Юсуфу тоже внимательно исследовал багровый след молнии.
      --Не так уж и страшно. Через недельку, а может и раньше, пройдет -- у тебя отменное здоровье. Тебе еще повезло -молодым да глупым частенько везет. Я знавал одного; он тоже выжил после удара молнии. Но навсегда остался малость заторможенным. Как и ты, по-моему, как тебе кажется?
      --Придержи свои оскорбления при себе, грязный лилипут! -возмутилась Мирьям.-- Я благодарна Игзайберу за то, что он пощадил моего ребенка.
      --А где нож? -- неожиданно спросил Рас.
      --Что?
      --Нож. Я не вижу ножа.
      Юсуфу скрылся в доме и вернулся со сверкающим лезвием, очень похожим на то, что утащил Кэбид. Вручив юноше, сказал:
      --Вот. Мы нашли его рядом с тобой.
      --Действительно? -- изумился Рас.-- Вот же чудо: ты всегда после грозы находишь ножи, а я не могу.
      Глава седьмая. Стрела
      Напрочь позабыв о Вилиде, Рас медленно восстанавливал свои силы. Ее лицо, явившись однажды во сне, разбудило его на рассвете. Она вышла замуж! Уже вчера!
      И ничего с этим не поделать. Хотя Рас уже мог более или менее двигать ногами и руками, вертеть головой и даже сидеть прямо, он все же был еще слишком слаб и без поддержки родителей ходил с трудом, пошатываясь.
      Он злился на себя. Что стоило остаться дома, не выскакивать в грозу, не дразнить Игзайбера! А тот тоже хорош, принял вызов мальчишки! Нет сомнений, пожелай только, Он мог бы и убить Раса, вместо того, чтобы портить шкуру своим клеймом.
      Рас надеялся, что слабость со временем пройдет. А вдруг он останется немощным до конца дней своих?
      Мысль эта не столько напугала, сколько снова разозлила. Игзайбер поступил жестоко и несправедливо. Зачем Он лишил Раса даже шанса выкрасть Вилиду? Но Рас так легко не сдастся; малость окрепнув, он все равно уведет ее у вонсу. Он будет любить ее так часто и так неистово -- она и думать позабудет о своем народе и проживет с Расом долгую и счастливую жизнь. Вместе они смогут отыскать златокудрое создание -существование этой загадки Рас принимал как личный вызов и не собирался успокаиваться. И еще -- можно вместе спуститься по реке до самого конца, назло Игзайберу. Когда Рас получит там ответы на все свои вопросы, они с Вилидой смогут спокойно вернуться в этот лес и построить собственный дом поблизости от родительского. И все будут довольны и счастливы!
      Но в первую очередь нужно выздороветь, стать таким же сильным, как до удара молнией. Это отняло больше времени, чем Рас предполагал. Две недели пролетели, пока он снова не научился быстро бегать, обезьяной карабкаться по деревьям, всаживать нож точно в цель, переплывать с прежней скоростью озеро до башни и обратно без передышки и поднимать на полностью вытянутые руки тяжеленную тушу Джанхоя.
      --А сейчас я ухожу снова,-- объявил Рас в утро четырнадцатого после незабываемой грозы дня.-- Я иду по реке к месту, где обитает Игзайбер. Мы еще посмотрим, кто кого!
      Он решил не упоминать пока о Вилиде.
      Мирьям, вскрикнув, назвала его безумцем. Молния припекла сыну мозги. Его обязательно раздавит Игзайбер, как только услышит непочтительные, дерзкие, кощунственные речи. Разве Рас уже забыл, что случилось с людьми, строившими башню до Небес?
      --Игзайбер покарает тебя,-- выкрикнула ему в спину Мирьям. Затем ее темное востроносое личико склонилось над перилами веранды.-- Ты не посмеешь ослушаться Игзайбера! Вспомни молнию! Он поразил тебя своим огненным ножом и пометил при этом. В следующий раз ты точно погибнешь! Мой сыночек, любимый, ну, пожалуйста, не умирай!
      Рас, соскальзывающий по веревке вниз, обернулся на ее причитания и притормозил. Как всегда, когда мать искренне горевала, его стали мучить угрызения совести.
