Реальность как будто раздвоилась. Возникло стойкое ощущение паления, как будто у неё под ногами разверзлась бездна, и Сэмпл показалось, что она пребывает в двух мирах одновременно. Да, она вроде бы вышла в мультяшный мир, но в то же время она оказалась в огромном и гулком зале, где был приглушённый голубой свет и какие-то движущиеся фигуры, вкрадчивый шёпот и ровный гул мощных машин. И за тот краткий миг, пока она пребывала в этом голубом мире, она успела заметить парня в чёрных кожаных джинсах и белой рубашке, с кудрявыми тёмными волосами и напряжённым взглядом. Он тоже увидел её и застыл в изумлении. Она узнала его: он был с ней в той странной эротической иллюзии, которую Сэмпл пережила в постели Анубиса, первый раз занимаясь с ним сексом.

А потом голубой зал пропал, портал закрылся, и видение оборвалось. Сэмпл даже немного расстроилась. Тот мир был гораздо живей и забавней этих мультяшных пейзажей, а интересней всего – молодой человек. Но Сэмпл знала, что вернуться туда у неё не получится, тем более что она уже начала сомневаться, а было ли что-то или ей померещилось. Её ждал новый мир, и надо было туда войти. В общем-то выбора у неё не было. Открытая дверь недвусмысленно намекала, что её приглашают туда. Почти от самой двери начинался мост из какого-то белого и непонятного мультяшного материала – он изогнулся высокой аркой над широким горным ущельем, стенки которого были выложены шестиугольными каменными кристаллами, выполненными в том же стиле, что и новый рисованный облик самой Сэмпл. Художник, который все это рисовал, явно был одержим навязчивым стремлением к нагромождению деталей. Скажем, просто гор ему – или ей – было явно недостаточно. Он не пожалел времени и труда, чтобы украсить скалы сплошными сотами из полупрозрачных шестиугольных кристаллов, так что все это смутно напоминало футуристический индейский посёлок.

На дне ущелья текла мультяшная речка в хлопьях белой пены, местами затянутая туманом. Над рекой, презрев все законы земного притяжения, парили какие-то странные штуки из металла и пластика – вроде космических кораблей с большими телеэкранами по бокам. На экранах улыбались кукольного вида японки и бежали длинные надписи, опять же на японском – видимо, это была реклама каких-то непонятных товаров и непостижимых политических философий. Сэмпл поняла, что ей надо пройти через мост. Мост представлял собой элегантную арку и явно предназначался для пешеходов, хотя на нём не было ни перил, ни балюстрады-то есть вообще никаких защитных ограждений. Похоже, это был вызов, который Сэмпл надо было принять, чтобы войти в тот мир. Вообще-то Сэмпл жутко боялась высоты, они с Эйми обе боялись высоты, ещё в земной жизни. И этот страх, как ни странно, сохранился в Посмертии. При других обстоятельствах Сэмпл бы ещё крепко подумала, стоит ли переходить этот мост, и скорее всего решила, что не стоит; она даже нашла бы себе оправдание в виде своих новых сапог на шаткой высокой платформе, к которой ещё не привыкла. Но сейчас в голове был какой-то туман – мультяшное помутнение, как она это называла, – и Сэмпл даже не боялась, что может упасть; единственное, что её почему-то волновало, – если она всё-таки упадёт, то будет падать, согласно законам Ньютона, со скоростью тридцать два фута в секунду в квадрате, или значительно медленнее и безопаснее, как койот в мультиках про роуд-раннера, вечно срывающийся с каких-то высот, но остающийся при этом целым и невредимым.

