Червь

В: Обыкновенной горничной подобная вещица верно не по карману?

О: Приезжал на прошлую ярмарку коробейник из Тивертона, так он такие привозил. Сказывал, такую материю нынче ткут в Лондоне. Меньше чем за три шиллинга нипочем не отдавал. Ткань, говорит, хоть и не из Индии, но индийской не уступит. И король ее носить не запрещает.

В: Не спрашивали вы наутро, отчего горничная так долго оставалась в покоях молодого джентльмена?

О: Нет, сэр. Кроме прощания, у нас других разговоров не было.

Недосужно: день праздничный, работы — втроем не управиться.

В: Я слышал, Доркас, этот самый Фартинг приставал к тебе с бесстыдными домогательствами?

О: Приставал, сэр, да я слушать не стала. Не на такую напал.

В: Он отозвал вас в сторонку?

О: После ужина мне понадобилось в кладовую. Он за мной. Хочет меня обнять, а я гоню его прочь. Тогда он стал зазывать в покойчик над конюшней, где ему было постелено, и посулил шиллинг.

В: Он пришелся вам не по сердцу?

О: Сдался мне этот пьяница! И лгун к тому же. Я сразу смекнула, что лгун.

В: Из чего вы это заключили?

О: Стал он за ужином рассказывать про того, другого, Дика, и уж какими только поносными словами его не обзывал. Он-де сущий скот, будь-де его воля, он бы нам обиду сделал. А на поверку вышло, сам такой, если не хуже.

Видит, что я на его шиллинг не польстилась, — я, говорит, сам приду нынче к вам в почивальню — вас охранять. Охранять! Так я и поверила.

В: Однако ночью он к вам не пришел?

О: Нет, сэр, не пришел. И жаль, что не пришел: уж Бетти наша его бы приголубила дубинкой по маковке.

В: Я слышал, он отъехал еще до света. Не сказывал ли он вам об этом намерении?

О: Нет, сэр, ни словечка.

В: Вижу, Доркас, девушка ты честная. Исправна ли ты в рассуждении церкви?

О: Так, сэр.

В: Держись тех же правил и впредь. Вот тебе шиллинг, которого лишило тебя твое добронравие.

Jurat die at anno supradicto coram <Приносит присягу в вышеуказанный день и год в присутствии... (лат.)> Генри Аскью.

ДОПРОС И ПОКАЗАНИЯ СЕМПСОНА БЕКФОРДА,

Данные под присягою июля 31 числа, в десятый год правления Государя нашего Георга Второго, милостью Божией короля Великой Британии, Англии и прочая.

Я зовусь Сэмпсон Бекфорд. Я изучал науки в Оксфордском университете, в Уодем-колледже. Два года тому назад, в Михайлов день, был поставлен викарием здешнего прихода, в каковой должности состою по сию пору. От роду мне двадцать семь лет, жены не имею.

В: Благодарю вас, сэр, за то, что вы отозвались на мое приглашение. Я отниму у вас малую толику времени.

О: Сколько вам будет надобно, сэр. Я весь в вашем распоряжении.

В: Благодарствую, мистер Бекфорд. Мне ведомо, что вы познакомились с мистером Брауном и мистером Бартоломью не прежде как 30 апреля сего года, не так ли?

О: Истинная правда, сэр.

В: Вы никак не чаяли их приезда и не получали о нем ни письменного, ни иного предуведомления?

О: Отнюдь нет, сэр. Посетить их меня подвигла простая учтивость. Мне случилось стать свидетелем их прибытия, и я почел их за людей образованных. В нашем убогом городишке, мистер Аскью, такое суть rarissimae aves <здесь: «редкие гости» (лат.)>.

В: Мне понятны ваши чувства, сэр.

О: Я предпринял в мыслях убедить их, что они прибыли не в дикую Московию, как они, несомненно, должны были заключить по внешнему обличью нашего города, и показать, что хоть мы и живем вдали от просвещенного общества, однако ж и мы имеем некоторое понятие об учтивости.

