– Поехали завтра домой, – сказал брат за ужином. Кончался седьмой день нашего пребывания в Кочи.

Я, как героиня дурного телесериала, застыла с открытым ртом, не донеся до него кусочек осьминога, зажатый между палочек. Удивительно! Я ведь еще несколько часов назад подумала, что пора возвращаться, и все это время ломала голову, как именно сказать об этом брату.

С ним ведь никогда не знаешь, чего ожидать. Может, и согласится, типа, почему бы и нет, а может, и расплачется, как перед маминым отъездом на Бали. Закатит истерику: «Никуда я не поеду!», «Отстань» и так далее. И главное, вероятность и той, и другой реакции одинаковая.

Шансы – пятьдесят на пятьдесят. Ну как тут угадаешь?

За те несколько дней, что мы прожили здесь, купаясь в море, любуясь закатами и рассветами, брат из бледного, запуганного, нелюдимого ребенка превратился в обычного веселого мальчишку. Стал другим человеком.

Прошла неделя, с тех пор как мы сюда приехали. Я старательно избегала разговоров о его школьных проблемах. Вернее, я просто не говорила об этом – ни во время наших прогулок по морскому берегу, ни после большого и неожиданного выигрыша в пачинко[18], когда он смеялся так, что, казалось, вот-вот лопнет от смеха, ни вечерами, когда мы вдвоем сидели в большой комнате и смотрели телевизор, ни перед сном – уже после того, как свет выключен и квартира погружена во тьму и тишину.

Не говорила я и о причине нашей поездки…

Я не знаю, насколько он болен и какую еще тягость сможет вынести.

Я не знаю, сколько понадобится времени, чтобы болезнь прошла.

Именно поэтому я с самого начала решила не говорить с ним о проблемах. Именно поэтому наш отдых получился настоящим отдыхом. Иногда мне даже хотелось, чтобы это длилось как можно дольше. Может быть, бесконечно.

Но всему бывает конец. Трудно сказать, когда он наступит, но он неизбежно наступает, зачастую в самый неожиданный момент…

Днем мы отправились на рыбалку.

Самая обычная любительская рыбалка с удочками, взятыми напрокат. Это был второй заход. В первый раз мы наловили целую гору мелкой рыбешки, и так нам это понравилось, что было решено обязательно сходить на рыбалку еще раз.

В ожидании клева мы сидели на бетонном причале, но рыба не клевала.

Дул сильный ветер, пахло солью, от бетона тянуло холодом.

Все было против нас. Настроение испортилось.

Закинув удочки в море, мы сидели с кислыми лицами.

Небо как вуалью было затянуто тонкими, почти прозрачными облаками, сквозь которые тут и там просвечивала синева.

Волны глухо бились о сваи, разбрызгивая мелкую, сливочную пену.

Я словно со стороны взглянула на эту картину, и в голове вдруг всплыло слово «прилив».

Внезапно вся эта красота мне надоела.

Волны набегали и откатывали, и в их шуме мне слышались слова.

«Пора возвращаться».

«Все, что вы могли здесь увидеть, – вы уже увидели».

Я взглянула на брата, вдруг он тоже что-то почувствовал? Но он все так же сидел с кислой миной, вцепившись в удочку.

Было совершенно непонятно, о чем он думает.

Поэтому я промолчала.

Стоило мне подумать о возвращении, и я сразу вспомнила о тех, кто остался в Токио. Вспомнила маму, Микико, Джюнко, Эйко, хозяина бара, подружку – официантку. И хотя от Кочи до Токио не так уж и далеко, мне показалось, что нас разделяет непреодолимое расстояние. Потом я вспомнила Рюичиро.

Я поняла, что очень соскучилась по нему.

Интересно, где он сейчас? Что делает?

Мягкие лучи послеполуденного солнца запутались в перекладинах трапа. Мне вдруг страшно захотелось увидеть Рюичиро.

Но даже если завтра я вернусь в Токио, это вовсе не значит, что я смогу с ним встретиться. Надо же – мне уже почти удалось свыкнуться с этой мыслью, но именно сейчас, когда мне так хотелось его увидеть, она показалась просто невыносимой!

Я так одинока…

С другого бока к причалу подплыл небольшой кораблик. Маленькое рыбацкое суденышко. Из него вышли два рыбака, старый и молодой. «Молодой, наверное, не сын, а зять, во всяком случае, они совсем не похожи», – подумала я.

Они выгрузили из кораблика сети, ведра с рыбой и разное снаряжение. Проходя мимо нас, старый спросил:

– Ну что, как улов?

– Да что-то совсем не ловится, – жалобно улыбнулась я, и тогда старик рассмеялся, достал из ведра осьминога и протянул мне.