Сэмпл ступила на мост – ноги дрожали, но всё-таки не так сильно, как она опасалась, – и даже отважилась глянуть вниз. Речные волны в стилистике Хокусая[46] и декоративные рощицы из сосен и кипарисов казались такими далёкими – до них, наверное, была целая миля, если не больше, но Сэмпл совсем не было страшно. В своём невозмутимом мультяшном спокойствии она безо всяких проблем дошла до середины моста, хотя пустота под ногами всё-таки отзывалась в душе тревогой. Всё-таки когда Сэмпл перешла через мост, она вздохнула с облегчением. Она почему-то решила – хотя ни за что не сумела бы объяснить почему, – что здесь одна. И кроме неё, и этом мире нет ни единой живой души. Может быть, этот странный графический мир в мозгу Короля Ящеров был создан специально для неё? Так что, когда ей навстречу вышли три крошечные девушки, она удивилась не столько их необычному росту – дюймов восемнадцать, не больше, – сколько тому, что здесь всё-таки есть и другие рисованные обитатели.

– Добро пожаловать, Сэмпл Макферсон. Он ждёт тебя в куполе.

Они были совсем одинаковые, эти крошки-гейши: одинаковые кукольные мордашки, одинаковые кимоно, розовые с голубыми цветами. Сэмпл рассудила, что это, наверное, сестры тех крошечных девочек, которые пели для Мотры в фильмах-ужастиках про чудовищ.

– Откуда вы знаете, как меня зовут?

– Он велел нам тебя встретить и проводить.

– Он – это кто?

– Он знает названия и имена всех и вся. Он отмечает полет воробьёв.

Даже в своём мультяшном отупении Сэмпл сразу насторожилась. Похоже, что в этом рисованном месте тоже присутствовал свой всесильный и вездесущий «он».

– Он велел вам меня проводить – куда?

Крошечные девушки посмотрели на Сэмпл как на законченную идиотку – вернее, как бы давая понять, что они слишком вежливы и воспитаны для того, чтобы смотреть на неё как на идиотку.

– Разумеется, в купол.

– В купол?

– Где он ожидает.

– Да.

– Ты пойдёшь в купол?

– Не знаю. В смысле, какого чёрта. Он – это кто?

– Он велел передать, что когда ты его увидишь, ты его сразу узнаешь.

Крошки были настолько торжественны и серьёзны, что Сэмпл просто не удержалась от саркастического замечания:

– И как только увижу, сразу же возлюблю?

– Об этом он ничего не сказал. Сказал только, что ты узнаешь его.

Сэмпл все это очень не нравилось.

– То есть он вам сказал, чтобы вы мне не рассказывали, кто он?

– Мы лишь повторяем его слова.

Сэмпл решила, что ей не хочется идти в этот купол. Её настораживало, что этот таинственный «он» не желает себя раскрывать до их личной встречи. Это давало все основания предположить, что они с ним уже где-то встречались и эта встреча была не из самых приятных.

– Нет, пожалуй, что нет.

Крошки растерянно переглянулись:

– Прости, пожалуйста, что ты сказала?

– Я сказала, что не пойду в этот ваш купол.

Крошечные гейши уставились на неё, словно не понимая, как можно сморозить такую глупость.

– Но тебе нужно туда пойти. Он тебя ждёт. Тем более что здесь больше некуда идти.

Как Сэмпл и боялась с самого начала, выбора у неё не было.

– То есть, как я понимаю, тут либо – либо: либо купол, либо вообще ничего?

Крошки очаровательно заулыбались:

– Мы бы в жизни не стали давить на тебя, ибо каждый свободен в своём выборе, но…

– Но ответ будет «да»?

Крошечным гейшам хватило такта опустить глаза.

– Да.

– Мне недавно пришлось пережить много неприятного.

– Нам очень жаль.

– Так что если окажется, что это – какая-то очередная пакость, я вас найду, всех троих, и буду долго бить ногами.

Крошки вдруг просияли:

– Мы все понимаем.

Сэмпл мрачно кивнула:

– Ладно, показывайте дорогу.

– Мы не просто покажем дорогу. Мы тебя проводим. Пойдём.

Сэмпл подумала: интересно, а когда эти трое идут, они даже движутся в унисон? И когда оказалось, что да, Сэмпл даже получила некое странное удовлетворение.