      Рядом с матерью появилось черное плоское лицо Юсуфу. Его длинная посеребренная борода свесилась с перил, как лишайник с болотного дерева.
      --Сынок, твоя мать обычно плетет незнамо что. Но сейчас говорит дело. Послушайся ее, не покидай нас, не ходи на поиски Игзайбера!
      --Почему это я должен вас слушаться? -- крикнул Рас.-- Ты мне не отец, и твоя жена мне не мать! Я не сын обезьян!
      Соскользнув до земли, Рас выпустил канат, но отойти решился не сразу. Родители выглядели такими потерянными, такими жалкими -- и все из-за него. А ведь он любил их, даже такими -лживыми, точно вонсу-охотники.
      --Послушайся хотя бы потому, что обязательно погибнешь,-крикнул сверху Юсуфу.-- Да и время еще не пришло!
      Рас помедлил мгновение. Затем спокойным, но достаточно громким голосом спросил:
      --Время для чего? Отвечай!
      --Просто еще не время! -- крикнула Мирьям.-- Не время, говорю тебе! Так сказал Игзайбер!
      --А, Игзайбер! -- скривился Рас.-- Он может засунуть нос себе в задницу и чихать там на здоровье!
      Громко смеясь, добавил:
      --Игзайбер! Уж я сыщу тебя, тогда поговорим! Ты ответишь на все вопросы!
      Мирьям снова заголосила. Рас уходил, и ее причитания, теряясь меж стволов могучих деревьев, становились все глуше и глуше, покуда совсем не смолкли. Массивные ветви, сплетенные лианами над головой Раса в сплошной зеленый балдахин, пестрели цветами: алыми, как пасть разъяренного леопарда; темными, почти черными, как мех гориллы; нежными, бледнорозовыми, как те немые, но весьма красноречивые губки между ног у женщин вонсу. Большие черные обезьяны с серебристыми бакенбардами и глазами цвета грозового неба, раскачиваясь на лианах, дразнили Раса, но тот не обращал внимания. Палка шмякнулась оземь у его ног; он даже бровью не повел. Рас догадывался, кто ее бросил: заводила, молодой самец, весь в шрамах от когтей леопарда. Такому только дай повод! Расу достаточно часто доставалось и палками, и гнилыми фруктами, а часто даже комками липкого обезьянньего дерьма, зеленоватого, липкого и ужасно вонючего. Рас, сопровождаемый разочарованным воем, просто прибавил шагу.
      Примерно миля отделяла дом от опушки леса. А сразу за опушкой земля полого опускалась к озеру. По пути от леса почти до самой воды Расу пришлось внимательно смотреть под ноги и переставлять их осторожно -- здесь росла коварная колкая трава высотой по щиколотку. По песку пляжа, рассеянные неведомо чьей могучей десницей -- родители утверждали, что игзайберовой,-громоздились округлые камни самой разной величины: от гальки размером с кулак до валунов, на макушке которых Рас мог бы сделать два полных шага.
      На один из таких валунов Рас и взобрался, чтобы оглядеться. Он научился плавать именно здесь, на озере, и в столь нежном возрасте, что самих уроков плаванья уже не помнил. Трудно было войти в обжигающе холодную при любой погоде воду озера и не охнуть при этом; поплавать какое-то время и не посинеть -- и вовсе невозможно. Зато как чудесно после купания подставлять тело лучам ласкового солнца, мгновенно разглаживающего гусиную кожу.
      Скалы в северной части озера вставали прямо из воды. Черные и какие-то скрученные, почти спиралевидные, они служили подходящим фоном для трех водопадов, взрезающих камень туманными белесыми нитями. Ближайший из водопадов отстоял мили на полторы. Рас часто мотался к нему в своем челноке, подплывая к ревущей, вспененной воде как можно ближе. Однажды он обнаружил, что основание скалы за водопадом уходит вглубь. Расу удалось провести свое утлое суденышко сквозь бешеные водовороты и туман водяной пыли -- и обнаружить укрытие, лучше которого не сыскать.
      Сейчас, стоя на валуне, Рас бросил взгляд на мелководье. Там, среди осоки и тины, плескалась большая рыба. Старый Кимба, сом четырехфутовой длины, с длинными усами и роговым наростом на лбу, вперил в юношу изучающий взгляд больших выпученных глаз.
