Калифорнийская готика

Ленни мог бы делать все, что хотел, но его устраивало неприметное место в зрительном зале, а не на арене. Маркхэм любил друга за то, что Ленни был таким, каким был, частью его прошлого и его самого, но сейчас эта часть ничем не могла ему помочь.

— Все в порядке. Поезжай дальше.

— Ее найдут. Копы возьмут эту сучку. Прищемят ей зад. Включи телевизор. Может, эту сумасшедшую уже взяли.

— Да, конечно. — Реакция Ленни стала для него неожиданностью. Откуда эта горячность? Где сарказм и ирония? Если он и ждал чего-то от друга в такой ситуации, то, пожалуй, циничного замечания, язвительного обобщения или в крайнем случае молчаливой отстраненности.

— Возьмут... конечно, ее возьмут, — повторил Ленни злым, возбужденным голосом, глядя мимо Маркхэма покрасневшими глазами. — Дрянь... кусок дерьма... — Он вдруг затрясся и заплакал.

А ведь Ленни любил Кэти, неожиданно для себя понял Маркхэм. Он был влюблен в двадцатидвухлетнюю девушку с золотистой кожей, влюблен в нее, как в возможность другой жизни с огромным выбором вариантов. Кэти думала, что впереди у нее целая вечность, открытая для опытов и проб. И Ленни тоже так думал. А теперь его друг получил от жизни урок.

Размышляя об этом, Маркхэм почувствовал жалость к Кэти и Ленни, Джинни и Еве, к себе самому и своему сыну, находившемуся неизвестно где и отважно пытавшемуся постичь смысл окружающего мира. Хватит ли у него сил?

Маркхэм с усилием сглотнул.

«Если ее не возьмет полиция, я сделаю это сам», — сказал он себе и повернулся к Ленни, но тот уже уехал.

Оставшись один, Маркхэм прошел по опустевшему дому, выключая по пути свет.

Ну же, иди и возьми меня.

И тут в голове мелькнуло: к кому я обращаюсь? Кого жду? Леди в длинном платье, пытающуюся, подобно Мэдлин Эшер, выбраться из склепа? Или ту... как там ее звали... в «Острове мертвых»? Барбару Стил из романтического итальянского фильма ужасов, женщину с невероятно пронзительными глазами, лунно-бледным лбом и улыбкой «черной вдовы», повисшей над прозрачным белым одеянием?

Конечно.

Да, я живу в фильме ужасов. Только ужас здесь не имеет никакого отношения к некрофилии, «черным мессам», перевернутым крестам, не умеющим плавать вампирам или зомби, которые работают на плантациях сахарного тростника и послушно сваливаются с утеса, когда какой-нибудь парень с зубодробительным акцентом приказывает им это. Нет, ужас реальной жизни в другом. Он проступал повсюду: в следах наемных убийц, неофашистов и правительственных чиновников, в шкафах, в которых находили коротенькие юбочки балерин; в частных армиях, подготовленных и обученных на кораблях, носивших имена жен нефтяных магнатов; в пьяных президентах, кувыркавшихся в постели с гангстерами, и картелях, деливших мир, как праздничный торт, и прикалывавших к кусочкам ярлыки с надписью «ПРОДАЕТСЯ». А пока это происходило, подлинные короли земли лежали в могилах, и ночное ворье растаскивало их мозги, и их раны маскировались так, как того требовали сюжеты школьных хрестоматий, вызывавших смех даже у дошкольников. И в то же время миллиарды людей проливали пот и старели, как живые мертвецы, их жизненные соки высасывались сборщиками душ, теми, кому наш труд необходим, чтобы утолять непреходящую жажду власти. Как назвать этих несчастных? Не умершими? Какое убогое и жалкое объяснение столь тяжких страданий. А ведь дать удовлетворительное объяснение можно и без призвания на помощь того, чему нет названия. Ответ уже есть. Проблема в том, чтобы увидеть его и дрогнуть — в отрицании нет будущего. Все просто. Правда, какой бы горькой она ни была, способна утешить и успокоить.

