- Следи за каждой нитью, - поучала Иволейна, стоя у нее за спиной и наблюдая за ее движениями. - Не выпускай нить из поля зрения, пока не убедишься, что она правильно легла на основу и вплелась в общую картину. И никогда не забывай, что только сплетенные вместе они создают единое целое, во много раз более прочное, чем любая из составляющих, и одновременно столь же тонкое.
      Постепенно слова королевы начинали смешиваться с жужжанием челнока и ритмичным поскрипыванием большой деревянной педали, а по ночам, стоило Грейс смежить веки, ей постоянно мерещилось, будто ее затягивает в станок и с ног до головы опутывает пряжей.
      Эйрин сия чаша миновала. Она уже умела ткать - видимо, это искусство входило в обязательную программу обучения и воспитания благородных девиц. Но Иволейна подыскала ей другое занятие. Она о чем-то перемигнулась со своей рыжеволосой наперсницей леди Трессой, та взяла баронессу за руку и куда-то увела. Вернулись они поздно, изнемогая от усталости. Здоровая левая рука Эйрин была перепачкана в земле; грязные пятна виднелись даже на ее щеках и платье.
      - Мы сажали грядки в саду! - негодуя и удивляясь одновременно, сообщила она, когда подруги, с трудом передвигая ноги, возвращались к себе. - Ты представляешь, она заставила меня сажать!
      - И что же вы сажали? - полюбопытствовала Грейс, теряясь в догадках, как ей следует реагировать. - Лекарственные травы?
      - Если бы! - отмахнулась баронесса. - Обыкновенную репу!
      Последующие дни мало чем отличались от первого. Никто не спешил посвящать их в сокровенные тайны и учить магическим заклинаниям. Совет Королей возобновил заседания, и теперь Грейс и Эйрин могли бывать у Иволейны только вечерами. В ее покои приходилось пробираться тайком - чтобы Бореас чего-нибудь не заподозрил. Впрочем, Грейс всегда могла сослаться в свое оправдание на королевское задание. Другое дело, что, попадая в покои королевы Толории, она никак не могла найти подходящий предлог, чтобы выведать причины ее решения воздержаться при голосовании. Как-то так получалось, что она всякий раз начисто забывала о поручении Бореаса, а когда спохватывалась, было уже поздно. Да и занятия под руководством Иволейны с каждым днем все сильнее увлекали Грейс.
      Особенно ткачество. Первое время она боялась покалечить пальцы, но вскоре они огрубели, покрылись мозолями и перестали болезненно отзываться на каждое соприкосновение с челноком. Постепенно натянутое на раме полотно начало приобретать законченный вид. Будущий гобелен, по замыслу, должен был изображать садовый пейзаж в сумерках. Чтобы придать ему таинственность и некий зловещий смысл, Грейс преимущественно использовала пряжу фиолетовых и темно-зеленых тонов. Вчера она даже нарочно явилась пораньше, рассчитывая закончить работу, и была неприятно разочарована, обнаружив отсутствие не только незавершенного гобелена, но и самого ткацкого станка.
      - Настало время для новых уроков, - объявила Иволейна, словно не замечая недовольства Грейс. - Леди Эйрин продолжит занятия с сестрой Трессой. Не бойтесь, баронесса, с огородничеством покончено. А вам, леди Грейс, придется привыкать к новой наставнице. Я с удовольствием поработала бы с вами сама, но заседания Совета не позволяют мне уделить вам достаточно внимания.
      Грейс только сейчас заметила, что, кроме королевы и леди Трессы, в гостиной присутствует еще одна женщина. До этого момента она пряталась в тени, но при последних словах Иволейны выступила вперед, шурша юбками изумрудно-зеленого платья и растянув коралловые губки в насмешливой улыбке.
      - Пришла пора и вам наконец узнать, каково это на самом деле быть ведьмой, милочка!
      Грейс вздрогнула и вернулась к действительности. Под низкими сводами грота было холодно и сумрачно.
      - Что я должна делать?
