Чем больше Сэмпл узнавала Некрополис, тем больше она убеждалась, что этот город являет собой фантастический коллаж из фантастических же деталей. Впрочем, у Сэмпл не было времени поразмыслить над внутренним устройством колесницы Анубиса. Зиппора хлопнула в ладоши, тем самым давая понять, что женщинам из гарема надлежит занять свои места. Вооружённые стражники на носу, которые до этого только и делали, что украдкой поглядывали на полуголых наложниц, пряча похотливые взгляды под забралами шлемов, вытянулись по стойке «смирно». Ибо явился Анубис.

Появление бога-царя само по себе представляло парадное шествие в миниатюре. Парад открывали стражи-нубийцы с длинными копьями с золочёными наконечниками, за ними шла небольшая толпа из прислужниц. Сам Анубис восседал в паланкине, который несли четверо обнажённых рабов-блондинов, Хранитель снов тоже присутствовал, и Сэмпл мысленно застонала. Она втайне надеялась, что сегодня Анубис как-нибудь обойдётся без своего советника – этого странного, потенциально опасного человека, – но, видимо, Священную Бомбу никак нельзя было взорвать без этой зловещей фигуры в сером плаще. Как только Анубис взошёл на корабль, женщины изобразили на лицах неподдельное восхищение. Когда он взглянул на Сэмпл, та ослепительно улыбнулась, но пробормотала себе под нос:

– Ну, хоть по ступенькам можешь подняться без посторонней помощи.

Когда Анубис уселся на трон, а его свита расположилась вокруг должным образом, корабль поехал вперёд, сдвинувшись с места с лёгким рывком, так что некоторые из женщин даже схватились за поручни. Колесница выплыла из ангара в мутный утренний свет, поднялась на всоту футов в двенадцать и поплыла над дорогой, по которой торжественная процессия должна была следовать к месту ядерных испытаний. Анубис, может быть, и хотел, чтобы подданные поклонялись ему и дивились на его царственное величие, но при этом он явно не собирался подпускать их слишком близко к себе, любимому.

Процессия растянулась, наверное, на четверть мили. Впереди ехал отряд городской полиции на огромных ревущих «харлеях» и «индианах» времён Второй мировой войны. Следом – самодвижущаяся платформа с громадным серебряным бюстом Анубиса. Плечи и шею гигантского изваяния украшала живая гирлянда из молоденьких девушек с раскрашенными телами. Они ослепительно улыбались, как финалистки на конкурсе красоты, и бросали в толпу по обеим сторонам дороги лепестки роз, монетки, бусы-талисманы и прочие безделушки. За платформой маршировал первый из четырёх оркестров, слабый в мелодике, но зато сильный в шумовых эффектах. Среди инструментов преобладали барабаны, тарелки и трубы. Их резкие металлические звуки как бы задавали тон всему празднеству.

Анубис, естественно, не преминул воспользоваться возможностью, чтобы продемонстрировать свою военную мощь. Фаланги вооружённых воинов из различных армейских подразделений были непременной составляющей частью парада. Кавалерия в шлемах с плюмажем, золочёные танки. Грохот копыт, скрежет металла, рёв двигателей. При этом ни самому Анубису, ни жителям Некрополиса отнюдь не казалось странным, что в обмундировании и вооружении армии бога-царя смешаны все времена и эпохи, так что разрыв составляет три тысячи лет как минимум, и Сэмпл подумала: неужели она здесь единственная, кто понимает, что этот парад – всего-навсего хвастовство мальчишки, которому хочется показать всем свои игрушки. Даже небо и то не осталось неохваченным. Бипланы и дирижабли плыли по воздуху на небольшой высоте, а над ними носился единственный маленький самолётик, который выписывал в небе иероглифы из разноцветного дыма. Знамёна и флаги реяли на ветру, в небе висели громадные воздушные шары в виде орлов, грифов, драконов. В общем, хаотичная смесь первомайской демонстрации коммунистов и парада «Мейси»[33] в День благодарения.

