Я, дракон (сборник)

– Пойду-ка я, и в самом деле, к мудрецу, – сказал принц. – Посоветуюсь. А вы, матушка, отдыхайте и не берите пока в голову… ерунды.

Королева величественно кивнула, но после этого так жалобно спросила, что у принца сжалось сердце:

– Ты его хоть хорошо запер?

Он пожал плечами:

– Да разве это имеет значение? Я-то запер, но слабая щеколда, конечно, его не остановит. Не волнуйтесь. В вашем этом предании же не сказано, что именно сам подарок представляет угрозу. Опасна примета…

* * *

А уж как стрельба пойдет,

пуля дырочку найдет.

Булат Окуджава

Мудрец Антонин выслушал принца почти с таким же испугом, как и королева. Смотреть на дракона он отказался категорически, сославшись на возможный вред пищеварению, зато предание охотно рассказал.

Оказывается, оно было одним из самый древних и в самом деле имело документальные подтверждения. Для принца, который историей как раз и не увлекался, это оказалось хорошим щелчком по носу. Осознавать себя невеждой он не любил, поэтому наспех поведанный ему рассказ о трех кровопролитных войнах и одном дворцовом перевороте выслушал внимательно. Звучало все это страшно. Но по-прежнему бессмысленно.

– Я все равно не очень понимаю ключевые строки, – вздохнул он. – Есть в этом «пригодится» что-то… алогичное. Или противоречивое.

– Почему же? Как раз здесь никаких иносказаний не имеется. Магия – штука сложная, для природы затратная. Для человека – тем более. Потому просто так не проявляется. И если что-то произошло, значит, оно кому-то и для чего-то понадобится. Если пирожное превратилось в хлеб – жди голодных времен.

Принц медленно мерил захламленную комнатушку Антония чеканными шагами.

– Но голодные времена – это не обязательно война? Это может быть слишком морозная зима, или слишком долгие паводки, или, наоборот, жара и засуха…

– Может быть, и так, – согласился мудрец. – В любом случае, серьезные неприятности. Но это я для примера. А вот меч, щит и доспехи – вещи, однозначно указывающие…

– У меня не меч, – прервал его принц. – У меня всего лишь ручной дракон. Послушный, доверчивый и ласковый. И я найду для него мирное занятие. А вы пока разыщите те старые документы. Хочется повнимательней прочитать, с чего именно начинались беды…

* * *

Ей не жалко никого,

ей попасть бы хоть в кого…

Булат Окуджава

У принца были ровно сутки на то, чтобы найти решение. Опаздывать к невесте нежелательно. Оставлять дракона без присмотра – тоже.

Да, он плохо знал историю, слабовато разбирался в интригах и политике. Не потому, что был разгильдяем, а потому, что за свою жизнь ни разу не увидел в этом никакой необходимости. Да и в ближайшие лет этак двадцать королева правление отдавать не собиралась, и на учение, как считал принц, времени оставалось еще достаточно. Поэтому он, старательно увиливая от излишних знаний, ограничился основами, а высвобожденное таким образом время посвятил любимым наукам.

А любил он естествознание и географию. И еще он любил мечтать. О прекрасной деве, о полетах по небу, о процветании королевства – обо всем сразу. Прекрасная дева сама собой нашлась в соседнем королевстве, и, удачным образом, родители обоих молодых не возражали, даже наоборот – воодушевились и начали торопить события; королевство, можно сказать, что «процветало в пределах разумного». А полеты по небу…

Так вот же оно, то, что мечталось: надо отправиться к невесте верхом на драконе. И подарок материнский пригодится, и войны не будет. И приедет не то что вовремя, а даже заранее.

Но это решение показалось ему в плане нейтрализации злополучного предания слишком простым, ненадежным, и принц продолжал думать.

А что, если привезти невесте какой-нибудь скоропортящийся подарок? Такой, что нельзя доставить верхом на коне из-за долгого пути. Тогда получится, что пригодился именно дракон.

Конечно, в Бусинии и своих цветов навалом. Но, возможно, что-то необычное?..