Тогда почему, спросил он себя, мне все еще страшно?

Эдди.

Эдди где-то там. Но он скоро придет домой. Он в порядке — так должно быть. Мальчик знает, что нужно избегать темных мест, держаться подальше от шумных компаний, не садиться в машину с незнакомыми людьми, всегда носить чистое белье и не огрызаться с полицейскими. Он умен, настоящий вундеркинд, уже сейчас способный написать лучше, а может быть, и умнее, чем я. Я научил его тому, что знаю сам, а мать — тому, что мне и в голову не пришло бы. В общем, из всех нас троих он наиболее подготовленный для жизни.

Ой ли?

Эдди, мысленно крикнул Маркхэм, вернись домой. Ради бога. Все в порядке, мальчик. Все не так уж плохо. Мы поставим какой-нибудь фильм, что-нибудь из старой доброй классики, и вдоволь насмеемся. Может быть, к нам присоединится мама. Она увидит тебя, и ей станет легче. А потом я уведу ее в спальню, и мы будем близки, так близки, как не были вот уже несколько месяцев. И даже еще ближе.

Лишь бы знать, что с тобой все в порядке.

Когда мы переедем на новое место, у нас будет дом получше. В гостиную поставим телевизор с большим экраном и новейший проигрыватель лазерных дисков. Настоящую, первоклассную вещь. Ева права. Мы переросли этот дом. Он стал тесен для нас, как материнское лоно становится в конечном итоге тесным для младенца, и тогда он появляется на свет. Как и ты когда-то. Все не так уж трудно. В наше время есть немало способов добыть деньги. Черт побери, если понадобится, я расстанусь с «Малым Арканом», продам его Лену, и он возьмет все расходы на себя. Ленни разбирается в книжной торговле. В общем, все возможно. Раньше мне просто не хотелось заниматься этим. Дом, в котором мы живем, никогда не был раем, а всего лишь транзитной остановкой. И вот теперь мы выросли и готовы идти дальше. Время пришло. Я справлюсь. Еще не поздно...

Но пока нам хватит и этого дома. Сегодня он — реальность.

Маркхэм легко находил дорогу в темноте. Справа стояла духовка: электронные часы на ее панели отсчитывали секунды и минуты с точностью сердечного ритма, отмеряющего долгий срок до рассвета. Рядом с ней — холодильник, то монотонно гудящий, то на какое-то время затихающий. Маркхэм взялся за ручку и потянул ее на себя. Хлынувший из него поток белого света разлился по плиткам пола, по черным и белым клеткам, ведущим к заднему крыльцу. На второй полке лежало нечто, завернутое в фольгу, нечто, находившееся там так давно, что Маркхэм уже забыл, что именно это было. Тут же приютилась тарелка с рыбной запеканкой, доедать которую никто не хотел, половинка почерневшего банана, початая баночка йогурта и пакет молока. ВЫ ВИДЕЛИ ЭТИХ ДЕТЕЙ? — гласила надпись на боковой стенке, перекрывавшая фотографии трех улыбающихся детских лиц с беззубыми ртами. — ПОЖАЛУЙСТА, ПОМОГИТЕ!

Эдди не пропал. Не потерялся.

Конечно, нет. Ева с минуты на минуту привезет его домой. Она будет вести себя так, как будто ничего не случилось. Он обнимет ее и поможет уснуть до завтра, до воскресенья, когда у них наконец появится время, чтобы поговорить обо всем. Что скажет Ева, когда войдет в дом? Наверняка что-нибудь о еде — ведь они еще не обедали. В холодильнике разжиться особенно нечем, но она по крайней мере не будет беспокоиться за сына. Можно обойтись пиццей.

А котенок? Он-то хоть вернулся?

Надо заняться этим сейчас, пока Ева еще не спросила о нем. Маркхэм достал из холодильника пакет с молоком, налил немного в блюдце и направился к заднему крыльцу:

— Кис-кис-кис...

