"Икариум, пожалуйста, - взмолился про себя Трелл, - оставь эту мысль. Сейчас же забудь о ней". Но вслух он произнес:
      - И какую пользу эти знания принесут нам в нынешней ситуации?
      Выражение лица Икариума немного помрачнело.
      - Вспомни о моей одержимости временем. Эти письмена возвращают память, и ты видишь, как с течением времени меняется сам язык. Подумай о моем механизме, с помощью которого я пытаюсь найти способ измерения хода часов, дней, годов. Эти измерения должны стать цикличными - подобно самой природе. Слова и предложения сохраняют тот же самый ритм, поэтому они могут оказаться спрятанными в чьем-то разуме, а затем возникнуть вновь с абсолютной точностью. Возможно, - произнес в задумчивости Икариум после некоторой паузы, - забывчивость является следствием моей образованности... - он вздохнул, заставив себя улыбнуться: - Кроме того, Маппо, я уже прожил столько веков.
      Трелл ткнул тупым морщинистым пальцем в открытую книгу
      - Мне кажется, что авторы этого глубочайшего научного исследования пытались защитить свое творенье с помощью тех же самых слов, друг. Однако для нас это имеет более важное значение.
      Выражение лица Ягута оставалось невозмутимым, однако в глазах горели лучики приятного удивления.
      - Ну и что?
      Маппо показал пальцем наверх.
      - Все дело в этом месте. Орден Тьмы никогда не входил в список моих самых любимых культов - это рассадник убийц, в котором царят обман, ложь и предательство. Искарал Пуст пытается представить все в другом свете, но я же не дурак. Он несомненно нас ожидал, предвкушая, как впутает ничего не подозревающих путешественников в свой хитрый план. Мы очень рискуем, задерживаясь в этом месте.
      - Но Маппо, - медленно возразил Икариум, - ведь именно в этом месте я, наконец, смогу отыскать ответы на интересующие меня вопросы.
      Трелл поморщился.
      - Я боялся этих слов, но сейчас ты должен объяснить их для меня.
      - Это не в моей власти, пока еще не в моей. До сих пор у меня нет ничего, кроме смутных подозрений, и пока я не буду твердо уверен, ты не сможешь ничего узнать. Пожалуйста, потерпи еще немного.
      Внезапно память Трелла воскресила другое лицо - тонкое и бледное. По глубоким морщинам на щеках текли вниз капли осеннего дождя. Его черные глаза проникли сквозь строй старейшин, нащупав в темноте Маппо.
      - Ты знаешь нас? - зазвучал голос, напоминающий шорох грубой кожи.
      Старейшина кивнул головой:
      - Мы знаем тебя как Безымянного Мастера.
      - Это хорошо, - ответил человек, продолжая изучать Маппо. - Я Безымянный Мастер, который рассуждает не годами, а веками. Ты - избранный воин, - добавил он, указав на Маппо. - Ты можешь научиться терпению?
      Подобно стае грачей, вырвавшихся из кустарника, на Трелла нахлынули воспоминания. Уставившись на Икариума, Маппо улыбнулся, обнажив блестящие клыки.
      - Терпеливым? А разве я могу с тобой быть иным? Тем не менее я не доверяю Искаралу Пусту.
      Слуга начал вынимать из котла мокрую одежду и постельные принадлежности, пытаясь голыми руками выжать горячую воду. Увидев это, Трелл нахмурился. Одна из рук слуги была неестественно розовой, гладкой, практически детской. Другая гораздо лучше подходила возрасту этого человека: она оказалась волосатой, загорелой и гораздо более мускулистой.
      - Слуга?
      Человек не обернулся.
      - Ты можешь говорить? - спросил его вновь Маппо.
      - Мне кажется, - сказал Икариум, не дождавшись во второй раз ответа слуги, - что он повернулся к нам глухим ухом по приказу своего господина. Да, сейчас я в этом просто уверен. Ну что, разведаем этот храм, Маппо? Только необходимо помнить, что каждая Тень каменной башни передает наши слова прямо в уши верховного священника.
