Башни страха

– Эли, я очень рада, что ты смогла выбрать время и приехать к нам. Моя дочь – очень одинокая девочка.

Я улыбнулась. Может быть, Джоан и очень одинокая, но, увы, уже не девочка. Ей должно было быть лет двадцать.

– Я тоже очень рада, – ответила я.

– Там, у ворот, тебе было страшно?

– Немного. И когда мы проезжали по Шее Орла – тоже. Джоан часто рассказывала мне про это место. Но я все равно испугалась. Возможно, потому, что было очень темно.

– Мы конечно же к нему привыкли, – кивнув, заметила миссис Хейлсворт. – На этом участке дорога гораздо шире, чем кажется. Когда увидишь его днем, то убедишься, что ездить по нему абсолютно безопасно. А сейчас, перед тем, как мы ляжем спать, мне хотелось бы посмотреть, как там Джоан. Хочешь, пойдем вместе?

Я поднялась с софы и только тогда поняла, как сильно устала. Дорога и тревожное ожидание у ворот усадьбы Хейлсвортов окончательно вымотали меня.

Мы поднялись по широкой лестнице на второй этаж. Шум наших шагов заглушал постеленный здесь толстый ковер. Вправо и влево от лестницы уходили просторные коридоры.

– Это моя комната, – с улыбкой произнесла миссис Хейлсворт, когда мы подошли к первой двери. – Следующая – Джоан. Будить бедняжку не будем, пусть спит. Никак не могу понять, как такое могло произойти. У нас в доме надежная система сигнализации. Я предложила Джоан перебраться ко мне, но она наотрез отказалась. И понятно почему. В этой комнате она живет с самого дня рождения. Тише!

Открыв дверь, женщина на цыпочках вошла в комнату дочери. Я последовала за ней.

На столике рядом с огромной старинной кроватью горел ночник. На кровати, разметав по подушке свои светлые волосы, спала Джоан Хейлсворт. Сон ее был глубоким. Лицо подруги показалось мне совсем юным.

– Джоан нисколько не изменилась, – в удивлении прошептала я.

– Да, не изменилась, – согласилась со мной миссис Хейлсворт. – Она крепко спит, так что не будем ей мешать.

Женщина подошла к окну и проверила на ставнях запоры. Я посмотрела на спящую Джоан. Она выглядела изрядно похудевшей, но ее лицо и слегка скривленные, словно от обиды, губы оставались прежними. Такими они были у той девочки, с которой мы вместе учились, сначала в подготовительной школе, а затем несколько месяцев в колледже Редклиффа. Да, тот период был в моей жизни самым счастливым. Вскоре для меня наступили черные дни. Сначала в дорожной аварии погибли мои родители, а потом я узнала, что отец, которого всегда считала человеком довольно состоятельным, погряз в долгах. На их уплату ушло все, что оставили мне родители. Его кредиторы уверяли меня, что если бы отец не погиб, то непременно бы с ними расплатился. Они глубоко сочувствовали моему горю, предлагали помощь, как финансовую, так и в трудоустройстве на высокооплачиваемые должности в своих конторах. Но все это было не то, чего мне хотелось. В сравнении с гибелью моих родителей, которых я просто обожала, утрата материального благополучия мало что для меня значила. Мы были маленькой дружной семьей, и у нас не было друг от друга никаких тайн. В то время мне больше всего хотелось покинуть знакомые места и забыться в работе. Наилучшим выходом мне тогда казалось стать медсестрой. Вот только в этой работе я быстро разочаровалась.

Из раздумий меня вывело прикосновение руки миссис Хейлсворт.

– Ты, должно быть, устала с дороги, – сказала женщина. – Пойдем, Эли, я покажу тебе твою комнату.

Я молча последовала за ней.

Тогда в Редклиффе ее дочь помогла мне пережить первое потрясение. Глядя на спавшую Джоан, я вспомнила, как она вместе со мной рыдала. Она знала моих родителей и очень их любила. В особенности – маму. В пору учебы в колледже я при первой возможности привозила ее к нам в дом, стоявший на живописном берегу залива Массачусетс. По окончании первого семестра она намеревалась взять меня с собой к ним в Сторм-Тауэрс. Но тогда я поехать с ней не смогла: на меня обрушилось страшное горе. Мне нужно было начинать новую жизнь. И как можно скорее. Я выучилась на медсестру, но связь между нами была утеряна.