Разумеется, на парад лучше смотреть со стороны. Когда сам участвуешь в шествии, ничего толком не видишь. В конце концов Сэмпл устала вытягивать шею, чтобы посмотреть, что происходит спереди и сзади от летучей божественной колесницы – это когда она не улыбалась и не изображала лучезарное счастье, как это положено фаворитке великого бога-царя, – и начала просто разглядывать город, тем более что раньше она его толком-то и не видела. Поначалу всё было достаточно предсказуемо – громадные монументальные здания в древнеегипетском стиле, когда-то роскошные, но теперь явно обветшавшие, остро нуждающиеся в ремонте или хотя бы в покраске, – но ближе к окраинам город начал меняться. Грандиозные храмы, торговые башни и жилые кварталы из многоквартирных домов сменились какими-то покосившимися хибарами в один – два этажа. Трущобы – как они есть: грязь, горы мусора, граффити и редкие островки чахлой растительности в виде увядших пальм. Гладя на это убожество, растянувшееся насколько хватало глаз, Сэмпл поняла, что она вообще ничего не понимает. Кто в здравом уме согласится здесь жить? Какая потерянная, исстрадавшаяся душа покинет Большую Двойную Спираль, чтобы поселиться в этом унылом и грязном гетто? Это как же надо себя не уважать… Единственный вывод, который напрашивался сам собой: обитателей этих трущоб сотворил сам Анубис – специально, чтобы заселить ещё мрачное место. Неужели ему так сильно хочется славы и власти, что он окружил место, где воплотились его мечты, целыми милями грязи, убожества и нищеты? Сэмпл отнюдь не пыталась его осуждать с точки зрения морали. Она была не в том положении, чтобы судить других за их фантазии – с учётом того, чем сама занималась у себя в Аду. Она просто никак не могла понять, какая Анубису выгода от всей этой бессмысленной лишней работы.

– Что происходит?

Мимо на всех парах пронёсся какой-то большой динозавр, причём задом наперёд. Похоже, только Джим с безымянным зверьком оставались на месте. Весь остальной мир неожиданно сдвинулся – на пугающей скорости и обратным ходом, как в кино, когда плёнку перематывают назад. Солнце летало по небу, как заведённое: совершенно не в том направлении и с такой бешеной скоростью, что день и ночь сменяли друг друга быстрыми вспышками света и провалами темноты, будто над миром забилось огромное чёрное крыло. Или включился большой стробоскоп. Зверёк обернулся к Джиму. Его глаза в мерцающем свете казались странными и даже слегка жутковатыми, в них отражалось метафизическое смирение.

– По-моему, у нас временной облом.

– Временной облом?

– Именно.

Впрочем, зверь вёл себя так, словно всё это было в порядке вещей. Однако Джим никогда раньше не сталкивался с подобным явлением, ему было явно не по себе.

– И часто такое случается?

– Не часто, но всё же случается.

Солнце на небе теперь превратилось в серое смазанное пятно, под стать серому смазанному пейзажу. Джим подумал, что это зрелище вгоняет его в тоску – такой визуальный эквивалент затяжной депрессии.

– А эти временные обломы, они всегда происходят задом наперёд?

– Примерно половина на половину.

– Так что происходит? Мы будем стоять тут, как два идиота, пока нас не разнесёт Большим Взрывом?

Безымянный зверёк нахмурился:

– Скорее это будет Большая Имплозия, чем Большой Взрыв, если мы движемся обратным ходом. Но обычно до этого не доходит.

– Не доходит?

Зверёк покачал головой:

– Обычно нет.

– А что бывает… обычно?

– Обычно его останавливают.

– Кто останавливает?

Зверёк опять покачал головой, явно смущённый своим невежеством:

– Я не знаю.

– А как его останавливают, не знаешь?

– Не знаю.

– А что ты делаешь, когда начинается такой временной облом?

– Просто стою и жду.

– Как я понимаю, почему это бывает, ты тоже не знаешь?

– Не знаю. Но могу высказать предположение.

– Высказывай.

Зверёк избегал смотреть Джиму в глаза.

– Высказать-то я могу, но мне как-то не хочется.

Джим уже начал терять терпение. После всей похвальбы, каким отчаянным парнем был этот хомяк-переросток при жизни, его внезапная робость казалась по меньшей мере странной. Может такое быть, чтобы практичная осторожность маленького зверька со временем возобладала над былым безрассудством крутого ковбоя?

– Почему?

– Ты можешь обидеться. Примешь ещё на свой счёт.

– Ты хочешь сказать, что это всё из-за меня?

Зверёк ответил с большой неохотой:

– Такая возможность не исключена. Из-за тебя или из-за НЛО. Из-за кого-то из вас мог получиться разрыв.

Джим сердито насупился:

– Я, собственно, не просил, чтобы меня здесь выкидывали.