Мы с братом вскочили и как сумасшедшие принялись благодарить рыбаков. Не то чтобы мы очень любили осьминогов, но, по крайней мере, у нас появился повод наконец-то уйти отсюда. Ура! Рыбалка закончена! Можно уходить.

На ужин я приготовила сашими[19] из осьминожьих щупалец, а из головы сварила бульон для мисо-супа.

И вот во время этого самого ужина мой брат впервые за всю неделю нашего здесь пребывания вдруг заговорил о возвращении. Так что я вполне имела право удивиться.

– Чего это тебе домой приспичило? – спросила я, справившись с удивлением, и глотнула соленого супчика.

– Да я еще днем подумал, что надо возвращаться. Ну что нам здесь делать? Если мы сейчас не вернемся, то можем вообще уже не вернуться… – ответил брат.

«Молодчина, – подумала я. – Прислушивается к себе. И страхов своих от себя самого не скрывает. Хотя в таком возрасте мог бы быть и попроще».

– Ёшио, ты на самом деле хочешь уехать? Если нет, то мы можем остаться здесь еще чуть – чуть. Я не спешу. Или если тебе здесь надоело, давай поедем куда-нибудь еще.

– Куда-нибудь еще? – Брат задумался. – Нет, давай лучшее домой поедем. Только у меня к тебе будет одна просьба.

– Какая?

– Если я снова… э-э-э… стану странным, я бы хотел, чтобы ты опять со мной поехала, как в этот раз. Ты ведь сможешь маме все объяснить? Ну, про нашу поездку? – он очень серьезно на меня посмотрел.

– Даю слово! С удовольствием с тобой съезжу, куда захочешь и когда захочешь. И вообще, давай договоримся всегда ездить вместе до тех пор, пока ты не вырастешь и не сможешь ездить один! Мы здорово с тобой отдохнули. Я давно уже так не отдыхала, лет сто, наверное, – я улыбнулась.

Но оказалось, что сюрпризы на этом не кончились.

По телевизору стали показывать ужасную передачу.

Вообще-то мы не собирались смотреть телевизор. Брат уже улегся спать. Я пожелала ему спокойной ночи и пошла на кухню. Мне очень хотелось выпить. В одном из кухонных шкафчиков я откопала доисторическую бутылку виски и, вернувшись с ней в комнату, включила телевизор просто как освещение…

Передача называлась «Страшные истории». Суть ее заключалась в том, что всякие известные личности рассказывали страшные истории, которые с ними приключились. Мистика – фантастика. Истории и впрямь были жутковатыми, а в сочетании с виски – просто ужасными. В какой-то момент мне стало так страшно, что я разбудила Ёшио. Он начал было ворчать, но очень скоро замолчал и уставился в телевизор. Так мы и сидели, как два идиота, в темной комнате, приговаривая: «Ну еще одну историю послушаем, и все!», «Ну еще одна, последняя, и спать!», не в силах оторваться от экрана.

В какой-то момент брат спросил:

– Саку, а ты когда-нибудь видела привидения?

– Никогда.

– А почему известные люди так часто их видят?

– И, правда, почему?

– А мама, интересно, видела привидения?

– Да нет, наверное… Хотя ты помнишь тот день, когда Маю умерла?

– А что?

– Мы в тот день вернулись из больницы и обнаружили, что с полки, где стояли деревянные куклы, упала одна кукла… Именно та, которую Маю больше всего любила.

– Ой, мне страшно!

– И мне.

– Саку, ты думаешь, это Маю приходила, пока вас не было?

– Не знаю, но говорят, что привидения – это чаще всего родственники.

– Ага.

Мы могли бы включить свет, но почему-то не включали. Сидели в полумраке, перед светящимся квадратом экрана.

От страшных историй всегда внутри все сжимается – даже пошевелиться трудно. Некоторые верят в то, что духи улавливают человеческий страх и летят на него, как мотыльки на свет. И, по-моему, эта байка про мотыльков гораздо страшнее, чем все те, которые мы сегодня слышали.

Где-то около часу ночи пришло время самого крутого гостя – Джюнджи Инагава, известного своей любовью ко всему потустороннему и запредельному. К этому моменту мы уже были напуганы до предела. Мы сидели, не дыша и не сводя глаз с помаргивающего экрана.

И тут: динь-дон – кто-то позвонил в дверь.

От неожиданности я вскрикнула, а брат подскочил чуть не до потолка.

Если человека хорошенько испугать – он может подпрыгнуть очень-очень высоко.

Мы крепко прижались друг к другу, и я жалобно спросила:

– Ёшио, что это? Кто это? Кто может сюда прийти в такое время?