      - Хорошо, - ответил, поднявшись, Трелл. - Меня практически не беспокоит тот факт, что Искаралу стало известно о нашем недоверии.
      - Несомненно, что он знает о нас гораздо больше, чем мы о нем, произнес Икариум, также вставая из-за стола.
      Они вышли из комнаты, а слуга так и остался колдовать над котлом, пытаясь своими огромными руками с вздутыми венами выжать из белья кипящую воду.
      Глава четвертая
      На земле, где Семь Городов выросли в золоте.
      Даже пыль имеет глаза.
      Пословица дебрахлов
      Толпа покрытых пылью и потом людей стояла вокруг, наблюдая, как последние мертвые тела извлекались на поверхность земли. Пыльное облако неподвижно висело над главным входом шахты в течение всего утра - с того самого момента, как произошел обвал туннеля в самом конце Глубинного Рудника. Под командованием Бенета рабы яростно работали, пытаясь вызволить тридцать с лишним собратьев по несчастью, погребенных под завалом.
      Никто не выжил. Безучастно смотря на происходящее вместе с дюжиной других заключенных, стоящих на наклонной площадке для отдыха недалеко от Вращающегося Устья, Фелисин ожидала прибытия подводы, везущей бочки со свежей водой. Жара превратила даже самые глубокие участки шахт в знойные печи с просачивающейся грунтовой водой, и большинство рабов теряли сознание после часа работы в каменоломне.
      По другую сторону шахты Гебориец возделывал иссохшую землю Низины. Это была уже его вторая неделя работы на новом месте, и чистый воздух, а также отсутствие чрезмерных нагрузок быстро восстановили его пошатнувшееся здоровье. Погрузка извести, на которую также иногда привлекалась команда Бенета, оказалась не более сложным занятием.
      Гебориец понимал: если бы не ходатайство Фелисин, его сейчас уже не было бы в живых. Да, тело историка оказалось бы в завалах под тоннами кирпича, и старик теперь был обязан знакомой своей главной ценностью жизнью.
      Осознание данного факта принесло Фелисин незначительное моральное удовлетворение. Последние дни они стали очень редко общаться: разум девушки практически все время был одурманен дымом дурханга. Он стал единственной отдушиной девушки, которой она предавалась каждую ночь по пути из харчевни Булы. Фелисин спала долго, но это не приносило ей никакого облегчения: дни работы в прядильне проходили словно в темном густом тумане. Даже Бенет начал жаловаться, что любовная игра стала какой-то оцепенелой и апатичной.
      Грохот и стук приближающейся по изрытой рабочей дороге телеги с водой стал значительно громче, но даже этот факт не заставил девушку оторвать свой взгляд от спасателей, вынимающих обезображенные тела, которым осталось ожидать только прибытия платформы для трупов. Слабый всплеск сострадания все же поднимался в ее груди при взгляде на эту душераздирающую сцену, и его хватило, чтобы намертво приковать внимание Фелисин.
      В последнее время она совсем потеряла свои эмоции и волю: каждый вечер девушка тупо ожидала Бенета, который не переставал ею пользоваться, и подобный сценарий повторялся уже несметное количество раз. Порой Фелисин приходилось отыскивать его самостоятельно, и тогда вдрызг пьяный охранник разрешал своим друзьям и подругам потешиться с нею вволю.
      Как-то однажды вечером Гебориец сказал в адрес Фелисин следующие слова:
      - Ты онемела, девушка. Ты утоляешь свою потребность казаться взрослее, но это сопряжено с такой болью... По моему глубокому убеждению, ты избрала неверный путь.
      "Неверный путь... Да что он знает об этом! - подумала Фелисин. Глубинный Рудник - вот это неверный путь. Шахта, куда сваливают мертвые тела рабов, - это тоже не совсем правильное направление. А все остальное по сравнению с таким кошмаром - только тень, которая вполне приемлема для жизни".
