Абдухаким Фазылов
      Судьбы вертящееся колесо
      Научно-фантастическая повесть
      - Можешь меня поздравить. Добро получено. Скоро приступаем к работе. - Все получилось как ты хотел? - улыбнулась Тамила, провожая его взглядом. Она не могла скрыть своей радости. Сейчас ее наполняла гордость. Даже недостатки его в эти минуты казались ей безобидно милыми. - Меня назначили руководителем Центра по научной части, - сказал Грегор, исчезая в ванной. Дверь оставалась приоткрытой, и Тамила, слушая шипение струй, представила, как он, на ходу скинув одежду, подставляет себя под освежающие иглы объемного душа. Она с самого начала относилась скептически к этой затее с "восстановлением", но старалась не демонстрировать это лишний раз, берегла его самолюбие. Сейчас это совсем отошло на второй план... Подумать только, ее Грегор - еще довольно молодой для подобного признания - оказался в первых рядах движения, охватившего в последнее время население всей планеты. Не вставая с кресла, повернувшись к низкому холодильнику-бару, она уставила столик тонизирующими напитками. "Как я хочу, чтобы он добился своего..."
      * * *
      Дело было необычное. Было решено восстановить историю. Историю, которая полтора столетия назад была полностью уничтожена. Времени с тех пор прошло много, но до сегодняшнего дня не было единого мнения относительно причин, приведших к этому беспрецедентному акту, как теперь было осознано, вандализма... В годы колонизации планеты сюда, в бесконечной веренице транспортных кораблей, устремилась представители почти всех крупных народов и частей Земли. В результате на ней возникло довольно пестрое общество, по структуре, нравам и внутренним противоречиям напоминающее американское во времена освоения этого континента европейцами. Как и тогда, колоссальное расстояние до метрополии, отсюда условность подчинения ей планеты, и наконец, наличие практически неограниченных ресурсов энергии на ней довольно быстро настроили местные власти на стратегию, нацеленную на выход из подчинения Земле. Начавшись в неявной форме чуть ли не с самого начала колонизации, это движение, при третьем поколении поселенцев, несмотря ни на какие меры Земли, превратилось в открытый конфликт между планетами. Поскольку планета была освоена и заселена под эгидой ООН ценой больших затрат, с целью создания на ней широкой сети служб наблюдений и исследовательских работ в этом секторе Галактики, и таким образом была превращена в один из автономных форпостов на рубежах освоенной части вселенной, Земля не могла относиться безучастно к выходу ее из-под контроля... Официально известив о провозглашении независимости, планета тут же начала принимать меры для отпора возможного противодействия Земли этому акту. Чтобы одним ударом и полностью свести на нет шансы Земли на успех в этом деле, власти решились на крайний шаг. На шаг, обрекающий планету на глубокую изоляцию от всей вселенной по крайней мере на три столетия... Она окружила себя непроницаемой Сферой, к помощи которой экспедициям предписывалось прибегать в исключительных случаях, когда из космоса грозила опасность, которую невозможно отразить другими средствами. Автолокализованная плазменная оболочка толщиной в несколько сот километров незримо сомкнулась, заключив планету в свое объятие на расстоянии двух радиусов от ее поверхности. Сфера закрыла ее от какого-либо механического вторжения, от прохождения любых сигналов с информацией извне. Оболочка имела высокую стабильность, и ее распад практически нельзя было ускорить ни снаружи, ни изнутри. Только лет через триста плазменная сфера распадалась естественным образом до такой степени, что через ее толщу могли начать проходить очень мощные радиосигналы и специально оборудованные космические корабли... Пресекая малейшую возможность возникновения на планете движения "обратного воссоединения с Землей", власти решили уничтожить все, что напоминает жителям о жизни их соплеменников на Земле. Отработка деталей этого мероприятия очень скоро привела их к решению уничтожить всякую информацию об истории народов, а потом уже к уничтожению истории вообще. Для оправдания этого шага усиленно культивировалась наспех разработанная "теория мира", согласно которой любые разногласия, распри и возможные войны на планете могут возникнуть только как естественное следствие различия в традициях народов, исторически сложившихся претензий их друг к другу и, наконец, их национального самосознания, опять же связанного со знанием своей истории. Представления о классовом характере истинных причин войн усиленно вытравливались из сознания народа... Редко когда мероприятие такого крупного масштаба проводилось с подобной тщательностью. Специалисты-историки за очень короткое время были полностью изолированы от общества, в первую очередь от молодежи. Для них были построены резервации с необходимыми для нормальной жизни условиями. За какие-то тридцать - сорок лет они постепенно вымерли, унося с собой свои знания по истории человечества. В то же время планомерно уничтожались книги по истории и художественная литература, несущие хоть какие-нибудь сведения из прошлого. Уничтожались произведения изобразительного искусства, в которых неповторимо запечатлелись быт, религиозные сюжеты, великие события и войны всех времен и народов. Были сожжены дотла все архивы, кино- и магнитные материалы. Начисто стирались элементы памяти компьютеров, содержащие исторический материал. Осуществлялось все это без известных признаков вандализма: без диких криков и оргий. Люди работали без энтузиазма, постоянно испытывая давления "теории мира". Ложно спровоцированный под этим давлением инстинкт самосохранения и стремления уберечь потомков от гибели в возможных войнах удерживал родителей от упоминания событий прошлого в любой форме. Так они умирали, не посвятив детей в традиции, которые еще помнили по рассказам своих родителей. Через шестьдесят-семьдесят лет поколение полностью сменилось, а через каких-нибудь восемьдесят лет на планете практически не осталось человека, знавшего хоть что-нибудь из того, что было до "великого уничтожения"...
      * * *
      - Ты знаешь, Гесэр включен в группу цветоанализа. Меня это немного беспокоит, - донесся из ванной уверенно-беспечный голос одевающегося Грегора. - Не воображай себя держателем мира, Грег. Гесэр - честный парень, - не отрывая счастливых глаз от разнофигурных бутылок на столике, ответила она. - В этом я не сомневаюсь. Но мне придется с ним работать... А рана его, кажется, не заживает... Грегор вышел, застегивая пуговицы синей сорочки. Он был свеж, а взлохмаченные после вытирания влажные волосы придавали его внешности что-то от детской неискушенности. - Все равно, я в него верю. Он железный, - ответила Тамила, наливая в высокие бокалы янтарный напиток, - А в меня? - опускаясь в кресло, спросил он. - Экспромтная сценка ревности? - она, улыбаясь, пододвинула бокал к мужу. - Тамила, меня это действительно беспокоит. Мы же по-разному смотрим на причину "уничтожения", да к не только на это... С ним вообще тяжело работать. Слишком уж прямолинейный. - Ну, тогда я рассчитываю на твое самообладание тоже.
      * * *
      Потеря прошлого в течение долгого времени не вызывала тревоги у жителей планеты. Их волновали сегодняшние заботы - налаживание совершенно независимой от Земли общественной жизни, ее техническая обеспеченность. Только через столетие отколовшаяся часть человечества начала ощущать последствия случившегося. Она почувствовала голод, вызванный острой потребностью в духовной пище. Генетическая природа ума инстинктивно толкала человека на поиск многотысячелетней мудрости предков. Люди начали понимать вновь, что духовные ценности прививаются человеку только на фундаменте, сложенном из наследия прошлого. Даже самое плохое, достойное забвения, сегодня может стать назидательным примером... Там, в прошлом, остались невообразимые беды и глубочайшие трагедии, счастливейшая и несчастнейшая любовь. Неописуемые страдания и возвышенный триумф людей, целых народов... Только они, все вместе, могли быть тем пьедесталом, без которого немыслим дальнейший духовный рост. Сейчас человек искал этот фундамент. Он искал свою историю. Он не стал ждать еще полтора столетия, когда распадется непроницаемая сфера и будет восстановлен контакт с Землей... Без истории исчезали древние искусства. Литература лишалась мудрости...
      * * *
      - Грег, у вас достаточно материала для работы? - Она хотела, чтобы он убедил ее в успехах дела или хотя бы заглушил ее сомнения. - Конечно, не мешало бы иметь еще. Но даже с этим материалом можно сделать много, - не отрываясь от какого-то листка, который изучал, ответил муж. - У вас всего десять картин... - задумчиво, как бы для себя, сказала она. - Грег, может, ты все-таки попросишься в исполнители? Ведь дело будет на виду у всех. От него слишком многого ждут. Муж снисходительно улыбнулся, не поднимая головы. - Нет, Тамила, я верю в успех. - Тебя загубит неоднозначность решений субуравнений, - быстро начала она, вспыхнув. - Поверь в женскую интуицию. В конце концов, я тоже кибернетик. Лицо Грегора стало серьезным, но он по-прежнему не отрывался от листка... - Все, все, дорогой. Я больше не буду. Я просто очень люблю тебя и не хочу, чтобы... Расскажи мне, пожалуйста, об этих картинах. Пресса почему-то о них молчит. Грегор отложил листок, не скрывая досады, - Во-первых, картин не десять, а около двух десятков... Для экспериментов мы отобрали десять самых характерных... А прессе не даем описаний, тем более репродукций, в противном случае у нас не будет отбоя от энтузиастов-любителей. Они же завалят нас своими фантазиями на тему сюжетов этих картин, выдавая их за историю человечества. А картины прекрасные. Я как-нибудь возьму тебя полюбоваться ими. Они стоят того, чтобы их тащили с собой в такую даль во времена колонизации и еще уберегли, почти рискуя жизнью, в суровые годы "уничтожения"...
