--Сын Шайтана и твой настоящий отец! Вонючее, плюющееся, горбатое воплощение черных мыслей самого Дьявола! Ты, именно ты -- сын поганого верблюда и самой ничтожной из обезьян!
      --Но раньше ты говорил, что это ты -- обезьяна и приходишься мне отцом,-- отвечал Рас.
      --Он точно обезьяна! -- крикливо встревала в разговор Мирьям.-- Но не отец тебе, а только отчим. И лучше ему об этом не забывать! Это чудовище вылупилось, видать, из вороньего яйца.
      Из множества родительских обмолвок и по иным признакам Рас мог сделать выводь -- каким-то непостижимым образом он повинен в том, что родителей занесло в этот мир, и они не слишком-то этим довольны. Что плохого в этом мире? И где еще им быть?
      Выглянув из хижины, меж ветвей можно было разгличить черный камень Стены мира.
      --Черная, как язык Дьявола,-- говаривала о ней Мирьям.
      --Черная, как дырка у грифа в заднице,-- случалось отозваться в ответ Юсуфу. И в этих определениях Расу открывалось различие подхода обоих ко всему на свете, непохожий склад ума, особые манеры речи.
      --Высотой шесть тысяч футов,-- случилось как-то откликнуться Юсуфу на один из вопросов Раса.
      --Футов?
      А что такое фут? Какой он длины? Юсуфу говорил, что фут длиной в стопу Раса. Но мальчик вспоминал, что совсем недавно его нога была короче.
      --Как стопа ребенка? -- уточнял Рас.
      --О возлюбленный сын, услада моих очей,-- отвечал Юсуфу.-- Уж не дразнишь ли ты седобородого отца, чье лицо избороздили преждевременные морщины от неусыпных забот о тебе? Не издевайся над стариком, уважь седины, не то вырежу из твоей кожи ремень и забью тебя им до смерти!
      --Чему равен фут? -- стоял на своем Рас.-- Пусть он равен моей ноге. Но ведь я расту. Что же, если нога вырастет вдвое, стены мира станут вдвое ниже -- не шесть, а три тысячи футов? Может, весь мир съеживается, лишь я расту и скоро дотянусь головой до вершины башни на озере?
      Старого Юсуфу радовала подчас фантазия мальчика, он смеялся тогда и на какое-то время веселел и оживлялся.
      Рас остановился в пятидесяти футах от дома, чтобы криком предупредить о своем появлении. Юсуфу, человек импульсивный и нервный, мог сгоряча метнуть нож, а уж потом начать разбираться, в кого. А метал он без промаха!
      Перебранка мгновенно стихла, дверь скрипнула и наружу выскочила Мирьям. Рас пошел навстречу. Голова Мирьям, чудовищно большая для крохотного тельца, едва доходила Расу до пояса. Длинная, до щиколоток, белая накидка скрывала ее короткие скрюченные ножки. Мирьям и смеялась, и плакала от радости. Рас подхватил ее на руки, крепко обнял и позволил расцеловать себя и оросить слезами.
      --Ах, сынок, я уже не чаяла снова тебя увидеть!
      Мирьям всегда, стоило только Расу провести больше дня в отлучке, повторяла эти слова как заклинание. Означали они совсем другое, Рас уже давно постиг что -- извечную материнскую тоску и тревогу. И ему никогда не надоедал этот слезливый ритуал.
      Наконец Рас опустил мать на землю и стал поглаживать ее тронутую сединой голову в ожидании нагоняя -- неизбежного после столь длительного, как сейчас, отсутствия, причинившего матери так много огорчений.
      Юсуфу, ростом чуть выше жены, седой как лунь, приковылял к Расу на своих скрюченных ногах-обрубках и проворчал:
      --Склонись, верзила ростом со страуса, поцелуй и отца, как приличиствует почтительному сыну.
      Рас повиновался, и старик обслюнявил его в ответ.