– Ну, как она выглядит? – спросила Сара Хейлсворт.

– Успокоительное на нее подействовало.

– А в остальном?

– Внешне Джоан совсем не изменилась. Такая же юная, какой была в школе.

– Многие здесь считают, что моя дочь остановилась в развитии. Она очень нежная девушка. Мы с тобой, Эли, всегда прекрасно это осознавали. Но наше мнение о ней разделяют здесь немногие.

– Джоан всегда была легкоранимой...

Да, такой она была всегда, подумала я. Девочки, когда собираются вместе, как, например, в школе или колледже, порой становятся жестокими и по отношению к другим ведут себя довольно агрессивно. Я была немного старше Джоан Хейлсворт, и к тому же меня назначили старостой группы. Видя ее беззащитность, я сразу же приняла Джоан под свое крыло и, как могла, пыталась ей помочь.

– После твоего отъезда жизнь в Редклиффе для Джоан стала невыносимой, – внезапно помрачнев, сказала миссис Хейлсворт. – Так что мне пришлось ее оттуда забрать.

Горечь, с которой она это произнесла, поразила меня. Возможно, поэтому я, сама не зная, что делаю, неожиданно поцеловала ее в щеку. Женщина резко вздрогнула, словно это был не поцелуй, а пощечина.

– Простите, – смущенно пробормотала я.

– После того как я привезла Джоан домой, она несколько месяцев болела, – словно ничего не произошло, продолжила миссис Хейлсворт. – Очень тяжело болела, Эли. И постоянно вспоминала о тебе. Говорила, что ты была к ней очень добра. Ты же знаешь, что другие девочки ее ненавидели.

– Нет, миссис Хейлсворт, это совсем не так, – замотав головой, возразила я. – Да, они подтрунивали над ней, но не понимали, что этим сильно ее обижают. Они же не знали, что Джоан по натуре очень обидчивая.

– Но ты ведь была такой же, как и остальные студентки. Из хорошей семьи, как и те негодяйки. О твоих родителях мне рассказывала Джоан. Однако ты же над ней не издевалась, ты понимала ее.

– Джоан сразу же понравилась мне, – ответила я. – Я почувствовала, что ей нужна подруга.

Резкость, с которой отозвалась миссис Хейлсворт о девочках из нашей школы, поразила меня. По правде сказать, они относились к Джоан не так уж и плохо. Джоан часто видела для себя обидное там, где его просто не было.

– И ты, Эли, стала ей той самой подругой, – заметила миссис Хейлсворт и поморщилась. – Когда я думаю о тех издевательствах, которым подвергали мою девочку, то прихожу в ярость! Они забыли, что Джоан – дочь Джона Хейлсворта! Направив ее учиться в Редклифф, мы оказали этому колледжу огромную честь! Более того, несмотря на то, что во время избирательной кампании ее отец был самой популярной кандидатурой в президенты, мы не требовали от руководства колледжа для Джоан каких-либо поблажек. Но мы были вправе рассчитывать на то, что к Джоан, носившей фамилию Хейлсворт, ее однокурсницы проявят некоторое уважение. Кроме всего прочего, им следовало бы помнить, что на протяжении многих лет наша семья оказывала этому колледжу большую материальную помощь.

Я сочувственно кивала головой. А что мне еще оставалось делать? Разве можно было объяснить этой женщине, что в наши дни отношение молодежи к таким людям, как Хейлсворты, совсем иное? Могла ли Джоан, ее дочь, завоевать авторитет среди девочек-тинейджеров только потому, что принадлежала к высшим слоям общества? Более сильная личность, чем Джоан, встретив негативное отношение к себе, попыталась бы заслужить всеобщее уважение. Но дочь Хейлсвортов была девочкой застенчивой, нервной и слишком чувствительной. За время учебы в Редклиффе над Джоан по-настоящему издевались всего три раза.

