Он удалился, даже не ответив Расу на вопрос, что заставило его передумать. Часом позже появилась Шикут и все объяснила. Она обратилась к сыну с просьбой вернуть пленнику принадлежности. Когда мягкие доводы оказались бесполезны, безжалостным язычком стала поднимать короля на смех. Гилак всегда чувствовал себя неуютно, мрачнел, становясь мишенью ее острот. И в конце концов сдался.
      Рас, поблагодарив ее от всего сердца, продолжил беседу. И с удовольствием разговаривал с ней всегда, в каком бы настроении она его ни заставала. Большую часть сведений об устройстве дворца и о топографии страны шарикту он получил от королевы. Тем более, что Гилак запретил кому бы то ни было разговаривать с Расом, кроме как по делу.
      Невзирая на запрет, Расу удалось разговорить ночных сторожей.
      Он пытался обратиться и к Биджагу, но тот не отвечал ни Расу, ни кому-либо другому. Вонсу сидел на корточках в углу клетки и менял позу крайне редко.
      Однажды над замком пролетела Птица Бога. Рас не мог увидеть ее -- мешали и дворцовые стены, и крыша клетки. Но лишь глазам, не ушам. Шарикту с воплями ужаса попрятались по комнатам. Снаружи остались всего двое: дневной страж, которому за отлучку с поста независимо от причины грозила казнь, и король, защитник своего народа. Размахивая перед аркой входа божественным мечом, Гилак во всю силу своей луженой глотки бросал Птице вызов -- демонстрировал готовность отдать жизнь за народ. Вскоре, ко всеобщему облегчению, Птица, не принимая королевский вызов, удалилась вниз по реке. Но через полчаса вернулась, и вся сцена повторилась в точности.
      Позже Гилак спросил Раса:
      --Думаешь, она искала тебя?
      --Откуда мне знать? -- сказал Рас.-- Общаться с ней мне еще не доводилось.
      Рас знал, что Гилак встревожен, да и не мудрено -- судьба вонсу была еще свежа в памяти.
      Два дня спустя король объявил, что возглавит экспедицию вверх по реке с целью изучения окрестностей деревни вонсу. А также надеется поймать или убить Джанхоя. Рассказы Раса о льве заинтриговали Гилака.
      Рас смолчал. Гилак добавил:
      --Я оставил сторожам подробные инструкции, так что не надейся сбежать.
      Рас невинно улыбнулся.
      Однако вскоре убедился в неосуществимости планов побега. Слишком много людей окружало его днем, а ночная стража была увеличена до трех воинов. Рас снова перенес свое внимание на Биджагу, надеясь того растормошить. Вонсу сидел неподвижно, точно гигантская эбеновая статуэтка лягушки, изготовившейся к прыжку. Сходство с лягушкой усиливали сгорбленные плечи, отвисшая челюсть и немигающие глаза. Мухи ползали по его лицу, залетали в нос и рот и даже лезли в глаза. Шевелился он крайне редко -- лишь попить-поесть да воспользоваться посудиной. На ночь засыпал сидя. Через четыре дня после отбытия короля в поход Рас заметил, что Биджагу почти совсем ничего не ест. На пятый день он опорожнился не поднимаясь, под себя. И это уже не было ленью или безразличием -- Биджагу просто не заметил, что приключилось.
      Тогда Рас и понял, что вонсу приговорил себя сам. Его народ погиб, и его попытка основать новое племя с помощью рабыни шарикту провалилась. Он сдался. Сейчас жизнь истекала из него словно ручеек, который, удаляясь от родника, испаряется на раскаленных солнцем камнях. Биджагу впал в состояние, какое испытывал бы любой шарикту, будучи заколдован или изгнан из племени. Оцепенев под гнетом таинственных черных сил, они позволяли душе незаметно расстаться с телом.
      Когда Рас понял это, он пришел в неистовство. Он выкрикивал проклятия, оскорбления, угрозы. Рас брызгал слюной, сравнивал Биджагу с шакалом, гиеной, слизняком, клопом вонючим. Рас бушевал долго, но безуспешно -- вонсу, казалось, ничего не слышал.
