Княжна Елизавета там и жила и училась. Отец княжны, Иван Иванович Шувалов, был сыном Анны Иоанновны и Бирона. Выходит, что в лице княжны Таракановой по тем понятиям соединились две ветви Петра I и его брата Ивана! Понятно, что она имела все права на русский престол. И когда в Париже, в Дубровнике и в Риме она стала заявлять о своем царском происхождении, это было вызовом императрице Екатерине II, которая еще не освободилась от страха перед Пугачевским бунтом. Вот тогда-то Алексей Орлов по приказанию императрицы и похитил Елизавету в Ливорно, повез ее в Петербург на расправу. Я предполагаю, как и другие исследователи, что Орлов-Чесменский первоначально даже делал ставку на княжну, но, встретившись с нею, он смекнул, что у нее, кроме династического происхождения и просвещенных намерений, ничего нет. Ее попытки опереться на небольшой флот, которым командовал Орлов, на польских конфедератов и турецкого султана не внушили ему доверия. Лихой граф, заглушив в себе искренние чувства к внучке Петра I, подлым коварством бросил ее в жестокие руки анхальт-цербской властительницы. Предание гласит, что рожденный княжной сын был крещен в крепости генерал-прокурором и его супругой, потом под большим секретом отвезен в деревню. Когда мальчик подрос, его отдали в солдаты. До смерти Екатерины II в 1796 году он не знал о своем происхождении. В период царствования Александра I участвовал в сражении 2 декабря 1805 года русско-австрийских войск под Аустерлицем, в Моравии, с французами в чине фельдфебеля. Героический Тараканов сражался на Шевардинском редуте под Бородином в 1812 году, был ранен и после излечения вернулся в родную деревню к землепашеству.
      Отец его, граф Орлов, следил за судьбой сына, однако ничем ему помочь не мог. Перед своей смертью он распространил слух о своем сыне от княжны Таракановой. Тогда "делом" Таракановой заинтересовался Александр I, он сильно засекретил материалы об ее аресте и допросах. Опубликованная в 1809 году за границей историком Гельбигом книга "Русские фавориты" стала ударом по династии Гольштейнского герцога Фридриха Карла на русском престоле.
      А потомки Тараканова участвовали в Крымской войне 1853-1856 годов, были разночинцами и членами организации "Земля и воля", одни были сосланы в Сибирь, другие стали рабочими уральских заводов. Перед самой Великой Октябрьской социалистической революцией один из Таракановых был вице-губернатором в Якутске, считался лояльно настроенным к революционным преобразованиям, из его многочисленного рода вышли тоже два революционера-большевика.
      - Да-а-а... - только и мог я вымолвить на такое повествование.
      После ужина, который Елена Васильевна быстро приготовила в кухне на плите, она предложила проводить меня ночевать в дом к своему мужу "мучителю" Алексею Аввакумову. И тут я вынужден был выслушать странноватый монолог.
      - Алеша два года отбывал срок в колонии, - торопливо объясняла она. Потолкуйте, пожалуйста, чтобы он оставил меня в покое. Я не хочу и не стану с ним жить. Вы авторитетный для него человек, посоветуйте ему уехать из деревни. Вообразить не можете, как он себя ведет! Ночью выставил у меня оконную раму, влез в комнату. Я сплю, а он в темноте снял с меня перстенек, сунул под подушку и освещает мне лицо пучком света от фонарика. Я открываю глаза - батюшки! Едва не лишаюсь чувств. Вы только представьте! Ночью в моей комнате какой-то бандит. Я съежилась, а он осветил мое лицо и молча смотрит на меня. Ну что мне делать?
      В темноте мы прошли с Еленой Васильевной по тропинке в какой-то сад, затем попали в освещенный лампочкой подъезд огромного деревянного дома. Дверь была не закрыта. В просторной комнате нас встретил высокий крепкий молодой мужчина, по его могучим плечам и узловатым рукам было видно, что он тракторист или шофер. В свежей сорочке с открытой волосатой грудью он стоял в озаренной светом комнате, не решаясь сам подойти к нам.
      - Алешенька, я тебе гостя привела, - защебетала Елена Васильевна. - Это журналист, он приехал изучать мою школу. Пусть у тебя переночует. И не угощай его... ни-ни...