      Следом за родителями мальчик вошел в дом. Посреди большой комнаты располагался сложенный из камня очаг. Сложный букет ароматов ударил Расу в нос: дух обезьян и неубранных обезьянних экскрементов, птичьи запахи, влажный запах замоченных потных тряпок и самый терпкий, забивающий остальные,-- запах дыма из очага. Неудачно устроенный дымоход при малейшем ветре заволакивал комнату клубами едкого дыма. Одним из самых ранних рэсовых воспоминаний было вечное подтрунивание матери над неспособностью Юсуфу сложить нормальный очаг и такие же постоянные его обещания обязательно заняться этим, как только позволит погода. Став постарше, Рас неоднократно вызывался починить или совсем перестроить очаг с дымоходом. Юсуфу, чувствуя в этом намек на собственную леность, взрывался негодованием. Нет, ради Аллаха, он сам это сделает при первом удобном случае! После дождика в четверг, беззлобно думал тогда Рас.
      Откашлявшись, Рас достал из кожаного мешка письмо и протянул отцу. Темнокожие лица Мирьям и Юсуфу слегка посерели, но, кроме замешательства, на них не читалось ничего. Мирьям почти сразу же расписалась в неспособности понять написанное. Юсуфу, посидев над письмом дольше жены, подтвердил, что большинство слов в нем ему также неведомы.
      Рас чувствовал, что его обводят вокруг пальца. Какая-то напряженность, неестественность угадывались и в словах, и в выражении отцовского лица. Реакции Мирьям тоже показались, в отличие от обычного, слишком сдержанными. Оба вели себя как-то чересчур тихо.
      Осерчав, Рас обвинил родителей в лицемерии, в том, что им известно куда больше, чем они считают нужным сообщить ему, Расу. Родители вознегодовали, прямо-таки оскорбились. Они явно переигрывали. Но никакие аргументы Раса не могли убедить их сознаться. Мирьям сказала, что, по ее мнению, эта бумага -письмо, послание Игзайбера к Лунной деве, и, может статься, Господь записал в нем историю всего сущего с момента Творения.
      --Почему бы вам не поинтересоваться, где я его нашел? -воскликнул Рас.-- Странно, я-то думал, что вы начнете с такого вопроса!
      Родители в промашке не признались, не стали спрашивать и сейчас. Тем не менее Рас поведал им о двукрылой птице, о ее огневой схватке с Птицей Бога, о златокудром создании и съеденном муравьями ангеле.
      --Я уверена,-- возопила Мирьям,-- что желтоволосая тварь -сущий демон! Она летела на демонической птице, одной из птиц Сатаны! Поэтому и напала на Птицу Бога. А мертвый -- наверняка из подручных демонов, низверженных Игзайбером.
      --Ты так часто уверяла меня во всесилии Игзайбера,-- сказал Рас.-- Как же это -- птица Сатаны, падая, прихватила с собой на погибель птицу всемогущего Бога? И если Игзайбер убил демона-подручного, почему же не совладал с желтоволосым?
      --Кто ведает, почему Господь поступает так или иначе? -отозвалась Мирьям.-- Пути Господни неисповедимы, и нам, смертным, постичь их не дано. Но я счастлива, сынок, что ты не встретился с желтоволосым демоном -- она запросто могла уничтожить тебя или, что еще страшнее, прихватить с собой, в преисподнюю.
      --Откуда тебе известно, что демон -- женщина, она? -- спросил Рас.
      После несколько затянувшейся паузы, в течение которой Мирьям беззвучно жевала губами, она нашлась:
      --Ну, для Сатаны ведь дело обычное -- посылать демонов в женском обличии для соблазнения легковерных мужчин.
      Рассказы Мирьям о чертях, о Сатане, о преисподней, что находится в пещере подле устья реки, всегда вызывали у Раса любопытство, но никак не благоговейный трепет. Выслушивая аналогичные -- о злых духах -- истории вонсу и шарикту, мальчик постоянно убеждался в их сплошных противоречиях между собой. Но и вонсу, и Гилак, король Шарикту, не менее, чем Мирьям, убеждены были в единственно своей правоте.
      То, что Юсуфу и Мирьям забыли распросить о подробностях, убеждало в их нечестности. Они точно скрывали что-то. Подавив яростное побуждение вытряхнуть из них всю подноготную, Рас выскочил из хижины и обиженно хлопнул дверью. Несколько часов он провел в лесу и на берегу озера, меряя шагами пространство. Он уже жалел о времени, потерянном на возвращение домой. Следовало бы немедленно вернуться в лес для поисков золотоволосого ангела.