– Ну вот, – огорчился зверёк. – Ты обиделся.

Джим вздохнул:

– Нет, я не обиделся. Я просто пытаюсь понять, что теперь делать. Может быть, если это всё из-за меня, я смогу это как-то остановить.

– Может быть.

– Есть какие-нибудь конструктивные предложения?

– Нету.

– Вот, блин, засада.

Мир превратился в серое марево, в котором плясали какие-то искорки. Там, где раньше был горизонт, теперь просматривалась только бледная голубая линия. Джим понимал: надо что-то делать. Но что именно, он был вообще без понятия, а на зверя надежды не было никакой. Джим на секунду задумался, если секунды вообще существовали в их теперешнем положении, но ничего конструктивного не придумал. Ему лишь вспомнилось одно умное правило, которое очень его выручало в загробном мире.

– Когда не знаешь, что делать, делай первое, что приходит в голову, – то, что напрашивается само.

Зверёк озадаченно посмотрел на него:

– Чего говоришь?

– Я говорю, когда не знаешь, что делать, делай первое, что приходит в голову, – то, что напрашивается само.

– И что бы это могло быть?

Джим не смог удержаться:

– Я думал, это само напрашивается.

Зверёк, похоже, обиделся. Он укоризненно посмотрел на Джима:

– Ну вот, ты ещё и издеваешься.

Джиму стало неловко. Он вообще не любил никого обижать.

– Да, издеваюсь. Но я не прав. Ты тут вообще ни при чём.

Зверёк великодушно кивнул:

– Ладно, забыли.

– Давай попробуем одну штуку.

– Какую штуку?

– Смотри и учись.

Джим сделал глубокий вдох, наполнив лёгкие воздухом до предела. В своё время он очень многого добивался под средством голоса. Затем повернулся к голубой линии горизонта и закричал что есть мочи:

– ПРЕКРАТИТЕ СЕЙЧАС ЖЕ!

И всё прекратилось. Время вернулось в норму. Была ночь. В небе мерцали звёзды, какие-то маленькие зверюшки шуршали в траве и камышах. Где-то вдалеке пели динозавры. Безымянный зверёк посмотрел на Джима с нескрываемым восхищением:

– Ничего себе.

– Неплохо, да?

– Надо отдать тебе должное.

– За тем небольшим исключением, что у нас тут глухая ночь и, насколько я понимаю, нас отбросило в прошлое лет так на несколько тысяч.

Зверёк задумался:

– А есть какая-то разница?

Джим кивнул:

– Для меня есть.

– Правда?

– Тогда получится, что я умер ещё до того, как родился. То есть я стану таким ходячим парадоксом.

– Ну и что? – сказал безымянный зверёк. – Я вот умер ещё до того, как родился, и у моего вида даже названия нет.

– Значит, ты тоже ходячий парадокс.

– Получается, так.

– Но в нашем теперешнем положении нам это никак не поможет.

Зверёк как бы пожал плечами.

– Да, наверное. Я просто к тому говорю, что раз уж ты все равно очутился в юрском периоде, туда несколько тысяч лет, сюда несколько тысяч лет – это уже ничего не решает.

Джим огляделся по сторонам, но в темноте не было видно почти ничего.

– Может, ещё раз получится.

Он снова сделал глубокий вдох:

– ВЕРНИТЕ НАС ОБРАТНО! ТУДА, ГДЕ МЫ БЫЛИ!

Ничего не случилось, разве что динозавры на секунду прервали своё пение. Ночь оставалась такой же непроницаемой. Джим нахмурился:

– Блин.

– Ну нельзя же всё время выигрывать, – философски заметил зверёк.

– Похоже на то.

– Да ладно, забей.

– Насколько я понимаю, в старый дом на болоте мы уже не идём?

Зверёк нахмурился:

– Почему не идём?

Джим выразительно поглядел на зверька. Иногда он бывает таким бестолковым.

– Потому что мы даже не знаем, существует он или нет в этих временных рамках.

Теперь уж зверёк посмотрел на Джима, как на клинического дебила.

– Он существует.

– Правда? А ты откуда знаешь?

– Да вон огни светятся.

Джим вгляделся в темноту:

– Где?

– Вон там. – Зверёк указал лапой.

И Джим увидел. Крошечная точка света – далеко-далеко.

– Это он?

– Это он. Там всегда горит свет по ночам.

– Ты уверен?

– Уверен.