      --Твой народ погиб, да! -- кричал Рас.-- Но мои родные тоже все умерли! Юсуфу и Мирьям, единственные в целом свете, кого я любил -- да еще и Вилида! Она тоже умерла! И это на твоей совести! Ты, червяк, обитающий в жопе у дохлой гиены, почему ты позволил сжечь ее? Как ты мог?! Почему ты, кастрат бесхребетный, не заступился, не сразился за нее? Почему ты убил моих родителей? Они-то уж точно тебе ничего не сделали! Ты не смел убивать их, грязный шакал!
      По щекам Раса текли слезы горя и ярости.
      Мать Гилака, сидящая поодаль под зонтом, окликнула его:
      --Что ты шумишь так громко? Неужели ты не видишь, что его с нами нет, что его душа уже на полпути к Царству теней!
      --Он не посмеет вот так умереть! -- всхлипнул Рас.-- Он должен выздороветь и сражаться со мной не на жизнь, а на смерть! Как он смеет ускользать от меня?
      --Я полагаю, что ты хочешь вернуть его с полпути в иной мир совсем по иной причине,-- сказала Шикут.-- Ты все еще любишь его или хотел бы любить, поэтому страшишься его смерти.
      В изумлении Рас с минуту собирался с мыслями, затем бросил:
      --Как я могу любить того, кто убил моих родителей и позволил сжечь живьем мою возлюбленную? Я хочу убить его!
      --А прежде любил?
      --Да, очень,-- признался Рас.-- Но он первый предал меня!
      --Тогда ты все еще любишь его, хотя и ненавидишь при этом.
      Рас в последующие дни немало поломал голову над этим замечанием королевы-матери. Ему непросто было разобраться в себе; правота Шикут, если в ее словах и была истина, не казалась Расу очевидной. Понять ненависть к Биджагу было проще -- для нее вполне хватало оснований. А для любви?
      Биджагу иссыхал по-прежнему -- на боках проступили ребра и череп прорывался на воздух сквозь туго натянутую кожу. Он уже не поднимался больше, ходил только под себя, после чего тюремщики с трудом сталкивали его с места длинными кольями, чтобы очистить клетку. Ведро воды, которым обдавали Биджагу, не производило на него никакого впечатления -- он был нем и недвижен. Затем целых три дня он не опорожнял желудок -видимо, уже нечем было,-- но еще мочился. Глаза Биджагу, словно прячась от света, глубоко ввалились в глазницы.
      Королева-мать заметила:
      --Мой сын не успеет предать его пыткам. Если Гилак не поспешит вернуться, то и Бастмааса не получит пленника живьем.
      --Если он умрет, он что, останется разлагаться и вонять в клетке до возвращения короля? -- спросил Рас.
      Королева-мать пожала плечами:
      --В любом случае у меня нет права что-то предпринимать. Прошли времена, когда племенем шарикту правили женщины и не было ни одного жреца, только жрицы. Однажды в незапамятные времена могучий принц-консорт Танус убил властвовавшую королеву Факук и, опираясь на весьма немногочисленных сторонников, стал правителем. Случилось это еще до того, как шарикту нашли проход в горах и поднялись сюда из подземного мира. С тех самых пор шарикту попадают только лишь в ад.
      Дословно последняя фраза звучала, как "шакалам на обед"; по-английски, подумал Рас, это будет "псам на сьеденье".
      --Все это очень интересно,-- заметил Рас.-- Однако, что делать с Биджагу?
      --Ничего.
      --Я не в состоянии его понять. Мои потери и горе тоже безмерны, но не ложусь же я помирать!
      --Ты не вонсу,-- ответила Шикут.-- А также не шарикту. Мне кажется, ты не задержишься в этой клетке надолго и когда сбежишь -- горе шарикту! Особенно моему сыну Гилаку.
      --Только между нами,-- сказал Рас.-- Скажи мне честно, ты его любишь?
      --Люблю, и даже очень.
      --Думаю, ты и ненавидишь его очень,-- сказал Рас.-- Ведь он убил твоего мужа и младшего сына, собственных отца и брата.
