— Ю-о-о-о! — дико вскричал он и швырнул в юношу ледяную глыбу. Но Хинни успела выскочить вперед, загородив его. Удар пришелся по ее передним ногам, они вошли в глыбу по колени, и Хинни застонала от боли. Я мигом соскочила с ее спины.
Маленький Юноша заговорил тихо, длинно и монотонно, и демон, растекшийся паром, улетел прочь. Юноша подошел к Хинни, которая с поврежденными коленями лежала на боку.
— Этот удар предназначался мне, — сказал он. — Хинни, я не смогу полностью исцелить тебя. Колени — самое трудное для лечения, но я сделаю все, что смогу.
Он сыграл несколько тактов на своей гармонике, в унисон ей пропев: «Колени Хинни, разморозьтесь!» — и ноги Хинни освободились от льда. Кобылка вскочила, ноги ее чуть заметно дрожали в коленях, мне показалось, что даже шерсть на них поблекла. Конечно, Хинни могла ходить, даже быстро бегать, но виртуозные маневры теперь были выше ее возможностей.
И тогда я наконец поняла то, что должно было открыться мне, неразумной, давным-давно. Я обернулась к Маленькому Юноше и в упор спросила:
— Ты — колдун?
Он строго, даже как-то скорбно взглянул на меня, кивнул.
— Но ведь я не скрывал этого, — сказал он тоном провинившегося дитяти, которого поймали на какой-то шалости. И вид у него был такой пристыженный, что мне стало смешно.
Я обняла его за хрупкие плечи, успокоила, как только могла. Как старшая сестра.
— Я прощаю тебя, — сказала я великодушно, — но не играй магией бездумно, иначе ты привлечешь к себе внимание какого-нибудь Адепта!
Он никак не отреагировал на это мое предостережение. Теперь мне становится стыдно, когда я вспоминаю, как, в моем невежестве, я поучала его.
Мы сели на лошадей и стали медленно покидать горы. Медленно — потому что щадили пораненные колени Хинни и ослабевшую в неволе Белянку.
Но вот наконец-то мы спустились в уютную долину и решили в ней заночевать. Пустили лошадей пастись. Хинни держалась рядом с Белянкой, заботливо, как мать, поглядывая на нее, и я не беспокоилась за малышку: она находилась под надежным присмотром.
Мы поужинали земляникой и орехами, которые, к счастью, здесь росли в изобилии и были очень вкусны. Конечно же, в этом нам просто повезло, ибо Юноша в голубой одежде предпочитал пользоваться магической силой только в исключительных случаях.
Подошло время заката солнца, огненное зарево залило небосклон с западной стороны, а на восточной тихо всходила голубая луна.
Мальчик достал гармонику, повернулся лицом к ночному светилу, приложил гармонику к губам и заиграл. До сих пор он ограничивался короткими музыкальными фразами или быстрыми стремительными пассажами, тем мелодичнее показалась мне мелодия теперь! Согретый его ладонями, инструмент издавал оттаявшие звуки. Его пальцы были достаточно сильны, чтобы уверенно нажимать на клавиши. И когда солнце окончательно скрылось, в луна взошла на небосклоне, полилась чарующая мелодия.
Сначала от усталости я не обращала на игру внимания, но вдруг, потрясенная, замерла и вся превратилась в слух. Вокруг лилась музыка такой необычайной красоты, и я пришла в такое восторженное состояние, что вряд ли смогу сейчас передать все чувства, которые тогда завладели мною. Гармония звуков обволакивала меня, заключала в свои объятия, вовлекала внутрь воздушного облака, и духом я воспарила к голубой луне. Я плыла (если это действительно было так!) внутри милых пушистых голубых облаков, скакала на лошади, вылепленной из музыкальных звуков, неслась по воздуху через голубое море по голубым волнам к волшебной, магической дали, которой была поверхность луны. И чем ближе она вырастала передо мной, тем светлее становилась и тем ярче вырисовывался ее ландшафт, а вскоре я увидела маленьких голубых людей. Это были кузнецы, которые ковали голубое железо.
