— Привет, мама.

— Привет. Познакомься с Дженни, может быть, вы станете подружками.

— Привет, Дженни, — Гвенни, моргая, присела на кровати и протянула руку в направлении собеседницы. Дженни пожала ее, хотя пожатие было непродолжительным.

— Я просто хотела с тобой познакомиться, — сказала она, — извини, что разбудила.

— Не за что. Я на самом деле и не спала.

Дженни поймала себя на том, что гоблинская принцесса ей нравится, в то время как от нее сейчас требовалась беспристрастность. Поэтому она решила уйти.

— Я, пожалуй, загляну к тебе в другой раз, — сказала девочка, отступая к двери.

— Заходи, буду рада. — Гвенни снова откинулась на подушку и закрыла глаза.

После этого Годива отвела Дженни в комнату, где оставался Че.

— Я подожду минуточку за дверью, — промолвила она. — Если он согласится выслушать, ты постучи, и я тут же отведу вас в другое помещение.

Че встретил Дженни с улыбкой.

— Представляешь, Сэмми нашел мою уверенность, — обрадованно сообщил он.

— Как это? — поразилась Дженни. Такого она не ожидала даже от своего котика.

— Я его попросил, а он подошел, потерся о мою ногу, поурчал, и уверенность ко мне вернулась. Должно быть, он ее принес.

Хм… Дженни припомнила, что нечто подобное не раз случалось и с ней. Правда, она не истолковывала это таким образом. Но сейчас главным было другое.

— Че, я поговорила с Годивой Она.., я думаю, тебе стоит узнать, в чем дело. Ты не обязан соглашаться на то, о чем она попросит, просто пообещай не рассказывать.

— Ну что ж, это можно. Тебя я выслушаю.

— Я тебе все расскажу, только сначала перейдем в другую комнату, получше.

Она постучала. Дверь открылась, и Дженни вывела Че наружу. Сэмми, видать, сообразив, что сюда они могут и не вернуться, выбежал следом.

Следуя за Годиной, они гуськом перешли в новое помещение.

— Захотите есть — скажите, и вам принесут, — промолвила Годива перед тем, как запереть за ними дверь. — Я приду, когда вы позовете.

— Спасибо, — сказала Дженни.

Сэмми тут же нашел подходящую подушечку и устроился на ней досматривать прерванный сон. Че огляделся по сторонам с нескрываемым изумлением.

— Вот уж не думал, что у гоблинов есть такие покои.

— Это только для принцесс или… — начала было Дженни, но видя, что кентавр устал, решила говорить покороче и только по существу. — Давай, я изложу тебе самую суть, а утром, если захочешь, услышишь и подробности.

— Хорошо.

— Помни, ты не должен никому пересказывать мои слова.

— Конечно. Раз ты подтверждаешь, что это не налагает на меня никаких других обязательств, я согласен.

— Вкратце дело обстоит так: Годива хочет, чтобы ты стал спутником ее дочери, которая, в случае твоего согласия, сделается у гоблинов главной, а в случае отказа — умрет. Потому что она хромая и почти слепая. А если она станет главной, то гоблины могут измениться к лучшему.

— Но у них не бывает женщин-вождей! — удивленно возразил Че.

— Гвендолин может стать первой. С твоей помощью.

Че задумался.

— А что она вообще за девчонка, эта гоблинша?

— Я ее и видела-то краешком глаза. Она спит в соседней комнате. На первый взгляд славная, но, правда, толком мы не знакомы.

— А можно мне на нее взглянуть?

— Так ведь дверь, наверное, закрыта, — пробормотала Дженни, непроизвольно потянув за ручку, — и дверь отворилась. Девочка остолбенела. С чего это Годива стала такой доверчивой?

— Она очень похожа на тебя, — сказал Че.

— Ну глу… — начала было Дженни, но осеклась. — Просто она моих лет и одного со мной роста. Но уши у нее круглые, и пальцев на руках по пять.

— Это неважно.

С этими словами Че удалился, осторожно переступая копытцами, чтобы не разбудить спящую девочку.