      --Лучше не дразни меня сегодня, Кимба! -- сказал Рас.-- Я охочусь за тобой уже много лет и обязательно в один прекрасный день поймаю. Но не сегодня. Не хотелось бы задевать твои чувства, но у меня сегодня дела поважнее.
      Отчасти в озере, отчасти на берегу слева от Раса розовым облаком колыхалась стая фламинго. Чуть дальше беззаботно полоскались утки и высматривали поживу ненасытные пеликаны. Увидит ли Рас еще когда-нибудь свое озеро, озеро своего детства? Как часто в сопровождении родителей он спускался сюда! Мир был ближе к нему в то время; он и сам, казалось, ближе был тогда к постижению великой загадки бытия.
      --Каждое утро вылуплялся я тогда, как птенец, из скорлупы ночи,-- вздохнул Рас.-- Прежние чувства не облечь сегодня в слова. Все казалось таким чудесным, все светилось радостью и красотой -- даже неведомое. Сейчас мир по-прежнему прекрасен, но неизвестность уже позвала... Чем грозит она? Кто знает?.. Она зовет, и я не могу не откликнуться. Давно уже прошли времена, когда я носился по джунглям, нараспашку открытый всем чудесам мира, а мир в ответ лишь одаривал своими щедротами.
      Но если бы я остался на этой стезе, я не изведал бы, каково это -- лежать с женщиной!
      Рас вспомнил день, когда Юсуфу и Мирьям однажды встретили его на берегу после купания.
      --Сынок мой, ты подрос, и тебя трудно назвать невинным младенцем. Прикрой свою наготу вот этим,-- сказала Мирьям, протягивая кусок леопардовой шкуры.
      --Его давно уже нельзя назвать невинным младенцем,-- вставил Юсуфу.-- С тех самых пор, как он начал трахать свою подружку гориллу по кличке Кии. Своими глазами видел: сзади, как все скоты.
      Мирьям охнула:
      --Ах ты, греховодник! Это же извращение! Тебе посчастливилось, что Игзайбер не заметил такого ужасающего проступка. Иначе он бы испепелил тебя, поджарил как того утенка. Помнишь, мне на днях пришлось его испечь -- твой отчим спьяну упал на бедняжку и задавил.
      Юсуфу, старательно соблюдавший до сих пор озабоченное выражение лица, расплылся в неудержимой улыбке:
      --А кроме того, я видел мальчика с его дружком-шимпанзе -этим ублюдком Сатаны; догадайся с трех раз, чем они занимались!
      Мирьям с криком хлестнула Раса лепардовой шкурой:
      --Ах, ты, извращенный дьяволенок, отродье педераста-сифилитика! Горилла, та хоть девочка! А шимпанзе-то! О, Игзайбер, помоги!
      --Мне скоро будет дурно при звуке этого имени,-- буркнул Рас.-- Я что, обязан ждать, когда этот старый пердун пришлет обещанную белую красотку? А я не могу больше ждать! Леопард, так тот не ждет разрешения от Игзайбера, забирается себе на подружку в свое удовольствие, когда только захочет, а я что, должен?..
      --Немедленно надень повязку! -- резко оборвал его Юсуфу.-Хоботок-то у тебя точно слоновий. И волосики вон над ним вьются, как трава после дождя. Ты становишься мужчиной и должен прикрыть наготу. Иначе оскорбишь Игзайбера и навлечешь на себя его гнев.
      Рас, не в настроении доводить дело до порки, прекратив спор, подчинился. Он повязал свои чресла сам, не позволяя родителям прикоснуться к себе. И все-же ощутил невольный трепет. Это был значительный день в его жизни.
      Позднее он надевал набедренную повязку нечасто, лишь под настроение.
      А тогда, в день первой примерки, не удержался от вопроса, отчего это ему надо одеваться, когда они сами, родители, позволяют себе расхаживать нагишом, точно обезьяны. Дажее больше чем обезьяны -- у тех принадлежности пола хотя бы мехом прикрыты.
      --Мы и есть обезьяны,-- ответил Юсуфу.