– О чём задумался? Опять об этой Сэмпл Макферсон?

Джим покачал головой:

– Нет, на самом деле я думал, куда мы идём. Куда мы идём. Док?

Док указал вперёд, и только теперь Джим заметил синие с красным вспышки неона на дальнем конце широкой каменной галереи, по которой они сейчас шли.

– Наш поэт ведёт нас туда, где нам будут рады и где я найду игроков в покер, достойных моих талантов.

Джим слегка удивился, что Док так пристрастен к таким, в сущности, незамысловатым развлечениям, как карточные игры. Он почему-то решил, раз уж человек явился в Ад, он будет искать забав более экзотичных и странных. Но похоже, покер для Дока был верхом блаженства.

– Мы в Аду, мальчик мой, где можно найти место лучше, чтобы засесть за игру с достойными соперниками? Или ты думал, раз мы с тобой путешествуем вместе, я ради тебя откажусь от любимого развлечения? Ты прямо как сварливая жёнушка.

Джиму совсем не хотелось препираться с Доком, и особенно по вопросу, столь очевидно милому его сердцу.

– Я просто подумал: а мне что делать? Я не играю в азартные игры, мне не хватает упрямства и сосредоточенности, чтобы выигрывать. Да и как-то меня оно не прикалывает.

Док кивнул, как бы давая понять, что он всё понимает и совсем не в обиде на Джима, что тот не разделяет его страсть.

– Не волнуйся, мой мальчик. Там, куда мы идём, много чудес и соблазнов. Я даже не сомневаюсь, ты найдёшь чем себя занять.

– Опять та же песня? Подожди и увидишь?

– По крайней мере на этот раз можешь не сомневаться: ждать придётся недолго.

– Но есть одно «но».

Док, шедший чуть впереди, оглянулся на Джима:

– Какое «но»?

– А ты не подумал, что казино – это первое место, где Доктор Укол будет нас искать?

Взгляд Дока вмиг посуровел.

– Если он ищет нас или кого-нибудь одного из нас, то уже знает, где мы и куда направляемся. По-моему, Вергилий все очень доходчиво тебе объяснил, ещё на эскалаторе.

После голубого зала у эскалаторов Вергилий повёл их по каким-то тёмным и мрачным средневековым лестницам и тоннелям – видимо, в самую древнюю часть Ада. Некоторые из этих проходов были такими древними, что на потолках наросли сталактиты. Толстый слой известняка покрывал стены, стирая древние барельефы, но поскольку они представляли собой в основном человеческие лица, искажённые в нечеловеческой муке, Джим даже порадовался про себя, что время так хорошо потрудилось и теперь их как следует не разглядеть. Он обратился к Вергилию:

– А что здесь было, когда Ад был Адом, поэт?

– Это был сектор самоубийц.

Джим рассмеялся:

– А теперь здесь казино?

– И в этом есть смысл, вам не кажется?

Снаружи таинственный купол смотрелся весьма впечатляюще. Главное, у того, кто его построил, был очень хороший вкус. Это немного приободрило Сэмпл. Три крошечные девушки провели её по дорожке, выложенной белыми камушками, что змеилась среди аккуратно подстриженных цветущих кустов. Шагов через сто они вышли к ручью с форелью и карпами. Над водой носились стрекозы и высматривающие добычу зимородки. Казалось, все здесь устроено, чтобы рождать настроение гармонии и покоя, но Сэмпл всё равно было тревожно. Все на самом деле так, как кажется, или же это ловушка? Как ни странно, Сэмпл склонялась к первому варианту, что она отнесла за счёт своей новой, мультяшной эмоциональности с постоянной тягой к наивному восхищению. Когда они переходили через ручей, Сэмпл едва удержалась от восторженного замечания, как здесь всё замечательно.

– Да что такое со мной творится?