      Вздрогнув, Шикут оцепенела, но затем быстро пришла в себя:
      --Может быть, ты и прав. Но Гилак вынужден был убить их. Таков наш обычай... О чем, бишь, мы? Ах, да, я говорила, что клетка тебя не удержит. Гилак совершил непростительную ошибку, не казнив тебя сразу.
      --А ты не могла бы помочь мне выбраться? -- Рас хитро прищурился.
      --Ни за что! -- всплеснув руками, возмутилась женщина.-Никогда! Но мне небезынтересно будет узнать, как ты осуществишь побег. Говорю это потому, что веду свой род от великих королев и жриц прошлого. Мы обладаем знаниями многих поколений, знанием, недоступным простым смертным. Мы видим, что сокрыто под человеческой плотью и под внешней оболочкой вещей.
      Рас промолчал. Он размышлял о том, сознавала ли королева, принуждая сына вернуть пленнику сумку, что обеспечивает Раса средствами для побега. Может, ощущала себя орудием Провидения? А может, ею руководило чувство, коренящееся в желании более глубоком, чем жажда познания? Сомнительно, чтобы, устраивая сыну головомойку, королева-мать ведала, как именно собирается Рас воспользоваться зеркальцем и оселком. Просто где-то, в самых потаенных уголках ее души, крылась надежда, что пленник причинит ее сыну неприятности.
      Через восемь дней после отбытия в поход Гилак вернулся. О возвращении экспедиции загодя возвестили барабаны, флейты, волынки и маримбы. Спустя несколько минут в замок примчался гонец и громко возгласил уже и без того известные новости. Слуги, рабы, королевские жены, его мать в кресле -- все поспешили вниз с холма навстречу королю. Кроме Биджагу, Раса и двух стражников, во дворе замка не осталось ни единой души. Один из караульных, стоя под аркой, описывал приятелю церемонию. Второй не оставлял пост -- но, чтобы лучше слышать, повернулся к пленникам спиной.
      Рас давно замышлял использовать в своих целях этот момент -суматоху, связанную с возвращением короля. Но рассудив, пришел к выводу, что ситуация далека от идеальной. Захлопнув сумку, он подошел к ближайшей от входа в замок стене клетки. И вскоре увидел глашатая, а за ним и Гилака. Король вышагивал, держа божественный меч обеими руками прямо перед собой, эфесом на уровне глаз.
      Следом из-за склона холма вынырнула голова. Огромная, окруженная пышной золотисто-коричневой гривой голова льва с безжизненными зелеными глазами и красным языком, вывалившимся из пасти. Затем стал виден и шест, на котором ее несли.
      Горестный вопль Раса перекрыл гул барабанов. Юноша бешено рванул бамбуковые прутья решетки.
      За воином, несущим голову Джанхоя, показались и другие участники рейда. Четверо несли на плечах тело человека. Следом двое демонстрировали шкуру льва. Едва не наступая им на пятки шагал почетный караул. Один из замыкающих тащил за собой привязанного за шею пленника. Точнее, пленницу. В лохмотьях, грязная, с лицом, распухшим от укусов насекомых, она едва волочила ноги. Волосы, когда-то сиявшие золотом, свалялись и потускнели.
      При виде женщины, которую мысленно уже давно схоронил, Рас впал в оцепенение.
      В следующей шеренге несли в кресле Шикут, за нею шли королевские жены, следом -- дяти, тети, кузены, племянники и прочая королевская родня. Замыкала парад приплясывавшая за оркестром толпа вольных и рабов.
      Гилак остановился перед клеткой Раса. Он молчал, пока шествие вливалось во двор замка, но торжествующее выражение лица было красноречивее любых слов.
      --Твой зверь и вправду оказался велик и страшен,-- вымолвил король наконец.-- Но, когда мы его обнаружили, беспечно дрыхнул с набитым до отказа брюхом и проснулся, лишь когда мы с копьями наготове подступили вплотную. Он едва успел подняться на лапы, как в нем уже сидели три копья. А закончил работу я сам, моим божественным мечом. Да, это воистину был большой кот, недаром ты называл его царем зверей.
      --Так это не Джанхой убил его? -- Рас указал на тело, уложенное на землю неподалеку от клетки.