Потом я увидела Леди в голубом одеянии, волосы ее были светлыми, как у меня, на ней было милое голубое платьице и голубые туфельки, украшенные драгоценными камнями; голубая тиара на голове была но-королевски величественна и прекрасна.
Леди повернулась ко мне. Глаза ее были тоже голубыми, как и у меня. Па меня смотрело знакомое лицо — мое лицо. Этой Леди была я!
Польщенная, удивленная и встревоженная, я отпрянула, голубая дымка подхватила меня на свои легкие крылья, вытянулась в прямой луч, и вскоре я очутилась на земле.
Волшебная гармоника смолкла, мелодия растаяла тихо, как призрак.
Тогда мне было невдомек, что Маленький Юноша в голубом показал мне один из трех столпов, на которых будет покоиться моя будущая любовь к нему.
Его музыку. На всей Фазе еще не было человека, который бы мог…
Тут Голубая Леди прервала свой-долгий рассказ, умолкла, подперев лицо рукой. На нем было написано страдание. Стайл открыл рот, чтобы о чем-то спросить, но Леди яростно перебила его:
— А ты… Ты насквозь фальшив! Ты пришел в этот мир с его гармоникой и беззастенчиво пользуешься ею!
— Его? — переспросил Стайл удивленно.
— Разве на ней не выгравировано слово «Blue» — голубой?
Стайл достал гармонику, повертел. На ней действительно были выгравированы маленькие четкие буковки.
— Видимо, неосторожным заклятьем я вырвал этот инструмент из другого мира. Но я верну его вдове владельца гармоники.
Жесткое выражение лица Леди смягчилось.
— Нет, это твоя гармоника. Теперь ты — Адепт из Голубого Замка, и пользуйся ею так же искусно и осторожно, как это делал он.
И Леди продолжила свой рассказ.
— Когда я спустилась на землю, то сказала с восхищением мальчику:
— Я никогда не слышала ничего подобного, милый ребенок. Не могу себе представить, как можно в твоем возрасте так замечательно играть?
Он помолчал с минуту, задумчивый, сосредоточенный, будто мысленно взвешивал свой ответ на каких-то одному ему ведомых весах.
Ответил так:
— Могу ли я показать тебе свою деревню? Отсюда она не очень далеко. Нам по пути.
— Разве твоя деревня не разорена? — спросила я слишком уж беспечным тоном, почему — и сама не знаю.
— Да, ее уничтожили тролли… всю…
Мне стало стыдно за свой тон. Я сказала:
— Конечно, мы поедем туда, если там… если там нет кровожадных троллей!
— Троллей там больше нет, — сказал он жестко.
И я вспомнила про молнию, которая в лесу поразила тролля, напавшего на меня.
На следующий день мы прибыли в разоренную деревню. Несколько могильных холмов да поляна, поросшая свежей молодой травой — вот все, что мы увидели вместо жилищ и огородов. Все было разрушено, сравнялось с землей. Я ожидала увидеть более впечатляющую картину разыгравшейся тут трагедии и была слегка разочарована: что драматичного в том, что уже поросло быльем?
— Я могу показать тебе, как это было, если ты пожелаешь, — сказал Маленький Юноша. Лицо его было печальным и серьезным.
— Конечно! — опять очень легко откликнулась я, так и не поняв, что он имеет в виду.
— Идите пастись! — приказал он нашим лошадям. Те весело поскакали, прихватив с собой Белянку.
А Маленький Юноша вытащил гармонику и заиграл. Снова чудесная мелодия стала обволакивать нас, вокруг образовалось некое магическое пространство. Вот появилось над поляной облако, оно стало уплотняться, уплотняться, и из него вылепилась целая деревня: мужчины шли по своим делам, женщины стирали белье, готовили пищу, кузнецы подковывали лошадей, дети беззаботно играли. Я поняла, что это была всего лишь тень его родной деревни, такой, какой она была годы назад, до бедствия. И как же она похожа на мою деревню!..