      Она была готова поселиться с Венетом, и сознательно старалась подчеркнуть свой выбор. Возможно, это событие произойдет через несколько дней или на будущей неделе. Скоро. Вот таким неожиданным образом Фелисин решила расстаться со своей независимостью, хотя, надо сказать, было бы совсем несложной задачей вернуть все на крути своя.
      - Девушка!
      Сощурившись, Фелисин обернулась. Перед ней стоял молодой малазанский охранник, который как-то давным-давно предупреждал Бенета о готовящемся восстании. Солдат улыбнулся.
      - Что, еще не выяснили продолжение моей цитаты?
      - Что?
      - Ну, в той работе Келланведа, девушка, - повторил охранник, сдвинув брови. - Я надеялся, что вы найдете кого-нибудь, кто подскажет правильное завершение этих слов.
      - Я абсолютно не понимаю, о чем вы говорите.
      Он подошел к ней, провел указательным пальцем, покрытым мозолями от постоянного обращения с мечом, по ее подбородку, а затем заглянул в глаза и откинул назад каштановые волосы. Девушка подалась вперед, впервые за сегодняшний день подняв голову и увидев солнце.
      - Дурханг, - прошептал он. - Сердце королевы, девушка, да ты выглядишь на десять лет старше по сравнению с нашей первой встречей. Когда же это было? Две недели назад.
      - Спроси разрешения у Бенета, - внезапно произнесла она, отстраняясь от его прикосновения.
      - Разрешения на что?
      - Взять меня в свою кровать. Он согласится, ежели окажется пьян. А это обязательно произойдет сегодня ночью - приняв кувшин или два вина, он всегда начинает сожалеть о смерти. Тогда ты сможешь до меня дотронуться, и не только...
      Не ожидая такого крутого поворота разговора, молодой человек поинтересовался:
      - А где Гебориец?
      - Историк? В Низине, - ответила Фелисин. Девушка хотела спросить, почему его интересует не она, а какой-то старик, но вопрос внезапно улетучился из головы. Этот человек сможет дотронуться до нее сегодня ночью. Фелисин взрослела, и ей начинали нравиться чужие мозоли.
      Бенет всегда платил капитану Саварку за визиты, поэтому сегодня решил с собой взять ее. Фелисин стало понятно, что охранника мучил какой-то вопрос, и в качестве подарка для капитана должна была выступить именно она.
      Парочка приблизились к Кругу Ратол со стороны Рабочей Дороги. Миновав харчевню Булы, Фелисин заметила группу охранников-доси, которые собрались у входной двери и беспокойно смотрели им вслед.
      - Держись прямой линии, девушка, - пробасил Бенет. - И перестань волочить ноги. Мы идем за тем, что тебе так сильно нравится, - всегда старайся добиваться как можно большего.
      В тираде Бенета просквозил оттенок отвращения; в последнее время он перестал давать ей свои обещания. Фелисин вспомнила его недавние слова: "Я сделаю тебя своей собственностью, девушка. Иди со мной - кроме тебя, мне никто больше не нужен". Эти грубые увещевания в порывах нежности давно ушли прочь, но девушку данный факт больше не волновал: в конце концов, она никогда не могла всецело положиться на Бенета.
      Прямо по курсу в центре Крута Ратола поднималась башня Саварка, огромные стены из необтесанного камня были покрыты темным смогом, который постоянно висел над Черепной Чашей. У входа стоял одинокий охранник, опиравшийся на железную пику.
      - Горькая судьба, - произнес он, когда пара подошла к самым воротам.
      - Ты о чем? - властно спросил Бенет. Солдат пожал плечами:
      - Да об утреннем обвале - о чем же еще.
      - Мы могли кого-то спасти, - произнес Бенет, - если бы Саварк отправил к нам хоть какую-то помощь.
      - Кого-то спасти? И это цель вашего прибытия? Слушай, капитан сегодня не в духе, и если вы пришли жаловаться... - но тут глаза охранника скользнули по Фелисин. - Ага, я вижу, ты привел с собой подарок. Что ж, это совсем меняет дело, - он открыл тяжелую входную дверь. - Саварк в своем кабинете.