Принц зашел в оранжерею и присмотрелся к орхидеям. Прилично будет срезать парочку или нет? Или взять для юной девушки что-либо более скромное? Он в сомнении качал головой: опять ненадежное решение, ведь есть нечто более простое, чем дракон, – цветы в горшочках.

Он брел между грядками и нечаянно спугнул бабочку, невесть как вылупившуюся в искусно созданном тепле.

Где бабочки, там и гусеницы… Принц огорченно осмотрел рассаду: ну точно, вон, расселились и жрут, ненасытные. Добро бы, менее ценные сорта, так нет…

И тут принц вспомнил нечто очень важное.

– Насекомое. Вечно голодное насекомое… И управы на него не найти… – пробормотал он, наблюдая с лупой, как бабочка раскручивает хоботок и запускает его в чашечку цветка. – А зайду-ка я в подземелье к алхимикам…

* * *

Хоть в чужого, хоть в свово,

лишь бы всех до одного…

Во, и боле ничего…

Булат Окуджава

Принц вылетел к принцессе на следующее утро. К брюху Ворона был привязан бочонок со специально разработанным ядом. Мгновенно действующим, легко смываемым водой и распадающимся на неядовитые составные части в течение суток. На Максимусе был глухо застегнутый плотный костюм, сапоги и перчатки из очень толстой кожи. Кроме того, для Ворона он припас особую повязку на морду. А в бочке имелось второе, внутреннее, днище – все в мелких дырочках.

Когда Максимус появился над дворцом невесты, все испуганно ахнули. Черный-пречерный дракон, со свистом проносящийся над крышами, гнал перед собой по земле свою тень. Ветер, вызванный его приземлением, поднял парадный ковер с дворцового крыльца и заставил его заполоскаться и захлопать по ступеням. Министры спешно схватились за шапки и парики, но некоторые все же не успели. И теперь, не позволяя себе нарушить этикет церемонии встречи дорогого гостя и сдвинуться с места, стояли сконфуженные.

Будущий тесть еле успел удержать чуть не сорвавшийся с губ приказ открыть стрельбу в опасное животное и его подозрительно бронированного всадника. Хорошо, что вовремя успел узнать именно того, кого готовился встречать со всей торжественностью.

А когда гость рассказал, какой подарок хочет преподнести, растрогался и чуть не прослезился.

Наскоро перекусив с дороги и угостив Ворона, принц вновь отправился в путь: с трудом натянув экипировку, он не планировал ее снимать до того, как сделает дело. А в таком наряде долго не усидишь.

На этот раз он летел над Бусинией, в ее окраинные земли.

Туда, где дожидались теплых деньков личинки саранчи.

Максимус помнил, как ежегодно страдало соседнее королевство от этих неистребимых тварей. К ним с матушкой саранча почти не залетала, предпочитая продвигаться строго на север и редко пересекая гряду невысоких гор, но в Бусинии съедала почти треть посевов. До сих пор уничтожить ее не удавалось никакими средствами. Мудрецы изобрели яд, способный убить насекомых еще до вылупления, но попытки добраться до тварей оказались бессильными. Болота, кочки, дебри. Только начинали травить личинок с одной стороны – взрослые паразиты уже взлетали с другой.

А он рассеял яд с воздуха. Быстро и легко. Они с Вороном даже дважды прочесали пространство над миллионами маленьких обжор. Мерно скользя на воздушных потоках, дракон исполнял свое предназначение.

Потом они с триумфом вернулись во дворец, к невесте принца.

Ворон быстро уразумел особые драконьи преимущества и не пожелал отправляться на конюшню. Как бы не так: во время пира он возлежал неподалеку от королевского стола и с урчанием поглощал деликатесы, выкладываемые перед ним на огромном фарфоровом блюде из далекого Чина. Разумеется, с драконами. Когда блюдо между переменами яств пустело, то – принц, наблюдавший за ним, мог поклясться – Ворон придирчиво рассматривал драконов и сравнивал с собой. Судя по выражению морды, наверняка в свою пользу.

А принцесса, кстати, была прехорошенькая. И тоже не без удовольствия, случалось, ползала по лугам на карачках с сачком и лупой. Что бы кто там ни думал про странность такого увлечения и такого способа передвижения, но если ты его можешь разделить с любимым, это ли не счастье?

