Отвори, сестра моя

Головокружение и дурнота, которые он ощутил, не были только результатом его плохого самочувствия. События развивались слишком стремительно. Мозг его лихорадочно работал, пытаясь как-то систематизировать и осмыслить новые сведения, но никак на мог сосредоточиться — мысли перескакивали с одного на другое, ни на чем не задерживаясь.

«Нет причин удивляться, — успокаивал он себя. — В конце концов, деление животных на два пола — лишь один из способов воспроизведения, опробованный на Земле. В мире Марсии природа... Бог предпочел иной способ воспроизведения для высокоразвитых животных, и только Он ведает, сколько существует других способов во множестве миров на всей Вселенной».

И все-таки Лейн был растерян.

«Этот червь... нет, эта личинка... нет, этот зародыш, вылупившийся из яйца его вторичной матери... Хорошо, назовем его раз и навсегда личинкой, так как потом с ней может произойти метаморфоз. Эта личинка так и будет пребывать в своей теперешней форме, пока Марсия не найдет другого взрослого зэлтау. И если при этом они оба почувствуют влечение друг к другу...»

Далее, судя по рисункам, она и ее друг, или любовник, будут лежать вместе, совсем как земные влюбленные, говорить друг другу нежные и возбуждающие слова. Как и земные мужчина и женщина, они будут ласкать и целовать друг друга, хотя на Земле вряд ли уместно назвать возлюбленного Большим Ртом. А затем к ним присоединится третий, чтобы создать необходимый, желанный, возвышенный и вечный треугольник.

Личинка, слепо повинуясь своим инстинктам, и побуждаемая ими обоими, поднимется и погрузит свой хвост в глотку одного из зэлтау. При этом в глотке открывается сфинктер, позволяя поглотить практически все тело личинки. Дотронувшись кончиком хвоста до яичника своего обладателя, личинка, как электрический угорь, произведет слабый электрический разряд, который приведет влюбленного в состояние экстаза, одновременно давая его нервной системе мощный электрохимический стимул. В ответ на это яичник сформирует яйцо, размером не больше точки от шариковой ручки, которое исчезнет в отверстии на кончике хвоста личинки и начнет свой путь по каналу к центру ее тела, подгоняемое колебанием ресничек и сокращением мускулов.

Потом личинка выскользнет изо рта одного влюбленного и заберется в рот второго, чтобы повторить процесс. Удастся ли личинке захватить яйцо, зависит от того, насколько готов яичник к выделению яйца. Если процесс протекает успешно, яйца, сформированные обоими влюбленными начинают двигаться навстречу друг другу по каналу личинки, доходя до центра ее тела, но не сливаясь сразу. Там, как в инкубаторе, уже может содержаться какое-то количество пар яиц, причем не обязательно от тех же доноров.

В один прекрасный день, когда таких пар наберется от двадцати до сорока, таинственный химизм клеток сообщит организму личинки, что яиц набралось достаточно. В результате организм выделяет гормоны, и начинается метаморфоз. Личинка интенсивно распухает, а заботливый родитель сразу же помещает ее в теплое место и начинает обильно вскармливать отрыгнутой пищей и сахарной водой.

На глазах личинка станет короче и толще, хвост ее сократится. Широко отстоящие друг от друга в стадии личинки хрящевые кольца сблизятся, сожмутся и затвердеют, формируя позвоночник, ребра и плечи. Появятся руки и ноги, которые, вытягиваясь, приобретут человеческую форму. Пройдет месяцев шесть, и в детской кроватке будет лежать создание, очень напоминающее ребенка Homo Sapiens.

Наступление зрелости знаменуется не менее диковинными процессами: под действием гормонов происходит слияние яиц из самой первой пары, дремавших в юном организме около четырнадцати лет. Они проникают друг в друга, хроматин одного реагирует с хроматином другого, и из двух яиц рождается существо около четырех футов длиной. Затем наступает тошнота и рвота, и вскоре наружу почти безболезненно выходит генетически совершенно новое существо — червь.

