 |
|
Популярные авторы:: Joyce James :: БСЭ :: Толстой Лев Николаевич :: Чехов Антон Павлович :: Раззаков Федор :: Громов Дмитрий :: Нортон Андрэ :: Грин Александр :: Борхес Хорхе Луис :: Сименон Жорж Популярные книги:: The Boarding House :: Уроки любви :: Справочник по реестру Windows XP :: Повесть о Воронихине :: Путь на Грумант :: Амнезия творца :: Гусев :: Том 3. Село Степанчиково и его обитатели. Записки из Мертвого дома. :: Gump & Company :: Странник |
Старшая ЭддаModernLib.Net / Мифы. Легенды. Эпос / Эпосы, легенды и сказания / Старшая Эдда - Чтение (стр. 13)
трое[531] верхом, великие конунги, — лучше бы не было этой встречи! Тому обещалась, кто, в золоте весь. правил Грани; ничем на вас он не был похожим, ни взором своим, ни своим обличьем — хоть вы и казались князьями великими! Тогда мне Атли тайно поведал, что он делить достоянье нe станет, ни земли, ни золота, мне не отдаст моей половины, коль замуж не выйду, — те земли, что мне, молодой, обещал, казну ту, что мне, молодой, отсчитал он. В смятенье тогда душа моя стала: убивать ли бойцов мне? Кольчугу надев, разить ли дружинников брату в подмогу? Все бы тогда это проведали, и многим тогда беды грозили бы. Мы наш уговор блюсти согласились: очень хотела я золото взять — красные кольца сына Сигмунда, — сокровищ иных я не желала. Один, а не многие, был мне дорог, женщины дух не был изменчивым! Атли в этом сам убедится, — когда он услышит о смерти моей, — что не слабой была жена, если заживо в могилу идет за мужем чужим, — то будет месть за обиду мою!» Поднялся Гуннар, конунг великий, на плечи женщине руки вскинул; начали все, один за другим, ее отговаривать, силой удерживать. Всех оттолкнула она от себя, всех, кто мешал долгой поездке. Хёгни он стал звать на совет: «Хочу, чтобы воины были в палате твои и мои! Эту жену не должно пускать в поездку смертельную, пока не возникнет помеха другая: тогда пусть вершится, что предназначено!» Одно лишь в ответ вымолвил Хёгни: «Пусть не мешают долгой поездке, не вернется она никогда оттуда! Злобной она родилась у матери, рожденной была, чтобы горе чинить, многих людей в беду повергая!» Добро свое все она оглядела, мертвых рабынь и служанок убитых,[533] надела кольчугу, — горестно было ей, — прежде чем меч в себя вонзила. Упала она сбоку на ложе и, сталью пронзенная, так промолвила: «Пусть подойдут те, кто золото хочет и серебро мое получить! Каждой я дам золотые запястья, покрывала в узорах, пестрые ткани!» Все были безмолвны, все размышляли, и вместе ей так все ответили: «Довольно убитых! Жизнь дорога нам! Не надо служанкам оказывать чести». Тогда, подумав, жена молодая, в одежде льняной, слово промолвила: «Я не хочу, чтобы жизни лишались, из-за меня смерть принимая! Пусть на ваших костях но будут обильны уборы богатые, Меньи сокровища,[534] когда доведется встретиться нам. Гуннар, послушай, вот что скажу я: жить для меня не стало надежды. Но и ваша ладья на пути опасном, пусть даже я с жизнью расстанусь! Скорей, чем думаешь, с Гудрун помиритесь, хоть славной жене, живущей у конунга, горестно помнить о муже погибшем. Деву она там родила, — будет Сванхильд как солнечный луч, будет светлее ясного дня. Гудрун, что многим гибель несла, замуж ты выдашь за славного мужа, но брак тот не будет очень счастливым; Атли ее в жены возьмет, Будли рожденный, брат мой родной. Много могу я припомнить недоброго о том, как жестоко была я обманута, как я жила, лишенная радости! Ты, Гуннар, на Оддрун захочешь жениться, но