* * *

Во, и боле ничего.

Во. И боле никого,

кроме ворона того:

стрельнуть некому в него.

Булат Окуджава

Королева Аугуста трепетно переворачивала пожелтевшие страницы, ругая себя за то, что сама ни разу не пожелала посмотреть на них. Все ее знания шли от занятий с учителями и бесед с мудрецами, самой заходить в библиотеку было некогда.

Теперь же она с изумлением читала заказанную Максимусом подборку.

«Первая война с Этсией»: «Принцу подарили меч, но тот вдруг стал боевым. Принц вызвал на дуэль своего друга, принца Этсии, и убил его. Так началась…» А королеву учили, что этсы напали первыми…

«Весенняя осада»: «Принц надел камзол. Камзол превратился в латы. Памятуя о легенде, принц попытался уничтожить их в пламени, но погиб сам. Король в гневе повелел казнить свиту принца. Среди его ближайшего окружения был наследник племени лезаргов. Лезарги осаждали замок до тех пор, пока все его жители не погибли от голода…»

«Мор семи городов»: «Принцессе преподнесли торт, он превратился в каравай с отрубями. Принцесса, подумав о предании, шепнула первому министру, что будет голод. Первый министр скупил весь хлеб и пустил слухи. Он нажил большое богатство, а семь главных городов королевства…»

– Что же в этой истории было первым, – горько спросила королева у мудреца, – шутки древней магии или человеческая глупость и пороки?

– Не знаю, – только и сказал мудрец. Он давно был официальным королевским мудрецом, и у него тоже никогда не было времени заглянуть в старые летописи самому…

Михаил Ера

Пилон

Барон Карл Вильгельм, риттер фон Тирлиц вошел в спальные покои, окинул оценивающим взглядом огромную, укрытую бежевым балдахином кровать, тяжелые темно-зеленые шторы, массивные серебряные канделябры, тусклые гобелены с изображением драконов и столетний выцветший восточного орнамента ковер.

– Томас! – позвал он.

– Я здесь, господин барон, – тут же отозвался слуга, явно ожидавший у двери.

– Старый добрый Томас, – риттер Карл улыбнулся. – За годы странствий мне приходилось останавливаться на ночлег в самых неподходящих для этого местах, но теперь я вернулся домой… нет, ты не вини себя Томас… Я получил в наследство от отца состояние, титул и родовой замок, но мне… Мне не уютно здесь, в отцовской спальне. Надеюсь, моя комната в пригодном состоянии?

– Конечно, господин барон, – подтвердил Томас. – Я подготовил оба помещения, вот только позвольте… – слуга направился к кровати, на мгновение скрылся за балдахином, а когда появился вновь, держал в руках ночную рубашку и колпак, – …позвольте перенести это, – договорил он.

– Оставь, Томас, – рассмеялся риттер Карл. – Неужели ты думаешь, что в угоду старому протоколу я напялю ночной колпак?! Ни-ко-гда!

Риттер Карл широко распахнул руки, вдохнул полной грудью, потянулся.

– Да, Томас, теперь я барон, но к черту протоколы! Я не умею жить скучно, Томас! Ночные рубашки и колпаки, мягкие тапки и домашние халаты, манерные жесты и высокомерие – все к черту, Томас! Все!

Не смотря на жаркое лето, в покоях чувствовалась сырость, от темных гранитных стен веяло холодом. Опустив взгляд на наполированный мастикой старый дощатый пол, риттер Карл осекся.

– Полы… Они здесь со времен крестовых походов… Знаешь, Томас, насчет тапок и халата я, пожалуй, погорячился, а остальное к черту! – уточнил риттер Карл. – А здесь, – он обвел рукой пространство отцовской спальни, – здесь все будет иначе. И здесь обязательно будет паркет, Томас. Ты не представляешь, по какому шикарному полу мне довелось ходить во дворце русской царицы!.. Да, Томас, да, и у нас все будет устроено так, как пожелает баронесса. Ты понял меня, Томас?