      Тогда Раса и осенило. Ему лгут. Родители вовсе не обезьяны. Они слишком мало похожи на обезьян и могут говорить. Обезьяны говорить не умеют. Лишь он, Рас, его родители и еще вонсу, которые тоже отнюдь не обезьяны.
      Почему родители лгали ему? Может, и сами заблуждались? Его приятели-вонсу уверяли, что ведут свой род от двух созданий, которых в стародавние времена Матсунгу вылепил из смеси паутины с грязью. Может быть, они и правы, эти потомки комков грязи. Но Расу в это не слишком верилось.
      Юноша перевел взгляд на черную махину, выпирающую из середины озера. С четверть мили в диаметре, она возносилась к небесам на добрую тысячу футов. Поверхность ее у основания была гладкой, но не настолько, чтобы при известном желании не взобраться. Лишь эта черная глыба омрачала безмятежную водную гладь. С самого младенчества, как только Рас научился говорить, его предостерегали от приближения к ней. Она опасна. Каждый, кто попытается на нее взобраться, обречен на смерть.
      --Ее возвели первые сотворенные Игзайбером люди,-рассказывала Мирьям.-- Они замыслили построить башню до Небес. Озера не существовало и в помине -- земля здесь была сухой и твердой. Люди строили башню, пока это не заметил Игзайбер. Он сказал себе: "Если они преуспеют в своем замысле, что станется с нами дальше? Они вскарабкаются на Небеса и выживут нас из Небесного чертога".
      --Нас, с нами? -- удивился Рас.-- Игзайбер сказал "нас"?
      --Так только говорится. Не перебивай взрослых,-- сказала Мирьям.-- Игзайбер осерчал на людей, обрушил на землю потоп, и все дерзкие строители утонули.
      Вот почему здесь теперь большое озеро вместо сухой тверди. А черепа гордецов так и таращатся из ила на дне, когда проплываешь над ними.
      Раса передернуло. Он спросил:
      --Мама, но как могли люди построить цельнокаменную глыбу, монолит? Ты ведь сказала, что строили башню?
      --Это сделал Игзайбер, после. Он превратил башню в цельную скалу, чтобы стояла вечно и вечно напоминала людям, а особенно насмешливым, языкастым, пустоголовым мальчишкам, о том, что некогда случилось. И что всегда следует оставаться смиренным и богобоязненным.
      Сейчас эта, так давно рассказанная ему история словно въявь зазвучала в ушах. Из памяти всплыли и иные картины далекого детства.
      Тихий звук, хорошо знакомое чмоканье, дошел до слуха Раса. Встрепенувшись от воспоминаний, он поднял взгляд: с макушки черного колосса, из своего потаенного гнезда вспорхнула Птица Бога. С верхушки башни, построенной гордыми людьми, что замыслили некогда штурмовать Небеса.
      Птица летела в сторону Раса, но летела высоко; вскоре ее тень скользнула по воде у рэсовых ног. Сощурившись, Рас провожал ее взглядом. Не меняя высоты, Птица Бога скрылась за деревьями. А милях в трех от озера пошла к земле, определил Рас по едва уловимым изменениям звука.
      Первой мыслью было броситься следом. Что Птице нужно так близко в джунглях? Зачем она приземлилась? Да и приземлилась ли? Возможно, как доводилось Расу видеть прежде, лишь зависла над землей, давая ангелу в брюхе рассмотреть в джунглях что-то интересное.
      Вероятно, попытка подстеречь Птицу оказалась бы, как всегда, тщетной. Всякий раз она вовремя взмывала, не позволяя Расу слишком уж приблизиться. Вряд ли и на этот раз случилось бы иначе.
      К тому же, пока Птица летала по своим загадочным делам, ее гнездо оставалось без охраны.
      Рас подогнал челнок к подножию утеса и поплыл вокруг. С расстояния поверхность камня казалась ослепительно гладкой, но теперь Рас видел множество мелких неровностей и трещин. Как на панцире большого черного жука под лупой -- подарком Мирьям к десятилетию Раса.
