– Ты можешь это объяснить? – спросил Кульп. Антилопа обернулся и с удивлением обнаружил, что трое его собеседников напряженно ждут ответа. Он вспомнил о своих последних словах, затем вновь пожал плечами:
– Колтайн объединил кланы виканов на восстание против империи. У императора были тяжелые дни, когда он пытался прижать его к своему каблуку. Некоторые из вас знают об этом не понаслышке… Однако, став преданным делу императора, он снискал благосклонность и уважение…
– Но как? – рявкнул Кульп.
– Никто не знает, – улыбнулся Антилопа. – Император редко кому-либо объяснял причины своего успеха. В любом случае, с тех пор как императрица Лейсин перестала питать доверие к командирам, которых назначил ее предшественник, Колтейна оставили гнить в никому не известных заводях Квон Тали. Затем ситуация изменилась: адъюнкт Лорн была убита в Даруджистане, верховный кулак Дуджек со своей армией стал изменником, целиком провалив Генабаканскую компанию, а в Семи Городах приближался Год Дриджхны, предсказанный как год массовых восстаний. Лейсин стали нужны способные командиры, пока ситуация совсем не выскользнула из-под контроля. На нового адъюнкта Тавори положиться было еще нельзя. Таким образом…
– Колтайн, – кивнул головой помрачневший капитан. – Он был послан сюда, чтобы принять командование над армией Семи Городов и подавить восстание…
– В конце концов, – сухо сказал Антилопа, – кто же может лучше гарантировать порядок, чем воин, который в прошлом был сам предводителем отряда повстанцев?
– Если возникнет мятеж, то его шансы все равно невелики, – проговорил Маллик Рел, разглядывая то, что происходило внизу.
Антилопа последовал его примеру и обнаружил полдюжины обнаженных кривых сабель: виканы отскочили, оголяя собственные длинные ножи. Было хорошо видно, что у них обнаружился лидер – высокий свирепый воин с множеством амулетов на длинном шнурке, который яростно потрясал оружием над головой, воодушевляя свое войско.
– Худ! – воззвал к небу историк. – Где же сейчас Колтайн и какое он имеет обличье?
Капитан засмеялся:
– Это высокий мужчина с длинным ножом в руках. Глаза Антилопы расширились: «Неужели тот сумасшедший – Колтайн, новый кулак Семи Городов?»
– А он совсем не изменился, насколько я погляжу, – продолжал капитан. – Если ты собираешься стать лидером всех этих кланов, то надо стать более злым и гадким, чем все твои подчиненные вместе взятые. И почему ты думаешь, что старый император питал к нему такую симпатию?
– Он прогнал Беру, – в смятении шепотом проговорил Антилопа.
В следующее мгновение раздался улюлюкающий вопль Кол-тайна, который заставил замолчать всех виканов. Оружие вернулось в ножны, луки опустились, стрелы скрылись в колчанах. Даже возбужденные, брыкающиеся лошади внезапно успокоились, опустив головы и уши. Вокруг Колтайна быстро освободилось пространство, и он, повернувшись спиной к гвардии, сделал своим людям какой-то знак. Четыре человека на парапете стали свидетелями, как в полной тишине все лошади были мгновенно оседланы. Менее чем через минуту наездники оказались верхом, встав в парадный конный строй, который мог соперничать с императорской элитой.
– Выполнено безукоризненно, – пробормотал потрясенный Антилопа.
Маллик Рел тихо вздохнул:
– Время дикарей! Если зверь почувствовал колебание своего противника, он перестает его уважать. В данном случае это относится к гвардии, а может быть, и к нам?
– Колтайн – змея, – сказал капитан. – Если вы спрашиваете именно об этом. Если верховное командование Арена полагает, что он со своей армией будет танцевать под их дудку, то скоро их постигнет горькое разочарование.
– Спасибо за великодушный совет, – сказал Рел.