Это одновременно и предмет гордости, и фаллос, способный вызвать любовный экстаз. Он может втягивать в свое тело яйца взрослых любовников, претерпевая далее метаморфоз и становясь младенцем, затем ребенком и, наконец, взрослым зэлтау.

И так далее...

Лейн, пошатываясь, направился к своей кровати, сел, склонил голову и прошептал:

— Выходит, в личинке, которую вынашивает Марсия, нет ни одного ее собственного гена. Марсия для нее всего лишь хозяйка, но если найдет любовника, то сможет привнести и свою наследственность в последующие поколения. Когда эта личинка превратится во взрослом зэлтау, она выносит настоящего ребенка Марсии.

Он в отчаянии воздел руки.

«Но как зэлтау считают свои поколения? Как прослеживают линию своих предков? Или у них это не принято вовсе? Может быть, проще считать свою вторичную мать, свою хозяйку, настоящей матерью? Ведь муки родов достаются ей. И что представляет собой генетический код, создающий эти существа? Наверное, он не слишком сильно отличается от человеческого. Для этого нет никаких причин. А кто отвечает за развитие личинки и ребенка? Его псевдомать? Или это вменяется в обязанность любовнику? А как обстоят дела с отношениями собственности и правами наследования? А...»

Он беспомощно посмотрел на Марсию. Та ответила ему спокойным взглядом, ласково поглаживая головку личинки.

Лейн, покачав головой, произнес:

— Я был неправ. Ээлтау и земляне не смогут найти общего языка. Люди будут реагировать на вас, как на отвратительных чудовищ. В людях проснутся их глубинные предрассудки, будут осквернены их вековые нравственные табу. Они не научатся ни жить с вами, ни даже считать вас отдаленным подобием людей. Ладно, допустим, что научатся. Разве ты не была шокирована, увидев меня без одежды? Не является ли такая реакция отчасти ответом на вопрос, почему вы не хотите вступать в контакт с нами?

Марсия встала, оставив личинку, подошла к Лейну и поцеловала кончики его пальцев. Он, поборов отвращение, тоже взял ее пальцы, поцеловал их и мягко сказал:

— Да... Отдельные личности могут научиться уважать друг друга... и даже полюбить. Но вместе они образуют массу, толпу.

Лейн снова лег в кровать. Дрожь, подавленная возбуждением, пришла вновь, а с ней и сонная одурь. Он больше не мог бороться со сном.

— Прекрасная, благородная беседа! — прошептал он. — Но она ничего не даст. Ээлтау не считают возможным общаться с нами. Да и неизвестно еще, стерпим ли мы их. А что случится, когда и мы научимся совершать межзвездные перелеты? Война? Нет, они не позволят нам достигнуть такого уровня развития, уничтожат задолго до этого. В конце концов, одна кобальтовая бомба...

Он вновь посмотрел на Марсию, на ее не совсем человеческое, но по-своему прекрасное лицо, на гладкую кожу груди без сосков, на живот без пупка и лобка, на промежность... Она явилась из чуждого, недоступном воображению мира, преодолев жуткие расстояния. Но в ней совсем мало жуткого, зато много теплого, щедрого, дружеского и привлекательного.

Как будто оба они ждали поворота какого-то таинственного ключа, и этот ключ был, наконец, повернут. И в который раз в голову Лейну пришли строки, прочитанные в последнюю ночь на базе.

— Беседуя с тобой... — громко произнес он, отвернулся от Марсии и ударил кулаком по кровати. — Великий Боже, почему не может быть иначе?!

Какое-то время Лейн лежал, вжавшись лицом в матрас, пока не почувствовал, что усталость, обволакивающая мозг, исчезла, а тело словно вынырнуло из какого-то резервуара. Он сел, улыбнулся Марсии и поманил ее к себе.

Когда она медленно поднялась и направилась к нему, Лейн попросил ее захватить с собой и личинку. Сначала она недоумевала, но понемногу выражение ее лица прояснилось, уступив место пониманию.

