Бомба тоже хотел так научиться, но пальцы - колбаски пролетарские - ими хорошо железо гнуть, а вот крутить-вертеть не получается. А Семен всегда был весь на пальцах. С телками умел разговоры заводить. Любую умаслит, заговорит, уговорит с собой поехать. Бомба так не умел. Вот жили они тогда, бабок не считали, не то, что теперь. Вроде друзья были, а теперь Семен и говорить с Бомбой не хочет, ссучился. Но ничего, Бомба его еще навестит, когда "поднимется".
      Там, в зоне, авторитет один обещал Бомбу на воле пристроить на "работку". Такие, как Бомба, всегда нужны. Всегда найдется кому бока необходимо намять. Но поработать Бомба всегда успеет, а пока нужно хорошенько отдохнуть. Бомба взял бутылочку "Столичной", пива и папирос. Не престижно, конечно, такому крутому парню, как Бомба, курить папиросы, но денег пока больше нет, да и привык к папиросам на зоне. Закуски брать не стал, но не потому, что не на что было, а просто у него был такой принцип. Пить, так пить, и не хрен жрачкой градусы убивать.
      Бомба прошелся по улице, зашел в свой загаженный и обоссанный подъезд, переступил через кучу собачьего дерьма и вошел домой. Замок на обшарпанной двери висел на одном гвозде, но никто его чинить не собирался - не на что было, да и незачем - брать-то в квартире все равно нечего. Все, что можно вынести - давно уже вынесено и пропито.
      Соседки - две старухи, ровесницы чуть ли не Льва Толстого - тихо помирали в своих комнатушках уже лет по двадцать, и все никак господь их не прибирал. А так бы было неплохо, если б они окочурились - шикарная трехкомнатная квартира с длиннющим коридором почти в центре досталась бы Бомбе и его семье.
      Бомба подумывал о том, что неплохо бы старух тихонько придушить вечерком или отравить. Да пока не время. Нужно было Бомбе тихо и спокойно отсидеться на "дне" после зоны, шороха особого не наводить. А после пары месяцев Бомба найдет кого-нибудь из друзей по отсидке, и они за пару ящиков устроят "доброе" дело старому корешу. Замочат сначала одну, а потом и вторую. А трупы Бомба знает куда деть. В зоне чувак рассказывал, как убитых прячут ночью в свежевыкопанные могилы. Сам рассказчик до отсидки на этом самом промысле работал. Закопают мертвечинку убитую, а утром в ту же могилу сверху цивильный гроб ставят и закапывают. И всё шито крыто. Скоро, когда этот чувак откинется, тогда Бомба с ним и помуцефарит относительно старух.
      Бомба, не снимая грязных с улицы ботинок, пошел пить на кухню, но там на беду тусовались обе старые вешалки - их соседки. Бомба их прозвал Карга и Ведьма, но кому какую кличку дать, еще не понял, потому что жил в квартире всего второй день. При появлении Бомбы старушки замолчали. Они что-то варили на плите. Жили в этой квартире давно, еще с мужьями и, кажется, даже между собой не ладили. А вот старость и немощь помирили их. Вместе варили какой-то вонючий супчик из отходов. Бомба даже поморщился от этого запаха. Так дерьмово даже от баланды на зоне не воняло.
      Бомба взял из шкафчика рюмочку с маленьким синим цветком на боку, прикурил от плиты и сел за стол. Выпустил изо рта струю дыма и налил себе водки. Старушки демонстративно закашляли, и одна из них сказала, подбоченясь и пытаясь выпрямить горбатую спину:
      - Вы бы не курили тут, пока мы на кухне. У Верочки, между прочим, астма.
      Бомба знал, что они и раньше доставали батю и маманю, а особенно сестру Галку своими дерьмовыми придирками, поэтому ему доставляло удовольствие позлить этих старых горгон. Он демонстративно молчал и только еще больше дымил папиросой. Старушка и не думала замолкать.
      - И снимайте ботинки в прихожей, - сказала она поучительно, - здесь вам не тюрьма в ботинках ходить. И ваши никогда кухню не моют, а я за вами протирать на намерена! В моем возрасте... И не курите!
      - Ладно, не каркай, кикимора, - лениво сказал ей Бомба, развалившись своим шкафоподобным телом на стуле, - сдохнешь скорей. А будешь пасть открывать заставлю и у нас в комнате мыть.