Дэн поставил блюдце возле двери и принялся ждать котенка. Снаружи что-то зашевелилось. Маркхэм приоткрыл сетчатый экран-ширму и почувствовал легкое движение у ног, как будто что-то проскользнуло в дом. Он посмотрел вниз, но ничего не увидел.

Ветер, наверное.

Он включил наружный свет, и в этот же миг где-то вдалеке завыла сирена.

Задний двор выглядел теперь совершенно по-другому. Но Маркхэм по крайней мере знал, где он находится и в каком времени.

Возле дома котенку спрятаться было негде. Разве что в неподстриженных кустах и разросшейся траве у забора, над которыми сейчас поднималась луна, искаженная до неузнаваемости висевшим над городом слоем плотного воздуха. Маркхэм выпрямился, подставляя лицо ее нежному успокаивающему свету. В следующее мгновение снова взвыла сирена. Из-за плотного покрывала смога были видны лишь несколько звезд: ручка Большого Ковша и то ли Венера, то ли Юпитер — крохотная мигающая точка, над которой висела луна — бледное, сплюснутое, лишенное всяких черт лицо.

Луна?..

Но тогда что это за желтый кружок, быстро превращающийся в огромный оранжевый шар за забором?

Чтобы рассмотреть получше, он выключил наружный свет и услышал в третий раз завывание сирены.

Пожар?

Должно быть, пожар. Небо над Брэдфилдом и другой частью города, расположенной за железнодорожным полотном, осветилось. Пожарные машины, похоже, мчались именно туда. Оставалось только надеяться, что ничего серьезного не случилось, но Маркхэму показалось, что жар ощущается даже здесь. После захода солнца ветер с романтическим названием «Санта-Ана» усилился. Значит, спать придется с открытыми окнами, в надеже на ночной бриз.

Брэдфилд.

Там живут Ошидари.

Туда ушел Эдди.

Он снял трубку, висевшую на стене на кухне, и услышал, как где-то, в другой части дома, что-то громко стукнуло.

Он даже не слышал, как она подъехала.

Маркхэм вышел в холл:

— Ева?

Кто-то — какая-нибудь птичка? — настойчиво скребся в дверь комнаты слева от него.

Это была комната Эдди.

— Эй, Эдди! Ты дома?

Если это сын, то он ответит. Как ему удалось войти? Эдди всегда пользовался задней дверью. Забрался в комнату через окно? Но зачем? Потому что уже так поздно? Ну, да ладно. Маркхэм был и так рад тому, что сын вернулся. Он взялся за ручку двери, но не повернул ее.

Пожалуй, сначала стоит постучать, подумал Дэн, вспомнив, как злился сын, когда он без предупреждения вваливался в его комнату.

— Есть тут кто-нибудь?

Дверь не желала открываться. Маркхэм налег на нее, но она не поддавалась, словно кто-то держал ее с той стороны. Потом в щель что-то юркнуло, как змея. Опять ветер. Скорее всего в комнате открыто окно — вот в чем дело. Волна воздуха улеглась, и в тот же миг сопротивление ослабло. Дверь открылась, ударившись о стену.

Пленка, закрывавшая мебель, всколыхнулась, подброшенная бризом, и тут же опала с тихим протяжным вздохом. Из темноты проступили очертания письменного стола... стула... Что это? Неужели в кресле кто-то сидит? Нет, это всего лишь тень.

Маркхэм провел рукой по стене, отыскивая выключатель, но под руку ему попадалась только пленка. На кровати что-то лежало. Как выставленное для последнего прощания тело. Грабитель? Пальцы наткнулись на приоткрытую дверцу шкафа, но Маркхэм не позволили себе отвлечься и сделал еще один шаг к кровати.

Как всегда, постель Эдди была не застелена. Подушки и скомканные простыни под пленкой казались какими-то тяжелыми, более плотными.

Он протянул руку, готовясь продырявить пленку пальцем, чтобы убедиться, что под ней ничего нет, когда кто-то неожиданно заговорил с ним.

