 |
|
Популярные авторы:: Joyce James :: Эллисон Харлан :: Горький Максим :: Раззаков Федор :: Толстой Лев Николаевич :: Азимов Айзек :: Ламур Луис :: Чехов Антон Павлович :: Кларк Артур Чарльз :: Станюкович Константин Михайлович Популярные книги:: The Boarding House :: Уроки любви :: Влюбленный опекун :: Чумные псы :: Повесть об отплате за добро :: Тайна неудачного выстрела :: Господство женщин :: Безрассудство :: Хопалонг приходит на помощь :: Нежданная любовь |
Старшая ЭддаModernLib.Net / Мифы. Легенды. Эпос / Эпосы, легенды и сказания / Старшая Эдда - Чтение (стр. 14)
жаждавшей мести, на ложе моем — ясно я помню…» Третья песнь о Гудрунр[561] Херкьей звалась служанка Атли. Она когда-то была его любовницей. Она сказала Атли, что видела Тьодрека и Гудрун вместе. Атли очень опечалился. Тогда Гудрун сказала: Гудрун сказала: «Что с тобой, Атли, сын Будли, скажи мне! Отчего ты невесел, чем ты встревожен? Были бы ярлы более рады, коль ты привечал бы людей и меня!» Атли сказал: «Недоброе, Гудрун, дочь Гьюки, узнал я, — Херкья сейчас мне в палате сказала: с Тьодреком ты уснула на ложе, обняв его ласково под покрывалом». Гудрун сказала: Не обнимала его никогда я, вождя дружины, достойного конунга. С ним встречаясь, речи вели мы, и скорбными были наши беседы. Тьодрек привел тридцать воителей, никто из дружины в живых не остался! С близкой родней меня разлучили. нет моих братьев. ни воинов храбрых! Семь сотен людей в палату вступили, прежде чем Гудрун к котлу подошла. Гудрун сказала: «Гуннара с Хёгни позвать не могу я, братьев моих мне не увидеть, — Хёгни мечом бы отмстил за обиду. — сама я должна позор этот смыть». Гудрун сказала: «Взгляните, вот суд свершился священный, — пусть влага кипит в котле – я оправдана!» У Атли в груди душа взыграла, когда он руки Гудрун увидел. Атли сказал: «Пусть Херкья теперь к котлу подойдет, та, что сгубить собиралась Гудрун!» Жалок для взора вид был у Херкьи, руки свои в котле обварившей. Повели тогда деву в глухое болото — так смыть обиду Гудрун смогла. Плач Оддрун[566] Одного конунга звали Хейдрек. Его дочь звали Боргню. Вильмундом звали того, кто был ее любовником. Она не могла разродиться, пока не подоспела Оддрун, сестра Атли. Оддрун была раньше возлюбленной Гуннара, сына Гьюки. Об этом здесь рассказы вается. Услышала Оддрун, Атли сестра, что тяжкие боли деву схватили; из стойла взяла удилам покорного, на вороного седло возложила. Пустила коня по ровным путям, пока не достигла палат высоких; в дом войдя, прошла вдоль палаты, с коня усталого скинув седло, и сразу сказала слова такие: Служанка сказала: «Боргню лежит здесь, боль ее мучит, подруге твоей не поможешь ли, Оддрун?» Оддрун сказала: «Кто же в позоре этом повинен? Откуда у Боргню внезапные боли?» Служанка сказала: «Вильмунд зовется воин, что деву покровом окутывал целых пять зим, — в этом отцу она не призналась». Больше ни слова они не сказали: сев рядом с девой, радея о помощи, громко запела, могуче запела Оддрун для Боргню благие заклятья. Двойня родилась — мальчик и девочка, славные дети убийцы Хёгни.[570] Слово промолвила в муке предсмертной дева, молчанье дотоле хранившая; «Пусть тебе Фригг и Фрейя помогут и боги другие, благо дающие, как ты отвела от меня погибель!» Оддрун сказала: «Не потому я пришла на помощь, что тебя считала того достойной; исполнила я, что обещала, когда делили добычу конунги:[571] всем помогать, кто помощи ищет». Села тогда жена и скорбно о горе своем рассказывать стала. Оддрун сказала: «Вскормили меня в княжьих хоромах — всем на радость — по воле людей. Владела я счастьем и отчей землей всего лишь пять лет, пока жив был отец мой. Последнее слово конунг промолвил, пред смертью своей так повелел он: надеть мне уборы из красного золота и замуж идти мне за сына Гримхильд;[572] сказал, что другой на свете не будет девы, мне равной, коль не умру я». Боргню сказала: «Безумна ты, Оддрун, твой разум затмился, — зачем ты, озлобясь, меня осуждаешь? А я от тебя оторваться не в силах, как будто отцы наши братьями были!» Оддрун сказала: «Я помню слова, что ты молвила вечером, Гуннару я напиток готовила: деве другой не довелось бы так поступить, как я поступила. . . . . . . . . Брюнхильд он шлем взять повелел, сказал, что валькирией быть суждено ей. Брюнхильд в покоях ткала покровы, дружина и земли ее окружали; земля и небо покоились мирно в час, когда Сигурд чертог увидел. Вальским клинком воин ударил, Брюнхильд палаты были разрушены; следом затем все она сведала, как ей чинили обманные козни.