Миссис Хейлсворт, внимательно наблюдавшая за выражением моего лица, слегка нахмурилась.

– В Редклиффе ты предложила Джоан свою дружбу, когда она в ней больше всего нуждалась, – сказала она. – Эли, сможешь ли ты дать ей то же самое здесь?

– Дружба – не вещь, которую можно кому-то подарить, миссис Хейлсворт, – улыбнувшись, ответила я. – Ее нельзя ни дать, ни забрать. Если у нас сохранились друг к другу прежние чувства, то наша дружба будет продолжаться. И это совсем не важно, виделись ли мы с ней в последнее время или нет.

Мы вошли в отведенную мне комнату, и я с любопытством окинула ее взглядом.

– Эли, ты сейчас нужна Джоан, – сказала миссис Хейлсворт. – Я хочу, чтобы Сторм-Тауэрс стал и твоим домом. Я буду относиться к тебе как к своей второй дочери. Как к сестре Джоан. С этой целью я искала тебя и наконец нашла. Поэтому ты здесь. Подумай об этом, а завтра, после того как ты увидишься с Джоан, мы этот разговор продолжим. Договорились?

– Но... – удивленно произнесла я.

– Эли, все, чего ты для себя искала все это время, может найтись здесь, в нашем Сторм-Тауэрс, – не дав мне договорить, выпалила миссис Хейлсворт. – Он станет для тебя родным домом, в котором ты встретишь любовь и понимание. На личные расходы я буду выделять тебе такую же сумму, что и Джоан. Могу заверить тебя, что она будет значительно больше, чем жалованье, которое ты получаешь в "Блэк энд Морнингтон".

– Так вы предлагаете мне работу компаньонки? – не веря своим ушам, спросила я.

– Эли, мне не хотелось бы, чтобы ты так воспринимала мое предложение, – нахмурившись, ответила Сара Хейлсворт. – Мне хорошо известно, из какой ты семьи. Поэтому я никогда бы не предложила тебе стать компаньонкой моей дочери. Да мне и в голову не могла бы прийти такая мысль. Ты будешь жить у нас как подруга Джоан. Я хочу, чтобы ты была всегда с нею рядом. Как в школе и колледже. Ты положительно влияешь на Джоан. Пока ты с ней, она будет радостной и счастливой. Пойми, Эли, ты очень нужна нам.

– Но моя квартира... работа? – смутившись, неуверенно произнесла я.

Женщина улыбнулась.

– Они для тебя так важны? – спросила она. – Не прими это за пустое хвастовство, но Хейлсворты все еще многое могут сделать. Если ты со временем решишь нас покинуть, то твоя квартира и работа в Нью-Йорке будут ждать тебя. Возможно, что знакомство с нами поможет тебе найти более интересную работу. А деньги, которые я тебе предложила... не рассматривай их как свое жалованье или вознаграждение. Ведь если ты согласишься у нас остаться, они тебе понадобятся.

– Не знаю, что вам и сказать... – пробормотала я.

– В таком случае ничего не говори, а хорошенько все обдумай. Ну, спокойной ночи, дорогая.

– Спокойной ночи, миссис Хейлсворт.

Подойдя к двери, женщина, словно что-то вспомнив, обернулась.

– На прошлой неделе мы с Джоан ездили за покупками в Портленд, – сказала она. – Джоан все еще помнит твои размеры, и мы кое-что для тебя купили. Так что все, что висит у тебя в гардеробе, твое. Эти вещи выбирала для тебя Джоан. Она заверила меня, что знает твой вкус. Надеюсь, они тебе понравятся. Эли, нам так хочется, чтобы ты жила у нас. Мне и Джоан.

Миссис Хейлсворт улыбнулась и закрыла за собой дверь.

Я присела на краешек старинной кровати и, утонув в ее мягком матрасе, недоуменно покачала головой. Слишком многое произошло со мной за столь короткое время, и не все из случившегося меня радовало. Тут я вспомнила, что мы с Джоан одного роста. Учась в школе, мы часто обменивались с ней вещами. В то время Джоан одевалась как примерная ученица, и это служило для ее ультрасовременных одноклассниц еще одним поводом для насмешек над ней. Перед тем как мы поступили в колледж, я подарила Джоан часть своего гардероба. На покупку нарядов отец выделял мне большие деньги. Он был щедрым. Даже слишком. Это я поняла, когда узнала, какие у него долги. Так что, когда я поступила в колледж, у меня были потрясающие вещи.