Капитан выглядел так, будто проглотил что-то острое, и Антилопа понял, что он произносил свою тираду, не догадываясь о положении священника в верховном командовании.
Кульп прочистил горло:
– Он привел их в боевой порядок, поэтому я предполагаю, что передвижение в казармы пройдет без эксцессов.
Антилопа сухо отозвался:
– Я предвкушаю тот момент, когда наши пути с новым кулаком армии Семи Городов пересекутся.
Опустив тяжелый взгляд на происходящее внизу, Рел кивнул:
– Я тоже.
Оставив позади остров Скара, подгоняемый южным ветром рыбачий баркас вошел в море Кансу. Его треугольный парус похлопывал на ветру. «Если погода в ближайшее время не изменится, – мрачно размышлял Скрипач, – то мы достигнем побережья через четыре часа. Побережье Эхрлитана, Семь Городов… Я ненавижу этот чертов континент. Он не нравился мне и раньше, но сейчас меня от него просто тошнит». Скрипач перегнулся через планшир и сплюнул едкую желчь в теплые зеленые волны.
– Чувствуешь себя лучше? – спросил его Крокус, стоя на носу корабля; его загорелое лицо выражало искреннюю заботу.
Старый диверсант почувствовал непреодолимое желание размазать эту физиономию по палубе, но вместо этого он проворчал что-то невразумительное и еще сильнее согнулся у борта баркаса.
Со стороны сидящего у румпеля Калама донесся звонкий хохот.
– Скрипач и вода несовместимы, парень. Посмотри на него, он же стал зеленее твоих чертовых крылатых мартышек.
Внезапно у щеки раздалось сочувствующее сопенье. Скрипач потихоньку открыл один налитый кровью глаз и увидел маленькое сморщенное лицо, жалобно смотрящее на его мучения.
– Ну хоть ты не трогай меня, Моби, – слабым голосом попросил его Скрипач.
Ручной маммот некогда был подобран, подобно другим домашним животным, дядей Крокуса, прислуживая ему все это время. «Калам бы сказал, что все происходило наоборот, – подумал Скрипач, – но это ложь. Удача Калама была в том, что после целой недели тщетного ожидания в Руту Джелба прибытия торговцев со Скара мы, наконец, отправились в путь. Билеты в первый класс, не так ли. Скрипка? – обратился он сам к себе. – И все остальные полагали, что путешествие будет терпимым, что не надо будет пересекать этот чертов океан… Целую неделю в выгребной яме Руту Джелба, кишащей ящерицами. Таких трущоб, построенных из оранжевого кирпича, я еще не встречал. И что теперь? Мы уплатили целых восемь джакатов за эту посудину, едва держащуюся на плаву».
Через час мерная качка успокоила Скрипача. Его мысли вернулись вновь к чрезвычайному путешествию, которое занесло их в такую глушь, а потом – к тому непредсказуемому пути, который еще оставался впереди. «Мы не ищем легких путей, – сказал он самому себе, – не так ли?»
«Уж лучше бы все эти моря высохли, – продолжал размышлять он. – Ведь у людей же есть ноги, а не плавники. А если так, то мы должны ходить по земле. Я бы предпочел идти по населенной насекомыми безводной пустыне, где люди улыбаются только тогда, когда сообщают, что собираются тебя убить».
Постоянная качка и окружающий зеленый цвет – вот все, чем этот долгий день запомнился Скрипачу.
Его мысли вернулись к той компании, которую он покинул на Генабакисе. Они хотели, чтобы Скрипач сопровождал их в походе. «Не в походе, а в религиозной войне, не забывай об этом. Скрипка! – вновь обратился он к самому себе. – В таких войнах нет никакого веселья». Способность приводить аргументы, которая позволяла ему бескровно решать очень много проблем, в подобных обстоятельствах не работала. Хотя война – это единственное на земле, чему он был обучен. «Один Калам остался из старой компании, но и он называет эту чертову землю впереди свои домом. А еще он улыбается, когда убивает. И то, что они задумали с Быстрым Беном, мне до сих пор неизвестно».