Единственное, что слегка её насторожило, – «живой» лабиринт из кустов бирючины, чуть в стороне от дорожки на том берегу ручья. Было в нём нечто такое, что разбудило прежнюю Сэмпл, недоверчивую и подозрительную. Уж слишком зелёными были листья, а внутри было слишком темно и мрачно, и ещё Сэмпл не понравились чайки с жёсткими, хищными глазами, что кружили низко над лабиринтом, словно выискивая добычу, – будто те, кто зашёл туда и уже не смог выйти, так и оставались там умирать. В общем, тревога вернулась, но всё-таки не в таких масштабах, чтобы предпринимать что-нибудь радикальное. Тем более, что никто и не звал её в лабиринт. Её не туда пригласили, а в купол – правильно?

А в самом куполе не было ничего угрожающего. Ослепительно белый, высотой где-то семьдесят футов, он располагался в распадке между двумя каменными холмами в ярко-жёлтых прожилках. Он представлял собой идеальную полусферу, но это геометрическое совершенство вовсе не подавляло ландшафт, тем более что его наполовину скрывали какие-то экзотические хвойные деревца, элегантные и воздушные, вроде декоративных бонсаев, только большие.

Три крошечные гейши замерли на месте и указали Сэмпл на вход в купол в конце дорожки, похожий на гигантскую прорезь в почтовом ящике.

– Иди туда, – произнесли они хором.

– А вы со мной не пойдёте?

– Мы входим в купол, лишь когда нас зовут.

– А сейчас вас не позвали?

– Нам велели лишь встретить тебя у моста.

– А вы делаете только то, что вам велят?

– Ну конечно.

– Что велит он?

– Кто же ещё?

Сэмпл кивнула:

– Ладно.

Даже в теперешнем состоянии полного отупения у Сэмпл зародилось дурное предчувствие. Было смутное ощущение, что там, за порогом слепящего белого купола, её поджидает очередной кошмар, вроде гарема Анубиса. Но выбора не было.

Вблизи оказалось, что вход представляет собой тройную дверь из мультяшного чёрного стекла с драматично прочерченными солнечными бликами. Сэмпл направилась прямо туда, изображая бесшабашную весёлость. Она не думала, что дверь будет закрыта – в конце концов, её ждали. И даже дали провожатых. Хотя она вовсе бы не удивилась, узнав, что здесь предусмотрен какой-то «входной» ритуал – пусть даже в плане демонстрации силы. Но дверь просто открылась: створки разъехались в стороны наподобие автоматических дверей в больших магазинах. Сэмпл вошла внутрь и оказалась в пустой тесной прихожей, напоминавшей переходной шлюз в космическом корабле. Там были ещё одни двери, но, кажется, запертые. Сэмпл растерянно остановилась. Как только входная дверь за ней закрылась, прихожая наполнилась резким ультрафиолетовым светом, который шёл из квадратных осветительных панелей на потолке. Сэмпл не знала, что и думать. Это что, какая-то стерилизация? Если да, то ничего хорошего не будет – в смысле, первой встречи с ним. Если человек после смерти сохранил говардо-хьюзовский[47] страх перед бактериями и микробами, стало быть, он законченный параноик, и это уже навсегда.

Но уже очень скоро Сэмпл поняла, что она зря «гнала» на таинственного хозяина этого мира. Под этим ультрафиолетовым светом её мультяшное тело начало меняться, наполняясь объёмом и возвращаясь к своему изначальному, естественному виду. Процесс трансформации вовсе не был болезненным, но голова все равно закружилась и в глазах потемнело. Да и облегающий рисованный костюм оказался слегка тесноватым для нормального тела. Сэмпл едва в него втиснулась – везде тянуло и резало. Она ещё толком и не осознала, что происходит, но тут открылись вторые, внутренние двери, и она поняла, что её приглашают войти. Она быстро оглядела себя и увидела, что лазерный бластер по-прежнему при ней. Это слегка утешало, хотя Сэмпл почему-то не верилось, что эта штука работает. Впрочем, будь у неё что-то подобное при встречах с Анубисом и Моисеем, она бы чувствовала себя гораздо уверенней. И ещё Сэмпл заметила, мельком взглянув на своё отражение в стеклянных дверях, что мультяшная родинка у неё на щеке так и осталась.