      Старухи скроили такие рожи, что Бомба чуть не умер со смеху. Он опрокинул в себя стакан с водкой, поморщился, занюхал рукавом и запил пивом. Старухи оправились от первого удара и снова пошли в атаку.
      - Между прочим, это мой стаканчик, - сказала молчавшая до этого "посудина", судя по всему, Верочка, у которой астма, - и это наш шкафчик, и я попросила бы...
      - Заткнись, дура старая, - прервал ее Бомба, - попросила бы... Иди возле церкви проси, а я сегодня не подаю. И не гавкай за стаканчик, а то я тебя в этом твоем шкафчике и похороню вместе со всеми твоими стаканчиками. Будет хорошо за стеклянными дверками смотреть, как тебя земелькой посыпают.
      - Как вы смеете, - снова возмутилась вторая, - прекратите сейчас же! Или Вы думаете, мы на Вас управы не найдем?
      - Ой-ой-ой, боюсь, - развеселился Бомба, - сходи, рогоносца своего на кладбище откопай, может, он приканает и за тебя впряжется!
      - Замолчите сейчас же! - завопила старушка. - И не смейте оскорблять память моего покойного мужа!
      - Ишь ты, - ухмыльнулся Бомба, - сразу прочухала, старая, кого я рогоносцем обозвал. Небось любила в молодости манду почесать налево? Признайся, любила?
      Старушка ахнула и схватилась за сердце.
      - За нас есть кому заступиться! - гордо произнесла Верочка, стараясь гордо выпрямить горбатую спину. - И зря вы так думаете, что...
      - Что ты тут изгибаешься? - издевательским тоном спросил ее Бомба. Переломишься сейчас напополам, карга старая и кони двинешь всем на радость!
      Старушки ахнули, и та, которая была не Верочка, вскрикнула:
      - Я сейчас участкового милиционера позову! Павла Тимофеевича! Поедете снова туда, откуда приехали!
      Тут Бомба действительно рассвирепел. Он не хотел опять туда, откуда приехал. Там Бомбе не нравилось. Хотя за семь лет он почти уже привык к зоне, к ее порядкам, но возвращаться совершенно не хотелось. И теперь эта карга, которая еле дышит, его пугает тюрьмой.
      - Ах ты, падла, - пригнувшись над столом, прошипел Бомба, - да я тебя сейчас...
      Чего "сейчас" он сделает, Бомба придумать не мог и только свирепо вращал глазами. И неожиданно ему на глаза попался старушкин рыжий кот, мирно дремавший на подоконнике у стола.
      - Задушу! - нашелся Бомба, для пущей убедительности схватил жирного кастрата за загривок и сдавил что было силы. У кота вывалился язык, он даже не нашел в себе сил, чтобы сопротивляться. Старухи хором запищали, закудахтали, боясь приблизиться к свирепому уголовнику, но отважная Верочка даже замахнулась на Бомбу издалека клюкой.
      - Отпустите Барсика немедленно, - закричала она, - живодер! Боже мой, как таких земля носит?
      - Вон отсюда! - гаркнул Бомба и швырнул ее под ноги полузадушенного кота. Тот треснулся головой об пол и, проскальзывая когтями по линолеуму, бросился наутек, на ходу сшибая все, что попадалось по пути. Старушки поспешили за ним, причитая и ругаясь.
      - И дерьмо свое вонючее уберите с плиты, - крикнул им вслед Бомба, - а то счас сяду и посру туда! Будет вам колбаска в супе!
      Бомбе так понравилась его острота, что он громко захохотал на всю квартиру, так что даже идущие по улице люди оглянулись на окно. Верочка вернулась, громко шаркая рваными тапками, схватила прихватками суп с плиты и поспешила вон из кухни.
      Бомба налил себе еще стопарик и выпил за победу. После ухода старух ему стало скучно сидеть на кухне одному. Но тут в дверях появилась сестра Галка. Всю ночь она шлялась где-то, а теперь отсыпалась. К Галке Бомба братских чувств не испытывал. Когда его посадили, сестре было всего лет семь, но поскольку он тогда дома почти не жил, то сестру и не помнил и не общался с ней. Еще эта сучка малолетняя обидела его тем, что ни разу за всю отсидку его ни строчки в зону не черканула, падла.