Атли тебе не даст согласья; томиться вы станете тайным желаньем: полюбит тебя, как я бы любила, если б судьбой то было назначено! Атли тебя будет преследовать, будешь ты в яму змеиную брошен. Вскоре за этим другое последует: с жизнью простится Атли, теряя земли свои и своих сыновей, ибо в отчаянье Гудрун его на ложе пронзит лезвием острым. Лучше бы Гудрун, вашей сестре, за первым мужем, за мертвым последовать, если б ей дали добрый совет иль смелостью мне была б она равной! С трудом говорю, но совет мой она слушать не станет — себя не убьет: ее понесут высокие волны в иные края, в Йонакра земли. . . . Йонакра дети; а Сванхильд ушлет в другую страну, дочь, от Сигурда ею рожденную. Погубит Сванхильд Бикки совет, ибо Ёрмунрекк гибель приносит, — так исчезнет Сигурда род, чтоб Гудрун больше слез проливала. Просьбу одну тебе я выскажу, — просьба моя будет последняя, — сложить прикажи костер погребальный, пусть будет для нас для всех просторен, для тех, кто умер с Сигурдом вместе. Украсьте костер коврами, щитами, рабов положите и яркие ткани; пусть рядом со мной сожжен будет конунг. Будет конунг сожжен рядом с моими рабами в уборах богатых и ярких; двух ястребов в головах положите, тогда будет все как должно исполнено. И пусть лежит меч между нами острый клинок, как в ночи былые, когда мы с Сигурдом вместе лежали и назывались женой и мужем. И пусть ему пяту не отрежет дверь,[536] на которой кольцо с украшеньем, если за ним вслед я поеду — наш свадебный поезд бедным не будет! Пять рабынь мы возьмем и слуг восьмерых высокого рода с собой на костер, рабынь, что выросли в доме отцовом, и то наследье, что Будли мне отдал. Много сказала я, больше смогла бы, когда б мне судьба на то дала время! Голос мой глух, раны горят, правду одну говорю, умирая!» Поездка Брюнхильд в Хель[537] После смерти Брюнхильд было сложено два костра; один – для Сигурда, и этот костер сгорел первым, а Брюнхильд была сожжена на другом костре. Она была в повозке, увешанной драгоценными тканями. Говорят, что Брюнхильд поехала в этой повозке в Хель мимо двора, в котором жила некая великанша. Великанша сказала: «Ты не дерзнешь через двор мой ехать, из камня ограда его окружает; ткать бы тебе больше пристало, чем ехать следом за мужем чужим! Брюнхильд сказала: «Меня не кори, в камне живущая, за то, что бывала я в бранных походах! Из нас двоих лучшей я бы казалась, если бы люди меня постигли». Великанша сказала: «Брюнхильд, дочь Будли, для бед великих тебе довелось на свет родиться ты погубила Гьюки сынов, ты разорила дома их и земли». Брюнхильд сказала: «Мудро тебе из повозки отвечу, если захочешь ты, глупая, знать, как Гьюки сыны меня заставляли жить без любви и обеты нарушить! Конунг смелый наши одежды, восьми сестер, под дубом схватил;[540] двенадцать зим мне было в ту пору, когда обещала я конунгу помощь. В готском краю[542] я тогда отправила в сторону Хель Хьяльм-Гуннара старого, победу отдав Ауды брату: очень был этим Один разгневан. Воздвиг для меня из щитов ограду белых и красных. края их смыкались; судил он тому сон мой нарушить, кто ничего не страшится в жизни. Вокруг ограды велел он еще ярко гореть губителю дерева;[543] судил лишь тому сквозь пламя проехать, кто золото взял из логова Фафнира. Ложились мы с ним на ложе одно, как если б он был братом моим; восемь ночей вместе мы были — хотя бы рукой друг друга коснулись! Гудрун, дочь Гьюки, меня упрекала за то, что спала я в объятьях Сигурда; тут я узнала — лучше б не знать мне! горький