      Придется, однако, повременить. Через три дня Биджагу должен выпустить Вилиду из заключения и провести через мостик в деревню, к началу продолжительной свадебной церемонии. Рас мог бы уже завтра в ночь пробраться на островок и умыкнуть Вилиду. Скрыв ее от вонсу в надежном убежище, он возобновит поиски ангела.
      За час до наступления темноты Рас вернулся домой. Мирьям пекла хлеб в кирпичной печи на веранде. Чуть погодя вернулся с подстреленным зайцем глава семьи. Родители встретили сына с подозрительным спокойствием. Расу хотелось высказаться, но он подавил в себе это желание. А вскоре родители приступили к обычной своей перебранке по пустякам. О важном для Раса: о письме, о встрече двух птиц и златокудром создании -- не прозвучало ни слова.
      Глава шестая. Удар молнии
      Рас сидел и смотрел, как мать выносит из дому на веранду рдеющие угли. Мирьям развела на жаровне небольшой костер, нанизала кролика на железный вертел и подвесила над огнем.
      Железо, подумал Рас. Откуда оно взялось? Сколько он себя помнил, жаровня, вертел и прочие железные предметы всегда были в доме. И до сих пор Рас считал это само собой разумеющимся.
      --Чем ты питался? -- спросила Мирьям.
      --Немного свинины несколько дней тому назад. А вчера поймал древесную крысу.
      И Мирьям, и Юсуфу содрогнулись. Против свинины, Рас знал, мать ничего не имела; ее расстроила крыса. У Юсуфу же спазмы в желудке вызывала сама мысль о поедании любого из двух названных животных.
      Это тоже было весьма странно. Когда Рас был ребенком, ему разрешалось пробовать все: червей, пауков, побеги бамбука, мышей -- все, кроме мертвечины. Еще тогда родителей невольно смущало многое из того, что Рас почитал вполне съедобным. Но они хотя бы скрывали свое отвращение. Рас понимал сейчас, что был слишком глупым и доверчивым ребенком.
      --Пойду поплаваю,-- объявил Рас.-- Может, порыбачу. К ужину вернусь.
      Родители не возражали. Отойдя, Рас оглянулся: родители, носом к носу, о чем-то оживленно, судя по жестам, спорили вполголоса. Стало быть, чем-то озадачены и хотят скрыть это от Раса. История с птицами и письмом определенно вывела их из равновесия.
      Рас пожал плечами -- все одно не скажут -- и двинулся своим путем сквозь сгустившийся под деревьями сумрак, прорезаемый лишь птичьими трелями и воплями обезьян. Он поплавал в озере всего ничего -- несколько минут; вода не принесла желанного облегчения. Когда же вышел и отряхнулся, обнаружил исчезновение ножа -- Кэбид, самец шимпанзе, сидя на ветке, отчаянно размахивал рэсовым ремнем с ножнами. Рас погнался было за ним, но Кэбид, отчаянно гикая, резво затерялся в густых кронах. Расу оставалось лишь выругаться, что он и сделал с немалым искусством и изяществом, унаследованным от Юсуфу. Ругался Рас обычно на арабском -- в этом языке море цветистых проклятий и изысканных описаний грядущей мести.
      Вернувшись домой, Рас признался в случившемся родителям. Мирьям высказала уверенность, что Игзайбер сможет возместить ему потерю. Возможно, очень скоро -- вон как тучи сгустились. Видать, Игзайбер на что-то гневается -- когда он зол, он грохочет с небес проклятиями и швыряется ножами молний.
      Перед самым закатом тяжелые мохнатые тучи, перевалив через западный край гор, дохнули на плато холодом. Рас, родители, домашняя живность -- все сгрудились у горящего очага. Когда ветер загонял дым обратно в дом, все кашляли и чихали. Юсуфу, прокашлявшись, снова поклялся починить дымоход. Он постоянно сплевывал в огонь; запах кипящей слюны мешался с запахом дыма.
      Рас, в отличие от стариков, не мерз -- он привык к ночевкам под открытым небом и даже зимой редко укрывался. Он дрожал по другой причине -- ледяной занозой его сердце колол холодок неизвестности и ощущение чего-то неизбежного в близком будущем.
