5. ЛАХЕСИС

Прошла не одна секунда, прежде чем Нортон, который сразу же инстинктивно почувствовал перемену в окружающем мире, освоился в новой действительности настолько, что начал различать конкретные изменения.

Мудрено было заметить сразу эти конкретные изменения, такие едва уловимые — и такие ошеломляющие.

Он стоял среди тех же груд битого кирпича, и те двое стояли рядом, и ветер по-прежнему трепал флаг на крыше ближайшего дома. В чем же непорядок?

Во-первых, те двое смотрели не на него, а как бы сквозь него. Он быстро скосил глаза вниз и оглядел себя. Да нет, он вроде бы твердый и непрозрачный. Правда, белое одеяние с плеча Хроноса — хитон не хитон, плащ не плащ — выглядит причудливо: Нортон будто окутан плотным туманом. Но это лишь свойство какой-то неведомой ткани. Так почему же эти двое глядят сквозь него?

Тут до сознания Нортона наконец дошла странность этого «двое». Один — Гавейн. А другой-то кто? Одет в марсианский прогулочный комбинезон…

Господи, да это ж я! И куда я смотрю?

— Привет! — как-то робко окликнул он самого себя и Гавейна.

Но те никак не отозвались.

Ситуация мало-помалу прояснялась в его голове. Сейчас он видит самого себя — каким он был за минуту до появления Хроноса. И, конечно, тот Нортон, который живет вперед, не способен видеть его, живущего назад.

Еще этот флаг на крыше… Нортон чувствовал ветер, знал его направление. Но флаг, будто рехнувшись, развевался не по ветру, а против ветра. Трудно было поверить, что над крышей господствует другой ветер, противоположного направления.

Нортон приподнял белую хламиду Хроноса, вытащил из кармана своего марсианского комбинезона лист бумаги и выставил его против ветра. Лист отклонился, но тоже навстречу ветру. Нортон выпустил бумагу из рук, и она полетела против ветра — словно лосось, который поднимается против течения. Очень странно!

Чтобы взглянуть на часы, он вытянул левую руку так, что кисть выскользнула из широкого белого рукава. Секундная стрелка вращалась в обратном направлении.

Стало быть, все чистая правда. Хронос и впрямь живет вспять. Всю остальную Вселенную Время несет, словно река щепку. И только он один поднимается вверх, к истокам Времени. Флаг на крыше полощется против ветра потому, что сам ветер дует обратно, то есть возвращается к своему источнику. Точно так же и дверь, которая в том мире открывается, для Нортона — закрывается.

С собой прошлым Нортон не мог общаться, потому что тот, другой, жил в своем мироздании и не умел фокусировать зрение так, чтобы различать то, что двигается против течения времени. Если Нортон видел себя прошлого и весь тот мир, что живет в нормальном направлении, то лишь потому, что он знал о существовании другого мира и все его чувства были настроены на восприятие этого другого мира…

Итак, жизнь продолжается, но в обратную сторону.

Но чем он должен заняться теперь? Вряд ли обязанности Хроноса заключаются исключительно в бесконечных ахах и охах по поводу парадоксальности собственного существования.

Тут взгляд Нортона упал на кольцо, подарок Орлин. Ах, дурак, дурак! Отчего же он раньше не посоветовался с Жимчиком! Совсем про него забыл!

Ладно, лучше поздно, чем никогда. Ну-ка, не подскажет ли кольцо чего-нибудь дельного?

— Жимчик, ты по-прежнему в рабочем состоянии?

Жим.

— Какое облегчение! Тебе известно что-либо о принципах обратного движения во времени?

Жим.

Замечательно! Теперь остается только правильно сформулировать вопросы. Насколько спокойней на душе в такой отчаянный момент, когда у тебя на пальце умудренный знаниями друг!

— Правда, что я живу вспять и вижу мир как фильм, который перематывается в обратном направлении?

Жим.

— Но в таком случае как я могу общаться с нормальными людьми?

Жим. Жим. Жим.