– Там гораздо больше этих летучих рыб – крикнула Апсала, и ее нежная рука скользнула по его плечу. – Тысячи их!
– Что-то большое из глубины охотится за ними, – ответил Калам.
Простонав, Скрипач заставил себя выпрямиться. Моби решил воспользоваться возможностью продемонстрировать свою любовь и, тихо воркуя, забрался к нему на колени, закрыв свои желтые глаза. Скрипач перегнулся через планшир и присоединился к остальным, наблюдавшим за играми летучей рыбы в сотне ярдов по правому борту. Длиной с человеческую руку, эти молочно-белые рыбы выпрыгивали из воды, пролетая в воздухе около тридцати футов, а затем вновь опускаясь под зеленую гладь. В море Кансу летучие рыбы охотились подобно акулам, за считанные секунды разделывая до костей огромного кита-быка. Они пользовались своей возможностью летать, чтобы запрыгнуть на спину жертвы в тот момент, когда она набирала на поверхности воздух.
– Но кто же, во имя Маела, охотится на них? Калам нахмурился:
– Здесь, в Кансу, может быть все что у го дно. В Пучине Охотника это могла бы быть, конечно, дхенраби.
– Дхенраби! О, ты меня утешил, Калам, да, действительно.
– Какая-то разновидность морских змей? – спросил Крокус.
– Представь себе многоножку длиной в восемьдесят шагов, – ответил Скрипач. – Она охватывает со всех сторон кита или корабль, выпускает из-под бронированной кожи весь воздух и камнем идет на дно, увлекая за собой свою добычу.
– Они довольно редки, – заметил Калам, – и их никогда не видели на мелководье.
– До настоящего момента, – сказал Крокус, и в его голосе послышалась тревога.
Дхенраби всколыхнула водную гладь, появившись в центре стаи летучих рыб. Молотя своей головой из стороны в сторону, она открыла широкий рот, напоминающий лезвие бритвы, и начала поглощать добычу в огромных количествах. Ширина головы этого чудовища была необъятной, не менее десяти размахов рук. Темно-зеленые щитки ее бронированной кожи были покрыты коркой моллюсков; каждый панцирь скрывал длинные хитиновые конечности.
– Восемьдесят шагов длиной? – присвистнул Скрипач. – Только если померить его половину.
Калам поднялся на румпель.
– Подготовь парус, Крокус. Нам нужно как можно быстрее убраться отсюда. Я думаю, на восток.
Скрипач скинул жалобно пищащего Моби со своих колен и открыл рюкзак, пытаясь нащупать в нем свой арбалет.
– Если оно решило, что мы являемся очень лакомой добычей. Калам…
– Я знаю, – прокричал убийца.
Быстро собрав свое огромное оружие, Скрипач осмотрелся и встретился взглядом с Апсалой. Ее лицо было белым как мел. Сапер подмигнул:
– Вот будет сюрприз, если она пойдет на нас, правда? Она кивнула головой:
– Я помню…
Дхенраби их увидела. Оставив стаю летучих рыб, она начала по извилистой линии приближаться к кораблю, рассекая волны.
– Это не обычное животное, – пробормотал Калам. – Ты чувствуешь то же, что и я, Скрипач?
– Да, что-то острое и резкое. О, Худ возьми, да это же Сольтакен!
– Что? – переспросил Крокус.
– Меняющий Форму, – ответил Калам. Дребезжащий голос внезапно наполнил разум Скрипача.
Посмотрев на выражение лиц своих товарищей по несчастью, он понял, что они тоже его слышат.
– Смертные, вам не повезло, что вы очутились на моем пути. Сапер заворчал. Это чудовище вовсе не производило впечатления сентиментального создания.
– Поэтому все вы должны умереть, – продолжил он. – Хотя я не собираюсь позорить ваши имена и не буду вас есть.
