Спустя два дня они снова вышли в открытый космос. Я слушал их переговоры по рации. Грегор снова оторвался от корпуса.

– Ой! Черт возьми! – закричал он.

– Какие трудности, кадет? – язвительно спросил Филип.

– Не могли бы вы вернуть меня на поверхность корпуса, мистер Таер? Пожалуйста.

– Надо подумать. Кажется, в гардемаринской необходима генеральная уборка. Не мешало бы вымыть стены.

Такого рода воспитательные приемчики, обычные в гардемаринской среде, были крайне опасны – отлетевшего слишком далеко от корпуса вернуть нелегко. И в этом случае могут погибнуть оба – и потерявший контакт с корпусом, и тот, кто пытается его спасти.

– Не медлите, мистер Таер, верните его, – приказал я.

– Есть, сэр, – ответил он. – Грегор, дай руку. Так. Становись обеими ногами. Теперь иди. Да не шаркай ты, поднимай ноги. Так, правильно. Теперь иди сам, я не держу тебя.

Вскоре Грегор снова закричал:

– Ох! Опять! Простите, мистер Таер!

– Хватай его! – заорал я в микрофон. – Держи, пока он не войдет в шлюз!

Едва они вошли в корабль, я выбежал с мостика, оставив его без присмотра, и помчался в помещение, где они снимали скафандры. При моем появлении оба приняли стойку «смирно».

– Мистер Аттани, – громыхнул я, – передайте привет главному инженеру и попытайтесь больше не быть таким болваном!

– Есть, сэр, – пробормотал Грегор.

– Он не нарочно, сэр, – вступился за подопечного Филип. – Знай я…

– Кадет, вон отсюда! – рявкнул я. Как только Грегор выбежал, я напустился на Филипа: – Вам девятнадцать, мистер Таер! Вы прослужили в армии шесть лет и должны знать, как опасно шутить в открытом космосе, тем более вам должно быть известно, что пререкаться с командиром запрещено! Вы разве не знаете, что гардемарин не может отменить приказ командира?!

– Так точно, сэр. Я не пытался отменить приказ…

– Вы пререкались со мной! Девятнадцатилетних гардемаринов не принято сечь, поскольку они хорошо усвоили, что можно, а чего нельзя.

– Так точно, сэр, – побледнел Филип.

– Доложите главному инженеру, что я приказал вас высечь! Однажды вы уже осмелились перечить командиру. Надеюсь, сегодняшний случай станет последним.

– Есть, сэр! – Филип направился к выходу.

– Пока вы будете вести себя как кадет, придется с вами обращаться соответствующим образом, – крикнул я ему вслед. Это было все равно что выстрелить в невооруженного человека, не способного ответить тем же. Но ярость взяла верх над совестью.

Вскоре Филип и Грегор явились для доклада. На Филипа страшно было смотреть. Впервые за все годы службы я видел его совершенно убитым, но не стал ни о чем спрашивать, боялся. Если я сломал его, последствия для корабля будут самыми плачевными.

Насчет Грегора я не питал иллюзий – он люто меня ненавидел. Хотя и доложил об исполнении наказания по полной форме, безукоризненно отдал честь, передал как положено просьбу Касавополуса занести наказание в бортовой журнал. Но я чувствовал, если надавить на него еще хоть самую малость, он не выдержит, бросится на меня и, возможно, убьет. Поэтому именно сейчас надо разобраться с ним как следует.

– Филип, идите в свою каюту, – приказал я, даже не выслушав его доклада.

– Есть, сэр. – Он отдал честь, повернулся кругом и вышел.

Я решил до конца выбить из Грегора дурь.

– Мистер Аттани, хотите мне что-то сказать? – спросил я.

– Нет, сэр, – ответил Грегор, уставившись в пол.

– Мне не нравятся ваши манеры. Потрудитесь их изменить.

– Чего вы от меня хотите, сэр?

Я дал ему пощечину. Лицо его дышало злобой.