Ах да, некорректный вопрос. Попробуем иначе.

— Могу ли я общаться с нормальными людьми?

Жим.

— Есть что-то, с помощью чего я сумею осуществлять такой контакт? Причем так, что и люди смогут общаться со мной… и видеть меня!

Жим.

— Это «что-то» — не Песочные ли Часы?

ЖИМ!!!

Стало быть. Песочные Часы не просто подобие эстафетной палочки, передаваемой от одного исполняющего обязанности Хроноса другому. Они имеют важное прикладное значение. Едва ли этому стоит удивляться.

Нортон оглядел символ своей власти. От тонкой струйки песка исходило мягкое беловатое свечение. Так-так, эта серебристая нить в порядке вещей — часы выполняют свое естественное назначение: отмеряют время, а в конкретном случае — его официальный срок на посту Хроноса. Впереди у Нортона — или позади — чуть больше тридцати девяти лет работы в качестве повелителя Времени. Затем, в день своего рождения, он освободит место новому Хроносу. Перспектива не то чтобы очень вдохновляющая, однако Нортон мало-помалу свыкался с ней.

Меньше ясности было в том, чем он будет заниматься эти тридцать девять лет. Не бить же баклуши! Какую бы работу ни выполнял Хронос, при этом он неизбежно должен входить в контакт с окружающим миром. Помогают ему в этом Песочные Часы.

Но каким образом, черт возьми?

Нортон внимательнее прежнего осмотрел загадочный инструмент. Никаких видимых кнопок, выступов или рычажков. В процессе изучения он перевернул часы — и мгновенно ощутил… боль не боль, а какое-то тотальное изменение внутри себя — как будто всего его вывернули наизнанку словно перчатку. Он проворно вернул часы в прежнее положение.

Что же это было?

Через мгновение Нортон догадался: коль скоро Песочные Часы измеряют срок его жизни, то, перевернув их, он начинает жить в противоположном направлении. Он как бы забирает обратно череду своих поступков. И может вернуться к тому моменту, когда принял от предыдущего Хроноса символ власти. То есть он способен переиграть свое недавнее прошлое и вернуться в нормальный мир. А пугающее ощущение, как будто всего его вывернули наизнанку, вполне закономерно: очевидно, в момент разворота жизни на 180 градусов кровь начинает бежать в обратном направлении, да и все процессы в теле выполняют команду «кругом, шагом марш!».

Итак, он может проявить свободу воли и отпятиться назад — до какого момента в своей жизни? Вплоть до мгновения передачи Песочных Часов? Не принять их на этот раз — и баста!.. Нет, это трусость и низость. Как говорится, взялся за гуж… Значит, о бегстве не может быть и речи. Никогда он больше не перевернет Песочные Часы. Пусть его жизнь идет и дальше в естественном, то бишь противоестественном, направлении. Нортон останется на своем посту до конца — что бы ни ждало его впереди…

— Жимчик, — обратился он к кольцу, — у Песочных Часов есть еще и другие возможности?

Жим.

— И это несмотря на то, что на них нет панели управления?

Жим.

Воистину бесценная крохотная змейка! Орлин сделала ему царский подарок, истинную цену которого он осознает лишь постепенно. К тому же это кольцо — одно из самых ранних свидетельств ее любви в нему. Пока Жимчик на его пальце, Орлин как бы присутствует рядом — пусть и невидимо, но постоянно. О-о, никогда, никогда он не расстанется с этим во всех отношениях бесценным кольцом!

Однако не время для сантиментов. Займемся делом.

— Но как заставить Часы работать? — воскликнул Нортон. — Мне что — надо просто пожелать, то есть отдать им мысленный приказ?

Жим.

Ага! Вопрос был задан наобум, но попал в самую точку. Итак, разгадка получена.

«Хочу стремительно перенестись в будущее!» — торжественно произнес про себя Нортон.

Струйка песка из серебристой вдруг стала небесно-голубой. Все вокруг превратилось в гудящую серую сплошную массу. Оставаясь на месте, он перемещался куда-то. Причем стремительно — в этом сомневаться не приходилось.