обман брачного выбора. Долго придется в горькой печали рождаться на свет мужам и женам! С Сигурдом я теперь не расстанусь! Сгинь, пропади. великанши отродье!» Вторая песнь о Гудрун[546] Гуннар и Хёгни взяли тогда все золото, наследье Фафнира. Между Гьюкунгами и Атли была тогда вражда. Он обвинял Гьюкунгов в смерти Брюнхильд. Помирились на том, что они должны были отдать ему в жены Гудрун. Они дали ей выпить напиток забвения, прежде чем она согласилась выйти замуж за Атли. Сыновей Атли звали Эрп и Эйтиль. А Сванхильд была дочерью Сигурда и Гудрун. Конунг Атли пригласил к себе Гуннара и Хёгни и послал к ним Винги и Кнефрёда. Гудрун знала коварный замысел и написала им рунами, чтобы они не приезжали. В подтверждение она послала Хёгни кольцо Андвари, которое она обвязала волчьим волосом. Гуннар сватался к Оддрун, сестре Атли, но ему ее не отдали. Тогда он женился на Глаумвёр. А Хёгни был женат на Костбере. Сыновей их звали Солар, Сневар и Гьюки. Когда Гьюкунги приехали к Атли, Гудрун велела своим сыновьям просить оставить Гьюкунгов в живых. Но они не захотели. У Хёгни вырезали сердце, а Гуннара бросили в змеиный ров. Он играл на арфе и усыпил змей, но одна гадюка укусила его в печень. Конунг Тьодрек был у Атли и потерял там большую часть своих людей. Тьодрек и Гудрун жаловались друг другу на свои несчастья. Она сказала ему, Девой счастливейшей в женских хоромах я родилась, любила я братьев, покуда мне Гьюки золота не дал, — золото дал он и выдал за Сигурда. Таким был Сигурд пред Гьюки сынами, как стебель лука, из трав встающий, как легкий олень меж тварей лесных, как золота пламя пред оловом тусклым. Зависть братьев моих обуяла — муж мой был лучшим между героями; спать не могли, ни дела обсуждать, пока они Сигурда не погубили. Грани примчался, — слышен был топот, — Сигурд тогда сам не приехал; были все кони обрызганы кровью, в пути утомясь, убийц привезли они. С Грани пошла я беседовать, плача, стала расспрашивать, слезы роняя; Грани понурил голову низко — знал о беде он: не стало хозяина. Долго терзалась я, долго молчала, все же спросить решилась у Гуннара. Голову скорбно Гуннар склонил; Хёгни сказал мне о смерти жестокой: «Лежит изрубленный там за рекой убивший Готторма,[547] — отдан волкам он. Взгляни на юг — вот Сигурд лежит! Слушай, как воронов каркает стая, добычу орлы с клекотом делят, волки над мужем твоим завывают». Гудрун сказала: «Хёгни, зачем ты счастья лишенной о горе подобном поведать вздумал? Пусть сердце твое ворон терзает в далекой земле, которой не знаешь ты». Одно лишь Хёгни молвил в ответ, — сумрачен был он от сильного горя: «Гудрун, тебе бы сильней горевать о том, что сердце склюют мне вороны!» Одна я ушла после этой беседы в лес, чтобы взять волчью добычу: не голосила, руки ломая, не причитала, как жены другие, как мертвая, сидя над телом Сигурда. Ночь мне казалась — как в новолунье, когда над Сигурдом в горе сидела я; мнилось, что волки благо бы сделали, если б меня жизни лишили! Если б сгорела я, как береза! Пять дней я спускалась по горным склонам, пока не увидела Хальва палаты. Прожила я у Торы семь полугодий. у дочери Хакона в датской земле. Шитьем золотым меня забавляла. вышивая палаты и витязей датских. Вышили с ней мы конунгов подвиги, были на тканях воины князя, щиты червленые, гуннов воители. с мечами и в шлемах княжья дружина; Проведала Гримхильд, готская женщина, где я живу Оставила вышивку, вызвала сына, чтобы спросить своенравного воина, согласен ли он сестре