До того слушавший господина с открытым от удивления ртом Томас вдруг осунулся, его опечаленный взгляд уткнулся в пол.

– Вы надеетесь вернуть госпожу Ульрику Аннету? – тихо спросил он.

– Я не надеюсь, Томас, я верну ее! И плевать, что я совершенно не знаю, где следует искать, но я помню ее умный пронзительный взгляд и знаю, что приведу в этот дом настоящую баронессу!..

Томас еще ниже опустил взгляд, еще больше осунулся и засеменил к выходу.

– Наверно это и называют любовью, – едва слышно шепнул он, и скрылся за дверью.

– Это не любовь, – задумчиво проговорил риттер Карл. – Откуда ей взяться?.. Это нечто иное… Тебе этого не понять, добрый Томас. Впрочем, я и сам пока не понимаю…

* * *

Небольшая комната в двух шагах от отцовской спальни оказалась гораздо меньше, чем запечатлела ее память девятнадцатилетнего юноши. Обстановка совсем не изменилась. Отец бережно хранил память о сыне, не позволив Томасу убрать со стола ни книгу, ни пожелтевшие от времени листы бумаги, ни письменный прибор. Карл обратил внимание, что перо аккуратно заточено, чернила свежи, книга раскрыта на той странице, на которой он случайно поставил чернильную кляксу. Он помнил, как это произошло. В углу все так же стояли рыцарские доспехи кого-то из пращуров. Карл лично перетаскивал их с чердака. Тогда он грезил походами, сражениями мечников, верховыми поединками за право получить алую розу из рук самой прекрасной из принцесс. Это были славные времена его детства и юности.

Большой гобелен на стене с изображением свирепого трехглавого дракона. Он был повешен здесь по настоянию отца. Ночами, когда казалось, что, взмахнув крыльями, жуткий змей слетал с полотна и атаковал сонного «рыцаря», Карл бесстрашно сражался со змеюкой. Теперь он усмехнулся, обратив внимание на аккуратно заштопанные Томасом дырочки в гобелене. Когда-то он снес змею все три головы тем самым мечом, что зажат в железной перчатке рыцарских доспехов. Отец был недоволен не только порчей гобелена, но самим фактом «сражения». «Три головы змея – это три смертных греха, – говорил он. – Гордый взгляд, лживый язык и руки, проливающие невинную кровь. Пробить три дыры в тряпице – не значит победить. Битва с этим драконом продолжается всю жизнь, а одолеть его под силу лишь Пилону». О том, кто такой этот загадочный Пилон, отец рассказывать отказался. Единственное, что тогда удалось узнать Карлу, что пилонами французы называют мостовые опоры, а до битвы с трехглавым чудовищем рыцарь должен подчинить своей власти множество мелких драконов и дракончиков – Лесть, Зависть, Страх, Лицемерие, Подлость… список их имен так и остался висеть на стене отцовского кабинета. Со временем Карл понял, что драконы с именами человеческих пороков – не более чем воспитательная игра, сказка, выдуманная отцом для сына.

* * *

Двенадцать лет минуло со дня венчания девятнадцатилетнего корнета Карла Вильгельма фон Тирлица с четырнадцатилетней Ульрикой Аннетой фон Лее.

«Это было воистину таинство, я бы даже сказал – тайна, – рассказывал сам риттер Карл, когда заходила об этом речь. – Истинные причины этого скоропалительного брака и поныне остаются не ясны. Отец сказал, что если я буду упрямиться, то нас ожидает полный крах. Я был молод и всецело находился под его властью. Девочку же, ставшую мне законной женой, видел лишь единожды, непосредственно у алтаря. Пастор спросил, хочу ли я взять в жены Ульрику Аннету, отец ответил – да, от имени Ульрики отозвался ее папенька, таинство тут же состоялось, из чего вытекает, что обвенчанными оказались двое почтенных мужей. После церемонии меня сразу отправили в полк, Ульрика осталась жить со своими родителями, а вскоре я получил известие, что она утратила рассудок. Отец сказал, что придет время, я все узнаю, пойму и смогу вернуть драгоценную потерю жены. Он умер, а понял я лишь то, что за прошедшие годы мог бы выгодно жениться с добрый десяток раз, однако многоженство у нас, увы, не приветствуется».