Когда Марсия приближалась, Лейну показалось даже, что она покачивает бедрами, как земная женщина, хотя он и осознавал, что это всего лишь шутки разыгравшегося воображения.

Она стояла перед ним с закрытыми глазами, позволяя целовать себя в губы. На несколько секунд он даже усомнился в правильности того, что намеревался совершить — так женственно, влюбленно, и так по-детски доверчиво она выглядела.

«Нет, скорее, оно», — подумал Лейн.

— Во имя Земли! — воскликнул он и сдавил пальцами ее шею.

Она сразу обмякла, падая на него, и ее лицо скользнуло по его груди. Лейн подхватил ее подмышки и уложил на кровать лицом вниз. Личинка, выпавшая из рук, корчилась на полу, словно от боли.

Боясь, что Марсия снова применит свою парализующую силу и он уже будет ни на что не способен, Лейн в ярости схватил личинку и взмахнул ею, как хлыстом. Когда голова личинки ударилась об пол, раздался треск, и кровь брызнула из ее глаз и рта. Наступив пяткой ей на голову, Лейн продолжал давить, пока та не превратилась в бесформенную кровавую массу.

Не дожидаясь, пока Марсия придет в себя и вновь вызовет у него тошноту каким-нибудь словом, он быстро подбежал к шкафчику, выхватил оттуда веревку и узкое полотенце, связал ей руки за спиной и вставил в рот кляп.

— Ну что, сука?! — Он задыхался от бешенства. — Теперь посмотрим, кто кого! Ты сама заставила меня сделать это, ты заслужила это! И твой выродок тоже заслужил смерть!

Он принялся торопливо собирать вещи, и через пятнадцать минут уже упаковал в два узла скафандры, шлемы, пищу и баллоны с воздухом. Поискав оружие, о котором упоминала Марсия, он нашел нечто похожее — рукоятка удобно лежала в его руке, диск, скорее всего, служил регулятором интенсивности поражения, а груша, насаженная на конец этого устройства, вполне могла испускать парализующее и несущее смерть излучение. Конечно, Лейн мог и ошибаться; возможно, этот предмет использовался совсем для иных целей.

Марсия очнулась. Она сидела на краю кровати с поникшими плечами и опущенной головой, слезы бежали по щекам, пропитывая полотенце, торчащее изо рта. Глаза ее округлились, когда она увидела раздавленного червя возле своих ног.

Грубо схватив Марсию за плечи, Лейн поставил ее на ноги и встряхнул. Она бросила на него взгляд, полный ужаса, и Лейн вдруг ощутил, как к горлу подступает тошнота — тошнота, вызванная отвращением к самому себе за то, что убил личинку, вовсе не желая том, за то, что Марсия так доверчиво попалась в примитивную ловушку, а он так жестоко обошелся с ней, о чем теперь жалел, и наконец за то, что несмотря ни на что страстно хотел предаться этому акту любви.

«Да, — подумал он. — Именно „предаться“. В этом слове есть что-то преступное».

Марсия повернулась кругом, чуть не потеряв равновесие из-за связанных рук. Лицо ее дергалось, из-под кляпа рвались звуки.

— Заткнись! — взвыл Лейн, вновь встряхивая ее.

Марсия вырвалась и упала, едва не ударившись лицом, но он сразу же подхватил ее и поставил на ноги, отметив, что колени ее ободраны. Вид крови не смягчил его, а разъярил еще сильнее.

— Веди себя тихо, или будет хуже! — прорычал он.

Марсия бросила на него вопросительный взгляд, издала странный сдавленный звук, и вдруг голова ее откинулась назад, а лицо стало наливаться синевой. Через несколько мгновений она тяжело рухнула на пол.

Перепуганный Лейн перевернул ее — она была почти мертва. Вытащив кляп, он заглянул в ее рот и обнаружил, что Марсия проглотила-язык, пытаясь убить себя. Лейн попытался извлечь язык из глотки, захватив его корень. Тот выскальзывал, как живой, не слушаясь его, но, в конце концов, усилия Лейна увенчались успехом.