В: Вам не довелось познакомиться с молодым джентльменом?

О: Нет, сэр. Мистер Браун, его дядя, извинился от его имени и объяснил, что племянник до чрезвычайности утомлен.

В: Этот дядя, он уверял вас, что цель их поездки — проведать его сестру, живущую в Бидефорде?

О: Он большей частью изъяснялся обиняками, но из его слов я вывел, что его безрассудный племянник до сей поры пренебрегал некой возможностью сделаться наследником изрядного состояния, поскольку леди из Бидефорда своих детей не имеет.

В: Он не дал каких-либо разъяснений, в чем именно заключается безрассудство племянника?

О: Я бы не назвал это разъяснениями, сэр. Я высказался в том смысле, что подобное пренебрежение само по себе безрассудно, он же дал понять, что племянник не в меру предавался удовольствиям, не зная при этом счету деньгам. Мне помнится, именно так он и выразился.

В: Что племянник без счету сорил деньгами?

О: Совершенно верно, сэр.

В: Он отзывался о племяннике с осуждением?

О: Как бы это поточнее... Я увидел в своем собеседнике дядю и опекуна, каковой, сам ведя степенную, непраздную, праведную жизнь, принужден наблюдать, как в душу близкого его родственника западают плевелы безрассудства. Впрочем, я заметил, что часть вины он относит на счет Лондона со всеми его соблазнами. Мне помнится, особенно горячо он порицал вольные нравы, насаждаемые театрами и кофейнями <в описываемую эпоху лондонские кофейни представляли собой своеобразное сочетание дискуссионного клуба, кафе, библиотеки и игорного дома; каждая из них была местом, где сходились люди определенных политических и литературных взглядов>, и даже полагал, что подобные за ведения следовало бы вовсе закрыть.

В: Не рассказывал ли он о себе?

О: Он назвался лондонским торговцем. И торговец он, смею думать, не из последних, ибо как-то раз в его рассказе промелькнуло упоминание об одном из собственных кораблей. А в другой раз он помянул своего приятеля, состоявшего старейшиной городского совета.

В: Но ни названия корабля, ни имени приятеля он не привел?

О: Я такого не помню.

В: Не сказывал ли он, что и сам числится в городских старейшинах?

О: Нет, сэр.

В: Не смутило ли вас, мистер Бекфорд, то обстоятельство, что лондонский торговец — а люди они изрядно скрытные, уж я-то их знаю, — посвящает в семейное дело столь щекотливого свойства едва знакомого человека?

О: Он изобразил лишь самую суть дела, без подробностей. Мне представляется, он доверился мне как особе духовного звания. А также потому, что, будучи джентльменом, почел за должное хотя бы в кратких словах объяснить, что привело их в наши края.

В: Он был джентльменом больше по своему достатку, чем по воспитанию?

О: Совершенно справедливо, сэр. Мне тоже так показалось. Слов нет, человек он достойный, но подлинного вежества я в нем не нашел. Он осведомился о положении дел у меня в приходе, что, бесспорно, говорит о его учтивости. Но когда, имея в мыслях смиренно намекнуть, что в такой глуши мои достоинства не находят себе применения, я привел подходящие к случаю строки поэта Овидия, он, как я заметил, пришел в замешательство.

В: Он лучше разбирался в счетных книгах, чем в древних языках?

О: Именно так я и рассудил.

В: Что же вы думаете о нем теперь, мистер Бекфорд? Вы верно слышали, что недавние поиски леди из Бидефорда, его сестры, ни к чему не привели?

О: Слышал, сэр, и теряюсь в догадках. Для какой цели человек по виду состоятельный и честный вздумал меня дурачить и разыграл эту комедию, — право, я много об этом размышлял. Как видно, истинные его намерения были такого рода, что он почел за нужное скрывать их от посторонних. И меня снедают опасения, что намерения эти были недобрые.

В: Некоторые усмотрели, что по временам якобы покаянный племянник брал на себя бразды правления и распоряжался за старшего, а дядя лишь стоял в стороне. Что вы на это скажете?