      Алексей виновато усмехнулся, смутился и, робко поздоровавшись со мной, повел меня в большую горницу. Тут стояли две заправленные кровати, на столе телевизор; во всю стену были шкафы, набитые собраниями сочинений классиков.
      Едва мы остались одни, Алексей стал негромко исповедоваться: жена не хочет к нему возвращаться, он мается один в таком доме, который выстроил ради нее и своего сына.
      - А где же сын? - поинтересовался я.
      - У моей матери, - опять смутился он. - Лена сказала мне, будто не я отец... Всячески насмехается надо мной. Я отнял у нее сына.
      "Вот и пойми - кто над кем насмехается", - думал я.
      - Нет, правда, - усаживаясь на стул, доверительно объяснял Алексей. Не знаю уж, что она вам про меня... Я ее люблю. Ну сорвался один раз, так из-за нее же! Она была тогда студенткой университета, я уже шоферил. Ухаживал за нею; бедно она жила, и я давал ей денег. Она не отказывалась. Вы слыхали? Она ведь изучает свою родословную, летала то в Усть-Баргузин, то в Горький, где у нее обнаружился дядя, то в Ленинград, то в Москву. Денег требовалось немало, вот я и завяз в одной махинации, перепродавал машину и был пойман. После следствие да суд. Елена позвала на суд дружка Василия Лемешева, он был тогда курсантом военного училища. Ну, тот поприсутствовал на судебном разбирательстве. Так, посидел, и все. А когда меня осудили, то родился несколько месяцев спустя сын. Сколько раз я писал Василию в полк, спрашивал, его сын или мой. Он отвечал: "Сын твой". А Елена злит меня, уверяет, что сынишка от Василия. Сегодня он уехал из деревни, гостил у нее...
      Алексей смолк, потупился; видно было, что в голове его множество сомнений и недобрых дум.
      - И уж как я старался для нее! - вдруг поднявшись со стула, воскликнул он; выпрямился, расправил широкую грудь, напрягся бицепсами: грозная сила была заключена в этом мощном теле. - Вы не поверите, я в колонии был лесорубом, там вечерами изучал французский, чтобы ей угодить... Она-то считает себя чуть ли не аристократкой, а я вроде бродяги. Я заучивал наизусть письма графа Орлова-Чесменского. Не верите? Могу хоть сейчас наизусть прочитать.
      Изменив голос, он, как самодеятельный артист, встал в позу и стал читать, закатывая глаза под лоб:
      - "При ней сперва была свита до шестидесяти человек, - докладывает он императрице, - пощестливилось мне оную уговорить, что она за нужно нашла свою свиту распустить, а теперь захвачена она сама, камармедхем ее, два дворянина Польских и несколько слуг, которых имена при сем осмеливаюсь приложить. А для оного дела и на посылки употреблен был штата моего генерал-адъютант Иван Кристинек... Оная же женщина росту небольшого, тела очень суховата, лицом ни бела, ни черна, а глаза имеет большия и открытия, цветом темно-карие и косы, брови темно-русыя, а на лице есть и веснушки; говорит хорошо по французски, по немецки, немного по италиански, разумеет по англицки; думать надобно, что и польский язык знает, только никак не отзывается; уверяет о себе, что она арабским и персидским языкам очень хорошо говорит".
      Теперь-то вы мне верите? - заговорил он нормальным голосом. И, выругавшись, сказал: - Не дам я ей развода! Не дам, и все тут!
      Уже лежа в кровати, Алексей объяснял:
      - Моя фамилия Аввакумов... Ну вот, значит, она от меня требует, чтобы я искал свою родословную. Протопоп Аввакум, дескать, был сослан в Даурию, будто там у него остался сын-старообрядец. У меня бабушка была мещанка, а дед, по слухам, причетник в церкви. Она мне говорит: "Все сходится. Ищи!" А чего мне искать? Мы все рабочие люди, ни в какого бога не верим и ересью не занимаемся.