Убедившись, что она приходит в себя, он вновь сунул кляп ей в рот, но, уже завязывая узел на ее затылке, остановился. А если это произойдет снова? С другой стороны, если позволить ей говорить, она произнесет слово, вызывающее мучительную тошноту. Но если оставить кляп, она вновь проглотит язык. Он может спасать ее раз за разом, но в конце концов ее попытка удастся, и она задохнется. Единственное решение проблемы — вырвать язык с корнем. Тогда она не сможет ни говорить, ни убить себя. «Некоторые, наверное, так бы и поступили, но не я», — подумал Лейн, и громко сказал:

— Я не могу убить тебя, Марсия. Так что, если хочешь расстаться с жизнью — пожалуйста, но я тебе не помощник. Вставай! Я беру твой багаж... мы отправляемся!

Марсия снова посинела и осела на пол.

— Нет, на этот раз я не буду тебя спасать! — заорал Лейн, но тут же поймал себя на том, что отчаянно пытается развязать узел.

Вдруг его осенило. «Идиот! Тупица! Нужно применить ее же оружие». И когда сознание вновь стало возвращаться к ней, Лейн выстрелил, предварительно поставив регулятор на парализующее действие. Это означало, что до ближайшего выхода к базовому лагерю — около тридцати миль по трубе — придется нести не только снаряжение, но и ее. Но он должен сделать это! Нужно только соорудить что-то вроде упряжки, и тогда ничто его не остановит, а Земля...

В это мгновение до него донеслись подозрительные звуки, и он, оглянувшись, увидел двух зэлтау в скафандрах. Потом из туннеля показался еще один. У всех в руках было оружие с грушевидным наконечником. Лейн в панике схватился за свое оружие, левой рукой повернул регулятор, надеясь, что установил максимальную силу поражения, наставил грушу на чужаков...

Очнувшись, он обнаружил, что лежит на спине, одетый в свой скафандр, но без шлема, связанный ремнем. Тело не слушалось его, но голову можно было повернуть. Окинув взглядом комнату, Лейн увидел множество зэлтау. Тот, кто парализовал Лейна, прежде чем он сам смог использовать оружие, стоял совсем рядом. Он говорил на английском с легким акцентом:

— Успокойтесь, мистер Лейн. Вам предстоит долгое путешествие. Когда мы окажемся на нашем корабле, вам будет удобнее.

Лейн открыл рот, чтобы спросить, откуда им известно его имя, но понял, что они, должно быть, прочитали записи в вахтенном журнале на базе. Неудивительно было и то, что некоторые зэлтау владели земными языками — ведь они долгое время ловили земные радио— и телепередачи.

К капитану обратилась Марсия. Ее лицо было мокрым от слез. Переводчик обратился к Лейну:

— Марсийа просит объяснить ей, за что вы убили ее... ребенка. Она не понимает, почему вы это сделали.

— Я не могу ответить... я сам не знаю, — проговорил Лейн.

Голова его была легкой, словно воздушный шар, наполненный водородом. Комната медленно плыла перед глазами.

— Тогда я отвечу ей за вас, — сказал переводчик. — Скажу, что такова природа зверя.

— Неправда! — воскликнул Лейн. — Я не зверь! Я не хотел делать этого. Но я не мог принять ее любви и в то же время остаться человеком. Не разновидностью человека, а...

— Марсийа просит простить вас за убийство ее ребенка, но сделать так, чтобы отныне вы были неспособны делать такое. Она прощает вас, хоть и потрясена смертью ребенка, и надеется, что придет время, когда вы сможете считать ее... сестрой. Она уверена, что в вас есть что-то хорошее.

Пока на него надевали шлем, Лейн стоял, стиснув зубы и прикусив кончик языка. Он изо всех сил старался не заговорить, потому что тогда он стал бы причитать и причитать... Он почувствовал, словно что-то внедряется в него, разрушает его скорлупу, затем вырастает в нечто, напоминающее червя, и пожирает его. И Лейн не знал, что будет, когда оно сожрет его.