      --Откуда берутся ножи? -- спросил Рас неожиданно.
      Юсуфу заворчал и ответил:
      --Тысячу раз я говорил тебе об этом, о сын мой безмозглый!
      --И тысячу раз лгал,-- отрезал Рас. Он видел сквозь дым покрасневшие слезящиеся глаза отца и не отводил от них взгляда.-- Если отец лжи -- Дьявол, то ты и есть тот самый Дьявол!
      --Ах ты, нахальный, неблагодарный ублюдок! Не будь ты таким слоном, а я таким измученным годами и хворобами, что достались мне вместо твоей благодарности, я колотил бы тебя до тех пор, пока не завоешь громче бури.
      Легкий на помине, снаружи поднялся и заголосил, набирая силу, ветер. Громыхнув, как рухнувшая скала, ударил гром. Совсем рядом ослепительно полыхнула молния и высветила задымленный воздух хижины. Все трое подскочили.
      С нескрываемым сарказмом Рас произнес:
      --Расскажи мне, мамочка, еще раз эту историю -- о том, как Игзайбер швыряется ножами в виде молний.
      Мирьям взглянула на сына с состраданием:
      --Это чистая правда, сынок. Разве я, твоя мать, стала бы лгать тебе? Буря вызвана гневом Игзайбера. Он в ярости, Он хочет вернуть свои греховные создания на стезю добра. Случается, Бог даже убивает нечестивца, виновного в святотатстве -- в назидание остальным. Мне больно говорить тебе, сынок, но ты ужасно согрешил, когда лег с черной вонсу. Игзайберу это не понравилось.
      Рас, тяжело дыша от клокочущей в груди ярости, встал, огляделся кругом и вдруг ударил ногой в дверь. Ударил с такой силой, что засов разлетелся на куски. Дверь распахнулась настежь; ветер с дождем ворвались внутрь. Молния снова полыхнула где-то поблизости, выбелив все внутри хижины. Юсуфу и Мирьям в испуге вскрикнули.
      --Я не согрешил! -- выкрикнул Рас.-- Что особенного я натворил? Почему это любая тварь в мире, и ты, Юсуфу, и все мужчины вонсу имеют подруг, а я должен мучиться? Почему?
      Он погрозил кулаком в завывающую черноту ночи. Мирьям с рыданиями обхватила его за пояс своими короткими ручками.
      --Игзайбер готовит тебе в жены белую женщину! Он хочет, чтобы ты взял жену своей породы. Вот почему Он запрещает тебе блуд с этими черными потаскухами!
      --А ты-то откуда знаешь, что там готовит для меня Игзайбер? -продолжал бушевать Рас.-- Он что, делится с тобой своими секретами? Шепчет тебе на ушко?
      Коричневое востроносое личико Мирьям запрокинулось, ручки по-прежнему крепко цеплялись за ногу Раса.
      --Доверься мне, сынок! Я знаю.
      --Как ты можешь знать? Когда Он сказал тебе это?
      Слезы в три ручья бежали по морщинистым щечкам; она упрямо твердила:
      --Верь мне, сыночек, верь! Я знаю!
      --Отцепись, мать! Я пойду сейчас туда, где Он сможет как следует разглядеть меня, и я вызову Его на бой! Никакой я не грешник! Это Он грешник! Он хочет убить меня за то, что сам же и вынудил сделать.
      Мирьям, всплеснув руками, вскрикнула, отступила на шаг и зажала себе уши.
      --Я не могу слышать такие речи, я просто не вынесу! Бог покарает тебя!
      Юсуфу сделал длинный глоток из кожаного бурдюка, затем вытер губы и пробурчал:
      --Да позволь же дурню выйти и получить свое, Мирьям. В том не будет твоей вины.
      Он снова надолго присосался к бурдюку. Отерев губы тыльной стороной ладони, громко рыгнул и добавил:
      --И вины Игзайбера тоже не будет. Если придурка прихлопнет молния, так только случайно и по его же собственной дурости.