      Кайрен изобразила на лице очаровательную гримаску - должно быть, до автоматизма отработанную перед зеркалом.
      - Вы неправильно ставите вопрос, леди Грейс, - пожурила она, придвигаясь еще ближе. - Прежде всего необходимо понять, что вы хотите сделать!
      Странно. Что могут означать ее слова? Грейс уже собралась возразить, что от ее желаний ничего не зависит, как вдруг с пронзительной ясностью поняла, что это вовсе не так. Она с детства привыкла к тому, что между ней и окружающим миром существует непреодолимый барьер. В то же время она всегда мечтала прикоснуться к нему, вобрать в себя, ощутить кончиками пальцев - как нить пряжи в ткацком станке.
      - Я хочу чувствовать все, - твердо сказала Грейс. - Грот, этот зимний сад, деревья, почву, небо...
      Довольная улыбка скользнула по губам Кайрен. Ни слова не говоря, она протянула руки и начала развязывать пояс платья Грейс. Та в испуге отпрянула.
      - Что вы делаете? Зачем?
      - Оно тебе не понадобится, - заверила ее графиня.
      - Да я же замерзну! - попыталась возразить Грейс. Лицо Кайрен приобрело непривычно строгое выражение.
      - Ты должна доверять своей учительнице, сестра! - произнесла она с упреком.
      Грейс напряглась. Разумеется, зная мстительную, завистливую и коварную натуру графини Силезской, она не доверилась бы ей ни за что на свете. С другой стороны, та, несомненно, обладала тайными познаниями и способностями, к которым мечтала приобщиться Грейс. Она заставила себя сделать шаг к Кайрен, опустила руки и расслабилась.
      Проворные пальцы графини забегали по ее телу, развязывая, расстегивая, расшнуровывая. Грейс стояла неподвижно, глядя поверх ее склоненной головы на примыкающую почти вплотную ко входу сплошную стену кустарника. Еще со времен пребывания в сиротском приюте Беккетта ее ужасала возникающая порой необходимость раздеваться в присутствии посторонних. С медицинской точки зрения, ее паническая боязнь наготы имела вполне логическое обоснование. Детские впечатления - самые стойкие. Они оставляют невидимые шрамы, которые могут сохраняться годами и десятилетиями после того, как изгладятся все следы физического насилия. А еще они порождают подспудный страх перед тем, что кто-то когда-нибудь сумеет разглядеть их под кожей и раскрыть ревностно хранимые секреты.
      Платье Грейс сползло с плеч и талии и осело бесформенной грудой вокруг ее ног. Жгучий мороз не замедлил впиться иголками в голое тело.
      - Х-холодно! - пожаловалась она, зябко ёжась и стуча зубами.
      - Это нетрудно исправить, милочка, - усмехнулась Кайрен.
      - К-как? Что т-ты имеешь в в-виду?
      Графиня повела рукой вокруг, вбирая своим жестом колючий вечнозеленый кустарник лабиринта, высящиеся над ним кроны фруктовых деревьев сада, тронутую инеем пожухлую траву у входа в пещеру...
      - Зачем мерзнуть, когда кругом полно жизненной силы?
      - Я... я не понимаю.
      Врачебный опыт подсказывал Грейс, что минусовая температура в сочетании с высокой влажностью в считанные минуты приведут к переохлаждению организма и проявлению первых симптомов гипотермии. Она уже однажды чуть не замерзла насмерть в этом мире и вовсе не стремилась к повторению этого опыта.
      Кайрен не ответила, молча взирая на нее с улыбкой, напоминающей свернувшегося на губах кораллового аспида.
      - Покажи мне, - взмолилась Грейс, хорошо понимая, что играет на руку графине, желающей унизить ее, заставив просить. Но ей уже было все равно. Пожалуйста!
      Зеленые глаза удовлетворенно вспыхнули.
      - Сию минуту, сестра. Сейчас твое желание будет исполнено. - Кайрен встала за спиной Грейс и прошептала ей на ухо: - Закрой глаза, милочка.
      Грейс повиновалась.