– Очень мило с твоей стороны, – пробормотал Скрипач, устанавливая стрелу в щель своего арбалета, предварительно заменив ее железную головку на глиняный шар размерами с грейпфрут.
– Еще один рыбацкий баркас таинственно пропадет в этих водах, – иронически произнес Сольтакен в задумчивости. – Увы!
Скрипач забрался на корму, притаившись около Калама. Убийца выпрямился прямо перед мордой дхенраби, продолжая держать одну руку на румпеле.
– Сольтакен! Мы встретились на твоем пути, но ведь это не сможет помешать твоему путешествию!
– Я буду милосердным, убивая вас.
Чудовище заспешило к баркасу, заходя с кормы, оно разрезало воду подобно остроносому кораблю. Челюсти широко раскрылись.
– Ты был предупрежден! – вскричал Скрипач, поднимая арбалет.
Быстро нацелившись, он, ни минуты не колеблясь, выстрелил. Стрела попала прямо в открытый рот чудовища. С молниеносной скоростью перекусив древко, острые, как ножи, зубы пронзили стрелу насквозь, раскрошив глиняный шар. Гремучая смесь порошков, находящаяся внутри, поднялась в воздух. Контакт привел к мощнейшему взрыву, который в одно мгновение оторвал голову Сольтакена прочь.
Куски черепа и серой плоти разлетелись по воде во все стороны. Зажигательная смесь продолжала упорно гореть на всем, чего она касалась, разбрасывая во все стороны шипящие искры. По инерции безголовое туловище чудовища проследовало за кораблем еще несколько метров, а затем начало медленно опускаться в морскую пучину. Как только стихло последнее эхо взрыва, водная гладь приняла свой прежний вид, и только сизый дым стелился по волнам.
– Ты встретился не с тем рыбаком, – сказал Скрипач, опуская свое оружие.
Калам вновь опустился на румпель, возвращая кораблю прежний курс. В воздухе повисло странное спокойствие. Скрипач разобрал свой арбалет, любовно завернув каждую деталь в клеенку, и занял свое место в середине корабля. Моби как ни в чем не бывало вновь забрался на его колени. Вздохнув, Скрипач почесал зверька за ухом.
– Ну и что теперь, Калам?
– Что-то мне не все понятно в этом деле, – задумчиво проговорил убийца. – Что привело Сольтакена в море Кансу? Почему он хотел сохранить свое передвижение в тайне от всех?
– Если бы Быстрый Бен был здесь…
– Но его нет, Скрипка! Это тайна, с которой нам придется жить. К счастью, я думаю, что непредвиденных встреч больше не будет.
– Ты думаешь, это связано с… Калам нахмурился:
– Нет.
– Связано с чем? – спросил Крокус. – Что вы там замышляете?
– Просто рассуждаем, – ответил Скрипач. – Сольтакен плыл на юг – прямо как мы.
– Ну и что?
Скрипач пожал плечами:
– Да так, в принципе – ничего. Кроме одного обстоятельства…
Он вновь сплюнул за борт и рухнул вниз.
– В пылу борьбы я забыл о своей болезни, а теперь она вновь дает о себе знать, черт возьми.
Все замолчали. Хмурое выражение лица Крокуса сказало Скрипачу, что у парня тоже давно не было возможности хорошенько отдохнуть.
Свежий бриз гнал их корабль на юг. Не прошло и трех часов, как Апсала объявила, что видит землю, а еще через сорок минут Калам уже маневрировал вдоль Эхрлитана в полумиле от берега. Они взяли курс на запад вдоль горного хребта, покрытого кедрами; день медленно клонился к закату.
– Мне кажется, я вижу всадника, – сказала Апсала.
Скрипач поднял голову и принялся вместе со всеми рассматривать цепочку наездников, которые шли по прибрежной дороге вдоль горного хребта.
– Я вижу шестерых, – сказал Калам. – Второй из них…
– Несет вымпел империи, – закончил Скрипач, сморщив лицо, будто только что съел какую-то кислятину. – Гвардия посыльного и улана…
– Направляются в Эхрлитан, – добавил Калам.