      --Нет. Это ее рук дело.-- Король подразумевал Еву Рантанен.-Татнис наткнулся на нее, когда мы рыскали в окрестностях деревни вонсу, она пряталась там в кустах. Татнис пытался поразить ее копьем, но был слишком напуган для хорошего удара. Я пытался убедить своих людей, что ты вовсе не дух, но ты ведь знаешь -- мать единственная, кто мне вполне поверил. Ну, Татнис и замешкался, а женщина, пользуясь его замешательством, сумела вырвать копье. Он даже сбежать достаточно быстро не сумел, до того был напуган, вот и получил удар в спину. А затем, когда мы ее окружили, похоже, поняла, что я собираюсь взять ее живьем, сложила оружие и сдалась в плен.
      --Разумный поступок,-- одобрил Рас,-- для женщины, конечно.
      --По-моему, ты тоже в подобной ситуации не стал сражаться,-сардонически улыбаясь, сказал король.
      --Вас было слишком много и стояли вы слишком близко,-- ответил Рас.-- Если бы вы наткнулись на меня в лесу, я показал бы вам, на что способен. Но она, как я уже отметил, повела себя совершенно правильно.
      --Лучше остаться живым, чтобы после сбежать, не так ли? Брось даже и думать. Ты просидишь в этой клетке ровно шесть месяцев, а там посмотрим.
      Тело покойного Татниса в сопровождении причитающей родни было препровождено в храм Бастмаасы на острове. Еву поместили в пустующую клетку, а Гилак разместился среди подушек и леопардовых шкур в гигантском кресле красного дерева. Прихлебывая пиво, король наслаждался нестройной игрой своего оркестра. Караул тем временем вытеснил всех, кроме шарикту и ремесленников, за пределы дворца. Очистив двор от черни, шарикту пустились в пляс; остальные хлопали в такт барабанам.
      Голова и шкура Джанхоя лежали у ног короля, и два раба с опахалами просто из сил выбивались отгонять от властителя привлеченных поживой мух. Спустя какое-то время Гилаку надоели и мухи, и запашок, исходивший от останков животного, и он велел убрать трофеи. Двое мастеровых, явно раздосадованные необходимостью покинуть веселье в самом разгаре, подхватили их и понесли прочь. Рас провожал взглядом покачивающуюся на шесте голову друга, пока она не скрылась за косогором.
      --Полагаю, ты захочешь отомстить мне за льва? -- перекрыл шум голос Гилака.
      --Непременно! -- крикнул Рас в ответ.
      Гилак захохотал; насмеявшись всласть, отхлебнул пива из тыквенной бутыли и что-то сказал своим женам. Те, поглядывая друг на дружку, расцвели в улыбках и завиляли бедрами. Гилак, уловив внимательный взгляд Раса, ухмыльнулся. Рас скорчил в ответ гримасу.
      Пиво, подносимое постоянно из замка, лилось рекой. Когда запасы его во дворце истощились, послали в нижний город. После нескольких часов беспрерывной пляски близкие короля уселись отдохнуть и наверстать упущенное обильным возлиянием. Продолжающие веселиться мастеровые время от времени падали перед королем ниц и лобызали ему ноги. Мать Гилака, притомившись от празднества, отправилась в свои апартаменты. Биджагу, свесив набок голову, был по-прежнему недвижен. Ева сидела на полу своей клетки и грызла свиные ребрышки, запивая их водой из кувшина, и часто поглядывала в сторону Раса. Очевидно, ей хотелось поговорить.
      Расхрабрившись от возлияний, толпа подступила поближе к клеткам "духов". Отдельные смельчаки, подойдя вплотную, принялись дразнить пленников непристойными жестами, выкрикивать оскорбления. Биджагу обратил на них внимания не больше, чем на ползающих по телу мух. Один храбрец окатил его водой; толпа заржала. Еще один, просунув в клетку руку, попытался пощупать Еву -- та его укусила. Все, кроме пострадавшего, покатились со смеху. Еще кто-то попытал счастья, и еще -- пока женщина, которой Ева вывернула руку, не вскрикнула от боли. Гилак поднялся из кресла и гаркнул на толпу, велев убираться от пленных прочь. Его увещевания припоздали самую малость -- один беспечный гуляка уже прислонился спиной к клетке Раса. Рас не зевал; прежде, чем гуляка понял, где он и что с ним, подхваченный сзади за шею, он взлетел в воздух и с размаху грохнулся лицом в прутья. Без сознания, с кровотечением из сломанного носа его уволокли подальше. После этого королю не пришлось повторять свой приказ -- толпа вмиг протрезвела.
