Калифорнийская готика

Он ставит камеру на землю, и она падает. Однако продолжает работать.

Мы видим, как девушка хватает пытающегося убежать репортера за волосы... оттягивает его голову назад... наклоняется над ним... и жадно целует в губы, словно высасывая из него что-то.

Оператор стонет и сопротивляется, но она не отпускает... И наконец... что-то хрустит.

Девушка обрывает поцелуй, но продолжает тянуть его за волосы и отрывает голову от тела.

Фонтаном хлещет кровь.

Девушка поднимает голову оператора и облизывает его губы. Словно пробует на вкус...

Потом отбрасывает голову в траву, как гнилое яблоко. Перешагивает через камеру...

Исчезает.

Да! Есть!

* * *

Эдди опустил камеру и поднял голову. Он понял, что сделал это. Теперь у него есть начало третьей части «Американского зомби».

Только вот создать нужные спецэффекты он не смог. Для этого необходима совсем другая техника.

Так чем же они занимались? Продолжали играть? Как дети?

Но мы уже не дети, сказал себе Эдди.

«Я напишу все сам. Напишу сценарий. Кто знает, что из этого получится? Однако попытка того стоит».

Он не имел ни малейшего представления о том, что произойдет летом. Но начало было положено. Пусть даже и все остается пока только в его голове.

Только ли?

Тогда почему он по-прежнему видел перед собой пятно золотисто-белой кожи?

Оно словно висело в воздухе, за разбитым радиатором.

— Эй, Томми, где ты?

Незнакомка не ответила. Кстати, как ее имя? Она так и не представилась. Это было частью тайны, которую им предстояло разгадать — кто она такая на самом деле и что делает здесь. И что ей нужно от них. Она была гораздо старше их. Что могло понадобиться взрослой женщине от тринадцатилетних мальчишек?

Может быть, она и вправду хочет, чтобы ее сняли на пленку, подумал Эдди.

Или это просто розыгрыш. Шутка.

Пора выяснить это.

— Ну ладно, вы хотите участвовать в нашем фильме или нет?

И вот она выходит из-за разбитой машины... голая.

На это рассчитывать не стоило, но он ничего не мог поделать со своим разгулявшимся воображением. Как могло бы выглядеть ее обнаженное тело?

Золотисто-белое пятно растворилось в сумерках.

Ну ладно, решил Эдди, если тебе так уж хочется поиграть...

Он бросился наискосок, между рядами машин, и в тот же миг за ограждением мелькнул свет. Эдди прибавил ходу — огонек не отставал, двигаясь параллельно ему по всему периметру свалки. Засвистел ветер. Вырываясь из-под расколотых маслосборников и продавленных капотов, он звучал, словно смех, дразнящий, лукавый. Эдди остановился, опустился на колени и пригнулся, чтобы увидеть ее ноги, но трава была высока и густа. Казалось, будто земля и небо срослись, образовав какой-то новый ландшафт, котором не существовало разделительной линии между органикой и неорганикой, живым и неживым.

Мальчик поднялся на ноги. Довольно далеко, в самом конце ряда, появилось желтоватое мерцание, круг света, становившийся все ярче, приближавшийся с каждой секундой.

Что это? И где это?

Эдди вдруг обнаружил, что стоит возле «питербилта». Странно, как это он вернулся к тому же месту?

— Томми!

Мальчик дотронулся до своих губ. Они были приоткрыты, изо рта вырывалось дыхание, но голос... голос принадлежал не ему. Это кричал кто-то другой.

Поднявшись на кучу уложенных друг на друга автомобильных крыльев, Эдди увидел уже знакомый ему трейлер, в котором все еще горел свет. У ворот кто-то стоял. Фигура была маленькой или же казалась такой. Потом человек поднял ко рту руки и крикнул:

— Том, черт бы тебя побрал! Выходи!

Это был Майк, старший брат Томми. Он стоял в полуметре от ворот, уже на территории свалки. За забором, у обочины, виднелся «форд-эксплорер». Эдди пригнулся и сделал шаг в сторону, чтобы спрятаться за грузовиком, но было уже поздно.