Скрипач повернулся на своем месте и встретился с темными глазами капрала. «Проблемы?» «Возможно». Они обменивались мнениями беззвучно – этот навык был выработан за долгие годы совместной работы.
Крокус забеспокоился:
– Что-то случилось? Калам? Скрипач? «А ведь парень смышленый…»
– Трудно сказать, – пробормотал Скрипач. – Они нас заметили, но что конкретно им стало известно? Они видели четырех рыбаков в баркасе – какое-то семейство из Скара, направляющееся в порт, чтобы ощутить вкус цивилизации.
– Где-то к югу от этой цепочки деревьев должна быть деревня, – сказал Калам. – Следи, когда появится вход в залив, Крокус, и берег, очищенный от прибитого течением леса. Хижины появятся с подветренной стороны хребта, образуя нечто вроде ограниченной территории. Ну и как тебе моя память, Скрипач?
– Достаточно хороша для человека, который провел здесь все свое детство. Как далеко отсюда до города?
– Десять часов пешком.
– Так близко?
– Да, это точно.
Скрипач погрузился в размышления. Двигаясь на юг в сторону Эхрлитана, они потеряли из виду посыльного империи и его конных охранников, которые скрылись за горным хребтом. Было решено пристать прямо в древнюю многолюдную гавань Святого Города, используя чужие имена. В лучшем случае посыльный сообщит своему начальству, что они не представляют опасности и не требуют особого внимания; ради этого они опасались предпринимать какие-либо действия с тех пор, как прибыли в порт Каракаранг из Генабакиса на торговом судне «Голубой Морант», заплатив за дорогу тем, что работали как экипаж.
Далее, выйдя из Каракаранга, они по суше пересекли Талгайские горы, а затем спустились в Руту Джелба по широкому паломническому пути танно – в целом их путешествие было вполне обычным. В Руту Джелба они на неделю решили залечь на дно, и только Калам производил редкие ночные вылазки в район пристани, пытаясь выяснить окружной путь вокруг моря Отатарал на материк.
В худшем случае посыльный сообщит, что на корабле находятся четыре человека, причем двое их них, вероятно, дезертиры, которых сопровождает генабаканец и женщина, прибывшая с малазанской территории. Этих данных было бы вполне достаточно, чтобы растревожить осиное гнездо империи на всем протяжении до Эхрлитана. «Хотя, скорее всего, – подумал Скрипач, – последние размышления были параноидальным бредом».
– Я вижу вход в залив, – крикнул Крокус, указывая пальцем место на берегу.
Скрипач обернулся и взглянул на Калама. «Вражеская территория, – сказал его взгляд. – Как низко нам ползти?»
«Ориентируйся на кузнечиков, Скрипка». «Дыхание Худа!» – ответил Скрипач. Он взглянул вновь на берег.
– Я ненавижу Семь Городов, – прошептал Сапер.
На его коленях зевнул Моби, обнажив ряд блестящих, как спицы, клыков. Скрипач побледнели, вздрогнув, прошептал:
– Прижимайся ко мне, когда только захочешь, мой маленький.
Калам тем временем повернул румпель, изменяя курс. Крокус занимался парусом. В отличие от этого куска материи, который за время их двухмесячного путешествия по Пучине Охотника порядком истрепался, с трудом выполняя свою функцию, сам юнга абсолютно не чувствовал никакой усталости и легко направлял скользящий баркас по ветру. Апсала переместилась на свое место, потянувшись и одарив Скрипача лучезарной улыбкой. Сапер нахмурился и отвернулся. «Во мне вновь запылал костер, – крутилось в его мозгу. – У меня всегда отпадает челюсть, когда она так делает. Раньше эта женщина была совсем другой – убийцей, божьей карой. Она могла решить любую проблему… Кроме того, теперь она с Крокусом, не правда ли? Парню улыбнулась большая удача, ведь все шлюхи в Каракаранге выглядели как сестры, больные сифилисом, будто вышедшие из одной гигантской семьи сифилитиков. Они держали на своих коленях таких же детей…» Скрипач встряхнулся, пробормотав: «О, дружище, ты слишком долго находишься в море, наш путь слишком длинный!»