      - Теперь прикоснись к кустам, что прямо перед тобой.
      Требование показалось Грейс нелепым, но она с готовностью вытянула вперед руки.
      - Не руками, сестра! Ты же владеешь Даром. Освободи свой мозг и коснись их мысленно.
      Что она несет? Грейс покачала головой.
      - Но я не умею этого делать!
      Вкрадчивый шепот графини был мягок и холоден, как свежевыпавший снег:
      - Научись! Иначе замерзнешь.
      Тело Грейс сотрясала крупная дрожь. Она знала, что озноб вскоре пройдет и уступит место сонливости. Это будет началом конца. Она попыталась сделать шаг, но слова Кайрен эхом отдавались в ее ушах, а ноги приросли к земле, как будто она перестала быть человеком и обратилась в дерево гибкую белую березку, дрожащую на зимнем ветру ветвями, с которых давно облетела листва.
      - Прикоснись к ним, Грейс! Сделай это...
      Нет, невозможно! А почему, собственно? Она вспомнила тот день, когда Кайрен нанесла ей визит. Вспомнила, как почувствовала чье-то присутствие у себя в мозгу - чужеродное, бесцеремонно шарящее по закоулкам памяти, подбирающееся к сокровенному... Тогда она нашла силы прогнать непрошеного пришельца.
      Усилием воли подавив озноб, Грейс постаралась максимально точно восстановить в памяти все свои ощущения в тот момент. Она должна попытаться. Должна! Предельно сосредоточившись, она мысленно потянулась к колючим вечнозеленым побегам.
      Мозг заволокла холодная черная пелена. Все остальное куда-то исчезло.
      - Сделай это, сестра! - Слова раздражали ее, впиваясь ледяными иглами и мешая сконцентрироваться. Она ненавидела этот голос, упрямо продолжающий терзать ее: - Прикоснись же к ним!
      Нет, все тщетно! Сейчас она окончательно замерзнет и превратится в хрупкую ледяную статую. Освобожденный разум слепо тянулся по сторонам, но не находил ничего, к чему можно было прикоснуться. Только снег, лед, беспросветный мрак и...
      ... тепло! Восхитительное золотисто-зеленое тепло на миг коснулось поверхности ее мозга - и тут же исчезло, как огонек задутой свечи в темной комнате. Грейс заметалась в панике, нащупывая ускользающий источник. Вот он! Мягкий, ровный, прекрасный и бесконечно желанный, как свет маяка, указывающий путь в штормовой ночи. Как же она его до сих пор не замечала?
      Счастливая улыбка расцвела у нее на губах. Если бы она знала раньше, как это просто!
      Уже уверенно Грейс потянулась к нему и всем своим существом прикоснулась к спасительному средоточию света и тепла.
      Глаза ее широко раскрылись. В саду по-прежнему было холодно, но она больше не чувствовала мороза. Чудесное животворящее тепло разливалось по ее жилам, пронизывало все поры, ласково гладило по коже, словно летний ветерок в знойный солнечный день. Грейс глубоко вдохнула и ощутила божественный аромат распускающейся зелени.
      - Вот так-то, милочка! - прозвучал над ухом торжествующий голос. - Я знала, что у тебя получится.
      - Что это, Кайрен? - спросила потрясенная Грейс; она и не подозревала, что возможно столь полное слияние с иной сущностью, частью которой она только что стала.
      - Это Дух Природы.
      Графиня стояла перед ней обнаженная. Грейс и не заметила, когда та успела сбросить платье и меховую шапочку. Кожа ее словно светилась изнутри - так же как и ее собственная.
      - Дух Природы?
      - Да. Это животворная сила, присутствующая во всем, что произрастает и движется. Она есть в деревьях, в кустах изгороди и даже во мху, которым обросли камни грота. Она охватывает весь мир незримой паутиной, могущество и размеры которой невозможно себе представить.
      Грейс снова закрыла глаза.