      * * *
      В распоряжении Центра по восстановлению истории было двадцать пять картин. Это все, что удалось найти, несмотря на большие премии, назначенные за находку и сдачу специальной комиссии любой вещи, где хотя бы бегло, мимоходом затрагивалась история человечества... Картины были разные. Чьи-то портреты, мирные сцены из быта простых и знатных людей, городские и сельские пейзажи. Для экспериментов из них были отобраны самые характерные, судя по всему, относящиеся к разным эпохам и написанные на сюжеты из жизни различных народов... Доказывая отсутствие других средств, группа кибернетиков предлагала восстановить историю посредством "вычисления" сюжетов картин. Экстраполяцией на прошлое и будущее тенденций к переменам художественных образцов, ситуаций, запечатленных на уцелевших полотнах. Сюжет, весь психологический заряд, настроение, вложенное художником в картину для передачи короткого мига, предлагалось использовать для "вычисления" минувших и грядущих событий из жизни героев картины. Жизнь, деяния их предков и далеких потомков тоже подлежали "вычислению"... По мнению этой группы, события прошлого непременно неуловимым для глаз оттенком должны были оставлять свой след в деталях сюжета, изображаемой обстановке. Для грядущих же времен момент, запечатленный на холсте, должен был служить отправной точкой, придавая им исторически реальное направление и тон... Всесильная математика, целиком занявшая умы людей, вытеснив оттуда литературу и искусство, обнищавшие после "уничтожения", достигла невиданных высот. Вычислялось абсолютно все. Вычисления структуры и динамики вселенной, поведения частиц микромира уже давно стали предметом школьных занятий - как некая модель для начального обучения математике вообще, Острие математики было теперь направлено на вычисление повеления разумного существа в разнообразных жизненных ситуациях. Нелинейные уравнения высоких порядков с чувствительными к жизненным факторам псевдопараметрами, ситуационные преобразования, автоматически корректирующие их решения, средства сшивания разрывающихся функций, используемые в случаях, когда на человека обрушиваются случайно распределенные, непредвиденные внешние факторы... Вся эта грандиозная математическая паутина клубков и переплетений математических операций составлялась и решалась машинами под контролем человека. Для "вычисления" истории человечества было решено пустить в дело последнее достижение вычислительной математики - полубесконечные трансляционные субуравнения, сокращенно называемые уравнениями ПТС. Великая сила ПТС была в том, что, имея сведения, касающиеся одного момента "вычисляемого" периода, по нему в деталях можно определить, в каком направлении и как развивались события на ближайшее будущее и прошлое. Так рождался вычисленный период истории. Ассиметричный ход времени и причинная связь событий, нанизанных на него, должны были удерживать решения в рамках реальности... Центр разработал Программу, основанную на методе вычислений.
      * * *
      - Гесэр, я пригласил вас, чтобы обговорить некоторые вопросы, связанные с деятельностью вашей группы. Гесэр кивнул, отчего темно-бурая копна на его голове слегка задрожала. "Почему мне так трудно говорить с ним? - подумал Грегор.- Что я, виноват перед ним в чем-то? Все было честно и открыто. Я сделал предложение. Тамила дала согласие... Черт возьми, ситуация нашего треугольника до банальности распространенная. Но в то же время у каждого свои неповторимые трудности..." - Мы возлагаем на вас большие надежды, Гесэр. Все картины, должно быть, сильно изменили цвет, Успех дела зависит от того, как вы восстановите первоначальную гамму... "Я все-таки робею перед ним. Надо преодолеть это". Гесэр слушал, чуть наклонив голову. Удлиненное смуглое лицо, казалось, носило боль той, известной Грегору, раны. Это опять и опять сбивало его с толку. - Ваша служба должна дать карту начальных цветов первой картины не позже чем через три месяца. Успеете? - Срок более чем достаточный. Только, - Гесэр слегка улыбнулся, - я сомневаюсь, что волновой спектр цветовой гаммы необходимо определять с требуемой вами точностью. - Почему? - Мне кажется, что Программа в этом месте несколько несовершенна. Например, вы считаете, что такой чисто субъективный фактор, как правило передачи настроения картины определенным набором цветов, не претерпел изменения со временем. Так? - Это одно из наших немногих приближений... - Боюсь, довольно грубых, - вставил Гесэр. - На чем основано допущение, что язык цветов не изменился со временем или изменился в такой малой степени, что это не может существенно сказаться на конечном результате решения задачи? "Начинается! - подумал Грегор. - Тамила, помоги нам обоим!.."
      * * *
      Служба цветоанализа должна была восстановить первоначальные оттенки всех красок. Предполагалось создать электронные копии полотен, люминесцентное свечение которых воспроизвело бы первоначальный блеск и цвет еще не успевших высохнуть красок древнего художника. Было известно, что цвет в картинах нес огромную эмоциональную и информационную нагрузку. Эту информацию ждали математики, чтобы ввести ее в ПТС. Таким образом, работа службы цветоанализа являлась одним из первых звеньев сложной цепи в реализации Программы, и от нее во многом зависел дальнейший ход дела. Но с самого начала работы между научным руководством Центра и службой цветоанализа начались трения. Упрекнуть в чем-либо службу цветоанализа не было оснований. Используя результаты хронологического анализа картин, она смоделировала физико-химические процессы, происходившие в веществе краски со времени ее нанесения на холст. Вычислялся его первоначальный химический состав и структурное строение. Воспроизвести потом цвет этого вещества было делом техники... Все шло по Программе. Но тем не менее трения усугублялись. - Гесэр, темные краски никогда не служили для передачи радости, - Грегора начал уже утомлять этот затянувшийся на недели спор. Атмосфера при разговоре с Гесэром становилась все более напряженной. - Такова, видимо, природа человека. При большом горе свет для него меркнет, все темнеет даже в ясный день. Естественно, с древних времен это накладывало свой отпечаток на передачу настроения через картины, фрески и рисунки. - Вы говорите о крайностях. С этим я не спорю. Но между крайностями лежит целая гамма чувств и соответствующих ей цветов. Взаимосвязь здесь очень сложная, в основе своей субъективная. Она не могла не меняться со временем. Что тут говорить, я думаю, что в одно и то же время разные школы пользовались различными цветовыми средствами для передачи одного и того же настроения. Короче, вас ожидают неоднозначности, неподвластные нынешней математике. "Опять неоднозначности. Кто же мне говорил о них недавно? Ах, да, Тамила... Будто они придумали это вместе... Глупости, как тебе не стыдно нести такую чушь. Начинаешь сдавать?" - Гесэр, мы рассмотрим ваши предостережения. Завтра же обсудим этот вопрос со службой математического обеспечения. Они еще раз оценят пределы возможных ошибок... - Степени неоднозначности, - вставил Гесэр. Грегор нахмурился: - Степень неоднозначности, если вам так нравится... Но... я надеюсь, ваша служба... - Выполнит все по Программе и в срок...
      * * *
      Она вошла в зал в сопровождении референта Грегора. Сегодня муж выполнил свое давнишнее обещание. Привел ее на просмотр картин. Сам на минутку задержался в коридоре, давая какие-то распоряжения сотрудникам. Большой круглый зал, устланный мягким, слегка пружинящим под ногами покрытием, был оборудован для визуального наблюдения за ходом машинных экспериментов над картинами. На обширных матовых экранах, вмонтированных в круглую стену, должны были "оживать" картины, сюжетом которых управляли машины, решающие соответствующие полубесконечные субуравнения. В центре зала на специальной площадке, в двух-трех десятках вращающихся кресел разместились приглашенные на сегодняшний просмотр сотрудники Центра. Среди них Тамила издали заметила Гесэра... Через некоторое время все десять экранов медленно засветились, излучая мягкое розовое свечение. Потом вдруг на них разом появились картины. Тамила ахнула от неожиданности. С экрана, что светился напротив, на нее смотрел глубокий старик, сидевший опершись на посох. Внизу под картиной светилась какая-то надпись, но Тамила сейчас не могла оторвать глаз от лица старика. - Одна из самых сильных картин, - шепнул ей референт. Она не видела ничего подобного. Как и все вокруг, она привыкла восторгаться видами сохранившейся местами дикой природы, но чаще фантазией человеческой мысли, вложенной в технические решения, изяществом математических приемов... А тут... мудрый взгляд гипнотизировал зрителя... Картина была глубоко скорбной... Одинокий мудрец в роскошном одеянии старины казался маленьким, беззащитным и совсем забытым людьми подле своих толстых фолиантов, лежащих в беспорядке на темном бархате стола рядом с ним. Отяжелевшее под грузом прожитых лет дряхлое тело уже не имеет ничего общего с этим миром. С ним его соединяют только глаза - глаза, через которые блеск разума прокладывает мост между любыми мирами. Вокруг господствуют тяжелые тени. Только свет неизвестного источника откуда-то справа вырывает из тьмы бесконечно грустное лицо и немощные руки, опирающиеся на посох. "Вот что мы, оказывается, потеряли когда-то. В этих глазах все, что пережило человечество. Когда-то люди, наверное, умели читать мысли этого старика..." - Старик заворожил тебя? - сказал тихо Грегор, севший справа от нее. Мы-то уже привыкли. Вначале мы тоже... - Кто это рисовал? Вы хоть это знаете? - перебила его Тамила. - Некий Рембрандт. Тысяча шестьсот сорок второй год. На обороте холста оригинала кто-то нацарапал: "Старый раввин". Мы думаем, что это портрет служителя одной из религий, существовавшей на Земле... Тамила сидела застыв. - На этого старика мы возлагаем большие надежды. Художник, видимо, был образованнейший человек, чувствуется, вложил в портрет всю свою мудрость. Наши оптимисты считают, что в картине заключена вся история Земли. - А ты? Ты уже так не считаешь? - в заметной тревоге повернулась она к нему. - Мы все еще вязнем в этих... неоднозначностях, - Грегор настороженно посмотрел на жену. - К сегодняшнему дню я ожидал большего сдвига... Ну а насчет информативности картины, я, конечно, разделяю их мнение. Только когда и с какой точностью нам удастся получить эту информацию?..