– Известны ли вам права кадета, мистер Аттани?

– Думаю, известны.

Я влепил ему еще одну пощечину, сильнее. Кулаки его сжались, но, слава Богу, он на меня не бросился. Случись такое – я вынужден был бы его казнить.

– Кадет находится под опекой командира в полной его власти. Кадет не имеет никаких личных прав. Для командира кадет все равно что сын. Сколько еще пощечин вы хотите получить, мистер Аттани?

– Пожалуйста, сэр! – взмолился он.

– Отвечайте!

– Нисколько! Я не хочу, чтобы вы меня били, сэр! – Его глаза наполнились слезами. Я ударил его еще раз.

– Посмотрите на свои пальцы, мистер Аттани! Он с удивлением посмотрел на свои руки и медленно разжал кулаки.

– Пожалуйста, – прошептал он, – разрешите мне вернуться в кубрик. Я хочу быть матросом.

– Нет. Вы кадет. Ступайте в гардемаринскую каюту!

– Я не ребенок, я не вытерплю такого обращения, – быстро заговорил он, перевел дух и продолжил: – Я не привык к порке. Боже мой, как же это больно! Филип держал меня за руки, когда я лежал на скамье! За что мне такое наказание? Ради бога, отпустите меня в кубрик!

– Нет. Вы будущий офицер. Я сделаю из вас офицера! Хотите еще пощечину?

– Нет, сэр, – еле слышно ответил он. Похоже, мне удалось с ним справиться. Оставалось еще чуть-чуть поднажать.

– Хотите передать привет главному инженеру?

– Ради бога, сэр, не надо! – взмолился Грегор.

– Ведите себя как положено, и все будет в порядке. А теперь идите в каюту.

Он разрыдался, но продолжал стоять по стойке «смирно», боясь даже вытереть слезы.

Я рухнул в кресло и отвернулся, чтобы не видеть его.

– Идите в свою каюту, Грегор, – повторил я.

– Есть, сэр.

Я сидел, не оборачиваясь, и не видел, отдал он мне честь или нет. И после его ухода вздохнул с облегчением – наконец-то мне удалось сломать Грегора. Теперь он будет как шелковый. Я отрезал ему все пути к отступлению. Теперь он будет подчиняться мне беспрекословно, забыв злобу и ненависть.

Той ночью я с трудом уснул, но спал плохо и утром полусонный потащился в душ, до отказа открыл горячий кран, но тут же с криком выскочил и стал изо всех сил растираться полотенцем – вода оказалась ледяной. Я не стал закрывать кран, надеясь, что вода потеплеет, но она становилась все холоднее и холоднее. Ругаясь, как матрос, я натянул штаны, набросил на голые плечи китель и, как был босиком, помчался на третий уровень в машинное отделение.

На лестнице столкнулся с Крисом Дакко, отшвырнул его и, кипя от злости, побежал дальше. Через секунду-другую я уже был на третьем уровне.

– Атас, командир идет! – закричал кто-то из беспризорников. И все они вытянулись по стойке «смирно».

Даже не взглянув на них, я забарабанил кулаками в машинное отделение; случайно вспомнил про панель управления замком, нажал кнопки, с силой распахнул дверь и влетел внутрь.

– Что тут у вас за чертовщина? – взревел я. Деке испуганно вытаращился на меня, едва не выронив кусок трубы, который был у него в руках.

– Держи ровнее, щенок! – прикрикнул на него Касавополус.

В углу вздрогнул Джокко. Воздух был влажным от пара.

– Что случилось? – спросил я.

– Эти ссыльные бестолочи не уследили за давлением, – проворчал Касавополус, показывая на отрезанную трубу. – Вышел из строя клапан, сэр, – добавил он, взглянув на меня.

– У меня в душе вода…

– Холодная, знаю. Опоздай я на несколько минут, вода в трубах вообще бы замерзла.

– А эти что здесь делают? – показал я на беспризорников.