Вернувшись в свою комнату, они закрыли дверь, после чего Че устроился на половике, прислонился к покрытой ковром стене и уснул.

Дженни соорудила себе постель из подушек, улеглась на нее и…

***

Ее разбудил свет утра. Она не помнила, как заснула, но теперь чувствовала себя вполне отдохнувшей. Моргая, девочка потянулась, и ее рука коснулась чего-то теплого и мохнатого. «Ну, конечно, — сообразила она, — кентавр Че».

Сложнее было сообразить, откуда в недрах горы мог взяться свет. Только присев и заглянув в нишу. Дженни поняла, что на самом деле это окно в колодец, куда сверху попадали красиво поблескивавшие на камне солнечные лучи. Ночью шахта была темной, поэтому она и не заметила окошка.

При свете помещение стало гораздо милее и уютней.

Наверное, это была игровая комната Гвенни.

Вспомнив о Гвенни, девочка пошла к разделяющей помещения двери, но заколебалась: все-таки неудобно беспокоить хоть и гоблинскую, но принцессу. Кроме того, ей и без Гвенни было чем заняться.

Осмотревшись, девочка нашла отгороженный занавеской умывальный отсек с гладким каменным полом, где имелись тазик, кувшин с водой, губка и горшок с крышкой. Принюхавшись к горшку, Дженни поморщилась, однако это было именно то, что требовалось, и она использовала данный предмет по назначению. Затем, закрыв горшок крышкой, девочка занялась мытьем более тщательно, чем в прошлый раз. Ну, а расчесав успевшие спутаться за ночь волосы, она почувствовала себя не просто лучше, а прямо-таки здорово.

Выбравшись из-за занавески, Дженни приметила проснувшегося и озабоченно бродившего из угла в угол Сэмми. Причина для озабоченности у него имелась.

Дженни постучала во внешнюю дверь; спустя мгновение засов поднялся, и появилась физиономия гоблина.

— Привет, Придурок! — воскликнула Дженни, признав знакомого. Поначалу все гоблины казались ей на одно лицо, но это быстро прошло. — Можешь ты принести мне лоточек песку?

— Сахарного, что ли? — уточнил Придурок.

— Нет, глупышка, я же не есть его собралась. Это для Сэмми. Впрочем, — добавила она, подумав, — сахарного тоже неси, да и вообще, что годится на завтрак. Найдешь дохлую мышку — тащи и ее.

Мышка, понятное дело, тоже предназначалась для кота, хотя на кого он охотится обычно, Дженни, не имела понятия — поскольку никогда не видела его за охотой.

Придурок улыбнулся и передал приказ стоявшему за его спиной гоблину: «Два лотка песку — один сахарного, другой простого, три булочки и сохлую пышку…

Гости голодны».

Дженни закусила губу. Похоже, не все гоблины такие уж гадкие.

Тем временем Че уже поднялся на ноги и принялся озираться по сторонам.

— Там, за занавеской, есть все, что нужно, — сказала ему Дженни, надеясь, что пользоваться горшком он уже умеет.

Скорее всего, эта догадка была верна. Но вскоре из соседней комнаты донесся звук, и Дженни, открыв разделявшую помещения дверь, увидела протиравшую спросонья глаза Гвенни. Девочки и впрямь были одного роста.

— Привет, — немного растерянно промолвила Гвенни.

— Привет, Гвенни, — ответила Дженни. — Я Дженни, меня тут все числят в эльфах. Мы с тобой уже познакомились, вчера вечером.

— Надо же, а я думала, это был сон. Мы поболтаем, но сейчас мне нужно за занавеску.

— Горшок сейчас занят, — торопливо сказала Дженни.

Гвенни посмотрела в сторону умывального уголка, хотя, похоже, едва могла разглядеть даже занавеску:

— А кто? У нас тут еще одна девочка?

— Нет. Кентавр Че. Он.., твоя мама привела его сюда вчера ночью.

— Вот как? А зачем?

— Она хочет, чтобы он стал твоим спутником.

— Хочет? А почему?

— А ты разве не знаешь?

Гвенни покачала головой.

— Я вообще мало что знаю. Порой мне так одиноко.