      Проворчав что-то в ответ, Бенет схватил девушку за руку и потянул ее через главный вход. Нижний этаж башни представлял собой оружейный склад: в специальных отсеках вдоль каждой стены покоилось огромное количество разнообразного оружия. В центре комнаты стояли три стула и стол, на крышке которого были разбросаны остатки завтрака охранников. В самом центре первого этажа высилась железная винтовая лестница.
      За один пролет они поднялись уровнем выше и оказались в кабинете капитана. Саварк сидел в кресле с высокой спинкой, покрытой черным бархатом, придвинувшись к письменному столу, похожему на уродливое сооружение из сплавного лесоматериала. Отложив перо и огромную книгу в кожаном переплете, капитан откинулся назад.
      Фелисин не могла припомнить, чтобы она когда-нибудь видела этого человека в таком состоянии. Саварк остался в мире отчуждения, решив изолироваться в башне от всего окружающего мира. Он очень похудел; мышцы на обнаженных руках, покрытых бледной кожей, были похожи на изогнутые пучки прутьев. За время отсутствия у капитана отросла борода; жесткие черные локоны были смазаны жиром и блестели. В противоположность этому, волосы на голове были подстрижены очень коротко, а водянистые зеленые глаза искоса выглядывали из-под высоких скул. Широкий рот Саварка окружала сеть глубоких ниспадающих морщин. Он пристально взглянул на Бенета, абсолютно не замечая Фелисин - будто ее тут и не было.
      Бенет толкнул девушку в кресло у стены слева от Саварка. а сам уселся прямо перед его лицом.
      - Недобрые слухи, капитан. Хочешь знать о них? Внезапно зазвучал голос предводителя: его мягкий тембр никак не вязался с мужественной внешностью,
      - Какова плата за эту информацию?
      - Никакой. Она абсолютно бесплатна.
      - Тогда продолжай.
      - Доси кричали в харчевне Булы, что приближается Вихрь. Саварк нахмурился:
      - Ой, по большей части все подобные сплетни - сплошная ерунда. Теперь я начинаю понимать, почему ты не просишь за это никаких денег.
      Бенет опустил глаза на огромную Книгу записи актов, лежащую на столе.
      - Ты подсчитал количество утренних жертв? А был ли среди них интересующий тебя человек?
      - Я не пытался найти кого-то определенного, Бенет. Ты полагаешь, что я догадался о чем-то важном? Это полная чушь - я начинаю терять терпение.
      - Среди жертв было четыре мага...
      - С меня достаточно. Зачем ты пришел?
      Бенет пожал плечами, будто отбрасывая собственные сомнения.
      - Подарок, - ответил он, указывая на Фелисин. - Очень молодая, послушная и до одурения страстная. Никакого духа сопротивления - делает все, что ни попросишь, Саварк.
      Капитан еще больше нахмурился.
      - В обмен, - продолжал Бенет, - я хочу получить ответ на один лишь вопрос. Раб Баудин был арестован сегодня утром - почему?
      Фелисин сощурилась. Баудин? Она помотала головой, пытаясь отделаться от тумана дурханга, который сковывал ее разум все последние дни. Было ли это важно?
      - Он арестован в Долине Выносливости после объявления комендантского часа. Этот громила попытался удрать, но мои люди его опознали, а сегодня утром - арестовали - водянистый взгляд Саварка скользнул по Фелисин. - Ты сказал, она очень молодая? Восемнадцать, может быть, девятнадцать лет. Вероятно, Бенет, ты начал стареть, если называешь это слишком молодым товаром.
      - Ей пятнадцать, Саварк, причем она очень опытная. Прибыла на транспортном корабле двумя рейсами раньше.
      Глаза капитана вновь пристально уставились на нее, и Фелисин внезапно с удивлением для себя обнаружила, что лицо Саварка побелело как мел.
      Бенет вскочил на ноги.
      - Я приведу других, у меня есть две прекрасные молодки с последнего рейса, - он подошел к Фелисин и рывком поднял ее на ноги. - Я гарантирую твое удовлетворение, капитан. Они окажутся здесь через час...