Женское любопытство потянуло меня к огромному гардеробу. Открыв его, я ахнула. То, что находилось в нем, напоминало выставку-продажу эксклюзивной одежды в бутике на Пятой авеню. Вот только ценники на ней отсутствовали. Если все это действительно выбирала сама Джоан, то это означает, что вкус у нее изменился к лучшему. При виде таких модных вещей у меня перехватило дыхание. Для девушки, которая последние несколько лет одевалась в дешевых универмагах, где платья висели года по три, такая реакция была вполне естественной. Нет, таких подарков я конечно же принять не могла – ведь они стоили целое состояние.

Я сияла с плечиков белое вечернее платье, приложила его к себе и посмотрелась в зеркало. Белый цвет очень шел к моим черным волосам и голубым глазам. Каждый раз, отправляясь на какой-нибудь официальный прием, я старалась надевать только белое.

Вечернее платье, выбранное для меня Джоан, выглядело просто потрясающе!

Я быстро повесила его обратно, закрыла створку гардероба и, открыв другую, выдвинула все его ящики. В них было все, о чем могла только мечтать молодая девушка: шарфики, обувь, нижнее белье и многое другое. Если бы отец открыл для меня неограниченный счет в банке Нью-Йорка, то лучше нарядов, чем были в этом гардеробе, я бы купить не смогла.

Я тяжело вздохнула, закрыла шкаф и, вспомнив о побывавшем в доме грабителе, с опаской оглядела комнату. Шторы на окнах были плотно задернуты. Желая проверить, закрыты ли ставни, я подошла к окну и осторожно раздвинула шторы. Оконные стекла оказались белыми от морской соли. Тревожно прислушиваясь к шуму волн, я принялась разглядывать на стекле узоры.

Я уже собиралась выглянуть в окно и посмотреть, закрыты ли ставни на окнах спальни Джоан, но тут снова вспомнила о грабителе. А вдруг он стоит на ее балконе? – в страхе подумала я.

Боясь передумать, я распахнула свое окно. В комнату, надувая тяжелые шторы, вместе с грохотом волн ворвался холодный ветер. Ледяные капли дождя и морской воды ударили мне в лицо. Но я успела увидеть то, что хотела, и быстро закрыла окно. Поскольку под моим окном была отвесная стена, запирать ставни я не стала. Никакой грабитель не смог бы проникнуть в мою комнату через окно. Если только у него не имелось крыльев.

В массивную дверь моей комнаты был врезан современный пружинный замок. Как только я закрылась на "собачку", то сразу же почувствовала себя в полной безопасности.

Вещи, привезенные мной, я нашла в гардеробе поменьше. Туда их положила горничная. Ванная комната оказалась просторной и ярко освещенной. Приняв горячий душ, я надела теплый банный халат и прошла в небольшой кабинет. В нем на стеллаже, под которым стоял стол из темного кедра, лежали женские журналы. Желая почитать перед сном, я взяла один из них и вошла в спальню.

Жилье, предоставленное мне в Сторм-Тауэрс, по размерам и удобству намного превосходило то, что я имела в Гринвич-Виллидж. Более того, оставаясь в этом доме, мне не пришлось бы ни готовить, ни заниматься стиркой или уборкой – все это за меня выполняли бы слуги Хейлсвортов. Здесь я могла бы почувствовать себя членом их семьи.

Хмыкнув, я легла в постель и раскрыла журнал. Уставшая после долгой дороги, я вскоре задремала. Неожиданно сквозь сон я ощутила резкий запах духов и приоткрыла глаза. Какие-то незнакомые люди – мужчина и женщина – в упор смотрели на меня и тихо перешептывались. О чем они говорили, разобрать было невозможно, но я поняла, что обо мне. Злоба, застывшая в их глазах, привела меня в ужас. Решив, что это дурной сон, я попыталась проснуться и заворочалась. Однако усталость окончательно сломила меня, и я погрузилась в глубокий сон.