      * * *
      Неприятности обрушились на Центр сразу при первых же попытках воспроизвести повторно операцию "оживления" сюжета одних и тех же полотен... Записанные в памяти машин трехмерные цветотопологические образцы картин были выведены на экраны просмотрового зала. Они поразили всех. В них было столько смысла, пищи для фантазии, многозначительных намеков, подробностей быта далеких предков, что, казалось, без всякой машинной обработки достаточно понаблюдать за ними и, умозрительно проанализировав сюжеты, можно будет сесть и начать писать историю человечества до "уничтожения". Но все понимали, что это кажущееся впечатление,., Машины, запрограммированные на составление начальных и граничных условий для ПТС, стали переводить на специальный язык все, что было запечатлено на картинах. Как раз тогда служба цветоанализа выступила с официальным заявлением. Это напомнило всем событие трехмесячной давности. Тогда по просьбе руководителя этой службы коллегиально было рассмотрено его предложение о необходимости проведения специальных исследований возможной эволюции законов передачи настроения и чувства через цвета. Предложение было отклонено со ссылкой на общие соображения о "незначительности" такой эволюции и на отсутствие достаточного материала для проведения подобных исследований. Сейчас служба цветоанализа, видимо, еще больше утвердившаяся во мнении обязательности учета этого фактора при вводе исходной информации в ПТС, официальным заявлением снимала с себя ответственность за ошибки, могущие последовать из-за игнорирования изменения "цветового фактора" во времени. К этому времени началась кропотливая работа по отладке труднейших программ, составленных для решения субуравнений. Предостережения службы цветоанализа отошли на задний план. О них скоро совсем забыли. Центр уже готовился приступить к решению первых ПТС и визуалированию этих решений на экране в виде исторических сюжетов, развивающихся во времени. Неописуемый подъем и предвкушение близкого успеха царили в первые дни, когда машины, наконец, начали управлять изображениями на экранах круглого зала...
      * * *
      - Теперь посмотри на ту картину, - Грегор указал влево,- сегодня эксперименты будут продолжены на ней. - Тамила молча повернулась туда и вздрогнула от ощущения реальной близости какой-то примитивной и жестокой трагедии. Волевой, могучего сложения человек полулежал, опершись о локоть, на роскошном ковре, брошенном на высокий помост, сложенный из аккуратных рядов толстых бревен. Кладка их не оставляла сомнений насчет страшного костра, который скоро должен был вспыхнуть здесь. Вокруг шли спешные приготовления. У подножия помоста воины хладнокровно закалывают и бросают к ногам лежащего женщин, одну прекрасней другой - видимо, его наложниц или жен. Везде рассыпаны и лежат в беспорядке золото, серебро, бархат... Возлежавший, с резкими чертами лица, с темной бородой, был изображен целиком ушедшим в себя, он будто и не замечал ничего из того, что творилось вокруг, хотя было видно, что достаточно одного движения его властной руки, чтобы остановить бойню... Под натиском злой судьбы он оставлял этот мир... Но не хотел оставлять в нем ничего из того, что служило ему при жизни... По команде Грегора запустили вычислительную систему, запрограммированную на решение субуравнений с исходными данными, извлеченными из картины. По залу объявили, что эксперименты начнутся для положительного направления времени, то есть сюжет будет управляться в сторону его развития от момента зафиксированной на ней ситуации... Бронзовотелый раб, с алым платком на голове, со всей силы начал тянуть к помосту великолепного арабского скакуна белой масти в богатом убранстве. Играющие коричневые мускулы парня блестели от пота. Вскоре их сила начала одолевать упорство скакуна с точеными ногами. Как только удалось подтянуть коня к ложу, где все так же отрешенно возлежал бородатый царь, раб сильным ударом вонзил клинок в широкую грудь скакуна и ловким движением привязал узду к одному из мощных бревен помоста. Тут на раба набросился бородатый воин, повалил его и, связав по рукам, привязал к передним ногам трепещущего от смертельного удара скакуна... Со всех сторон продолжали приводить обезумевших от ужаса молодых женщин в клочьях роскошных одеяний и бросали их к ногам царя, либо заколов, либо связав по ногам и по рукам. На ковер и к подножию помоста продолжали падать невиданные драгоценности. Царь безучастно наблюдал за бойней. Только изредка чуточку приподнимался, давая какие-то распоряжения воинам. Тут же у его ног оказывалась новая жертва, истекающая кровью, либо какая-нибудь новая вещь. Весь помост и его подножие оказались заваленными драгоценностями и корчащимися телами. Вдруг царь сделал рукой какой-то знак и испустил страдальческий вопль. Тут же на помост полетели десятки факелов. В мгновение все загорелось. Скоро пламя и густой дым скрыли величественную фигуру, принявшую опять отрешенную позу, и десятки жертв, лежащих у его ног... Вдруг костер, охвативший всю картину, начал уменьшаться в размере, превратившись в пламя спички. Рама картины вмещала теперь огромный город, раскинувшийся на берегу реки. Он был в осаде. Сейчас осаждавшие, прорвав обессилевшую оборону, врывались в город. По прямым улицам неслись колесницы, сея огонь и смерть. - Кто же сегодня завоевывает город?... Кажется, эти... как их... египтяне, - недовольно пробурчал Грегор, - они уже не первый раз встречаются в экспериментах. Тамила с ужасом смотрела на кровавую резню. Перед ее глазами разыгрывались жуткие сцены. Захватчики спешили в центр города, во дворец, где на костре среди своих несметных богатств живьем сгорал бородатый царь. - Где это происходит, Грегор? - тихо спросила она. - По предварительным сведениям, это древний город Ниневия, в местности, называемой Мессопотамией, на Земле. Шестисотые годы до новой эры. - Чем ты недоволен? Тут же все выглядит достоверно. - Увы, Тамила. Но нас теперь этим не купишь. На вчерашнем сеансе город брали восставшие люди этого же государства. Неизвестно, что мы будем иметь завтра... Извини, я сейчас немного отвлекусь. - Пропустите пятьдесят лет в историческом масштабе времени, - сказал он, чуть наклонившись к микрофону. Экран на минутку погас. Потом зажегся на нем знойный, унылый день. На берегу желтой реки с ленивой илистой водой, в развалинах, лежал огромный город. Обитали здесь теперь ядовитые змеи, скорпионы и прочие твари. - Неужели это тот?.. - Тамила осторожно взглянула на мужа. Он сидел бледный, подавленный, кусал губы. - Грег, что с тобой? Ты устал? Может быть, тебе надо отдохнуть? Грегор будто и не услышал ее. Он сдержанно и глухо проговорил: - Вчера на этот исторический период машины выдали совершенно другую перспективу города... Некий царь с трудно выговариваемым именем Навуходоносор - правил отсюда процветающим государством... Завтра же эта картина с самосожжением бородатого царя преподнесет нам еще какой-нибудь сюрприз, толкнув машины на другое, первое попавшееся решение... Плохи дела, Тамила... - А другие картины? Что дают они? - С ними не лучше. - Он наклонился вперед и нажал на какую-то кнопку: Прошу пустить синтез блока решений от этой картины с решениями от "Триумфа Калигулы".,.
      * * *
      - Вы недооцениваете потенциальные возможности человека, Грегор. Гесэр сказал это как обычно очень спокойно. Стоящий спиной к нему Грегор недоуменно обернулся. Он отошел от окна и сел напротив. - Не понимаю вас. Вы это пришли мне сказать? - Не обижайтесь. Я говорю не в том узком смысле, как вы это, вероятно, поняли. Грегором начало овладевать раздражение: - Так что же вы имеете в виду? - Ваше отношение к человеку как к разумному биологическому типу. Мне кажется, вы недооцениваете уникальность "хомо сапиенс". - При чем тут это? Вы что, сегодня расположены к философскому спору? У меня, к сожалению, нет времени... : Гесэр остановил его. - Это касается нашего дела. Я думаю, что недооценка интеллектуального уровня человека на разных стадиях его развития сделала Программу некорректной! Именно этим и объясняются нынешние неудачи Центра. - К вашему сведению, Программу разработал не я один, а лучшие силы науки, сообща. Я только занимаюсь ее воплощением. Вы хотите противопоставить себя им? - убийственно насмешливая ирония прозвучала в голосе Грегора. ~- Да, к сожалению, вы не одиноки в своем заблуждении. Иначе не прошла бы такая Программа, - по-прежнему спокойно среагировал на это Гесэр. - Ну, так что же мы недооцениваем в "хомо сапиенс"? - спросил Грегор, снисходительно дав понять, что говорит от имени "лучших сил науки". - Вычислять, предсказывать поведение человека, что мы собираемся делать, и тем более управлять его действием могут либо другие разумные существа, находящиеся на несравненно более высоком уровне интеллектуального развития, чем он, либо машины, созданные ими, - Наши машины, возможно, не смогут вычислять, предсказывать наше же поведение. Потому что, создавая их, мы сами еще более совершенствуемся и в самом деле становимся недосягаемыми для них. Но они могут вычислить деяния человека, например, пятисотлетней давности. Современные биозлектронные устройства более совершенны, чем мозг человека... - Вот это и не укладывается в моей голове, - резко прервал Гесэр. - В памяти этих устройств действительно больше информации, чем в голове нашего предка пятивековой давности. Но объем памяти еще не показатель ума. - Вы хотите сказать, что человек с самого начала был таким же совершенным, как сейчас? Вы предлагаете пересмотреть эволюционную теорию?.. - Не извращайте мои слова. Я хочу только сказать, что современные машины по способности думать и рассуждать, возможно, более совершенны, чем мозг какого-нибудь питекантропа, но не людей, историю которых мы хотим восстановить.., Думаю, что уже десять тысяч лет назад они думали и рассуждали гибче и свободнее, чем наши сегодняшние машины, - выпалил уже разгоряченно Гесэр. "Что он замышляет? - думал Грегор, уже почти не слушая его. - Хочет воспользоваться неудачами в экспериментах? Сводить старые счеты?.." - Я понимаю, что дело не только в вас, - с досадой продолжал Гесэр. Машиномания. Этим, мне кажется, в разной степени сейчас болеют все кибернетики. Успехи ваши за последнее время огромны. Наука нигде не добилась ничего подобного. Вы оказались в авангарде прогресса вообще. Сейчас критика бессильна против вас - вы победители. Вас трудно судить. Но предостережение, которое пока вам бессильны сделать люди, делают объективные законы природы. Это нынешние неудачи Центра. Грегор с окаменевшим лицом выслушал эту речь. Потом задал вопрос, который давно уже вертелся у него на языке: - Гесэр, как вы можете сотрудничать с нами с таким отношением к Программе? Это по меньшей мере нечестно. - Совесть моя чиста перед всеми,- добрые глаза вдруг превратились в холодные.