– Помогают Эдди искать подходящую стальную плиту, сэр, – кивнул он в сторону склада.

Несмотря на ярость, я не мог не заметить вдруг появившуюся у него вежливость.

– Плиту? Для сверхсветового двигателя? – набросился я на Деке. – А как же вахта?!

Деке открыл было рот, но тут же смекнул, что лучше промолчать, не выводить меня из терпения, и весь съежился, словно ждал удара. Что ж, с удовольствием бы ему вмазал. Бросил взгляд на скамью в углу. Эх, всыпать бы этим нерадивым! Но матросов пороть запрещалось, только сажать в карцер и давать наряды вне очереди. В уставах все предусмотрено: ведь порка могла вызвать на корабле восстание, если командир корабля оказывался тираном. Из низших чинов разрешалась порка только несовершеннолетних, что я изредка и делал.

– Сколько тебе лет, матрос? – спросил я у Деке.

– Не знаю, сэр, – пожал он плечами. – Говорят, шестнадцать или семнадцать.

– Так. Джокко тоже не достиг совершеннолетия, ему восемнадцать. Значит, вас можно выпороть. – Я показал инженеру на скамью. – Касавополус, вам помочь или сами справитесь?

– Вы хотите, чтобы я выпорол их, как гардемаринов? С большим удовольствием. Но вначале пусть помогут мне починить водопроводную систему.

– Я буду в своей каюте. Сообщите мне, когда появится горячая вода. А потом выпорите их! – И я с достоинством зашагал по коридору, если только это возможно, когда идешь босиком.

Вскоре появилась горячая вода, я сполоснулся, занялся повседневными делами и забыл о происшествии. На следующий день я встретил в коридоре Уолтера Дакко.

– Надо поговорить, – настойчиво произнес он. – Сугубо конфиденциально.

Я знал, что человек он ответственный и не станет беспокоить меня по пустякам. Видимо, произошло что-то серьезное.

– Приходите через полчаса на мостик. Проследите, чтобы вас никто не заметил. – Быть информатором небезопасно. Я ждал Уолтера с нетерпением и сразу закрыл за ним дверь.

– Не подумайте, сэр, – начал он, – что я собираюсь вам указывать, как обращаться с экипажем.

– Знаю. Не надо предисловий. Выкладывайте все, что считаете нужным. Я приказываю. Напомните мне об этом, если начну угрожать.

– Есть, сэр. Полагаю, вам надо носить с собой оружие. По крайней мере, пока все не уладится.

– Неужели дело дошло до этого? – ужаснулся я.

– Вероятно. Беспризорники и их сторонники пришли в ярость, узнав, что Касавополус выпорол двух их товарищей. Ведь матросов нельзя оскорблять действием.

– Можно! – взорвался я. – Они несовершеннолетние! Как вы посмели сказать, что это оскорбление действием?!

– Так считают многие члены экипажа, а вовсе не я.

– А вы что скажете, мистер Дакко? Он пожал плечами.

– Полагаю, порка – наказание более действенное, чем мытье только что вымытого пола. И вполне заслуженное. Иногда так хочется выпороть Криса – руки чешутся.

– Он не выдержит порки.

– Знаю, сэр. Короче говоря, экипаж в бешенстве. Замышляют что-то недоброе.

– Мятеж?

– Трудно сказать. Всякое может случиться, если…

– Кто? – перебил я.

– Я так и знал, что вы об этом спросите.

– Кто?! Отвечайте! – приказал я.

– Пожалуйста, отмените приказ, командир.

– Вы хотите сказать, что не подчинитесь?

– Нет, сэр, – устало ответил он.

Я сверлил его глазами, но он выдержал мой взгляд.

– Хорошо, мистер Дакко, отменяю. Мало ли какие ходят разговоры. Но если кто-то попытается… Тогда вы назовете имя.

– Я пока на стороне римлян, – слабо улыбнулся он, – Варвары еще осаждают нас.