      - Бенет, - произнес мягким голосом Саварк. - Баудин работает на тебя, не так ли?
      - Да нет, я только знаком с ним. Этот человек не внушает мне особого доверия... Вопрос был задан только потому, что Баудин входит в состав моей команды, а потеря такого силача в значительной мере замедлит темпы нашей работы, начиная уже с завтрашнего дня.
      - Оставь его в покое, Бенет.
      "Ни один из этих людей не верит друг другу", - такая мысль как вспышка сверкнула в мозгу Фелисин. Она вздохнула: "Что-то случилось, и я обязана об этом хорошо подумать. Мне нужно запомнить весь сегодняшний разговор... Прямо сейчас".
      В ответ на указание Саварка Бенет глубоко вздохнул.
      - В таком случае, мне придется именно так и поступить. До скорого, капитан.
      Фелисин абсолютно не сопротивлялась, когда Бенет подталкивал ее вниз по лестнице. Взяв девушку за руку, он с силой потащил ее через Круг, не обратив никакого внимания на усмешку стоящего у двери охранника. Тяжело дыша, громила толкнул ее в тень аллеи, а затем резко дернул, развернув к себе.
      Его голос заскрипел как несмазанная телега.
      - Ты кто - его давно потерянная дочь? Дыханье Худа - прочисти свои мозги! Ответь мне сию минуту, что случилось в кабинете капитана? Баудин? Кем тебе приходится Баудин?
      - Он... Он... Никто...
      Через мгновение Фелисин почувствовала сильнейший удар в челюсть, будто на голову обрушился огромный мешок с камнями. Из глаз посыпались искры, и она повалилась ничком ни землю. Из носа хлынула кровь: лежа на гниющих отходах, девушка увидела лужицу крови, которая быстро растекалась во все стороны по пыли.
      Бенет рывком поднял ее на ноги и вновь швырнул на деревянную стену забора.
      - Твое полное имя, девушка. Скажи мне!
      - Фелисин, - пробормотала она. - Только это. Прорычав, он вновь поднял руку для удара.
      Девушка подняла глаза и уставилась на отметину зубов, оставленных ею на руке Бенета.
      - Нет, я клянусь! Я найденыш!
      - Что?
      - Меня обнаружили монахи у стен монастыря Фенира на острове Малаз монахи, которых Лейсин объявила вне закона. А Гебориец...
      - Твой корабль прибыл из Унты, девушка. Зачем ты врешь? Наверное, ты из благородного сословия...
      - Нет, просто ко мне очень хорошо относились. Пожалуйста, Бенет, я не вру! Поведение Саварка мне совсем не понятно; может быть, ради спасения своей жизни Баудин просто наплел какую-то историю...
      - Твой корабль прибыл с Унты, и ты никогда не была на острове Малаз. Около какого города располагался твой монастырь?
      - Около Джакаты. На острове только два города - он да Малаз, в который я ездила на летние каникулы. Клянусь, меня готовили стать жрицей. Спроси Геборийца, Бенет, пожалуйста!
      - Назови мне имя самого бедного района Малаза.
      - Самого бедного?
      - Ты не спрашивай, ты называй!
      - Я не знаю! Храм Фенира располагался перед пристанью! Я не знаю, был ли он самым бедным. За границами города начинались трущобы, которые шли вдоль всей дороги на Джакату. Я была там всего лишь один раз летом и практически ничего не видела - мне не позволяли смотреть вокруг. Пожалуйста, Бенет! Я не понимаю, к чему весь этот допрос, почему ты причиняешь мне боль? Я делала все, что ты приказывал, - спала с твоими друзьями, позволяла мною торговать, превратив свое тело в разменную монету...