Глава 11

Ева не сразу заметила, что на дороге никого нет. Никто не обгонял ее, никто не ехал навстречу. Ей казалось, что улицы между Стюарт-стрит и Брэдфилдом специально перекрыли, чтобы она смогла добраться до дома Ошидари за рекордно короткое время. Опустела даже площадка во дворе начальной школы, на которой, независимо от времени суток, суровые мальчики с решительными лицами обстреливали баскетбольные корзины. Никто не топтался на асфальте под скупым светом дежурных фонарей, никто не крался по плоской крыше и не прятался в тени с баллончиками краски, готовясь нанести на оштукатуренный фасад свою магическую эмблему.

Пустынный перекресток за железнодорожным переездом словно приглашал проигнорировать предупреждающий знак. Ева сбросила газ и посмотрела по сторонам. Ни справа, ни слева никаких признаков приближающегося локомотива не наблюдалось — только темнота, — и она проскочила на красный свет и уже начала делать поворот, когда трубный рев сирены едва не смел ее с дороги.

Ева резко затормозила, выпрямилась и взглянула в зеркало заднего обзора. За ее спиной, протянувшись до самой игровой площадки, лежал черный коридор, в самом конце которого слабо мерцали лампы дежурного освещения, позволявшие угадать контуры школьного здания. В следующую секунду мимо нее, буквально в нескольких дюймах от переднего бампера, пронеслась пожарная машина.

Снова взревела сирена.

Глядя вслед серебристо-красному пятну, Ева заметила, что вцепилась в руль с такой силой, будто вознамерилась раздавить его. Она разжала пальцы — кожа не без труда отклеилась от пластика, и на ладонях остались белые рубцы, а на руле — вмятины от ногтей.

Теперь дыши, приказала она себе.

Пожарная машина остановилась в нескольких кварталах от переезда, у перекрестка, повернув налево, в противоположную от жилого района сторону. Значит, горело где-то за городской чертой, по крайней мере далеко от дома Ошидари. Однако дорога оказалась заблокированной, как будто водитель никак не мог решить, что делать дальше. Сколько же драгоценных секунд или даже минут понадобится для того, чтобы объехать неожиданное препятствие? Лучше не рисковать. Можно переехать железнодорожные пути здесь, свернуть на бульвар, а потом немного срезать путь на следующем перекрестке. Она посмотрела по сторонам, осторожно переехала рельсы и повернула направо.

Никакого движения. Возле ярко освещенных ресторанов стояли десятки машин, но никто не выезжал со стоянок и никто не спешил припарковаться. Все четыре полосы движения были свободны, по крайней мере на двести — триста метров. Дальше они постепенно исчезали в наплывающем из-за города тумане.

Туман? Откуда? А ветер уже расчистил небо от облаков, да и время года для тумана было неподходящее. Тем не менее воздух быстро терял прозрачность, а ветровое стекло успело помутнеть от капелек влаги, конденсировавшейся на его поверхности. Ева включила «дворники», но стекло так и не очистилось по-настоящему. Присмотревшись, она поняла, что дело не в тумане — на капоте уже лежал слой пепла.

Небо сделалось грязно-желтым.

Вскоре прояснилась и еще одна загадка — движение замерло из-за того, что полиция блокировала все перекрестки. Улица, ведущая в сторону торгового центра, была забита плотно стоящими автомобилями, включенные подфарники которых напоминали огоньки свечей за плотной завесой пыли. Пожарные машины — насколько можно было судить — стягивались к старой автостоянке, небо над которой приобретало уже не желтый, а оранжевый оттенок.

Да, действительно, горело автомобильное кладбище!

Ева проехала до конца улицы и увидела пожарных в защитной форме, разворачивавших длинный, похожий на изголодавшегося удава шланг и подсоединявших его к гидранту. Ева добралась до ближайшего угла в надежде свернуть в переулок и отыскать наконец хоть какую-нибудь лазейку, но откуда-то сбоку выступил, размахивая руками и энергично качая головой, полицейский. Ева помахала в ответ и проехала мимо, но увидела, что следующий перекресток тоже блокирован. Она остановилась и опустила оконное стекло.