Мне снилось, что я, тяжело больная, лежу на операционном столе, а мужчина с женщиной, которых я только что видела, со скальпелями в руках склонились надо мной. На этот раз страх прогнал сон, и я с жутким криком подскочила с кровати и открыла глаза. Журнал, который я взяла с собой, взлетел и упал на пол. Но помимо глухого хлопка упавшего журнала я услышала и нечто другое – тихий скрип двери.

В ужасе застыв, я прислушалась, но, кроме биения своего сердца, так ничего и не услышала. Во всем огромном здании Сторм-Тауэрс стояла гробовая тишина. Ни шагов, ни даже шороха. Боже мой, какая же я все-таки дурочка! Это же был всего-навсего дурной сон. Даже кошмаром назвать его нельзя.

Я сидела на огромной кровати в темной комнате с плотно зашторенным окном. Слышался только шум моря да барабанная дробь дождя.

В спальне было темно. Да, но перед тем, как заснуть, я читала журнал, и он в тот момент, когда я подскочила, лежал у меня на груди. А это значит, что, когда я засыпала, в спальне моей горел свет! Но электричество могли и отключить. Во время плохой погоды такое случается часто. Так что же тогда я паникую?

Я протянула руку к ночнику и щелкнула выключателем. Свет зажегся! Теперь он пугал меня не меньше, чем темнота. Ожидая, что меня сзади кто-то вот-вот схватит за плечи, я в ужасе застыла. Лоб мой покрылся холодной испариной. Мне казалось, что я сейчас потеряю сознание. Лишившись его, я не смогла бы оказать сопротивления, и тогда...

Нужно хоть что-то использовать для самообороны, и я в отчаянии схватила горевшую лампу и занесла ее над головой. Только теперь до меня дошло, что в комнате никого, кроме меня, нет. Тяжелые шторы на окне не шевелились, а двери в ванную и кабинет по-прежнему оставались открытыми. Я со страхом перевела взгляд на входную дверь. Она была заперта, надо полагать, на замок.

Но мне не терпелось в этом убедиться. Сердце мое отчаянно колотилось от страха, но я все же заставила себя слезть с кровати и подойти к двери. "Собачка" замка оказалась на месте. Тогда, подняв ее, я повернула ручку и потянула дверь на себя. Она открылась. Поставив замок снова на предохранитель, я включила люстру, заглянула в ванную и, вернувшись в спальню, села на кровать.

Я, должно быть, перед тем как заснуть, машинально выключила лампу. Поэтому я и не помнила: нажимала ли я на ее выключатель или нет.

Но мой сои был настолько явственным, что я и сейчас ощущала слабый запах эфира. У моей кровати им пахло чуть сильнее. Я принюхалась, и страх вновь сковал меня. Нет, это не было игрой моего воображения, поскольку сейчас я уже точно не спала. А этот запах все еще витает в моей спальне. Пока я спала, вокруг меня что-то происходило! Нет, это не был запах эфира – скорее духов.

Продолжая принюхиваться, я поднялась с кровати. Но кто же мог его оставить? – подумала я. Кто мог проникнуть ко мне, если дверь заперта? Наверное, кто-то обронил здесь флакон с духами.

Втягивая ноздрями воздух, словно ищейка, я направилась в ванную. Но ни в ней, ни возле ее двери духами не пахло. Дойдя до кабинета, я просунула голову в его дверь и тут же ощутила сильный запах женских духов. Духи были на основе мускуса – то есть такими, которыми пользуются представительницы слабого пола, не желающие подчеркивать свою женственность. Они явно были не моими.

Я посмотрела на часы. Половина четвертого. Сара Хейлсворт духами с мускусной составляющей тоже не пользуется, подумалось мне. Она наверняка предпочитает духи с более тонким, сладковатым запахом.

Вспомнив, что среди тех двоих, кого я видела во сне, была женщина, я невольно поежилась.