      Он ударил ее вновь, не пытаясь более найти хоть какие-то объяснения среди потока безумной лжи. В глазах Бенета все больше и больше начинала блестеть неистовая ярость. Он бил ее методично, предаваясь молчаливой, холодной злобе. После нескольких первых ударов девушка уже перестала реагировать на боль, она ощущала только прохладную пыль тенистой аллеи, которая, словно бальзам, покрыла всю ее плоть. Фелисин изо всех сил старалась сконцентрироваться на собственном дыхании: это стало ее единственной задачей - не обращать никакого внимания на приближающуюся агонию и почувствовать, как воздух входит внутрь, а затем медленно расслабиться, позволив спокойным потокам сознания унести боль в никуда.
      В конце концов девушка поняла, что Бенет остановился. Возможно, он и стукнул-то ее всего несколько раз, а сейчас этого человека рядом не оказалось. На аллею опустился закат: она лежала в одиночестве, глядя пустыми глазами на узкий клочок темного неба над головой. Порой она слышала редкие голоса на улице за спиной, однако к той просеке, где, свернувшись, лежала сейчас девушка, никто не приближался.
      Фелисин очнулась вновь гораздо позднее. Вероятно, она потеряла сознание, пытаясь проползти к выходу из леса: зажженные факелы, освещающие Рабочую дорогу, оказались теперь в дюжине шагов спереди. На фоне светлой мостовой виднелись бегущие темные фигуры, а сквозь непрерывный звон в ушах доносились непонятные крики и вопли. Воздух наполнился запахом дыма. Девушка попыталась продолжить свой нелегкий путь, однако сознание вновь изменило ей, и она провалилась в черную бездну.
      Холодное полотенце... Кто-то водит им по лбу... Фелисин открыла глаза.
      Гебориец склонился над ней, пытаясь определить подвижность зрачков.
      - Неужели ты вновь с нами, девушка?
      Ее челюсть неимоверно ныла, а губы ссохлись друг с другом плотной коркой. Кивнув, она, наконец, сообразила, что находится на собственной кровати.
      - Я хочу немного смазать губы маслом: нам нужно их обязательно раскрыть, чтобы ты могла утолить жажду.
      Девушка кивнула вновь. Пытаясь собрать остатки воли, она упорно сопротивлялась той чудовищной боли, которая пронзила тело после того, как Гебориец принялся смазывать ее губы клочком одежды, пропитанным оливковым маслом. Одновременно он рассказывал свои приключения.
      - Эта ночь стала богатой на события для всех. Баудин совершил побег из тюрьмы, по пути с целью диверсии ухитрившись поджечь несколько зданий. Сейчас он скрывается где-то в трущобах Черепной Чаши. Однако никто не пытался взобраться на стены или попробовать бежать через Озеро Утопленников: вдоль всей Дороги Жуков до самой вершины стоит кордон охранников, который в любом случае не удастся пройти. Саварк объявил награду тому, кто поймает Баудина живым, и, по моему глубочайшему убеждению, дело вовсе не в том, что при побеге тому удалось свернуть шею троим людям капитана. Что ты думаешь по этому поводу? После этого Бенет объявил об утренней пропаже Фелисин из прядильни. Данное известие заставило меня очень удивиться и встревожиться. Когда настало время обеденного перерыва, я направился к этому ублюдку, надеясь выяснить всю правду. Однако Бенет начал вновь плести сказки, будто видел тебя последний раз у Буллы только лишь прошлой ночью и что отпустил тебя на все четыре стороны вследствие крайнего обоюдного истощения. Еще он добавил, что пристрастие Фелисин к зелью приняло угрожающие масштабы: "Она дышит дымом этой гадости чаще, чем воздухом". Однако, выслушивая все эти бредни, я заметил на его пальцах отпечатки зубов. Конечно, я видел, что в течение последней ночи Бенет принимал участие в какой-то драке, однако неужели его единственным ранением стала отметка чьих-то зубов? Что ж, после этого стало все ясно, а поскольку в такой суматохе о старом Геборийце никто и не вспомнил, я провел всю вторую половину дня прочесывая аллеи, ожидая обнаружить худшее...
      Внезапно Фелисин оттолкнула его руку. Медленно открыв рот, она сморщилась от боли, почувствовав, как тысяча мелких иголок вонзились в губы, превратившиеся в сплошную рану.
