- Эй, стражники, идите с ним. Пусть он принесет мне самые лучшие голубые глаза, - приказал судья и стал дожидаться мастера.
      АЛЕНКА ВО ДВОРЦЕ
      Не помня себя от страха, Аленка побежала к ткачу Сидору.
      - Твоего отца стражники увели во дворец, - сказал ткач.
      - Папа! Папа! - закричала Аленка, бросилась во дворец и столкнулась с Матрешкой.
      - Что с тобой, девочка? Что случилось? - остановила ее крестьянка.
      Всхлипывая, Аленка рассказала про свою беду.
      - Нужно пробраться во дворец. Нужно узнать, что с отцом, - повторяла она.
      - Я тебе помогу. Пойдем, девочка, - предложила Матрешка, и они вместе подошли к ограде царского парка. Аленка спряталась за каменный столб, а Матрешка подобралась к самой решетке и увидела старого садовника с огромными кривыми ножницами в руках.
      - Какие у вас крупные красивые розы, - громко сказала она.
      - Формалаю Большому нравится все большое, крупное, поэтому у нас в саду растут такие цветы с широкими листьями и лепестками, - ответил садовник и свысока посмотрел на Матрешку. Он щелкнул ножницами и нагнулся, чтобы положить срезанную розу на траву. Рядом с Матрешкой встала ее старшая дочка.
      - Кто выращивает такие цветы? - сказали в два голоса Матрешки. - Наверное, умный садовник.
      Польщенный старик поднял голову и захлопал глазами. У ограды теперь стояли две совершенно одинаковые Матрешки. "Вот привязались..." - Садовник опять нагнулся к цветам, стараясь не обращать на них внимания.
      - Что за розы! Что за чудесные розы! - прозвенело у ограды.
      Он поднял голову. Перед ним стояли три одинаковые Матрешки. "Чудится, что ли?" - Садовник закрыл глаза, потер их кулаком, снова открыл. Матрешек стало четыре. Они стояли лесенкой, одна меньше другой, и в четыре голоса тянули:
      - Подари нам по цветочку.
      - Подите прочь! - махнул рукой старик и отвернулся, чтобы не видеть их. Но его так и тянуло посмотреть: что же делается у ограды. Он выпрямился, взглянул, и ножницы выпали из рук. Перед ним оказалось уже целых шесть Матрешек. "Чудится. Определенно чудится, - забормотал он. - Пойду дворника позову, пусть он скажет, сколько их". Он заковылял по дорожке.
      - Прячься скорее, - шепнула Матрешка девочке.
      Аленка протиснулась между прутьями в ограде и, прячась за кустами роз, стала пробираться к приготовленному садовником букету. Когда садовник вернулся вместе с дворником, у ограды никого не было.
      - Видать, голову напекло, вот и мерещится всякое. Смотри, пусто кругом, - рассмеялся дворник и удалился.
      Садовник, кряхтя, нагнулся, широко расставил руки и схватил букет в охапку. Он был так велик, что казалось, будто идет сам куст на тонких ногах, в черных с загнутыми носами ботинках.
      - Старик, совсем старик, - ворчал садовник, пытаясь спрятать лицо от колючек. - Раньше букеты никогда не были такими тяжелыми, а сейчас как будто в него положили целое полено дров.
      Охая и кряхтя, старик добрался до тронного зала и опустил букет в вазу, такую большую, что Аленка почти по шею очутилась в воде.
      Девочке никогда раньше не приходилось видеть Формалая. Она раздвинула колючие стебли и устремила на трон свои любопытные глаза. Царь сидел в кресле, чинно сложив руки на груди, вздернув кверху голову. Кузнеца в зале не было. "Куда же его дели? - забеспокоилась девочка. - Все равно узнаю, скажут же про него что-нибудь".
      А Формалай огляделся по сторонам и заметил красивые крупные розы. Он подошел к вазе и нагнулся над букетом, вдыхая аромат.
      "Ой, сейчас заметит, - перепугалась Аленка. - Что бы такое сделать? Куда деваться?" - Но в самую опасную минуту, говорят, находится верное решение. Девочка отломила ветку с шипом и ткнула Формалаю в нос. Тот отшатнулся, и сразу цветы ему не понравились.