Так. После его ухода я задумался. Как себя обезопасить? Но идей на этот счет не было никаких. Ладно, там будет видно. Проторчав на мостике до самого ужина, я, не заходя в каюту, отправился прямо в столовую, И, едва вошел, как меня захлестнули волны враждебности. Воцарилась зловещая тишина.

– Чем могу вам помочь? – спросила миссис Ривс, усаживаясь после молитвы за мой стол.

– Ничем, – ответил я.

– Тот руководитель хорош, который не отрывается от масс, – продолжала она, несмотря на мою угрюмость. – Вождь не может вести людей за собой силком.

– На «Дерзком» пока еще нет демократии. И не будет! – отрезал я.

– Вы чем-то расстроены?

– Не в этом дело. Я выполняю свой долг так, как предписывают уставы.

– Мне страшно за вас.

Я промолчал. Да и что мог сказать? На ужин были бобы и овощи – этой пищей придется довольствоваться долгие годы.

Вдруг с одного из столов на пол упала тарелка.

– Хреновы ссыльные! – Ковакс вскочил и потряс кулаками.

Деке и Жанна изготовились к драке. Цы буквально навис над своей тарелкой, оберегая от возможных посягательств драгоценную пищу.

– Всем встать! – громыхнул я и бросился к дебоширам. – Смирно!

Ковакс, бледный, словно не слыша приказа, стоял против Жанны, собираясь броситься на нее.

– Оглох? – Я рывком повернул его. – Смирно!

Решался вопрос «кто кого», мой командирский авторитет был под угрозой. И все же я победил. Нарушители порядка угомонились.

– Мистер Ковакс, выйдите из зала, отправляйтесь во второй кубрик, – приказал я.

– Но они…

– Молчать! – рявкнул я так, что едва не сорвал голос, – Идите!

– Есть, сэр. – Он вышел.

– А вы оба – в первый кубрик, – приказал я Жанне и Деке.

– Ни за что, – выпалила Жанна.

– Корабельная полиция! Главный старшина! – Подбежали Уолтер Дакко и Эдди Босс. – Отведите этих матросов в карцер, – приказал я.

– Есть, сэр!

Уолтер Дакко взял Жанну за руку, но она тут же вырвалась.

– Отставить, Жанна! – прикрикнул на нее Эдди. – Иди! – Потом он толкнул к выходу Деке. – И ты тоже. Стал матросом? Слушайся! А то будешь иметь дело со мной!

– Что произошло? – спросил я у матроса Цы, когда нарушителей спокойствия увели.

– Мистер Ковакс плохо отозвался о Деке, точнее, о его работе с газовой горелкой, сэр, – объяснил Цы.

– О какой сварке шла речь?

– О вырезании сварочной горелкой заплаты из стальной плиты. Для двигателя.

Дальнейшие расспросы лишь взвинтили бы экипаж. Я было пошел к своему столу, но тут меня осенило.

– В шеренгу по одному становись! – громко скомандовал я. – Офицеры – перед строем.

Я ждал, держа руки по швам, пока экипаж не построился. Филип подтолкнул Грегора на офицерское место – два шага перед строем. Пассажиры с тревогой смотрели на меня.

– Равняйсь! Мистер Таер, выровняйте строй.

– Есть, сэр.

– Смирно! – скомандовал я. – Вольно. Я не потерплю безобразий на корабле. Работы по ремонту сверхсветового двигателя временно отменяются. – По строю пронесся глухой ропот. Я подождал, пока все замолчат, и продолжил: – И будут возобновлены, лишь когда полностью наладится дисциплина.

– Черт побери, – пробормотал кто-то.

– Кто разговаривает в строю?! – Воцарилось гробовое молчание. – Я спрашиваю, кто?

– Я, – признался Друкер.

– Два дня карцера! Явиться туда немедленно и ждать у входа по стойке «смирно»!

– Есть, сэр, – после некоторого колебания ответил Друкер и вышел из столовой.