Отличие, возможно, состояло только в том, что здесь все было компактнее, лучше спланировано. Дома стояли кругом, посередине — игровая площадка для детей. Из окон за ними легко наблюдать. Моя деревня стоит на берегу моря, у самой воды, эта же была в глубине континента. Солнце ярко светило, но было заметно, как двигались тени, таким образом мне давалось понять, что время текло. Наступила ночь, и деревня утонула во мраке.
И тогда под покровом ночи пришли тролли, гигантские и ужасные. Они нарушили, разорвали легкую ночную дымку, что окутала деревню, и обрушились на нее злобной, яростной стаей. Я задрожала от ужаса, когда услышала крики, которые издавали эти монстры. Деревня проснулась. Мужчины кинулись защищать свои жилища, но троллей было много, каждый из них был огромен, чудовищно свиреп. Я увидела, как вмиг два тролля разорвали молодую крестьянку. Каждый тянул к себе, чтобы обладать ею. Один огласил деревню грубым хохотом, когда левая рука ее оторвалась от туловища. Обозленный монстр, которому достался столь маленький трофей, начал колотить рукою несчастной своего соперника. Кровавые брызги оросили окрест траву. Подбежал кричащий ребенок — совсем маленькая девчушка. Тролль схватил ребенка, поднес к разверзнутой пасти и откусил голову с вопящим, искривленным в крике ртом.
Затем картина насилия померкла в моих глазах, видимо, я сама жутко закричала. Кричала от ужаса, ничего подобного раньше мне не приходилось лицезреть.
Спустилась темень и поглотила все. Потом наступил рассвет. Тролли попрятались в жилищах, сытые, они не выйдут наружу при свете дня. Не переносят они и огонь, они не такие, как гоблины, свет и огонь для них мучительны.
Кто не проник в развалины жилищ, схоронился под перевернутыми скамьями, обломками стволов, чтобы луч света не коснулся его. В укрытии тролли были в безопасности, но ни один деревенский житель не остался в живых.
Но — нет. Один остался! Ребенок, мальчик. Он выглянул из большого дупла. Возможно, он играл в дупле, когда на деревню обрушились тролли, или занимался тем, о чем никто из его сородичей не подозревал — например, учился произносить заклятья. Он дрожал от страха в дупле, пока рассвет не пришел ему на выручку. А теперь он стоял под деревом и смотрел на жалкие руины, что остались от его деревни. И это был мальчик в голубой одежде!
— О! — воскликнула я. — Это ты? Значит, ты был свидетелем страшной картины, когда тролли убивали твоих родных? Бедняжка… Но ты спасся!
— Не радуйся за меня так сильно, — угрюмо произнес Маленький Юноша. — Я превратился этой отвратительной ночью из обычного человека в чародея. Я понял, что никакая сила, кроме магии, не сможет одолеть монстров, взять реванш. Посмотри, что я сделал!
Он тихо запел какую-то песню, слов ее я разобрать не смогла, но невольно взглянула на ладони, которые он протянул мне. В его руках возникало и ширилось огненное кольцо, и вот какая картина представилась моим глазам: магическое пламя, обжигающее, яростное, забушевало внутри кольца, и огонь всепожирающим демоном нацелился на троллей. Огонь бушевал, мальчик смотрел на кольцо, но пламя пока не вышло за его пределы.
Теперь уже тролли затряслись от страха, сбившись в кучу в центре деревни, и запросили пощады. Они закрывали головы мерзкими лапами, поворачивались задами к огню. Но огненный вихрь неизбежно настигал их, накрывал и пытал перед тем, как сжечь. Я, возможно, пожалела бы их, если бы не помнила ту несчастную, которую они разорвали, и обезглавленного ребенка. Нет пощады монстрам-убийцами Тролли, пытаясь спрятаться в середине сбившейся стаи, разрывали друг друга, думая только о собственном спасении, они не испытывали и капли сочувствия к себе подобным.