«Вот уж точно», — подумала Дженни, уразумев, что, по существу, Гвенни всегда была самой настоящей пленницей. Чтобы никто не проведал о ее изъянах, Годива держала дочь взаперти. У нее и друзей-то, наверное, нет, Ужас, да и только.

— Привет, Гвенни, — вежливо поздоровался Че, выйдя из-за занавески.

Гвенни устремила напряженный взгляд в его сторону.

— Ты что, настоящий кентавр? — спросила она в некотором сомнении.

— Конечно, только маленький. Разве твоя мама не…

— Нет, — торопливо ответила за нее Дженни и, обращаясь уже к Гвенни, сказала:. — Там освободилось. Давай я тебя провожу.

— Спасибо, — ответила маленькая гоблинша. — Я тут все помню, поэтому легко нахожу, где что, если только вещи не переставляют.

Комнату Гвенни пересекла уверенно, хотя приволакивала одну ногу. При этом выглядела нога совершенно нормально: по-видимому, она просто не сгибалась в колене.

Но тут Дженни испугалась, как бы девочка сослепу не споткнулась о Сэмми, как нарочно свернувшегося кренделем прямо на ее пути.

— Постой! — крикнула она и подхватила кота на руки.

Гвенни остановилась.

— Что это?

— Не что, а кто. Сэмми, мой кот. Разлегся на дороге: он ведь не понимает, что ты его не видишь.

Она поднесла Сэмми поближе.

— Ой, рыженький, — пискнула Гвенни, приглядевшись к коту с близкого расстояния. — Какой хорошенький!

Дженни решила, что эти двое друг с другом поладят.

— Сэмми, — наставительно сказала она, — эта девочка видит не очень хорошо, поэтому тебе придется подыскать для лежки такое местечко, где она на тебя ненароком не наступит.

С этими словами Дженни опустила кота на пол, надеясь, что приемчик сработает. Прежде ей не случалось просить Сэмми ни о чем подобном, но до сих пор ему удавалось находить решительно все.

Раздался стук в дверь.

— Наверное, завтрак принесли, — объявила чувствовавшая себя вполне уверенно Дженни. И не ошиблась.

Придурок доставил два лотка песку (один сахарного) поднос с булочками и пышку. Бедняга, видимо, был уверен, что насчет мышки он ослышался. Поблагодарив гоблина, Дженни показала коробку с песком коту.

— Это тебе, а зачем — сам знаешь. Пышка тоже тебе, наверное, ты предпочел бы мышку, но попробуй найти вкус в том, что есть.

Сама-то Дженни явно предпочла бы самую сохлую пышку любой дохлой (да и живой тоже) мышке. Сэмми, скорее всего, смотрел на вещи иначе, но зато мог найти что угодно и в чем угодно.

Кот направился к коробке, а Дженни с сахаром и булочками принялась озираться, не зная, куда это все положить.

— Ой, выпечкой пахнет, — промолвила появившаяся из-за занавески Гвенни.

— Ага, я попросила принести нам на завтрак булочек, — пояснила Дженни, — ты их как, любишь?

— Очень люблю. Только мама никогда не дает их на завтрак.

— А что же она тебе дает?

— Березовую кашу, — сморщила носик Гвенни.

— Она вкусная?

— Ужас, какая гадость. Но, как говорят, очень полезная.

— У взрослых всегда так, — рассмеялась, Дженни — Но я заказала завтрак Придурку, а он, наверное, чего-то не понял.

— Придурку? Да, он не больно смышленый. Где ему знать, что полезно, а что нет, — согласилась Гвенни.

— А обычно тебе кто завтрак дает?

— Мама.

— А.., она у тебя умная. От нее булочек не дождешься.

— Но никогда не сообразила бы попросить их даже у Придурка. Ловко ты всех провела.

— Никого я не проводила: просто попросила то, что обычно ем по утрам.

— Дженни чужестранка, — пояснил Че, — и местных обычаев не знает.

— Как это, наверное, интересно — попасть в чужую страну! — всплеснула ладошками Гвенни. — А вот я никогда не покидала Горб.