- Сотрудничаю с вами потому, что Центр на сегодняшний день единственная организация, где официально занимаются восстановлением истории. Его создание далось нелегко... Он еще найдет правильную дорогу... "Нет сомнения, он может навредить мне. При случае нанесет удар, чтобы заглушить боль своей давнишней раны. Сейчас ни в коем случае не надо ему давать спуска". - Вы что, хотите выступить против метода экстраполяции сюжета? Вас же сотрут в порошок в два счета. - Я знаю, Грегор, сейчас вы на коне. Он растопчет любого, кто станет на его пути. Но он уже слепой, этот конь. Скоро споткнется... Плохо то, что он будет скакать до тех пор, пока не споткнется, увлекая за собой жертвы... Когда же тех, кто на слепых конях, будут останавливать люди, притом до их падения... до жертв. Грегор будто совсем ушел в себя. Гесэру показалось даже, что он вообще не услышал последних слов. Но неожиданно он поднял голову и посмотрел ему в глаза: - Послушайте, Гесэр, говорите на нормальном языке. Последнее время у вас сплошные метафоры, намеки. Что вы хотите от меня? Может быть, вам лучше уйти из Центра? - Уходить я не собираюсь. Надеюсь увидеть здесь восстановленную историю, с трудом сдерживая себя, ответил Гесэр. - При вашем отношении к Программе? - Да! Я не верю в Программу, - резко прервал его Гесэр. - Но верю, что Центр, в конце концов, найдет способ восстановления истинной истории, когда-то уничтоженной злодеями. - Не злодеи уничтожили ее! А такие же, как и мы с вами, люди, из лучших побуждений! Они смогли внушить населению планеты, что причиной возможных кровавых конфликтов в будущем могут быть исторически сложившиеся претензии народов друг к другу еще на Земле, различие их вековых традиций и, наконец, национальное самосознание, опять же связанное со знанием своей истории. Народы поверили в это и уничтожили историю... Если эта концепция была ошибочной, то это ошибка всей планеты. - Так не бывает. Не верю я в это! Истинные намерения сил, уничтоживших историю, нам пока действительно до конца не ясны. Скорее всего они это сделали из расчета, чтобы население скорее забыло все, что связывает его с Землей. Но не о них сейчас речь. А об их сторонниках и последователях. Это они быстро смекнули, что после полного уничтожения истории народы превратятся в скопище духовно нищих, безвольных людей без прошлого, без традиций. Они увидели в этом соблазнительную возможность формирования из однородной, податливой, пластичной массы типовых, легко управляемых производительных сил. Это они сделали все, чтобы люди сразу после "уничтожения" не спохватились и не начали предпринимать меры для сохранения истории, пусть даже нелегальными путями. Они всячески устрашали людей ужасами войн, в которых якобы повинно только знание истории... Сейчас-то люди понимают, что на Земле войны скорее всего объясняются иными, более убедительными теориями... - Ладно, не нам с вами об этом судить. Вы мне скажите, наконец, у вас есть что-нибудь серьезное взамен Программы? - Сейчас я не смогу предложить вам новый подход. Но считаю, что его надо искать. Надо выделить силы для его поиска. В одном я уверен, что это будет не метод вычислений... Метод вычислений даст в лучшем случае фальсифицированную историю без глубины, мудрости... Оба поняли, что дальше разговор не получится совсем...
      * * *
      Центр трясло от нескончаемых неудач. Уникальное совершенство человека по сравнению с другими объектами, "поведение" которых привыкли вычислять, оказалось непростительным образом недооценено авторами Программы при ее составлении... Через разочарования кибернетики начали понимать, что никакие ситуационные операторы не смогут предсказать возможные решения, принимаемые людьми при чрезвычайных обстоятельствах. Гибкость корреляции, параметров субуравнений далеко недостаточна, чтобы отразить взаимовлияние людей и общества. Человек, даже десятитысячелетней давности, является неразрешимой задачей для самых современных вычислительных машин сегодняшнего дня... Эксперименты над картинами давали взаимоисключающие варианты развития истории. Синтез решений от различных полотен приводил к еще большему хаосу. Такое событие планетарного значения, происшедшее некогда на Земле, как завоевание неким Александром Македонским стран Востока, разыгрывалось то в седьмом веке новой эры, то вдруг переносилось на два тысячелетия назад. Причем, этот Александр выступал то царем Египта, то полководцем с туманного британского острова. Если сегодня машины красочно рисовали зарождение некой Земной религии - зорастризма - как следствие ужасов так называемой второй мировой войны, то назавтра самой молодой религией выступал иудаизм. Только события пяти-, от силы десятилетней давности с момента, зафиксированного в картине, повторялись более или менее устойчиво. Огромнейшая информация, заложенная в сюжет и детали картин, позволяла в достаточной степени однозначно решать ПТС для этих малых промежутков времени. Но это были лишь короткие мгновения на фоне многовековой ИСТОРИИ. Между ними оставалась непрочитанной бесконечная цепь событий. В начале работы эти неудачи принимались как результаты несовершенства программы вычислений. В течение многих месяцев они строились и перестраивались заново и заново. Для работы привлекались лучшие силы кибернетики планеты... Когда начало проясняться, что не в программах дело, в Центре начался разлад. Рождалось открытое недоверие к Программе. Объявились целые группы, заявившие о предвидении ее несовершенства с самого начала работы. Все смелее и смелее высказывали свое мнение биологи, психологи и физики. Таяла скованность, охватившая эти науки перед лицом огромных успехов вычислительной математики и кибернетики. Все чаще то там, то здесь звучало еретическое "не все в мире поддается вычислению".
      * * *
      Гесару сообщили, что биолог по имени Сурхан просит принять его. Вначале Гесэр не обратил на это внимание - в последнее время не было отбоя от подобного рода просьб. Работа Центра оставалась под пристальным вниманием всей планеты. Специалисты, в основном крупного масштаба, из разных областей науки всячески пытались приобщиться к его престижной деятельности. При слишком напористых атаках Гесэру также приходилось принимать их и тратить время преимущественно на бесполезные дискуссии. Через две недели биолог опять напомнил о себе. Гесэр понял, что молчанием ему не удастся отвязаться от него. Выбрав свободную минуту, он набрал по клавишам на черной блестящей панели видеотелефона номер, указанный на карточке биолога. Через несколько секунд, в течение которых экран мягко переливался успокаивающей цветомузыкой, на нем появилась молодая женщина. - Я Гесэр из Центра по восстановлению истории. Мне нужен биолог... - Гесэр заглянул в карточку, - Сурхан. Женщина кивнула, приятно улыбнувшись, и ушла с экрана. "Сейчас решим, приму я тебя или нет". На экране появилось лицо молодого человека, лет двадцати пяти-двадцати шести. Он вежливо поздоровался и очень серьезно повторил просьбу, известную Гесэру по карточке, и добавил: - Я не займу у вас много времени. "Уверенный, даже несколько самоуверенный. Но, кажется, его надо принять явно выраженный положительный комплекс начинающего ученого". Молодой человек получил аудиенцию на следующий же вечер... Он зашел к Гесэру буквально через несколько секунд после того, как на экране небольшого монитора в левом углу стола зажглась надпись: "Беседа с биологом Сурханом. Тема не сообщена. Время аудиенции - 20 минут". - Я вас слушаю, - сказал Гесэр после того, как Сурхан сел напротив. Руководитель службы цветоанализа продолжал изучать его, всматриваясь в лицо. Сурхан, напротив, казалось, совсем не интересовался человеком, тс которому пришел. Он начал говорить, не отрывая глаз от экрана монитора, на котором все еще светилось напоминание о его визите. - Я знаю, что в последнее время Центр терпит неудачи. Мне неизвестно, с какими именно трудностями вы имеете дело, но думаю, что при выбранном вами методе восстановления они должны проявляться в виде неоднозначной воспроизводимости восстанавливаемых вами событий. Это, в конце концов, должно привести к провалу всей Программы... "Что это, набивается в единомышленники? Так примитивно, в лоб?" непроизвольно мелькнуло в голове у Гесэра. - Я хочу поговорить с вами о методе, не страдающем этим недостатком. - Почему со мной? Ведь в Центре много специалистов. И биологи есть. - Мне нужен физик, - Сурхан впервые поднял на него глаза. "Нет, тут что-то есть. Парень, кажется, пришел по делу". - Рассказывайте. Сурхан ненадолго призадумался. Потом, быстро бросив взгляд на цифру "20" на светящемся экране, откинулся на спинку кресла. - Вы знаете, уже почти двести лет, как мы "болеем" биополями. Мне кажется, мы настолько привыкли к этой болезни, что если вдруг завтра выяснится, существуют реально эти поля или нет, большая часть человечества скорее всего разочаруется, независимо от того, отрицательным или положительным будет ответ. Ведь мы здорово пользуемся этой неопределенностью. Как она разнообразит нашу жизнь: если чего не понимаем в психологии человека сваливаем на загадочную роль биополей, гипнотизеров, показав номер, с нескрываемой гордостью намекаем на свою власть над биополями; я не говорю о тех везучих, кто с помощью этих же полей усилием воли двигает диваны с одного угла комнаты в другой. "Что такое! Не хватало мне популярной лекции. Неужели я ошибся в парне?" Глаза Сурхана настороженно блеснули. Он увидел досаду Гесэра, но продолжал, не выдав этого голосом. - Сейчас-то уже ясно, если даже и обнаружится это поле, оно ни по виду, ни тем более по свойствам не будет иметь ничего общего с тем, что нам было знакомо до сегодняшнего дня. А мы все пытаемся представить его, естественно, по образу и подобию привычных нам электрических, магнитных или, в лучшем случае, более экзотичных гравитационных полей... "Да, видимо, на этот раз я действительно дал промах. Надо как-то остановить его... Только вот не хочется обидеть..." - ...Несмотря на то, что проблема эта уже не имеет своей былой солидности и стала темой застольных споров и разглагольствований дилетантов и обывателей, тем не менее она остается научной проблемой, во всяком случае, ее еще никто не вычеркнул из числа научных... Как специалист по биохимическим процессам в мозгу я считаю, что существует какая-то субстанция - поле, волны или еще что-то в этом роде, которая связана по своей структуре с физико-химическим состоянием вещества мозга. Дальше, что бы я ни сказал, вряд ли буду оригинальным. Маловероятно, что я придумаю что-нибудь новое об этой невидимке... - Я тоже так думаю, - не удержавшись, вставил Гесэр. - Но какую бы необычную природу ни имело это поле, должно же оно оказывать хоть какое-нибудь воздействие или оставить свой след на чем-то материальном. Ну, хорошо, мы до сих пор не обнаруживаем этого воздействия даже самыми чувствительными элементами наших наичувствительнейших приборов. Но это же не означает, что нет воздействия, скорее всего, нет достаточно чувствительных приборов. А может, и не будет в ближайшее время... Гесэр вдруг понял, что биолог только теперь подошел вплотную к цели своего визита. "Нет, все-таки я не ошибся". - Я думаю, это поле не скоро даст себя знать на экранах или на шкалах наших приборов, но оно все-таки оставляет где-то свой след. В чем-то более тонком и чувствительном, чем наши приборы... Нам надо найти этот след и попытаться прочесть его... Я, кажется, знаю, где надо искать его и пришел поделиться своими соображениями насчет того, как можно использовать этот след в вашем деле... Сурхан не ушел из Центра через двадцать минут, как об этом за все время разговора напоминал экран монитора. На третий час пребывания в кабинете руководителя службы цветоанализа, по настоянию последнего, он написал заявление с просьбой принять его на работу в Центр...