[573] За это она отомстила жестоко, все испытали мы беды великие: в мире повсюду молва разнесется, как Брюнхильд себя убила на Сигурде! Гуннар был дорог мне, как Брюнхильд должен был конунг стать дорогим. Много колец красного золота и выкуп большой брату предложен был; а мне предложил он пятнадцать дворов и Грани поклажу,[574] когда б пожелала я. Но Атли сказал, что от Гьюки сынов взять никогда не захочет он вена. А мы побороть любовь не могли, и я к плечу князя прильнула. Многие родичи речи вели о том, что вместе видели нас; И Атли молвил, что мне не пристали греховный поступок И дело позорное. Но отрекаться нельзя от любви, где править людьми она начинает! Атли своих послал соглядатаев тайно за мною в темную чащу, — пришли, – хоть туда идти бы не след им, — когда наш покров постлать мы хотели. Красные им посулили мы кольца,[575] чтоб скрыли они от Атли, что видели, но поспешили посланцы Атли в дом возвратиться и все рассказать. Но Гудрун от них ничего не узнала, а ей бы вдвойне пристало то ведать. Цокот раздался копыт золотых, прибыли к нам наследники Гьюки, — вырвали сердце из ребер у Хёгни, в ров змеиный Гуннара ввергли. Случилось тогда быть мне у Гейрмунда, там я питье принялась готовить, а Гуннар играть на арфе начал, — подумал он, видно, конунг великий, что помощь ему оказать поспешу я. Ко мне донеслись с острова Хлесей[576] струн голоса, горестно певшие; служанкам велела в дорогу собраться, князя от смерти хотела спасти я! Ладья поплыла через пролив, пока не достигла Атли палат. Но тут приползла коварная мать[577] конунга Атли, — истлеть бы проклятой! — Гуннару в сердце жало вонзила, и конуга я спасти не могла. Нередко дивлюсь, как ныне могу я, женщина, в горести жить и томиться, если властитель, мечи вручавший, в битвах могучий, как жизнь, мне был дорог! Слушала ты скорбные речи о горестных судьбах моих и родни моей. Желанья людские жизнью правят — так кончается Оддрун плач». Гренландская Песнь об Атли[578] Гудрун, дочь Гьюки, отомстила за своих братьев, как об этом много рассказывалось: она убила сначала сыновей Атли, а потом самого Атли и сожгла его палаты и всю его дружину. Об этом сложена такая песнь: Атли когда-то отправил к Гуннару хитрого мужа по имени Кнефрёд; в вотчину Гьюки, к Гуннару прибыл он, в дом, к очагу, к вкусному пиву. «Атли я послан сюда с порученьем, верхом проскакал я сквозь чащу Мюрквид[581] просить вас с Гуннаром к Атли в гости, в дом свой зовет он вас, шлемоносные! Дадут вам щиты и пики на выбор, в золоте шлемы, попоны расшитые, множество гуннов, рубахи червленые, стяги на копьях, ретивых коней! Гуннар тогда повернулся к Хёгни: «Что скажешь, брат младший? Не знаю я золота с полей Гнитахейд, что нашей добычей давно бы не стало! У нас семь палат, полных мечами, их рукояти в резьбе золотой, конь мой, я знаю, коней всех ретивей, острее мой меч, красивей мой шлем из Кьярова[584] дома, кольчуги из золота, и лук мой лучше всех гуннских луков!» Хёгни сказал: «Почему нам жена[585] кольцо прислала в волчьей одежде? Остеречь нас хотела? Волос вплетен был волчий в кольцо — по волчьей тропе придется нам ехать!» Не подстрекали родичи Гуннара, молчали советчики, воины смелые; велел тогда Гуннар, как должно владыке от щедрой души, на пиршестве княжьем: Пусть волки наследье отнимут у Нифлунгов — серые звери, — коль я останусь! Пусть мирные хижины станут добычей белых медведей,[587] коль я не поеду!» Простились люди с конунгом, плача, когда уезжал он из гуннского дома; сказал тогда юный наследник Хёгни: «Путь свой вершите, как дух вам велит!» Рысью пустили резвых коней по горным склонам сквозь чащу Мюрквид; Хунмарк[588] дрожал от топота конского, гнали покорных по травам зеленым. Атли владенья они увидели, воинов Бикки[589] на стенах высоких; в палатах южан скамьи поставлены, на стенах тарчи, щиты и доспехи, стяги на копьях; Атли там пил в вальгалле вино; стража была наготове снаружи, чтоб Гуннара встретить, когда бы затеял он с конунгом битву. Первой сестра братьев