открытую заднюю дверцу, стоял служащий правления колхоза - Вели.
- Вели? Это ты? Что прикажешь?
Послышался раскатистый хохот:
- Что я могу приказать? Я сам приказ выполняю, Шахназ-муэллима... Приказ Рамзи Ильясоглу. Он просит, если вам нетрудно, прийти в правление колхоза. И послал за вами свою машину. Вот я...
- Рамзи-муэллим? - переспросила Шахназ и непроизвольно посмотрела на Айхана.
А он, слушая высокопарную речь весельчака Вели, приложив руку к шраму на губе, следил только за Шахназ, пытаясь что-то понять по ее глазам, лицу, голосу. Откуда в эти счастливые минуты возник этот человек по имени Рамзи Ильясоглу? Это имя он уже слышит во второй раз, и во второй раз грудь его наполняется трепетом. Что их связывает с Шахназ?
Услышав взволнованный голос Шахназ, каким она произнесла "Рамзи-муэллим?", он внутренне сжался. И, чуть не выдав себя, торопливо спросил:
- Кто такой Рамзи-муэллим, Шахназ-ханум?
- Заместитель председателя райисполкома. И еще мой... - она запнулась, - наш... приятель... наш с Эльдаром... - она снова запнулась, еще с юношеских лет... Рамзи-муэллим тоже из этого села, теперь он работает в районе.
Мысли Айхана путались так же, как речь у Шахназ.
Спустившись с веранды, Шахназ направилась к ожидавшей ее "Волге". Айхан смотрел ей вслед. Что еще уготовила ему судьба?
4
Тот, кто любит, богат;
тот, кого любят, еще богаче.
В день освобождения из "заключения" нас ждала ошеломляющая новость: повсюду только и разговору было, что сын пастуха Ильяса Рамзи приезжает из Ленинграда на летние каникулы. Эту новость из районного центра сообщили моему отцу по телефону.
Поскольку подобные события случались в нашем селе не часто, все Чеменли было в ожидании. Шутка ли, сын неграмотного пастуха учится в таком большом городе, как Ленинград! После Салимы Рамзи был вторым, кто уехал учиться в Ленинград.
Назавтра, после полудня, на единственной проезжей дороге, делившей Чеменли на две части, показалась легковая машина.
Это само по себе было для нашего села большой неожиданностью. Машины к нам приходили очень редко. Вот почему все взоры были устремлены на нее, когда она двигалась по дороге, поднимая клубы пыли. Все, кто был в чайхане над Бешбулагом, заслышав ее шум, спустились вниз и выстроились на обочине.
Я тоже был среди них. Изредка я слышал возгласы, в которых зависть, удивление, радость - все было перемешано: "Молодец, пастух Ильяс, вон сам райком везет к тебе твоего сына...", "А как ты думал, Мурад, в Ленинграде учиться, по-твоему, шуточное дело?..", "Да пойдет тебе впрок наш хлеб, Рамзи, сынок...".
Что думал, что переживал сидевший на плоском камне у Бешбулага и слышавший весь этот разговор дядя Ильяс, сказать трудно. Наконец машина остановилась у родника. Хозяина машины видно не было. Впереди - рядом с шофером - сидел Рамзи. Я с трудом мог разглядеть его в кольце обступивших его людей.
Выйдя из машины, Рамзи поздоровался сначала с отцом, потом с другими мужчинами. Увидев моего отца, он ласково взял его под руку: "Привет, уста! Как дела?" А я, не желая попасться им на глаза, постарался стушеваться в толпе. Но именно в этот момент дядя Ильяс дрожащим от счастья голосом произнес:
- Поздравь дядю Алмардана с новой должностью, сынок. Он теперь у нас в селе местное правительство.
- Да ну, а ты не шутишь, отец?
- Какие могут быть шутки с правительством, сынок? Теперь мы зовем его не уста Алмардан, а председатель Алмардан.
- Правда? - На этот раз я ясно разглядел, как сдвинулись - широкие брови Рамзи. Подозрительно взглянув сначала на моего отца, потом на дядю Ильяса, он изрек: - Ты хочешь сказать, что дядя Алмардан теперь председатель сельского Совета в Чеменли? Странно. - Но тут же, взяв моего отца за руку, он крепко пожал ее. - Поздравляю, дядя Алмардан, поздравляю!
А я, расслышав в его голосе скрытую иронию, растерянно смотрел на отца.
- А что ж тут такого странного, детка? - спросил отец таким серьезным, таким уверенным тоном, что на красивом лице Рамзи выступили красные пятна. Ты хочешь сказать, что мастер не может занять пост местного правительства?
- Нет, нет... Что ты говоришь, председатель? - несколько растерянно проговорил Рамзи. - Наоборот, я очень рад, что выдвинули такого труженика, как вы.
Мне показалось, что, произнося эти слова, Рамзи хотел дать всем почувствовать, что в этом вопросе главным является вовсе не то, что моего отца избрали председателем, а его, то есть Рамзи, отношение к случившемуся. Смысл диалога постепенно начал доходить до меня. "Рамзи просто смеется над отцом, не может поверить в то, что именно его избрали председателем. А отец понял это сразу. Хотел тут же, при людях, ответить ему, но сдержался. Видимо, пожалел пастуха Ильяса". На этом я и остановился в своих размышлениях, пойти дальше не хватило смелости. Необычность костюма, походка Рамзи очаровали меня. Сверкающие на новом летнем костюме пуговицы слепили глаза. Шелковая сорочка с нежным рисунком была такого приятного цвета... На талии вместо пояса шелковый шнурок с мягкими кисточками на концах. Костюм был расстегнут, и эти кисточки, колеблющиеся на ветру, походили на белые полевые цветочки. На ногах блестящие красивые туфли кофейного цвета. А самым удивительным было то, что при каждом шаге Рамзи эти туфли скрипели, и этот скрип походил на звук зерноочистительной машины, что стояла у дровяного сарая в нашем дворе. Таких скрипучих туфель я, по правде говоря, еще ни у кого не видел. Здороваясь с земляками, Рамзи каждому говорил что-нибудь приятное и всем одинаково улыбался, при этом сверкали его белые как эмаль зубы.
Потом по просьбе дяди Ильяса взрослые собрались в его обнесенном большим каменным забором дворе. Прямо на зеленой траве была расстелена широкая скатерть, под тутовым деревом дымил самовар. С засохшей ветки старой груши свешивались две половины бараньей туши, от них еще шел пар. Сегодня дядя Ильяс, которому от радости вся долина Агчай была тесна, в честь сына устроил грандиозный званый обед; значит, таким цыплятам, как я, вертеться под ногами хозяина дома неприлично. Поэтому, выйдя на большую сельскую дорогу, я решил пойти к Искендеру.