– Я не допущу халатного отношения к дежурствам и нарушения субординации! Хотите ремонтировать двигатель – неукоснительно соблюдайте дисциплину.

– Разрешите обратиться, сэр? – Это была мисс Бартел ь.

– Разрешаю.

– Двигатель готов к испытаниям, сэр. Можно приступать?

– Нет. – Возразить никто не решился, но всеобщее возмущение витало в воздухе. Было ясно, что еще немного – и произойдет взрыв. Но я не прислушался к голосу разума. – Оставайтесь на местах, пока я не закончу свой ужин, а потом возвращайтесь к своим обязанностям. – И я направился к своему столу.

Еды у меня в тарелке почти не осталось, но я нарочно тянул время, маленькими порциями отправлял в рот овощи, так же не спеша пил кофе. Потом наконец приказал:

– Мистер Таер, отпустите экипаж. Мистер Дакко, отведите в карцер мистера Друкера. – Я не поднимал головы от чашки, пока экипаж не покинул столовую. Миссис Ривс, моя соседка по столу, за это время не проронила ни слова.

После ужина я сразу отправился на мостик. Вахтенным был Касавополус. На рассказ о случившемся он демонстративно не отреагировал, хотя и не выказал ни малейшего презрения, как это бывало прежде. И не только презрения! Вообще ничего. Он относился теперь ко мне ни плохо, ни хорошо. Просто никак, если можно так выразиться. После долгого молчания он равнодушно бросил:

– Это лишь отсрочит неизбежное.

– Возможно, – ответил я, полагая, что он имеет в виду бунт.

Но он говорил о другом:

– Двигатель запустить не удастся. И тогда они атакуют меня вопросами, на которые я не смогу ответить.

– Знаю, – Слава Богу, под неизбежным он не имел в виду мое смещение с должности. С этой мыслью я пошел к себе в каюту.

Моральный дух экипажа падал. Еще немного – и разразится гроза. Но я ничего не предпринимал. Первыми я выпустил из карцера Деке и Жанну, сделав им строгое внушение, а на следующий день – Друкера.

Но уже через несколько часов Филип привел Друкера ко мне.

– Он нарушил субординацию, сэр!

– Точнее, мистер Таер!

– Мистер Бранстэд сказал, что растения требуют более частой поливки, особенно помидоры, которые начали вянуть. И я поручил это дело мистеру Друкеру, а он посоветовал мне…

– Что же он вам посоветовал?

– Пожалуйста, сэр, – взмолился Филип, – не заставляйте…

– Отвечайте!

– Есть, сэр. Он посоветовал мне засунуть помидоры вам… ну… в задницу. – Лицо Филипа пылало то ли от злости, то ли от едва сдерживаемого смеха.

– Что вы на это скажете, мистер Друкер? – Я перевел взгляд на рядового.

– Ничего, – ответил он, отведя глаза.

– Два месяца карцера! Гардемарин, проводите мистера Друкера.

Через несколько минут Филип вернулся и доложил:

– Он в карцере, сэр. – Доложил официальным тоном, избегая моего взгляда.

– Хорошо.

– Надо найти ему замену на вахте в отделении гидропоники.

– Знаю.

– Почти не осталось людей…

– Вы свободны, – оборвал я его.

Отдав честь, Филип вышел. Я не замедлил вызвать Уолтера Дакко, вручил ему пистолет и приказал сопровождать меня вниз на третий уровень.

– Прикройте меня, – сказал я ему у входа в четвертую секцию.

– Что вы собираетесь делать, сэр? – изумился Дакко.

– Хочу вывести Клингера. – Я набрал код замка на панели, открыл дверь и крикнул: – Клингер!

Появился грязный, растрепанный Акрит и, глядя на меня без всякого интереса, сообщил:

– Наверно, он в комнате отдыха или просто где-нибудь шляется.

– Позовите его.

Вскоре передо мной предстал Клингер – осунувшийся, небритый, с темными кругами под глазами.

– Помните, что вы мне тогда говорили?