И наконец огненное кольцо сожгло их всех дотла. Только обгорелые останки тел и пепел лежали на месте трагедии. Да, все тролли были уничтожены, исключая… одного малыша, которого мать прикрыла своим могучим телом. Он единственный остался в живых. Он затравленно озирался по сторонам, страшась наступавшего дня. Этот ребенок-тролль, конечно же, не мог никого убить. Мальчик-колдун понимал это и потому позволил ему уйти. Он прочел заклинание, сгустилась тьма и под покровом этой тьмы ребенок-тролль скрылся. «Совсем как я. Такая же судьба и у него», — произнес чародей. Потом отвернулся от руин родного дома и пошел прочь.
Губная гармоника смолкла, и видение исчезло. Я украдкой взглянула на Маленького Юношу и поняла: сейчас он показал мне и другую основу, на которой покоилось его магическое "я" — могущество, силу.
Но я все еще не понимала или не желала понять, а может, просто не осмеливалась осознать подлинное значение этой его смертоносной способности.
— Ты постоянен, как твое искусство! — воскликнула я. — Ты не меняешься. Ведь с тех пор ты совсем не вырос. Ты до сих пор по виду мальчик, но ведь это нашествие случилось лет десять назад! Как же так? Тебе было…
— Мне было семнадцать! — перебил он меня.
— А теперь? Теперь тебе двадцать семь?! Но я… я думала, что тебе… что ты еще подросток.
— Я соответствую своей природе, — сказал он с улыбкой.
Он был настолько старше меня, насколько я предполагала, что он меня моложе. Передо мной стоял не двенадцатилетний мальчик, но зрелый мужчина.
— Я… — начала я в замешательстве.
— Ты не спросила, как человек моего возраста может так хорошо играть на гармонике, — напомнил он мне.
— А, да, конечно! — согласилась я. Хорошее расположение духа возвращалось ко мне. Я почувствовала облегчение.
Мальчик, нет, мужчина в голубом одеянии кликнул наших лошадей, и мы продолжили путь. Мы ехали с хорошей скоростью и на следующий день прибыли в мою деревню. Я почему-то боялась, что найду ее в дымящихся руинах, но, конечно же, это была болезненная фантазия моего расстроенного воображения после тех ужасов, которые мне были показаны.
Деревенские жители выбежали встречать меня на зеленую поляну. Белянка приметила свою мать — кобылицу по кличке Блестящая Звездочка, и все как бы стало на свои места.
И тогда он сказал, наклонившись к уху жеребца:
— Окажи услугу Хинни. Она выполнила свой долг.
И две лошади тут же направились в интимно темневший невдалеке лес. Хинни, наверное, трепетала от восторга, ведь сейчас она впервые останется наедине с самцом, и я была рада за нее — ведь у нее будет жеребенок! Она заслужила право стать матерью.
Отец проводил эту пару удивленным взглядом.
— Какая редкая порода! — прошептал он. — В нашей деревне никогда не видели таких лошадей.
Мужчина в голубом, не ответив, повернулся ко мне:
— Леди, если я когда-нибудь тебе понадоблюсь, пропой: «Чародей голубой, появись передо мной!»
Подошла плачущая мать, изнуренная моим многодневным отсутствием. Мужчина в голубом подумал, что я полностью поглощена встречей с матерью, и обратился к отцу.
— Сэр, могу ли я просить руки вашей дочери? — спросил он так, будто осведомлялся о погоде на завтра.
На моем лице застыло удивление, я лишилась дара речи..
— Не Голубой ли ты Адепт? — спросил отец в свою очередь.
И снова я была в шоке, поняв, что знаю ответ. Как же раньше мне не приходило это в голову? Мне, которая была свидетельницей его страшного могущества?
И тогда Голубой Адепт и отец пожали друг другу руки. Адепт пошел в сторону темного леса, где скрылись жеребец и Хинни. Они не ответили на вопрос, ни тот, ни другой, а это ведь было так необходимо для всех. Ведь обычные люди не водятся с Адептами, и тем более никогда не связывают себя с ними брачными узами.
Голубая Леди закончила свой рассказ и подняла глаза на Стайла.