      Рас все плыл вдоль подножия. С подветренной, восточной стороны, в семи футах над поверхностью воды открылся выступ. Не очень большой, но все-таки опора. Если цепко держаться за камень, места хватит. Плотно прижимаясь к скале, можно выпрямиться. Рас уже много раз начинал подъем с этого места, но большинство попыток взобраться на уступ заканчивались падением в озеро. Если и сейчас с первой попытки не повезет, будет труднее -- с мокрыми-то руками. После каждого из падений Расу приходилось осторожно забираться в свое утлое суденышко и, прежде чем предпринять новый штурм, ждать, пока подсохнут ладони. Однажды, когда взобрался на выступ, он обнаружил другие малозаметные трещины и выступы, складывающиеся в отвесную тропку. Тогда удалось подняться на целых сорок футов. И все-таки Рас упал. Хотя, падая, удалось извернуться и выбросить руки вперед, он чуть не покалечился о борт челнока.
      Юсуфу и Мирьям уже знали о неудачной попытке восхождения. Рас не мог взять в толк, как им это стало известно! Они и шагу не сделали из дома тогда, а оттуда озера ведь не увидишь. Но ему прочли нестерпимо длинную нотацию о гнусных и дерзких поползновениях и к чему они ведут, завершившуюся традиционной поркой. Похоже, сам Игзайбер известил их каким-то неведомым способом.
      Сейчас Рас прикидывал, начать ли с того самого места. Он стал куда сильнее, чем год назад, когда пробовал подняться на башню в последний раз. Правда, и весу прибавилось вместе с мышцами. Но Рас чувствовал себя очень уверенно, да и Птицы поблизости не было. Почему бы не попытать счастья?
      Одно лишь смущало: Птица могла неожиданно вернуться и застать врасплох -- на отвесной стене. Может, подождать более удобного случая -- когда Птица полетит на запад, к своему хозяину с донесением, и будет в отлучке подольше?
      И еще одно соображение останавливало Раса. Он ведь собирался отыскать Игзайбера, Бога и собственного отца, чтобы задать наболевшие вопросы. Рас не видел причины ждать, покуда Игзайбер сам соизволит спуститься с небес для встречи с любимым чадом. Рас уже устал от ожидания. Почему это он должен бродить в потемках неведения, когда на столе Игзайбера пиршество света?
      Если бы только удалось соорудить силок для Птицы и поймать ее! Уж Рас принудил бы ее к ответам! Точнее, ангела из чрева Птицы! Сумел же он развязать язык королю шарикту, Гилаку, когда, выкрав того из тюрьмы вонсу, полгода держал в клетке. А может, Расу удастся оседлать саму Птицу! Тогда, вместо того, чтобы бросать тоскливые взгляды на далекий западный край мира, он запросто перенесется по воздуху до самого обиталища Игзайбера.
      Окончательно решив отложить очередную попытку восхождения, Рас направил челнок к восточному берегу. И едва лишь челнок коснулся песка, как снова донеслось знакомое чмоканье и приглушенный рев -- Птица возвращалась. Она летела на высоте в пятьсот футов, затем резко взмыла к вершине башни и скрылась из глаз. Рас был весьма доволен собой -- тем, что угадал и рассудил правильно.
      Не спеша побрел он к дому. Когда Рас объявит родителям о действительном уходе, ему снова придется выдержать бурю угроз, просьб и разумных доводов. Но он не станет спорить с ними на этот раз. Рас просто объявит о своем решении, поцелует их на прощанье и отправится восвояси. Родители должны понять, что он уже взрослый. И с ним уже нельзя обращаться, как с неразумным младенцем.
      Затем -- Вилида. Если бы не появление удивительной жесткокрылой птицы, Рас уже давно умыкнул бы Вилиду из клетки на островке. И сейчас они жили бы вместе на плато, в доме, который Рас выстроил бы для нее. В свое время представил бы ее родителям. Мирьям с Юсуфу попечалились бы, погоревали, скорее для приличия отругали бы сына, но -- куда денешься -- приняли бы в конце концов невестку. Они любят его, полюбили бы и ее тоже.
      Рас старался выбросить из головы мысль о том, что Вилида может отказаться уйти с ним. Она любит его -- уж он-то знает! Но тайные встречи в зарослях и уход навсегда из деревни -- вещи разные. И хотя Вилида дорожит наслаждением, которое лишь Рас способен дать ей, сможет ли она отказаться от всего остального -- навечно уйдя в Страну духов?