      - Я чувствую их! - восторженно прошептала она. - Чувствую каждую веточку, каждую иголочку этого кустарника. И то высокое дерево за гротом. Листья его облетели, но я вижу, как движутся в стволе и ветвях струйки жизненной силы. Ой, посмотри: там в углу мышка спряталась и за нами подглядывает! Удивительно! В жизни не испытывала ничего подобного.
      - Неужели, леди Грейс? - насмешливо прищурилась Кайрен. - Вы же целительница, если мне не изменяет память.
      Грейс хотела возразить, но передумала. Графиня была во многом права.
      Кайрен тем временем склонилась над своим сброшенным платьем и извлекла из складок маленький глиняный горшочек. В горшочке оказалось ароматизированное масло. Налив немного на ладонь, она начала растирать им тело Грейс. Та сначала напряглась - она очень давно не позволяла никому прикасаться к себе и не была уверена в том, что выдержит это испытание, но нежные пальчики графини так мягко и уверенно скользили по ее коже, что Грейс вскоре расслабилась и даже стала получать удовольствие, как от лечебного массажа. Живительное тепло продолжало наполнять ее тело. Теперь она понимала, почему в тот день любовники в гроте не побоялись расстаться с одеждой, несмотря на мороз.
      - Да, сестра, с тобой это случалось и прежде. Теперь ты знаешь, что значит быть колдуньей. Только имеющие Дар могут ощутить Дух Природы, слиться с ним и обратить себе на службу заключенную в нем силу. - Голос Кайрен понизился до шепота. - А сейчас слушай меня внимательно, сестра. Когда-то нас называли ведьмами. Мы были старыми, уродливыми, гонимыми и всеми презираемыми - ведуньи, травницы, гадалки, целительницы. Нас считали одержимыми, нас преследовали, в нас швыряли камни, нас сжигали на кострах. А ныне... Узри же, сестра, в кого мы превратились ныне!
      Графиня жестом указала на лужу, образовавшуюся на месте растаявшего под воздействием жара их тел сугроба. Они вместе склонились над серебристой гладью воды, и та послушно отразила их обеих. Нагие, зеленоглазые, ослепительно красивые - не просто женщины, но еще и эфирные создания, обладающие неслыханным могуществом.
      - Смотри же, сестра, смотри! - ликующе и возбужденно воскликнула Кайрен. - Нам нечего стыдиться и некого бояться. Мы больше не бесправные деревенские ведьмы-старухи, а волшебницы, обладающие высоким положением и властью, - молодые, прекрасные и могучие.
      Грейс втянула воздух жадно расширившимися ноздрями, вбирая в себя живительные ароматы деревьев, плюща, мхов. Боже, какой унылой и пресной была ее жизнь до сегодняшнего дня, когда она впервые почувствовала, что значит жить по-настоящему!
      - Еще, - прошептала она. - Хочу еще!
      Она зажмурилась, освободила сознание и снова потянулась всем своим существом к источнику силы и блаженства.
      Грейс вздрогнула и широко раскрыла глаза. Вместо волшебного тепла ее окутала плотная пелена ледяного холода. Ликующее, упивающееся своей безграничной мощью эфирное существо в мгновение ока превратилось в прежнюю Грейс - дрожащую, посиневшую, жалкую и совсем голую.
      Взгляд Кайрен сделался жестким и расчетливым.
      - На сегодня с тебя достаточно, сестра, - сухо сказала графиня. - Это как вино - в первый раз слишком большая доза может только навредить.
      Грейс могла бы кое-что возразить, но зубы ее так сильно стучали, что она не в состоянии была выговорить ни слова.
      Я знаю, ты поступила так нарочно, стерва зеленоглазая! Вполне в твоем стиле - дать ребенку красивую игрушку и тут же отобрать ее.
      Не сказав больше ни слова, Грейс кое-как натянула платье и покинула грот, даже не оглянувшись на провожающую ее ехидным взглядом графиню. Она не помнила, как прошла через лабиринт, пересекла двор и вновь очутилась под сумрачными каменными сводами цитадели - холодными, сырыми и безжизненными.