Куда его занесет при этакой скорости — можно только гадать.

«СТОП!!!» — мысленно крикнул слегка перепуганный Нортон.

Внезапно мир вокруг него угомонился. Песок в Часах почернел.

Нортон стоял на склоне лысого холмика. Было темновато — то ли потому, что день клонился к вечеру, то ли потому, что небо было затянуто тучами. Прямо впереди высилось что-то вроде высокой пальмы. Слева и справа, сколько видел глаз, тянулись заросли исполинских папоротников. Зелени много. Однако ни единой травинки ни рядом, ни в тени этих папоротников. Словно на другую планету попал!

Нортон сошел с холмика и предпринял небольшую экскурсию по окрестностям. Сплошь незнакомые виды растений. Только вдалеке он различил ель. И никакой животной жизни. Разумеется, звери могли спрятаться, заслышав шаги человека. Но хоть какую-нибудь козявку в воздухе или на листьях он должен был увидеть! Похоже, это действительно другая планета. Впору предположить, что Песочные Часы переместили его не во времени, а в пространстве.

— Жимчик, Часы сработали неправильно?

Жим-жим.

— Они переместили меня во времени?

Жим.

— В каком направлении? Вперед?

Жим. Жим. Жим.

Вот тебе и раз! Чем Жимчику не понравился этот вопрос? А впрочем, его растерянность легко объяснить: что понимать под словом «вперед»? Ведь Нортон живет назад: у него и у остального мира разные «вперед».

Вопрос в новой формулировке прозвучал так:

— Часы переместили меня в будущее остального мира?

Холодок пробежал по спине Нортона при мысли, что это так. Незнакомый мир без млекопитающих, без насекомых. И это будущее Земли? Какая же катастрофа произошла: мировая война или что-то другое?

Жимчик успокоил его двумя сжатиями, обозначающими «нет».

— Значит, я попал в свое будущее — то бишь в прошлое остального мира?

Жим.

Ну, теперь все понятно. Песочные Часы отсчитывают время в направлении его жизни. И команда «в будущее» для них равносильна команде «в прошлое». Отныне надо крепко думать перед каждым мысленным приказом — чтобы не допускать опасных недоразумений.

На сколько же лет в прошлое он углубился? Города и в помине нет, он еще не построен. Если судить по необычной и девственной природе, то Нортона протащило на добрый десяток столетий назад.

— На сколько лет в прошлое я углубился?

Жим. Жим. Жим.

— Я так понимаю, это обозначает не три года, а только твою неспособность ответить с помощью «да» или «нет»? Лучше спросить о количестве столетий?

Жим… жим, жим, жим.

Это что-то новенькое! Четыре жима в ответ на вопрос, требующий простого «да» или «нет»! Однако после первого «жима» была пауза. Стало быть, сигнал распадается на два и его надо расшифровать так: «да», «не могу ответить».

— Значит, столетия — это уже ближе к истине, чем годы, но еще не то?

Жим.

Что ж, их взаимопонимание с Жимчиком продолжает расти!

— Ладно. Как насчет тысячелетий?

Четыре «жима» — с паузой после первого.

Ух ты! В ход пошли крутые цифры!

— Миллионы лет?

Четыре «жима».

Итак, цифры не крутые, а чертовски крутые!

— Сотни миллионов лет?

Жим.

— Сколько?

Жим-жим.

— Примерно двести миллионов лет… Эпоха динозавров?

Жим.

— А где же они сами? Впрочем, нет, вопрос отменяется. Природу я люблю, но палеонтологию знаю плохо. Если поскрести в памяти, то это, похоже, триасовый период. Ну да, я мог бы и раньше догадаться! Травы и цветы еще не появились, уже есть саговники, пальмы и хвойные деревья. Формулирую вопрос по-новому: есть здесь динозавры — или точнее, их ближайшие предки, так сказать протодинозавры?

Жим.