— Томми? Это ты?

Прикрывшись камерой, Эдди направился навстречу Майку.

Ночь. У входа на свалку.

Проезжавший мимо молодой полицейский замечает открытые ворота и решает посмотреть, в чем дело. Он вылезает из патрульной машины, входит на территорию свалки и видит фургон с надписью «Глазами очевидца».

К нему подбегает Джерри, водитель фургона.

Шофер:

— Это там.

Полицейский:

— Что?

Шофер:

— Тело. Я звонил...

Полицейский:

— Нам никто не звонил. Кто вы?

Шофер:

— Мы с телевидения. Передача «Глазами очевидца». Снимаем материал, связанный с «Олимпией».

Полицейский:

— Вы имеете в виду пожар? Но ведь это было не здесь.

Шофер:

— Знаю! Но сюда привезли машины. Мы поехали за ними и обнаружили пикап... А в нем тело!

Полицейский:

— Чье тело?

Шофер:

— Не знаю! Я вам об этом и сообщаю! Пойдемте!

Полицейский оглядывает Джерри с головы до ног.

— Сначала покажите мне ваши документы.

— Чья это у тебя камера? Уж не наша ли?

Эдди опустил камеру.

— Да. Ваша. Томми... это он дал ее мне. Чтобы я поснимал вместо него.

— Вот как...

— Он разрешил мне, Майк.

— Ладно. Где этот маленький говнюк?

— Его... — Эдди хотел сказать «его здесь нет», но вовремя прикусил язык. Как тогда объяснить, что камера у него? Он махнул рукой в сторону безмолвных машин: — Томми там.

— А что вы здесь делаете?

— Снимаем.

— Этот хлам?

— Ну да. То есть... нет. Мы... мы помогаем Раулю. Он обещал заплатить. За фотографии. Они нужны ему... для страховой компании.

Объяснение прозвучало вполне правдоподобно. Похоже, Майк поверил. Ему доводилось слышать и более странные вещи.

— Твоя мать знает, что ты здесь?

Эдди выпрямился во весь свой рост — пять футов пять дюймов — и ответил голосом достаточно взрослого и ответственного человека:

— Да, конечно.

— Хорошо. А то она заезжала к нам днем, искала тебя.

— Искала меня? — нисколько не удивившись, переспросил Эдди.

— Томми сказал, что вы с ним договорились встретиться. Но уже поздно, мама хочет, чтобы он был дома. Меня девчонка ждет, а тут...

— Я скажу ему, — пообещал Эдди.

— Передай, чтобы пулей летел домой. Немедленно!

— Хорошо, Майк.

Эдди повернулся и медленно зашагал в темноту, чувствуя на себе взгляд Майка. Надо же было так спешить, чтобы не заметить свет в трейлере. А что, если бы их застукал Рауль? Кстати, а где вообще он находится?

Уже миновав первый ряд машин, Эдди осмелился оглянуться. Как раз в этот момент автомобиль Майка с ревом сорвался с места. Мальчик остановился и уже собрался снова поднять камеру, когда совсем рядом, где-то впереди, снова прозвучал смех.

— Эдди? Это ты?

Наверное, он принял бы этот голос за голос друга, если бы не прорезавшаяся в самом конце фразы высокая нотка.

* * *

Автомобильная свалка. Ночь.

Полицейский идет впереди, подсвечивая себе фонариком. В какой-то момент водитель фургона отстает и остается один в надвигающейся темноте.

Шофер:

— Эй, подождите, пожалуйста! — Себе под нос. — И куда его понесло?

Он ошибается, делает неправильный поворот в лабиринте и обнаруживает, что заблудился. Нащупывая дорогу, пробирается вперед. Чертыхается, порезав руку об острый угол. Останавливается, подносит руку к губам, слизывает кровь и идет дальше.

Впереди желтоватый огонек фонарика, похожий на яркую ночную бабочку.

Полицейский проходит рядом с огромным длинным фургоном с помятыми боками и направляет луч фонарика на небольшой и относительно нестарый пикап.