      77
      Пару дней спустя после совместной с Грейс экскурсии в отмеченную знаком Ворона кладовую Трэвис впервые услышал от своих новых учителей, что у рун существуют не только прямые, но и косвенные названия.
      - Дело в том, Трэвис, - пустился в объяснения Рин, - что в произнесении имени руны - любой руны! - всегда таится определенная опасность.
      За узким окном неторопливо кружился и падал густой мягкий снег. Голуби притихли и жались друг к дружке на своих насестах высоко под потолком. Трое людей внизу поступали точно так же, хотя и сидели у пылающего камина.
      - Даже когда ты называешь имя руны шепотом, - продолжал молодой толкователь, - и соблюдаешь при этом все меры предосторожности, ты все равно не можешь полностью избежать риска пробудить - полностью или частично - скрытую в ней силу. Поэтому, говоря о рунах, мы, как правило, пользуемся косвенными названиями.
      - Косвенными? - переспросил Трэвис, плотнее запахивая на груди свой дорожный плащ.
      Вместо ответа Рин указал стилосом на изображение руны, начертанное на восковой табличке. Это был Синдар, или руна серебра.
      - Мы называем эту руну Слезы Исани. А эта, - указал он на соседний символ, изображающий руну горы, или Фол, - носит косвенное название Кости Дарнака.
      Исани. Дарнак. Трэвису были знакомы эти имена - имена Древних Богов, которые упоминал Джемис, рассказывая о сотворении мира. Некогда они и подобные им - в том числе достославный Орлиг Однорукий, благодетель человечества, - безраздельно владели Зеей, но потом вынуждены были уйти, уступив место более активным и напористым Молодым Богам. Внезапно Трэвиса осенило. В самом деле, какое изящное и вместе с тем гениально простое решение! Зачем рисковать, называя руну ее подлинным именем, если гораздо проще придумать ей кодовое название, исключив тем самым малейший шанс причинить вред себе и окружающим.
      - Покажи мне еще, - попросил он, с жадным любопытством следя за кончиком стилоса.
      Рин не заставил себя долго уговаривать. Трэвис узнал, что Шарн - руна воды - иначе зовется Кровью Сайи, а Кел - руна золота - Проклятием Фендира. Тут в урок счел нужным вмешаться Джемис, поведавший сухим, надтреснутым старческим голосом печальную повесть о Фендире - родоначальнике темных эльфов. Страсть к золоту загнала его потомков глубоко под землю и изменила их облик. Они сделались низкорослыми, коренастыми и уродливыми, приобретя взамен необыкновенные способности к поиску рудных месторождений и обработке металлов.
      А на следующий день Джемис наконец-то позволил Трэвису самостоятельно произнести имя руны.
      - Вот твоя первая руна, - буркнул старик, начертав на восковой табличке символ и показав его ученику.
      Руна, а ведь я тебя знаю! Трэвис чуть было не сказал эти слова вслух, но вовремя прикусил язык. Молча кивнув, он тщательно перерисовал изображение на свою табличку. Это был Кронд - руна огня.
      Усевшись за столик, Трэвис уставился на стоящую перед ним незажженную свечу. Облизал пересохшие губы, собрался с духом и громко выпалил:
      - Кронд!
      Правую ладонь пронзило электрическим разрядом. Верхняя часть свечи исчезла в ослепительной вспышке, высоко под потолок взметнулся мощный язык пламени. Трэвис непроизвольно отшатнулся и чуть не повалился на пол вместе со стулом.
      - Шарн! - повелительным голосом вскричал Джемис, и пламя в тот же миг увяло и погасло. Трэвис перевел дыхание. От свечи остался лишь оплавленный комок воска, а в центре стола чернело выжженное угольное пятно.
      Джемис ужасно рассердился. Его маленькие глазки под кустистыми седыми бровями пылали гневом.
      - Чтобы перерезать нить, вовсе не обязательно обнажать меч! Запомни это раз и навсегда, ученик!
      Он брезгливо отвернулся от понурившегося Трэвиса и, не сказав больше ни слова, удалился к себе.
