 |
|
Популярные авторы:: Joyce James :: Эллисон Харлан :: Горький Максим :: Раззаков Федор :: Толстой Лев Николаевич :: Азимов Айзек :: Ламур Луис :: Чехов Антон Павлович :: Кларк Артур Чарльз :: Станюкович Константин Михайлович Популярные книги:: The Boarding House :: Уроки любви :: Влюбленный опекун :: Чумные псы :: Повесть об отплате за добро :: Тайна неудачного выстрела :: Господство женщин :: Безрассудство :: Хопалонг приходит на помощь :: Нежданная любовь |
Старшая ЭддаModernLib.Net / Мифы. Легенды. Эпос / Эпосы, легенды и сказания / Старшая Эдда - Чтение (стр. 16)
Я слышал укоры, слова обидные, в горе великом их говорила твердая духом Гудрун сынам своим, в битву зовя их речью суровой: «Что вы сидите? Что спите беспечно? Как могут смешить вас беседы веселые? Если Ёрмунрекк смел сестру вашу бросить, юную деву, коням под копыта, вороным и белым, на дороге войны, серым, объезженным готским коням! Нет, вы не схожи с Гуннаром смелым, храбрость у вас не та, что у Хёгни, — мести искать за сестру вы должны бы, будь вы подобны братьям моим иль духом крепки, как гуннские конунги![621]» Хамдир сказал, духом отважный: «Не похвалила б ты подвига Хёгни,[622] когда они Сигурда сон прервали; платки сине-белые, пестрые ткани багряными стали от крови супруга. Была тебе месть за братьев горестна, когда сыновей предавала ты смерти, — если б могли мы, единодушные, сильному князю отметить за сестру! Гудрун, смеясь, в кладовую пошла, выбрала шлемы, что были в ларях, и кольчуги стальные, снесла сыновьям, — на резвых коней вскочили могучие. Хамдир сказал, духом отважный: «Назад вернется к матери в дом воин, погибший в готском краю, чтоб тризну справила ты по убитым, по юной Сванхильд и сыновьям твоим». Гудрун, дочь Гьюки, пошла, рыдая, села, печальная, перед воротами, стала в слезах вспоминать былое, перебирать горести прежние? «Три я знала огня, три очага, трое мужей в дом меня брали; лучшим средь них был конунг Сигурд, — братья мои умертвили его! Горшего я горя не видела, но злей для меня задумали горе, замуж отдав за конунга Атли! Мальчиков смелых к себе призвала я; одна мне в несчастье месть оставалась: сынов обезглавить, Нифлунгов юных. Пошла я на берег, на норн озлобясь. хотела избегнуть их ярого гнева — подняли волны меня высокие, мне не дало море погибнуть. Взошла я на ложе — на счастье надеясь! — князя могучего, третьего мужа; детей родила, наследство хранящих, наследство хранящих Йонакра отпрысков. Около Сванхильд сидели рабыни, дочь мне была детей всех дороже; ярко сияла Сванхильд в палате, как солнечный луч сияет и блещет! Одевала ее в драгоценные ткани, выдала замуж в готскую землю — горше не знала я черного горя: светлые косы, волосы Сванхильд втоптаны в грязь копытами конскими! И горе не меньшее — муж мой Сигурд, победы лишенный, убит был в постели; и горе жестокое — к сердцу Гуннара змеи блестящие злобно приблизились; и острое горе — из груди конунга вырезать сердце враги осмелились. Много я помню зла и печалей. Серого, Сигурд, коня оседлай. пусть быстрый скакун сюда прибежит! Нету со мной ни невестки, ни дочери, что Гудрун дары принесли б драгоценные! Помнишь ли, Сигурд, что сказано было, когда мы с тобою сидели на ложе? Из Хель ты ко мне хотел возвратиться, а я для тебя — расстаться с миром. Ярлы, сложите самый высокий из дуба костер для мертвого конунга: пусть огонь пепелит грудь, полную горя, злую печаль в сердце растопит!» Пусть у всех ярлов несчастье пройдет, пусть жены забудут печали свои, когда о горестях повесть окончится! Речи Хамдира[624] Злые дела там свершились, когда наступило печальное утро; в утренний час черные мысли о бедах людских скорбны бывают! Не нынче то было и не вчера, это свершилось в давнее время, даже не в древности — в годы древнейшие; Гьюки рожденная Гудрун звала сынов отомстить за дочь свою Сванхильд. Гудрун сказала: «Сванхильд – имя вашей сестры, что Ёрмунрекк бросил коням под копыта, вороным и белым, на дороге войны, серым, объезженным готским коням! Слава померкла конунгов рода! Одни вы в роду остались в живых. Я одинока, что в роще осина. как сосна без ветвей, без близких живу я, счастья лишилась. как листьев дубрава, когда налетит ветер нежданно!» Хамдир сказал, духом отважный: «Не похвалила б ты подвига Хёгни,[625] когда они Сигурда сон прервали, ты сидела на ложе, а убийцы