      Однажды Вилида уже говорила, что может умереть без своего народа. Закроются ее глаза, остановится сердце -- жизнь кончится. И с любым вонсу будет точно то же самое. Недаром изгнание из племени считается наказанием куда более страшным, чем пасти крокодилов или предание огню.
      И другие его подружки, когда он, скорее в шутку, чем всерьез, предлагал уйти с ним вместе, отвечали примерно так же. Они жаждали его любви, но и только.
      Рас прежде подумывал, уж не попытаться ли войти в племя, не стать ли одним из вонсу. Если бы такое оказалось возможным, Вилиде не пришлось бы рвать сердце на части -- она смогла бы жить и с ним, и со своим народом. Тогда Рас даже и не предполагал, как глубока к нему ненависть. Его не приняли бы ни за какие коврижки, удержись он даже от прямых оскорблений, от демонстрации своего мужского превосходства над вонсу, от намеков на соблазненных женщин. Рас для них -- чужак навсегда. И хотя ему удалось отчасти развеять их страхи, он всегда останется для них чем-то сродни привидению.
      Ерунда, подумал он. Если Вилида любит так же сильно, как я, она уйдет со мной.
      А вместе мы отыщем Игзайбера.
      В конце концов, я очень ее попрошу.
      Рас уже почти выходил на поляну, где стоял его дом. Оставалось обогнуть всего лишь одно дерево, как что-то его остановило. Малая птаха, пестрая, как большинство птиц в джунглях, как-то необычно поспешно вылетела на поляну.
      Сердце бухнуло, замерло, затем забилось снова -медленно-медленно.
      У подножия ведущей на веранду лесенки лежало, раскинув руки, маленькое коричневое тельце. Глаза распахнуты, рот приоткрыт -- Мирьям. Со стрелой в сердце.
      Какое-то время Рас чувствовал себя, словно попавшее в клейкую смолу насекомое. Он двигался медленно, с трудом переставляя ноги. Рас поднял Мирьям на руки -- она еще даже не остыла, и кровь из раны не запеклась. Он качал ее, сам не понимая вполне -- пытается усыпить или пробудить. Голова Мирьям безвольно колыхалась в такт покачиваниям. Рас страдал, но болью какой-то холодной, как вода в самой глубине озера. Он словно замерз изнутри, и боль его еще не начала даже оттаивать.
      Затем, оставив попытки разбудить Мирьям, Рас принялся искать Юсуфу. Он звал его; он проверил оба дома; он обошел в поисках лес по кругу.
      Так ничего и не обнаружив, на ватных ногах Рас вернулся к Мирьям и снова уселся с нею на руках. И снова стал укачивать.
      Солнце уже пересекло зенит, когда он оставил ее в покое. Рас тщательно изучил стрелу, пронзившую сердце матери. Выточенная из лимонного дерева, раскрашенная в черный и красный цвета, оперенная четырьмя зелеными перьями, с медным наконечником, привязанным к древку ремешком из кожи полевки -- стрела определенно принадлежала вонсу.
      Оцепенение прошло, кончилось. Повеяло местью. Рас взвыл от горя и залился слезами. Вонсу пришли сюда и убили его мать -лишь потому, что он дразнил их непристойными жестами и ехидными песенками. Они так разъярились, что, позабыв о страхе, явились за ним в Страну духов. Не найдя его самого, выместили злобу на беззащитной Мирьям. И, должно быть, увели с собой Юсуфу, чтобы обречь пыткам.
      Возможно, что вонсу еще и не ушли. Возможно, бродят где-нибудь поблизости, в лесу -- устраивают на него, Раса, засаду. А может даже, подкрадываются прямо сейчас.
      Рас встал и, потрясая окровавленной стрелой, яростно возгласил:
      --Выходите, вонсу, если вы мужчины! Я убью каждого, убью вас всех!
      Ответа он не дождался. Тишина, нарушаемая лишь воплями обезьян, птичьим щебетом да далеким скрипучим клекотом парящего орла, царила в лесу.
      Рас стал изучать следы на утоптанной почве под деревьями. И нашел лишь отпечатки своих ступней. Вонсу замели за собою следы. Рас не нашел их и за поляной. Похоже, вонсу опасались схватки с Расом на его земле и хотели усложнить преследование.