Сзади к нему походит водитель.

Шофер:

— Тело здесь.

Полицейский:

— Значит, здесь, да?

На заднем сиденье пикапа: канистра для бензина, сундучок, пустая коробка из-под пиццы, рюкзак и спальный мешок.

Шофер:

— Откройте.

Полицейский, настроенный явно скептически, протягивает руку к спальному мешку.

Звук: смех.

Камера уходит в сторону. Мы видим девушку. Она медленно выходит из тени за грузовичком. Осторожные кошачьи движения. Громкий, бессмысленный смех.

Полицейский наводит на нее фонарик и видит, что она совершенно голая.

Полицейский:

— Думаю, что у вас вряд ли есть с собой какие-нибудь документы.

Шофер отступает назад.

Полицейский поворачивается к нему.

Полицейский:

— Подождите, я не отпускал вас.

Луч фонарика следует за водителем и натыкается на обезглавленное тело оператора, лежащее в луже застывшей крови.

Полицейский:

— Чтоб меня!

За его спиной девушка легко, без видимых усилий взбирается на крышу пикапа. Но ей нужен полицейский. Ее цель — Джерри, и она идет по следу крови, капающей из порезанного пальца. Девушка хватает его сзади за руки и приникает губами к порезу. Мы видим, с какой жадностью она высасывает его кровь.

Полицейский:

— Стоять!

В его дрожащих руках пистолет.

Девушка поднимает голову и отбрасывает шофера, который падает лицом в грязь. Потом смотрит на полицейского. По ее подбородку стекает кровь.

Когда полицейский взводит курок, она только смеется.

Полицейский:

— Я сказал...

В следующее мгновение девушка набрасывается на него. Сбивает с ног. Тащит за собой в пикап. Его голова сильно ударяется о дверцу. Череп раскалывается. Хлещет кровь.

Застежка-"молния" на спальном мешке расходится...

Внутри — разлагающееся тело.

* * *

— Ты нашел нас.

— Нас? — удивился Эдди. Он опустил камеру и открыл оба глаза, чтобы рассмотреть ее получше. Но без видоискателя его окружали только тени и лишь намеки на очертания. Потом в поле зрения появилось заднее сиденье пикапа, превращенное в постель, темную, как пустая могила, и золотисто-белый диск ее лица над ней.

— Это ваша машина? — спросил Эдди. Надо же было хоть что-то сказать.

— Была чья-то. Давно, — ответила незнакомка, вылезая из пикапа с другой стороны. — Теперь это никому не нужный хлам, как и все ос-тальное здесь. Никто ничего никогда не узнает.

— Я думаю, что, может быть, вы жили здесь или в подобном месте.

— У меня есть настоящий дом. Очень хороший. Нет, просто прекрасный. Я скоро в него перееду.

— Когда?

— Подойди ко мне. Хочу показать тебе кое-что.

Образы только что «снятого» фильма не выходили у мальчика из головы. Они прыгали, перескакивали, наезжали один на другой и вспыхивали, молниями проносясь перед его мысленным взором. Он осторожно, как некую хрупкую вещь, держал камеру на ладони.

Где же Томми?

Эдди подошел к пикапу и заглянул внутрь. Он бы не удивился, если бы там лежал, притворившись трупом, Томми, готовый выскочить из своего укрытия и рассмеяться ему в лицо. Однако в кузове были только канистры с бензином, портативный морозильник, полосатый спальный мешок и что-то еще, похожее на рюкзак. Он был размером с сумку для шаров, которыми играют в боулинг, и застегнут на «молнию» и явно битком набит чем-то плотным. Что она туда напихала?

— Что вы мне хотите показать?

Когда Эдди повернулся, девушка стояла у задней дверцы — темный силуэт на фоне посветлевшего неба. Луна начала по нему свое восхождение, но сейчас ее заслонила голова с растрепанными волосами. Свисавший со стрелы крана крюк раскачивался на ветру наподобие маятника.

— Себя.

Она потянулась к мальчику, и тот отпрянул, боясь, что упадет.

— Я отсюда вас вижу.

— Что ты видишь? — спросила незнакомка, забираясь в грузовик.

Порыв теплого ветра ударил ей в грудь, и тонкая ткань платья плотно облепила тело, как резиновый костюм аквалангиста-ныряльщика. Эдди видел каждый изгиб, каждый ее мускул с такой же отчетливостью, как если бы на ней не было ничего. Теперь в небе висели две луны.

Одна — огромный диск, казавшийся еще больше из-за тяжелых туч на горизонте, бледный, как выкопанный из могилы череп. Другая — круг лица незнакомки с короной разметавшихся от ветра волос. Затем вторая скатилась с неба и подплыла так близко, что при желании Эдди мог бы легко дотронуться до нее.

— Кто вы?

— А ты разве не знаешь?

— Я даже не знаю, как вас зовут.

— Узнаешь. Потом. Если скажу сейчас, ты мне все равно не поверишь.

Ветер усилился, срывая с проржавевших пружин клочья давно прогнившей обивки, завывая в рассыпающихся от ржавчины выхлопных трубах, играя с незакрытыми дверцами, пробегая по дребезжащим крышам, как будто смеясь над Эдди.

— А где Томми?

— Это имеет какое-то значение?

Да, подумал мальчик.

— Мне нужно передать ему кое-что.

— Забудь о нем. Он чужой.

— Томми — мой друг.

— Теперь я твой друг.

— Но я вас не знаю.

— Ты уверен в этом?

Незнакомка коснулась его плеча, взяла за руку и поднесла ее к своей щеке. Кожа у нее была прохладная. Потом она повернула руку мальчика так, что теперь их переплетенные пальцы дотронулись до его лица. Он не сопротивлялся, позволяя ей делать все, что она пожелает. Она снова поднесла его ладонь к своему лбу, провела ею по своим скулам, подбородку, шее, уху.

— Чувствуешь?

Ее руки ощупали его лицо, погладили виски, прошлись по щекам, прикоснулись к пушку над верхней губой, очертили контуры рта. Потом незнакомка взяла указательный палец Эдди и приложила его к внутренней поверхности своей нижней губы, где кожа была такой тонкой и нежной, что он даже испугался, боясь поранить ее.

— Мы одинаковые, — сказала незнакомка.

Возможно. Он промолчал, но признал ее правоту — форма лица и текстура кожи казались настолько похожими, словно их слепили из одного материала и по единому образцу. Впервые за все время, насколько ему помнилось, от него ничего не требовали. Эдди чувствовал себя так, как будто он стал частью некоего естественного процесса, и уже этого ему было вполне достаточно.

— Одинаковые, — повторила девушка.

Он сам не понял, как оказался вдруг в грузовике. Теперь их уже ничто не разделяло, но Эдди ощущал под ногой тяжелый, плотно набитый рюкзак, а рядом — спальный мешок на жестком полу.

— Пора, — сказала она.

— Что пора?

— Идти.

В этот же самый миг мост между ними рухнул. Эдди моргнул и словно избавился от сна. Крупный план ее лица, отчетливо передававший мельчайшие детали вроде пор кожи и золотистых лучиков в радужных оболочках глаз, внезапно исчез: осталось только воображение, картины, которые можно видеть, но в которых нельзя жить. Она снова стала обычной девушкой, незнакомой, чужой, непонятной.

— Ну так идите!

— Мы пойдем вместе.

— Ладно, — сказал он. — Мне еще надо много чего сделать.

Вылезая из грузовика, Эдди наткнулся на рюкзак.

— Что у вас тут напихано? — спросил он, давая понять, что ему на это наплевать.

— А вот что, посмотри! — Она расстегнула «молнию» и вытащила какую-то тряпку, которая оказалась старенькой тенниской. — Когда-то ее носил он.

— Кто?

— Можешь взять ее себе.

«Она сумасшедшая, — подумал мальчик. — И я тоже». Он стал выбираться из кузова, но зацепился за спальный мешок. Там действительно что-то было или ему это только показалось? Эдди напомнил себе, что это осталось лишь частью фильма.

— Что вы сделали с Томми?

— Ничего.

— Тогда кто?.. То есть... что?..

Он расстегнул «молнию» на спальном мешке.

— Неужели ты еще не понял? — спросила она, когда он поднял клапан. — Это не имеет никакого значения.

Эдди увидел лицо спящего мужчины. По крайней мере это был не Томми. Он хотел извиниться, но осекся, когда заглянул в глаза человека в мешке.

Рауль? Да, хозяин свалки лежал с открытыми глазами, но их взгляд оставался неподвижным. При этом он явно не спал.

— Значение имеет лишь одно, — произнесла незнакомка, опуская клапан спальника на место. — Семья.

Эдди попятился. Взятое крупным планом лицо Рауля намертво отпечаталось у него на сетчатке, и образ не только не стерся, но и наполнился красками: коричневато-красными стали края глубокой раны, рассекшей ему горло. Кино, сказал себе Эдди, это только кино...

— Ты ничего не видел, — глядя ему в глаза, прошептала незнакомка, и мальчик почти поверил ей.

Продолжая отступать, Эдди наткнулся на бензобак «питербилта» и замер, стараясь не шуметь. Пусть она и не видела его в темноте, но по звуку отыскать его могла запросто. Могла пробраться по крышам машин, прыгнуть, заслонив обнаженным телом луну, впиться своим жадным ртом...

— Ничего уже не важно, — сказала она. — Через несколько минут все это станет историей.

Что она собирается делать? — подумал Эдди. Поджечь свалку? Здесь столько бензина и масла... Сгорит все. Но только не она. Ведь в ней сила двоих... сила мертвых. Ее уже не убить. Не остановить. Она пришла, неся месть системе, сделавшей ее такой. Они приходят ночью.

Эдди не знал, видел ли он это или только представил себе, но девушка чиркнула спичкой и бросила ее на землю. В тот же миг на экране его мозга вспыхнули новые образы: языки пламени лизнули землю и взметнулись в небо, а незнакомка с нечеловеческой силой спрыгнула с крыши пикапа. Одежда на ней загорелась, но она упрямо шла вперед, и ее прозрачный силуэт танцевал на фоне пожара. Внутри ее таилась смерть...

Камера обожгла пальцы, и Эдди выпустил ее из рук.

Глава 10

— У тебя есть пистолет? — спросил Маркхэм.

— Конечно, — ответил Лен. — Прямо здесь, под сиденьем. Никуда я не выхожу без своего любимого шестизарядника. — «Фольксваген» свернул за угол и выехал на Стюарт-стрит. Что-то стукнуло под днищем. — Думаешь, он понадобится?

— Не знаю. Но, может быть, стоит остановиться у магазина и приобрести что-нибудь действительно стоящее.

— Ну разумеется. Ведь с неба падает дерьмо, потому что у свиней вдруг выросли крылья.

— Ты же был там, — сказал Маркхэм. — И сам все видел.

— Да, был! Но неужели ты думаешь, что я поверю в такую чушь? Кэти... Кэти! — Лен переключился на нейтралку и направил машину в тупик. — Сволочное хулиганье! Черт, мне надо было поехать вместе с ней. Все. Уезжаю в Орегон. Куда угодно. Хоть к чертовой бабушке в этот самый Бокс-Сити!

— Так ты считаешь, что это дело рук какой-то уличной банды? — спросил Маркхэм.

Лен поправил зеркало заднего обзора, чтобы его не слепили фары «тойоты».

— А ты как думаешь? По-твоему, эта долбаная Церковь Сатаны Спасителя вылезла из своей долбаной могилы?

— Я видел рисунок на стене, Лен.

— Ну и что? Я тоже его видел! — Лен с силой ударил ладонью по мухе, опустившейся на дверцу. Лицо у него стало красным и злым. — Все это берется из книг. Гребаные ублюдки даже не понимают значения символов, которыми пользуются. Свастики... пентаграммы... Теперь все это дерьмо ничего не значит. Просто кто-то считает, что это круто... как Смайлик на коробках для ленча. Вот и все. Ничего больше.