      Утром я окунулся в море ребячьих голосов, стреляющих детских глаз; вихрастые, загорелые после каникул, наполненные впечатлениями поездок в пионерские лагеря, походами в лес, работами в поле, буйством сил, дети буквально сновали в коридоре, гонялись друг за другом. Елена Васильевна, высокая, подтянутая, чинно провела меня сперва в крохотный свой директорский кабинет, потом познакомила с педагогами в учительской, и мы отправились с нею на урок русского языка в шестой класс. Я ожидал увидеть утихомирившихся ребят, которые, встав за парты, будут дружно приветствовать нас. Ничего подобного! Они хором сказали: "Здравствуйте!" Но никто из них не сел за парты, все располагались кто как хотел: одни прислонились к партам, другие сели на них верхом, третьи вообще стояли, скрестив на груди руки.
      - Сегодня, ребята, будем опять делать кирпичи из зари, - обратилась она к классу стоя.
      Я хотел сесть за парту, но мне предложили табурет за учительским столом.
      - Заря - это освещенность горизонта вечером или утром, - заученно и бойко сказала одна девочка с красными бантиками, такими, какие я видел когда-то на головке Лены-школьницы. - Народно-поэтические выражения: красная заря, зорька-зорюшка... Но Поэты каждый по-своему изображают это явление природы...
      Парнишка в скромном пиджачке, курносый, голубоглазый, вышел в проход между партами-и звонко продекламировал:
      И над отечеством свободы просвещенной
      Взойдет ли наконец прекрасная заря?
      Другой мальчишка, не слезая с парты, на которой он сидел, тихо пролепетал:
      Румяной зарею покрылся восток,
      В селе за рекою погас огонек...
      Девочка встала за партой, выпрямилась:
      Выткался над озером алый свет зари...
      Ей отозвалась вторая девочка:
      По зеркальной воде, по кудрям лозняка
      От зари алый свет разливается.
      - Откуда взяты эти строки? - спросила Елена Васильевна.
      - Из стихотворения Никитина, - ответила девочка.
      Подросток с черными бровями и смуглым лицом объявил звонко, как конферансье:
      - Михаил Юрьевич Лермонтов. "Песнь про купца Калашникова".
      По тесовым кровелькам играючи,
      Тучки серые разгоняючи,
      Заря алая подымалася;
      Разметала кудри золотистые,
      Умывается снегами рассыпчатыми,
      Как красавица, глядя в зеркальце,
      В небо чистое смотрит, улыбается.
      - Позвольте, Елена Васильевна! - протянул руку вверх высокий крепкий подросток; у него уже пробивался пушок на верхней губе.
      Горит зари лампас казачий...
      - И мне слово! - выкрикнул паренек с заднего ряда.
      Привет тебе, последний луч денницы,
      Дитя зари, - привет прощальный мой!
      Елена Васильевна прошлась по проходу между партами, похлопала в ладоши, бросая взгляды налево, направо, поблагодарила своих питомцев, потом сказала, что по случаю присутствия в классе журналиста, каждый прочитает собственные стихи на тему о заре.
      Легкий шумок наполнил класс, шарканье ног соединилось с шепотками, с улыбками и негромкими восклицаниями. Полный, в черном костюмчике мальчишка вскинул руку и, получив согласный кивок учительницы, вышел к классной доске, заложил руки за спину, громко продекламировал:
      Петушком на забор горизонта
      Взмыл восход...
      И осекся. Густо покраснел, смутился. Ребята загалдели, засмеялись Он порывался еще что-то сказать, но тотчас снова запнулся, опустил глаза и убежал от доски по проходу, спрятался за чью-то спину.
      - А ну, Петя! - обратилась Елена Васильевна к высокому подростку с пушком черных усиков на верхней губе.
      Не вставая с парты, на которой сидел верхом, он звонко выкрикнул:
      Полечу по лучу,
      Полечу - получу!..
      Ребята обрадованно заулыбались его каламбуру.
      - И все? - удивилась Елена Васильевна.
      - Все, - признался тот.
      - Не густо. - Елена Васильевна перевела взгляд на девочку в пестром платьице, худенькую и в очках. - Может, ты, Машенька, что-нибудь сочинила?
      Девочка вышла на середину прохода между партами, глядя на меня, начала читать неторопливо и по-детски доверительно:
      Жил на свете воробей,
      Серенький воробышек,
      Сделал он гнездо себе
      В маленькой коробочке,
      Натаскал туда соломки
      И пушку немножко,
      И ложился спать в потемках,
      Протянувши ножки.