— Съезжайте! Освободите проезжую часть! — закричал полицейский, не дав ей произнести ни слова.

— Я только...

— Немедленно!

Она высунулась из машины и постаралась изобразить улыбку.

— Я живу здесь. — Как же, черт побери, называется этот район? — В Брэдфилде. — Ложь давалась ей на удивление легко. — Мне нужно домой. Я...

Полицейский даже не слушал ее.

— Мэм, съезжайте с проезжей части. Иначе мне придется выписать вам штраф.

— Вы не понимаете. Я увидела пожар и теперь хочу вернуться домой. Всего лишь. Если вы скажете мне, где можно свернуть...

— Нигде. Все перекрыто.

Что это? Ей показалось или он действительно положил руку на кобуру? Ева нахмурилась:

— Но если мне нельзя повернуть, то как же я вернусь домой?

— Никак. Освободите дорогу!

Ева кивнула в направлении торгового центра:

— А Уибберли открыта? — Едва успев задать вопрос, она увидела еще нескольких полицейских, спешивших к своему товарищу. — Ладно, куда мне отъехать?

Полицейский положил руку на капот, как будто собирался в случае необходимости остановить ее даже с риском для собственной жизни. Другая его рука покоилась на рукоятке пистолета.

— Подождите возле пиццерии. Я дам знать, когда можно будет ехать.

Спорить с ним было бесполезно. Полицейский, молодой еще парень, явно гордился выпавшей ему ролью и вовсе не собирался отступать. Его глаза казались глубокими, темными тоннелями без малейшего проблеска света в конце. Стоит ей совершить ошибку, попытаться двинуться вперед, и он тут же отскочит в сторону и откроет по ней огонь. Полный абсурд, однако ничего не попишешь — она оказалась на оккупированной территории без соответствующих документов. Не помогли бы даже водительские права, ведь она сказала, что живет в Брэдфилде, а в удостоверении значился другой адрес — Стюарт-стрит. Надежды прорваться к цели не осталось.

— Спасибо, — сказала Ева, сдавая назад и разворачиваясь в сторону «Крысенка Рэгги». До пиццерии было около сотни метров.

Припаркуюсь, подумала она, и позвоню миссис Ошидари. В холле пиццерии должен быть платный телефон. Или попробую проскользнуть пешком. Не будут же они стрелять в безоружную женщину?

Нет, сначала нужно позвонить домой и узнать, не вернулся ли Эдди.

Стоянка была забита машинами, на крышах которых играли желтовато-красные отблески пожара. С трудом отыскав свободное место, Ева вышла из машины и с изумлением заметила, как ее руки изменили цвет, став неестественно бледными и болезненно-желтыми. Небо над автомобильной свалкой ярко светилось, словно из-за горизонта собиралось встать новое солнце. Из-за ограждения доносились взволнованно сердитые крики, то и дело перекрываемые воем сирен. Потом небо вдруг резко потемнело от взметнувшихся ввысь клубов дыма. В следующую секунду ветер принес целое облако пепла, осевшего на уши огромного пластмассового крысенка. Ева схватила лежавшую на сиденье сумочку и поспешила ко входу.

В ресторане было не протолкнуться от нашедших в нем убежище многочисленных семейств. Однако больше всего было подростков, заполонивших все кабинки. Они громко гоготали над собственными идиотскими шуточками, успевая при этом поглощать чизбургеры и прикладываться к бутылкам с колой.

ПОЖАЛУЙСТА, ПОДОЖДИТЕ, ПОКА МЫ СМОЖЕМ ВАС ПОСАДИТЬ — гласила надпись на табличке над столиком администратора, но за самим столиком никого не было. Персонал испуганно столпился в углу и, похоже, отказался от попыток взять ситуацию под контроль, не обращая внимания даже на маленькую девочку, упрямо старавшуюся зацепить механической лапой автомата плюшевую куклу, лежавшую в груде других игрушек.

— Где здесь телефон? — громко спросила Ева.