— А теперь ты можешь заняться своими делами, — проговорила она.
— Благодарю тебя, Леди! — ответил он и покинул ее.
3. ПРОТОН
Стайл скакал верхом на Нейсе по бесконечной необозримой равнине. Где-то здесь был Занавес, проникнув за который, можно проскользнуть в другой мир — на планету Протон.
— Пока Халк будет в дальних краях, а я на Протоне, прошу тебя, Нейса, оберегай Леди от всякой опасности. Мне не на кого больше положиться, кроме тебя, — прошептал он, наклонившись к рогатой кобылице.
Рог Нейсы издал мелодичную ноту: Стайлу не следует говорить об этом, разве он еще не убедился в преданности своего друга?
Вдали на фоне сумрачной долины слабо замерцал Занавес.
— Я постараюсь вернуться послезавтра, — сказал Стайл, — а если не вернусь…
— Халк! — всхрапнула Нейса.
— Да, пришли за мной Халка. Он знает Игру, знает Протон. Как ты считаешь, может ли что-то плохое случиться со мной на Протоне?
Рог протрубил горячо, отрывисто — нет! Но и тревожно! И Стайл понял ответ. Рог звучал по разному, согласно обстоятельствам.
— О! Я буду осторожен, — заверил Нейсу Стайл. — И там ведь есть Шина, моя телохранительница. Она не раз спасала меня на Протоне. Не печалься. Ты имеешь отдаленный шанс проникнуть за Занавес и взять с собой своего будущего малыша.
Нейса прервала его носовой нетерпеливой нотой, и Стайл прекратил разговор. И без того было достаточно трудно заставить ее принять факт его статуса Адепта, а осознать какие-то отдаленные перспективы своего будущего она вообще была не способна. И он не захотел тревожить ее.
А тем временем они достигли Занавеса, той черты, переступив которую, он очутился в другом мире. И он мысленно воссоздал контур коридора, совсем слабый. По нему кто-то шел, там лежали какие-то предметы, кажется, куча плетеных корзин. Непосвященные люди, в своем неведении о существовании Занавеса, спокойно ходили по этой местности, и между теми, кто пересекал магическую грань, было молчаливое соглашение — не мешать людям жить здесь обычной жизнью.
Стайл подождал, пока коридор освободится и прояснится Занавес, и стал раздеваться, аккуратно складывая свою голубую одежду и пряча ее в густых ветвях могучего дерева. Все это время он издавал губами мелодичный протяжный сигнал.
Поскольку ой стоял обнаженный, Нейса обернулась обнаженной девушкой, обняла его, поцеловала и, смеясь, сказала:
— И я похожа на обитателя Протона!
— Требуется нечто большее, чем нагота, чтобы стать обитателем Протона, — сердито сказал Стайл. — Единорог, перестань озорничать! — И прошептал, сделав шаг вперед: «Прими меня всего, коридор!»
Он почувствовал покалывание в теле, звон в ушах, когда переступал черту. Он, стоя в коридоре, одинокий и обнаженный, обернулся: Нейса едва виднелась сквозь сгущавшуюся пелену. Она снова была в обличье единорога.
— До встречи, дружок! — сказал он и помахал ей рукой. Решительно повернулся и быстро зашагал в глубь коридора. Было необычно ощущать себя обнаженным, ведь он успел уже привыкнуть к обычаю Фазы носить одежду.
Внезапно коридор-холл расширился и его пересекла главная взлетная полоса, вдоль которой стояло множество обнаженных рабов. Они расходились по своим рабочим местам.
Адепт присоединился к рабам, став одним из них. Правда, он отличался от них ростом: он был ниже мужчин, большинства женщин и даже некоторых детей, но он привык к этому. Время от времени он ловил на себе рассеянные взгляды, но, утишая самолюбие, напомнил себе, что лицо; пытающееся вынести суждение о другом только из соображений роста, лишь подтверждает свою неспособность здраво судить. Все же он был рад, когда покинул холл и очутился возле своей квартиры.