      * * *
      Группа цветоанализа начала новый цикл исследований за рамками Программы. Объектом исследований были те же картины. Ни сюжет, ни психологический заряд, ни загадочная игра композиции и не другие "внешние" качества полотен притягивали теперь к себе исследователей. Их приковала к себе сама краска. Но не цветом, нет, она интересовала их как вещество. Тонкий слой вещества, бывший некогда мягким, податливым, потом затвердевший за несколько часов на многие века...
      * * *
      - Я наслышана, что вы очень заняты. Но все же решила прийти. Мне надо поговорить с вами. Гесэр удивленно поднялся навстречу. - Ничего, Тамила, я рад видеть вас. "У него очень усталый вид,- про себя отметила Тамила, - но от этого он стал интереснее". - Гесэр, я могу надеяться, что Грегор не узнает о моем приходе сюда? Гесэр продолжал молча смотреть на нее. Ни глаза, ни один мускул лица не выдали его реакции на вопрос. - Он у меня немного ревнивый. А сейчас... сейчас ему трудно оставаться объективным, правильно понять мой шаг. Гесэр понимающе кивнул. "Надо по крайней мере внести хоть какую-то ясность в неразбериху между ними", - подумала она. - Гесэр, почему в последнее время вы причиняете моему Грегору одни неприятности? - сказала мягко Тамила, но "моему" прозвучало более эгоистично, чем ей хотелось бы. Гесэр улыбнулся: - Это он вам сказал? - Нет, что вы, он разве способен на такое, - она испугалась, что дала повод для такого толкования своего визита - Я в курсе дел Центра. - Теперь все в курсе дел Центра,- с той же улыбкой ответил он. Тамиле вдруг стало страшно неловко перед этим усталым, но невозмутимо спокойным человеком за свои тревоги. - Не так я говорю, Гесэр, - она вдруг решила полностью положиться на него, быть до конца откровенной.- Почему вы не хотите быть с ним? Мне кажется, вы сделали бы вместе много. Улыбка исчезла с лица Гесэра. Но глаза оставались мягкими. - У нас с Грегором разные точки зрения на общее дело. Я не верю в вычисления в таких делах. - Гесэр, вы всегда отличались объективностью. Вы же не будете отрицать все, что достигнуто на сегодняшний день... Ведь сколько мы уже знаем благодаря вычислительному методу. Быт, обычаи, обрывки древних мировоззрений... До сих пор не могу забыть, как на наших глазах оживляли того старика, раввина. Помните, как он медленно поднялся, опираясь на свой посох. Провел всю ночь, передвигаясь из комнаты в комнату со свечкой в дрожащей руке, то поправляя спавшие одеяла на спящих, смертельно уставших за день озорных внуках, то подолгу шепча пожелания счастливого и благополучного будущего им? Помните его проповедь в следующий день? Как он страстно говорил о любви к ближнему от имени какого-то бога и его предка? Как он еще через год, уже почти незрячий, поплелся по каменным улицам к жестокому рыцарю в стальных доспехах, осаждавшему город долгие месяцы, молил его о пощаде к обессилевшим защитникам города, обреченным на истребление? Ведь все это уже можно считать достоверным. Все это точь-в-точь повторилось и при десятикратных прогонах ПТС на машинах. Добились же кибернетики, что разночтения картин начинаются спустя только десятипятнадцатилетний период с момента, зафиксированного на полотне. Почему вы не допускаете, что через год они добьются того, что однозначные решения будут получаться и на сто лет вперед и на сто лет назад? - Не получатся, Тамила, - возразил Гесэр. - При попытке получить воспроизводимые решения на каждое следующее десятилетие трудности будут возрастать со степенью, прямо связанной с количеством людей на планете, то есть на Земле. А история тянется на десятки лет, число же людей на Земле сотни миллионов... Это принципиальная трудность. Чисто вычислительными методами ее не преодолеть... Тамила, вы во власти эмоций. Вас поразила картина. А старик... Вы не видели его действия в других экспериментах, на более продолжительные периоды. Он бы вас сильно разочаровал. Я не знаю, что было в действительности с ним там, в далеком прошлом, но меняющиеся от эксперимента к эксперименту неожиданные сюрпризы в его поведении - есть фокусы вычислительного метода. - Но вы же работаете в Центре, где именно вычислениями и занимаются. Вы должны... - До сих пор я делал все, что требовалось от меня, - перебил ее Гесэр. Мало того, пытался предупредить вашего мужа о будущих неудачах. - Но сейчас... Сейчас вы критикуете Программу открыто и, еще хуже, официально. Грегору и так трудно. Мне кажется, он особенно больно воспринимает вашу критику. - Тамила, я не могу молчать, когда так упираются во что-то одно. Это особенно вредно, когда упирающийся обладает властью... Ведь большинство вокруг уже давным-давно понимают, чего стоит Программа. Извините за откровенность. - Но если вы знаете, что надо делать, почему не делитесь с ним? - не совсем дружелюбно спросила Тамила. - Почему?.. До сих пор он меня и слушать не хотел. Но я не в обиде. Пусть придет, я с ним всем поделюсь. - Он же научный руководитель Центра. Логичнее, если бы вы пришли к нему с вашими предложениями, - почти взмолилась она. Глаза Гесэра вдруг сверкнули. Он поднялся. - Тамила, я, в конце концов, обыкновенный человек. Не требуйте от меня большего, чем я могу. В свое время он шутя отнял у меня самое дорогое... Здесь, в Центре, я думал, что работа поможет скорее затянуться ране... Но и тут он оказался на моем пути. Не задумываясь, в корне подкосил многие мои начинания. Вы хотите, чтобы я же... - Он не отнимал... Я сама полюбила его. - Неправда! Он просто затмил ваш ум, глаза эффектным своим поведением. Предприимчивостью! Он не дал тогда нашей дружбе развиваться до более глубоких чувств! - Гесэр впервые открывался перед ней: - Да, конечно, он как будто не сделал ничего нечестного, но тем не менее именно он виноват в том, что вы поддались и пошли на поводу такого неглубокого чувства к нему. Такие люди куют железо пока горячо. Они не дают возможности своей жертве осмотреться, осмыслить происходящее вокруг... - Как вы можете, Гесэр! - почти крикнула Тамила, какое у вас право говорить так плохо о нем! - Я не думаю о нем плохо. Я считаю, что он это делает неосознанно. Он так устроен. Это его натура. - Гесэр, остановитесь. Иначе я перестану вас уважать. Гесэр опустил голову. Наступило неловкое молчание. - Обещаю, больше на эту тему вы от меня ничего не услышите. Только не думайте, что я сожалею о сказанном! Когда-нибудь я должен был сказать вам это... Тамила не ожидала такого поворота. Она не знала, как быть дальше. - Гесэр, расскажите мне, пожалуйста, о вашем методе, - после недолгой паузы попросила она. - Извините, на днях я делаю сообщение в Центре. Приходите. Сейчас мне надо переключаться на дела... Не обижайтесь на меня и не думайте ничего плохого... Да, вы окажете большую помощь делу, и Грегору в том числе, если поможете убедить его переключиться на наш вариант восстановления. И чем быстрее, тем лучше... - Я приду послушать...- совсем загрустив, сказала она.
      * * *
      Через полтора года от первоначально слаженной работы Центра не осталось и следа. Верных последователей Программы набиралось теперь очень мало. Стало невозможно игнорировать возникающие оппозиционные течения. Под натиском их требований Центр был вынужден устроить обсуждение и пересмотр Программы. Разгорелись ожесточенные дискуссии, иногда даже переходящие в закулисную возню между разными течениями. Споры еще яснее обрисовали безвыходность создавшегося положения... Сообщение группы цветоанализа, прослушанное в конце обсуждений, произвело эффект взрыва бомбы, потрясшей до основания саму идею Программы... Группа излагала результаты экспериментов последних месяцев... Поиск группы начался с самых глубин микромира, которые были доступны на сегодняшний день. С методичной скрупулезностью были прочесаны все параметры элементарных частиц, образующих атомы вещества красок картин. Искали неизвестную закономерность в пространственном распределении параметров, геометрических форм и ориентации этих полей и частиц. В тончайшей архитектонике строения микромира, на фоне вездесущего хаоса, вечных колебаний и неустойчивостей велся поиск следов воздействия неуловимого "биополя", сохранившихся в нем как застывший отпечаток. Отпечаток, законсервировавший мысли и знания человека. Побудила людей на эти поиски неожиданно возникшая гипотеза... Утомленный художник стоит перед небольшим полотном. Оно уже почти закончено. Найдена схема композиции, со знанием выписаны эскизы деталей и всяких подробностей, дополняющие основной сюжет. Мысль художника и теперь сосредоточена на самом главном. Краски теперь ложатся на лицо героя, рисуя его внутренний мир, окрашивают предметы быта, запечатлевая на всем этом дух времени. Искусные руки нежно водят кистью, накладывают еле заметные, почти прозрачные слои. Мысль художника прожектором "освещает" полотно. Мозг сознательно, а порою подсознательно перебирает подробности огромного мира - целой исторической эпохи, в водоворотах которого вертело героя картины. Тонкие слои быстро сохнут. Сохнут в "поле" сосредоточенной мысли, сохранив в себе в виде невидимого отпечатка знания живописца, как податливая глина сохнет, сохранив на века следы пальцев ваятеля. Группа цветоанализа искала этот след, чтобы "прочесть" его...