      Cолнце уже клонилось к верхушкам скал, когда Рас с телом Мирьям на руках отправился в лес -- на поиски места, подходящего для захоронения. Неподалеку от подножья холма он обнаружил некогда вымытую потоком лощину, совершенно сухую сейчас; земля в ней оказалась достаточно мягкой. Рас расковырял ее ножом, выбросил руками. Он трудился, пока яма не достигла двух футов в глубину. Со слезами на глазах, поцеловав напоследок, уложил Мирьям в могилу; уложил как мог удобнее -- на бочок, подогнув колени к животу. Затем засыпал землею. Засыпая, Рас надолго задержался с последней пригоршней. Еще виден был клочок ее тела, и казалось, она еще не ушла безвозвратно, и есть еще какая-то безумная надежда.
      Рас бросил последнюю пригоршню земли, и надежда развеялась.
      Остаток вечера Рас посвятил сбору камней на могилу. Последний он уложил в густых сумерках. Зато был уверен теперь, что до тела матери не доберутся и не осквернят могилу вездесущие трупоеды.
      В доме на дереве Рас очистил наконечник стрелы вонсу и заботливо уложил ее в колчан. Стрела должна вернуться к своим хозяевам.
      Почти до самого рассвета Рас не сомкнул глаз. Он лил слезы, он звал Мирьям -- словом, вел себя совсем не по-мужски. Поднявшись вместе с солнцем, Рас побрился, как делал каждое утро. Зеркало отразило его воспаленные глаза, обострившиеся черты. Рас заставил себя съесть немного вяленого мяса и фруктов. Уложив гребень и зеркальце в мешок, Рас подточил нож и бросил оселок туда же. Прежде чем спуститься вниз, внимательно осмотрел окрестности. Даже в безутешном своем горе он не забывал об осторожности: коварные вонсу могли затаиться в засаде. Хотя весьма сомнительно, чтобы они осмелились провести ночь в Стране духов.
      А вот захватить Юсуфу с собой и поджидать затем Раса, спешащего на выручку, было вполне в их духе. Вонсу могли ждать его где-нибудь сразу у подножья плато. Или утащить Юсуфу в деревню, под прикрытие родных стен, чтобы подвергнуть пленника истязаниям.
      Пройдя всего лишь с милю, Рас обнаружил Джанхоя, крадущегося следом. Рас, не в настроении играть со львом сегодня в догонялки, грозно прикрикнул и шуганул того прочь. Джанхой очень расстроился; в его глазах читалось обида. Сжалившись, Рас позволил зверю подойти и ласково потрепал по загривку:
      --Нельзя тебе со мной сегодня. Ты будешь мне обузой. Тебя могут поранить или даже убить. Я не переживу такой потери, Джанхой. Я очень тебя люблю.
      Лев настаивал на совместной прогулке. Даже когда Рас стал спускаться с крутизны плато, попытался последовать за юношей. Расу пришлось орать и даже бросаться камнями, лишь тогда разобиженный Джанхой ушел с края плато.
      Добравшись до подножия, Рас снова глянул наверх. Большой нос и угрюмые глаза Джанхоя все еще были видны над обрывом.
      --Я скоро вернусь! -- крикнул ему Рас.
      Юноша беспокоился за льва. Хотя и он, и Юсуфу учили Джанхоя охотиться самостоятельно, добывать себе пищу -- в том количестве, какого требовал его вместительный желудок -- лев этому еще не научился. Кроме леопардов, антилоп, свиней и горилл, крупной дичи на плато практически не водилось. Рас смолоду еще застал здесь зебр, но их скоро напрочь истребили леопарды. Джанхою еще удавалось время от времени убивать речных свиней. Загнать антилопу одинокому льву не под силу, леопарды тоже всегда оказывались проворнее. А к гориллам, в стаю которых Рас принес его еще котенком, он привык относиться почти как к людям. Наравне с Мирьям, Юсуфу и Расом гориллы были табу, охотиться на них лев не мог.
      И если бы не Рас и Юсуфу, частенько загонявшие для него антилоп, лев мог бы умереть голодной смертью. Каково-то ему придется сейчас, одному?