      Расу стало немного легче. Король тоже как будто не рассердился. И на толпу небольшое кровопускание не произвело гнетущего впечатления; напротив -- все, вроме раненого, развеселились пуще прежнего. Оркестр грянул с новой силой; танцы длились до восхода луны. Когда ночное светило показалось над горизонтом, Гилак встал и велел прекратить музыку. Танцоры отправились по домам, а король в сопровождении жен -- в опочивальню. Рас, хоть и обрадованный наступившей тишиной, подавить зависть к королю все же не сумел.
      --Оставь мне хотя бы одну! -- крикнул он Гилаку в спину, но тот будто не услышал.
      Луна залила мертвенным светом затихающий замок и отходящий ко сну городок у подножья холма. Постепенно двор окутала тишина, нарушаемая лишь далеким воем шакала. Сторожа, тоже изрядно поднабравшиеся, слегка пошатывались, опираясь на древки копий. Серебристо-молочное тело Евы за решеткой было так неподвижно, что Рас подумал, уж не заснула ли она от усталости.
      --Ева! -- негромко позвал юноша.
      Она зашевелилась, села и откликнулась хриповатым спросонок голосом:
      --Да?
      --Я был уверен, что ты погибла.
      --Ты почти угадал, я уцелела буквально чудом,-- ответила Ева.-- Я тоже решила, что ты погиб. Мне показалось, что пилоты недооценили мощь напалмовой бомбы и ненароком убили тебя. А может, и хотели твоей смерти. Совершенно не представляю себе, чего добивались те двое из вертолета.
      Ева поведала все, что с ней происходило после прыжка с плота. Чтобы укрыться от пулеметного огня, она постаралась убежать как только можно дальше в джунгли. Она бежала, падала, поднималась и, пробиваясь сквозь чащобу, бежала дальше, и ей удалось до взрыва преодолеть добрых сто ярдов зарослей. К счастью, Ева оказалась не в эпицентре; взрывной волной ее зашвырнуло в какую-то низинку, и она успела задержать дыхание. Ей опалило волосы, руки, затылок; ожоги мучили ее несколько дней, но главное -- вовремя задержав дыхание, она уберегла легкие. Может, Ева оказалась в момент взрыва и достаточно далеко, чтобы ее легким не угрожал смертельный ожог, но в таких случаях невредно перестраховаться -- и она, крепко сжав зубы, удерживалась от вдоха, пока над головой бушевало пламя.
      Оружие она обронила еще до взрыва.
      В миле от места пожара Ева нашла неглубокий ручей; погрузившись в воду, попыталась оценить степень поражения ожогами. Ожоги -- вещь коварная; в первый момент из-за шока их можно недооценить, умираешь от них после. Но ее ожоги оказались вполне терпимыми, шоковое состояние было вызвано иной причиной -- дыханием близкой, чудом скользнувшей мимо смерти.
      Вертолет несколько раз проходил над ее укрытием. Однажды пули изрешетили кусты всего в нескольких ярдах. Ева не двигалась, она знала, что невидима сверху. Пилоты палили вслепую, в надежде выманить дичь -- если та избежала напалма -- на открытое место.
      --Мне невдомек, отчего они так привязались ко мне,-продолжала Ева,-- ведь я не представляю для них никакой угрозы. У меня нет почти ни единого шанса выбраться из долины. Может, они хотят воспрепятствовать нашему с тобой общению -по известной причине? Похоже, что так. Другого объяснения мне не придумать.
      --Возможно, мы получим точный ответ на этот вопрос от Игзайбера, когда доберемся до него,-- вставил Рас. Ева фыркнула то ли с презрением, то ли считая такую возможность несбыточной.