– Что говорил? Вам?

– Об искуплении вины, – напомнил я.

– Ох, Боже мой! Конечно же помню! – Он бухнулся передо мной на колени. – Пожалуйста!

– Выходи.

Он обалдел от счастья, замешкался, но тут же выскочил в коридор.

– У вас будет статус ученика матроса. И никаких прав.

– Хорошо, сэр! Есть, сэр!

– Помните, это ваш последний шанс. Другого не будет. При первом же нарушении дисциплины я казню вас на месте.

– Согласен, сэр! Я больше не причиню вам неприятностей! Честно! Я буду…

– Вы замените мистера Друкера в отделении гидропоники. Мистер Дакко, отведите его на склад и выдайте обмундирование.

– Есть, сэр.

Правильно ли я поступил? Добросовестного матроса посадил в карцер, а мятежника выпустил на свободу. И все это ради дисциплины.

– Огонь! – Я смотрел на экран, где лазеры «Дерзкого» уничтожали металлолом, выброшенный из верхнего шлюза и служивший в качестве цели. Через несколько секунд куски металла раскалились докрасна и расплавились. – Сейчас лучше, – похвалил я стрелков. – А теперь практикуйтесь на тренажерах. – Отключив лазеры, я поставил их на предохранители и заблокировал шифром.

Обычно на кораблях экипаж обучается стрельбе из лазерных пушек только на тренажерах, по целям, которые рисует компьютер. Помнится, в мою бытность кадетом на тренировочной базе нам разрешили стрелять по металлолому. До сих пор не могу забыть волнение, охватившее нас при виде кипящего в космическом вакууме металла. Став командиром, я тоже начал практиковать этот метод обучения, куда более эффективный, чем воображаемая стрельба.

Но хорошего понемножку. Чтобы собрать и выбросить из шлюза отходы металла, необходимо время, а у экипажа его в обрез.

– Керрен, генерируй цели вокруг корабля. А также их исчезновение в произвольные промежутки времени от трех до двенадцати секунд с момента появления или в случае поражения, – приказал я.

– Есть, сэр, – вежливо ответил компьютер, и на экране начали появляться воображаемые враги. Я объявил в микрофон:

– Уничтожить все цели. Учение на поражение, а не на меткость.

При стрельбе на меткость стрелку засчитываются только выстрелы, поразившие цель. При стрельбе на поражение – только количество пораженных целей, количество выстрелов при этом не имеет значения. Если цель исчезает, прежде чем стрелок ее поразит, ему начисляется штрафное очко.

– Начали! – скомандовал я.

Из динамика понеслись выкрики стрелков. Они сидели за лазерными установками по двое – один стрелял, другой регулировал мощность и длительность выстрела. Разумеется, компьютер стреляет лучше человека, но в реальном бою только человек способен правильно определить первоначальную цель.

Керрен выводил цели как на мониторы стрелков, так и на экран на мостике. Я видел, что многие цели исчезают непораженными, и через пятнадцать минут приказал прекратить огонь. Для разбора результатов учений ко мне явился матрос Цы.

– Плоховато стреляют, – сказал ему я.

– Но… Так точно, сэр, – ответил он.

– А почему? Что им мешает?

– Недостаток тренировки. Двоим стрелкам нужно время, чтобы сработаться.

– У них его было вполне достаточно. Около часа я просматривал бортовой журнал, потом включил тревогу.

– Внимание! Тревога! Всем занять боевые посты! – объявил я в микрофон, после чего приказал компьютеру: – Керрен, симулируй цели так же, как час назад, в течение сорока минут. Запиши результаты.

Помню, когда я был гардемарином, прямо-таки изнывал на подобных учениях – такими нудными и утомительными они мне казались.

Посыпались доклады со всех постов:

– Пост связи готов, сэр!

– Машинное отделение готово, сэр!

– Огонь!