Джим вздохнул. Наверное, всякий начнёт тормозить, если ему приходится жить в юрском периоде, да ещё и без имени.

– Так чего ж ты мне раньше-то не сказал? Пока я не начал орать.

– А ты не спрашивал.

Когда они наконец добрались до места, Сэмпл увидела, что на сооружение самого испытательного полигона, зрительских трибун и площадки для пикника ушло не меньше фантазии и сил, чем на устройство парада. То, что фантазия ограниченна, – другое дело. Но размах поражал. Может, Некрополис и загибался, ветшал и рушился, но когда речь заходила о воплощении маниакальных идей Анубиса и его грандиозных планов, усилий никто не жалел. Судя по первому впечатлению, в оформлении празднества Божественной Атомной Бомбы Анубис попытался соединить эстетику средневековых рыцарских турниров и хипповских рок-фестивалей конца 1960-х. Для богатых, влиятельных и власть предержащих соорудили крытые трибуны, дабы они наслаждались великим событием в роскоши – причём степень роскоши напрямую зависела от положения человека и состояния его финансов, – укрытые от палящего солнца пустыни и слепящего серого неба.

В каждой секции трибун располагались свои палатки и павильоны с едой и напитками. Были там и музыканты – для услаждения слуха пирующих. От многочисленных барбекю поднимался сизый дымок. В воздухе носились запахи готовящейся еды. Повара, обливаясь потом, следили за цельными тушами, что жарились на вертелах, или колдовали над деликатесами более скромных размеров. На открытых эстрадах давали представление жонглёры и иллюзионисты, глотатели огня и эскаписты. Девушки танцевали, а юноши демонстрировали накачанные мышцы. Повсюду стояли киоски с сувенирами: от тарелок в честь знаменательного события до тёмных очков. На всех сувенирах стоял официальный логотип празднества Божественной Атомной Бомбы – чёрный с золотом ядерный гриб. Были там и развлечения, совершенно, на взгляд Сэмпл, непотребные: передвижные зверинцы и клетки, где люди-преступники были выставлены напоказ в совершенно невообразимых позах, которые им приходилось принимать из-за хитроумно устроенных подвижных колодок. В толпе шныряли работорговцы средней руки со своими портативными паровыми компьютерами – продавали свой залежалый товар: чернорабочих, неквалифицированных слуг для дома и низкопробных невольниц для секса.

Но все эти удобства, приятности и развлечения предназначались только для избранных: для придворных Анубиса и специально приглашённых гостей из богатой элиты. Простым гражданам Некрополиса приходилось устраиваться самим: как-то спасаться от солнца и развлекаться в ожидании Священного Взрыва на огромном и пыльном пространстве – на значительном расстоянии от трибун и павильонов, устроенных для городской аристократии. Впрочем, здесь тоже по-своему пировали, несмотря на палящий зной и надоедливых насекомых. В основном тем, что принесли с собой. Но и лоточники со своими паровыми компьютерами, свистевшими и извергавшими пар на зависть любому кипящему чайнику, достаточно бойко торговали с тележек фаст-фудом, пивом и прохладительными напитками.

Среди развлечений для городских пролетариев преобладали азартные игры и секс. Когда процессия проходила мимо участка, отведённого для бедных. Сэмпл заметила не одну парочку, самозабвенно совокупляющуюся прямо на земле, не стыдясь посторонних глаз. Мужчины играли в кости и карты. Были тут и бои животных с непременными ставками. Петухи, питбули и какие-то маленькие двуногие ящерицы рвали друг друга на части под вопли разгорячённой толпы.

Сэмпл и ещё одна наложница, смуглая, черноволосая женщина по имени Парси, наблюдали за боем двух ящериц прямо под проплывающей в воздухе летучей колесницей, и у Сэмпл возник вопрос:

– Если все расчёты на куплю-продажу происходят у вас по штрих-коду, то как же они делают ставки?

Парси посмотрела на неё как на законченную идиотку. Классический случай тупой иностранки.

– У них же маркёры.

На другой части углублённой палубы царской ладьи кто-то из прислужниц заметил внизу секс втроём – двух мужчин с одной женщиной. Зрелище вызвало взрыв приглушённого ребяческого хихиканья и откровенных скабрёзностей. Сэмпл быстро взглянула в направлении мини-оргии и опять повернулась к Парси:

– А маркёры, это что?