      Сейчас Галка стояла в дверях сонная, в одной белой футболке и маленьких трусиках. Она так и бухнулась спать, не смывая косметики, и Бомба увидел, что сестра у него очень даже ничего телка выросла. А поскольку настоящей женщины у Бомбы не было уже семь лет, то можно представить, как скрутило нахлынувшее чувство исстрадавшуюся душу несчастного Бомбы. Конечно, Бомба удовлетворял иногда свою страсть вручную, но это было совсем не то. Он даже уже подумывал о том, что можно вдуть и этим двум старым ведьмам, а вот о родной сестре даже и позабыл.
      - Что ты ржешь, как мерин? - спросила Галка, потягиваясь, - разбудил меня.
      - Выпей с братом, - сказал Бомба, чувствуя, как наполняется жизнью его гульфик.
      - Водка - кайф для жлобов, - презрительно ответила Галка, тряхнув покрашенными в разный цвет волосами, - не ори больше, дай поспать.
      И она ушла. Бомба налил еще рюмку и выпил. Покуривая, он думал о том, какие красивые у Галки ноги. Толстоватые, конечно, но ничего, зато у нее хоть грудь есть. Не то, что у всех нынешних малолеток. Сутулые, худые, безгрудые. Разденешь, и посмотреть не на что. Бомба выпил еще и понял, что сейчас у него два выхода. Один - пойти в туалет подрочить или, как на зоне говорили, "гусю шею заточить", а второй пойти и трахнуть Галку. Второй план показался Бомбе более привлекательным. Он взял с собой недопитую водку и пошел в комнату.
      Галка спала на диване. Нет, похоже, не спала. Бомба это чувствовал. Он снял брюки, рубашку, трусы и лег к Галке под одеяло. Та отпрыгнула, как от чумы, и попыталась вскочить с дивана, почувствовав, что вожделение брата уже достигло необходимой нормы и его жезл упруг и тверд. Но Бомба схватил ее за руку и без труда подмял под себя. Галка попыталась крикнуть, но Бомба зажал ей рот. Пару минут сестренка барахталась, пытаясь скинуть с себя огромное тело брата и стремясь укусить его потную ладонь, пока тоже не почувствовала полового желания.
      Это было неудивительно. Галка уже достаточно давно для ее лет начала половую жизнь. Правда, не очень удачно. Хлюпик из их компании уже три месяца ухлестывал за Галкой, но толку не было. Хотели потрахаться в подъезде, но у него ничего не получилось потому что пугался всего. Дверь хлопнет, он штаны застегнет и отскакивает. Это мужик? А Галка живая же девка, причем не целка. Пугался он пугался и Галка его отшила. До Хлюпика три месяца был у Галки ди-джей Джем. У него было где совершить соитие - в каморке в ДК, где аппаратура стояла. Но ди-джей оказался подонком и стал гулять параллельно с тремя девчонками, а этого Галка ему простить не могла.
      Потом она воздерживалась почти полгода. Мужика-то найти нормального не так просто. Одни пьют, другие колются, треть педерасты, четвертые женатики, пятые импотенты, шестые страшилки - вот и получается, что мужиков-то нормальных совсем не осталось. И вот теперь Галка почувствовала, что хочет секса. Пусть на нее взгромоздился ее же родной брат - какая разница? Был бы мужик.
      Почувствовав, что Галка затихла, Бомба отпустил руку.
      - Ты что делаешь, - прошептала она, - я же сестра тебе...
      Бомба ощутил, что Галка уже не сжимает ноги, и осторожно снял с нее трусы. Галка рассмеялась:
      - Ой, бред! Брат собрался трахнуть сестру.
      Старушка Верочка, бывший врач, прижимавшая к стене в соседней комнате фонендоскоп, чтобы подслушать, что же происходит у соседей, услышав последние слова, едва не поперхнулась и схватилась за сердце. Ее подружка заерзала на стуле, приговаривая беззубыми губами:
      - Ну, что там? Ну, что там? Ну, что там?
      Но Верочка не отвечала, а только все плотнее прижимала к стене фонендоскоп. Когда же громко и однообразно заскрипел диван, и послышались недвусмысленные стоны Галки, все стало понятно и второй престарелой жительнице этой безумной квартиры. И после того, как из-за стены раздался крик оргазма, старушки просто уху ели. Да, именно уху ели.