– Я не вижу ни одной лодки, – сказал Крокус.
– Они впереди, в заливе, – проворчал Скрипач, пытаясь ногтями зацепить в своей бороде надоедливую вошь. Достигнув успеха, он смахнул ее щелчком за борт. «Еще десять часов, и я окажусь в Эхрлитане, а там – ванна, бритва и кансуанские девушки с частыми гребешками, а затем – свободная ночь».
Крокус оторвал его от размышлений:
– Волнуешься, Скрипач?
– Ты! не подозреваешь и о половине моих чувств.
– Ты был здесь во время покорения этой земли, не так ли? Вспомни, как Калам дрался на противоположной стороне за Священных Семь Фалах'данов, а Тлан Аймасс выступал на стороне империи и…
– Довольно, – махнул рукой Скрипач. – Мне не нужны эти воспоминания и Каламу – тоже. Все войны беспощадны, но эта была самая страшная из них.
– А правда то, что ты входил в состав войска, преследовавшего Быстрого Бена по всей Священной пустыне Рараку, а Калам руководил вами? Правда, что он с Беном договорился всех вас предать, и только Ветреный Парень, впавший в измену еще раньше, предотвратил это событие…
Скрипач обернулся и взглянул на Калама.
– Одна ночь, проведенная в Руту Джелба с кувшином фаларского рома, и этот парень знает больше, чем любой историк империи.
Он обернулся к Крокусу:
– Слушай, сынок, для тебя будет лучше забыть то, что пьяный дубина рассказал тебе той ночью. События прошлого уже бьют нам по хвостам, и не надо облегчать им задачу.
Крокус взъерошил руками свои длинные черные волосы.
– Что ж, – сказал он тихо, – если Семь Городов действительно так опасны, почему мы просто не отправились в Квон Тали, где раньше жила Апсала, и не отыскали там ее отца? Почему мы нарезали все эти круги и зачем прибыли в конце концов на этот континент?
– Все не так просто, – проворчал Калам.
– Но почему? Я думал, что у нашего путешествия нет никаких тайных причин, – выпалил Крокус, нежно взяв руку Апсалы и зажав ее между своими, продолжая, однако, пристально смотреть на Скрипача и Калама. – Мне сказали, что команда отправилась в путь ради нее. Это оказалось неправдой, но сейчас вы оба продолжаете все скрывать. У вас есть какой-то план, а Апсала – это только предлог для того, чтобы проникнуть на территорию империи, ведь вы оба вне закона. И что бы вы ни планировали, вам надо было позарез прибыть сюда, в Семь Городов. Вот почему всю дорогу мы скрывались как воры, пугаясь каждого шороха, шарахаясь от теней, будто сзади нас преследует вся малазанская армия, – парень остановился, тяжело переводя дух, а затем продолжил: – Вы подвергаете нас большой опасности, а мы даже не знаем, во имя чего. Давайте покончим с этим раз и навсегда.
Скрипач откинулся на планшир. Взглянув на Калама и подняв бровь, он спросил:
– Ну что, капрал? Это камень в твой огород.
– Подготовь для меня почву, Скрипач, – попросил Калам.
– Ну хорошо. Ты знаешь, – обратился он к Крокусу, встретившись с его пристальным взглядом, – что императрица хочет заполучить Даруждистан. Согласен?
Парень немного помедлил, а потом кивнул головой.
– А то, чего Лейсин хочет, – продолжил Скрипач, – она рано или поздно добивается: вспомни недавние события. Теперь императрица нацелена захватить твой родной город, не так ли, Крокус? В первый раз это стоило ей преданности адъюнкта Осиротелого, двух демонов империи, а также верховного кулака Дуджека, не упоминая о гибели Разрушителей Мостов. По-моему, этого достаточно, чтобы причинить боль кому угодно.