О: Я слышал об этом, сэр. И должен признаться, что, когда я наблюдал из своего окна, как они подъезжают к постоялому двору, и от нечего делать гадал, за каким делом они к нам прибыли, я не распознал в них дядю и племянника.

В: За кого же вы их приняли?

О: Как бы это лучше выразить? Никак не подберу точное слово. Я бы сказал, что молодой человек впрямь напоминал джентльмена, а пожилой больше походил на члена вашего достопочтенного сословия, заехавшего сюда по казенной надобности. Или на ментора, опекающего своего младшего спутника.

Так или этак, у меня и мысли не возникало, чтобы они состояли в кровном родстве. Я прознал об этом, лишь когда зашел их навестить, и был немало удивлен.

В: Каким слогом изъяснялся мистер Браун?

О: Речь его была ладной, безыскусной, без украшений и вычур. Он говорил вполне гладко.

В: Не закралось ли у вас подозрение, что он затевает нечто противозаконное или двоедушничает?

О: Сказать по правде, сэр, не закралось. Я принял его слова за чистую монету. Все обстоятельства были таковы, что не произвели во мне ни малейшего сомнения. Происшествие вполне обыкновенное.

В: Чьи дела чаще становились предметом разговора: ваши или его?

О: Вопрос в самую жилку, сэр. Я и сам потом об этом раздумывал. Мне сдается, он все время поворачивал разговор на ту стать, чтобы я изливал душу более открыто, чем допускают мои природные наклонности и самая учтивость.

В: Позвольте высказать вопрос более прямо: не исхитрился ли он поддеть вас на удочку?

О: Он расспрашивал о моих чаяниях и невзгодах, затем пожелал узнать о состоянии религии в этом нечестивом крае. Я, мистер Аскью, имею несчастье быть младшим сыном в семье <по английским законам того времени, после смерти отца его состояние целиком наследовал старший сын, а после его смерти оно переходило к его детям; младший сын мог претендовать на наследство лишь в том случае, если его старшие братья умирали бездетными>.

В рассуждении же религии, разгул ересей в наших местах простирается до таких размеров, что впору ужаснуться, и мысли об этом не оставляют меня ни на миг. Должен признаться, что, когда подвернется благодарный слушатель, я, изливая праведное негодование, подчас не в меру увлекаюсь. Боюсь, так случилось и в тот вечер.

В: Он сочувствовал вашим взглядам, просил изложить их обстоятельнее?

О: Просил, сэр, и даже высказал лестное для меня пожелание, чтобы у них появилось как можно больше столь же стойких приверженцев. Он также посетовал, что не имеет возможности задержаться тут до воскресенья, когда я буду говорить проповедь, в каковой — замечу без лишней скромности — я в прах разбиваю пагубные доводы тех, кто хочет лишить нас права на десятину <церковная десятина — налог с разных видов дохода, уплачиваемый на содержание храма; в Англии в том или ином виде сохранялся до 1936 г.>. Не угодно ли вам самому ознакомиться с проповедью? У меня случайно сохранился один список.

В: Почту за честь, сэр.

О: Я пришлю со своим человеком, когда вернусь домой.

В: Благодарствую. А теперь, мистер Бекфорд, я вынужден посеять в вашей душе семена сомнения. Неужели вам неведомо, что лондонская торговая братия все до единого виги? <в отличие от тори, твердых приверженцев господствующей Англиканской церкви, партия вигов придерживалась более либеральных взглядов в отношении религиозных сект> Что мало кто из них разделяет ваши достойные, если я их верно представляю, религиозные убеждения? Что лишь немногие чтут издревле заведенные установления, а прочие думают лишь о своих мирских притязаниях? Что в их мире принято поклоняться лишь одному богу — Маммоне, сиречь прибыли, на все же, что грозит ее ограничить или преуменьшить, смотрят с презрением? Не нашли ли вы странным, что этот торговец показал столько сочувствия вашим взглядам?