      - Кто принес сюда такую гадость? Убрать сейчас же!
      - Убрать сейчас же цветы! Запомним! Запомним! - прокатился по залу голос Хранителя памяти.
      В зал вбежал садовник.
      - Мудрый правитель! Это самые крупные, самые красивые цветы.
      - Я приказал выбросить их в окно, - последовал ответ. - Да живо! Наносили тут всякого мусора.
      Садовник с трудом дотащил вазу до окна, и Аленка вместе с цветами полетела вниз. Аленка крепко зажала рот, чтобы не закричать от страха. Ваза несколько раз перевернулась в воздухе, шлепнулась на камни и разбилась вдребезги. Цветы рассыпались, а тряпичной кукле ничего не сделалось. Она поднялась на ноги и побежала.
      ВЫШИВАЛЬЩИЦА
      Девочка решила, что она спаслась, но царский садовник увидел ее в окно и закричал, показывая на нее пальцем:
      - Держи! Держи!
      Перескакивая через кусты и цветы, к девочке помчался дворник с метлой.
      Из кухни выбежал повар в белом колпаке и тоже бросился в погоню. Аленку схватили и привели к царю.
      - Ты чья? Что ты здесь делала? - ей задали сразу два вопроса.
      - Я, Аленка - дочь кузнеца, - тихо и робко проговорила девочка. - Где мой отец?
      Формалай посмотрел на Хранителя памяти, и тот ответил:
      - По приказу Формалая... Пф-ф-у-у! То есть Петрушки, кузнец Игнат выпущен на волю.
      "Очень хорошо, что отец на свободе, - повеселев, подумала Аленка, он не оставит в беде. Он обязательно выручит меня".
      - Ты чего зубы скалишь? - Формалай топнул ногой. - Я на тебя управу найду. Я тебя заставлю работать. Что ты умеешь делать?
      - Петь, плясать, мыть пол, вышивать, - перечисляла Аленка.
      - Хватит, - остановил правитель. - Будешь вышивать мой портрет. Принести ей полотна и шелковых ниток.
      Хранитель царского платья тотчас выполнил приказание. Аленке дали в руки иголку, посадили на стул и на позолоченную раму натянули кусок полотна.
      - Чтоб я красивый был, а не то берегись! - пригрозил Формалай.
      Руки у Аленки дрожали от страха, а шелковые нитки рвались и путались. Хоть и медленно, но дело все-таки продвигалось вперед. Вот уже чернеют на холсте пышные волосы Формалая и лохматая борода, краснеет большой нос.
      - Ну-ка, ну-ка, посмотрю! - Царь поднялся с трона, встал за спиной девочки и отпрянул. На него смотрела его собственная страшная рожа. Негодница! Сейчас же исправь! - Правитель дернул девочку за косу, потом за другую, потом за обе вместе и снова повторил: - Старайся, а не то попадет.
      Царь снова уселся на трон, подпер кулаком щеку и устремил взгляд вдаль. Он мечтал о чудесном портрете: чтоб взглянули куклы на него и подумали: "Вот какой у нас добрый, справедливый государь!"
      Аленка распорола неправильные стежки и вновь принялась за работу. Теперь у Формалая то нос получался свернутым на сторону, как у разбойника с большой дороги, то глаз опускался к самому подбородку, то борода закрывала нос, щеки и даже глаза.
      - Ты нарочно делаешь, что ли? Ты не хочешь, чтобы народ видел, как умен, красив и добр Формалай? - сердился правитель.
      Аленка молчала.
      - Посадить ее в самое глубокое подземелье, - распорядился он. - Пусть она там вышьет хороший портрет.
      - Посадить в самое глубокое подземелье! - повторил Хранитель памяти.
      А Распорядитель приемов и праздников добавил:
      - Ведь там Петрушка.
      - Пусть сидит вместе с Петрушкой.
      ТРОФИМ ОТКАЗЫВАЕТСЯ ШИТЬ СОЛДАТ
      Конечно, каждый понял, что Трофим отправился домой не за пуговицами для судьи. Пуговицы у него были. Он хотел убежать и попытаться помочь Петрушке. Но это ему не удалось. Оба стражника не отходили от него ни на шаг, и мастеру Трофиму волей-неволей пришлось сунуть в карман горсть пуговиц и отправиться в тюрьму.