Я нервно зашагал по мостику, поглядывая на экран. Меткость возросла, пораженные цели то и дело исчезали с экрана – стрелки втянулись в работу. Затем меткость стала падать – сказывалась усталость. Прошло довольно много времени, и у стрелков открылось второе дыхание, количество пораженных целей увеличилось. Вдруг все цели исчезли с экрана.

– Время истекло, сэр, – последовал доклад компьютера.

– Спасибо, Керрен. – Я взял микрофон. – Отбой.

Трое суток подряд я проводил учения по стрельбе, по действиям в условиях декомпрессии, пожарные учения и еще много других. Экипаж был вымотан до предела. Я носился по всем постам, выискивал недостатки, придирался к каждой мелочи. Я балансировал на краю пропасти – матросы с трудом скрывали свою враждебность. До бунта оставался один шаг.

Подавленность у Филипа сменилась апатией, и это было еще хуже. К любой моей похвале, к любой шутке он оставался совершенно равнодушным. И, не выдержав, в конце концов я пригласил его в офицерскую столовую выпить кофе, а заодно поговорить.

Филип безучастно созерцал дымящийся кофе.

– Мистер Таер… – Нет, это слишком официально. – Филип. Если со мной что-то случится, командование кораблем перейдет к тебе.

– Так точно, сэр.

– Мы все умрем, не сомневаюсь, – выпалил я. Он поднял наконец голову и уставился на меня.

– Филип, – продолжал я, – признаться честно, я не знаю, что делать. Как сохранить в такой ситуации достоинство, благородство. Понятия не имею, как быть.

– Сэр…

– Дай мне договорить, Филип. Не многие выживут. Я смирился с мыслью о том, что всю жизнь проведу здесь, на борту «Дерзкого». Может, осталось уже совсем немного. Нет, я не покончу с собой. Ни за что! Это большой грех. Но экипаж долго не выдержит. Они взбунтуются и убьют меня.

– Сэр, если вы объясните им…

– Что объяснять? И так все ясно. Я не могу предложить им выход. Просто выполняю свой долг, сохраняю верность присяге. Пытаюсь поддерживать воинскую дисциплину, потому что «Дерзкий» – военный корабль. Никто не отстранял меня от должности, значит, я обязан действовать по уставу. Это единственный известный мне путь.

Филип больше не пытался возражать и внимательно слушал, пытаясь понять, к чему я клоню.

– Устав предписывает командиру поддерживать на корабле железную дисциплину и высокую боевую готовность экипажа. Именно это я и делаю. – Губы мои тронула улыбка. – Хотя отдаю себе отчет в тщетности моих усилий. Но ничего другого я не умею.

Я умолк.

– Сожалею, но я так мало вам помогал, сэр. Простите меня! – Филип был близок к панике.

– Еще как помогал! Если знаешь, что нужно делать, скажи. Или возьми корабль в свои руки и действуй по собственному усмотрению. Вряд ли тебе придется держать ответ перед Адмиралтейством.

Потрясенный, Филип долго на меня смотрел, потом заявил:

– Я никогда не займу ваше место.

– Тогда не исключено, что тебя ждет та же участь, что и меня.

– Это не имеет значения. – Он встал и после долгого молчания произнес: – Я навсегда сохраню вам верность.

Сердце защемило так, что я не мог вымолвить ни слова и жестом попросил его удалиться.

– Пожар на посту связи! Пожар на посту связи!

Под завывание сирен пожарная команда с огнетушителями мчалась по лестнице вверх к посту связи. Из динамика донеслось:

– Докладывает машинное отделение! Давление воды в норме!

– Команда диагностики обшивки корпуса готова!

– Все управление с поста связи передано на мостик! Я встретил пожарников в коридоре у поста связи.

– Три с половиной минуты, – проинформировал их я. – Отлично, мистер Таер. Но в следующий раз постарайтесь быстрее. Отбой.

В свою каюту я вернулся в четыре часа утра.

На следующий день состоялись учения по лазерной стрельбе и декомпрессии, а после ужина – инспекция всего корабля.