– Кусочки папируса. На них пишут ставки. Когда бои закончатся, они идут с этим папирусом к кому-нибудь из лоточников, и тот проводит расчёты на своём компьютере. Да вот как раз. – Парси показала пальцем.

Бой внизу только-только закончился. Одна из ящериц, вся в крови, лежала забитая насмерть на импровизированной арене. Владелец ящерицы-победительницы осторожно засовывал искалеченную зверюшку в плетёную корзину. Небольшая толпа зрителей уже направлялась к ближайшей торговой тележке. Торговец, завидев это, быстренько разогнал тех, кто стоял в очереди за конфетами и лимонадом – комиссия за брокерские услуги приносит значительно больше дохода.

Сэмпл покачала головой:

– Да уж, люди всегда найдут, на чём заключить пари.

Парси улыбнулась:

– Ты бы видела их, когда наш возлюбленный господин впадает в настроение Калигулы и решает устроить Большие Игры. Вот тогда плебеи вообще сходят с ума. Ставки делают просто безумные. К концу дня среди зрителей жертв не меньше, чем на арене.

Что-то в тоне Парси заставило Сэмпл повнимательнее присмотреться к этой темноволосой женщине. Она и раньше заметила, что у них с Парси есть что-то общее; она не участвовала в гаремных «разборках», старалась держаться подальше от всех интриг, не гнала волну, делала, что от неё требовалось, но в остальном старалась быть сама по себе.

– Ты, как я понимаю, не слишком почитаешь нашего возлюбленного господина?

Парси насторожённо взглянула на Сэмпл:

– Может, да, может, нет, но я предпочту не высказываться вслух и на публике. Мне, знаешь ли, очень не хочется поиметь приключений на задницу.

Даже такой ответ сразу выделял Парси из общей массы женщин Анубиса. Очень немногие из гарема бога-царя, хотя подавляющее большинство их – искушённые и опытные распутницы, решились бы так небрежно произнести фразу типа «поиметь приключений на задницу».

– А можно задать тебе один интимный вопрос?

Парси пожала плечами:

– Не знаю. От вопроса зависит.

– Тебя ведь не создали специально для этого места, да?

Парси посмотрела на Сэмпл так, словно та очень сильно её обидела.

– Нет, конечно. Я что, похожа на этих?

– Ни капельки не похожа, – быстро проговорила Сэмпл. – Я потому и спросила, что ты совершенно на них не похожа. Просто мне интересно, если ты настоящая, если никто тебя не создавал, так зачем ты здесь остаёшься? Неужели тебе нравится?

Парси ещё не избавилась от подозрений.

– То же самое я могла бы спросить у тебя.

Сэмпл быстро огляделась, чтобы убедиться, что никто – и в особенности Зиппора – не проявляет внимания к их разговору. Вроде бы никто. На самом деле почти все женщины из гарема, перегнувшись через перила, высматривали и толпе совокупляющиеся парочки.

– Я оказалась здесь по ошибке. Мне едва не влепили клеймо и собирались продать на шоу Толстого Ари. Поверь мне, я смоюсь отсюда при первой возможности.

Парси медленно кивнула. Сэмпл на мгновение засомневалась. Может, она совершила большую ошибку, признавшись в своих намерениях этой женщине. Парси, наверное, это почувствовала, потому что вдруг улыбнулась:

– Не бойся. Я никому ничего не скажу.

– Спасибо.

– Но я лично не собираюсь никуда смываться.

– Неужели тебе здесь нравится?!

Парси рукой указала на роскошное убранство ладьи.

– Тут, в общем, неплохо. – Она многозначительно посмотрела на Сэмпл. – И потом, я же не фаворитка, так что мне редко приходится с ним встречаться, с этим придурком с собачьей башкой. Тем более ты бы знала, кем я была при жизни.

– И кем?

Парси усмехнулась.

– Лучше тебе этого не знать.

Прежде чем Сэмпл успела ответить, ладья резко остановилась. Зиппора вдруг засуетилась и принялась сгонять жён и наложниц к выдвижным лестницам, которые уже опустились к земле.

– Давайте быстрее. Все вниз. Наш господин готовит торжественный выход. Нельзя заставлять его ждать.