      - А при чем тут заря? - дерзко выкрикнули с заднего ряда. - Это не по теме!
      - Нет, по теме! - поджав губы, девочка стояла, будто ждала приговора своему стихотворению.
      - Во-первых, сбит ритм, - сказал парнишка с черным пушком усиков. Если во второй строке: "Серенький воробышек", то во втором четверостишии должно быть: "И пушку немножечко", а затем: "Протянувши ноженьки".
      Класс задвигался, засмеялся.
      - Ты ничего не понял! - обернулась к нему девочка.
      - Чего тут не понять! - перебил ее Петя. - Тема - заря, а у тебя потемки!
      - Ну и что?! Идея стихотворения не гвоздь, а зародыш мысли, он дает ассоциацию, - заспорила поэтесса. - Достаточно намека. Читатель сам начинен идеями, как курица зародышевыми яйцами, а когда ему дан намек, он сам додумается.
      В спор вмешался еще один мальчик.
      - Стихотворение бесконфликтное, - сказал он. - Выдуманное, потому что воробей не ложится спать в соломку, воробьиха собирает соломку для гнезда, чтобы откладывать яйца и высиживать птенцов.
      - У меня стихотворение о гармоничном состоянии души, - защищалась девочка.
      - Гармоничное состояние - зажиревшая курица, от которой никогда не дождешься яйца! - сказал рассерженно спорщик. - Кроме того, в стихотворении явная амплификация, попросту говоря, масло масленое: жил воробей и еще раз "серенький воробышек".
      - Ну, это же допустимая ферма нагнетания эпитетов, образов, синонимов, сравнений для усиления!
      - Достаточно, - вмешалась Елена Васильевна. - Спасибо, Машенька! Кто еще будет читать свои стихи?
      Теперь уже все ребята потянули вверх руки. За партой встала тоненькая высокая девочка.
      Для чего учусь?
      Для кого служу?
      Как вязальщица,
      Сети слов вяжу,
      Чтобы сеть метнуть
      В глубь озерных вод,
      Чтоб поймать луну
      Удивить народ.
      Мне понравилось стихотворение, я захлопал в ладоши. Класс меня поддержал.
      Зазвенел звонок в коридоре. Перемена. Мальчики и девочки задвигались. Елена Васильевна что-то говорила им, но я уже видел, как ребята ринулись из класса, выталкивая один другого в двери, как кто-то ухарски крикнул, другой свистнул, третий дал приятелю тумака, и тридцать человек устремились с топотом по коридору на улицу, а еще несколько минут спустя мне предстала в окне картина: дети бегали по двору, гонялись один за другим. Обыкновенные сельские подвижные детишки! Обыкновенные ли? Откуда взялся у них поэтический дар? Ну хорошо бы у одного-двух, а то у всех тридцати! В это невозможно было поверить. А Елена Васильевна, идя со мной рядом по коридору к директорскому кабинету, приглашала посетить урок восьмого класса: ребята будут писать афористические выражения.
      Урок в восьмом классе мне показался обычным. Тут не было ни страстей, ни стихов. Елена Васильевна, когда мы возвратились в ее кабинет, выслушала мое мнение, но заметила:
      - Восьмиклассники не дети! У них сложный переходный возраст. А стихи это искренность, исповедь. Понимаете? У каждой девочки или мальчика свои тайны, и я, добиваясь, чтобы они доверяли стихам свою душу, сама боюсь этого. Вот Саша Кузнецов, сын местного кузнеца, написал изумительные строчки:
      Стихи - это тоже закалка
      Металла, с огнем разговор,
      И сердце мое - наковальня,
      И разум - пылающий горн.
      А Лена Жаворонкова посвятила этому мальчику такое четверостишие:
      Поцелуй меня, Лютик,
      Уведи меня в дом.
      Если будет малютка,
      Как же мы проживем?
      Вот тебе и откровение! Я аж вздрогнула от такой исповеди. Пригрозила девочке, чтобы она никому: ни отцу, ни матери, ни своему Лютику - этого стихотворения не читала. Сейчас у них тайны, пора пробуждения чувств, и если бы не было в нашем языке слов "люблю", "мечтаю", "переживаю", то их бы подростки сами придумали. Вот откуда берутся врожденные идеи! Из потребностей переживать и обдумывать новые для ребят, но в некоторой степени традиционные для всех поколений чувства.