      Нашим-Вашим, едва заслышав скрип двери, повернул к нему свое приветливое лицо и затянул:
      - Пожалуйста, мастер Трофим, пришей глаза.
      - Не буду, - огрызнулся Трофим. - Посадили меня в тюрьму - ни одного шва не сделаю.
      Судья мгновенно повернулся, и злое лицо закричало на Трофима:
      - Старый осел! Тебя заставят меня починить. Царю нужен судья.
      Трофим равнодушно пожал плечами: дескать, все равно не заставишь, и тихо сел на кровать.
      - Голубчик... - молило ласковое лицо.
      Судья слепо шарил руками и зигзагами двигался по камере.
      А другое лицо Нашим-Вашим продолжало грозить:
      - Ты у меня поплачешь, если не сделаешь, старая крыса.
      Трофим, несмотря на свое горе, рассмеялся: из одного рта неслись слова "хороший", "дорогой", "прошу", а из другого сыпались проклятия.
      - Так тебе и надо, - злорадно шептал мастер Трофим. - Будешь знать, как губить честных кукол. Много бедняков умоляло тебя поверить им, помочь, а ты не помог. Вот теперь сам узнаешь, как тяжело бывает, когда тебя обижают.
      Мольбы и вопли двуликого судьи становились все жалобнее и громче.
      - Не скули. Сейчас пришью, - согласился наконец Трофим, которого эти вопли раздражали, как ноющая зубная боль. Он зашил судье оба рта и прорезал новый рот, на спине.
      - Зачем ты это делаеш-шь? - зашипел судья и почти не услышал своих слов.
      - Чтоб не болтал под руку и не мешал работать.
      - Так я не смогу быть судьей, - Нашим-Вашим наклонился и выпрямился, надеясь, что от движения рот на спине будет говорить громче.
      - Вот и хорошо, - обрезал мастер Трофим. - Не будешь судьей - будешь обыкновенной куклой. Станешь трудиться, как все.
      Трофим закрыл ему волосами второе лицо, вставил в туловище кусок плотного, негнущегося картона, пришил глаза и легонько подтолкнул к двери.
      - Иди, иди. Теперь все в порядке.
      - А говорить... Как я будут говорить? - прошамкал рот на спине. Сделай мне рот на прежнем месте. Я буду хорошим.
      - Ладно. Может быть, и вправду подобреешь, - махнул рукой Трофим и выполнил его просьбу.
      Судья даже не сказал "спасибо", выбежал из камеры.
      Мастер остался один, но он не привык сидеть без дела, и ему было очень тоскливо. "Как жаль, что я быстро закончил судью", - посетовал он.
      Трофим уселся на кровать, стоявшую в углу, и задумался о том, где сейчас Петрушка, и как плохо, что он, отец, не может выручить из беды своего единственного сына.
      В таком раздумье и застали его стражники. Они принесли ящики с ватой, сукном, нитками и мягкое кресло.
      - Царь приказал прислать кресло, чтоб тебе было удобно работать. Шей больше солдат. А кровать велел вынести. Чтоб ты не спал, а работал днем и ночью.
      Потом в камеру внесли лист бумаги в золотой рамке, повесили на стену.
      Во всем царстве никто не хотел рисовать Формалая, поэтому вместо портрета во всех учреждениях красовалась собственная формалаевская подпись.
      - Не нужна мне его подпись, и не буду работать на него. - Мастер подошел к стене, перевернул рамку с подписью и на обратной стороне нарисовал красивую розу.
      НА КОСТРЕ
      Три дня сидели Петрушка с Аленкой в подземелье. Каждое утро Распорядитель праздников и приемов приходил проведать, вышивается ли портрет Формалая, и каждое утро находил на полотне безобразное изображение правителя.
      - Хватит, - остановил его Формалай, когда он в третий раз доложил об этом, - пора наказать их. Пусть сейчас же на площади сложат большой костер.