Девушки в смешных форменных жилетках сделали вид, что не слышат. Подростки разразились глупым смехом, а девчушка у автомата бросила в щель еще один жетон. Оглядевшись, Ева заметила на стене в холле зубастую мордочку Крысенка Рэгги, указывавшего пальцем на стрелку с подписью «туалет». Решив, что телефон должен находиться именно там, Ева направилась к холлу.

В последней кабинке сидел паренек, углубившийся в «Шоковую зону».

Ева выхватила у него из рук журнал, заставив юного читателя поднять голову и посмотреть на нее.

— Томми! — разочарованно произнесла она. Он отвел глаза, явно испытывая дискомфорт от столь неожиданной встречи.

— Здравствуйте, миссис Маркхэм! А где Эдди?

— Я думала, он с тобой.

— Был.

— Был?

— Ну да. Мы договорились встретиться, но Эдди так и не пришел.

Ева не поверила ни единому его слову.

— Какой у вас номер телефона? — строго спросила она, открывая сумочку.

— Домашний? А зачем?

— Я собираюсь позвонить твоей матери.

— Бесполезно. Я уже звонил. Она, наверное, легла спать.

Судя по тому, как спокойно он ответил на этот вопрос, перелистывая потрепанные страницы журнала, это, возможно, было правдой. Ева уже успела заметить и перепачканное лицо, и помятую одежду, и отсутствие пуговицы на манжете рубашки. Не укрылось от ее внимания и темное маслянистое пятно на плече.

— Если Эдди не у вас дома и не здесь, то где же он? — спросила она.

— Вы на него сердитесь, да?

— Нет. Я лишь хочу знать, где он сейчас.

— Я тоже.

— Что ты здесь делаешь?

— Они же никого никуда не пропускают, — объяснил Томми. — Я попытался проскочить, но они мне так врезали... Эти долбаные... извините... эти копы...

— Не уходи, — предупредила Ева. — Сиди здесь. Мне нужно серьезно поговорить с тобой.

Она вышла в холл. К телефону стояла длинная очередь. Прикинув, что ждать придется долго, Ева, огорчившаяся еще больше, вернулась к Томми.

Вымещать свое плохое настроение на мальчишке было бы несправедливо. Похоже, ему уже досталось.

— Где вы были сегодня вечером? Ты и мой сын? Смотрели еще один фильм?

— Да. То есть нет. Мы просто... гуляли. Ну, вы понимаете...

— Что случилось?

Томми картинно пожал плечами, как первоклассник, прогулявший уроки. Ее сердце переполнилось жалостью. Вот уж чего бы ей не хотелось, так это изображать из себя строгую учительницу.

— Мы... ну, мы вроде как прятались. Там были парни из старших классов...

Ева насторожилась:

— И что они с вами сделали?

— Ничего. Ну... то есть... мы убежали.

Если он снова врет, подумала она, то дело совсем плохо. Правда могла оказаться страшнее, чем любая выдуманная история.

— Где же вы прятались?

Избранное им в качестве защитной маски намеренно бесстрастное выражение лица дрогнуло под ее пристальным взглядом, словно Томми понял, что переусердствовал в своем стремлении изобразить простачка и что обмануть взрослого не так уж легко. Он запнулся, осторожно подбирая слова, чтобы добавить к сказанному только самые нейтральные детали.

— Мы шли домой... ко мне домой. Потом увидели тех ребят. Они сказали, что у них не заводится машина, и попросили подтолкнуть. Мы толкали-толкали, но ничего не получалось. Ну и они, так... в общем, разозлились. Она погналась за нами, но мы убежали.

«Все, конец, — подумала Ева. — Что он такое несет? Кого пытается обмануть? Считает, что я настолько глупа, что поверю в этот бред? Интересно, его мать действительно не в себе или это только так кажется?»

— Хм. А что случилось с Эдди?

— С Эдди? — Вопрос стал для него полной неожиданностью. Похоже, придумывая свою маленькую мелодраму, Томми упустил из виду важную часть сюжета.

— Значит, ты не знаешь.