отплатить иль выкуп за мертвого мужа отдаст он. Гуннар готов был — И Хёгни тоже — выплатить золото, выкуп за распрю. Спросила она, кто согласится коня оседлать, в повозку запрячь, скакать на коне, сокола взвить, луком из тиса стрелы пуская. Каждый пытался подарок вручить мне, подарок вручить и в печали утешить, как будто могли горе мое этим унять, но им я не верила. Гримхильд напиток мне поднесла терпкий, студеный, чтоб горе забыла я: сдобрен он был силой земли, холодной волной и кровью вепря. Были в той браге многие беды, листья и желудя жженого пепел, роса очага[555] и жертв требуха, печень свиная, свары гасящая. Забыли тогда, что совершили (непонятное место) Трое князей ко мне подошли, прежде чем мне она молвила слово. «Дам тебе, Гудрун, золота груду, все, что отец в наследье оставил, кольца червленые, Хлёдвера земли, ковер драгоценный за конунга мертвого. Девушек гуннских, ткущих искусно, золотом шьющих тебе на забаву, — Будли сокровища будут твоими, вся в золоте выйдешь замуж за Атли!» Гудрун сказала: «Нет, не бывать браку такому, никогда я за брата Брюнхильд не выйду! Мне не пристало с отпрыском Будли род умножать и радостно жить!» Гримхильд сказала: «Враждебной не будь к героям воителям, хоть и повинны мы пред тобою! Снова все будет, как если б жили Сигурд и Сигмунд,[556] — роди сыновей лишь!» Гудрун сказала: «Гримхильд, постылы мне шумные пиршества, как уступлю я желаниям Атли, если трупов чудовище[557] с Хугином вместе Сигурда кровь пили из сердца!» Гримхильд сказала: «Великого конунга я тебе выбрала, первым из всех он признан повсюду; с ним проживешь ты до самой смерти, а не захочешь — не быть тебе замужем!» Гудрун сказала: «Нет, не стремись, к сварам привычная, злое родство мне навязать! Гуннару он зло причинит, сердце у Хёгни вырвет из ребер. Не буду спокойной, пока не убью того, кто забавы мечей затевает[558]». Горько рыдая, молвила Гримхильд, беды сынов и родичей видя, злые напасти для них ожидая: «Еще я дам земли и с ними дружину, Винбьёрг и Вальбьёрг, коль взять ты согласна, — до смерти владей и счастлива будь!» Гудрун сказала: «Выбор я сделаю, конунга выберу, но так поступить родня принуждает: не суждено мне счастливой быть с мужем, братьев беда не спасет сыновей!» Воины все на коней вскочили, вальские[559] жены сели в повозки: семь дней мы ехали по землям студеным, семь дней веслами волны месили и семь еще дней посуху шли. Тогда вратари высокого града открыли ворота, чтоб въехать во двор нам. Разбудил меня Атли — в тревоге была я, предчувствуя смерть родичей милых. Атли сказал: «Норны меня пробудили недавно, зловещую мне дали загадку: мне снилось, ты, Гудрун, дочь Гьюки, вонзила отравленный меч в тело мое». Гудрун сказала: «Сон про железо огонь предвещает, — женщины гнев — желанья пустые: язву я выжгу и вылечу хворь, хоть бы тебя я ненавидела». Атли сказал: «Снилось еще, что здесь во дворе упали побеги, — их посадил я, — вырваны с корнем, облиты кровью, лежат на столе. — я должен жевать их. Снилось, что пущены соколы мною, голодные птицы, навстречу погибели; как будто сердца их, набухшие кровью, в горе смешал я с медом и съел их. Снилось, что пущены мною щенята, два их, и воют оба уныло; снилось, что падалью стало их мясо, что его пожирать принуждают меня». Гудрун сказала: «То воины будут улов обсуждать, у белых рыб отрывая головы: дохлыми станут в недолгое время, перед рассветом люди съедят их. Не легла, не спалось мне, 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23 |
|||||||