      * * *
      Когда пригласили Грегора в кабинет, у него внутри скребли кошки. За этой дверью он не ожидал для себя ничего приятного. Он не любил неопределенности, как и любой деловой человек. Предпочитал визиты, которые открыто или тайно организовывались по его инициативе. Исход только таких визитов, по его мнению, мог быть приятным, разумеется, при условии, если все рассчитано правильно. Такой расчет был ему подвластен... А сейчас?. Нежданно вызывают к заоблачному начальству, о котором он не ведал ничего. Вызывают, когда в Центре сильнейшие противоречия, а дела находятся, можно сказать, в самом что ни на есть двусмысленном состоянии. Только этого не хватало. Сейчас начнутся вопросы о том, какие надо принимать меры, чтобы дело сдвинулось с места, и почему они до сих пор не приняты. Между делом, как бы невзначай, поинтересуются, не обременительны ли ему, Грегору, его обязанности. Может быть, ему заняться чем-нибудь "полегче". В общем, подобная и прочая чепуха... - Опишите мне, пожалуйста, ситуацию в Центре,- добродушно попросил человек в очках, к удивлению Грегора почти его ровесник. Он ожидал увидеть пожилого человека и встретить холодный прием. Здесь-то наверняка знают о неудачах Центра. Грегор кратко рассказал об идее метода вычислений, подчеркнув его практические и теоретические возможности, и в конце изложил полученные положительные результаты. Неудачи были объяснены объективными трудностями, встречаемыми в любом серьезном деле, которые скоро будут преодолены в рабочем порядке. При этом все время Грегор ожидал - вот-вот его остановят, спросят: почему он ничего не говорит о других методах. Но хозяин кабинета выслушал его внимательно, не перебивая. - Какая нужна помощь для дальнейшего форсирования метода вычислений? спросил он, когда Грегор закончил. - У меня с собой реестр вычислительных средств... Они нам понадобятся для реализации недавно разработанных, более эффективных вариантов нашей Программы. - Список оставьте. Я распоряжусь, чтобы просьба ваша была удовлетворена полностью. Все, что здесь происходило, не укладывалось в рамки его ожиданий. Грегора не покидало чувство удивления и настороженности. - Как вы оцениваете шансы других методов? Вы же недавно официально дали им ход, - спросили вдруг у него. "Вот, начинается". - Я уверен в правильности метода вычислений. Временные трудности, как это бывает в таких случаях, окрылили пессимистов. И мы вынуждены были дать им возможность попробовать свои методы в деле. Думаю, что скоро они снова выйдут на наш метод, разве что с другого конца. - Мы верим в ваш метод. Совершенствуйте его. Возможности Центра преимущественно направляйте на него. Сроки пусть вас не беспокоят... Да, ничего из того, что удается вытащить из картин, по-прежнему не должно выходить из стен Центра. История будет обнародована только после тщательной работы специальной комиссии над ней... Грегор был ошеломлен исходом беседы. Он понял одно: за ним стоит какая-то сила. Его сейчас не интересовало - чьи интересы она представляет. Главное - она не даст его в обиду. Как сторонник метода вычисления он очень нужен кому-то.
      * * *
      - Грег, разберись в методе Гесэра, я прошу тебя. Может быть, он понравится тебе. - Ровно столько, сколько нужно знать научному руководителю Центра, я уже знаю об этом методе. Понравиться он мне не может. Это было бы предательством. - Какое предательство? Ты о Программе? Ей уже мало кто верит. Грегор оторвал взгляд от табло микрокомпьютера, вмонтированного в рабочий стол, и молча посмотрел на жену. Тамила стояла в дверях, прислонившись к косяку. "Щадя его самолюбие, смалодушничав в спорах с ним, я позволила ему дойти до этого состояния. Дождалась, что удача и успех начали уходить от него..." - Да, да. Что ты на меня так смотришь? Одно то, что вы в Центре официально рассмотрели другие методы восстановления истории, есть признание провала Программы. Она прошла в дальний угол комнаты и уселась на диван, чтобы наконец начать этот неприятный разговор, необходимость которого в последние дни тупой болью напоминала ей о себе. Грегор сейчас не был расположен к такой беседе. Он решил сразу же "прекратить" разговор, - Тамила, по-моему, ты больше, чем следует, вмешиваешься в мои дела. - Нет, Грег, тебе сейчас не отвертеться такими фразами. Нам надо поговорить серьезно, - О чем? - Я считаю, что тебе надо либо сблизиться с группой Гесэра, либо вовсе оставить работу в Центре. - Тамила, прошу тебя, не вмешивайся в мои дела, А сейчас мне совсем некогда с тобой разговаривать. - Нет! - глаза ее были в слезах.- Нет, не отталкивай меня. Я не могу безучастно смотреть, как ты будешь терпеть поражение. Ты скоро потеряешь свое имя. Еще не поздно предотвратить эта. Я женщина. А ты для меня все! Твое поражение ранит и меня! Сейчас я имею право вмешаться. Грегар выпрямился, оторвавшись от дел. Глаза жены, в слезах, следили за ним. - Тамила, дорогая, я по-прежнему верю в наше дело. Вот увидишь, мы одолеем все трудности, - в его голосе были удивительное спокойствие и уверенность. Уже несколько растерянная от этого холодного спокойствия, она неуверенно сказала: - Грег, все считают, что Гесэр нащупал что-то очень реальное. Ты что, не веришь в эта? - Не верю, что это лучше, чем наш метод. Допустим, они и обнаружат отпечаток мыслей и знаний художника в толще красок. Они сами сознают, что вид этого отпечатка будет в тысячу раз сложнее самых сложных рентгеновских голограмм. Надо ведь потом расшифровать эти следы. А эта задача не легче, чем чтение сюжетов картин. - Но многие уже поддерживают этот метод. - Они еще пожалеют об этом. Из-за них силы Центра разбиты на два направления... Ты лучше не вмешивайся во все это... И с Гесэром больше не встречайся. Я все знаю... Тамиле казалось - муж, и не желая вникнуть в суть ее переживаний, разрушил одним ударом всю ее аргументацию. Говорить с ним теперь было бесполезна. От разговора у "ее осталась глухая неудовлетворенность и еще какое-то смуглое .предчувствие беды...
      * * *
      Ни на ядерных, ни на атомных уровнях не удавалось найти следов "биополя". Мощные электронные микроскопы, чувствительные гравитационные топографометры, реагирующие на малейшие нюансы в расположении микромасс, субрентгеновские голограмметры сканировали, просвечивали и восстанавливали стереоизображения атомных слоев вещества красок. Центр словно затаил дыхание, как когда-то перед первыми экспериментами по "оживлению" картин. Машины же искали некую несвойственную неживой природе, до сих пор неизвестную закономерность в пространственном распределении параметров этой микросферы... Когда-то на заре становления кибернетики примитивные электронно-вычислительные машины расшифровали письменность исчезнувших цивилизаций. Загадочные иероглифы, передающие не только целые предложения, а в некоторых случаях даже законченные сюжеты, были расшифрованы и открыли людям мир далеких предков. Но там машины имели дело с символами, рассчитанными на то, чтобы люди силой логического анализа могли читать их или же восстановить в случае утеря ключа к ним. То, что предстояло расшифровать сейчас, не было сознательным продуктом человеческой деятельности. Это был всего лишь "отпечаток" деятельности его мозга, неосознанно оставленный им на предмете своего сильнейшего сосредоточения на холсте, покрытом свежей краской.
      * * *
      - Гесэр, я больше не могу молчать... Проклятое поле обмануло и нас. Все зажигаются и сгорают в этом огне, так и не найдя ничего. Мы тоже не удержались, кинулись туда же... Это я ввел вас в заблуждение. Надо остановиться, пока не поздно. "Говорит с огоньком. Вряд ли испугался. Скорее беспокоится о репутации группы. Веру в дело не потерял, это я вижу..." - мелькнуло у Гесэра. Он загадочно улыбнулся, когда юноша замолчал. - Сурхан, на днях у вас начнется интересная работа. Неделю назад я распорядился, чтобы три наши группы сосредоточили свое внимание на конфигурации молекул пигментов. - Молекул?... Конфигурации?... Неужели вы надеетесь найти что-нибудь там? Мы проникли в святая святых материи, доступную вообще на сегодняшний день. Если остается хоть какой-нибудь след от поля, то он должен был храниться именно там. А молекулы... С тем же успехом следы вчерашнего ветра можно искать, проверяя, не сместились ли дома после него относительно друг друга, а не в ряби песка детской площадки. - Да, ветер вряд ли сдвинет дома с места... Ну а положение оставленных открытыми форточек в окнах, плохо закрепленных антенн на крышах?.. - опять улыбнулся Гесэр. Сурхан все еще удивленно смотрел на шефа. - Сурхан, неуловимость этого поля, видимо, сбивает с толку многих, кто ищет его. И мы в поисках его следа сразу же углубились в самые недра. А ведь это не обязательно, что следы его должны оставаться именно там. Природа поля неизвестна. Тем более неизвестно - на что она воздействует сильнее, на что слабее. Раз так, мы не должны были ничего упускать из поля зрения. Месяц назад, когда я окончательно убедился, что нам ничего не удается вытащить оттуда, где ядра, атомы и все такое прочее, решил попробовать вернуться. Например, на молекулярный уровень. Одна группа получила задание прочесать молекулы... Основания у меня, конечно, были. Думаю, они и вас заинтересуют... Представляете, я случайно заметил некоторые боковые ответвления молекул пигментов, не охваченные связями, как будто ориентированы не совсем хаотично. Вот их и записывают сейчас. Сурхан некоторое время молчал, уставившись на Гесэра. Потом решился повторить свой вопрос: - Неужели вы ожидаете большую податливость от этих гигантских болтающихся ответвлений, чем от чувствительных атомных цепочек? Гесэр развел руками. - Не мучайте меня вопросами. Знаю чуточку больше, чем вы. Я, кажется, просто заметил какой-то факт. Все остальное расставит по местам эксперимент. Спокойный тон Гесэра сделал свое дело. У юноши заблестели глаза. - Как делаются записи и когда я их получу? - Записи, естественно, комплексные. Там будет и рентгенолография, электронная топостереография и так далее. А получите все это, если, конечно, не сбежите от нас к тому времени, - подмигнул Гесэр, - к середине следующей недели.