      - Бенет... - начала было она, однако закашлялась от сильнейшей боли в груди
      Взгляд историка стал жестким.
      - Что по поводу него?
      - Передай ему... от меня... Передай, что я сожалею... Разочарованный старик медленно отклонился назад.
      - Передай ему... - продолжила она, - что я хочу оказаться в его доме. Скажи ему... Пожалуйста.
      Гебориец встал на ноги.
      - Тебе надо немного отдохнуть, - сказал он странным вялым голосом и пропал из виду.
      - Воды!
      - Подойди сама, а потом ляг, поспи.
      - Но я же не могу, - пробормотала она.
      - А почему нет?
      - Я не могу уснуть без трубки. Просто не способна.
      Девушка почувствовала, как взгляд историка сверлит ее из темноты.
      - Твои легкие сейчас - одна сплошная рана, причем сломано несколько ребер. Давай, чайку? С дурхангом!
      - Сделай его покрепче, пожалуйста.
      Услышав звук наливаемой из бочонка в чашку воды, она закрыла глаза.
      - Да, умная история, девушка... Хм, найденыш! Тебе повезло, что мне так быстро удалось тебя разыскать. Я бы даже сказал, что сейчас Венет с удовольствием поверит всем этим байкам.
      - Почему? Почему ты мне об этом говоришь?
      - Чтобы успокоить. Я имею в виду, - добавил он, поднося к постели чашку воды, зажатую между обрубками, - что он может забрать тебя обратно, девушка.
      - О... Я... я не понимаю тебя, Гебориец.
      Он посмотрел, как девушка тянется губами к глиняной чашке с водой.
      - Нет, - произнес он. - Ты не понимаешь.
      Подобно стене чудовищных размеров, песчаная буря опустилась на западный склон холмов Эстара и со смертоносным воем приблизилась к прибрежной дороге. На полуострове подобные земляные штормы были большой редкостью, в то время как Калам встречался с их яростной мощью уже не в первый раз. Первоочередной задачей в таком случае было побыстрее покинуть дорогу. Шторм приблизился к морским скалам слишком близко, а подобные каменные творения природы были весьма непрочны и могли обрушиться в любую минуту. Направив своего жеребца на щебень, лежащий по обочине дороге, Калам заметил, как тот начал волноваться. Это сильное, избалованное животное слишком привыкло к комфорту и хорошей дороге. Песок был накален до предела, кроме того, в нем периодически встречались предательски скрытые от глаз песчаные ямы. Не обращая внимания на то, что жеребец начал дергать шеей и мотать головой, он осторожно повел его вниз к заливу, а затем пустил в галоп. Через полторы лиги впереди располагалась пристань Ладро, а за ней, на берегах сезонной реки - башня Ладро. Однако Калам в любом случае не планировал там задерживаться - командиром башни был малазанин, ее охранниками - тоже, и это не сулило ничего хорошего.
      Огромная желтая стена стремительно приближалась, и вот горизонт слева от Калама оказался на расстоянии нескольких шагов. Холмы пропали, а бурлящая мгла окутала небо. Вокруг наездника в водовороте песка начали кружить беспомощные степные ящерицы. Бормоча проклятья, убийца пришпорил коня до максимума его возможностей.
      Он благословлял небеса, что жизнь научила его выбирать животных. Жеребец, который был сейчас под седлом, являлся лучшим представителем своей породы; со стороны казалось, будто он без каких-либо усилий просто плывет над поверхностью земли, с презрением поглядывая на своего хозяина, благодаря которому они попали в такую передрягу.
      Обернувшись назад по прошествии нескольких минут бешеного галопа, Калам обнаружил, что им все равно не уйти. Да, придется смириться с мыслью, что эта затея оказалась ему не по зубам. Кружащий в водовороте разрушитель подбирался все ближе и ближе, и линия вздымающегося в воздух песка чуть-чуть не захватывала задние копыта жеребца. Первая скала уже пропала из виду: ее поглотил кружащий буран, и спустя несколько мгновений ее острые каменные части начнут разлетаться по округе, причиняя страдания и смерть всему живому, что окажется в зоне досягаемости. Воздух наполнился сильнейшим ревом.