– Прекрасно, но что же делать теперь?
– Не перебивай. Капрал попросил подготовить почву, поэтому я так подробно все объясняю. Ты еще следишь за моими рассуждениями? Прекрасно. Даруджистан уже однажды ускользнул из ее рук, и она несомненно попытает счастья еще раз. Это время настало.
– Понятно, – ответил, нахмурившись, Крокус. – Раз ты сказал, что она всегда добивается своего, то подобное развитие событий вполне объяснимо.
– А ты предан своему городу. Крокус?
– Конечно…
– Так ты сделаешь все, чтобы предотвратить завоевательный поход императрицы?
– Ну конечно, но…
– Сэр! – внезапно крикнул Скрипач, повернувшись лицом к Каламу.
Темнокожий человек огромных размеров посмотрел на волны, тяжело вздохнул, а потом, будто решившись на что-то, быстро подошел к Крокусу.
– Вот что, парень. Время пришло, и я иду за ней. Увидев озадаченное выражение лица юноши дару, Скрипач перевел взгляд на Апсалу: ее зрачки расширились, а лицо мертвенно побледнело. Обессилев, она принужденно улыбнулась и рухнула на свое место. Скрипачу при виде этой картины тоже стало не по себе.
– Я не понимаю, что ты имеешь в виду, – ответил Крокус. – За кем ты идешь? За императрицей? Но зачем?
– Он говорит о том, – вступила в разговор Апсала, все еще сохраняя на лице свою неотразимую улыбку – единственное, что осталось при ней из прошлого, – что хочет попробовать убить ее.
– Что?! – оторопело выкрикнул Крокус, чуть не вывалившись за борт. – Ты, вместе с этим страдающим морской болезнью сапером, у которого за спиной только сломанная скрипка? И неужели ты думаешь, что мы собираемся вам помогать в этом грязном, смертельно опасном…
– Я помню, – внезапно произнесла вслух Апсала. и ее глаза сузились, встретившись с Каламом.
Крокус, прервавшись, обернулся в ее сторону:
– О ком ты помнишь?
– О Каламе. Раньше он назывался Кинжалом Фалах'дана, и Коготь позволил ему командовать Рукой. Калам – профессиональный убийца, ас своего дела, Крокус. А Быстрый Бен…
– Но он же в трех тысячах лиг отсюда, – вскричал Крокус. – Он же, ради Худа, просто убогий маг маленького войска – вот и все.
– Неправда, – ответил Скрипач. – То, что он так далеко отсюда, еще абсолютно ничего не значит, сынок. Быстрый Бен – это наш козырь, наша крапленая карта в этой дыре.
– Какая карта? В какой дыре?
– Крапленая карта используется у шулеров. Каждый хороший игрок имеет свою потайную меченую карту, если ты понимаешь, о чем идет речь. Что касается дыры – так это Путь Быстрого Бена – единственное, что по зову сердца заставит его встать на сторону Калама, где бы тот ни находился. Теперь, Крокус, ты знаешь все: Калам намеревается совершить покушение на императрицу, но для этого ему необходимо все спланировать и подготовить. Все начинается здесь, в Семи Городах, и если ты хочешь, чтобы Даруджистан оставался и дальше свободным, Лейсин должна умереть.
Крокус медленно сел на свое место.
– Но почему именно Семь Городов? Ведь императрица сейчас в Квон Тали?
– Потому, – ответил Калам, неспешно направляя лодку в небольшую бухту, где их сразу обдало жаром раскаленной земли, – потому что Семь Городов собираются восстать, парень.
– О чем ты говоришь? Убийца обнажил клыки:
– Я говорю о восстании повстанцев.