      Все садовники, дворники, парикмахер и даже Копилка были посланы за хворостом. И в полдень, когда солнце весело сияло в голубом небе, когда в тенистых садах и в рощах по берегам речки пели птицы, Петрушку и Аленку вывели на площадь, где был сложен огромный костер. Двух друзей поставили на помост, сооруженный из окрашенных в черный цвет досок и бревен.
      Рядом, всего в нескольких метрах от помоста, возвышались золоченые подмостки с троном Формалая, на котором уже восседал правитель. Он важно поглаживал свой тугой живот и оглядывался по сторонам: все ли жители пришли посмотреть на казнь? Пусть видят, как он расправляется с непокорными, и боятся Формалая. А жителей было целое море. Одни стояли поникшие, опечаленные, другие размахивали руками, кричали, но что - понять было невозможно.
      Царь еще раз огляделся и махнул рукой. Сидевший на корточках по правую руку от трона Хранитель царской памяти поднялся и в знак того, что начинает говорить о важном деле, снял белую чалму. Площадь затихла.
      - Слушайте! Слушайте! - выкрикнул он. - Сегодня здесь, на площади, будут сожжены сын мастера Трофима Петрушка и дочь кузнеца Игната Аленка. Наш мудрый Формалай приказал наказать их за то, что они нанесли непоправимый вред великому кукольному государству. Мастер Трофим не выполнил задание Формалая и обманом посадил на трон своего сына Петрушку. За это преступление Петрушка будет сожжен на костре, а его отец навечно заключен в тюрьму. Дочь кузнеца Аленка не вышила портрет нашего уважаемого правителя. И за это она сгорит на костре вместе с Петрушкой. Запомните! Запомните!
      Если бы Петрушка стоял на помосте один, он давно бы заплакал, закричал, а может быть, стал бы просить царя, чтобы тот его помиловал. Но рядом с ним была Аленка, и Петрушка хотел выглядеть рядом с ней сильным и смелым. Он держал девочку за руку и тихо говорил:
      - Не плачь, Аленка, может быть, кузнец Игнат спасет нас с тобой. Ведь ты знаешь, что он на свободе.
      Аленка перестала плакать и вместе с Петрушкой стала смотреть: не увидит ли вдруг сильную фигуру Игната или его друзей? Но все было напрасно. Вероятно, Игната не было в городе. Зато девочка увидела в толпе Матрешку и ее дочерей. Они ободряюще улыбались, как будто хотели сказать: "Держитесь, мы вас спасем!" Но ни Петрушка, ни Аленка не надеялись на это. Им не верилось, что Матрешки могут оказаться сильнее злого Формалая.
      И тут Матрешка-мама заголосила:
      - Батюшки! Несправедливость-то какая! Детей сжигают.
      - Несправедливость! - хором затянули все Матрешки. - Детей сжигают!
      Толпа заволновалась.
      - Молчать! - вскинулся Формалай.
      Матрешки не унимались.
      - Взять их и тоже сжечь! Я никому не позволю защищать моих врагов.
      Матрешек схватили и поставили на помост.
      Аленка заплакала еще сильнее. Было жалко Матрешек. Из-за них попали в беду эти верные друзья.
      С помоста Формалая раздался снова голос Хранителя царской памяти.
      - Слушайте! Слушайте! Наш добрый Формалай хочет оказать милость. Он исполнит их предсмертную просьбу.
      - Да, я исполню вашу просьбу, - сказал правитель, поднялся с трона и спросил: - Говорите, чего вы хотите.
      Аленка не могла выговорить ни слова. Ей уже казалось, что она чувствует, как языки пламени добрались до нее, и она пылает, как маленький факел; а неунывающий Петрушка громко ответил:
      - Я хочу пить и песню спеть.
      Формалай распорядился, и повар принес мальчику кувшин с водой. Петрушка нагнул кувшин и приложился к нему ртом.
      Вскоре кувшин опустел.
      - Еще хочу, - потребовал Петрушка.
      Ему принесли еще кувшин.
      "Мальчик, а как много пьет", - с удивлением отметил царь и почесал в затылке.
      - Напился, - сказал Петрушка. - Теперь буду песню петь. Самую веселую выберу.
      Формалай милостиво кивнул.