– А почему ты меня спрашиваешь? – испуганным голосом сказал брат и добавил: – А вдруг это…

– А вдруг это – кто?! – Я готова была умереть от страха.

– Кто-кто? Сама знаешь кто.

– Ёшио, я тебя умоляю. Мне и так страшно, не надо меня еще больше пугать! – взмолилась я.

В этот момент в дверь снова позвонили.

Три возможных варианта: либо кто-то перепутал номер квартиры, либо это пьяный бродяга, либо… привидение.

Все три варианта мне не нравились.

Но делать нечего – я поплелась к видеофону, висевшему в коридоре у входной двери. Надо же посмотреть, кто это к нам пожаловал.

(Теперь, когда я вспоминаю события той ночи, я уже не чувствую страха. Скорее удивление. Более того, мне даже отчасти приятно вспоминать об этом и совсем – совсем не грустно. Просто смысл происходящего дошел до меня гораздо позже. Уже после того, как все произошло. Сейчас я понимаю, что сквозь страх пробивалось какое-то сладкое предчувствие счастья. Оно росло во мне, переполняло мое сердце.)

Я с опаской уставилась на монитор видеофона. На экране отчетливо была видна какая-то женщина. Ну, в силу черно – белого изображения и малости экрана не совсем отчетливо, но вполне. Женщина была абсолютно незнакомой. Симпатичная, худенькая, одета во что-то темное. У нее был довольный и немного пьяный вид. Хотя я точно знала, что вижу ее в первый раз в жизни, меня не покидало ощущение, что мы где-то уже встречались. Я вглядывалась в экран, пока у меня перед глазами не поплыли розовые круги. Пришлось тряхнуть головой. Круги исчезли.

Женщина показывала куда-то пальцем и глупо улыбалась. Потом принялась беззвучно открывать рот, будто пытаясь что-то сказать.

– Еще раз. Мне ничего не слышно, – сказала я ей, будто она могла меня услышать. И она каким-то непонятным образом услышала и стала повторять сказанное, артикулируя на этот раз еще энергичнее, чтобы можно было прочесть по губам. Впрочем, договорить она не успела: что-то отвлекло ее, и, подавшись назад, она исчезла с экрана.

Ничего не понимая, я стояла в коридоре, тупо глядя на монитор.

Из комнаты вышел завернутый в простыню брат.

– Знаешь, – сказала я ему, – только что…

Но в этот момент снова раздался звонок, и в ту же секунду брат закричал:

– Это Рюичиро!

– Что?! – я взглянула на монитор. Действительно, теперь там маячил Рюичиро. Но как это может быть? Что он здесь делает? И почему он заявился не один, а с какой-то женщиной?!

Я была в шоке.

А впрочем, почему бы и нет? Мы же с ним так давно не виделись. Мало ли что могло произойти за это время. Может, он встретил кого-нибудь…

Недавно я заметила, что научилась в такие вот неприятные моменты молниеносно приспосабливаться к обстоятельствам: то, что секунду назад казалось невозможным, вдруг становилось чуть ли не само собой разумеющимся. Вот как сейчас… Мое сознание словно обновлялось, переписывалось заново, и все противоречия исчезали вместе со «старой версией». По-моему, эта гениальная способность появилась у меня после того, как я упала и ударилась головой.

А ведь ребенком я могла обидеться на маму и проплакать у себя в комнате целый день только потому, что мама обещала взять меня в магазин, но по рассеянности не выполнила своего обещания. Куда подевалась эта обидчивая девочка? Ведь она еще жила во мне в тот день, когда мы расставались с Рюичиро в отеле и сердце мое разрывалось от грусти, а голова раскалывалась от боли…

Бедная маленькая девочка…

Она исчезла. Ее больше нет.

Наверное, она переселилась в другой мир, в мир грустных и печальных. И теперь живет там – в самом подходящем для нее месте.

Я взяла трубку домофона:

– Рюичиро, это ты?

– Совершенно верно, – послышался из динамика хрипловатый голос. Я нажала на кнопку и открыла дверь подъезда. Наконец на лестнице послышались шаги, и из-за двери донеслось:

– Вечер добрый!

Я сняла цепочку и открыла дверь.

– О! Какие люди, – сказал Рюичиро и улыбнулся широченной улыбкой. Щеки его раскраснелись, как у младенца.

– Я смотрю, ты уже успел изрядно выпить, – сказала я первое, что пришло в голову.

– Ну да. Я начал пить еще в самолете, – сказал он и, увидев брата, радостно закричал: – О! Ёшио! Здорово. Как ты вырос!

– Ага, – брат рассмеялся.