— Нет, — сказал Томми с высокомерным простодушием круглого отличника, пойманного с поличным при попытке просверлить «глазок» в стене раздевалки для девочек. — Он пошел домой. Я так думаю.

* * *

Сочиненная прямо с ходу история не выдерживала никакой критики — под тонким слоем побелки проступали очертания того, что он отчаянно пытался скрыть. Понимал ли Томми, что сооруженная им хрупкая конструкция рухнет от малейшего толчка?

— А я думала, что вы собирались встретиться.

— Да. То есть... Эдди собирался. Сначала.

Он посмотрел куда-то за ее спину, и Ева сообразила, что мальчик дошел до критической точки и готов сорваться. В соседней кабинке худющий семнадцатилетний юнец в мятой футболке обнимал за шею бледную девицу с крашеными черными волосами.

Томми попытался подняться, но Ева остановила его твердым, решительным взглядом.

— Ты сказал «она». Кто она?

Тощий юнец закурил, ловко орудуя одной рукой, тогда как другая расчетливо опустилась на грудь его крашеной подружки. Что-то в его движениях напомнило Еве маневры механической лапы, нацеливавшейся на плюшевую куклу.

— Когда?

— Ты сказал «она погналась за нами». Кто она?

— Я не знаю, миссис Маркхэм.

— А я думаю, что знаешь. — Ева снова напряглась, но на этот раз причиной ее беспокойства были не сирены пожарных машин, не дым и не рвущиеся в небо языки пламени. Она уже не могла ни продолжать утомительный допрос Томми, ни терпеть откровенно похотливую пассивность девицы в соседней кабинке. — Давай проясним кое-что и на этом закончим, ладно? Что это за девушка?

— Ну, я не знаю, как ее зовут...

«Я тоже, — подумала Ева. — Так и не удосужилась спросить ее».

— Как она выглядела?

— Как обычная девушка.

— Волосы длинные?

— Короткие.

Итак, он решил-таки сказать правду.

— И еще она носит что-то вроде длинного платья. Их еще раньше называли ночными рубашками. Ткань тонкая, рисунок простой, незатейливый, а глаза у нее... Как их назвать? Мертвые, да?

Зрачки у Томми удивленно расширились — это было заметно, хотя стекла очков и делали их меньше. В них мелькнули тревога и явно выраженный интеллект. Не по годам умные глаза. Совсем как у Эдди.

— Она была такая милая, — сказал он. — Потом начался пожар. Поэтому я и смылся оттуда. Эдди, наверное, тоже. Я даже не заметил, куда он ушел.

— Эдди тоже?.. Ему она тоже понравилась?

— Все было совсем не так, как вы думаете. — Но Томми все-таки покраснел, и это сказало ей больше, чем она хотела бы услышать. — Просто... ну, мы вроде как играли.

— Где? — Ева прижала его запястье к столу на тот случай, если он надумает сбежать. — А, черт... ты же говорил о сванке, да? Боже мой!

Томми не ответил, но она и так все поняла. Поняла, почему он сидел здесь и ждал, ждал, ждал, тревожно поглядывая на дверь. Томми, как и она, вовсе не был уверен в том, что с Эдди все в порядке.

Улица как будто качнулась от прогремевшего неподалеку взрыва. Зеркальные стекла окон прогнулись внутрь, готовые вот-вот лопнуть под напором ударной волны. По ту сторону улицы, за темными силуэтами домов, в небо выстрелил столб огня, окруженный кольцом дыма, которое медленно поплыло вверх.

— Клево! — заметила девица в соседней кабинке.