      Петрушка подбоченился, протянул руку в сторону царя и начал: Царю голову чинили, Гайки, винтики вкрутили. И работает с тех пор В голове его прибор.
      Толпа онемела.
      Многим хотелось ороситься на помост, защитить осужденных и спрятать их подальше от царских глаз, но никто не решался это сделать. Так велик был страх перед правителем.
      Стражники схватили Петрушку и Аленку и первыми швырнули в костер, который уже начал разгораться.
      Они успели отпрыгнуть от языков пламени.
      Потом стражники бросили в костер шестерых Матрешек.
      Толпа охнула от ужаса. Но тут началось самое интересное.
      - Раз! - звонко выкрикнула Матрешка-мама, раскрылась и вылила на огонь воду, которую она принесла с собой. Он зашипел, и вверх взметнулся сноп искр.
      - Раз! - сама себе скомандовала старшая дочка Матрешки, тоже раскрылась, и вода выплеснулась на языки пламени. К небу поднялся дымный столб. Сучья затрещали, зашипели.
      - Матрешки огонь тушат, - сказала Аленка. - Бежим!
      - Подожди, - удержал ее Петрушка. - То ли еще будет.
      Раскрылась третья Матрешка. Плеснула в пламя воду. Дым повалил гуще и стал заволакивать площадь.
      Жители заволновались. Формалай вытянул шею, хотел понять, что же происходит, но не успел. Остальные Матрешки вылили принесенную воду, и едкая пелена дыма все скрыла от глаз царя и его слуг.
      В ПОМЕСТЬЕ
      Кузнеца Игната в это время не было в городе Формалайске. Он не знал, что Аленку и Петрушку хотят сжечь на костре, поэтому и не пришел к ним на помощь. Когда Игнат вырвался из лап судьи, он скрылся в деревне. Вместе с крестьянами кузнец делил землю, принадлежащую помещику Копилке.
      Спасшиеся от костра Аленка и Петрушка тоже прибежали в деревню. Как радостно встретилась Аленка с отцом! Она рассказала отцу, что случилось с Петрушкой, что это он отпустил на волю самого кузнеца Игната и как смеялся над царем.
      - Ну и Петрушка! Ну и молодец! - приговаривал Игнат. - Теперь над Формалаем все в городе будут три недели смеяться. А чем больше будут над ним смеяться, тем меньше будут бояться его и меньше станут подчиняться.
      Петрушка был очень доволен похвалой кузнеца.
      В это время под окном послышался крик:
      - Копилка идет! Копилка идет!
      Петрушка первым выскочил на улицу. Помещик шел посредине дороги, тяжело переступая набитыми золотом ногами. За ним, немного в отдалении, двигалась толпа крестьян. Петрушка ткнул в грудь помещика пальцем и звонким голосом закричал:
      - Здорово, Копилка! Как живешь?
      - Как ты смеешь так со мной разговаривать, мальчишка. Я тебя проучу! - Он взмахнул кнутом, который держал в руке, но мальчик ловко увернулся, и кнут взметнул целую тучу пыли.
      Крестьяне засмеялись и плотным кольцом окружили помещика и Петрушку.
      - Пустите меня в мой дом. Вы не смеете меня задерживать. - Копилка снова взмахнул кнутом, требуя, чтобы ему уступили дорогу. Но никто не тронулся с места. А Петрушка изловчился, дернул помещика за штанину, а в ней зазвенели монеты.
      - Смотрите. Вон сколько у него золота! - крикнул Петрушка, опять увертываясь от удара кнута.
      - Это мои деньги! - схватился Копилка за брюхо.
      - Нет, не твои, - широкоплечий кузнец шагнул в центр круга, и все сразу увидели, какой он большой и сильный, и как жалок по сравнению с ним Копилка.
      Помещик пытался вырваться из цепкого круга, однако крестьяне не расступались, а кузнец продолжал:
      - Эти деньги заработали своим трудом вот эти крестьяне. Они принадлежат только им. Эй, крестьяне, отбирайте у него деньги!
      Несколько рук протянулись к помещику и вырвали кнут. Потом Копилку перевернули вниз головой и стали трясти совсем так, как трясут обыкновенную копилку. Монеты со звоном падали на землю, а крестьяне собирали их в мешок, чтобы потом разделить поровну.