Если изъять из слов Карла его обыкновенную браваду и иронию, добавить по пуду горечи и обиды, приправить страстным желанием разобраться и исправить эту дикую ненормальность, то получится истинная правда. Он даже обращался в суд с просьбой о разводе, но церковь категорически воспротивилась, пастор заявил, что рассудок – это вовсе не то, что требуется женщине для продолжения рода, и Карл получил отказ.

Между тем, жизнь била ключом – Карл в составе своего полка участвовал в двух войнах, а, получив отставку, посетил Китай, Турцию, на некоторое время обосновался в России, но известие о болезни отца заставило вспомнить о родном доме. Он опоздал на неделю. Родителя похоронили со всеми почестями, а вопросы так и остались без ответа. По приезде, уединившись у могилы отца, помимо множества невысказанных прощальных слов, Карл произнес:

– Отец, ты поступил дурно, уйдя из жизни и не оставив даже намека на то, что означала эта странная женитьба, как и где я теперь должен искать утраченный рассудок собственной жены. Но раз уж суждено нам было обвенчаться, то баронесса Ульрика Аннета фон Тирлиц должна жить рядом со своим мужем. Да и, в конце концов, мне нужен здоровый наследник, а ради этого я готов отыскать что угодно, даже то, о чем не имею и малейшего представления. И заметь, отец, какое-то время я вполне мог бы подтирать сопли юному фон Тирлицу. Не веришь? Я сам себе не верю. И все же ты поступил дурно. Ведь – ерунда какая-то: ищи то, не знаю что, ищи там, не знаю где…

* * *

Ночью Карл долго не мог уснуть. Казалось бы, долгий путь из России, ночевки на постоялых дворах, постоянные хлопоты с перекладными лошадьми, бесконечная тряска и надоедливый скрип колес должны были измотать его силы, но множество эмоций, обрушившихся на голову по приезде, взвинтили до бессонницы. Мешали и комары – вечный бич окруженных водой замков.

Легкий, неизвестно откуда налетевший ветерок отогнул край балдахина, Карл невольно коснулся взглядом освещенного ярким лунным светом гобелена с драконом. Трехглавый змей, вытянув шеи, смотрел на него и ехидно улыбался в три пасти.

Привиделось, подумал Карл, когда тонкая ткань вернулась на место. Но тут же послышались шепот и приглушенное хихиканье. Голоса были высокими, словно женские или детские. Карл привстал, отвел рукой балдахин. Гобелен оказался пуст… то есть, фон на нем остался: замок наподобие его собственного, лес, у самого горизонта упирающийся в горы… Но не было дракона, а на месте, где прежде находились его шеи, теперь более отчетливо выделялись заштопанные дыры.

Над головой вдруг захлопало так, словно в окно влетела птица. Карл поднял взгляд и с ужасом обнаружил над собой дракона размером с голубя.

Шпага – неизменная спутница дворянина, вместе с одеждой оставленная на стуле, в долю секунды перекочевала в руку. Карл рубанул наотмашь, острое жало со свистом разрезало воздух, не причинив дракону никакого вреда. Еще взмах, еще и еще… Звонкая сталь бессильна перед птицей-драконом.

Устав гоняться за призраком, Карл присел на кровать. Дракон устроился на карнизе балдахина и с любопытством поглядывал вниз. Только теперь до Карла дошло, что у этого дракона не три, а лишь одна голова.

– Тебя зовут Страх? – вдруг вспомнив о списке в отцовском кабинете, спросил Карл.

Дракон, услышав свое имя, встрепенулся, как это делают намокшие под дождем воробьи, и вдруг уменьшился до размеров того же воробья.

– Лети сюда, – раскрыв ладонь, приказал Карл.

Дракон послушно спорхнул вниз.

– Держу в руках собственный страх, – хмыкнул Карл. – Значит, отец все это не выдумал?

Он подошел к столу, постелил на край лист бумаги, высадил на него дракона.

– Сиди здесь, я свечу зажгу, – сказал Карл.