      --Заткни свой нечестивый рот, ты...-- завизжала Мирьям, но продолжения Рас уже не слышал. Он выбежал в дождь и ветер. Рас понесся по холмам, спотыкаясь и оскальзываясь на мокрой траве. Частые сполохи молний освещали путь через преграды -- кусты, поваленные стволы деревьев, ручьи -- в его неистовом беге. Рас мчался вверх по склону, в джунгли, туда, где жили гориллы.
      --Порази меня, ты, большая гиена, там, наверху! -- надрывался он, потрясая кулаком.-- Давай, швыряй свои огненные ножи; посмотрим, сможешь ли пронзить меня своим оружием!
      Рас несся дальше, чуть замедляя бег на крутых и скользких склонах. Несколько раз упал на колени, не раз ударился грудью, но поднимался и упрямо стремился вперед.
      --Я не боюсь тебя! Моя мать пыталась поставить меня на колени перед тобой! Но я не поддамся! Я сказал "мать"?! Эта темная крошечная образина?! Она не мать мне! Она лгала, что обезьяна, лгала и о том, что родила меня!
      Как мог я, я -- произойти от подобной уродины? Я не сын ей вовсе!
      Рас остановился и воздел к небу руки -- на этот раз с вопросом, не с вызовом.
      --Чей же я сын, наконец?
      И ответ последовал незамедлительно. Казалось, Рас должен был немедленно лишиться сознания, даже не поняв, что его поразило.
      Но он мог бы поклясться позднее, что не проваливался в черную пустоту ни на мгновенье.
      Мир вспыхнул ослепительным светом. И Рас оказался в самом центре огня. Его руки, все еще воздетые к небесам, воссияли. Сквозь прозрачную кожу Рас разглядел собственные кости. Он весь был как скелет, объятый голубовато-белым свечением.
      Молния, зигзагом скатившаяся с ближайшего дерева, прежде, чем скользнуть, подобно змее, в корни, укутала Раса с головой своим саваном.
      Малый огненный шарик -- последний уголек молнии -- занялся у Раса в груди. Шарик разгорался, и в его жаре Рас увидел картины прошлого. Совсем крохотные, они как бы воссоздавались внутренним оком. Вот три светлые нити -- водопады; вот голубое пятно -- озеро. Словно рука потонувшего черного гиганта -башня. Старая хижина на берегу озера. Семь крохотных обнаженных темных фигурок, пляшущие вокруг хижины.
      Это, должно быть, Мирьям, Юсуфу, Абдул, Ибрагим, Сара, Иоханнес и Кокеб. Единственный из всех, кого Рас помнил отчетливо, за исключением родителей, был Кокеб. Остальных -очень смутно. Сейчас воспоминания вернулись.
      Абдул умер от лихорадки. Сару убил Ибрагим, после чего перерезал глотку и себе. Иоханнес утонул в озере. Кокеб исчез, когда Расу исполнилось девять. Скорей всего, съеденный леопардом.
      Но сейчас они все плясали вокруг огня, сиявшего внутри у Раса. Плясали, корчились, прыгали, скакали на четвереньках, как обезьяны. Которыми они, по их же словам, и были. Пляшите, маленькие черные обезьянки, пляшите!
      Рас увидел себя -- ребенком. Признал по светлой коже, выхваченной лучом света. Мальчуган метал в цель ножи, час за часом. Тренировался в стрельбе из лука. Крутил сальто, ходил по канату, глотал огонь и проделывал великое множество всяческих трюков, которым его научили лилипуты. Это было единственным, что они умели делать хорошо, и им хотелось передать свое искусство мальчику.
      Огненный шар стал разрастаться. Сейчас Рас увидел стаю горилл, с которыми жили порою и он с родителями, и Кокеб. Он видел себя карабкающимся по деревьям, скачущим с ветки на ветку, как молодая горилла. Уверенный, бесстрашный, верткий, он был искуснее своих мохнатых длинноруких учителей. И наслаждался своим превосходством.
      Долгое время Рас пребывал в уверенности, что и сам он -горилла. Уродливо безволосая, со странной рожицей, уступающая другим во всем, разве что кроме скачек по деревьям,-- но горилла. Превосходящая, впрочем, остальных умом, и намного.
      Огненный шар, набухая, уже выдавливал Раса из собственной оболочки. Большой сияющий ком толкал сознание во тьму -только неуловимые тени разбегались в стороны.