– Да не кричи ты и заходи давай! – сказала я, пропуская Рюичиро в квартиру.

Это было так странно. Сегодня днем я захотела встретиться с Рюичиро – и вот он уже здесь. Стоит на пороге. Поверить в это было труднее, чем поверить в рассказы про привидения.

– Слушай, а где твоя подружка?

– Какая еще подружка? – Рюичиро непонимающе взглянул на меня. – Я один пришел.

– Только не ври! Я же ее видела. Худенькая такая, в темной одежде.

– Не знаю такой! Когда ты ее видела? До того, как я позвонил?

– За секунду до того, как ты позвонил!! Поэтому я и говорю – не надо врать!

– Мне страшно!!! – вдруг закричал брат.

– Да там никого, кроме меня, не было, я серьезно говорю, – сказал Рюичиро.

– Ну как это может быть? Я же видела – она стояла рядом с дверью и смеялась.

– Наверное, это привидение.

– Ладно! Хватит!

– Мне страшно!!

– Да вы что, с ума сошли, что ли?

– Стра-а-ашно…

Постепенно мы немного успокоились и, чтобы окончательно забыть о таинственной незнакомке, решили выпить крепкого кофе.

После того как мы натерпелись страху в собственной прихожей, нас уже совсем не трогали телевизионные ужасы, и телевизор тихо бормотал себе в углу – этакий ненавязчивый шумовой фон.

Я вспомнила одну вещь, которую когда-то прочла у Ёко Оно.

Мы часто относимся к телевизору как к другу. Но на самом-то деле он почти ничем не отличается от обычной стены. Если, скажем, в дом забрался грабитель и напал на подвернувшегося ему под руку хозяина квартиры – телевизор не придет несчастной жертве на помощь. Он все так же будет бормотать что-то свое и показывать то, что показывал до этого.

«Что-то в этом есть», – подумала я.

Еще совсем недавно мы с братом дрожали от ужаса, и все наше внимание было сосредоточено на телевизоре, который, безусловно, был главным действующим лицом в комнате, а теперь вдруг оказалось, что это просто бормочущий ящик. И ничего больше.

– А мы завтра уже уезжаем домой, – сказала я.

– Да ну? – спросил Рюичиро. – Я-то думал, вы еще немного здесь побудете. Я же из аэропорта звонил, разговаривал с твоей мамой. Она мне сказала, что вы с Ёшио «отправились в путешествие». Короче, я так понял, что это надолго, ну и решил, что, если я хочу тебя увидеть, придется ехать за тобой… А то, кто знает, вдруг мы вообще больше никогда в жизни не увидимся…

– Ну ты скажешь тоже…

– Не перебивай. В общем, я приехал сюда. И для начала пошел поздороваться со старым другом – он тут бар держит. Ну… и задержался у него немного. Ты уж прости, что так поздно до вас добрался. Да еще и напугал, похоже.

– Ты просто время выбрал не самое подходящее. А так мы очень рады! – сказала я. Брат кивнул.

«Но кто же была та женщина? – снова подумала я. – Вряд ли мы с ней встречались. Или все-таки встречались? Интересно где? Такое знакомое лицо…»

Я никогда не видела привидений, но, может быть, эта женщина и была не привидением, а чем-то вроде оптической иллюзии? Неким порождением моего сознания, пытающегося заполнить лакуну между памятью и реальностью… Но кто же она?

От этих мыслей у меня разболелась голова.

Ладно, потом подумаю. Может быть, и вспомню.

Самое главное, что ее здесь нет. Рюичиро действительно приехал один.

Я так соскучилась по нему. Как здорово, что он приехал!

У меня было почти новогоднее настроение.

– Ну раз вы завтра уезжаете, я поеду с вами, – сказал Рюичиро. – С другом своим я уже повидался, а без вас мне делать здесь нечего. Давайте только с утра на море сходим и полетим в Токио вечерним рейсом.

– Ну давай. Мы особо не спешим, – сказала я.

Вот ведь какой – небось, в своих путешествиях обо мне и не вспоминает, а теперь вдруг пристраивается к нам, чтобы до Токио вместе долететь.

И вообще, откуда у него столько друзей, у этого Рюичиро? Даже в Кочи нашелся старый приятель, с которым можно встретиться и выпить… Мне было больно думать, что я всего лишь «одна из…»: еще одна карта в пасьянсной колоде, еще один пейзаж в бесконечной череде пейзажей, ненавязчивое воспоминание о лете в середине зимы… что-то такое, что становится важным лишь тогда, когда его нет рядом…

Мне было до слез жалко себя.

– Рюичиро, а куда ты в этот раз ездил? – спросил Ёшио.