Он подошел к двери, и она тут же распахнулась, отреагировав на музыкальную тональность его шагов. Стайл переступил порог.
Обнаженный человек смотрел на него, сдвинув брови. С минуту они не сводили глаз друг с друга, потом тот, кто был в комнате, поднялся.
— Шина не сказала мне, что ты вернешься в этот час. Я ухожу.
— Минутку! — остановил его Стайл. Он узнал в человеке своего дубля — робота, заменявшего его, когда он был на Фазе. Без этой машины частые отлучки Стайла были бы слишком очевидны, что могло привести к беде.
— Нам не доводилось встречаться, — сказал Стайл. — Шина хорошо обходится с тобой?
— Шина не обращает на меня внимания, — ответил робот, — кроме тех случаев, когда мы не одни. Чтобы соблюсти приличия.
— Итак, ты запрограммирован во всем повторять меня. Не наскучило тебе это?
— Машине моего типа не бывает скучно, если только не будет заложена дополнительная программа.
— Даже если тебя запирают в запасной отсек? В чулан!
— Тогда отключаюсь.
Его ответ опечалил Стайла. Он сочувствовал всем угнетенным существам.
— Если когда-нибудь ощутишь неудовлетворенность, дай, пожалуйста, знать, я замолвлю слово.
— Спасибо за любезность. — Робот оставался бесстрастным. — Машина не нуждается в этом. Могу ли я уйти?
— Когда должна вернуться Шина?
— Через четыре минуты пятьдесят секунд.
— В таком случае уходи. Я тебя прикрою.
Робот не понял юмора человека. На Протоне были разные машины, разных типов и уровней, этот же робот не отличался особой сложностью. Он подошел к стене, совсем как человек, обернулся и бросил последний взгляд на Стайла, но этот взгляд обеспокоил Адепта, уж слишком он был безликим, даже отсутствующим. А ведь так он смотрел на всех, когда заменял его, Стайла.
Робот приподнял панель, за которой находился небольшой чулан, отодвинул ее и скрылся. В запасном отсеке он отключился.
Стайл вспомнил голема, который олицетворял его второе "я", пока Стайл не прибыл на место действия и не разрушил его. Какая в сущности разница между големом и роботом-гуманоидом? Один сотворен магией, другой — наукой. В этом больше параллели между двумя мирами, чем с точки зрения географии.
Стайл сел за стол, который только что покинул робот. На столе была разложена карточная игра — робот играл сам с собой. Странно. Если он, как говорят, никогда не скучает, так отчего же так коротает время? И тут же на ум пришел ответ: да потому, что сам Стайл делал бы это, если бы вдруг стало скучно. Так он совершенствовался в Игре, выверяя неясные положения.
Возможно, робот следовал и программе акробатических упражнений, хотя, естественно, не мог извлечь из этого что-то для себя. Все он делал для того, чтобы идентичность человека и робота была абсолютной.
Стайл проанализировал ситуацию карточной игры и сделал резюме. Он был углублен в это занятие, когда открылась дверь и появилась Шина.
Она была прекрасно сложена, чуть выше его и отдаленно напоминала ему другую, которую он знал много лет назад: женщину, такую миниатюрную, что даже он был выше ее, женщину-жокея, которую он думал, что любит.
Ее звали Тона. Встреча с ней приобщила его к музыке. Но все же Шина — к это стоило признать ради объективности — была милее, привлекательнее.
Он поднялся, шагнул к ней и обнял.
— Здесь кто-то есть! — воскликнула она удивленно.
— Никого, — ответил он, прижимая ее к себе для поцелуя, — ты хочешь любви?
— С роботом? О, глупец! — Она пыталась освободиться из его объятий, но он все крепче сжимал ее.
— Как знать… С роботом, возможно, лучше…
— О-о! — Она немного помолчала. — Хорошо!
Он поцеловал ее и переспросил:
— Хорошо? И как далеко у тебя заходят отношения с другими роботами?
— Мы просто друзья… Ну иди же в постель.