      С вершины башни с кудахтаньем снялась большая Птица. Бог, Игзайбер, сидел на ней верхом. Это был белый человек, очень похожий на самого Раса. Только лицо его, даже когда приблизилось вплотную, оставалось туманным -- черты были зыбкими, как у отражения в неспокойной воде.
      Затем вдруг у Игзайбера стало сразу два лица. Одно -- мужское, лицо Раса, другое -- женское, и тоже рэсово. При виде их Рас вспомнил, как малюткой мечтал увидеть эти лица; они снились ему постоянно.
      Когда Рас очнулся, занимался рассвет. Небо голубело вверху и наливалось багрянцем на востоке. Рас обнаружил, что может шевелить только ресницами. Он лежал на спине на склоне холма; должно быть, при падении кувыркался и лежал сейчас головой к подножию. О прошедшей дождливой ночи напоминала лишь частая капель с ветки -- совсем рядом с его головой. Крохотная желтая птичка с алыми перьями хвоста порхнула над ним. Что-то тяжелое заворочалось в кустах неподалеку.
      Расу было зябко, но ощущал он холод не кожей -- та, казалось, полностью утратила чувствительность. Холод исходил изнутри, из него самого. Огненный шар, остыв, обратился в тяжелый холодный камень, который перекатывался теперь в рэсовом теле, точно в желобе.
      Рас попытался разорвать сковавшие тело цепи, но безуспешно. Его охватил страх, быстро сменившийся злостью. Холод внутри стал таять. Кто сотворил с ним это? Неужто Игзайбер?
      --Кто дал тебе право? -- беззвучно выкрикнул Рас.-- Что я тебе сделал такого? Ничего! Ох, доберусь же я до тебя, тогда берегись -- убью!
      Ярость отступила на время, съежившись в горячий крохотный кулачок внутри. Питаясь его теплом, Рас пытался, как мог, оценить ситуацию. Скосив глаза, смог увидеть над деревьями верхушку башни. Кроме того, в поле зрения попадали подножье холма и часть равнины, не скрытая зарослями.
      Все застыло вокруг в ожидании утра, только листья трепетали на ветру. Рас чуть успокоился: еще не все потеряно. Может быть, его отыщут родители. Но с чего бы им вдруг начинать поиски? Когда бы он ни уходил из дому, не важно в каком состоянии, он всегда возвращался сам. Родители решат, что, желая наказать их на этот раз продолжительным отсутствием, он снова отправился на поиски приключений.
      Но, может быть, они, обеспокоенные грозой с молниями, все-таки пойдут искать его?
      Что-то хрюкнуло и завозилось совсем рядом, и Рас внутренне содрогнулся, оставаясь наружно недвижным и спокойным, как камень. Свинья? Рас надеялся, что нет. Хотя какая, в сущности, разница? Если полежать еще немного, обязательно появится либо шакал, либо леопард, а то и прожорливые муравьи доберутся.
      Тень пала на Раса. Продолжением тени служили длинные суставчатые ноги, чернокрылое туловище с коротким белым хвостом и длинная шея, увенчанная крохотной лысой головкой с долгим острым клювом. Пахнуло мертвечиной; согнув шею, птица важно скосила на Раса глаз.
      Ее напыщенность была не так уж неуместна -- пожиратели падали играли в джунглях далеко не последнюю роль.
      --О, марабу,-- беззвучно вымолвил Рас.-- Я пока еще не труп. Но если за мной не придут, скоро им стану.
      О, Господи! -- подумал Рас.-- Я заперт в моем собственном теле.
      Он попытался вскрикнуть. Если удастся, это может отпугнуть птицу. Правда, ненадолго. Она обязательно вернется. Эти мертвые глаза, видавшие на коротком птичьем веку так много смерти, скоро встретятся с его собственными. Одно движение острого клюва -- и у Раса нет глаза.
      Единственным оставшимся Рас будет наблюдать, как марабу закидывает голову на длинной шее, чтобы уронить в глотку первую пробу. Затем мертвые глаза снова обратятся к Расу. Марабу сторожко оглядится по сторонам -- у пожирателей падали есть свои враги в джунглях. Еще один ослепляющий укол -- и стремительно падающее острие клюва станет последним, что Расу уготовано увидеть в этой жизни. Но не последним, что дано почувствовать.