      У Елены Васильевны были еще дела в школе. Я вышел за ворота, чтобы погулять по сельской улочке, условившись встретиться с Култуковой в ее квартире через два часа. Я не мог объяснить себе, как могла одна учительница преобразовать более ста детских умов в таланты.
      В назначенное время я сидел у нее в квартире на диване, задавал вопросы.
      - Некоторые люди, как капитан милиции Цыганков, - поясняла Елена Васильевна, - не умеют механически запоминать правила грамматики. Устной речью они владеют превосходно. Даже их косноязычие - это еще не порок, ибо устная речь обогащена интонацией, жестами, мимикой. Письменная речь очищена от всех добавок, она изготавливается более точной. Мы на уроках языка строго разделили, когда занимаемся художественной речью, когда научной и когда деловой или бытовой. Мы учимся писать стихи, рассказы, статьи, сочиняем сказки, пословицы, поговорки, увлекаемся словотворчеством, игрой в слова. Я помогаю учителям математики и физики в постановке научной речи.
      - Как вы до всего додумались? - не сдержался я.
      - Как? Очень просто! - быстро сказала она. - У нас не обычная сельская школа. У нас Лицей! - И она задорно рассмеялась. - Эту игру мы придумали случайно. Однажды мальчишка Саша Кузнецов принес из дому первый том сочинений Пушкина и читал вслух, в забаву, не предусмотренные программой школы стихи Александра Сергеевича. В поэме "Монах" есть такие слова о юбке:
      Огню любви единственна преграда,
      Любовника сладчайшая награда
      И прелестей единственный покров,
      О юбка! речь к тебе я обращаю,
      Строки сии тебе я посвящаю,
      Одушеви перо мое, любовь!
      Я, разумеется, возмутилась, хотела вызвать родителей мальчика в школу, но вдруг смекнула: ведь он читает стихи пятнадцатилетнего поэта! Обдумав ситуацию, я стала размышлять, как быть. И тогда я решилась. Собираю старшеклассников - это у нас ребята пятого-восьмого классов - на линейку и объявляю: наша школа будет называться Царскосельским Лицеем! А что? Разве мы рыжие? И говорю всем, что в школе учится будущий знаменитый поэт Александр Пушкин. Он еще не обнаружился, но мы все будем искать такого среди нас. Учителя сперва на меня обиделись, дескать, они так же могут заявить, что в школе учится Ломоносов или Менделеев. А я им растолковываю: Пушкин тем интересен, что он был шалуном. Как нам, педагогам, вести себя с шалунами, чтобы не погубить поэтический дар? Это же очень ответственно!
      - Вы утверждаете, что дети рождаются и приходят в школу уже с врожденными идеями, - пытался я понять мысли Култуковой. - Как же объяснить, что таблицу химических элементов создал Менделеев, а никто другой, великим поэтом стал Пушкин, а не его товарищи... Почему Менделеев "вспомнил" свою таблицу? Разве она существовала до него?
      - Конечно, существовала! Как закон природы! - воскликнула Елена Васильевна. - Он его осознал, открыл для человека.
      Тут мне пришло в голову, что я когда-то сам писал о врожденных идеях:
      - Был такой философ Платон... так вот он уверял, что идеи к людям приходят свыше, душа каждого человека - часть мировой души...
      - Так кое-кто думал до эволюционной теории Дарвина. Тогда многие полагали, что человек сотворен богом, а теперь мы знаем правду... В генах человека накапливается и, если хотите, передается по наследству опыт веков, а может быть, нереализованные человеческие мысли, желания, даже фантазия. Вот в чем штука! Пушкин унаследовал от своих предков отнюдь не только внешность и характер.
      - Выходит, наука не нужна? Мук творчества не бывает? Тайны природы легко передаются от поколения к поколению? - не без юмора спросил я.