      * * *
      Машины распознали человеческую мысль, зашифрованную в конфигурации архитектурных деталей молекул застывших красок. Это был триумф. Все остальное утонуло в нем. Пока были расшифрованы лишь довольно туманные, несвязанные обрывки отпечатков мыслей, знаний древнего художника. Они были еще менее последовательны, чем те сюжеты, которые "оживляли" на картинах решения ПТС. Но это были прямые следы человеческой мысли. Все понимали, что связать их, восстановить с учетом всех нюансов было уже делом техники. Пока еще не было ответа на вопрос - почему эти, ничем не примечательные боковые ответвления молекул пигментов оказались загадочным образом промодулированным "биополем". Почему именно они закручивались, изгибались, волнообразно деформировались под его действием. Не отвлекаясь на эту сторону дела, следы этих деформаций были расчищены от фона хаоса, тепловых колебаний молекул, скрупулезно записывались... Чтобы исключить элемент случайности, были поставлены контрольные эксперименты. На холщовые полотна роботами наносился толстый слой краски. К ней, пока она полностью не высыхала, на расстояние ближе десяти метров никто не допускался. Потом в тех же условиях такие же краски на такие же холсты наносились людьми, при этом по заранее разработанной программе им было предписано думать на определенную тему. Результаты потрясли специалистов. Анализ высохшей краски, наложенной роботами, не выдал ничего, кроме беспорядочного нагромождения боковых ответвлений - "усиков", как их называли биохимики. Но зато краска, наложенная людьми, показала ту загадочную закономерность в ориентации и конфигурации "усиков", что была обнаружена и в краске древних полотен. Машины расшифровали размышления "художников" на заданные темы. Радостям в Центре не было предела. Победу не удалось сохранить долго в стенах Центра. Весть о ней вышла за пределы Центра, наполнила оптимизмом всю планету. Потоком посыпались разные предложения, идеи, решения. Предлагалось "прочитать" все лепные изделия, штукатурку зданий, бетонных блоков, покраску всевозможных предметов. То есть все, что затвердевало в присутствии человека. Но специальные эксперименты уже показали, что более или менее заметные следы человеческой мысли можно обнаружить только там, где застывшая материя оказывалась в "фокусе" его сильнейшего сосредоточения. Это, прежде всего, были картины... Теперь на время людей перестали занимать сами изображения на полотнах. Никто уже не замечал ни сюжета, ни идейной глубины изображаемой сцены. Взоры людей будто ушли в глубь красочного слоя и в тончайшем узоре молекул пигментов начали видеть и слышать развернутые во времени и в пространстве исторические события... Теперь на экранах зала просмотров светились не сами картины. Они были далеко отсюда, в лабораториях физико-химического анализа, где неразрушающими методами "анатомировали" их, а все сведения о молекулярной структуре пигментов по каналам связи поступали в распоряжение вычислительных машин. Они "прочитывали" эти сведения, переводили их на "язык" человеческих ощущений - слуха и зрения и направляли их на экраны для визуалирования. Ко всеобщему восторгу на экранах опять "ожили" исторические события. Теперь была полная воспроизводимость результатов каждого эксперимента. При многократных повторах действия, происходящие на экране, повторялись с поразительной точностью... Часто на них развивались события глобальных масштабов. Именно о них, видимо, помнили и размышляли живописцы, изображая радости и страдания, борьбу и веселье героев картин...
      * * *
      - Гесэр, поздравляю вас с успехом. Теперь можно сказать, что ваша служба дала новый метод восстановления истории. Но... мы считаем, что вы так же, как и мы, окончательно не решили проблему. - Если можно, немного яснее, - насторожился Гесэр. Красивое лицо Грегора исказилось в нервной усмешке. - Субъективизм. Вот что сведет на нет ваши достижения. Субъективное понимание истории автором картины. Эта пилюля ничуть не слаще, чем наши неоднозначности. - Но факты... Начитанный, образованный художник неплохо знал исторические факты. А его домыслы и плоды фантазии мы как-нибудь выделим и построим историю только на фактах. - Начнем с того, что вы не всегда будете знать, что есть факт, а что домыслы в его знаниях. Во-вторых, факты тоже могут быть, так сказать, субъективными. Они теряют свою объективность, когда слишком далеко отстоят во времени от излагающего их человека. - Мы будем синтезировать информацию от всех картин. Подобный перекрестный анализ сильно снизит степень субъективизма факта. Кстати, синтез в новом методе будет намного эффективней, чем в методе вычислений. - Не знаю, не знаю, - высокомерно покачал головой Грегор. Он явно не хотел "опускаться" до дискуссии. - Что вы хотите от меня сейчас? - сухо спросил Гесэр. - От вас лично ничего. Работайте, вам, может, удастся преодолеть или обойти этот субъективизм. Сейчас я, собственно, пригласил вас сюда, чтобы сообщить: вам надо на три-четыре недели передать все картины группе ПТС. Там отлажена новая программа для прокручивания нового типа субуравнений. - Как, сейчас? В самый разгар работы? Это невозможно. Грегор металлическим голосом спокойно сказал: - В течение последних месяцев мы не трогали картин, чтобы не мешать вам. По Программе другие группы тоже должны прорабатывать свои варианты. Для этого нам сейчас нужны картины. - Грегор, ведь в вашем распоряжении, в памяти машин, электронные копии всех картин. Да еще с восстановленной первоначальной гаммой цветов. Мы-то никак не можем обойтись без оригиналов. Грегор как будто пропустил мимо ушей последнюю фразу. - Нам сейчас картины нужны именно в том виде, в каком они дошли до нас... А вашей службе я, как научный руководитель Центра, рекомендую немного поработать над вашими методиками анализа и средствами расшифровки. Вы же знаете: мы обычно рвемся вперед очертя голову, а тылы в это время остаются необеспеченными. Поэтому часто спотыкаемся сразу же после первых успехов... Гесэр не знал что сказать. Он чувствовал что-то недоброе во всем этом. - Нельзя ли немного отложить передачу картин, скажем, недели на две? Мы бы закончили предварительный цикл... Или, может, оставите нам часть картин? - Нет. Вы должны передать все двадцать пять картин не позже завтрашнего дня. "Ладно, не буду лезть на рожон из-за каких-то четырех недель. Тем более нам действительно надо кое-что переделать в системе записи топограмм. Да и кибернетикам нашим не мешало бы немного еще оптимизировать программу расшифровки четырехмерных конфигураций..."
      * * *
      Центр оцепенел от жуткого известия. Все двадцать пять картин, чудом сохранившиеся шедевры древнего искусства, картины, выполнявшие невиданной важности миссию в восстановлении истории человечества, погибли. Погибли до единой. От них не осталось и следа. Полотна были испепелены до последнего кусочка во время очередного эксперимента над ними, когда трагическая ошибка привела к внезапному всплеску потока инфракрасного излучения, в поле которого они находились. Скоро о трагедии стало известно и за стенами Центра. Весь мир словно опустил голову перед горем. Центр парализовало. Там прекратилась всякая деятельность.
      * * *
      - Грег, я ухожу. Насовсем. Я только теперь начала понимать, что нас почти ничто не связывает. Грегор продолжал молча смотреть на нее. - Ну скажи хоть что-нибудь! Неужели твой скрытый ум никогда не дрогнет? Это невыносимо. Неужели ты не откроешься даже сейчас? - Тамила, если ты всерьез решила уйти, то словами я ничего не изменю. Мне непонятно одно - откуда эта неприязнь ко мне? У кого угодно, только у тебя ее не должно было быть. Я же все делаю для благополучия... - Знаю, ради этого благополучия ты пускаешь в ход все свое умение разбираться в психологии людей. Только не думай, что все вокруг дураки и ничего не понимают в твоих делах. Все прекрасно видно со стороны, но ты неуловим, как призрак. Извини меня, но ты слишком хитер. Я не знаю, может быть, все это ты делаешь неосознанно. Но мне от этого не легче!.. Грегор оставался внешне спокойным. - Что тебя раздражает во мне? - В последнее время твое равнодушие к гибели картин! - А что изменится, если я начну убиваться, как все? - Мне все время кажется, что ты их уничтожил. Уничтожил потому, что они не прославляют, а показывают беспомощность метода вычислений - твоего метода. Мало того, они начали давать прекрасные результаты по методу твоего соперника. - Тамила, о чем ты говоришь, остановись! - Во всяком случае, если бы они оставались полезными только тебе, они бы не погибли. Ты бы пресек даже малейшую случайность. Ты такой. Все знаешь за десять ходов вперед. А когда теряешь интерес к чему-нибудь, то пропади все пропадом. Люди могут хоть что-нибудь получать от тебя только в одном случае, если их цели совпадают с твоими тайными интересами, разумеется, с большей выгодой для тебя. - Тамила, вся эта избитая философия меня не интересует... Ты что, обвиняешь меня в гибели картин? - Да. Я единственный человек, кто может сказать тебе об этом открыто, хотя многие, кто тебя хорошо знает, тоже в глубине души думают так же. После ваших недавних экспериментов ты потерял интерес к картинам. Я тогда почувствовала, что ты бы начал дышать спокойнее, если бы они вдруг исчезли, - проговорила она с болью в голосе. - Тамила, сейчас ведется расследование. Скоро установят виновных. Тебе тогда будет стыдно за эти слова. - Нисколько. Я знаю - среди виновных не будет твоего имени. Иначе ты был бы не ты,- вдруг она опустила голову и горько сказала, - именно эта твоя дальновидная изворотливость неприятна мне. Но ты этого никогда не поймешь...