Теперь уже рассерженный, Стайл выпустил ее. Она рассмеялась.
— Влюбленный идиот! Неужели ты думаешь, что я не узнала тебя? — Она обняла его руками и страстно поцеловала.
— Интересно, что выдало меня? — полюбопытствовал Стайл.
— Кроме самого очевидного, еще есть и другие детали. Неужели ты считаешь, что они мне неизвестны? Излучение от живого тела, дыхание, сердцебиение, прочие нюансы живого существа…
— А очевидное?
— Твои руки. Они слишком загорели!
Он перевел взгляд на руки и увидел четкую линию там, где кончались рукава его рубашки, которую он носил на Фазе. Кисти рук под горячими лучами солнца стали темными.
Все жизненное пространство Протона было закрыто куполом, чтобы солнечные лучи просачивались без разрушительной интенсивности. Так что если и был у обитателей Протона загар, то очень умеренный, и, конечно же, он был ровным, без каких-либо переходов. Его загар не только отличал его от собственного дубля, но и выделял среди всех рабов Протона.
— Я буду носить перчатки, — сказал Стайл.
— Не думаю, что потребуются столь героические усилия, — успокоила его Шина.
Ока принесла тюбик с лосьоном нужного оттенка и втерла лосьон в кисти Стайла. Теперь они ничем не отличались от всех рук.
— Не знаю, что бы я делал без тебя, — благодарно прошептал Стайл.
— Ты бы постоянно оставался на Фазе с Леди!
— Несомненно.
— Да, но это совсем другой мир. Частичка твоего и уже была со мной до того, как ты узнал, что Леди вообще существует. Итак, до начала первой игры в Турнире у тебя в запасе есть добрых шесть часов, и я знаю, как тебе лучше провести их.
Она, действительно, это знала. Она была такой же влюбленной в него, как и миловидной, и существовала лишь для того, чтобы охранять его и нравиться ему. Уступить ей было легко. Более чем легко…
После, когда они лежали в постели, она спросила:
— Как дела на Фазе?
— Я убил голема, который там подменял меня, и научил моего друга-оборотня Керрелгирла, как вновь завоевать положенное место в стае.
— Об этом я знаю. Ты же возвращался к нам для предварительной Игры, помнишь? Так что ты делал там на этот раз?
— Оборотни и единороги помогли мне овладеть статусом Адепта Голубого Замка. — Для краткости Стайл сильно упрощал дело. — Сейчас я занимаюсь магией, но мне предстоит одолеть главного вожака единорогов, чтобы сохранить подле себя Нейсу.
— Мне нравится Нейса, — заметила Шина. — Но не ревнует ли она тебя к Голубой Леди?
— Нет. Они подружились, и Нейса знает, что моя судьба связана с существами мне подобными.
— С Леди, — чуть саркастически подсказала Шина, и Стайл понял, что невольно ранил ее.
— Да, но Леди не из этого мира, — уточнил он.
— Так-то оно так… Там другое, и Леди не может пройти за Занавес, но… На этой стороне у нее может быть дубль. Разве я не права?
Стайла словно вдруг озарило. А ведь верно! Здесь, на Протоне, вполне возможно находится другая часть ее существа. Его идеальная женщина здесь, рядом!
Он поймал себя на слове «идеальная».
— О, не подумай, что я против… — начала Шина осторожно, — как бы мне ни хотелось, чтобы это было не так, но ведь моя сущность иная, и мы оба это знаем…
— Но почему ты заговорила о дубле Леди?
— Нейса помогла тебе найти Леди, не правда ли? Могу ли я сделать для тебя меньше!
Да, так оно и было. Шина отождествляла себя с Нейсой и пыталась соревноваться с единорогом в верности Стайлу.
— Ты же понимаешь, что сию минуту я не могу отправиться на поиски, но что мне делать, если я найду Леди-дубль? — задумчиво произнес Стайл.
— Уверена, что ты что-нибудь придумаешь, — сказала Шина с гримасой отвращения на лице. — Мужчины обычно знают, что делать в таких случаях.