      - Ну, вот и все, - облегченно вздохнули все, когда выпотрошенное туловище Копилки съежилось и стало похожим на измятую старую тряпку. - Куда его теперь?
      - В пруд его, в пруд, - первым предложил Петрушка.
      - Правильно!
      Помещика схватили и потащили к пруду. Он дрыгал ногами, махал руками, но никто не обращал на это внимания.
      Крестьяне донесли его до берега, раскачали и бросили в пруд. Они думали, что Копилка сразу пойдет ко дну, но ошиблись: пустое туловище плавало на поверхности, и легкий ветерок гнал его то в одну сторону, то в другую.
      - Он намокнет и потонет, - сказали крестьяне. - Только надо за ним последить, как бы не убежал. Посиди, Петрушка, покарауль его.
      Петрушка и Аленка спрятались в тальнике на берегу пруда и затихли.
      - Кажется, все ушли, - обрадовался Копилка и начал шлепать руками. Он не умел плавать и грести, но не зря говорят: нужда всему научит. Постепенно помещик стал подгребать все ближе и ближе к берегу. И когда Копилка решил, что совсем выбрался на берег. Петрушка вдруг выскочил из-за куста и позвал:
      - Эй, сюда! Сюда! Вот он. Копилка!
      Помещик обеими руками схватился за осоку, которая росла у берега и громко заквакал.
      - Ква, ква! - надрывался он. "Пусть думают, что это лягушка", - вертелось у него в голове.
      А удивленные крестьяне, поглядывая на небо, говорили: "Опять лягушки расквакались. Пожалуй, дождь будет. Надо сено сложить в стога и белье сухое снять".
      Три раза Копилка подбирался к берегу, и три раза Аленка с Петрушкой пугали его. Он совсем охрип, и вместо кваканья из его горла вырывалось змеиное шипение.
      Наконец ребятам наскучила эта забава. Они бросили в Копилку камнем и ушли домой. А он еще долго мокнул в осоке, и от пруда долго неслось шипение.
      КОШКУ ЗА ХВОСТ
      Формалай едва не вырвал себе бороду от досады, когда узнал, что армия распущена, а генерал Атьдва строит дом из песка. Он приказал немедленно привести генерала.
      - Молодец! Вот тебе орден и шесть медалей. Ты их заслужил. Ты верный и преданный слуга. Чтобы возвратить армию, ты взялся сделать то, что сделать невозможно, - сказал царь и сам положил награды в знаменитую суму генерала, у которого было так много наград, что он носил их на мундире с правой стороны, с левой и даже на спине, - но они все равно не умещались. Поэтому часть своих наград Атьдва носил в нарочно сшитой суме. А теперь давай думать, откуда нам взять новую армию, - продолжал царь. Трофим отказался шить солдат, и нужно что-то придумать.
      Генерал хотел было начать думать об армии, но вовремя спохватился, что у него может лопнуть голова, и решил: "Пусть правитель думает о солдатах".
      А Формалай не думал, у него решение было уже готово.
      Уже через час жители города собрались на площади. Для царя поставили помост. Он взобрался на него и, широко раскинув руки, как бы обнимая толпу, заговорил:
      - Мои верные подданные, граждане славного тряпичного государства! Разбойник Петрушка обманом забрался на трон и распустил армию, а без армии не будет порядка ни в одном хорошем государстве.
      Жители слушали.
      Слушал царя и Петрушка, который тоже пришел на площадь. В руках он держал мешок, а его глаза-пуговицы поблескивали озорно и лукаво.
      Как только мальчик услышал свое имя, он засунул руку в мешок, и оттуда раздалось тонкое и пронзительное кошачье мяуканье. Формалай замолчал и впился в толпу глазами. Стоявший рядом с Петрушкой каменщик засмеялся, а Формалай, оправившись, продолжал:
      - Я призываю всех жителей тряпичного государства вступать в армию.
      Над толпой опять пронеслось пронзительное и тонкое "мяу". На этот раз король не остановился. Он повысил голос.