В кабинете запах мускуса постепенно слабел, и это свидетельствовало о том, что женщина, источавшая его, прошла здесь совсем недавно. Однако такого быть не могло. Не могла же она пройти сквозь стену, облицованную тяжелыми дубовыми панелями! Или вылезти в окно, под которым внизу бушевали морские волны. Эта пара не могла попасть ко мне и через дверь, поскольку замок – я проверила – находился на предохранителе.

Я вернулась в залитую светом спальню, залезла в постель и натянула на себя одеяло до самого подбородка. Меня била мелкая дрожь. Я в страхе поглядывала по сторонам и пыталась уловить хоть какой-то звук. Я точно знала, что мне уже не заснуть. Сама мысль о сне приводила меня в ужас.

Не знаю, сколько времени прошло – мне показалось, что целая вечность, – но я все-таки заснула.

Глава 3

На стук, раздавшийся в мою дверь, я просыпалась долго.

– Мисс Каванаф! – услышала я бодрый девичий голос. – Откройте, пожалуйста. Я принесла вам кофе.

– Сейчас! – спросонья крикнула я.

Мне показалось, что я в больнице и меня срочно вызывают к больному. Да, но в больнице никто и никогда не будил меня и кофе не предлагал!

Наконец, придя в себя после крепкого сна, я надела на ноги шлепанцы и накинула на плечи халат. Мне не верилось, что после того, что произошло этой ночью, я смогла заснуть. Во время сна меня никто не потревожил, наверное, потому, что в спальне горел яркий свет.

Я открыла дверь, и в комнату вошла молодая горничная. У нее были прозрачные голубые глаза, светлые волосы и стройная фигурка. Кофе на подносе, который она держала в руках, ароматно благоухал.

– Доброе утро, – улыбаясь, поздоровалась я. – Здесь такое всегда или только по особым случаям?

– Нет, мисс Каванаф, утренний кофе у нас каждый день. С тостами с корицей или без нее. В зависимости от того, что вам больше правится. Кофе подается ровно в семь тридцать. Поднос поставить возле вашей кровати или отнести в кабинет? Погода за ночь заметно улучшилась, а из окна на море открывается фантастический вид.

Я решила, что буду пить кофе в кабинете.

Когда горничная распахнула шторы, я от яркого света, хлынувшего в окно, даже зажмурилась. Вспомнив, что ночью здесь стоял запах женских духов, я с опаской огляделась по сторонам.

– Обычно окна этой стороны дома покрыты морской солью, – заметила девушка. – Но этой ночью дождь смыл ее.

Она подошла к столу и налила мне в чашку кофе.

– Мисс Каванаф, хотите, я приготовлю вам ванну и достану из гардероба платье? – предложила горничная. – Вы уже решили, что надеть к завтраку? Миссис Хейлсворт сказала, что я буду вашей личной горничной. Если, конечно, я вам подойду.

Боже, видела бы меня сейчас та девушка, с которой я снимала квартиру в Нью-Йорке! Надо полагать, что такой сервис, наряды и большие деньги должны были убедить меня принять предложение, сделанное мне накануне миссис Хейлсворт. До этого момента эта мысль не приходила мне в голову, а вот сейчас пришла.

Я попросила горничную приготовить ванну, поскольку она лучше меня знала, как это делается. Однако если бы я и решилась остаться в этом доме, то пошла бы на это не из-за предложенных мне благ. Просто я считала, что мое присутствие в Сторм-Тауэрс нужно Джоан. Но уезжать из Нью-Йорка и жить постоянно в семье Хейлсвортов мне не хотелось. Там у меня была работа, которая впервые в моей жизни доставляла мне радость, свое жилье, и я не собиралась все это бросать. Даже в том случае, если бы миссис Хейлсворт меня удочерила. После первой ночи, проведенной в их доме, я предпочла бы остаться скромной служащей в Нью-Йорке, чем быть полноправным членом известной в стране семьи. Даже если бы Джон Хейлсворт не погиб и стал президентом.

В отношении вида, открывавшегося из окна кабинета, горничная оказалась права. В чистом утреннем небе над зеленым спокойным морем и черными скалами ярко светило осеннее солнце.