      Автор никак не хотел вставлять в текст это выражение, но никакое другое слово русского языка не могло столь метко, точно и красочно передать то состояние, в котором пребывали две милые пенсионерки, блокадницы, бывшие коммунистки. Нахождение их в таком состоянии привело к тому, что по окончании месяца после сего происшествия они обе умерли в один день. А кота их добрые соседи сдали на живодерню.
      Бобма слез с Галки и завалился на бок. Сестра прижалась к нему и ласково поцеловала в щеку.
      - Ты такой большой и сильный, - прошептала она.
      Бомба довольно хохотнул. Да, он такой. Большой и сильный.
      - Ты меня любишь? - спросила Галка.
      - Конечно, - ответил он нехотя.
      Бомба терпеть не мог всех этих ромашек - любишь-не любишь. Стоит только девке хорошо вцурпелить, как она заводит свою шарманку: "Ты меня любишь? А шубу купишь?". Конечно, Бомба ее любит. Сестра все же.
      - А ты женишься на мне? - спросила Галка.
      - Ты что, дура, что ли? - изумился Бомба. - Ты же мне сестра!
      - Как трахнуть захотел, так позабыл, что сестра! - сердито сказала Галка. - А как жениться, так сразу вспомнил!
      - И ничего я не позабыл, - ответил Бомба. - Я и трахал тебя, как сестру. По-братски.
      - Вот как! - ехидно промычала Галка. - По братски значит! Подонок!
      Галка обиделась и надула губки. Бомбе больше не хотелось разговаривать с глупой сестрой, и он стал одеваться. Галка отвернулась к стенке и притихла. Обиделась. Вот дура, чего придумала! За собственного брата замуж захотела! Надо же такое выдумать! Извращенка у него сестра. Это точно.
      Бомба вышел из комнаты довольный и счастливый. Он даже не стал бы прогонять из кухни старушек, если б они там были. Но их там не было. Бомба даже бы погладил кота, но кот сидел в самом углу под шкафом в комнате у Верочки и пытался прокашляться.
      Бомба допил водку прямо из горла и решил прогуляться. Ему было хорошо. На лестнице у входа он встретил возвращавшихся с работы мать и отца - они работали дворниками в детском саду и уже были под хмельком. Бомба не стал с ними разговаривать, а просто вышел на улицу.
      Настроение у Бомбы было чудесным и радостным, как у таксиста, которому по ошибке вместо червонца сунули сторублевую купюру. Вдохнув свежего воздуха, Бомба подумал о том, куда бы пойти, шагнул на проезжую часть, и тут прямо на него налетел невесть откуда взявшийся бежевый "Москвич". Завизжали тормоза. Еще бы немного, и Бомба оказался бы сбит этим уродским гремящим "ведром". Бомба испугался. Но всего лишь на секунду. А затем испуг сменился злобой.
      - Ах ты мудак! - заорал он на водителя, пожилого мужчину в серенькой вязаной, надвинутой на глаза шапочке, с густой бородой и в зеленых очках, который уже поспешил выскочить из салона. - Да я из тебя сейчас холодец сделаю, гондон вонючий! Куда ты едешь, гнида? Ослеп, что ли?
      Произнося эти пылкие фразы, Бомба схватил водилу за грудки и пару раз хорошенько стукнул об его собственный автомобиль. Прохожие стали останавливаться и с любопытством поглядывали на происходящее. Водила смотрелся очень испуганным и что-то бормотал, но Бомба его не слушал. А когда прислушался, то понял, что тот бормочет: "Извините, извините, извините..."
      - Ты что, мудак? - свирепо прошипел Бомба, чуть-чуть придушив водилу "Москвича". - Какое извините, ты не понял, что ли, что ты на деньги попал?
      - Я заплачу, - послушно согласился испуганный мужичонка, видя перед собой явно уголовную морду, - сколько?
      - Сто баксов, - ляпнул Бомба, не подумав.
      - Хорошо, - неожиданно быстро согласился мужичонка.
      Бомба подумал о том, не мало ли он запросил за такое неслыханное унижение, постигшее его, когда он при всем честном народе чуть не наложил себе в памперсы.