      Рин задумчиво вертел в пальцах изуродованную свечку, безуспешно пытаясь поставить ее вертикально.
      - Придется, наверное, поглубже заняться с тобой самоконтролем, - уныло проговорил он, качая головой.
      Трэвис согласно кивнул, стараясь не вспоминать об охваченном языками неугасимого пламени безумном лорде из Эридана.
      На следующий день он проснулся рано. Комнату наполняли серенькие предрассветные сумерки. Трэвис уже приспособился к режиму обучения и больше не нуждался в услугах Фолкена, поднимавшего его с постели с первыми проблесками дня. С койки у противоположной стены доносилось ровное дыхание спящего барда.
      Последние дни Трэвис почти не общался с Фолкеном и Мели-ей. С занятий он возвращался поздно и уставал до такой степени, что сразу валился на койку, часто забывая об ужине. Да и у них на него не было времени: днем они неизменно торчали на заседаниях Совета, а потом допоздна обсуждали услышанное. Возникающие при этом споры частенько будили Трэвиса посреди ночи, но его мало занимало, кто из королей или королев выступил на прошедшем заседании и что при этом сообщил. Сквозь дрему до него долетали лишь бессвязные обрывки бесконечных разговоров, большую часть которых он пропускал мимо ушей. Однако кое-что все-таки отложилось в памяти:
      ... стаи голодных волков с Пустынных земель проникают...
      ... злая лихоманка, почему-то поражающая только детей...
      ... часто видят зловещие тени в окружающих Эмбар лесах...
      Иногда эти тревожные фразы каким-то образом вплетались в его сны, порождая причудливые грезы, а порой и самые настоящие кошмары.
      С Бельтаном Трэвис виделся еще реже, чем с бардом и волшебницей. Как-то так выходило, что всякий раз, когда ему случалось заметить высокую фигуру светловолосого рыцаря, тот либо был слишком далеко, либо брел, понурив голову и опустив глаза, никого не замечая вокруг. Уныние и хандра, казалось, исчезнувшие в день открытия Совета Королей, вновь овладели принцем и терзали его с удвоенной силой. Трэвис терялся в догадках, но так и не решился потревожить друга в таком удрученном состоянии.
      Поднявшись с постели, он чуть не завопил от неожиданности: пол был холоден, как лед. Поспешно натянув сапоги, Трэвис быстренько оделся, закутался в плащ и беззвучно выскользнул из комнаты.
      Теперь ему даже чем-то нравились эти предутренние часы, когда день еще только начинался и все в замке еще спали. Бледный диск заходящей луны нависал над высокой стеной, окружающей верхний двор. Рассеянный лунный свет серебристым инеем ложился на крепостные бастионы. Зябко вздрагивая, Трэвис рысью пересек двор наискосок и взбежал по ступеням перед входом в башню толкователей рун. Было так холодно, что он решил не стучать и не дожидаться, пока Рин спустится и откроет ему, а просто толкнул дверь и вошел. В главный зал вела широкая тускло освещенная лестница. Трэвис начал подниматься по ней, но остановился и замер на полдороге, услыхав доносящиеся откуда-то сверху голоса:
      -... мы должны немедленно прекратить занятия с ним!
      - Мы не можем так поступить, Джемис. Взяв его в ученики, мы приняли на себя священное обязательство, нарушить которое мы не имеем права.
      - Можем и имеем! Предлог всегда найдется: во-первых, он слишком стар для ученика, во-вторых, не умеет себя контролировать, в-третьих, даже читать толком не умеет. Я утверждаю, что обучать его дальше бесполезно и опасно!
      - Я не могу согласиться с тобой, Джемис. Мы обязаны продолжить начатое. Ты же видишь, как он силен. Сильнее меня. Сильнее тебя. Клянусь Орлигом, я нисколько не удивлюсь, если он окажется сильнее, чем сам гроссмейстер Орагиен!
      Джемис лишь презрительно хмыкнул в ответ.
      Трэвис не стал дожидаться продолжения. Повернувшись, он на цыпочках сбежал по ступеням, отворил дверь и выскочил во двор. Свежий морозный воздух наполнил его легкие и остудил пылающие щеки.
      "Ты же видишь, как он силен..."
      - Зачем ты так поступил со мною, Джек? - с тоской прошептал Трэвис, устремив взор в безмолвное небо. - Ты же знал, что мне не нужна эта сила! Мне не нужна никакая сила! Почему ты выбрал именно меня, Джек?!
      Верхний краешек лунного диска, качнувшись, исчез за зубцами крепостной стены. Во дворе сразу померкло, а злобно взвывший ветер подхватил сбивчивую мольбу и умчал прочь, оставив без ответа. Потоптавшись в снегу еще с минуту, Трэвис повернулся и пошел обратно. Тяжело поднялся по раскрошившимся каменным ступеням и постучал в дверь.
      78
      Прошло несколько дней, прежде чем у Грейс появилась возможность снова повидаться с Трэвисом и вместе с ним заняться поиском других дверей, отмеченных зловещим символом. Казалось, спрос на ее свободное время возрастает с каждым новым днем, проведенным в Кейлавере. Нельзя сказать, что Грейс Беккетт была белоручкой или чуралась тяжелой работы. Живя в Денвере, она дневала и ночевала на службе в госпитале, нередко оставаясь на ногах до полутора суток. Обычно это заканчивалось тем, что появлялся Леон Арлингтон, забирал из ее немеющих пальцев шприц, стетоскоп или скальпель и отводил в комнату отдыха.
      - Не хочешь уходить домой, не надо, но об отдыхе все ж забывать не след, - приговаривал старый прозектор, заботливо укладывая ее на кушетку и шутливо грозя толстым коричневым пальцем. - Ты должна меня слушаться: дядюшка Леон тебе плохого не посоветует. Если не поспишь сейчас, кончишь тем, что упокоишься навеки в одной из моих стальных ячеек внизу. Дошло?
      Грейс согласно кивала, послушно позволяя Леону уложить себя на виниловое покрытие кушетки и накрыть лабораторным халатом. Потом закрывала глаза и иногда даже засыпала. Но сон ее длился недолго. Спустя час, максимум - два она вновь возвращалась в приемное отделение к своим пациентам. Сон не приносил облегчения и покоя - в отличие от работы, заключающейся в том, чтобы собирать и сшивать в единое целое изломанные и искалеченные человеческие тела.
      - Доктор, исцели себя! - то ли в шутку, то ли всерьез посоветовал ей однажды Леон. Только это было невозможно, а бедняга Арлингтон сам уснул вечным сном в одном из металлических ящиков морозильной камеры, которыми так часто ее пугал.
      Но какими бы утомительными и насыщенными ни были дни и ночи Грейс в Денверском мемориальном, прежний опыт мало подготовил ее к тому, с чем пришлось столкнуться в Кейлавере. Никогда прежде ей не приходилось одновременно заниматься таким множеством разнообразных дел и общаться с таким количеством здоровых людей, для каждого из которых требовалось найти индивидуальный подход и надеть на себя соответствующую личину. А Бореас между тем, казалось, совершенно позабыл о существовании своего тайного агента. Если не считать того спешного вызова на следующий день после открытия Совета, король ни разу с тех пор не удостоил ее вниманием.
      Царствующие особы редко что-нибудь забывают.
      - Какими новостями вы меня сегодня порадуете, миледи?
      Грейс никогда не считала себя ни слабонервной, ни излишне впечатлительной, но даже она не сумела удержаться от испуганно го возгласа, когда его величество преградил ей путь, внезапно выскочив из какой-то темной ниши в коридоре.
      Острые белые клыки Бореаса хищно оскалились в жутковато пародии на улыбку.
      - Доброго утра вашему величеству, - выдавила из себя Грейс с трудом уняв дрожь.