Стайл улыбнулся.
— Против всех ожиданий мужской ум не так примитивен. Да, я сражен любовью, мне предначертано любить Леди, хотя, быть может, ей-то это вовсе не предначертано. Но как я могу одновременно любить двух Леди? Ведь я ничего общего не имею с той, что воплощена на Протоне!
— И ты даже не хочешь увидеть ее?
— Я не осмеливаюсь и думать об этом.
— Но мои друзья могут доставить ее к тебе!
— Забудь об этом. Это только еще больше осложнит мою жизнь, а она и без того слишком усложнена! Сколько же мне еще продолжать существование в двух мирах? Я и так чувствую себя немного двоеженцем, хотя ни разу не был женат.
— Ты должен все это уладить.
Он повернулся к ней:
— Да тебе зачем это?
Но он знал — зачем. Он ранил ее, а она лечила рану тем, что сыпала на нее соль. И в этом была определенная логика, как было во всем, что Шина делала. Они оба прекрасно знали, что он никогда не сможет по-настоящему полюбить ее, жениться на ней, так же как не мог бы жениться на Нейсе или полюбить ее. Шина при всем ее глубоком чувстве к нему была всего лишь временной любовницей и телохранителем.
— Ты прав… — Она разделяла его взгляды на происходящее.
— Лучше забыть об этом. Я помещу эти воспоминания в банк своей памяти.
— Ты никогда не забудешь, если сохранишь в памяти… Ты должен выиграть на Турнире, — напомнила она ему, ловко уведя разговор в сторону, как это умеют делать все представительницы ее пола.
— Сознаюсь тебе, что я не уверен в своей победе на Турнире. К сожалению, пик моей способности к Игре еще не наступил. Я по шкале соревнований в два этапа могу потерпеть поражение.
— Но если ты потерпишь поражение на первом этапе, твое пребывание в качестве раба на Протоне кончится, и ты должен будешь постоянно жить на Фазе, а я больше никогда не увижу тебя, — печально сказала Шина. — Ты должен сделать попытку победить на Турнире, хотя бы ради того, чтобы выяснить, кто хотел убить тебя, а это ты сможешь сделать, только став полноправным Гражданином Протона.
— Да, это так, — согласился Адепт. Он ни на минуту не забывал о том, что должен выяснить, кто пытался его убить и повредил колени, после чего Стайла признали непригодным для службы жокеем здесь, на Протоне.
Ряд последующих событий, вызванных этим покушением на убийство, как это ни парадоксально, неизмеримо обогатили жизнь Стайла, принимая во внимание даже постоянно тлеющий в нем гнев. Они привели его в другой мир — на планету Фаза. Но все это время ему не терпелось свести старые счеты, и Шина была права — он должен во что бы то ни стало победить на Турнире. Для победителя установлен высший приз Протона — гражданство. Итак, у него был шанс, хороший шанс, он ведь способен к Игре, но возможность финальной победы все же очень невелика. Естественно, его интересовало, имела ли история, которую рассказала Леди, какое-либо отношение к нему? Снежный демон был сожжен заклятием Адепта из Голубого Замка, демон покалечил колени Хинни. Стайлу тоже покалечили колени, когда скакал на лошади. Было ли это свидетельством необыкновенного сходства двух измерений? Предметы и явления имеют тенденцию выстраиваться в линию, но иногда их путь отклоняется от прямой, начинает блуждать.
— Только Игра! — сказала Шина. — Конечно, если ты проиграешь, мне придется стерпеть и это. Но я знаю, ты постараешься.
— Я постараюсь, — пообещал Стайл.
Итак, начало Большой Игры объявлено. Теперь Стайл должен войти внутрь игрового отсека. Для Шины туда путь закрыт. Она будет в другом отсеке — для зрителей — наблюдать за игрой по голографу. Узнать ее мнение, услышать негодующие возгласы или аплодисменты Стайл мог, если голограф включат на обратную связь. На некоторых видах состязаний зрителям разрешалось присутствовать.