Дженни спорить не стала: она, разумеется, тосковала по дому, но полагала, что даже угодить в чужой незнакомый мир все же лучше, чем просидеть всю жизнь взаперти под землей. Поэтому девочка молча налегла на булочку, в то время как остальные уминали свои. Дженни хотелось верить, что Сэмми сумел найти вкус в сохлой пышке.

— А какая она, твоя страна? — спросила Гвенни.

— Ну, страна как страна, но от Ксанфа, конечно, отличается. У нас нет ни гоблинов, ни драконов, ни — во всяком случае, у большинства из нас, — магических талантов. И все кого я знаю — кроме, конечно, людей — с виду как я. То есть остроухие и четырехпалые.

— А у тебя что, уши острые? — Гвенни напрягла глаза. — Смотри-ка, и правда, а я и не заметила. А пальцы.., ты не обсчиталась?

Дженни подняла ладошку, Гвенни свою, и девочки соприкоснулись пальцами. Ладошки оказались одинаково изящными, пальчики одинаково миниатюрными, но у гоблинской девочки их было на один больше.

— А у наших эльфов по пять пальцев, — указал Че. — Я думаю, в Ксанфе она уникум.

— Кто?

— Я хочу сказать, что другой такой, как она, нет.

— Ну, разве это не здорово! — захлопала в ладоши Гвенни.

Дженни смотрела на это чуточку иначе, но спорить не имело смысла.

— Чем бы запить завтрак? — сказала она.

— Мама по утрам поит меня невкусными полезностями: заряженкой или сложноквашей, — отозвалась Гвенни, наморщив носик.

— Интересно, а… — начала Дженни.

— Надо попробовать, — с ходу ухватил ее мысль Че.

— Еще как надо, — поддержала компанию Гвенни.

Они направились к двери, причем оказалось, что Сэмми спит хоть и посреди комнаты, но на пути Дженни, а не Гвенни. Девочка просто перескочила через него, как привыкла делать дома. Так что место котик нашел, да и вкус в пышке — судя по тому, что от нее не осталось ни крошки, — тоже.

В ответ на стук в дверь опять заглянул Придурок.

— Принеси шипучки, — сказала Дженни. — Любого сорта, лишь бы хорошей.

Гоблин кивнул и очень скоро вернулся с тремя бутылками лимонада. Поблагодарив его, Дженни, уже собралась пить, но вдруг вспомнила кое-какие рассказы Электры и ей стало любопытно. Электра говорила, что заточенная внутри бутылки шипучка злится и, если бутылку потрясти, может устроить потрясающее извержение.

— А ты когда-нибудь… — спросила она Гвенни, прикрыв горлышко пальцем.

— Затыкала так бутылку? Нет, а что?

— Не уверен, что это правильно, — заметил Че.

— Но тебе же всего пять лет, — напомнила ему Дженни. — Откуда тебе знать, что правильно, а что нет?

— И то верно.

— Вы это о чем? — с недоумением спросила Гвенни.

— А вот о чем! — воскликнула Дженни, встряхнув бутылку. Шипучка вспенилась, обрызгав Гвенни личико.

— Ой! — воскликнула та. — А как это делается?

— Вот так.

Дженни показала. Гвенни усвоила. Занятие оказалось столь увлекательным, что вся троица расплескала большую часть напитка, прежде чем попробовала его на вкус. Вкус был так себе — шипучка оказалась не лимонадом, а лимоненадом, но все так запыхались, что были рады и этому. Но вид у всех троих был еще тот — и платья девочек, и шкурка Че основательно промокли.

— Что у вас тут случилось?

Все трое подскочили. И увидели Годиву.

Та сначала нахмурилась. Но потом, взглянув на тщетно пытавшуюся отряхнуть платье Гвенни, смягчилась. Ее дочурке нечасто выпадал случай пошалить.

— Приведите себя в порядок, — сказала она и, повернувшись к Дженни, спросила:

— Ты говорила с Че?

— Да.

— А ты, — обратилась она к кентавру, — принял решение?

— Нет.