      - Двести баксов, - поправился Бомба, - и банку водки. Литровую.
      - Сто пятьдесят, - пробормотал мужичонка, - у меня больше нет.
      - Что еще, на хер, за торги! Меня не волнует, - сказал Бомба, удерживая мужика за шиворот, - жить захочешь, найдешь. А то подтяну братков, и мы твоей жопе инквизицию сделаем.
      - Может быть, вызвать ГАИ? - крикнул кто-то из толпы.
      - Я сейчас тебе вызову! - заорал на него Бомба. - Так вызову, что нечем будет после этого врачей к себе вызывать! И вообще, пошли все вон! Нечего тут глазеть!
      Зеваки стали расходиться.
      - Садитесь в машину, - тихо сказал водитель, - я отвезу вас до моего дома, отдам деньги и привезу обратно. Я без прав езжу. Не хотелось бы встречаться с ГАИ.
      Бомба сел сзади, удобно распластавшись в тесном салоне "Москвича". Он подобрел. Просто бог к нему благоволит. Взял вот и подкинул двести бачков ни за что, ни про что. Развел "лоха", как в молодые годы. Что-то знакомое было в водителе этого старого "ведра", как будто Бомба уже слышал его голос. Но рожу не разглядеть из-за очков. Наверное, показалось. Сколько всякого сброда за семь лет перевидал Бомба в колонии. Может, с кем-то и спутал.
      Водитель завел мотор и поехал. Бомба сидел молча и не хотел вступать в разговор с водилой. Такие обычно вляпаются в говно, залезут в долги, а потом начинают ныть: "Ой, у меня жена, дети, нет работы, может, скинете проценты с долгов?" Тут главное, не уступать, к нытью не прислушиваться и вообще разговоров не вести. А то он уже начал - нет прав, потом скажет, что машина не его, а потом что денег нет. Но один вопрос нужно было выяснить.
      - Куда катим? - спросил Бомба.
      - На Просвещения, - ответил водитель, - домой, за деньгами. Но, серьезно, нет больше ста пятидесяти баксов. И эти последние...
      "Ну вот, - подумал Бомба, - завел шарманку, как я и предполагал".
      - Слушай, ты, - произнес Бомба по-блатному нараспев, для убедительности схватив водилу сзади за шиворот и придушив, - ты попал, но можешь не платить. Сейчас я проткну твою гнилую башку заточкой и брошу тебя здесь. В милиции будет еще один висяк, потому что никто не будет искать, кто убил такого червяка, как ты. Ты этого хочешь? - проорал Бомба водиле на ухо.
      - Нет, - прохрипел мужичонка, - пусти, отдам рублями и водкой. Пусти, а то ведь врежемся, руки слабеют.
      Бомба отпустил заморыша. Он не хотел думать, кто этот мужик и как он выкрутится. Когда начинаешь думать об этом, делаешь поблажки, а это невыгодно самому Бомбе в первую очередь.
      Придушенный водила закашлялся и полез в бардачок за носовым платком, а Бомба заметил там полную бутылочку пива.
      - Э, - сказал Бомба, - дай-ка пивко мне.
      Водитель нехотя полез в бардачок и протянул Бомбе пиво. Бомба умел открывать бутылки зубами. Он с легкостью сделал это и глотнул из горла. Пивко было хорошее, свежачок.. Бомба осушил всю бутылку одним махом и бросил пустую посудину под ноги водиле.
      - Это я себе пиво покупал, - начал нудить водитель, - думал, поработаю сегодня, побомблю, заработаю на хлеб, а вечером пивка попью. Машина хоть и старенькая, а кормит. Правда, права вот отобрали на год. Пьяный был за рулем. Вот непруха, так непруха...
      - Заткнись, - прервал его Бомба, - надоел.
      После выпитого пива Бомбу совсем развезло и клонило в сон.
      - Слушай, мужик, - сказал он заплетающимся языком, - давай мне деньги, и все. Не хрен ездить...
      - У меня нет с собой, - опять заблеял мужичонка, испуганно оглядываясь, - деньги дома.
      - А если по харе дам? - пьянея все больше, пробормотал Бомба. - Ты че, бля, за фраера меня... держишь, что ли?
      Бомба левой рукой дал водителю оплеуху. Не сильно, а так, для ума. Водила втянул голову в плечи и нагнулся над рулем.