Дракон кивнул и уселся, вытянув хвост во всю длину.

Едва затрещала свеча, в комнату ворвался другой дракон. Страх, сидевший на столе заметно подрос. Пронесшийся по комнате дракон оказался размером с сову. Сделав несколько кругов, он опустился на пол у самой двери и всем своим видом показал, что где-то там – в коридоре или другой комнате – происходит нечто, на что стоит посмотреть.

– Ты – Любопытство, – признал нового гостя Карл. – Ступай и ты сюда, – приказал он, но Любопытство лишь покачал головой и, шагнув сквозь дверь, махнул на прощанье хвостом.

– Непослушный какой, – почесав затылок, высказался Карл.

Он решил не идти за дверь «на поводу» у Любопытства: хотелось поближе рассмотреть дракончика, ожидавшего на столе.

Страх оказался совершенно ручным и послушным. Багровый оттенок чешуи придавал ему отнюдь не устрашающий, а скорее стыдливый вид. В огромных глазах читались доверчивость и добродушие.

– А ты славный малый, – погладив ящера по голове, проговорил Карл. – Будем друзьями, – подставив палец под лапу дракончика, предложил он.

Страх кивнул, улыбнулся и хлопнул лапкой по пальцу.

– Ну что, друг Страх, усаживайся на плече, – одевшись, пригласил Карл крылатого приятеля. – Пойдем, посмотрим, куда звал Любопытство.

Дракон Любопытство дожидался у входа в отцовскую спальню. В тусклом свете свечи он походил на утку, устроившуюся на ночлег. Заметив Карла, дракон встал, зевнул, потянулся, просунул голову сквозь полотно двери, словно проверяя, все ли там, как надо, и влез туда целиком.

Едва Карл вошел в отцовские спальные покои, с гобеленов один за другим, словно плюшевые игрушки, начали сыпаться на пол дракончики. Они поднимались на ноги, осматривались и расправляли крылья.

Страх вдруг стал очень тяжелым. Он соскользнул с плеча Карла, вскоре дорос до размеров большой собаки и по-собачьи же сел у ног хозяина. Один из драконов, что кружил под потолком, опустился рядом с Карлом, и подобно Страху уселся по другую сторону.

– Меня зовут Удивление, – представился он человеческим языком и тут же догнал в росте Страха.

– Карл риттер фон Тирлиц, барон, – зачем-то представился хозяин, вопросительно поглядывая на Страха.

– Нужды не было, вот и молчал, – хмыкнул Страх в ответ на немой вопрос Карла.

Не обращая внимания на человека, беглецы с гобеленов переговаривались на своем драконьем языке, и, кто пешком, кто влет, отправлялись к старому восточного орнамента ковру в углу комнаты, поочередно исчезали за ним.

Вскоре спальня опустела. У ковра стоял лишь Любопытство, выросший до гусиных размеров. Он расправлял крылья, словно собираясь лететь вслед за «плюшевой» стаей.

– Куда это они? – спросил Карл Любопытство.

– Пойдем, узнаем, – лукаво ответил тот.

– Я бы не советовал, – вставил свое мнение Страх.

– А по-моему, там есть что-то вкусненькое, – возразил Удивление.

– Интересная ситуация, – почесав затылок, проговорил Карл. – Не прошло и часа… Как все изменилось…

– Ничего не изменилось, – ответил неизвестно откуда появившийся посреди комнаты дракон. Заложив крылья за спину, он принялся расхаживать взад-вперед. – Мы всегда были рядом с тобой, всегда подсказывали, всегда спорили, и всегда вели тебя к цели. Мы – это ты. Без нас нет тебя как разумного существа, – объяснял он.

– Но я не видел вас прежде, – удивился Карл. – Конечно, страх, любопытство, удивление… все это я испытывал, как и любой человек… – он на мгновение осекся. – Стоп, стоп, стоп! Выходит, от Ульрики сбежали ее драконы?.. Поэтому она… Она даже говорила, что видела их… Все смеялись… и я тоже… Зря, наверно…

Примечания

1

В рассказе использовано стихотворение Булата Окуджавы «Примета».

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.