Взяв чашку с кофе, я подошла к окну и поискала глазами Шею Орла. Она оказалась далеко за каменной стеной усадьбы. Этот узкий участок дороги проходил по гребню скалистой гряды, которую с обеих сторон омывало море. Черная лента шоссе, вдоль обочин которого росли редкие кусты с искривленными ветром ветвями, вилась на высоте не менее трехсот футов. Но и на таком расстоянии Шея Орла смотрелась устрашающе.

Я невольно поежилась и повернулась к наблюдавшей за мной горничной.

– Мисс Каванаф, вы смотрели на Шею Орла? – улыбаясь, спросила девушка. – Правда, страшно? Каждый раз, когда после танцев мой приятель ведет меня по ней, у меня по спине бегают мурашки.

– Приятно сознавать, что я не единственная здесь трусиха, – ответила я. – Мне даже сейчас страшно.

– Представляю, что вы пережили вчера, – сочувственно произнесла горничная. – Сначала – Шея Орла, затем – люди в темноте с собаками, стрельба... Могу представить, какого страха вы натерпелись. Я даже в доме, слушая крики, лай собак, пальбу и вой ветра, тряслась как осиновый лист. То был настоящий кошмар. Вот только зря они поднимали этот шум.

– Как зря? – удивилась я.

– Так, ведь они никого не нашли, – слегка смутившись, ответила девушка.

– Полицейские пришли к выводу, что грабитель перелез через ворота до того, как миссис Хейлсворт позвонила сторожу.

– Так, значит, все это мисс Джоан не привиделось?

Я нахмурилась, вспомнив, что и помощник шерифа вначале предположил то же самое.

– Конечно же нет, – ответила я. – А почему ты решила, что ей все привиделось?

Горничная еще больше покраснела.

– Знаете, мисс Джоан такая милая, – сказала она. – Вся прислуга в доме любит ее. Но она... она больна. Это уже не в первый раз, когда к нам среди ночи приезжают полицейские, и устраивают облаву, и, в конце концов, никого не находят. Наши деревенские уже поговаривают, что в Сторм-Тауэрс водятся привидения. В таком старом доме, как этот, полно теней. Особенно часто их можно видеть в плохую погоду...

Поняв, что сказала лишнее, девушка внезапно умолкла, глаза ее беспокойно забегали, и, чтобы я не успела задать ей вопрос, она собралась уходить. Но я, помня, что произошло в моей спальне, не отпустила ее.

– А что, подобное с Джоан уже случалось? – спросила я. – Она и раньше видела грабителя?

– Прошлый раз она услышала, как по ее балкону кто-то ходит. Мисс Джоан посмотрела в окно и увидела там мужчину. Он смотрел на нее до тех пор, пока она не закричала и не упала в обморок. Миссис Хейлсворт вызвала полицию, но та, как и сегодня ночью, никого не нашла. Тогда помощник шерифа решил, что грабитель спустился к пристани и спрятался в прибрежных камнях. Там его след собаки взять не смогли. Выбраться с территории усадьбы, кроме как на лодке, он не мог. А ее у берега не было. Поэтому помощник шерифа и просидел весь следующий день в сторожке, наблюдая за воротами. Но к ним никто из посторонних так и не вышел.

– Подобные случаи еще были?

– Однажды мисс Джоан почувствовала запах чьих-то духов...

Широко раскрыв глаза, я в изумлении уставилась на горничную.

– Духов? – переспросила я. – Как это было?

– Она проснулась ночью, и ей показалось, что в ее спальне тот же мужчина. Но он был не один, а с какой-то сильно надушенной женщиной. Мы обыскали весь дом, но никого не нашли. Вас что-то встревожило, мисс Каванаф?

– Странно все это, – пожав плечами, сказала я.

– Но, мисс Каванаф, никого из чужих в доме точно не было. Мы проверили каждую комнату, а мужчины даже поднимались в башни.

– А никто в доме такими духами не пользуется? – сдвинув брови, спросила я.

Горничная помотала головой.