      Как-нибудь выкрутится или потерпит немного, подумал Рас.
      Глава восьмая. Аутодафе
      Отойдя с полмили от скал плато, Рас остановился. Мысль о голодающем четвероногом друге не давала покоя. Еще не поздно было вернуться, взобраться на плато и убить антилопу или свинью, чтобы помочь Джанхою продержаться до своего возвращения. Но Юсуфу не мог ждать. Уже сейчас, сию минуту, могли начинаться его мучения у столба для пыток. Рас тряхнул головой и двинулся дальше.
      От подножья плато, где разбивались струи водопадов, дающих начало реке, до деревни вонсу было по прямой пять миль. Река же, затейливо петляя и извиваясь в джунглях, увеличивала эту дистанцию вдвое. Рас решил идти напрямик. Ускоряя шаг, где джунгли позволяли это, замедляя, где смыкались наглухо и принуждали карабкаться с ветки на ветку, переплывая, когда приходилось, очередную излучину, он спешил к своей цели. Вместо пятнадцати миль, отделявших родительский дом от деревни вонсу, он наметил себе преодолеть двадцать две -- из соображений безопасности, чтобы избежать встречи с возможной засадой, приходилось отклоняться от самого короткого пути. Солнце багровой огненной птицей уже садилось в свое ночное гнездо, когда Рас решил, что пора подкрепиться. Голод мог быстро обессилить его; это было бы совсем некстати перед предстоящим недружественным визитом.
      Собираясь подстрелить обезьянку -- дежурное походное блюдо,-Рас ступил на тропу, которой часто пользовались охотники вонсу. И сразу услышал шаги. Вовремя, не будучи никем замечен, юркнул в кусты. По тропинке торопливым шагом шел старый Габаду, певец и музыкант, с луком и колчаном для мелкой дичи за спиной. В одной руке старик держал копье, в другой -убитую пятнистую крысу. Зажатые в зубах, на ветру трепыхались два клочка бумаги.
      Старик нашел письма Бога -- сразу два.
      Рас выпрямился и заступил тропу в двух шагах впереди. Габаду замер как вкопанный. Его челюсть отвисла, глаза полезли из орбит. Листочки освобожденно порхнули к земле. Рас помахал ножом у старика под носом. И только лишь собрался спросить о судьбе Юсуфу, как тот, обронив и добычу, и копье, схватился руками за грудь. Лицо Габаду мучительно скривилось, голова запрокинулась -- он начал медленно оседать, беззвучно шевеля губами. Затем испустил нечленораздельное кваканье и рухнул навзничь.
      Рас преклонил колена:
      --Я не хотел тебя обидеть, старик, и не собирался причинять вред. Я знаю: ты слишком стар и немощен, чтобы участвовать в набеге на мой дом. Тебя не было среди убийц моей матери. Я любил твои песни и часто, скрываясь в кустах, заслушивался ими. Запомнив, как ты натягиваешь струны, я даже изготовил собственную арфу и пробовал научиться играть на ней.
      Он вонзил нож в шею мертвого старика.
      --Но будь ты помоложе, ты мог быть среди убийц. Мог бы и сам спустить тетиву. Помня это, я должен быть к тебе беспощаден, я должен был сразить тебя, не дожидаясь, пока страх разорвет твое старое сердце.
      Плоть легко уступала острому лезвию. Повозиться пришлось лишь с позвонками. Надрубив и распилив кость, Рас вытер лезвие и, достав из сумки оселок, подточил его. Безжизненным стеклянным взглядом голова Габаду пялилась на Раса.
      --Не держи зла на меня, старик,-- сказал Рас.-- Ты бы сделал то же самое, если бы мог.
      Он спрятал лезвие в ножны и поднял листки. Луна еще не поднялась, и прочесть текст было невозможно. Рас спрятал их в мешок. Подняв голову за коническую прическу, он быстро зашагал по тропинке. Но не успел пройти и десяти шагов, как услышал знакомый рык за спиной.
      --Джанхой!
      Рас развернулся и пробежал сотню ярдов назад. Да, это был он, его глупый лев, все еще недовольно взрыкивающий.
      --Тихо! -- шикнул на него Рас.-- Ты выдашь нас обоих!