приметила — хмельной не была она — у входа в палату: «Гуннар, ты предан! Гунны коварны, не справишься с ними, — спасайся скорее! Лучше б тебе кольчугу надеть, а не шлем, окованный кольцами золота, ясные дни проводил бы в седле, дал бы бледные трупы норнам оплакивать,[590] дев гуннских воинственных впряг в борону бы, вверг бы ты Атли в ров змеиный, а ныне вы сами в него попадаете!» Гуннар сказал: «Не успеть мне, сестра, Нифлунгов кликнуть, далеко искать удалую дружину, с холмов красных Рейна воинов храбрых!» Хёгни сразил мечом семерых, восьмого спихнул в огонь пылавший. Так должен смелый сражаться с врагом, как Хёгни бился, себя защищая. . . . Гуннар сказал: «Пусть сердце Хёгни в руке моей будет, сердце кровавое сына конунга, острым ножом из груди исторгнуто». Вырвали сердце у Хьялли из ребер, на блюде кровавое подали Гуннару. Гуннар воскликнул, владыка дружины: «Тут лежит сердце трусливого Хьялли, это не сердце смелого Хёгни, — даже на блюде лежа, дрожит оно, — у Хьялли в груди дрожало сильнее!» Вождь рассмеялся — страха не ведал он, — когда грудь рассекли дробящего шлемы и сердце на блюде подали Гуннару. Гуннар сказал, славный Нифлунг? «Тут лежит сердце смелого Хёгни, это не сердце трусливого Хьялли, оно но дрожит, лежа на блюде, как не дрожало и прежде, в груди его! Атли, ты радости так не увидишь, как не увидишь ты наших сокровищ! Я лишь один, если Хёгни убит, знаю, где скрыто сокровище Нифлунгов! Был жив он – сомненье меня донимало, нет его больше — нет и сомненья: останется в Рейне раздора металл, — в реке быстроводной асов богатство! Пусть в водах сверкают вальские кольца, а не на руках отпрысков гуннских!» Атли сказал: «Готовьте повозку, пленник закован!» Атли могучий ехал на Глауме, (непонятное место) Гудрун богов . . . . слез не лила, войдя в палату. Гудрун сказала: Воины конунга взяли живого, в ров положили. где ползали змеи; в гневе один Гуннар остался, пальцами струн на арфе касаясь; струны звенели; так должен смелый — кольца дарящий[598] — добро защищать! Атли направил в путь обратный коня своего после убийства. С топотом копи теснились в ограде, звенели доспехи дружины вернувшейся. Вышла Гудрун, чтоб Атли встретить с кубком в руках золотым, как пристало; «Конунг, прими в палатах твоих от Гудрун зверенышей, в сумрак ушедших![599]» Звенели чаши, от пива тяжелые, когда собрались гунны усатые, в палате толпились храбрые воины. Плавно вошла с питьем яснолицая, еду подала побледневшему Атли, сказала ему слова оскорбленья: «С медом ты съел сердца сыновей — кровавое мясо, мечи раздающий![600] Перевари теперь трупную пищу, что съедена с пивом, и после извергни! Не подзовешь, не возьмешь на колени Эйтиля с Эрпом,[601] веселых от пива; не увидишь, как дротики крепят на древки, гривы стригут, скачут верхом!» Вопили неистово люди в палате, коврами увешанной, плакали гунны; одна только Гудрун не стала оплакивать братьев смелых и милых сынов, юных, немудрых, от Атли рожденных Золото сеяла лебяжьебелая, челяди кольца дарила червонные; судьбе покорясь, раздавала сокровища, капищ она не жалела,[602] щедрая. Атли беспечный пьян был от пива, меча не схватил, не противился Гудрун иными бывали их прежние встречи, когда он при всех обнимал ее нежно! Постель она с лезвия кровью насытила рукой, в Хель ведущей, выгнала псов, дверь заперла, подняла домочадцев, дом запалила в отплату за братьев. Всех предала огню, кто вернулся из Мюркхейма вспять после Гуннара смерти; рушились балки, дымилось капище, Будлунгов двор, щитоносные девы падали мертвые в жаркое пламя. Довольно об этом! Жены другие кольчуг не наденут для мести подобной! Трем конунгам смерть она принесла, прежде чем гибель ее постигла! Еще подробнее об этом рассказано в Гренландских Речах Атли. Гренландские Речи Атли[603] Слышали люди о сходке воителей, державших совет, для многих опасный: беседы их тайные беды несли, сынов же Гьюки измена сгубила. Конунгам гибель готовил жребий, Атли ошибся, хоть не был он глупым! — он помощь отринул, с бедой повстречался — когда братьев жены призвал он поспешно. Мудро придумала умная Гудрун, все она знала беседы их тайные; трудно ей было — чем братьям поможешь! — По морю к ним ей плыть невозможно. 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23 |
|||||||