Ни говоря ни слова, Годива удалилась.

— О чем это мама? — не поняла Гвенни.

— Нам и вправду надо привести себя в порядок, — сказала Дженни. — И, пожалуй, мне надо ввести тебя в курс дела. Пойдем, я помою тебя губкой, а заодно и поболтаем.

— А меня кто помоет? — разочарованно пробурчал Че.

— Мы обе, — ответила Дженни.

— Вот это здорово.

Им пришлось попросить еще воды, а когда девочки стали мыться, Че без напоминания отвернулся и закрыл глаза.

— Твоя мама говорит, что ты можешь стать правительницей Горба, но только в том случае, если здешний народ не прознает о твоем плохом зрении.

— Это верно. Если прознают, они вышвырнут меня из горы на съедение дракону, а гоблинатором станет Горбач.

— Это кто?

— Старший побочный сын моего отца.

— А он хороший?

Гвенни скорчила рожицу.

— Он самый скверный десятилетний сквернавец, какого только можно представить.

— Так вот, твоя мама решила, что если привести тебе кентавра, ты могла бы ездить на нем верхом, а он — видеть все вокруг и сообщать тебе о происходящем так, чтобы никто не мог догадаться о твоих слабых глазках.

Тогда ничто не мешало бы тебе сделаться вождем.

— Надо же, а мне и в голову ничего подобного не приходило! — воскликнула Гвенни. — Может быть, она и права. Кентавры, они ведь очень умные.

— Для этого она и привезла Че. Но ничего не выйдет, если он не согласится.

— Но ты же вроде сказала, что ему только пять лет.

— Но и тебе не завтра претендовать на место вождя.

К тому времени вы бы оба подросли и ты вполне могла на нем ездить.

Девочки уже помылись, переоделись в чистенькие платьица и принялись чистить Че.

— А как мама доставила тебя сюда? — спросила его Гвенни.

— Похитила.

— Это обычный гоблинский способ. Значит, ты не хотел приходить сюда?

— Конечно. Меня никто и не спрашивал.

— Извини, — вздохнула Гвенни. — Конечно, ты вовсе не обязан здесь оставаться. Я скажу маме, чтобы тебя отпустили.

— А ты, Гвенни? Что будет с тобой? — спросил он.

— Какая разница? — пожала плечами девочка. — Это все равно не жизнь.

Сердечко Дженни упало. Бедняжка Гвенни проживет не дольше, чем ее тайна, а без помощи Че тайна, рано или поздно, будет раскрыта. И тогда власть получит скверный сквернавец, что не сулит никому ничего хорошего.

— Я еще не решил, — заметил Че.

— Но ведь это было нехорошо — украсть тебя у твоей мамы. Так нельзя. Я… — неожиданно она осеклась. — Ой, а что это у тебя?

— Крыло.

— У тебя есть крылья?

— Я крылатый кентавр. Летать, правда, пока не умею, но со временем смогу.

— Никогда не слышала о крылатых кентаврах.

— Неудивительно: до моих отца и мамы таких в Ксанфе не было вовсе. Во всяком случае в наше время.

Мы мечтаем положить начало новому виду.

— Ну, тогда совсем беда. Нельзя положить начало виду будучи пленником.

— Не совсем так. Если я соглашусь стать твоим спутником, я смогу пойти куда угодно, если ты согласишься пойти со мной. Вряд ли меня будут держать под стражей.

Гвенни кивнула.

— Конечно, ведь кентавры никогда не изменяют слову. Но добиваться твоего обещания таким способом — не правильно.

— Важно, чтобы мое решение было правильным, — сказал Че. — И, боюсь, мне не под силу принять его самостоятельно. Поэтому предоставляю право решить за себя тому, кому доверяю.

— Это кому?

— Дженни.

Дженни подскочила.

— Что ты, Че?! Я не могу! От этого решения зависит вся твоя жизнь!

— И все-таки тебе придется! — Че вскинул голову на уже знакомый ей упрямый манер. — Придется, потому что решать надо, а мне это не под силу.

— Хорошо, — вздохнула Дженни. — Раз ты так настаиваешь… Но мне надо как следует подумать.

— Ну, а пока ты думаешь, — озабоченно спросила Гвенни, — мы можем оставаться друзьями?

— Конечно! — воскликнула растроганная Дженни. — Кстати, то, что я буду думать, не помешает мне подсказывать тебе, что где, и со мной ты, пожалуй, сможешь появляться среди гоблинов.

— Ой, спасибо! — Гвенни подскочила от радости. — Я так люблю гулять, но раньше без мамы не могла.

Дженни кивнула, проникаясь все большим сочувствием. Необходимость принимать решение тревожила ее, но то, что это не придется делать немедленно, несколько успокаивало. Она невольно сравнивала себя с Дольфом, тоже стоявшим перед дилеммой, от решения которой зависела жизнь одной из его невест. И его собственное

счастье.

Конечно, нельзя сказать, чтобы в ее случае все обстояло точно так же — взять хотя бы то, что она, Гвенни и Че принадлежат к разным видам, — но общего очень много.

Один мальчик, две девочки, причем обе старше него, и необходимость выбора, от которой зависит жизнь одной из них. Выбирать должен он, а это очень трудно. Тем паче, что все трое относятся друг к другу с симпатией.

Правда, о свадьбах-женитьбах у них речь не идет. И Че отказался от права выбора, предоставив это Дженни, поскольку у нее нет заинтересованности в результате.

Впрочем, тут же поправилась девочка, это не совсем так. Она оказалась в весьма затруднительном положении, ведь к чему бы она ни склонилась, это повлияет на жизнь одного существа, свободу другого, да и на ее судьбу тоже.

Ведь она пошла с кентавром к гоблинам, чтобы не оставлять его в одиночестве, без поддержки друга. Но как раз друг-то у него здесь появиться может, и какой! Гвенни нуждается в нем, а она славная чудесная девочка, да вдобавок еще и принцесса. Или, как тут у них в Горбу называется дочка главаря.., может быть, горбушка? Но так или иначе, надобность в Дженни отпадала и она оказывалась примерно в том же положении, что и Электра в случае женитьбы Дольфа на Наде. Сама-то ведь она никакая не принцесса и даже не горбушка, а простая девочка, заброшенная в чужой мир. Дома, в Двухлунии, все родные, небось, сходят с ума от тревоги, не понимая, куда она могла запропаститься. Но дыру, сквозь которую она попала сюда, заткнули; да ей бы все равно не найти обратной дороги.

Даже с помощью Сэмми, потому что единственное, чего не мог найти кот, — это собственный дом.

— Ты почему такая грустная? — спросила Гвенни.

Дженни еще не нашла, что ответить, когда за нее заговорил Че:

— Она оказалась вдали от дома и в разлуке с близкими. Как и я. Это не больно-то веселит.

— Как бы я хотела отправить вас обоих домой, — сказала Гвенни, — да и сама с удовольствием отправилась бы с вами.

— Но тебе предстоит стать вождем! — возразила Дженни.

— Я предпочла бы иметь друзей.

Дженни уразумела, что ее новая знакомая нуждается в друге не меньше, чем Че. И он, и Дженни имели немало друзей там, где они жили; проблема заключалась лишь в том, что судьба оторвала их от дома. А Гвенни дома, но друзей у нее нет и не было. Так что ей ничуть не легче, чем им.

— Пойдемте погуляем по горе, — предложила Дженни, прежде всего желая отвлечься. — Я буду говорить тебе, что вижу, а ты растолковывать мне, что это значит.

— Не уверен, что это разумно, — заметил Че. — Другие гоблины услышат ваш разговор и сообразят: с Гвенни что-то не так.

Об этом Дженни не подумала.

— Может, я буду говорить шепотом? — пролепетала она, но тут же поняла, что так проблемы не решить. — Наверное, надо придумать какие-то условные знаки. Только не думаю, что я смогу усвоить что-нибудь мудреное.