Он повернул ключ зажигания и дернул рукоятку ручника. Мотор чихнул еще пару раз и замер. Лен докурил сигарету и ткнул окурок в пепельницу.

— Ну и что, черт возьми, это значит? Что ЦСС снова здесь и взялась за старое? Но они же все погибли! Ты сам сказал!

— Надеюсь, что я не ошибся. — На подъездную дорожку уже выехала машина Евы. — И все же советую запастись оружием, когда отвезешь Джин домой.

— Мне оно ни к чему, Дэн. И тебе тоже. Дело ведь совсем не в тебе. Не считай себя пупом вселенной.

"Я и не считаю, — подумал Маркхэм. — Но, может быть, кто-то думает иначе. Она приходила сюда. Потом была в магазине. Кэти рассказала ей об оценке книг Бердуэлла, и она отправилась туда, чтобы найти меня. Возможно, приняла ее за мою бывшую любовницу и захотела избавиться от соперницы. Тогда все сходится. Так могло бы быть.

Если так было, то кто следующий?"

— Заберите с собой Еву, — сказал он. — Не хочу, чтобы она оставалась здесь. На случай, если что-то случится.

— Например?

— Я знаю, как у нее мозги работают.

— О ком ты говоришь, Дэн? Неужели ты поверил в то дурацкое письмо?

Маркхэм отвернулся. По дорожке чуть вперевалку семенила на своих коротких ножках Джин. Она пыталась догнать Еву, которая уже открывала входную дверь.

— Боже, да ты и впрямь поверил!

Окна по левой стороне одно за другим вспыхивали желтым. Это Ева, проходя по всем комнатам, включала всюду свет.

— Ладно, — сказал Лен. — Что это за ЦСС такая? Что они собой представляли? Кучка паршивых революционеров. Что они сделали? Написали какой-то манифест, на который было всем начхать, потому что на дворе были семидесятые, и ребятишки опоздали на десяток лет. И что потом? Они начинают изготавливать бомбы, а ФБР берет их за задницу. Сколько их всего было, вспомни! И где они все?

— Сколько человек состояло в этой Церкви? Пять? Десять? Федералы загребли всех. Так?

— Нет. Не так. Точнее, не совсем так.

— Не так? А как? Откуда ты знаешь? Ты же сказал, что она вступила в эту ЦСС после того, как рассталась с тобой.

— Правильно.

— Но ты их знал?

— Нет, просто мы с ней еще раньше следили за их деятельностью. Ей нравилось то, что они говорили, хотя это и было обычной пропагандой. Их даже нельзя было назвать сатанистами, разве что в самом начале, когда они действовали по указке полиции, которая, собственно, и создала эту Церковь Сатаны. Они были заурядными провокаторами, которым платили за то, чтобы они вовлекали в свои ряды тех сумасшедших, что еще оставались от прежних времен. Но потом ребятам надоела эта роль, и они решили сыграть в серьезную игру. Потому-то полиция и решила их уничтожить.

— А почему ты к ним не примкнул?

— Они полагались на насилие. Из-за этого мы с Джуд и разошлись.

— И их, как ты говоришь, уничтожили. Или я ошибаюсь?

— Да, Джуд была последней. Она никогда не сдавалась, стояла до конца.

— Уверен?

— Уверен.

— Тогда скажи.

— Хорошо. Они погибли. Все. Джуд тоже погибла. Она давно мертва. Этого тебе достаточно?

— Тогда то, что произошло сегодня, дело рук каких-то мерзавцев, которых следует подвесить за яйца.

— Охранник видел какую-то женщину.

— А что, разве в нынешних бандах совсем не бывает женщин? Кто знает, что было на уме у этой? Только ты здесь совершенно ни при чем. Абсолютно. Я прав?

— Перестань, Лен.

— Нет, скажи, разве я не прав?

— Ладно. Уговорил. Прав, — согласился наконец Маркхэм.

А что еще ему оставалось делать? Легче согласиться, чем продолжать бессмысленный спор, отстаивая свою иррациональную точку зрения.