Скрипач повернулся вокруг, почувствовав зловоние гниющей на берегу травы. «А это, – сказал он себе, почувствовав холодок, начинающий подниматься к горлу, – та часть нашего плана, которую я ненавижу больше всего… Следовать одной из диких идей Бена, который полагает, что всю сельскую местность охватит огонь борьбы…»
Минутой позже они обогнули излучину и увидели россыпь соломенных хижин, стоящих полукругом, а также несколько утлых суденышек, ткнувшихся носом в песчаный берег. Калам повернул руль, и баркас медленно сел на мель. Как только песок начал скрежетать по дну, Скрипач перепрыгнул через планшир и ступил на твердую почву. Моби проснулся и плотно обхватил всеми четырьмя лапами подол его туники. Не обращая внимания на нытье зверька, Скрипач медленно выпрямился.
– Ну наконец-то, – с облегчением выдохнул он, как только первые дворовые собаки в деревне возвестили об их прибытии дружным лаем. – Это началось.
Глава вторая
К этому дню оставалось только проигнорировать тот факт, что в верховном командовании Арена стали процветать соперничество и злоба, дающие повод к частым изменам и раздорам. Утверждение о том, что командование было не осведомлено о настроениях, которые царили в сельской местности, было в лучшем случае наивным, а в худшем – крайне циничным…
Восстание Ша'ики Кулларан
Надпись, сделанная красной краской на кирпичной стене, медленно расплывалась под потоком льющего с небес дождя, превращаясь в тоненькие цветные струйки. Сгорбившись под потоком воды, Антилопа задумчиво смотрел на то, как непонятные слова медленно исчезали. Он начинал всерьез опасаться, что не прекращающаяся уже в течение нескольких дней непогода скоро смоет все символы, которые он еще не успел отыскать. Антилопа хотел наконец-то понять ту силу, которая направляла неведомых художников, заставляя ставить свои отметки здесь – на внешней стене старого дворца Фалах'да в центре Хиссара.
Множество культур среди населения Семи Городов имело свои символы – тайный язык пиктограмм, который предупреждал местных жителей о возможных несчастьях. Эти знаки образовывали сложный диалог, который ни один из малазанцев не мог понять. Однако в течение долгих месяцев, которые он провел здесь, Антилопа наконец-то осознал, какая опасность подстерегает тех, кто не обращает на надписи никакого внимания. В преддверии Года Дриджхны эти знаки стали появляться особенно часто, и сейчас каждая стена в городе представляла собой таинственную летопись, составленную из секретных кодов. Ветер, солнце и дождь постепенно смывали их, но только для того, чтобы освободить место для новых. Антилопа подумал: «Кажется, они могли бы сказать нам сейчас немало…»
Историк встряхнулся, пытаясь размять занемевшие плечи и шею. Предупреждения, которые он высказывал верховному командованию, по всей видимости, прошли мимо ушей. Создавалось впечатление, что среди всех малазанцев только его интересовали секреты этих непонятных иероглифов и только он осознавал опасность такого безразличного отношения к ситуации, сложившейся в государстве.
Пытаясь сохранить сухим хотя бы лицо, он решил натянуть капюшон на самые глаза. Подняв руки, он ощутил, как по ним хлынули струи воды, затекающие через широкие рукава плаща. Наконец от надписи не осталось и следа, и Антилопа двинулся дальше, продолжая свои тайные поиски.
Вода, достигая щиколоток, бурными потоками бежала по мощенному камнем скату у подножья дворцовых стен, заливая водосточные канавы, идущие вдоль каждой аллеи и дамбы в городе. Напротив необъятных стен дворца, не превышая порой размеров чулана, стояли магазинчики, над которыми висели тенты, заполненные водой. Проходя мимо торговых лавок, Антилопа видел, как в темных проемах дверей стояли продавцы, понуро провожая его взглядом.
За исключением тощих ослов и изнуренных лошадей, улица была практически лишена пешеходного движения. Несмотря на редкие своенравные циклоны, приходящие с моря Сахул, город Хиссар был создан на материке среди степей и пустынь.