      - Тайны? Какие еще у природы тайны? - удивленно воскликнула Елена Васильевна. - У нее нет тайн. Они же в нас самих! Все, что окружает нас, беззащитно. Смотри, слушай, бери, переделывай или запоминай. Вся история науки - это борьба человека с самим собой. Муки творчества - это преодоление своего страха, малозоркости своих глаз, поиск микроскопов и телескопов, чтобы глубже и дальше видеть. Это приручение лошади и изобретение колеса и мотора, чтобы не ходить пешком и не таскать грузы на себе... Речь мы передаем по телефонным проводам, память прячем в книги. Человек беспрестанно усовершенствует сам себя. Об окружающем мире он узнает через органы чувств. Но представьте: если бы мы имели только один орган чувствования - обоняние? Тогда бы и картина мира на сегодняшний день была бы иной. Ведь мы "забросили" свое обоняние, оно у нас не развивается. Сравните наше обоняние с собачьим - собаки улавливают в десять раз больше запахов, чем человек, а насекомые получают информацию об отдельных молекулах, рассеянных в воздухе... Сами по себе вещества ни с каким запахом не связаны. Вообще в природе нет ни неприятных молекул, ни приятных, как нет желанной музыки, вкусовых оттенков. Это метки наших органов чувств. Мы слышим и видим мир, обращаемся к нему со своими психоинстинктивными потребностями, строим догадки, гипотезы, умозаключения. А потом удостоверяемся в правильности или ошибочности своих гипотез.
      - Выходит, и творчество можно считать врожденным? - удивился я.
      - Да, у детей есть наследственная предрасположенность к творчеству, разве вам это не известно? Только эти способности нужно развивать. Когда-то мы перестали тренировать наш орган обоняния, мы погубили его, как погубили в себе, быть может, и какие-то другие, теперь еще неизвестные науке органы чувств. Они попросту атрофировались. Но иногда, особенно в необычных условиях, в нас просыпается неведомое. Тогда невесть откуда приходит неожиданная информация о природе и о жизни, и мы либо недоумеваем, либо создаем безумные теории и идеи. Думаю, что детей к этому тоже надо готовить. С самого раннего возраста! У человека есть внутренняя память, хранящая опыт предков! Именно она, наследственная память, пробуждается вместе с инстинктами: страхом, состраданием, голодом, страстью... При остром их проявлении пробуждаются и врожденные навыки или то, что им равнозначно. В чем я вижу свою задачу? В том, чтобы обучать детей сознательному творчеству, умело используя врожденные способности... Этим иногда пренебрегают.
      - Не обижайтесь, пожалуйста, Елена Васильевна, - подумав, заговорил я. - У меня возникло несколько вопросов. В чем же смысл гордиться своей родословной? У Пушкина множество потомков, но они не могут получить по наследству титул поэта.
      - Никто не сумеет отменить любовь детей к своему отцу, к матери, бабушке или прадедушке! - парировала она.
      - Пусть так... В чем же заслуги княжны Таракановой перед русским народом, чтобы вы так превозносили ее?
      - Она за границей обнародовала завещание матери, составленное с участием Ломоносова и Шувалова. В завещании были пункты об учреждении народных училищ, были пункты "всякое новое изобретение и открытие будет ободряемо и награждаемо...". Но горжусь я не княжной, а всеми моими прародителями, прежде всего родным отцом, родной матерью и еще двумя матерями, воспитавшими меня... В прошлые эпохи жизнь была несправедливой, в моей родословной были и граф Орлов, и еще кое-кто, кого можно даже презирать. Но прежде всего я вижу прекрасные лица крестьян, рабочих, революционеров, героев и мыслителей. Моя родословная накрепко связана с историей России. Зачем же мне от нее отрекаться? Да вспомните-ка, как гордился своей родословной Александр Сергеевич Пушкин!
      И она, выйдя на середину комнатки, вскинула руку вверх и стала читать звонко, как девочка:
      Смеясь жестоко над собратом,
      Писаки русские толпой
      Меня зовут аристократом.
      Смотри, пожалуй, вздор какой!
      Не офицер я, не асессор,
      Я по кресту не дворянин,
      Не академик, не профессор;
      Я просто русский мещанин...
      Улыбнувшись мне лукаво, она продолжала:
      Упрямства дух нам всем подгадил:
      В родню свою неукротим,
      С Петром мой пращур не поладил
      И был за то повешен им...
      ...Мой дед, когда мятеж поднялся
      Средь петергофского двора,
      Как Миних, верен оставался
      Паденью третьего Петра.
      Попали в честь тогда Орловы,
      А дед мой в крепость, в карантин,
      И присмирел наш род суровый,
      И я родился мещанин...