А Ева уже бежала к двери. Пожар бушевал вовсю, подступая к проволочному ограждению. Черные клубы дыма, кружась, уносились в небо. Горячий ветер ударил в лицо, мгновенно высушивая кожу. Ева машинально потерла руки, оберегая их от жара, и почувствовала, как жесткие обгоревшие волоски ломаются, крошатся и скатываются под ладонями, подобно металлической стружке. Томми выскочил вслед за ней и теперь стоял рядом. Из других районов города к месту происшествия спешили все новые и новые пожарные машины. Сирены то завывали, то замолкали. Откуда-то издалека донесся собачий лай. В домах захлопали двери, закричали люди, послышатся скрип тормозов и лязг металла. И тут же волна тяжелого запаха жженой резины и кипящего машинного масла хлынула со стороны свалки, неся с собой раскаленные белые частички, оседавшие на каски и брезентовые робы пожарных и мундиры полицейских, их машины, на черную статую Крысенка Рэгги. Они покрывали улицы подобно хлопьям пепла, вылетающим из трубы крематория. Горизонт осветился, как будто и город, и округ, и весь мир должны были вот-вот скрыться в дыму.

Развернутые у дальнего тротуара шланги набухли, раздулись, зашипели, заурчали и выплюнули бурую пену. Вслед за этим к свалке устремились пожарные. Из-за ограждения никто не вышел.

Освещенное заревом небо, блокированный с обоих концов бульвар, гигантская крыса, похожая на караульного на сторожевой башне...

Ева вдруг почувствовала себя так, будто оказалась в тюрьме или концентрационном лагере, под лучами мощных прожекторов, исключавшими саму мысль о побеге. Она взвесила свои шансы и пришла к выводу, что они равны нулю.

Полицейские и пожарные столпились у ворот огненного ада, и дорога на какое-то время осталась без наблюдения. Пожалуй, стоит попытаться, подумала Ева.

— Миссис Маркхэм, не надо!

Томми. Ему надо остаться здесь, мелькнуло у нее в голове. Здесь он будет в безопасности.

Ева перешла на противоположную сторону улицы, прямо к краю ограждения. Оно примыкало к железнодорожным путям под прямым углом к бульвару, отмечая западную часть периметра автомобильного кладбища. Огненная буря пробудила спящие моторы — длинный грузовик выдыхал из своей драконьей пасти клубы пламени. Покрышки превратились в лужицы магмы. Над свалкой висело облако ядовитых испарений, напоминавшее некий застывший целлофановый мираж. Ева выкрикнула имя сына, но ее голос утонул в реве пламени. Она прикоснулась к переплетенной проволоке и уловила запах обугленной плоти, а на обожженной коже отпечатался ромбовидный узор.

А что происходит на другом краю свалки? Дошел ли огонь туда? Или Эдди укрылся в каком-то воздушном «кармане», дожидаясь возможности выбраться из огненной западни.

Обойти свалку просто не представлялось возможным. Огненные искры перелетали через рельсы, оставляя за собой следы наподобие трассирующих пуль. Перед домами уже горели клочья травы и заросли ракитника. Ева отступила назад к бульвару.

Кучка полицейских и пожарных стянулась к воротам. За забором роль оперативного центра исполняла въехавшая на территорию свалки пожарная машина. Лица всех собравших — красные, как у огнепоклонников — были обращены в сторону бушующего моря огня. Ева понимала, что если попытается пройти мимо них, то ее, конечно, немедленно задержат.

За спиной у нее раздались крики. У западного блокпоста возникла сумятица — какому-то мятежному «форду-эксплореру» удалось прорваться через заградительный барьер. Полицейские бросились врассыпную. Автомобиль отбросил в сторону патрульную машину и на полной скорости устремился вперед. Стоявший на тротуаре перед пиццерией Томми шагнул на дорогу.

Микроавтобус вильнул в сторону.

— Сюда! — завопил Томми.

Водитель ударил по тормозам, и машина ткнулась носом в бордюр.

Томми молниеносно прыгнул в открывшуюся дверцу.

Ева замахала руками:

— Подождите!

На человеке, сидевшем за рулем, была школьная куртка с какой-то надписью на спине. Он вывернул руль, вдавил в пол акселератор, и «форд» резко рванул вперед. По асфальту застучали каблуки, и Еве даже показалось, что в руке одного из полицейских тускло блеснуло дуло пистолета.

Несколько человек в форме блокировали улицу перед автомобильным кладбищем. Брат Томми ударил по клаксону.

— Осторожнее, Майк! — крикнул Томми.