– Нет, мисс Каванаф, – ответила она. – Но мисс Джоан ощущала их запах неоднократно. Поэтому Эд Картер, который руководил здесь поисками, сказал нашей экономке мисс Кии, чтобы мы не теряли бдительности. А мы все очень любим мисс Джоан и желаем ей только добра.

– Да, конечно, – произнесла я, продолжая думать о странных духах.

Если их запах почудился Джоан, то, значит, и мне тоже. А как же тогда выключенная лампа, которую я оставила включенной?

– Мисс Каванаф, вам еще нужна моя помощь?

– Нет. Спасибо.

– Если вам что-то потребуется, то нажмите на кнопку звонка, я сразу к вам поднимусь. Меня зовут Нэнси Морган. Так что звоните мне в любое время.

Продолжая думать о прошедшей ночи, я кивнула горничной и поблагодарила ее.

– Нэнси, ты сегодня видела мисс Джоан?

– Нет, мисс Каванаф. Она еще спит, и миссис Хейлсворт просила ее не будить. Скоро должен приехать доктор Пирсон. Ночью он приехать не смог – слишком далеко. А в ближайшей деревне врача нет. К тому же мистер Пирсон их семейный доктор и за мисс Джоан наблюдает с самого ее рождения. Ну, если я вам не нужна, мисс Каванаф, то я пойду.

Я молча кивнула ей.

– Завтрак сегодня ровно в девять, – предупредила Нэнси. – Это позже, чем обычно, потому что мистер Монти приехал только под утро. Миссис Хейлсворт позвонила ему в Портленд и велела срочно вернуться домой. Сигнал к завтраку пода дут без пяти минут девять. Но спешить не надо, спускайтесь в столовую, когда будете готовы.

Горничная приготовила ванну и ушла, а я, сбросив с себя халат и ночную рубашку, погрузилась в густую белую пену. Жидкое мыло, которое развела в горячей воде Нэнси, источало цветочный запах – слава богу, что не мускусный, – и я, лежа в ванне, чувствовала себя чуть ли не звездой Голливуда.

Нежась в душистой теплой пене, я вспоминала все, что рассказывала мне Джоан о своей семье. С Монти, ее младшим братом, я однажды виделась, когда он приезжал из Гарварда навестить сестру. Тогда мы с Джоан уже учились в Редклиффе. Монти был высоким, красивым брюнетом. Все студентки колледжа тут же влюбились в него.

Для Джоан год учебы в Редклиффе мог бы оказаться намного приятней, если бы брат ее хотя бы изредка навещал. После его отъезда Джоан на неделю стала самой популярной личностью в колледже. Но Монти был из тех молодых людей, которых чужие сестры интересовали гораздо больше, чем собственные. За то время, которое мы проучились в Редклиффе, он приезжал к свой сестре всего один раз. Возможно, это было потому, что ни одна из наших студенток ему так и не приглянулась. В том числе и я.

Второго ее брата, Дональда, я никогда не видела, но знала, что Джоан его просто обожает. Собственно о нем я знала только от его сестры, тогда как о Монти я часто слышала по радио, видела его по телевизору в коротких новостях, посвященных студенческому спорту. Имя Монти Хейлсворта мелькало в прессе; если верить тому, что о нем писали в газетах и журналах, то он был лихим парнем, способным на самые необдуманные поступки. Это сильно отличало его от других представителей рода Хейлсвортов. Он был любимчиком у журналистов, и те даже в скандальных историях, связанных с Монти, представляли его героем.

Дональд же, который, судя по всему, пошел в своего отца, увлекался юриспруденцией и политическими науками, но никак не спортом, в отличие от младшего брата. Мне казалось, что за всю свою жизнь он не совершил ни одного опрометчивого поступка.

Если Монти, исколесивший всю Америку и побывавший почти во всех странах Западной Европы, разбил не один десяток женских сердец и имел массу проблем с тамошними представителями правопорядка, то есть всегда был у всех на виду, то ни одной статьи о личной жизни его брата в прессе так и не появилось. Так что я могла поклясться, что Дональд еще ни разу не нарушил правил дорожного движения или парковки автомобиля. Я нисколько не сомневалась в том, что он, как его отец, намеревается стать нашим президентом.