      - Смотри, сучья морда, - угрожал Бомба мужичонке, - от меня не спрячешься. Ты знаешь, вообще, кто я? Я зону топтал семь лет. Таких, как ты, дуплил там во все дыры. Я тебя найду и, на хер, трахну и закопаю. Потом, на хер, откопаю и трахну, на хер, опять. Я тебя повешу, суку, вниз головой, и ты будешь кровью блевать, профура.
      Бомба всегда, когда напивался, угрожал всем и вся. На зоне он этого не делал, потому что за такие слова могли запросто проткнуть заточенным электродом, а здесь чего бы всласть не покуражиться над беззащитным мужичком.
      - Слышишь меня, козел, отвечай? - заорал он на весь салон, когда машина остановилась у светофора.
      Водитель испуганно закивал. Из стоящего рядом джипа на Бомбу сверху вниз с пренебрежением посмотрела сытая лысая очкастая морда. "У, еврейская рожа, - с ненавистью подумал Бомба, - жид пархатый. Наворовал, сука, денег народных. Ну, ничего, скоро..." Что скоро будет, Бомба не смог придумать так быстро. И когда джип рванул вперед, Бомба заорал ему вслед: "Убью, сука!", взмахнул руками, свалился на заднее сиденье и захрапел.
      6
      Через какое-то время Бомба очнулся от холода. Огляделся, испугался и снова зажмурил глаза. Что за херня? Что это происходит? Бомба снова открыл глаза, увидел ту же самую картину и снова зажмурился. Внутри у него похолодело от страха. Он осторожно попытался пошевелиться и почувствовал, что руки туго стянуты за спиной, а ноги висят в воздухе. "Ну, бля! Ну, бля! Ну, бля! Ну, бля! Е твою мать! - вихрем пронеслись мысли в его голове. А-а-а-а!".
      Глаза Бомбы глядели в чёрную, чёрную ночь. Мокрый снег бил в лицо, подгоняемый ветром, а сидел Бомба - О, ужас! - на краю моста, под которым клокотала река, прыгая по камням. Одно неосторожное движение, и он окажется там, среди клокочущей внизу холодной воды. На мосту ярко светили фонари, освещая окрестности - реку, тёмный лес и железную дорогу. За рекой сверкали огоньки окон. Там в посёлке мирно жили люди, не зная о том, что тут на мосту сидит, чувствуя запах смерти практически невиновный ни в чём человек.
      Место, в которое Бомба мог бы упасть, очень любили гребцы на байдарках и каноэ. Узкое устье реки тянулось примерно метров пятьдесят среди жестких гранитных берегов по каменистому дне. Валуны, торчащие то тут, то там, разрезали стремительный поток, отплевывающийся белой пеной. Над всем этим величием, прекрасно имитирующим горную реку, нависал мрачный железнодорожный мост, черный, как мысли Бомбы.
      Опирался Бомба только на пятую точку, она одна только ему и повиновалась. Осторожно переползая то левой, то правой ягодицами, Бомба отполз подальше от края моста и хотел лечь на спину, чтобы подтянуть ноги. Что это за херня висит у него на шее? Бомба открыл глаза. На груди у него на толстенной веревке был привязан тяжеленный ржавый крест. Просто два толстых металлических прута, сваренных между собой. Лечь на спину не получилось Бомба уперся спиной в металлическую ферму - перила моста. Вправо-влево на ягодицах Бомба ползать не умел.
      Он замычал от страха и бессилия, как племенной бычок. Бомба, в общем-то, закричал, но рот у него был заклеен скотчем, и поэтому получилось мычание. От крика усилилась головная боль. Как будто внутри черепной коробки Бомбы включили дисковую пилу и стали распиливать его голову со стороны мозга. "З-з-з-з!" - жужжала пила, и Бомба сблевал. Но рот-то заклеен пришлось все глотать снова. Какая гадость! Бомба запаниковал. Он просто сидел и мычал, не зная, что делать, как выбраться? Перед ним с моста открывался чудесный вид. Между занесенных белым снегом деревьев петляла черная река. Летающий снег застилал небо и таял на щеках, стекая по шее за шиворот. А может быть, он плакал? Похоже, что плакал.