      - Мы поймаем кузнеца Игната, заставим работать мастера Трофима.
      И после каждого слова его голос прерывался противным кошачьим воплем.
      В толпе смеялись, одни затаенно, прикрываясь ладонью, другие открыто, во всю силу. А Формалай теперь уже не говорил, а кричал. Он махал руками, топал о помост ботинками, чтобы прекратить кошачье мяуканье и смех толпы.
      - Петрушка, - догадался кто-то.
      - Петрушка, - повторил сосед.
      Этот громкий возглас донесся до Формалая.
      - Найдите Петрушку! На этот раз я его повешу! - Правитель послал в толпу четырех царских стражников.
      Мальчик бросил мешок и юркнул за угол. Из мешка выскочила большая облезлая кошка и ринулась в другую сторону. А царь поспешил во дворец. Он первый раз видел, как над ним смеются.
      "Я заставлю себя уважать, - в гневе шумел Формалай. - Я прикажу поставить себе памятник. Пусть каждый видит, какой я смелый, могучий и гордый".
      ПУГАЛО
      Матрешка встала очень рано: до рассвета она настирала целую корзину белья, потом поставила ее на плечо и пошла на пруд полоскать. Тяжелые капли росы скатывались ей под ноги. Когда Матрешка нечаянно задевала корзиной ветки, на нее сыпался целый дождь.
      На берегу она опустила корзину, выпрямилась, помахала затекшей рукой и оглянулась. Молочно-белый туман стлался над темной водой. Только у самого берега в ней отражалась розовая полоска восхода. Крестьянка поежилась и взялась за мундир ВанькиВстаньки: он должен быть готов в первую очередь, а то Ваньке-Встаньке нечего надеть. И тут она заметила, что рядом с ней по мокрой траве к лесу тянется чей-то след.
      "Кто же тут ходил? Неужели кто-нибудь встал раньше меня? - Матрешка прошла несколько метров по следу и увидела на траве черную пуговицу с вставленным в нее драгоценным камнем. - Это пуговица помещика Копилки. Значит, он выбрался из пруда? Теперь он пожалуется Формалаю, а тот пошлет слуг, и у нас опять отберут землю. Нужно позвать народ".
      Матрешка хотела бежать в деревню, но передумала. "Пока я хожу, трава высохнет, ищи тогда следы Копилки - и не найдешь".
      Она пошла по следам к лесу. "Здесь он, наверно, сидел, - думала Матрешка, увидев отпечатки протянутых ног. - Здесь хотел встать на колени и опять свалился. Ползет. Ничего. Я его догоню. От меня не уйдет".
      Вдруг в трех шагах от себя, за кустом, она увидела Копилку.
      Он лежал ничком, не шевелился. Матрешка сломала тонкий ивовый прут, осторожно ступая, приблизилась к помещику и взмахнула хворостиной.
      - Вставай, Копилка! Поворачивай обратно в деревню.
      Помещик поднял голову, и лучи солнца осветили широкую трещину, в которую он опускал монеты.
      - Иди в деревню, кому говорят...
      Помещик пытался подняться на ноги и как следует ударить крестьянку, но сил не было. Он хотел отругать ее, но и этого не смог сделать. После сидения в воде и долгого кваканья у помещика совсем пропал голос. Он воды? лишь открыл рот, и из горла донеслось непонятное хрипение.
      - Пойдешь ты или нет? Кому я говорю? - рассердилась Матрешка и хлестнула помещика хворостиной по широкой спине.
      Помещик, тяжело дыша, повернулся и пополз в сторону деревни.
      Матрешка шла следом и подгоняла его хворостиной, если ей казалось, что он ползет слишком медленно. Ей было некогда: ведь на берегу ее ожидала корзина с невыполосканным бельем.
      Первыми Копилку с Матрешкой увидели мальчишки.
      - Матрешка Копилку привела! Копилку привела! - зазвенело под каждым окном, и тут же вокруг них собрался народ.
      - Оказывается, он не утонул, - удивились крестьяне. Потом позвали Петрушку.
      - Почему ему позволил вылезти из спросили они.
      - А мы его камнями забросали, - ответил Петрушка. - Мы думали, что он на дне давно.