      ...Вечером я покинул сибирскую деревушку с ее школой, с ее учительницей русского языка и литературы, с шофером колхоза Алексеем Аввакумовым... Я уезжал на центральную усадьбу колхоза в бричке, рядом со мной сидел молчаливый кучер. Всю дорогу меня обуревали думы. Я был удивлен и методикой преподавания в школе русского языка, и талантливостью деревенских ребят, и сложностью характера Елены Васильевны. "Чудно ведь это - вообразить себя потомком княжны Таракановой!" - думал я. И сам себя укорял: а почему чудно? У каждого из нас древние роды, берущие начало в глубочайших веках истории. Ведь были же у нас и деды и прадеды, а у них своих деды и прадеды! И множились роды наши, и были среди них дружинники Святослава, пахари времен Ивана Калиты и пугачевские бунтари... И если бы мы помнили свою родословную, то тоже могли бы сказать, чей пращур не поладил с Петром Первым, а чей был вознесен им. Ветвилось древо жизни, и разные отростки могли бы мы увидеть в своей родословной и проследить, какие поколения в какую эпоху были элитарными, а потом теряли активность и сами терялись в могучем простонародье. Время вызывало к жизни новые, неведомые мутанты - гениев и талантов.
      ЭПИЛОГ. СЛОВО ОБ ЭВРИСТИКЕ
      После этого рассказа мой приятель, с которым мы рассматривали картину Флавицкого "Княжна Тараканова", сказал:
      - Сложная женщина твоя знакомая Култукова-Тараканова, характер у нее вздорный, но педагог она талантливый, думающий. Между прочим, в России когда-то велись родословные книги: был специальный департамент геральдии. В XVII веке блюлись родословные списки княжеских и боярских фамилий, потом возникла "Бархатная книга" дворянских родов. Все это поддерживалось для того, чтобы дать отпрыскам богатых родов всякие привилегии перед простым народом. Письменной памятью пытались поработить генную память. А таланты рождаются и ныне, но неведомо как.
      - Почему неведомо? - возразил я. - Елена Васильевна права: во время обучения и воспитания педагоги реализуют заложенные в детях наследственные способности, выявляют и развивают их...
      - Если бы только от этого все зависело!
      - Вы пессимист, - заговорил я. - У Елены Васильевны довольно четкая теория...
      - Теория? - приятель заинтригованно улыбнулся. - Что еще за теория?
      - Эвристика, конечно, не ею придумана. Я попытаюсь изложить взгляды Елены Васильевны...
      Что такое открытие? Научное открытие начинается с гипотезы. Например, в окружающем нас пространстве есть радиоволны. Откуда берется гипотеза? Это никому не известно. Говорят: из ничего или из памяти, из чувств. Из прозрения и озарения... Людей, давших человечеству новые идеи и совершивших крупные научные открытия, мы называем гениями. Но самое обостренное чувство у детей. Они не задавлены опытом прошлого, их сердца не заражены низменными страстями - жадностью, честолюбием, агрессивностью или жаждой развлечений. Их чувства чутки, пробуждены для острого восприятия окружающего мира, улавливают непонятные сигналы природы и общества, мысль способна предсказывать гениальные открытия.
      Дети - прорицатели, пророки, прогнозисты. Их беда лишь в том, что память, не обремененная опытом прошлых поколений, не может отделить свежие, возникшие в голове идеи, от давно известных. В будущем горы опыта задавливают непосредственные чувства детей, их ум научается лукавить, обманывать, хитрить, приспосабливаться к банальным, заученным истинам.
      Елена Васильевна полагает, что многие ученые всю жизнь доказывают идеи, которые пришли им в голову в раннем детстве. А сколько идей погибает только потому, что их владельцы не сумели доказать их на практике!
      Кому из нас не приходилось испытывать затруднения в выражении какой-либо мысли только потому, что в могучем современном языке не хватает слов, обозначающих новые, замеченные нами явления и факты. Дети часто изобретают слова, понятия для этих целей. Задача педагогов заключается в том, чтобы помогать детям выражать безумные, завиральные мысли "и гипотезы, развивать эту способность. Детские догадки и "глупости" - подчас это непонятные нам гениальные мысли, в которых таятся зерна величайших открытий.