Сэмпл вступила в огромную круглую комнату, где не было почти никакой мебели, – больше всего это напоминало квартиру бедного и неопрятного студента-холостяка. У стен громоздились картонные ящики, практически нераспакованные; в центре стоял массивный кожаный диван, а по всему полу валялись газеты, пустые банки из-под пива и коробки от японской еды из фаст-фуда. На единственном более-менее незахламленном пятачке стояло какое-то монументальное электронное устройство с мигающими светодиодами на чёрном корпусе, чёрный же холодильник и микроволновая печь. Прямо напротив дивана располагался огромный телеэкран шириной футов в двадцать, с большими и явно мощными колонками. Такое впечатление, что весь этот купол создавался как место, предназначенное лишь для того, чтобы смотреть телевизор, выпивать и закусывать. Когда Сэмпл вошла, на экране шёл фильм «Гордость и страсть» с Фрэнком Синатрой, Кэри Грантом и Софи Лорен. Под потолком плавал светящийся шар, похожий на крошечное солнце, – и свет от него был действительно как от солнца. В смысле, не искусственный, а естественный. Сбоку от телеэкрана располагался маленький плавательный бассейн в форме креста. Не самая привычная форма для бассейна – но это было ещё не самое странное. «Страньше» всего был козёл. Настоящий живой козёл, который стоял посреди раскиданной охапки сена – почти сразу за дверью из камеры с ультрафиолетовым светом – и сосредоточенно жевал. Сэмпл сразу его узнала – это был тот же самый козёл с бесформенными рогами и остекленевшим взглядом, который вёл по пустыне Детей Израилевых. А поскольку здесь он явно чувствовал себя как дома, то вёл он ах, видимо, прямо к Годзиро, на верную гибель.

– Ты что тут делаешь?

Козёл задумчиво поглядел на неё, не переставая жевать:

– Вообще-то я тут живу.

Раньше Сэмпл никогда не встречала говорящих козлов. Но её поразило не то, что он говорит человеческим голосом, а его тягучий валлийский акцент.

– Я не знала, что ты умеешь говорить.

– А у Моисея я и не говорил. Ну, то есть один разок всё же пришлось сказать своё веское слово. Когда Моисею запала мысль, что из меня выйдет прекрасное подношение на жертвенном алтаре. Так что пришлось объяснить ему, что к чему. Я, знаешь ли, никогда не одобрял мракобесия, тем более сознательного и воинствующего.

Сэмпл решила его прервать – у неё было стойкое подозрение, что если не осадить его сразу, этот уэльский козёл будет болтать без умолку ad infinitum.

– То есть Годзиро тебя не зацапал?

Козёл пристально посмотрел на неё:

– Годзиро? Нет, он меня не «зацапал», как ты это называешь. Мы с Большим Зелёным вроде даже приятели.

– Так ты – это он, ну, о ком говорили крошечные девицы?

Козёл, кажется, удивился:

– С чего ты взяла, будто я – это он?

– Просто тут больше никого нет.

Козёл мотнул головой в сторону бассейна:

– Он там. Медитирует.

Сэмпл слегка растерялась:

– Он там, в бассейне?

– Лежит на дне, размышляет о космической бесконечности. Если хочешь, можешь посмотреть. Он против не будет.

Сэмпл подошла к краю бассейна. На экране статисты в костюмах солдат наполеоновских войн тащили в гору большую осадную пушку, а Синатра и Грант наблюдали за ними с озабоченными лицами. На дне бассейна, выложенном белой кафельной плиткой, лежал молодой человек: глаза закрыты, руки раскинуты в стороны в форме креста. Он был очень хорош собой – белокурый, со светлой мягкой бородкой, в жизни не знавшей бритвы. Его длинные светлые волосы медленно колыхались в воде. Сэмпл опять повернулась к козлу:

– Это он?