Я обошел коридоры, посты и отделения, даже не знаю, сколько исходил километров, в полном изнеможении добрался до мостика и рухнул в кресло. Сопровождавшие меня Филип и Грегор уже успели вернуться на мостик. Заходил я и в гардемаринскую каюту и обнаружил, что там полный порядок.

– Передайте экипажу приказ, – произнес я. – Пусть приступают к ремонту двигателя. – Дисциплина была на высоком уровне. Что и говорить, лучше бы экипажу не отвлекаться на заведомо бессмысленную работу, но обещания надо выполнять, а дисциплина была на высоком уровне.

Когда я наконец добрался до своей каюты, то обнаружил у двери куклу из грязного тряпья, сделанную в виде командира, с головой, отделенной от тела.

Наутро рабочая бригада матросов вышла в открытый космос для последней проверки сварных швов перед испытаниями двигателя. Я приказал Грегору присматривать за матросами. На этот раз он шагал по корпусу корабля более осторожно и ни разу не оторвался.

После полудня Уолтер Дакко передал мне просьбу экипажа дать разрешение на испытания сверхсветового двигателя. Главный инженер уже в который раз заверил меня, что испытания на малой мощности безопасны, и я согласился.

Чтобы не сидеть в одиночестве, я пригласил на мостик Филипа. Главный инженер находился в машинном отделении вместе с матросами, пожелавшими наблюдать за испытанием двигателя.

– Машинное отделение к испытанию готово? – спросил я в микрофон.

– Готово, сэр, – вяло доложил Касавополус.

– Керрен, задай координаты.

– Есть, сэр. – Керрен вывел на экран координаты Земли и «Дерзкого».

– Хорошо. – Проверять Керрена я не стал, ведь полета не будет. – Начинайте, главный инженер.

– Есть, сэр. Включаю двигатель.

– Функции сверхсветового двигателя нарушены! – доложил Керрен.

– Керрен, успокойся, это всего лишь испытания. Наблюдай за N-волнами и строй на экране график, – приказал я.

– Есть, сэр.

График, появившийся на экране, свидетельствовал о явных нарушениях в работе сверхсветового двигателя. Мы с Филипом молча ждали.

– Ничего не получается, – доложил снизу инженер. – Может быть, дело в настройке дефлекторов…

– Когда вы собираетесь их настроить, Касавополус? – спросил я.

– Не все ли равно? Ничего не… Не знаю. Завтра попытаюсь что-нибудь придумать. Испытания провалились.

– Я знал, что так будет, но втайне надеялся на обратное, – признался Филип.

– Я тоже. Пошли в машинное отделение. Мы спустились вниз.

– Все бесполезно, – сказал бледный Касавополус.

– Неужели никакой надежды? – спросил я.

– Никакой! Думаете, я зря прослужил на кораблях тридцать лет?! – вспылил он. – Извините, сэр.

Нас окружили мисс Бартель, Клингер и другие члены экипажа. Они смотрели на меня, как родители на врача, способного совершить чудо и спасти их ребенка.

Я кожей ощущал их молчаливую мольбу. Эти люди так нуждались хоть в какой-то надежде.

– Попробуйте что-нибудь сделать, – попросил я Касавополуса.

Он понимающе на меня взглянул.

– Есть, сэр, – ответил он. – Завтра попробую получше настроить двигатель. Может, что-нибудь и получится.

– Спасибо.

– Приходите понаблюдать за работой, сэр. – Инженер как-то странно на меня взглянул.

На следующий день испытания возобновились. Все свободные от дежурств члены экипажа собрались в машинном отделении и с надеждой наблюдали за происходящим. Опять генерировались волны не той амплитуды и не той длины.

Вечером по просьбе Елены Бартель я пригласил ее на мостик – она захотела со мной поговорить.

– Есть еще одна возможность, которую мы не использовали, – сказала она.

– Возможность? Какая же?

– Подать на двигатель более высокую мощность.