      К месту, где они разлучились, Ева вернулась лишь два дня спустя. По пути она безуспешно попыталась отыскать потерянный револьвер. Не увидев плота, решила, что либо Рас отправился дальше вниз по реке, либо Раса достал напалм, и плот уплыл без него.
      Плутая в джунглях, переплывая речные излучины, Ева сумела не заблудиться и нашла обратную дорогу к стойбищу вонсу. Несколько раз по пути ей пришлось огибать скопища крокодилов. Ева долго питалась одними крокодильими яйцами, которые случалось выкопать на берегу. Затем удалось пришибить палкой небольшого питона, и его сырого мяса хватило Еве, чтобы дотянуть до полей вонсу, где она надеялась разжиться овощами. Но обезьяны, виверры, зайцы и птицы уже вовсю там похозяйничали, оставив за собою полный разор.
      Осматриваясь в окрестностях, Ева нашла в силке мертвого зайца, слегка затронутого уже разложением. Несмотря на вонь, изголодавшаяся женщина съела все до последней косточки и, тяжело после этого захворав, три дня была на грани смерти. Чуть окрепнув, сумела зашибить палкой поросенка, но была загнана на дерево разъяренной мамашей. Ее надежды поесть свинины ухнули -- прожорливое стадо сородичей убитого не оставило ей ни косточки.
      --Мне казалось, что я единственная в джунглях помираю с голоду,-- жаловалась Ева.-- Куды бы я ни бросила взгляд, повсюду звери и птицы либо ели, либо готовились к трапезе. Я же все худела и слабела, чтобы самой стать вскоре чьей-то добычей. И вдруг удача -- я нахожу олененка, детеныша антилопы, со сломанной ногой. Мне не составило труда прогнать антилопу-мать; та хоть и храбрилась, но была слишком мала против меня. Сложнее оказалось отогнать двух шакалов, но и это мне удалось. Я избавила малыша от страданий и испекла мясо на костре. Мне было так плохо от сырого мяса и так хотелось есть, что уже не заботило, увидит ли кто-нибудь дым от костра. После этого я долго питалась одними фруктами, которые, я заметила, приходились по вкусу обезьянам. Потом в силок -- тот самый, на котором я так обожглась сперва, наевшись тухлятины -- снова попался заяц.
      Я вернулась к стойбищу поискать инструменты и наконечники копий. Мне пришло в голову самой построить плот и попытаться достичь болот. Я подумала: а вдруг ты все еще где-то в стране шарикту -- если остался жив, конечно. К тому же, предполагаемый маршрут спасения все равно вел в низовья реки. Мне слабо верилось в удачу, но я обязана была хотя бы попытаться. Затем появились шарикту, и вот я здесь.
      Ева зевнула и, прежде чем Рас успел задать хотя бы один вопрос, провалилась в сон. Он пожелал спокойной ночи стражам, с тревогой прислушивавшимся к непонятной беседе. Проснувшись на рассвете, долго ждал запоздавшего завтрака -- похоже, рабы, пользуясь отсутствием накануне хозяев, тоже не упустили случая гульнуть в свое удовольствие. Ева спала еще несколько часов; разбудили ее неугомонные мухи. Нимало не смущаясь присутствием Раса, она воспользовалась посудиной -- куда только подевалась давешняя стыдливость? Нормальная еда и сон уже пошли ей на пользу -- круги под глазами почти сошли на нет.
      Рас задал Еве вопрос, с вечера вертевшийся на кончике языка:
      --Когда Гилак захватил тебя, он уже несколько дней обходился без женщины. И он достаточно бесцеремонен по сравнению со мной. Ты спала с ним?
      --Нет. Хоть я и не понимала, о чем они говорят, но по некоторым признакам догадалась, что Гилак обсуждал это со своими людьми. Думаю, солдат мне нечего было опасаться -- они сами меня боялись. А возможные такого сорта поползновения со стороны Гилака я предвосхитила, дав им понять, что нечиста. Мне казалось, что шарикту, как все отсталые народы, соблюдают подобное табу. И я не ошиблась. Увидев, что я пользуюсь клочком рубашки как тампоном, они начали сторониться меня, стараясь вообще не прикасаться. А в конце каждого дня Гилак устраивал церемонию очищения -- из-за меня, по-моему. Вот так вот.