      Внезапно внимание убийцы привлекла какая-то серая масса, которая, преграждая им путь, зависла недалеко от кружащей в водовороте желтой стены. Сообразив, в чем дело. Калам с такой силой осадил коня, что тот, потеряв скорость, стал на дыбы, недоумевая по поводу новой глупости своего наездника.
      - Ты должно благодарить меня, животное, если у самого не хватает мозгов понять такую простую вещь, - проворчал он. Серой массой оказался рой блох чиггер, которые ожидали шторма, будто манны небесной: попадая в водоворот, они путешествовали по ветру, выискивая все новые жертвы. Самым неприятным было то, что среди подобного переполоха практически никто не видел их спереди, для этого было необходимо заглянуть сбоку от песчаного фронта.
      Жеребец закачался, когда стена обняла их со всех сторон: весь окружающий мир провалился внутрь безумно гудящей желтой мглы. Камни и гравий хлестали, заставляя вздрагивать жеребца и кричать от боли Калама. Убийца наклонил свою прикрытую капюшоном голову к самой шее животного: через щель накидки телабы он пытался рассмотреть дорогу, принудив коня сделать несколько шагов вперед. Протянув одетую в перчатку руку, он закрыл левый глаз жеребца, защищая его от летящих камней и мелкого сора: чтобы выбраться из этой передряги, конь должен был быть, по крайней мере, зрячим.
      Одни подождали еще с десяток минут, затем жеребец фыркнул и попятился: из-под копыт донесся громкий хруст. Калам скосил взгляд вниз и обнаружил, что они очутились в центре площадки, полностью усеянной белыми костями. "Шторм разрыл древние захоронения, - подумал убийца. - Это случается довольно часто". Калам возобновил движение, и жеребец, как лучший представитель своего рода, медленно двинулся вперед, аккуратно выбирая дорогу среди несметного количества останков древних жителей.
      Впереди появилась прибрежная дорога, у которой стояли одинокие домики охранников; рядом покоился чудом уцелевший мост. "В таком случае деревня должна находиться справа, - подумал Калам, - если этот чертов ураган не снес ее с лица земли. А за мостом располагается башня Ладро".
      Оба домика охраны, рассчитанных на одного человека, зияли пустыми окнами, напоминая обезображенные черепа с пустыми глазницами.
      Оставив животное в стойле, он, отворачиваясь от ветра и морщась от боли, причиняемой летящими камнями, пересек небольшую площадку и, нагнувшись, нырнул в будку привратника. Очутившись в блаженной тишине впервые за последние несколько часов, Калам осмотрелся. Наносы мелкого песка заполняли все утлы, однако пыльный воздух был спокоен. На посту не оказалось ни одного охранника - одинокая каменная скамья была абсолютно пуста.
      Калам поднял тяжеленное железное кольцо, вмонтированное в бревенчатую дверь, и с силой обрушил его вниз. Проведя несколько секунд в полной тишине, он услышал, как с противоположной стороны заскрипел засов, и секундой позднее массивная дверь с грохотом отворилась. В проеме оказался старый кухонный слуга, принявшийся разглядывать его своим единственным зрячим глазом.
      - Заходи внутрь, - пробормотал он. - Присоединяйся к остальным.
      Калам проскользнул за спину старика и очутился в большом общем зале. Лица находящихся там людей моментально обернулись ему навстречу. В дальнем конце главного стола, простирающегося вдоль всей прямоугольной комнаты, сидели четыре малазанина-охранника башни. Их лица выглядели весьма неприветливо. На поверхности стола в луже вина лежали три поваленных кувшина. С другой стороны в торце сидела жилистая женщина преклонных лет с впалыми глазами, что, однако, не мешало ей использовать косметику в больших количествах, как молодой школьнице. Рядом сидел эхрлиец-купец, который, вероятно, являлся ее мужем.