Джин уже звонила по телефону из гостиной.

— Какую вам пиццу заказать? — спросила она, глядя на вошедших в комнату мужчин глазами пластмассовой куклы, не замутненными никакими абстрактными истинами и соображениями, полинявшими от солнца, утратившими свой настоящий цвет и не выражавшими ни души, ни характера своей обладательницы. Когда-то, много лет назад, эти глаза были открыты свету и видели его так много и так долго, что теперь не могли и не хотели замечать ничего. Однако Маркхэм понял, что именно в Джин привлекло Лена, лишь после того, как прошел через свой собственный обряд очищения. Теперь ему было понятно, что в настоящее время притягивало к ней Еву, — ее практичное, приземленное восприятие сиюминутного существования. Проблема заключалась в отсутствии надежного способа отличить созерцательную пустоту дзена от обычной пустоты.

— Пусть пиццу доставят по вашему адресу, — сказал он.

— Почему?

Маркхэм не стал отвечать и прошел в столовую. Собственный дом предстал перед ним наконец таким, каким он и был в действительности, словно какая-то пелена слетела с его глаз. В этот длинный, похожий на барак дом из сборных конструкций, слепленных каким-то безнадежным оптимистом, он привел Еву в конце 40-х. Никогда, даже в те далекие времена, никто не решился бы назвать это жилище домом своей мечты. И вот теперь это убогое сооружение элементарно разваливается — несмотря на все отчаянные усилия оттянуть неизбежное, прикрыть тонкие узкие простенки между окнами литографиями, плакатами в рамках и полками с книгами, хранимыми как дорогое старое вино. Как будто все эти вещи могли перенести хозяев дома из этой жизни в другую, как будто знания, накопленные ими здесь, могли увеличиваться, постоянно возрастать, проходя через пространство и время независимо от физического уровня. Слишком долго Маркхэм жил в абстрактном, придуманном им мире, но теперь это уже не могло защитить их. Кто знает, возможно, все-таки права была Джин. Возможно, Ева ошибалась, расценив ее дружбу как якорь, способный придать ей устойчивость посреди окружающего непостоянства и неуверенности.

Впереди он увидел Еву. Не обращая внимания на стопки книг, она искала что-то более реальное, осязаемое и ценное, чем то, что было здесь.

— Эдди?

Обойдя полки с книгами по искусству и психологии, Маркхэм догнал жену.

— Его здесь нет, — сказала Ева.

— Ты смотрела в его комнате?

Дверь спальни Эдди была открыта, но под полупрозрачной пленкой не вырисовывалось ничего такого, что вызвало хотя бы маленькую искорку надежды. В других обстоятельствах Ева, наверное, не удержалась бы от критического замечания по поводу незаконченной и даже не начатой работы, но не сейчас. Закрыв дверь, она поспешила на кухню.

Записка, оставленная ею на стене, оставалась явно нетронутой, на прежнем месте.

Зато Маркхэм, обнаружив другую записку на холодильнике, помахал белым клочком бумаги, как будто счастливым лотерейным билетом.

— Он вместе с Томми. Будет позднее.

Ева посмотрела на записку. Да, больше в ней ничего не было. Затем бросила взгляд на часы на дверце плиты, и как раз в этот момент вместо нуля появилась единичка — 9.51.

— Уже поздно.

Она перевела взгляд с записки на часы, а затем на лицо мужа, словно связывая их в простейшую геометрическую фигуру, некую систему координат, которая была способна уточнить ее собственное местоположение.

— Ева...

— Я поеду за ним.

— Позвони. — Дэн снял трубку и протянул ей. — Держи. Какой номер?

Она вырвала у него телефон, взглянула на листок со списком номеров, пришпиленный рядом, и, услышав в трубке голос Джины, недовольно скривила губы.

— Повесь трубку, Джинни! Подожди минутку!

Часы на кухне показывали без восьми минут десять. Ева торопливо набрала номер, и Маркхэм услышат комариное попискивание электронных модуляций, исходившее из трубки. Когда жена повернулась к нему, на часах уже было без семи десять.