— А вот я бы мог, — заметил Че. — Наверное, Годива выбрала тебе в спутники кентавра отчасти и по этой причине. Выработать условный, неизвестный никому, кроме нас, язык довольно просто. Нужна система сигналов, но не зрительных, — поскольку со зрением у Гвенни неважно, — а звуковых или осязательных. По мне, так осязательные лучше всего: отрицание или утверждение можно выразить простым поворотом головы или взмахом хвоста, а для более сложных понятий придумать комбинации посложнее.

— Боюсь, что сейчас для меня все это слишком мудрено, — призналась, поразмыслив, Гвенни. — Погулять-то мне хочется, и даже очень, но, наверное, не стоит выходить прежде, чем я со всем этим освоюсь. Если Горбач прознает о моих слабостях — мне конец, а он, скажу я вам, пролаза первостатейный.

— А мы здесь потренируемся и посмотрим, нельзя ли использовать заодно и магию, — предложил Че. — Кстати, Гвенни, у тебя есть талант?

— Нет. Тут его нет не у меня одной. Мы, гоблины, имеем таланты напополам с гарпиями: у каждого из нас и из них только по полталанта, так что тут особо не расколдуешься. Правда, у меня будет волшебная палочка, но это потом. А у тебя, Че, разве есть? Я думала, у кентавров талантов не бывает.

— Так считалось, но на деле оказалось иначе. Мой талант в том, что я могу сделать все, что угодно, легким, хлестнув хвостом. Поэтому мне приходится быть осмотрительным: с таким талантом просто так хвостом не помашешь. Может выйти неловко.

— Как забавно! — восхитилась Гвенни. — Ты что, и меня можешь сделать легкой?

— Запросто. Но зачем?

— Да затем, что это весело и приятно. Мама иногда поднимает меня с помощью своей палочки, и мне нравится плавать в воздухе.

— Ладно. Встань посередине комнаты.

Гвенни тут же встала, как было сказано, и Че легонько хлестнул ее по плечу кончиком хвоста.

— Ой, получилось! — обрадовалась девочка. — Сейчас как подпрыгну!

— Стой! — крикнула Дженни, но опоздала. Хорошо еще, что успела схватить уже прыгнувшую Гвенни за руку, иначе та стукнулась бы головой о потолок. Ну, а так она зависла в воздухе, пища и болтая ножками, пока Дженни не вернула ее на место.

— Это было так весело! — воскликнула Гвенни.

— Ага, развеселилась. Вот стукнулась бы головой о потолок, что бы тогда запела?

— Так ведь я такая легонькая, что это было бы не больно.

— Нет, — серьезно возразил Че, — я ведь изменил только твой вес, а не массу.

— А какая разница? — не поняла девочка. — Что еще за масса?

— Масса — это как бы количество тебя. Ты стала легче, но тебя осталось столько же, сколько было. А значит, и темечком к потолку ты приложилась бы с такой же силой, как могла бы к полу.

— Брр, — Гвенни поежилась. — Не скажу, чтобы мне этого хотелось. Постараюсь быть осторожнее. Но, может быть, если ты хлестнешь меня снова, я просто попарю в воздухе. Это такое восхитительное ощущение.

— Только не в этом платье, — предостерегла Дженни.

— Почему?

— А вдруг снизу кто-нибудь углядит твои трусики?

— Ой! — Смуглое личико Гвенни выразительно покраснело. Дженни вовсе не хотела смущать девочку до такой степени и, чтобы загладить неловкость, торопливо сказала:

— Я тут хотела попробовать еще кое-что интересное.

— Еще кое что?

— А ну-ка, надень мои очки.

Дженни сама надела очки на нос Гвенни, и дужки тут же приладились точно по ее голове.

— Вот это да! — удивилась Гвенни, — я тебя вижу.

— Значит, они и для тебя годятся, — с удовлетворением отметила Дженни. — Только…

— Только мне нельзя их носить, потому что меня не должны в них видеть, — грустно промолвила Гвенни и сняла очки.

Дженни тут же нацепила их: она успела привыкнуть к очкам настолько, что без них чувствовала себя почти слепой.

— Ничего, мы придумаем еще что-нибудь, — торопливо сказала девочка в утешение Гвенни — Можно, например, рассказывать истории.