      Бомба прислонился головой к металлическому перекрытию моста. Оно было жгуче-холодным, и голова чуть-чуть утихла. "Все, жопа, это кранты, кончено, жопа!" Что происходит? Сколько ему тут сидеть? Нечем даже зацепиться за перила - руки полностью замотаны скотчем. Ноги совершенно промокли, превратились в кусок льда, да еще и связаны между собой. Брюки уже замерзли и покрылись ледяной корочкой. Но делать нечего, нужно сидеть тихо и ждать. Если дергаться, то можно и вниз сыграть. Как же он, на хер, оказался здесь?
      Бомба, чтобы как-то отвлечься от беспрестанно крутящейся в голове мысли о смерти, стал вспоминать о том, что было накануне. Значит, так - сначала он проснулся, звонил этому мудаку Семену, потом пил водку, потом трахал Галку, и все? Нет, не все. Потом поехал за деньгами с каким-то мужиком к нему домой. Взял у него деньги, или не взял? Вроде взял. Так какого хера тогда он делает здесь, связанный на мосту, над рекой, среди ночи один? Так болит башка, как будто по ней трактором проехались. Бомба чуть-чуть освободил пальцы и ими уцепился за железную арматурину перил. Стало спокойнее.
      Что за недоносок связал его и посадил на мост? Неужели тот самый очкастый бородач из "Москвича"? Тут Бомба ясно вспомнил, что никаких денег он с мужика не получил. Неужели этот хрен из-за двухсот баксов посадил его, невменяемого, на мост? Пидар гнойный!!! Бомба совсем замерзал и отчетливо понял, что минут через десять руки вконец окоченеют, он не сможет ими держаться и слетит вниз. Бомбе захотелось плакать, и он стал тихо подвывать - все равно его никто не видел.
      Он не хотел умирать вот так. Нет! Он просто не хотел умирать! Как можно умирать, когда ты только что откинулся с зоны? Когда ты еще даже ни выпить, ни потрахаться толком не успел? И сразу же умирать! Это же несправедливо! Семь лет он ждал освобождения, долгих семь лет мучился в зоне и все для того, чтобы выйти на волю и на следующий же день сидеть связанным на мосту в предчувствии смерти? Нет, он не хотел вот так! Он должен бороться! Бомба стал извиваться, пытаясь подтащить ноги на мост и лечь на бок, но чуть не сорвался вниз. Да, он практически клюнул носом вперед и вниз.
      И тогда чьи-то руки схватили его за шиворот и подтащили обратно. Бомба замер. Кто это? Случайный прохожий? Откуда здесь может взяться случайный прохожий? Интересное дело, как бы отреагировал сам Бомба, увидев среди ночи сидящего на краю железнодорожного моста чувака с железным крестом на шее и заклеенным ртом? Стал бы он его тащить за шиворот из пропасти?
      - М-м, м-м-м? - промычал Бомба, пытаясь оглянуться.
      Но тот, кто вытащил падающего Бомбу за воротник куртки, ничего не ответил, только тихо шуршал сзади, мягко ступая по лежащим на мосту камешкам.
      - М-м, м-м, м-м!!! - закивал головой Бомба, пытаясь показать, что он хочет, чтобы ему отлепили ото рта клейкую ленту. Он хотел начать разговор любыми судьбами, потому что знал, что всегда можно выкрутиться, разжалобить палача своей нелегкой судьбой или припугнуть, что его видели кореша, с кем он уехал, пообещать денег, в конце концов. Да мало ли отмазок можно придумать! Только бы позволили говорить. Если, конечно, это тот мужик из "москвича". А если не он, то кто?
      Но тот, кто стоял сзади, никак не прореагировал на мычание Бомбы. Мало того, он подошел сзади и стал медленно толкать, по всей видимости, ногой в широченную спину Бомбы, пододвигая его ближе к краю. Бомба уперся, как мог, а упереться он мог только ягодицами, которые беспощадно скользили, и заорал в приклеенный на губы скотч: "Ты что делаешь, а? За двести баксов, бля! Кончай этот балаган! Я тебя не трону! Слово даю! Вытащи меня отсюда!"