смеялись. Платки сине-белые. пестрые ткани багряными стали от крови супруга: Сигурд скончался, над ним ты сидела, горько скорбя, — в том Гуннар виновен! Ты думала скорбь Атли доставить Эрпа убийством и смертью Эйтиля, — себе же на горе: разить неразумно острым мечом, коль сама себя ранишь!» Мудрым был Сёрли, так он молвил: «Спорить не стану с матерью нашей, но одного вы еще не сказали: что просишь ты, Гудрун, беду накликая? Братьев оплакивай, милых сынов, родичей близких, в битве погибших! Обоих нас тоже ты, Гудрун, оплачешь, всадников смелых! — к смерти мы близки». Из дому вышли, фыркая в ярости, двинулись в путь через влажные горы на гуннских конях, к мести готовые. Сказал тогда Эрп слова такие, — герой на коне возвышался, гарцуя: «Плохо дорогу показывать трусам!» «Очень уж смел ублюдок», – сказали. Сводный брат обещал, что помощь окажет, как ноги друг другу идти помогают. Хамдир сказал: «Как может нога ноге быть в помощь и руки друг другу как пособят?» Встряхнули плащи, мечи прикрепили, оделись богато богорожденные. Нашли они путь — несчастья дорогу — и сына сестры[630] под ветром студеным па древе казненных от двора на закат; мертвец качался, — там не было радостно. Весело пили воины в доме, за шумом не слышали стука копыт, пока им рогом не подали знака. Сказали тогда Ёрмунрекку, чго стража увидела воинов в шлемах: «Обороняйтесь! Приехали сильные, — под копытами конскими погибла сестра их!» Ёрмунрекк смелый в ответ усмехнулся, разгладил усы. не взялся за меч, вином возбужденный, тряхнул волосами, на щит поглядел, кубком играя из золота жаркого. Ёрмунрекк сказал: «Счастлив я был бы Сёрли и Хамдира видеть в палатах, принять их обоих: связал бы я сразу сынков тетивами. им петли на шеи обоим накинул бы!» Молвила славная,[631] стоя с героями, так говорила этому юноше: «(непонятное место) могут ли двое тысячу готов связать иль побить в высоких палатах?» Шум поднялся. падали чаши, ступали герои по крови готов. Вымолвил Хамдир, духом отважный: «Ждал ты нас, Ёрмунрекк, видеть желал нас, братьев принять в высоких палатах: вот ноги твои и руки твои, Ёрмунрекк, брошены в жаркий огонь!» Рычаньем ответил богами рожденный, конунг в кольчуге, как ярый медведь: «Бросайте в них камни, ни копья, ни лезвия их не разят — отпрысков Йонакра!» Сёрли сказал: «Ты злое свершил, этот мех развязав, извергает он часто речи опасные! Ты, Хамдир, смел, да смышленым ты не был — обездолены те, в ком ума не хватает!» Хамдир сказал: «Голова бы скатилась. будь Эрп в живых, смелый наш брат, нами убитый, воинственный муж, дисы вмешались, хранимого в битвах стремясь уничтожить! Волки для нас недобрый пример — грызться не будем, как норн злые псы,[632] что вражды не таят, вырастая в пустыне! Мы стойко бились, — на трупах врагов мы – как орлы на сучьях древесных! Со славой умрем сегодня иль завтра. — никто не избегнет норн приговора!» Сёрли погиб у торцовой стены, у задней стены был Хамдир сражен. Это называется Древние Речи Хамдира. Эддические песни, сохранившиеся не в основной рукописи «Старшей Эдды» Сны Бальдра[633] Тотчас собрались все асы на тинг, и асиньи все сошлись на совет: о том совещались сильные боги, отчего сны у Бальдра[634] такие зловещие. У пса была грудь кровью покрыта, на отца колдовства[639] долго он лаял; дальше помчался — гудела земля — Один к высокому Хель жилищу. На восток от ворот выехал Один, где, как он ведал, вёльвы могила; заклинанье он начал и вещую поднял, ответила вёльва мертвою речью: «Что там за воин, неведомый мне, что в путь повелел мне нелегкий отправиться? Снег заносил меня, дождь заливал и роса покрывала, — давно я мертва». Один сказал: Вёльва сказала: «Мед здесь стоит, он сварен для Бальдра, светлый напиток, накрыт он щитом;[642] отчаяньем сыны асов охвачены. Больше ни слова ты не услышишь». Один сказал: «Вёльва, ответь! Я спрашивать буду, чтоб все мне открылось: еще хочу знать, кому доведется стать Бальдра убийцей, кто сына Одина смерти предаст». Вёльва сказала: Один сказал: «Вёльва, ответь! Я спрашивать буду, чтоб все мне открылось: еще хочу знать, кто за убийство Хёду отплатит, кем на костер он будет отправлен». Вёльва сказала: «Ринд в западном доме Вали родит,[645] и Одина сын начнет поединок, рук не омоет, волос не причешет, пока не убьет Бальдра убийцу. Больше ни слова ты не услышишь». Один сказал: «Вёльва, ответь! Я