— О, я очень люблю всякие истории, — ухватилась за эту мысль Гвенни. — Для меня это единственная возможность побывать в иных местах.

Дженни подумала о том, что ее магический талант, открытый с помощью Че, мог бы и впрямь, хоть и весьма причудливым манером, помочь девочке побывать в иных местах, но решила, что сейчас сгодится и обычный рассказ.

— Давайте рассказывать по очереди, — предложила она. — Я, ты, потом Че…

— Замечательно, — Гвенни принялась собирать в кучу подушки, ухитряясь при этом не задеть спавшего вроде бы у ней под ногами Сэмми: кот нашел именно то место, какое требовалось.

Потом все расселись и Дженни задумалась, что бы такое рассказать.

Она знала немало славных преданий о вождях своего народа и их друзьях, но не была уверена в том, что они будут правильно поняты юной гоблиншей из Ксанфа.

Взять, например, рассказ об Иноходце и Мягкостопе, который был хром. Вдруг Гвенни воспримет это как насмешку. Многие истории повествовали о друзьях-волках, однако Дженни понятия не имела, есть ли вообще в Ксанфе волки, но была уверена, что если и есть, то ездить на них точно никто не ездит, а стало быть, заводить речь о таких вещах — только зря сбивать девочку с толку.

Наконец она вспомнила одну историю, вроде бы подходящую и для Ксанфа, если уточнить некоторые понятия. А поскольку у нее не было ни малейшего представления, как их уточнить, Дженни решила испробовать самый глупый способ..

— Сэмми, — сказала она, — найди мне то, что нужно.

Кот тут же проснулся, подошел к кентавру и улегся, прильнув к его боку.

— Мне кажется, — сказал Че. — он считает, что я могу ответить на твой вопрос. А что за вопрос?

— Мне нужно узнать, как в Ксанфе можно было бы назвать Верховных?

Че, хотя и выглядел озадаченным, ответ нашел быстро.

— По-моему, подошли бы Музы.

— А есть Муза красоты?

— Трудно сказать: они все покровительницы искусств и к красоте, так или иначе, причастны. Больше всех, наверное, Эрато, Муза Любовной поэзии.

— А она сердится на смертных?

— По-моему, нет. По этой части скорее годится Мельпомена, Муза Трагедии. У нее есть трагическая маска, дубинка и даже меч.

— Ну, если и дубинка, и.., пусть будет Мельпомена.

Так вот, как-то раз эта Мельпомена рассердилась на одну женщину по имени Ива за то, что та роди.., за то, что аист принес ей младенца, девочку необычайной красоты. Все понимали, что выросши она не уступит прелестью ни одной из Муз. Мать назвала дочку Лилией, поскольку та была нежна и прекрасна, как этот цветок.

«Ладно, — сказала Мельпомена, — в таком случае эта Лилия никогда не увидит цветка, в честь которого названа. Никто из смертных не может соперничать красотой с Музами, не пережив настоящей трагедии».

Тогда Ива вышла с крошкой Лилией на руках на цветочную поляну близ горы, где пели птицы и обитали Музы. «Почему вы так жестоки? — воскликнула она со слезами на глазах. — Почему, подарив мне столь прелестное дитя, вы лишили мою девочку зрения?»

Мельпомена, надо сказать, пожалела о том, что натворила сгоряча, но сделанного назад не воротишь.

Подросши, Лилия стала очень красивой девушкой, но так ни разу и не увидела цветка, чье имя носила. Как, впрочем, и ничего другого. Она часто ходила на луг и касалась цветов — в том числе и того, в честь которого была названа, — но ничего хорошего из этого не получалось. Цветам не на пользу, когда их теребят.

Как-то раз Лилия расплакалась и, на вопрос матери, в чем дело, ответила: «Мамочка, ты научила меня различать хорошее и дурное и ценить то, что мне дано, но как быть с цветочками? Ты говоришь о них с такой любовью, а мое прикосновение причиняет им боль».

Цветы, услышав эти слова, опечалились и решили, что нужно обязательно дать Лилии возможность оценить свою прелесть, не причиняя им вреда.