      Получилось так: "М-м, м-м, м-м-м-м, м-м-м-м, м-м-м-м-м!!!", непонятно, но очень убедительно. Мужик прекратил толкаться. Бомба затих, как хряк перед забоем. С него градом катился пот. Нет, бляха, господи, так не бывает! Херня! История ведь яйца выеденного не стоит! Подумаешь, хотел снять с мужичка двести бачков! Ну, ведь уснул Бомба в машине. Выбросил бы его мужик этот где-нибудь по дороге, да и дело с концом! Нет, ни хера - привез сюда, связал, рот заклеил, еще и на мост как-то посадил. И не лень же было тащить целый центнер! Да он же псих!!!
      Бомба опять захотел завязать разговор. Пусть хоть вытащит его отсюда и бросит на дороге. И все, никаких претензий, все квиты. И так Бомба страху натерпелся - вон штаны все мокрые.
      - Му-му-к, му-му-к! - позвал он мужика. Тот подошел сзади, шурша камешками, неожиданно надел Бомбе на голову огромный прозрачный полиэтиленовый мешок и старательно заклеил на горле скотчем. "Ну, это-то еще на хера? - чуть не заплакал Бомба, - что за ебанутый?" Вдруг мужик истерично захохотал и спросил у него тихо и хрипло:
      - Что, страшно?
      Мокрый снег колотил по мешку, надетому на голову Бомбы, и он слышал, как каждая из тысячи снежинок ударялась о твердую поверхность мешка и погибала, превращаясь в капельку воды. Снежинки колотили по мешку, Бомба слушал все это, смотрел на ручейки, текущие по той стороне мешка, пока вдруг не понял, что задыхается. Было ли ему страшно? Нет, ему было не страшно! Ему очень страшно, ему было нестерпимо жутко! Так жутко, как не бывает даже в самых отвратительных ночных кошмарах! Все внутренности как будто бы опустились в самый низ таза и там крутились, как бешеная карусель.
      Бомба завертелся тоже и завыл, в сотый раз выдыхая внутрь мешка душный углерод, который сам же и надышал. Тогда мужик сзади сильно схватил двумя руками Бомбу за шиворот и толкнул его с моста прямо в кипящую внизу воду.
      Бомба закрутился, замычал и воспарил в воздухе. Полетел он медленно, чувствуя каждую секунду, которая отдавалась в его висках двойным ударом пульса. Он ощущал даже плотность воздуха и молился, да, он молился первый раз в жизни, чтобы воздух был еще гуще, чтобы держал его на себе и не дал упасть на дно быстрой всепожирающей реки. Но гладь тумана расступалась перед ним, ветер вынырнул из-под тяжелого тела Бомбы, не в силах удержать его, и из-под черной воды Бомбе явственно улыбнулась смерть. "Пиздец!", - подумал Бомба.
      Но ни хрена, это был не он еще. Что-то рвануло сильно возле подмышек, так, что Бомба чуть не задохнулся, и он повис, мерно раскачиваясь, как на качелях, на короткой веревке под мостом. Бомба терпеть не мог качели. С детства он ломал все качели, которые только видел. И уж сейчас ему совсем не хотелось качаться. Тем более с полиэтиленовым мешком на голове, который не пропускает кислород.
      Бомба вдруг заметил, что его усилия по оранью не прошли даром, и скотч на верхней губе чуть-чуть отклеился. Бомба активно зашевелил челюстями, и через несколько секунд уже смог прокусить маленькую дырочку на полиэтиленовом пакете, который сидел на его голове, как шлем космонавта. Бомба с наслаждение вдохнул носом новую порцию свежего воздуха, сочащуюся через маленькую дырочку. Когда он сидел на мосту, то думал, что хуже, наверное, быть не может. Оказалось - может. Ему было гораздо хуже сейчас висеть под мостом, чем сидеть на мосту.
      Но он висел себе, покручиваясь то вправо, то влево, и потихоньку прогрызая дырочки в мешке. Все остальное пока отошло на задний план. Только прогрызть хорошенько эти дырочки в мешке, и тогда можно будет дышать. Его положение нельзя было назвать завидным, но все-таки хорошо, что этот козел привязал Бомбу не за шею, а под мышками. Хотя веревка уже стянула ребра так, что хотелось выть от боли, а крест на шее душил, как удавка. Он висел и грыз свои дырочки, ни о чем другом не думая. Он выгрызал их причудливым полукругом, чтобы потом превратить в одну большую дырищу и дышать через нее, дышать!