      Марабу иcпустил противный негодующий вопль и, взмахнув крыльями, заковылял прочь. Другая тень пала на лицо Раса. Ее хозяин имел черную морду с огромными -- точно пустые глазницы -- ноздрями, выдающейся вперед челюстью и желтыми клыками в приоткрытой пасти. Под выступающими надбровными дугами, покрытыми жестким черным волосом, светились два больших рыжевато-коричневых глаза.
      -- Негус! -- попытался выдохнуть Рас.-- Негус, спаси меня!
      Это имя, в переводе с амхарского означавшее "император", дал горилле сам Рас. Пятисотфунтовый монстр ходил сейчас в вожаках небольшой стаи, но еще лет восемь назад был другом Раса и партнером по играм. Тогда он был отличным приятелем с покладистым характером. Рас дни напролет мерялся с ним силами и бегал взапуски. Но однажды, прыгнув на Негуса с громким рычаньем, словно леопард, из засады, Рас был ошарашен реакцией приятеля. Вместо того, чтобы удрать, как полагалось по правилам игры, Негус грозно повернулся к нему. Глубокий шрам на плече остался от той встречи как напоминание, что горилл лучше не пугать и не злить.
      Негус с горловым рыком склонился над Расом и заглянул в глаза. Грудь горильего вождя украшали ростки бамбука. Вытянув лапу, он толстым морщинистым пальцем легонько надавил Расу на веки. Затем стал ворочать его, точно бревно.
      --Сделай же что-нибудь! -- беззвучно простонал Рас.-- Сходи за Юсуфу!
      Рас прекрасно знал, что сумей он даже выразить свое отчаяние словами, толку будет мало. Негус слов не понимал. А если бы даже и понимал, за помощью не отправится. Он терпел присутствие Раса, и только.
      -- Безмозглая волосатая туша! -- выругался про себя Рас.-Скотина неблагодарная! Двух лет не прошло, как я спас тебя из лап леопарда. Это я прогнал его. Если бы не мое вмешательство, твои кости белели бы сейчас под деревьями. Помоги же и ты!
      Негус испустил горестный стон, удививший Раса. Неужто эта тварь скорбит о нем? Или стон выражает обычную оторопь перед таинством смерти? Если так, то он не больно-то взволнован. Наконец голова Негуса скрылась из поля зрения.
      По всем признакам Негус здесь был не один. Глухо доносились звуки, производимые всей семейкой: треск в зарослях, аппетитное чавканье, отрыжка и даже удары ладонями по чьей-то мощной груди.
      Затем Рас услыхал тявканье, звук которого пронизал тело холодом.
      Он ждал; а что еще оставалось делать? Через минуту-другую до него доберутся шакалы. Их не испугает присутствие горилл; однажды Рас был свидетелем, как эти твари вырывали куски мяса из трапезы леопарда -- почти прямо из пасти, уворачиваясь от страшных когтей. Шакалы не оробеют; они всегда добиваются своего.
      Рас почувствовал давление лап на своей груди. Щетинистая рыжая острая морда ощерилась над ним. Из зубастой пасти свисал набок язык; из горла несло острой мускусной вонью. Пара ярких черных глаза уставились на Раса.
      Хотя бы вскрикнуть! Излив в крике всю глубину отчаяния, Рас хоть напоследок почувствовал бы облегчение.
      В этот момент юноша осознал -- как некстати! -- что его кожа чувствует давление лап шакала. Значит, ощущения стали возвращаться.
      И тут раздался рев, от которого задрожала земля. Тявкая и повизгивая, шакал скрылся из глаз; мохнатый хвост мазнул напоследок Раса по лицу.
      Леопард? Если да, то уж очень большой -- такой мощный рев обычной кошке не издать. Кто бы это ни был, он напугал не только шакалов. Гориллы, вскрикивая и проламывая бамбуковые заросли, поспешно улепетывали. Здоровенная туша Негуса промелькнула над Расом.
      Джанхой! -- сообразил юноша.-- Джанхой!!! И в подтверждение над ним сразу же нависло облако спутанных, усеянных репьями золотисто-желтых волос. Два больших уха под пышной гривой, два огромных желтых глаза и темный нос картошкой. И клыки, самые длинные и самые острые в мире клыки!