Золотая летучая колесница остановилась перед царским павильоном со смотровой ложей. Само собой разумеется, по богатству и роскоши этот павильон превосходил все остальные. Он представлял собой высоченную пирамиду из гобеленовых панелей с изображениями сцен из предполагаемой жизни бога Анубиса. Перед пирамидой соорудили какую-то сложную конструкцию из платформ и возвышений, сделанную из позолоченного люцита и полированной стали; на её вершине стоял божественный трон, откуда сам бог-царь Анубис будет наблюдать за взрывом – заодно и являя себя народу на фоне гигантского изображения солнца, перекрытого ядерным грибом. Вокруг божественного насеста располагались кушетки и троны помельче – для избранных придворных и персональных гостей Анубиса. Задумка была такая: первыми с колесницы спустятся женщины из гарема, вернее, сначала вооружённые стражники, за ними – жены и наложницы, которые встанут так, чтобы образовать живой фон для торжественного выхода самого Анубиса. Однако на деле всё вышло иначе. Едва женщины расположились внизу более-менее декоративно, как их тут же оттёрли в сторону какие-то потные и небритые мужики в мятых юбках. Дыша перегаром, они нацелили свои телекамеры и здоровенные фотоаппараты на вершину лестницы, где должен был появиться Анубис. В общем-то этого следовало ожидать. Как же без освещения великого празднества в прессе и других средствах массовой информации?!

Когда появился Анубис, Сэмпл вдруг поняла, что она в первый раз видит бога-царя на публике. Бешено замигали фотовспышки, включились камеры, и изображение божественного Анубиса тут же возникло на всех шести треугольных экранах размером с хороший рекламный щит, установленных вокруг смотровой площадки. Анубис держался, как и подобает великому богу, пусть даже и самозваному. Он расправил свои широченные плечи, медленно повернул голову – весь такой из себя царственный, от кончика носа до вертикально стоящих ушей, – сначала налево, потом направо, являя всем объективам свой великолепный божественный профиль под всеми возможными ракурсами. При этом, разумеется, не преминул напрячь бицепсы, трицепсы, грудные и дельтовидные мышцы, как финалист конкурса Мистер Вселенная. Сэмпл, которую все узнавали как последнюю фаворитку Анубиса, было даже немного стыдно за бога-царя за такое ребяческое показушничество.

Наконец Анубис решил, что подданные достаточно насмотрелись на его статичное совершенство, и начал спускаться по лестнице – величественно и неспешно. Теперь представители прессы и телевидения отодвинулись чуть назад, чтобы в кадр попали жены, наложницы и прислужницы, склонившиеся в смиренном поклоне и с обожанием взирающие на своего повелителя и господина. На нижней ступеньке Анубис помедлил, как бы размышляя, достойна ли эта земля того, чтобы на неё ступила его божественная стопа. Божественная стопа таки ступила. Тут бог-царь снова остановился и дал очередное представление под Чарльза Атласа[34], но теперь – в обрамлении жён и наложниц, застывших в гипнотическом восхищении. Сэмпл, следуя хореографическому замыслу, самозабвенно махала рукой с преувеличенным выражением экстатического восторга, размышляя: интересно, и сколько продлится эта оргия нарциссизма?

К счастью, Анубис был одержим не только собственной неземной красотой. То ли его привлекли запахи экзотической жрачки, то ли им двигали нужды священного метаболизма – но, как бы там ни было, внимание Анубиса резко переключилось с самолюбования на еду. Он небрежно отмахнулся от своих женщин и целенаправленно зашагал в главный зал царского павильона, прямо под смотровыми ложами, где был устроен буфет. Количество предлагаемой еды, равно как и богатство выбора, было явно за гранью разумного. Повара и официанты с волнением наблюдали, как Анубис проходит вдоль длинного ряда столов, хватая с тарелок куски – проверяя, соответствует ли угощение его божественным гурманским запросам.

И вот бог-царь, облизнувшись в последний раз, вынес вердикт. Он коротко кивнул своему Главному Поставщику, Старшему Дворецкому и Шеф-Повару царской кухни, и по павильону пронёсся общий вздох облегчения. Всё было в порядке. По крайней мере с едой. А это значит, дворцовые повара и ответственные кулинары переживут этот день. Целая армия официантов немедленно наводнила зал, предлагая гостям напитки и лёгкие закуски. Анубис остался в буфете, сделав знак избранным приближённым разделить с ним трапезу, в частности – хранителю снов и нескольким жрецам-техникам. Со стороны это смотрелось, как будто Анубис не угощает людей, а проводит допрос с пристрастием.