      * * *
      Удар оказался сокрушительным. Казалось, он лишил Центр всего, что было достигнуто ценой невиданных усилий многих людей... Служба цветоанализа, передав картины для проведения нового цикла эксперимента по методу вычислений, сразу же приступила к усовершенствованию устройств, впервые "прочитавших" и записавших следы "биополя". Работы велись с имеющимися средствами и с большими темпами, чтобы успеть их завершить к возвращению картин. В ходе этих работ стерты с памяти машин предварительные записи четырехмерных конфигураций молекул, сделанные непосредственно с картин. Тогда никто не обратил на это особого внимания. Все считали, что скоро над картинами начнутся новые, более серьезные эксперименты с помощью более совершенных средств. Но картины не вернулись... Остались только обрывки записи визуалированной информации в виде отдельных исторических сюжетов и воспоминания о захватывающих дух просмотрах этих сюжетов, как о какой-то только что смолкшей божественной музыке... Только теперь, оглядываясь назад, все начали понимать значение всего того, что было сделано за последние месяцы. В частности, довольно быстро было обнаружено, что даже малейший "кусочек" следов этого "поля", как некое голографическое изображение предметов, нес в себе свою информацию, заключенную в мозгу человека. Оно имело невиданные до сих пор временные свойства. Его многомерная "архитектура" содержала в себе временной ракурс событий. Время, тянущееся на многие тысячелетия, как бы сжавшись в крохотный клубок, запечатлелось в пространственной микроструктуре "поля". Весь ход мыслей художника, писавшего картину, в непрерывно текущем времени тоже сворачивался в этот клубок... Одно было ясно-природа и уникальные свойства "поля" будут занимать умы и силы исследователей не одного поколения. Сейчас с грустью вспоминались часы, когда словно во вспышке ночной молнии урывками освещались исторические сюжеты, "прочитываемые" непосредственно с отпечатков следов "поля". На экранах смотрового зала теперь разыгрывались события, прокрученные когда-то в сознании художников, когда они писали свои картины... К живописному песчаному берегу синего, с белыми барашками моря подступает негустая роща из высоких деревьев с ветками, изогнутыми стволами, изрезанными глубокими морщинами. Под одним из деревьев лежит на боку огромная деревянная бочка, внутри которой сидит человек, видимо, устроивший из нее себе жилище. Солнечный свет выхватывает из темноты бочки только фигуру нищего старца в лохмотьях. Напротив, чуть наклонившись вперед, чтобы лучше разглядеть старика, стоит молодой роскошно одетый человек в сопровождении небольшой группы воинов в блестящих доспехах. Малопонятное название картины "Отойди и не заслоняй мне солнце" - видимо, было просьбой старика, гордо отвергавшего внимание к нему этого, судя по облику и осанке, одного из великих полководцев прошлого... Все знали, что решая субуравнения, составленные по мотивам этой картины, не удалось добиться ничего путного. Но в следах "биополя" она содержала море сведений из истории человечества. Уже те из них, которые удалось расшифровать до гибели картин еще не совсем совершенными средствами считывания отпечатков "поля" и вычислений, приоткрыли завесу над событиями, полностью забытыми жителями планеты. В толще краски были зафиксированы жизнь и деяния людей даже из различных тысячелетий. Художественные достоинства картины были значительно скромнее по сравнению с другими полотнами. Но писал ее, судя по информативности красочного слоя, образованнейший человек своего времени. Он держал в голове всю историю человечества. Рисуя довольно привычный пейзаж берега моря, он в то же время, по-видимому, невольно размышлял о непрерывной эволюции облика планеты за многотысячелетнюю историю... На экране мелькали глобальные геологические процессы, катаклизмы в представлении художника... Рисуя видневшиеся вдали смутные очертания древнего города, он, наверное, перебирал все достойные воспоминаний сооружения, когда-либо воздвигнутые людьми. На экране урывками возникали то зиккураты Мессопотамии, то современные живописцу стоэтажные небоскребы... В развевающемся на береговом ветру пурпурном плаще молодого полководца художник "запечатлел" историю всех великих битв и походов на Восток. На экране разыгрывались то кровавые сражения на колесницах с боевыми слонами на берегу небольшой речки Гавгамелы, то продвижение огромных колонн войск в блестящих шлемах по пыльным просторам Средней Азии, то пышные дворцовые приемы с демонстрацией образцов древней дипломатии... Временами художник вспоминал и другие крупные захватнические войны. Он их, наверное, сравнивал - на экране вдруг возникали величественные панорамы сражений моторизованных армад во времена так называемой второй мировой войны. Краски, создавшие облик и лохмотья старика-отшельника, устроившегося в бочке, сохранили летопись развития философской мысли с доисторических времен. Сотрудники Центра, затаив дыхание, слушали обрывки диспутов философов древности на далекой Земле - Аристотеля с Платоном. Видели, как корпел некий Авиценна над ответами на знаменитые семнадцать вопросов своего друга Беруни... И другие картины, хотя и не в таком количестве, но давали очень ценные сведения из потерянного прошлого. Во втором цикле экспериментов предполагалось проводить сопоставительный анализ и самосогласованный синтез сведений из разных картин. Но они погибли...
      * * *
      - Гесэр, отпустите меня. Мне не стоит дожидаться роспуска Центра. Гесэр поднял голову. Мягкая улыбка на его утомленном лице удивила Сурхана. - Никуда я вас не отпущу. Настоящая работа начнется именно теперь. - Как? С чем вы собираетесь работать? Появились новые картины? Гесэр спокойно воспринял откровенное раздражение в голосе юноши. - Нет. Будем работать без них. - Может, я чего-то не понимаю. Сейчас ведь официально рассматривается вопрос о роспуске Центра. - Мы будем бороться против этого. - Ради чего, Гесэр? Были бы живы картины, я бы пошел на что угодно. А сейчас... Я сделал все, что мог. - Я в курсе, Сурхан. Обвинение Грегора, дескать, я умышленно уничтожил записи отпечатков биополя с картин, снимается в основном благодаря вашей принципиальной настойчивости. А он пошел бы дальше. Намеки на мою, якобы, незаинтересованность в восстановлении истории он уже начинал делать везде. - Интересно, чем он объясняет вашу незаинтересованность? - Тем, что я, якобы увидев результаты наших с вами предварительных экспериментов, решил любой ценой остановить дело... - То есть вы перестали верить в ваш метод? - Нет. Речь идет о гораздо более серьезных вещах... Сейчас все больше и больше людей убеждается, что история была уничтожена не ради предотвращения войн, как нам до недавних пор объясняли, а ради создания на планете оторванного от Земли духовно нищего, но легко управляемого общества. Я тоже считаю, что так оно и было. Грегор же среди тех, кто упорно хочет убедить всех, что этот акт был всего лишь наивной ошибкой, совершенной благими намерениями. За это я его много раз критиковал и очень сильно... Кроме того, с самого начала деятельности Центра я недостаточно почтительно относился к вычислительному методу... Есть еще одно обстоятельство личного характера... Все это вместе определяло поведение Грегора в последние недели. Узнав, что мы не сохранили обрывочные записи биополей в последних экспериментах, он незамедлил этим воспользоваться, чтобы хоть немного снизить резонанс, вызванный гибелью картин. Для этого он эту нашу непредусмотрительность начал выдавать за мои, якобы, тайные помыслы. Он утверждает, будто я по тем обрывочным кусочкам истории, что нам удалось воскресить и где было много военного, самолично решил, что знание истории действительно может пагубно повлиять на будущее планеты... Это довольно тонкая и умышленно запутанная игра, преследующая не одну цель. Дело в том, что все еще существуют силы, которым восстановление истории крайне невыгодно. Они и сейчас пользуются плодами "уничтожения". Ведь однородной, безликой массой управлять легче. А "восстановление" может привести к нежелательным для них осложнениям, трудностям... Я не знаю, насколько сильны были связи Грегора с этими силами раньше, но уверен, в Центре он превратился в их орудие. А когда он понял это и почувствовал скорое разоблачение, везде начал подставлять под удар нашу группу и меня. Пытался обвинить меня в прямой связи с этими силами... - Вы считаете, что он сам не хотел восстановления истории? - Все не так просто. В начале он взялся за дело серьезно. С желанием восстановить историю и сделать себе имя. Бессмертное имя. Но когда понял, что метод вычислений безнадежно проваливается, начал вредить другим. Думаю, этим умело воспользовались те, кто по-настоящему были не заинтересованы в восстановлении истории. В результате загадочным образом погибли картины... Вы еще молоды, Сурхан. Вас больше зажигают чисто научные стороны дела. Но скоро вы задумаетесь и о многом другом... Все мы к этому приходим... Они замолчали, каждый погруженный в свои мысли... - Гесэр, как вы хотите продолжать работу? - Нам повезло... Еще до вашего прихода к нам, когда наша служба занималась только восстановлением девственной расцветки красок, нам приходилось детально анализировать их структуру. Вчера я нашел наконец блоки памяти, где сохранились записи структуры, сделанные на молекулярном уровне... Там четко запечатлелись наши "усики".
      * * *
      Через два месяца после гибели картин Центр официальным заявлением известил о продолжении работ... До возобновления сообщения с Землей оставалось еще не менее ста лет...