      -- Джанхой! -- беззвучно вскрикнул Рас. Слезы ручьями текли по щекам, и даже охваченный всепоглощающим чувством благодарности и облегчения, Рас заметил, что уже чувствует щеками влагу. Лев немедленно взгромоздил обе передние лапы ему на грудь; Рас чуть не задохнулся под тяжестью друга.
      Слова теснились в горле, разрывая его:
      -- Джанхой! Беги домой, позови родителей!
      Зверь заскулил и лизнул Раса в лицо. Рас немедленно пожалел, что снова обрел ощущения -- шершавым как терка был язык Джанхоя. Если он не прекратит лизаться, Рас очень скоро останется без кожи на лице.
      Чудовищное утробное мурлыканье всколыхнуло тело льва и сотрясло Раса.
      --Чему ты радуешься, идиот неуклюжий? -- мысленно вопросил Рас.-- Сделай что-нибудь! Ах, ты, безмозглый кот, большеносый тупица!
      Даже в своей злости Рас был счастлив -- кто осмелится напасть теперь, когда рядом Джанхой? Да вот только надолго ли тот задержится?
      Лев умывался, лежа напротив Раса. Могуче и нежно мурлыкнув, он поднялся и толкнул недвижного друга лапой -- вставай, мол! Не дождавшись отклика, ласково лизнул Раса в грудь.
      Он пытается извлечь меня из собственного тела, подумал Рас. Давай, Джанхой, продолжай -- и скоро я стану свободен от плоти и крови! Тогда попаду по ту сторону неба, в места, о которых так часто говорила Мирьям. А ты, мой большой и бестолковый любимый котище, останешься здесь, внизу. И некому будет о тебе позаботиться. А все потому, что пытаясь вернуть меня к жизни, ты напрочь слизал с моих костей мясо.
      Джанхой зарычал. Он поглядывал при этом на Раса, словно злясь, что тот не шевелится. Шерсть вокруг черного мячика носа собралась складками.
      --Рычи! -- мысленно приказал Рас.-- Рычи, пока весь мир не задрожит от страха!
      Он вообразил могучий рев Джанхоя, парящий над миром. Рас представил его в виде летящей над землею бледно-золотистой тени льва. С распахнутой пастью, с обнаженными когтями, она быстро разрасталась над джунглями. Вот она уже омрачила собою мир между скалами, и все живое там затрепетало. Кроме Мирьям и Юсуфу, разумеется, которые неслись сыну на выручку.
      Наконец до ушей Раса и в самом деле донеслись человеческие крики. Джанхой снова взревел, но скоро, увидев знакомых людей, смолк. Над Расом склонилось сморщенное коричневое личико матери; из ее глаз брызнули слезы и смешались с его собственными.
      --Сынок, мы уже не чаяли найти тебя живым!
      Лишь через три дня к Расу начала возвращаться подвижность. Он снова учился шевелить руками и ногами, сжимать предметы пальцами. После первой попытки выйти, шатаясь, на воздух, полюбоваться чистым голубым небом Рас сказал:
      --Каким же я стал слабым после возвращения из Царства мертвых! Нет, мать, Страна духов не прибавляет сил.
      --Ты и вправду побывал на Небесах? -- широко распахнув глаза, спросила Мирьям.
      Рас рассмеялся и ответил:
      --Если это те Небеса, о которых ты рассказывала, то я предпочту Преисподнюю.
      --Воистину, ты видел Преисподнюю, а не Небеса. Иначе бы ты не богохульствовал.
      --Парень перепугался до усрачки,-- буркнул Юсуфу.-- Он бы и признался в этом, да у него же все кишки парализованы.
      Но Рас не обижался. Жжение раскаленной молнии давало знать себя до сих пор. Более того, молния оставила ясный след на его теле. Шириной с кончик мизинца, след этот начинался под правым виском. Дальше тонкий рубец извилистой, как берег озера, линией нырял под левую щеку, спускался прямо по шее, пересекал наискось грудь, свернув к левому боку, вилял по телу и, исчезнув в растительности пониже живота, выныривал на внутренней поверхности бедра, откуда уже почти по прямой спускался к левой пятке.