      - Что же нам с ним сделать?
      - Опять в пруд его, - предложила Матрешка.
      - Не стоит, - возразил кузнец. - Вы работали всю жизнь на него, а теперь пусть он поработает на вас.
      - Он ничего не умеет делать, - сказал ВанькаВстанька, который тоже приполз посмотреть на Копилку. - Разве что горох поставить сторожить вместо пугала.
      - Правда, - согласился кузнец.
      - Чучело из него сделать, чучело! - закричали все вокруг.
      Несколько крестьян взяли помещика за руки, за ноги и потащили к гороховому полю.
      Горох уже поспел. Стручки качались на ветру, трескались, а стая серых галок с криком летала над полем. Кузнец Игнат притащил кол, вбил его в землю и веревкой привязал к нему Копилку.
      Крестьяне еще немного посмотрели на чучелопомещика и разошлись: каждого ждала работа.
      Копилка остался один. Смелая галка подлетела и клюнула его в нос. Копилка замахал руками. Птицы разлетелись в разные стороны. А помещик скоро высох под жарким солнцем. Одежда на нем покоробилась, стала твердой и жесткой, как панцирь.
      Копилка дождался вечера и попытался освободиться, он дернулся в правую сторону сначала немножко, потом побольше, потом изо всех сил, веревка ослабла, и Копилка освободился.
      Копилка наелся гороху, наложил гороху про запас туда, где раньше хранил монеты, и, сгибаясь под тяжестью, поплелся к лесу.
      "В лесу меня никто не найдет, - рассудил он. - А как доберусь до Формалая снова отберу у крестьян всю землю, снова накоплю денег и всем им отомщу. Они узнают, как из Копилки делать пугало".
      Так, строя планы мести, помещик добрался до лесного ручья. Он съел весь горох, потом выстирал измазанные в иле пиджак, брюки и рубашку и повесил свою одежду на вершину развесистой липы сушиться. А потом сам забрался туда. Копилка опасался спать на земле: вдруг змея или ящерица заберется через щель в голову и поселится внутри, их ведь не вытрясешь, как горох.
      ГОНЧАР КРЫНКА
      Распорядитель праздников и приемов долго ломал голову над тем, кого заставить сделать памятник Формалаю.
      "А если приказать гончару, пусть он слепит Формалая из глины. Солнце высушит, и памятник будет твердым, как камень, - подумал Распорядитель и твердо решил: - Да, да. Нужно заставить гончара".
      Через час самый искусный гончар кукольного царства стоял перед Распорядителем праздников и приемов.
      - Как тебя зовут? - спросил Распорядитель.
      - Меня зовут Крынка.
      - Так вот что, Крынка, я поручаю тебе важное дело, - слуга Формалая тонкой тростью тронул плечо гончара и подтолкнул к окну. - Вот здесь, на площади, ты должен построить памятник нашему правителю.
      - Я не могу строить, - ответил гончар. - Я могу только лепить.
      - То есть я хотел сказать: слепить, - поправился слуга правителя.
      Крынка молчал. Ему не хотелось лепить памятник, а отказываться он боялся.
      - Если памятник понравится царю... - Распорядитель праздников и приемов перешел на шепот, подмигнув косым глазом. - Если памятник понравится царю, он подарит тебе новый дом с верандой и фруктовым садом.
      - Я попробую, - Крынка поклонился и вышел, а Распорядитель приемов и праздников велел немедленно сложить на площади постамент, а возчикам привезти два воза чистой белой глины.
      Каменщики сложили постамент. И вот уже Крынка ком за комом поднимает на постамент глину для будущего памятника. Сначала он вылепил толстые и кривые ноги Формалая, отошел в сторону и подумал: "Нет, не понравятся царю такие ноги, и не будет у меня ни дома, ни веранды, ни фруктового сада, - и он поправил ноги, сделав их ровнее и тоньше. - Вот так. Теперь хорошо".
      Потом гончар принялся за туловище. С каждым уложенным комком глины, с каждым новым шлепком, с каждым новым движением ему казалось, что дом с садом и верандой подвигается к нему все ближе и ближе. Вот уже готово туловище Формалая, толстый живот, массивные плечи, голова...