О: Признаюсь, сэр, меня действительно провели. Увы, то, о чем вы сейчас поведали, для меня не новость; я наслышан, что эти господа самым преступным образом попустительствуют нашим вероотступникам и сектантам, однако мне вообразилось, что этот джентльмен составляет счастливое исключение из общего правила.

В: Не может ли статься, что дядя-торговец и вправду принадлежал к судейскому сословию? Ибо мы подлинно обладаем умением обращать разговор на важные для нас предметы. Подумайте хорошенько, сэр. Не запечатлелось ли у вас в памяти что-либо подтверждающее эту догадку?

О: Осмелюсь заметить, сэр, манеры его с вашими никак не сходны.

В: Но предположим, что в тогдашних обстоятельствах он по неведомой причине был принужден оставить обычную свою повадку и вы видели перед собой не истинное лицо, но искусную личину?

О: Ваше предположение вполне основательно, сэр. Да, вероятно, он и впрямь лишь играл роль. Это все, что я могу сказать.

В: Id est <то есть (лат.)> он весьма наторел в притворстве и ему нипочем обмануть даже столь проницательного и ученого джентльмена, как вы?

Он говорил обыкновенным голосом или же тихо, как если бы имел что скрывать?

О: Так же, как я с вами, сэр. Он говорил с достоинством и, как мне показалось, от чистого сердца. Как человек, привыкший на людях высказываться о многоразличных предметах, до всего общества относящихся.

В: Благоволите его описать.

О: Роста среднего, с небольшим брюшком. Цвет лица как у всякого человека его лет, разве что чуть бледнее. Взгляд пронизывающий — видно, что знаток людей. Брови густые.

В: А теперь, сэр, нет ли у вас соображений касательно его возраста?

О: Лет сорок пять. Возможно, лет на пять больше, но уж никак не меньше.

В: Были у него иные приметы?

О: Мне запомнилась бородавка на носу. Вот тут, сбоку.

В: Проставьте так: на правой ноздре. Перстней не имелось ли?

О: Обручальное кольцо.

В: Золотое?

О: Да. Если память мне не изменяет, небогатое.

В: Как он был одет?

О: Платье из отменной материи, но несколько поношенное, словно бы дорожный костюм. Парик не совсем по моде.

В: Белье чистое?

О: Вполне, сэр. Как у всякого джентльмена такого разбора.

В: Вашей памяти, сэр, можно позавидовать. Не приметили вы других отличий, особых привычек?

О: Он нюхал табак, сэр, и по мне так слишком часто. Вовсе его это не красило.

В: Мистер Бекфорд, не доходили до вас впоследствии какие-либо известия, имеющие касательство до этих событий, — прибавлю, кроме того, что ведомо всем?

О: Разве что досужие толки, повсюду только их и слышишь. У непросвещенной черни в здешней округе это излюбленное занятие.

В: Не слышно ли чего от окрестных джентльменов или их близких?

О: Увы, в нашем приходе такового названия можно удостоить лишь мистера Генри Деверу. Но он в ту пору был в отъезде.

В: Нынче он здесь?

О: Две недели тому назад вернулся в Бат.

В: Вы говорили с ним об этом происшествии?

О: Я, как мог, старался удовольствовать его любопытство, сэр.

В: Он, как и следовало ожидать, оказался в неведении?

О: Совершенно верно.

В: Этот джентльмен также особа духовного звания?

О: С великим прискорбием должен признаться, сэр, что я живу как в лесу.

Разве человек деликатного воспитания согласится обретаться в этой глуши, не принудь его к тому обстоятельства, как случилось со мной? К моему глубокому огорчению, один из моих собратьев больше подвизается в лисьей травле, нежели на духовном поприще. Он бы с большей охотой ударял в колокола, если бы они созывали прихожан не на божественную литургию, а на лихую кулачную забаву. Другой же, имеющий жительство в Даккумбе, почти все время проводит в заботах о своем саде и своих землях, отложив всякое попечение о делах церкви.