      Одетый, как обычно, в черное, король упругой звериной по ходкой дважды обошел вокруг нее. Выпуклые мышцы играли под туго обтягивающим его мощную фигуру костюмом. Грейс так сильно закусила губу, что опомнилась, лишь почувствовав на языке солоноватый вкус крови. Она ненавидела это ощущение, неизменно возникающее в его присутствии. Исходящий от Бореаса животный магнетизм вкупе с первобытной свирепостью и силой и несомненной мужской привлекательностью полностью подавляли ее волю. Такому человеку казалось невозможным не только отказать в чем бы то ни было, но и просто возразить.
      Ну почему, черт побери, мир устроен так несправедливо? По какому праву мужчины присвоили всю власть себе, а женщинам милостиво предоставили право подчиняться и исполнять все их прихоти? Но ты ведь знаешь, Грейс, что это не так. Вспомни зимний сад и нежные весенние ароматы посреди заснеженной поляны! Помимо грубых мужских, существуют и другие методы.
      Ободренная сознанием обретенной силы, Грейс бесстрашно расправила плечи, подняла голову и в упор посмотрела прямо в голубые глаза владыки Кейлавана.
      - Прошу прощения, ваше величество, но я, помнится, уже доложила вам обо всем, что мне удалось узнать.
      - Мне этого недостаточно, миледи! - В словах короля не было ни гнева, ни раздражения - он просто констатировал факт. - Я уже знаю, как и почему голосовал каждый из участников Совета. Теперь мне необходимо узнать, каким способом можно изменить решение наших противников при повторном голосовании.
      В глазах Грейс мелькнуло изумление. Кем, интересно, он ее считает, если всерьез ожидает, что ей удастся поколебать мнение столь могущественных особ?
      - Вы умны и изобретательны, миледи, - продолжал Бореас предупреждая готовый сорваться с губ Грейс вопрос. - И я уверен, именно вы сумеете обнаружить нечто такое - уязвимо; место, тайный страх, тщательно скрываемое желание - в каждом из голосовавших против правителей доминионов, что я смог бы использовать в собственных целях. Совет обязан принять решение о военном союзе и созыве всеобщего ополчения. Если этого не произойдет, все потеряно.
      Грейс очень хотелось высказать этому твердолобому типу, прущему напролом с бычьим упрямством, что ей осточертело его дурацкое задание и если ей придется обхаживать еще хотя бы одного нобля, чтобы из недомолвок, откровенной лжи и пошлых комплиментов выудить мелкий дополнительный штришок к давно сложившейся общей картине, она просто не выдержит и свихнется. Вместо этого она покорно склонила голову и сказала:
      - Разумеется, ваше величество. Я сделаю все, что в моих силах.
      Король только кивнул и, не вымолвив ни слова на прощание, повернулся и зашагал прочь. Когда его могучая фигура скрылась за поворотом, Грейс, дрожащая и обессиленная, с трудом доковыляла до ближайшего окна. Раскрыв створки, она высунула голову и с наслаждением вдохнула свежий морозный воздух. Холодный ветер немного остудил ее покрытый испариной лоб и пылающие щеки. Она посмотрела вниз. Полдюжины вооруженных стражников - очевидно, смена караула, - бодро маршировали по направлению к воротам, ведущим в нижний двор. Лучи неяркого зимнего солнца окрашивали зловещим багрянцем блестящие наконечники их копий.
      Грейс сунула руку в карман и достала деревянного быка, подобранного в грязи на базаре, - грубо вырезанный символ культа Ватриса, воинственного бога, которому поклонялся Бореас. Поднеся статуэтку к глазам, она осторожно коснулась пальцем крошечной иголки-меча, воткнутой в горло животного.
      - Вы когда-нибудь слышали историю Ватриса, миледи? - прозвучал за спиной знакомый мужской голос.
      Грейс стремительно обернулась и с улыбкой шагнула навстречу невесть откуда взявшемуся рыцарю.
      - Дарж! Как я рада! Сколько же мы с вами не виделись? Обветренное и невозмутимое, как гранитная скала, лицо эмбарца не дрогнуло ни единым мускулом.
      - Пять дней, миледи. Но я всегда находился поблизости. Грейс снова улыбнулась, на миг забыв о собственных проблемах.