      Глава шестнадцатая. Побег
      Черная лужица под Биджагу сперва была почти незаметна. Она росла помаленьку, словно душа капля за каплей, подобно струйкам дождя с края крыши, покидала тело. Эти черные капли были беззвучны, как тени. И с каждой каплей, казалось, испаряется плоть под кожей Биджагу, и кости прорываются наружу, на ясное солнышко. Глаза, потеснив уже, наверное, мозг, ввалились еще глубже. Лучик каждого нового рассвета согревал Биджагу все слабее и слабее, не порождая в нем никакого отклика.
      --Биджагу! -- взывал к нему Рас.-- Не помирай! Не уклоняйся от поединка! Я должен своими руками убить тебя, свернуть тебе шею живому!
      Биджагу не подавал признаков жизни. Его нижняя челюсть отвисла, и мухи спокойно заползали в рот, путешествовали по немигающим глазам.
      --Что ты говорил сейчас? -- спросил, подходя ближе, Гилак. Рас повторил, и король милостиво улыбнулся.-- Ладно. Сегодня я добрый. Я дозволяю тебе прикончить твоего врага.
      Гилак хлопнул в ладоши и отдал приказ. Копейщики выстроились дугой возле клетки Раса. Раб долго возился с тугими узлами запоров, и Гилак, отослав того в нетерпении прочь, разрубил веревки мечом. Распахнув дверцу, король отступил за спины воинов.
      Рас медленно выбирался из клетки. Ошеломленный, он никак не мог взять в толк, что получил вожделенную возможность убить Биджагу.
      --Ты должен радоваться -- теперь ты можешь осуществить свою месть! -- сказал король.
      --Это как-то неожиданно,-- промямлил Рас.-- И Биджагу... он ведь даже не почувствует. Я надеялся сразиться с ним, полным сил, чтобы он понял: настал час расплаты... Но сейчас...
      --Так ты не хочешь его убивать?
      --Это мой долг...-- ответил Рас нерешительно.
      Гилак, закатив глаза, расхохотался.
      --Это ведь не похоже на убийство леопарда, задравшего твоих близких,-- рассудил Рас.-- Когда убиваешь зверя, нет к нему ненависти. Зверь есть зверь, и он делает, что ему назначено природой. Биджагу сейчас даже и не зверь. Он ничто, пустое место.
      --Почему ты не сказал мне этого раньше, пока я не испортил отличные веревки? -- спросил Гилак.-- Зачем ты прожужжал мне все уши своей жаждой мести?
      --Знаешь, это похоже на спуск с крутого песчаного обрыва,-заметил Рас.-- Ты уже передумал, ты хочешь вернуться назад, но тебя все несет и несет вниз.
      Гилак нахмурился и закусил губу. Затем улыбнулся и отправил Раса назад в клетку. Запоры на двери заменили на новые. Зрители, включая мать короля и его жен, выглядели разочарованными в своих ожиданиях. Гилак продолжил разговор уже через решетку:
      --Я давал тебе шанс. Больше не получишь, даже если снова передумаешь. Мне казалось, тебе нужна смерть вонсу, чтобы успокоить души родителей. Ты отказался. Я беру твой долг на себя.
      Гилак отдал приказ, и в клетку Биджагу вошли два воина.
      --Что ты собираешься с ним делать? -- спросил Рас короля.
      --Увы, Бастмааса еще не проголодался,-- ответил Гилак.-- Всего три дня, как он получил Татниса. Но если потянуть еще немного, вонсу попросту не доживет.
      --Вы швырнете Биджагу в бассейн? -- заключил Рас.
      --Завтра. До того, как солнце коснется гор на закате. Но сначала мы проведем установленную церемонию, а на ночь оставим вонсу на платформе над бассейном. Пусть Бастмааса хорошенько рассмотрит наше приношение.
      Четверо королевских родичей с трудом вынесли из покоев резной трон лимонного дерева, трон, весь изукрашенный барельефами крокодилов. На него усадили Биджагу; тот почти завалился набок.