– Это он.

– А он знает, что я здесь?

– Кто знает, что он там знает?

Сэмпл попыталась привлечь к себе внимание:

– Простите, пожалуйста, но мне тут сказали, что мне надо…

Козёл перебил её:

– Без толку с ним разговаривать, когда он там зависает.

– И долго он там зависает?

– Сложно сказать. Обычно не долго. У него столько фильмов, и все надо смотреть.

Не успел козёл договорить, как молодой человек на дне бассейна открыл глаза и быстро всплыл на поверхность. Сэмпл испуганно отпрянула:

– Господи Иисусе!

Молодой человек вынырнул из-под воды и сказал:

– Вот ты меня сразу и узнала.

Сэмпл как-то не верилось, что это Спаситель. Хотя взгляд у него был исполнен мистической значимости, у него не было этой ауры… ну, которая, по понятиям Сэмпл, должна окружать человека, называющего себя сыном Божьим. Но сейчас было не время докапываться до ответа.

– Значит ли это, – спросила Сэмпл, – что «Он» следует произносить с большой буквы?

Самозваный Иисус Христос поплыл к краю бассейна, как самый обычный человек. Он, может быть, и умел спокойно лежать под водой, но ходить по воде у него явно не получалось. Он убрал с лица мокрые волосы и улыбнулся Сэмпл:

– Это было бы очень мило.

Он выбрался из бассейна, опершись руками о бортик.

– А ты очень красивая для девицы из Моисеева стада.

Сэмпл разозлилась:

– Я не из «Моисеева стада». Неужели ты думаешь, я связалась бы с этой немытой швалью, если б меня не заставили обстоятельства?! Ты меня обижаешь.

Иисус даже и не заметил, что обидел Сэмпл, хотя она прямо об этом сказала.

– Но ты была с ними?

– Просто так получилось.

Иисус встал перед ней. Он был обнажён, но ни капельки этого не стыдился.

– Так получилось, да? Слушай, ты не подашь мне полотенце?

Подавая ему полотенце, Сэмпл заметила, что у этого Иисуса идеальное тело – хотя то же самое можно было сказать про Анубиса и Моисея. Похоже, это у них идёт на подсознательном уровне. Иисус указал в сторону дивана:

– Будь добра, переключи канал. А то «Гордость и страсть» мне уже надоела.

Сэмпл слегка удивилась. Неформальные отношения – одно, но это уже граничило с грубостью.

– Ты имеешь в виду меня?

Козёл фыркнул:

– Ну не меня же. Копытами, знаешь ли, трудно в пульт тыкать.

Вот козёл. Козёл – он козёл и есть. Сэмпл собралась было высказать этой уэльской скотине всё, что она о нём думает, но потом рассудила, что ещё рановато показывать характер. Сэмпл подошла к дивану, заваленному газетами и коробками из-под еды. И где, интересно, тут пульт? Ага, наверное, вот он, в углу. Такая плоская чёрная хрень с разноцветными кнопочками, размером почти с ноутбук. Она взяла пульт и неуверенно повернулась к козлу:

– И куда нажимать?

Козёл уже бросил свою солому и теперь тихо грыз уголок картонной коробки. Он заговорил с набитым ртом:

– Да без разницы, на самом деле. В плане кино посмотреть, он у нас неразборчивый.

Сэмпл ткнула в пульт наугад, и «Гордость и страсть» сменилась на экране «Зомби из стратосферы», где в роли одного из зомби снимался молодой Леонард Нимой. Иисус уже вытерся и направился к холодильнику, перебросив мокрое полотенце через плечо. Он так и не оделся.

– Пивка?

Сэмпл покачала головой:

– Не, сейчас что-то не хочется.