спрашивать буду, чтоб все мне открылось: еще знать хочу, кто эти девы, что будут рыдать, края покрывал в небо бросая[646]». Вёльва сказала: «Нет, ты не Вегтам, как я считала, ты, верно, Один, ты древний Гаут!» Один сказал: «Ты же не вёльва, провидица вещая, ты, верно, мать трех великанов!» Вёльва сказала: «Домой поезжай! Гордись своей славой! Отныне сюда никто не придет, пока свои узы Локи не сбросит[647] и не настанет гибель богов!» Песнь о Риге[648] Люди рассказывают в древних сагах, что один из асов, тот, которого звали Хеймдалль,[649] шел однажды своей дорогой вдоль берега одного озера, пришел на какой-то двор и назвался Ригой. Об этом рассказывается в следующей песни: В давние дни доблестный старый ас многомудрый, храбрый и сильный, странствовал Риг по дорогам зеленым. Шагал он по самой средине дороги; к дому пришел, дверь была отперта; в дом он вошел: пылал там огонь, чета стариков у огня сидела, прадед с прабабкой[650] в уборе старушечьем. Риг им советы умел преподать; сел он потом посредине помоста, а с обеих сторон сели хозяева. Хлеб им тяжелый достала прабабка, грубый, простой, пополам с отрубями; блюдо еще им с едою поставила, в миске похлебку на стол принесла и лучшее лакомство[651] — мясо телячье; встал от стола он, спать собираясь. Риг им советы умел преподать; лег он потом посредине постели, с обеих сторон улеглись хозяева. Пробыл он там три ночи подряд; И снова пошел серединой дороги; девять прошло после этого месяцев. Стал он расти, сильней становился, кожа в морщинах была на руках, узловаты суставы, . . . толстые пальцы и длинные пятки, был он сутул и лицом безобразен. 9 Стал он затем пробовать силы, лыко он вил, делал вязанки и целыми днями хворост носил. Села потом посредине помоста, сел рядом с нею хозяйский сын; болтали, шептались, постель расстилали Тир вместе с Трэлем целыми днями. Детей родили они, — жили в довольстве. — сдается мне, звали их Хрейм и Фьоснир, Клур и Клегги, Кефсир и Фульнир, Друмб и Дигральди, Лут и Леггьяльди, Хёсвир и Дрётт. Удобряли поля, строили тыны, торф добывали. кормили свиней, коз стерегли. Были их дочери Друмба и Кумба, и Экквинкальва, и Аринневья, Исья и Амбот, Эйкинтьясна, Тётругхюпья и Трёнубейна, — отсюда весь род рабов начался. Пошел снова Риг по прямым дорогам, к дому пришел, дверь была отперта, в дом он проник: пылал там огонь, чета сидела, дружно трудясь. Мужчина строгал вал для навоя, — с челкой на лбу, с бородою подстриженной, в узкой рубахе; был в горнице ларь. Женщина там прялку вращала: пряжу она пряла для ткани, — была в безрукавке, на шее платок, убор головной и пряжки наплечные.[657] Бабка и дед были дома хозяева. Риг им советы умел преподать. ………………… Встал от стола он, спать собираясь, лег он потом посредине постели, с обеих сторон улеглись хозяева. Пробыл он там три ночи подряд и снова пошел серединой дороги; девять прошло после этого месяцев. Ребенка тогда родила эта бабка, водой окроплен был и назван был Карлом;[658] спеленат он был, рыжий, румяный, с глазами живыми. Стал он расти, сильней становился, быков приручал, и сохи он ладил, строил дома, возводил сараи, делал повозки, и землю пахал. Хозяйку в одежде Из козьей шерсти, с ключами у пояса, в дом привезли — невесту для Карла; Снёр[659] ее звали; жили супруги, слуг награждали, ложе стелили, о доме заботились. Детей родили они, — жили в довольстве, — звали их Дренг, Халь, Хёльд и Смид, Тегн, Брейд и Бонди, и Бундинскегги, Буи и Бодди, Браттскегг и Сегг. Другим имена еще они дали: Снот, Бруд и Сваннп, Сварри и Спракки, Фльод, Спрунд и Вив, Фейма и Ристилль. Отсюда все бонды род свой ведут. Пошел снова Риг по прямым дорогам; к дому пришел, с юга был вход, не заперт он был, и на двери кольцо. В дом он вошел, — пол устлан соломой, — там двое сидели, смотря друг на друга, пальцы сплетая, — Мать и Отец. Стрелы хозяин строгал и для лука плел тетиву и к луку прилаживал; хозяйка, любуясь нарядом своим, то одежду оправит, то вздернет рукав. Убор был высокий и бляха на шее, одежда до пят, голубая рубашка, брови ярче, а грудь светлее, и шея белее снега чистейшего. Риг им советы умел преподать; сел он потом посредине помоста, а с обеих сторон сели хозяева. Мать развернула скатерть узорную, стол покрыла тканью льняной, потом принесла, 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23 |
|||||||