В: Священников у вас ставит мистер Деверу?

О: Нет, сэр. Это право принадлежит канонику Буллоку из Эксетера. Он наш пребендарий <священник, получающий пребенду — вознаграждение в виде жалованья, а также земель, доходов или другого имущества> и приходской священник.

В: И член капитула?

О: Точно так. Заглядывает сюда раз в год за десятиной. Он ведь уже в преклонных летах — без малого семьдесят.

В: Вашу округу в парламенте обыкновенно представляют лица одной фамилии? Нынче это мистер Фейн и полковник Митчелл?

О: Верно, сэр. Однако они не удостаивали нас своим посещением с прошлых выборов.

В: Попросту сказать, уже два года? Они были избраны беспрепятственно?

О: Именно, сэр.

В: О происшедшем они не справлялись?

О: Ни у меня, ни у кого из известных мне лиц.

В: Хорошо, будет об этом. Не случилось ли вам свести знакомство с тремя слугами?

О: Ни с единым из них.

В: Приходилось ли вам слышать, чтобы во всю бытность вашу викарием этого прихода или прежде проезжающие в этих местах бывали ограблены или убиты разбойниками?

О: Ни в здешнем приходе, ни в его окрестностях подобного не случалось.

Поговаривали, будто лет пять назад под Майнхедом объявилась шайка головорезов, однако с тех пор их всех переловили и перевешали. До наших мест они не добрались.

В: А на больших дорогах не шалят ли?

О: Тут грабителям богатой поживы не будет. Вот в Бидефорде, в порту, мошенников и карманников точно превеликое множество. Впрочем, и заезжие ирландцы не лучше. Ну да с этой публикой у нас разговор короткий: у кого разрешения на проезд не обнаружится, того тотчас в плети и вон из прихода.

В: Что же, по вашему разумению, произошло первого мая?

О: Я думаю, божественное провидение отметило за мерзостный обман.

В: Вы полагаете, все спутники пали жертвой убийц?

О: Люди утверждают, будто дело обстояло вот как. Двое слуг, сговорившись между собой, лишили жизни своих господ, но не поладили из-за добычи и девушки. Тот из них, что вышел победителем, будто бы овладел девицей, а затем скрылся окольными путями.

В: Что же им, скажите, за корысть забираться в такую даль, когда исполнить задуманное можно было близ самого Лондона? И если у этого победителя достало сноровки так спрятать тела первых двух жертв, что следа не осталось, то отчего же он и с третьим телом не распорядился сходственным образом?

О: На это я вам ответить не умею, сэр. Может статься, он спешил, подгоняемый укорами совести.

В: Вы чересчур доброго мнения об этом всех разбойных дел мастере, мистер Бекфорд. Я повидал немало людишек из этой братии и доподлинно знаю, что они больше трясутся за свою шкуру, нежели чем пекутся о своей бессмертной душе. Злодей, который все обмыслил заранее... такой сгоряча ничего делать не станет.

О: Вам, человеку паче меня искушенному, виднее. Но других догадок я не имею.

В: Не беда. Вы, сэр, и без того помогли мне сверх чаяния. Как я вас уже предуведомил, я не вправе открыть имя того, по чьей воле я предпринимаю это расследование. Однако, заручившись вашим молчанием, могу сообщить, что более всего меня заботит судьба человека, назвавшегося мистером Бартоломью.

О: Весьма польщен вашим доверием, сэр. Осмелюсь полюбопытствовать, если мой вопрос не покажется вам нескромным: что, молодой джентльмен был отпрыском знатного дворянского рода?

В: Сверх того, что было сказано, я ничего добавить не могу. Мне дан строжайший наказ. Все убеждены, что означенное лицо путешествует по Франции и Италии, ибо о таковом своем намерении он объявил перед отъездом из Лондона.

О: Не могу не подивиться, сэр, что вам столь мало известно о его сотоварище.

В: Это потому, сэр, что за одним исключением, videlicet <а именно (лат.)> убиенного, никого из прочих с ним ехавших он в спутники себе не предназначал. Где он с ними повстречался, нам неведомо. А поскольку он окружил себя тайной и скрыл собственное имя, не лишено вероятия, что он и спутников своих понудил назваться вымышленными именами. По этой-то причине мне и приходится утомлять вас своими расспросами. Сами видите, сколь мудреная задача мне задана.

О: Вижу, мистер Аскью.

В: Завтра я еду попытать, не будет ли какой поживы в других местах. Вы меня весьма разодолжите, если, случись вам прослышать о новых подробностях этого дела, вы дадите мне знать в Линкольнз-инн <одна из четырех юридических корпораций, где состояли и проходили обучение адвокаты>.

Можете не сомневаться, я непременно позабочусь, чтобы ваше усердие не прошло незамеченным.

О: Чего не сделаешь для утешения обманутого родителя, тем паче знатного рода!

В: Я раскрою подоплеку этой истории, мистер Бекфорд. Я просеиваю хоть и не прытко, да через частое ситко. Что для джентльмена вашего сана ересь, то для человека моей должности плутни и притворство. У себя в приходе я их не потерплю. Не знать мне ни минуты покоя, пока не докопаюсь до истины.

О: Аминь, сэр. Да услышит небо наши с вами молитвы.

Jurat die tricesimo et uno Jul. anno supradicto coram me <Приносит присягу тридцать первого июля вышеуказанного года в моем присутствии (лат.)> Генри Аскью.

***

Барнстапл, августа 4 дня.

Милостивый государь Ваше Сиятельство.

Сколь досадно мне доносить В.Сиятельству, что путешествие мое в западные края важного следствия не имело, но, напротив того, принесло ничтожные плоды. Non est inventus <он не найден (лат.)>. Однако, поскольку В.Сиятельство повелеть изволили, чтобы я и наигорчайшие известия от Вас не утаивал, я из Вашей воли не выйду.

Свидетельства, каковые я прилагаю для ознакомления В.Сиятельства, вне всякого сомнения, удостоверяют личность того, кто скрылся под именем мистера Бартоломью; притом несомненность сия основывается не только на доверенном мне В.Сиятельством портрете (хотя и таковое основание В.Сиятельство может посчитать достаточным), но и на присутствии слуги, слуха и речи лишенного, в описании наружности и манер которого сходятся все очевидцы. Я не стал докучать В.Сиятельству присылкою иных добытых мною показаний, ибо они во многом повторяют здесь изложенное. Дознаватель доктор Петтигрю донес обо всем, что знал и удержал в памяти; я также расспросил его поверенного, выезжавшего на место сразу по получении известия, понеже сам доктор (уже согбенный старец) о ту пору занемог.

Настоятельно прошу В.Сиятельство (а равно и досточтимую супругу Вашу, коей нижайше свидетельствую свое почтение) не принимать известие о печальном конце Терлоу за доказательство того, что оно может означать prime facie <на первый взгляд (лат.)>, сиречь за указание на куда более страшную трагедию. Те, кто истолковывает гибель Терлоу в этом смысле, суть малодушные невежды, более склонные видеть повсюду происки нечистого (omne ignotum pro magnifico est <все неизвестное кажется грандиозным (лат.)>), нежели чем напрягать свою рассудительность. Их домыслы заслуживали бы вероятия, если бы сыскалось хоть одно тело, таковые же не обнаружены — ни та высокородная особа, в судьбе коей В.Сиятельство принимает участие, ни трое его неведомых спутников.

Если же держаться ближе к делу, то отрядил я на новые поиски две дюжины приметливых молодцев, знающих каждую тропинку in lосо <на месте (лат.)>, посулив им щедрую награду, с тем чтобы они осмотрели окрестность, где обнаружился сундук. Они не оставили без внимания ни единой пяди земли, ни единого куста, причем поиски их простирались и далее — idem <также (лат.)> с тем же тщанием в тех местах, где был найден Терлоу, и окрест. Спешу уверить В.Сиятельство, что и следов никаких не сыскано: auspicium melioris aevin <добрый знак (лат.)>. Спешу также уверить В.Сиятельство, что тайность сего предприятия, на которой Вы, В.Сиятельство, особо настаивали, нарочито мною соблюдается. В случае надобности я объявляю себя Меркурием на посылках у Юпитера — доверенным лицом того, чья власть достигает далеких пределов, однако ж не даю и намека на точный титул моего высокого доверителя. Одному лишь доктору Петтигрю открыл я часть правды — а именно ту, что пропажа сия не из ряда обыкновенных; доктор достойный человек строгих правил, и на него можно полагаться.

В.Сиятельство как-то раз сделали мне честь, с похвалою отозвавшись о моем чутье и заметив, что доверяете моему носу столь же всецело, что и носу любимой гончей. Если В.Сиятельство еще не разуверились в сем прорицательном органе, осмелюсь доложить: нюх мой подсказывает, что человек, коего я разыскиваю, жив и здоров и непременно будет найден.

Притом не могу не признаться, что разгадать цель его появления в сих местах весьма затруднительно, и, не напав на след, я не имею возможности делать какие-либо заключения. Ясно, что внешний повод для путешествия был избран ad captandum vulgum <букв.: «в угоду черни» (лат.)> — дабы отвести глаза посторонним. И все же не постигаю, какая бы причина могла заставить Его Милость, изменив обычным своим привычкам и вкусам, отправиться в безрадостные и варварские западные края. Сии места, где Его Милость видели в последний раз, имеют некоторое сходство с менее приглядными и более лесистыми из долин, которые столь хорошо знакомы В.Сиятельству — с той лишь разницей, что располагаются здешние долины не на такой изрядной высоте и заняты больше лесами, нежели чем пустошами (прибавьте сюда еще и овечьи пастбища). Совсем безлесное место есть лишь одно — великая оскуделая возвышенность мерзостного вида, именуемая Эксмур; находится она в нескольких милях к северу отсюда. На ней берет начало река Экс. Ныне же приятности этим краям еще поубавили затянувшиеся на целый месяц дожди, подобных которым местные жители не упомнят и которые вредят и стогам, и молодым злакам, равно как и постройкам (здесь в ходу невеселая шутка, что, сколько бы мельниц ни претерпело поруху, большой беды не будет, ибо зерно все равно до жерновов не дойдет, будучи прежде загублено хлебною изгариною вкупе с мучнистою росою).

Здешняя чернь еще больше дичится приезжих, нежели наша; речь ее очень темна и погрешает против грамматики; о местоимениях и склонении оных тут не имеют никакого понятия: вместо «она» говорят «он» (aitchum non amant) <не любят произносить звук "h" перед гласными (лат.) (особенность ряда английских диалектов, с точки зрения литературной нормы, считается признаком просторечия)>, вместо "я" — «мы», звук "ф" произносят как "в" — словом, речь неотесанных беотийцев <жители Беотии, одной из областей Центральной Греции; в античной традиции слово «беотиец» было нарицательным для обозначения грубого, невежественного человека>, отчего мой писец взял на себя труд ее приглаживать, дабы В.Сиятельство не возмущался не правильностью слога и не затруднялся чтением. В этой убогой стороне, где Его Милость останавливался в последний раз, самый образованный человек — мистер Бекфорд. Я не сомневаюсь, что, не будь его епископы вигами, он бы оказал себя столь рьяным тори, что и Сачеверелл <Сачеверелл, Генри (1674-1724) — лондонский священник; 5 ноября 1709 г. произнес в соборе св.Павла проповедь, в которой обрушился на всех последователей различных религиозных сект и упрекнул правительство вигов в том, что оно потворствует сектантам; оскорбленные министры — виги обвинили Сачеверелла в государственной измене; суд отклонил обвинение, однако Сачевереллу на три года запретили проповедовать> не шел бы с ним в сравнение. Завтра он может с легкостью перекинуться в магометанскую веру, если сие доставит ему житейские выгоды.

Полагаю, В.Сиятельство согласится со мною в том, что на новые находки в сих краях надежды мало. Дальнейшие мои розыски в Бидефорде и городишке, из коего я имею честь писать В.Сиятельству, были не более успешны, нежели чем расследование доктора Петтигрю. Одно лишь знаю за верное: Его Милость действительно побывал в этой глуши, но для какой оказии, мне сие неведомо.

Прежде чем пуститься по следу притворного дяди и его племянника, я не наводил никаких справок о знакомствах Его Милости. Однако, как, должно быть, помнит В.Сиятельство, я удостоверился, что Его Милость не замечен в каких-либо тайных или беззаконных связях такого рода, в коем можно было бы усмотреть причину присутствия девицы. Буде же подобная связь имелась и горничная на поверку оказалась бы знатной дамой, сомнительно, чтобы совместное бегство таковых двух особ уже не наделало бы шуму в обществе; но когда бы non obstante <все-таки, несмотря на это (лат.)> дело обстояло именно так, не странно ли, что они бежали в столь негодные (для сих целей) края, а не подались прямиком в Дувр или же иное место ближе к французскому берегу?

Я поистине затрудняюсь объяснить В.Сиятельству, для какой нужды Его Милость взял с собой в дорогу еще и сих троих. Как не понять, что в видах сохранения тайности надежнее было бы пуститься в путь с одним слугою. Не могу предположить ничего другого, как то, что, путешествуя в обществе четырех спутников и определившись под начало к мнимому дяде, Его Милость уповал ввести в заблуждение преследователей — если он почему-либо имел причины таковых опасаться. Не лишено вероятия, что Его Милость попросту метал петли на манер зайца, да простит мне В.Сиятельство это выражение. Из Бидефорда и Барнстапла отходит множество судов в Ирландию и Уэльс, а некоторые также во Францию, Португалию и Кадис: после недавнего заключения мира торговля с сими последними приметно расширилась. Справившись в обоих портах, я установил, что в продолжении первых двух недель мая ни один корабль во Францию не отплывал (правда, несколько судов, как водится об эту пору, отплыли на Ньюфаундленд и в Новую Англию). Со всем тем я не слишком верю, что Его Милость избрал для бегства столь мудреный путь.

В.Сиятельству лучше меня известно взаимное расположение, связывавшее Его Милость и Терлоу. Я много над этим раздумывал — а именно над тем, что добрый хозяин едва ли мог довести слугу до такового чудовищного поступка или по крайности — если такое подлинно случилось — не взяться за выяснение обстоятельств сей горестной утраты. На это у меня имеется лишь одно объяснение — что некая причина побудила Его Милость отослать Терлоу прочь и продолжать путь в одиночестве, Терлоу же (вполне вероятно) по слабости ума придал повелению Его Милости ложный смысл и, покинутый хозяином, с отчаяния наложил на себя руки. Впрочем, не стану больше утомлять В.Сиятельство этой догадкою.

В.Сиятельство, несомненно, обратили внимание на свидетельства служанки.

Из них явствует, что Его Милость захватил с собою в путешествие бумаги и инструменты, до его любимых ученых занятий относящиеся, — ношу не вполне сообразную со свиданием любовного свойства или с увозом своей любезной.

Посему почел я за нужное разведать, не слышно ли в сих окрестностях о каких-либо curiosi <любителях (лат.)>, занятых разысканиями в астрономии и математике. Через посредство доктора Петтигрю я свиделся с одним таким, имеющим жительство в Барнстапле. Этот джентльмен, мистер Сэмюел Дэй, живя на доходы от своего состояния, упражняется в естественных науках, о чем ведет переписку с Королевским обществом <старейшее научное общество Великобритании, основано в 1660 г.; выполняет функции национальной академии наук>, сэром Г.Слоуном <Слоун, Ганс (1660-1753) — английский врач и библиофил, в 1727-1741 гг. — президент Королевского общества; собрание книг Слоуна легло в основу Библиотеки Британского музея> и прочими.