      Грянули барабаны, завизжали волынки; воины ударили по щитам копьями. Парадный строй сформировался по-походному быстро, но в строгом соответствии с регламентом. Королевский глашатай возглавил марш сквозь большие ворота; в двенадцати шагах за ним с мечом, крепко сжатым двумя руками прямо перед лицом, печатал шаг король.
      Следом подняли трон с Биджагу. Когда трон почти поравнялся с воротами, Биджагу вдруг конвульсивно задергался и невероятным усилием выпрямил спину. Его крик был так страшен, что волынки и барабаны, сбившись с ритма, смолкли. Гилак резко обернулся.
      Голос Биджагу был негромок и слаб по сравнению с ужасным криком. Но Рас расслышал его.
      --Лазазу Тайгади! Ты слышишь меня?
      Голова Биджагу откинулась на высокую резную спинку, глаза уставились прямо на солнце.
      --Я слышу тебя, Биджагу! -- крикнул в ответ Рас.
      Голос Биджагу пресекался от слабости и, если бы не гробовое молчание -- словно перед шарикту предстал во плоти сам дьявол,-- Рас так бы ничего и не услышал.
      --Я не убивал твоих родителей! Никто из вонсу не убивал их! Ты должен...
      --А кто убил? -- выкрикнул Рас.-- Кто убил их, Биджагу?
      Ответа он не дождался. Биджагу обмяк с громким стоном, точно волынка, из которой выпустили последний воздух. Все четверо носильщиков пошатнулись от страха, но трон удержали.
      Гилак в нарушение ритуала вернулся назад, к клеткам.
      --У вонсу, по-моему, не оставалось уже причин для лжи,-сказал он.
      --Он солгал,-- выдохнул Рас,-- он не мог не солгать!
      Гилак коротко хохотнул:
      --Ты перебил вонсу в отместку за то, чего они вовсе и не делали!
      Рас внимательно вгляделся сквозь прутья решетки в лицо короля. И Гилак, и все, кто стоял за ним, внезапно подернулись сумеречной пеленой, как при солнечном затмении. В ушах зашумело, грудь сдавило удушье.
      --Этот смех будет стоить тебе жизни,-- процедил Рас.
      --Ты еще не устал от убийств? -- поинтересовался король. И, продолжая смеяться, он мановением руки возобновил прерванное шествие.
      Только королева-мать приняла всерьез угрозу Раса. До тех самых пор, пока стул, на котором ее несли рабы, не скрылся за косогором, она не отрывала взгляда от пленника.
      Наступила тишина, изредка нарушаемая отдаленным шумом городка у подножья холма.
      --О чем вы тут говорили? -- полюбопытствовала Ева.
      Рас грубовато отмахнулся от нее -- ему сначала самому хотелось обо всем как следует поразмыслить, но Ева оказалась настойчива.
      И Рас вкратце перевел все на английский.
      --Не переживай ты так сильно! -- посочувствовала Ева.-- Ты же не виноват. Откуда ты мог знать, что тебя провели? Что еще ты мог предположить, имея на руках такую улику?
      --Я убил их всех,-- глухо вымолвил Рас.-- Даже тех, кого не убивал собственными руками.
      Он глянул себе под ноги, словно ожидая увидеть там черную лужицу. Ничего, кроме тени от решетки, на полу не было. Но ощущение, что он теряет душу, не оставляло его.
      --А теперь наступила очередь Биджагу. И тоже из-за меня.
      Помолчав, Рас добавил:
      --Но кто же тогда сделал это? Кто убил мою мать стрелой вонсу? И зачем?
      --Единственный, кто мог сделать все это,-- не знаю, правда, зачем,-- это автор тех листков, которые ты называл письмами Бога. Полагаю, его трюк должен был рассорить тебя с вонсу, что и произошло. Только вот зачем?
      --Ты думаешь, что это сделал Бог, Игзайбер?
      Ева досадливо помотала головой:
      --Нет, это не Бог! Человек! Который зашвырнул тебя сюда, в эту забытую Богом долину, и позаботился, чтобы из тебя вышел настоящий Тарзан.
      --Тарсан?
      Ева повторила это слово тщательно; теперь явственно прозвучал звук "зэ":
      --Тар-зан. Персонаж длинного цикла романов о...
      --Персонаж? Романов?