— Вообще-то есть, но необязательно рядом… Стало быть, если я пробуду здесь достаточно долго и не спеша прошвырнусь по округе, то непременно встречу протодинозавров — разумеется, если не отгоню их запахом или шумом. Это верно?

Жим.

Тут Нортон обратил внимание, что ветер отсутствует и ни один папоротник не колышется. Даже если он задевал рукой вайи — огромные листья папоротников, — то и в этом случае они не шевелились. Рука проходила сквозь вайи, словно он был призраком.

— А-а, понятно! — воскликнул Нортон. — Время застыло! Я уже видел этот фокус в исполнении Танатоса! Поскольку я теперь Хронос, то и я могу делать подобные трюки! Я крикнул Песочным Часам «стоп!», и они восприняли приказ буквально. Они остановили время в той его точке, где я находился.

Нортон покосился на Часы. Песок — сейчас черный — все так же струился вниз. Значит, его время шло, хотя для окружающего мира оно остановилось.

— Итак, почернение песка обозначает, что время остановилось для всего мира — за вычетом меня, — сказал Нортон, размышляя вслух.

Жим… жим, жим, жим.

Еще одно усложненное «да». Лучше прояснить данный вопрос до конца. Жимчик не болтлив и голос спроста не подает.

— Сейчас мир находится в состоянии абсолютной неподвижности? — спросил Нортон.

Жим… жим, жим, жим.

— Это только кажется, что мир в состоянии абсолютной неподвижности?

Жим.

Что ж, тут есть здравое начало. Было бы даже странно, если бы Хронос мог болтаться из конца в конец вечности и по своей воле на неопределенный срок «вырубать» время то там, то здесь. Нужно, так сказать, хоть что-то оставить Богу… По всей вероятности, и Танатос не останавливал время во Вселенной, а только создавал убедительную видимость такой остановки. Впрочем, чем эта иллюзия хуже реальности, если ее можно использовать в практических целях?

Может статься, размышлял Нортон дальше, я нахожусь в каком-то ускоренном движении относительно мира, и поэтому он кажется мне неподвижным…

Он взглянул на циферблат своих наручных часов. Они остановились. Вряд ли это механическая поломка.

Что же происходит? Ведь он не остановился, а часы составляют часть его мира, то есть часть неостановленного мира. Он приложил часы к уху. Тикают! Он вытянул руку перед собой — и секундная стрелка снова замерла.

Экспериментальным путем Нортон выяснил, что на расстоянии менее фута от его груди часы идут и показывают его время. На расстоянии более фута от его груди они останавливаются, показывая «застылость» времени остального мира. Ценное открытие! Его власть над окружающим пространством ограничена этим футом от собственного тела. По сути, он заключен в достаточно тесный невидимый кокон с прозрачными стенками. Что ж, разумно. Он перемещается во времени в этой непроницаемой оболочке, словно в чересчур просторном скафандре, и благодаря этому ничего не прихватывает с собой из окружающего мира.

Дальнейшие опыты показали, что у кокона есть видимые пределы. Белая хламида Хроноса генерировала что-то вроде едва приметного тумана, на который Нортон прежде не обращал особого внимания. Этот слабый туман окружал его тело как облачко шириной примерно в один фут.

Нортон вдруг припомнил, что его наручные часы шли в обратную сторону, когда он смотрел на них в предыдущий раз. Теперь он знал объяснение: он держал часы слишком далеко от своей груди, и они показывали время остального мира. Для Нортона, внутри его кокона, секундная стрелка двигалась в правильном направлении, то есть время шло вперед.

Нортон продолжал размышлять вслух:

— Итак, почернение песка обозначает остановку мирового времени, которая может коснуться и меня, если я того пожелаю. Коснуться, правда, косвенно — моя вытянутая рука попадает в остановленный мир, но кровь в ней не останавливается и не начинает течь в противоположном направлении. Зато мои наручные часы реагируют на изменение. Стало быть, тут речь о некоем компромиссном состоянии…

Жим.

— Спасибо, Жимчик, за твои своевременные подсказки. Я ужасно рад, что у меня есть такой великолепный советчик!