Козёл оторвался от изничтожения картонного ящика.

– А вот мне могла бы и притащить, раз уж на ногах.

Иисус вручил Сэмпл охлаждённую банку пива, Сэмпл открыла её и передала козлу. Иисус указал в его сторону:

– Как я понимаю, ты уже познакомилась с мистером Томасом?

– Я не знала, что его так зовут.

– Когда-то он был знаменитым поэтом, но допился до смерти, прямо в баре и помер, в «Белой лошади», что в Гринвич-Вилидж, а потом вдруг проникся чувством вины и решил стать в Посмертии козлом.

От этого Иисуса исходила такая откровенная грубость, что Сэмпл с трудом могла его вообразить в роли Мессии. И ему нравится обижать людей. Ну, или козлов. Потому что в Посмертии козлы – тоже люди. То есть, конечно, не все, но некоторые. Мистер Томас оторвался от пива и злобно взглянул на Иисуса:

– На самом деле мне даже нравится быть козлом. Мы, козлы, совершенно всеядны. И много ебемся. Как ты, наверное, знаешь.

Это последнее замечание несколько насторожило Сэмпл. Она украдкой перевела взгляд с Иисуса на мистера Томаса и обратно. У них что, большая любовь? А если да, то зачем они пригласили её? Но она не успела ничего сказать, потому что Иисус взглянул на экран и покачал головой. Похоже, ему не хотелось смотреть «Зомби из стратосферы».

– Переключи их, ага?

Сэмпл опять наугад ткнула в кнопку на большом пульте и попала на «Людей Гамма» с Эвой Барток. Иисус опять покачал головой:

– Не, не хочу.

Сэмпл попробовала ещё раз. Что за хрень тут творится? Она пришла сюда вовсе не для того, чтобы переключать телевизионные каналы. Теперь на экране возник «Полёт на седьмую планету». Но Иисус продолжал капризничать:

– Нет.

Сэмпл принялась жать на кнопки, «пролистывая» каналы, а Иисус стоял рядом, по-прежнему голый, с банкой пива в руке, и критически взирал на экран. Сэмпл повернулась к козлу и сказала, понизив голос:

– Ты вроде бы говорил, он неразборчивый. В плане кино посмотреть.

– Обычно – да, но не когда поднимается со дна бассейна.

– Что там дальше?

– «Проклятие людей-кукол»?

– Нет.

– Триллер к «Нашествию со звёзд»?

Иисус лишь пожал плечами.

– «Вампиры атомного века»?

– Нет.

– «Город, который боялся заката»?

– Нет.

– «След лунного зверя»?

– Нет.

– «Йог»?

Нет.

– «Месть твари»?

– Нет.

– «Инопланетная порча»?

Иисус покачал головой.

– «Пришельцы с Марса»?

– Нет.

Насчёт «Смертельных гонок 2000» Иисус задумался. Казалось, на этом он и остановится, но – нет.

– Нет. Наверное, нет.

– «Женщина-пантера из Конго»?

– Точно нет.

– Послушай…

Иисус, похоже, даже и не заметил, что Сэмпл не разделяет его энтузиазма по поводу поисков подходящего фильма и что она уже раздражена до предела.

– Попробуй другую какую-нибудь комбинацию, а то мы, похоже, застряли в одном психотронном секторе.

Сэмпл протянула ему пульт:

– Давай лучше сам. А то у меня что-то не очень выходит.

Иисус забрал у неё пульт. Быстрыми, привычными движениями набрал какую-то сложную комбинацию кнопок. Экран мигнул, а потом на нём появилось зернистое чёрно-белое изображение несравненной Бетти Пейдж[48] – клип в стиле снимков Ирвинга Клоу, где Бетти была только в чулках и туфлях и скованная наручниками. Но что было совсем необычно и привлекло внимание Сэмпл – в кадре был мужчина. На самом деле Бетти стояла на коленях и рьяно у него отсасывала, поддерживая его яйца скованными руками, а он сидел, развалившись на кожаном диване, очень похожем на тот, что стоял здесь, в куполе. Сэмпл была на сто процентов уверена, что Бетти – с которой она однажды встречалась во Флориде – никогда не снималась в жёсткой порнухе. Так что скорее всего это была просто подделка. Сэмпл быстро взглянула на Иисуса.

– Если тебе хотелось ретропорнухи… – Она умолкла на полуслове. – Подожди-ка минуточку.

Камера переместилась на лицо мужчины, и Сэмпл сразу его узнала. Это был он – длинноволосый парень из её оргазмической галлюцинации с Анубисом и из того голубого зала, куда Сэмпл попала на миг, выходя в анимешный мир. Кто он и что ему нужно? Она повернулась к Иисусу, надеясь, что он, может быть, знает ответы на эти вопросы, но того уже не было. То есть он был – в качестве материального тела, занимающего пространство, – но его разум блуждал где-то на экране, с Бетти Пейдж и её таинственным любовником.

– Что здесь происходит?

Иисус будто её и не слышал. Он поднял правую руку и медленно описал в воздухе круг. Свет померк, а звук в динамиках – эротичные стоны и вздохи – сделался громче. Иисус отступил к дивану, ни на миг не отрывая глаз от экрана. Раздражение Сэмпл обернулось бешенством.

– Ты даже не слушаешь, что я тебе говорю?

По-прежнему не отрывая глаз от экрана, Иисус плюхнулся на диван, прилёг на бок и подтянул ноги к груди, свернувшись калачиком. Медленно, словно во сне, он опустил руку и принялся мастурбировать. Сэмпл взбесилась уже окончательно:

– Это какой-то абсурд.

Мистер Томас на миг оторвался от сосредоточенного поедания картонной коробки и проговорил со своим тягучим валлийским акцентом:

– А ты знаешь, что кофе открыли козлы?

Элегантный смокинг и чистая белая рубашка в сочетании с его «фирменными» кожаными штанами и армейскими ботинками; чёрный галстук-бабочка висит незавязанный на шее; в одной руке – бокал виски со льдом, в другой – сигарета… Джим был готов на подвиги и свершения. Он принял душ, побрился, побрызгался дорогим одеколоном, теперь он стоял, прислонившись к барной стойке, обозревал salon privee[49] и думал, что ещё пара виски – и он будет вполне готов встретиться с Доктором Уколом лицом к лицу. Что касается азартных игр в Аду, Док Холлидей, разумеется, выбрал самое лучшее, что здесь было. Этот salon privee был словно живое собрание всего самого лучшего от каждой belle epoch расцвета игорного бизнеса в его классическом понимании. За столиком баккара в полном смысле этого слова царил Джеймс Бонд эры Шона Коннери, он выигрывал с прямо-таки фатальным везением, а его соперник, тучный эпикуреец в бархатном смокинге цвета густого бургундского, очень похожий на Орсона Уэллса, нервно курил кубинские сигары, зажигая одну от другой; вид у него был расстроенный и несчастный. Причём с каждой партией – все несчастнее. Когда они с Доком вошли в этот роскошный зал, Док тихонько шепнул Джиму:

– Это вполне может быть Ле Шиффр. Или его двойник. В общем-то разницы никакой. И я тебе очень советую: ты его не нервируй. Постарайся вообще не попадаться ему на глаза.

– А то можно и в рыло словить?

– Грубовато, но верно.

За соседним столом четверо щёголей эпохи Регентства резались в кости. Они вовсю налегали на портвейн и кларет и болтали без умолку; языки у всех четверых заметно заплетались, и Джим заметил, что двое из них уже полностью мутные – скоро, похоже, начнут блевать. За столиком рядом пятеро мандаринов а-ля доктор Фу Манчу чинно играли в фан-тан, в полном молчании, только фишки-кружочки стучали о стол, выражая все переживания игроков – самодовольство, досаду и злость.