Сэмпл заключила, что он хочет лишний раз удостовериться, что обратный отсчёт перед взрывом пройдёт без помех. И её лично это вполне устраивало. Пока Анубис занят со своими учёными и советниками по ядерным испытаниям, он не станет докапываться до своих женщин. Сэмпл нисколечко не сомневалась, что после взрыва, как бы все ни обернулось, Анубису захочется секса. Если испытания пройдут нормально, ему непременно захочется подкрепить свой научный гений сексуальной мощью; если же что-то пойдёт не так, ему нужно будет дать выход своей ярости. Но Сэмпл пока не хотелось загадывать так далеко вперёд. Единственный способ как-то смириться с реальностью Некрополиса – это жить не просто сегодняшним днём, а текущим моментом, и на данный момент Сэмпл была очень довольна, что её оставили в покое.

Она взяла предложенный ей бокал с золотистым игристым вином, напоминавшем по вкусу шампанское самого высокого качества; и хотя Сэмпл отнюдь не считала себя гурманом и не особенно увлекалась едой «развлечения ради», всё-таки не смогла устоять и попробовала некоторые из hors d’oeuvre. Она сама себе удивилась, но на неё вдруг напало обжорство. Ей ужасно понравилась одна закуска: кусочки нежнейшего замаринованного мяса, обжаренного в масле, под арахисовым соусом. Почти не задумываясь, она съела целых шесть порций, ей даже стало слегка неловко за такую свою слабость. Неужели, подумала она со страхом, она становится похожей на Анубиса?

Кроме закусок и выпивки, официанты раздали присутствующим защитные маски из тёмного стекла. Кто-то, как Сэмпл, просто держал свою маску в руках, дожидаясь момента, когда её надо будет надеть, защищая глаза от ядерной вспышки. А кто-то надел сразу, так что все это несколько напоминало импровизированный бал-маскарад. Одним из первых, кто нацепил тёмную маску, был доктор Менгеле, которого Сэмпл заметила в дальнем конце царского павильона, она периодически поглядывала на него, чтобы сразу же смыться, если он вдруг двинется в её сторону. Время взрыва уже приближалось, о чём известили нестройные трубные звуки, прогремевшие словно ниоткуда, вслед за ними раздался грохочущий голос, так что все разговоры на пару секунд умолкли.

– Время до пуска: шестьдесят минут. Отсчёт пошёл.

Пробираться среди болот ночью гораздо труднее, чем днём. Безымянный зверёк хорошо ориентировался в темноте, но Джим постоянно спотыкался и влезал в жидкую топкую грязь, откуда ему приходилось долго и трудно выбираться, чтобы не лишиться своих ботинок. Частенько случалось, что под его весом якобы твёрдая почва проседала и разъезжалась, и он оказывался чуть ли не по пояс в вонючей и склизкой воде. К счастью, где-то через час этого горе-пути над изломанной линией горизонта поднялась полная луна, так что теперь Джим хоть что-то видел. Едва показалась луна, динозавры вновь затянули свои песнопения, их пронзительные голоса перекатывались по всему пространству. Перекликаясь друг с другом, динозавры тянули шеи, и их змееподобные силуэты периодически возникали на фоне звёздного неба, подсвеченного луной.

Джим вскарабкался на вершину относительно сухого склона и с благодарностью опустился на ствол упавшего дерева. Он никак не мог отдышаться. Зверёк встал перед ним и оглядел с головы до ног:

– Что с тобой?

– Кажется, я не только умер, но ещё и серьёзно сдал в плане физической формы.

– До дома уже совсем близко.

– Слава богу.

Зверёк смотрел куда-то поверх плеча Джима, тот обернулся, чтобы проследить за его взглядом, и увидел дом. Дом стоял на вершине небольшого холма в окружении первобытных дубов и каких-то растений, похожих на гигантский сельдерей. До него оставалось где-то с полмили, но это были полмили топкой низины с чёрной стоячей водой, заросшей болотной травой и ирисами. Теперь Джим уже разглядел, что огонёк, на который ориентировались они со зверьком, состоял из пяти огней: из пяти освещённых окон – три внизу, два наверху. Во дворе у дома ходили какие-то люди, и хотя Джим не знал, какой его ждёт приём, всё-таки то, что кто-то был дома, слегка обнадёживало.

Анубис закончил беседу с хранителем снов, и теперь этот зловещий советник, чьё лицо всегда скрыто под капюшоном, о чём-то шушукался с доктором Мендгелем в дальнем конце царского павильона.