— Никто не отвечает.

— Может быть, куда-нибудь вышли?

— Я еду туда!

Дэн не стал спорить. Ее решение значительно упрощало уравнение.

— Тогда я подожду здесь. На случай, если Эдди придет домой.

— Хорошо, — сказала она из холла и тут же вернулась. — Где кот?

— Не знаю.

— Я не, видела его с самого утра! Он всегда приходит к обеду. Но здесь же никого не было...

— Успокойся. Котенок вернется, никуда он не денется. Вот увидишь. С кошками обычно ничего не происходит.

— Как ты можешь говорить такое! — Секунду-другую ее губы беззвучно шевелились, а глаза смотрели куда-то в сторону. — Бедняжка с ума сойдет, если не попадет в дом!

— Я его найду. Обещаю тебе.

— Да уж постарайся.

Поджав губы, она отвернулась и решительно направилась к выходу.

Маркхэм направился вслед за ней в гостиную.

— ...надеюсь, заказ приняли... — говорила Джин.

Дэн увидел окружающее с беспощадной ясностью. Стены из клееной фанеры, которые нетрудно проткнуть просто пальцем. Рамы, висящие на гвоздях, которые начали гнуться уже с той самой минуты, когда на них повесили картины. Книжные полки толщиной с лист бумаги, жалкие, прогнувшиеся под тяжестью многочисленных книг. Хлипкая мебель, обтянутая дешевой материей, такой же сухой, какой когда-то обматывали мумий.

Книги? Источники знаний, но при этом средства передачи знаний, не имеющие сами по себе никакой ценности, как радиосигналы или звуки слов, произнесенных в пустоту, в воздух. Символы еще более слабые, чем плоть, неспособные защитить в такие времена, как нынешние. Почему он не замечал всего этого раньше?

— ...потому что если ее не доставят ровно через тридцать минут, — закончила Джин, — то платить за нее мы не будем!

— Тогда вам лучше отправляться прямо сейчас, — сказал ей Маркхэм.

— А вы, ребята? — удивленно спросила Джин. — Можно поехать на двух машинах. Кстати, где ваш ребенок?

— Мне придется подождать его, — пояснил Дэн.

— Тогда я поеду с Евой.

— Нет, — бросила Ева и вышла из дома.

— Но как?..

— Пожалуйста, поезжайте домой, — попросил Маркхэм.

— Неужели мы даже не выпьем?

— Прошу меня извинить, но я больше не пью. И выпивки в доме нет.

Ленни уже смекнул, откуда дует ветер. Пришло время заткнуться, сказали его глаза.

— Пойдем, Джинни. Заводи машину. Я сейчас выйду.

— Не понимаю, — пожала плечами Джин.

«Все в порядке, — подумал Маркхэм. — Я тоже не понимаю». Лен выпроводил жену за дверь вслед за Евой, которая уже села в «тойоту».

— Где Эдди? — спросил он, вернувшись.

— За ним поедет Ева. Я останусь здесь, может быть, он придет раньше.

— Я тебе нужен? Джинни и одна доберется.

Маркхэм ответил не сразу, обдумывая предложение Ленни, он знал, что друг сделает все, что потребуется. Мозг Ленни был мозгом любителя марихуаны, обладающим повышенной чувствительностью, настроенным на сострадание и ослепленным бесконечным множеством возможностей, и если он держался только за одну из них, то лишь ради того, чтобы все шло гладко и тихо, чтобы никто другой не испытывал никаких неудобств. Порой у Маркхэма возникало впечатление, что фильтрующее устройство, позволявшее ему фокусировать внимание на одном варианте, давно рассыпалось, что не осталось ничего, кроме циничного интереса к абсурдности окружающего.

Именно поэтому Ленни продолжал жить со своей рано увядшей и сварливой женой; именно поэтому соглашался с положением пассивного компаньона в магазине и не стремился вырваться на свободу и открыть собственный бизнес или писать книги, сюжеты которых роились у него в голове; именно поэтому довольствовался ролью мальчика-посыльного, вместо того чтобы самому отправлять послания миру.