Зеленое кольцо-змейка не стало сжимать ему палец — оно лишь потемнело, как бы выражая удовольствие от комплимента.

Мысли Нортона обратились к другому факту.

— Когда песок становится голубым — это обозначает ускоренное движение сквозь время?

Жим.

— Таким образом, песок изменением цвета точно информирует меня о происходящем. Но как я сумел перенестись за двести миллионов лет до нашей эры? Это далеко за пределами сорока лет моей грядущей «жизни наизнанку». Нет-нет, Жимчик, не спеши с тремя «жимами», я сейчас все соображу… Итак, я здесь. Но здесь я бесплотен — что-то вроде призрака. Ни к чему я не могу прикоснуться по-настоящему. И надо полагать, ни единое существо не может прикоснуться ко мне, а возможно, даже и заметить меня. Словом, все это похоже на объемное кино: окружающий мир для меня не более чем трехмерная картинка, внутри которой я могу перемещаться. Что касается обитателей этой трехмерной картинки, то они и вовсе не ведают о моем присутствии.

Нортон двинулся вперед. Вышагивая между гигантскими папоротниками, он продолжал философствовать:

— Похоже, я волен путешествовать взад и вперед по реке времени, однако бессилен что-либо сделать. Эти путешествия носят характер ознакомительной экскурсии: поглядеть можно, а потрогать — нет. И только внутри тех сорока лет, что мне отпущены, я могу быть чем-то большим, нежели турист со связанными за спиной руками. В пределах своего жизненного срока я в состоянии воздействовать на мир… Если, конечно, соображу, как это делается!

Жим.

— Ладно, кое-что мы выяснили. А теперь пора восвояси.

Нортон сосредоточился и мысленно произнес: «Обратно в изначальную точку. Но не так стремительно».

Обычное свечение Песочных Часы стало более насыщенным, а песок из черного стал розовым. Мир пришел в движение.

Солнце проворно зашло. Наступила ночь, которая через минуту закончилась. Сутки прочь! При дневном свете Нортон заметил поблизости какое-то животное, но оно мелькнуло с такой скоростью, что он его толком не разглядел — какая-то средних размеров рептилия. В реальности динозавр шествовал мимо него хороших полчаса, но для летящего сквозь время Нортона они сжались в пару секунд. В лихом темпе прошел ливень, и в том же несуразно быстром темпе высохли мокрые листья.

Темп движения нарастал. Свет и тьма чередовались в ускоренном темпе. Ночи были как затемнение в фильмах на заре кино. Нортон видел как деревья растут, стареют и исчезают. Времена года менялись, но настоящих холодов никогда не наступало.

«Быстрее», — приказал он.

Цвет песка в Часах из розового превратился в темно-розовый. Мир вне нортоновского кокона многократно ускорил свое движение. Теперь молодое деревце неподалеку от Нортона выросло и рухнуло от старости за несколько секунд. На самом деле оно просуществовало лет сто, не меньше.

Однако сотня миллионов лет — это чертова уйма времени! Нортон воочию убедился в этом. Если он будет перемещаться в таком же темпе, то обратный путь займет несколько лет! Поэтому Нортон скомандовал: «Полный вперед!» — и мир вокруг превратился в гудящую серую массу.

Тут Нортон вдруг сообразил, что за время прогулки среди триасовской растительности он довольно далеко ушел от места, куда был доставлен своей «машиной времени». Значит, и в своем времени он окажется на таком же расстоянии от точки старта. И можно только гадать, что находится в месте его возвращения! Полбеды, если это комната внутри здания. А если это стена? Быть с разгона вмазанным в бетонный блок — бррр!

Но прежде чем он успел как-то исправить свою ошибку, мир вокруг обрел очертания и затвердел. Нортон стоял на знакомом перекрестье каменного «X», а рядом находились две знакомые мужские фигуры.

Хотя Нортон и почувствовал немалое облегчение от того, что путешествие закончилось благополучно, он не удержался от почти обиженного восклицания: