Шаг до страсти

— Нет, — согласился Лодер. — Не об этом. Но мне хочется услышать от вас про ваш отпуск. Познакомились с кем-нибудь интересным?

То, что она стояла, глядя на него сверху вниз, никакого преимущества не давало, она чувствовала себя, как на суде. В этот момент младший из них просунул голову в дверь.

— Чая нет, — сообщил он, обращаясь к Лодеру. — Кофе сойдет?

— Хорошо, пусть будет кофе. Вы ведь выпьете, миссис Ферроу?

Если бы он не напугал ее, она бы послала его к черту.

Нужно было сделать это сразу, а теперь, упустив инициативу, она злилась на себя. Какое он имеет право рассиживаться здесь, какое у него право посылать шофера к ней на кухню! И он не смеет смотреть на нее подобным образом, да еще и угощать ее собственным кофе.

Нельзя сказать, чтобы он отличался особенными бицепсами, на детектива не походил, как и не походил на мясника-следователя; он выглядел скорее чиновником какого-нибудь правительственного учреждения. Не было причин бояться его, но она боялась.

— Вы не ответили мне, — сказал он. — Вы познакомились с кем-нибудь, когда находились за границей? С кем-нибудь подружились?

— Вы же прекрасно знаете, что познакомилась и подружилась. — Она сама удивилась тому, что ответила уверенно. — Потому вы и здесь. Он говорил, что вы придете.

— Еще бы ему не знать, — заметил Лодер. — Я был бы весьма обрадован, если бы вы рассказали мне все, как было. Кстати, как звали этого человека — вы сказали «он», я не ослышался, миссис Ферроу?

— Его звали Федор Свердлов. Он военный атташе в Советском посольстве. Вот и все, что я могу сказать вам, если вы не вздумаете потребовать от меня, чтобы я рассказывала день за днем, сколько мы плавали, куда ходили ужинать, что ели. Боюсь, я не запомнила все мелочи.

— От вас этого не потребуется, — ответил Лодер. — Непонятно, чего там наш Джозеф так долго возится с кофе, я сам терпеть не могу его варево. Однако это лучше, чем ничего. Он ни с кем, кроме вас, не познакомился?

— Нет, — сдалась Джуди и села. В коробке нашлись сигареты, и она закурила. После сигарет Свердлова они показались слабыми и безвкусными. Впрочем, он дал ей с собой целый блок.

— Мы вместе проводили время. Насколько мне известно, он никогда больше ни с кем не разговаривал.

— И он никогда никуда не выходил один; не ездил по острову; не случалось ли так, что он выезжал с вами в машине, потом оставлял вас на пляже, а сам уходил куда-то? Что-нибудь в этом роде?

— Нет, — сказала Джуди. — Весь день мы проводили вдвоем. Он никуда не ходил без меня.

— Похоже, это у вас недурно получалось.

— Если вы собираетесь разговаривать со мной подобным тоном... — Она приподнялась из кресла, он поднял руку, ладонью к ней, словно учитель в школе, успокаивающий трудного ученика.

— Не принимайте близко к сердцу, миссис Ферроу. Такая уж у меня работа. А вот и Джозеф. Где тебя черти носили? Готовил обед из трех блюд?

— Извините, — сказал шофер. — Не мог найти кофеварку.

— Да, тебя еще не приручили, — пошутил Лодер. — Вам как, миссис Ферроу, с сахаром, с молоком?

— Ни того ни другого, благодарю вас. — Она подняла глаза и увидела, что Джозеф наблюдает за ней. Между ними были необычные отношения. Оба полностью сбросили маску чиновника и шофера. Можно подумать, что они разыгрывают перед ней спектакль. А может быть, им просто самим нравилась такая игра.

— Не стоит так, миссис Ферроу. Неужели вы думаете, что можно подцепить важного советского дипломата вроде полковника Свердлова и при этом не переполошить весь курятник. Особенно здесь. Сами должны были догадаться, что мы к вам пожалуем.

— Не вижу причин. — Из-за того, что в комнате находился второй, ей труднее было держаться на равных с Лодером. — Я ничего плохого не сделала. Я встретила человека, который остановился рядом в отеле, мы вместе проводили время. Мне нравилось быть в его компании, ему — в моей, как мне кажется. Не понимаю, кому какое дело... Извините.

— Конечно, это объяснение, — согласился Лодер. — Только не очень убедительное. Вы работаете у человека, занимающего очень важный пост, так ведь, миссис Ферроу? Сэму Нильсону приходится работать с большим количеством секретных документов. Вы, безусловно, женщина привлекательная. Поймите меня правильно, но не кажется ли вам странным, что на всем острове он выбрал именно вас? А вдруг у него был совсем иной мотив, а не просто желание провести время?

— Нет, — сказала Джуди, — вы совершенно не правы. Я понимаю, куда вы клоните, и это неправда.

Лодер повернулся к Джозефу:

— Пойди посмотри, все ли ты выключил. Нам ни к чему, чтобы тут что-нибудь загорелось.

Когда второй вышел, Лодер вдруг встал из кресла. Выражение на его лице стало очень неприятным.

— Вы очень подружились? Вы перешли грань просто приятельских отношений? Вы проводили вместе каждую минуту. Но у него не было никаких тайных мотивов. Просто вы ему понравились, так? Он не знал, что вы работаете там, где вы работаете, и вы ни разу не говорили о своей работе... Он ведь собирается встретиться с вами снова, верно? Здесь, в Нью-Йорке?

— Да, — сказала Джуди, — но не для того, чтобы завербовать меня. Вы ведь на это намекаете.

— Я думаю, что это случится, — ответил Лодер. — Все это уже было не раз. Он и отправился-то туда, чтобы прихватить вас.

— Ошибаетесь. — Она заметила его ошибку и нашла в себе силы парировать. — Он приехал туда не ради меня. Он уже был там, когда я приехала, а я решила ехать в последний момент, за сорок восемь часов до отлета. Он никак не мог поехать на Барбадос из-за меня. Я сама еще не знала, что туда поеду.

— Хорошо, хорошо, — согласился с ней Лодер. — Но они своего не упустят, эти молодцы. Вы с ним спали?

— Как вы смеете спрашивать об этом!

— Я буду спрашивать, о чем мне захочется, вот так. — Лодер понизил голос. — И ведь тут не только Сэм Нильсон, не правда ли? Вы работаете у одного человека, занимающего важный пост, и еще погуливаете с другим таким же. Нам все известно про полковника Патерсона. Вы и о нем рассказали своему русскому ухажеру? Боже мой, да вы настоящий подарок для них.

Он подошел к ней поближе и остановился прямо перед ней и над ней, потом отошел и вернулся на место.

— Он снова с вами свяжется, — сказал он. — Готов поспорить. И когда он это сделает, миссис Ферроу, вы не будете валять дурака и тут же придете ко мне и все расскажете. Поняли меня? Немедленно. Они насадили здоровенный крючок, чтобы поймать вас. А это значит, что от вас они хотят такое, что вы в состоянии для них сделать. Я вовсе не говорю, что вы сделаете это. Даже не намекаю. Но они играют не по правилам. Удивительно, на что можно толкнуть женщину, когда она у вас в руках. Скажем, шантажом.

— Убирайтесь отсюда. — Джуди встала. — Убирайтесь из этой квартиры. Я еду в Вашингтон и буду жаловаться посланнику. Вам это так просто не пройдет.

— Тогда за вас возьмется ЦРУ, — сказал Лодер. — Если я не смогу убедить их, что вы сотрудничаете с нами, в вас вцепятся их молодцы. Вы вылетите с работы у Нильсона, уж это-то я вам гарантирую. И если я вам не нравлюсь, миссис Ферроу, вам тем более не понравится, как с вами будут обходиться янки. Им надоело, что так много наших якшается с русскими. И я их очень даже понимаю.

Он намеренно выбирал такие слова, это было частью его метода. Он хотел оскорбить ее и напугать, показать, что может говорить и делать, что только придет ему в голову. Затем он стал ждать. Она выглядела очень расстроенной и могла расплакаться, если продолжить нажимать на нее. Она женщина красивая. Он вспомнил, как завидовал Свердлову. Тот наверняка приятно провел время. Надо же заполучить такого полезного агента да еще таким приятным способом. Он заметил, что упоминание о ЦРУ серьезно озаботило ее.

— Вам следует сотрудничать с нами без всяких этих штучек, — сказал он. — Вы же понимаете, какая серьезная вещь — безопасность, вы же здесь целых два года, вы не новичок, только-только явившийся из Англии. Одно вам придется обязательно сделать: начисто прекратить все связи с полковником Патерсоном. Мы не откровенничали с американцами по этому поводу, не то они навалились бы на вас как тонна кирпичей. Бросьте его раз и навсегда.

— Я уже сделала это. — Джуди взяла вторую сигарету и попыталась прикурить, но руки у нее тряслись. — Все равно он уже в прошлом, так что можете не пугать меня. Я потому-то и поехала на Барбадос, если вам угодно. Боже, зачем только я поехала туда!

— Ну не знаю. — В голосе Лодера прозвучала доброжелательная нотка. — Возможно, все к лучшему. Предположим, я прав, и Свердлов думает, что завербовал вас. Мы могли бы подбрасывать через вас много всякой дезинформации. Это было бы очень полезно для нашей службы.

— Я же сказала, — устало произнесла Джуди, — вы ошибаетесь. Просто смешно говорить об этом. Он никогда в жизни не пойдет на это. Я его знаю.

— Неужели? — Лодер взглянул на нее и надул губы. — Сомневаюсь, миссис Ферроу. Очень сомневаюсь. А теперь забудьте, что я побывал у вас, понятно? Ходите на работу, встречайтесь с друзьями, ведите себя так, как вы ведете себя всегда, и не расстраивайтесь, если ваш телефон будет прослушиваться. Это будут янки. Если Свердлов не позвонит, я извинюсь. Но думаю, что мне не придется этого делать. Как только получите от него весточку, позвоните мне по этому телефону. Вы это сделаете, верно? — Он положил карточку со своим номером на стол, прислонив ее к пачке сигарет. — Верно? Вы не натворите глупостей и не будете играть с огнем, скажем, встретившись со Свердловым и ничего не сказав нам?

— Нет, — сказала Джуди. — Обещаю, что этого я не сделаю. Но скажу вам еще кое-что. Если он свяжется со мной, я дам вам знать. Если вы правы и он попытается затянуть меня во что-нибудь, я сообщу вам. Немедленно. Но использовать меня, чтобы шпионить за ним, не удастся. И вы можете сказать об этом в ЦРУ. Вы не сумеете ни под каким видом заставить меня делать это.

— Ну что же, это вполне честно. — Лодер подошел к двери и открыл ее. — До свидания, миссис Ферроу. Спасибо за то, что вы поговорили со мной. И ни слова вашей подруге мисс Нильсон. И мистеру Нильсону. Давайте сохраним все между нами. Еще раз до свидания.

Он вышел. Джозеф ждал его в нескольких футах от двери. Из квартиры они вышли вместе, захлопнув дверь со стуком, чтобы Джуди слышала.

— Ну так что, Джо, ты слышал?

Это был его непосредственный подчиненный, способный, с аналитическим складом ума человек, влюбленный в свою работу.

— Да, — ответил он. — Слышал. Она затеяла целый спор, правда?

— Да. — Лодер вышел из лифта и быстро пересек вестибюль. — Думаю, мы опоздали. Думаю, этот мерзавец уже прибрал ее к рукам. Не верю ни единому ее слову.

* * *

Не успел он вернуться, как тут же с головой ушел в работу. У Свердлова был кабинет с большими окнами, выходящими в парк с деревьями и газонами, на первом этаже Советского посольства. Через две двери от него располагался кабинет посла. Голицын и трое младших офицеров работали в расположенных одна за другой комнатах, но только у Свердлова был такой вид на парк. Он обрадовался тому, что на него навалилась уйма работы. Свердлов никогда не считал воскресенье выходным и после почти бессонной ночи, возвратясь с Барбадоса в субботу, утром следующего дня пришел на работу. Он чувствовал себя усталым, нельзя сказать, что он спал так же плохо, как накануне отпуска, но ночью часто просыпался, потом целый час лежал с открытыми глазами и снова забывался тяжелым сном.

Голова раскалывалась, от одной мысли об еде тошнило. Он закрыл дверь кабинета и, чтобы отвлечься, погрузился в папки и бумаги, аккуратно разложенные на столе. У него был превосходный секретарь. Калинин работал с ним с момента назначения. Свердлов предпочел взять его, а не женщину. Он был достаточно опытен, чтобы не брать себе красивую девицу, потому что жизнь показала, что при тесном ежедневном общении на работе трудно поддерживать официальные отношения, с другой стороны, ему совсем не хотелось видеть перед собой какую-нибудь уродину. Калинин устраивал его во всех отношениях. Двадцати семи лет, умный, знающий, с чувством юмора, что особенно нравилось в нем Свердлову. В это воскресенье он не дежурил. Когда Свердлов позвонил в его кабинет, чтобы позвать к себе, вошла женщина с блокнотом в руках.

— Вы кто?

— Анна Скрябина, товарищ Свердлов. — Она быстро отвела глаза, словно он заставлял ее нервничать. Она вспомнила, как ее инструктировал Голицын, и попробовала сгладить ошибку, улыбнувшись Свердлову.

— Где Калинин? Почему вы в его комнате?

— Он заболел, — сказала девушка. — Я временно его заменяю. Надеюсь, я вам подойду, товарищ Свердлов. Я буду стараться.

Она провела свою роль вполне удовлетворительно. Свердлову понравилась ее улыбка, застенчивый вид. Он чувствовал, как все сильнее болит голова.

— Что случилось с Калининым? Где он?

— Не знаю, товарищ Свердлов, — ответила девушка. Большие голубые глаза она подводила темными тенями. — Мне просто велели явиться к вам.

— Ладно, — сказал он. — Я вижу, что посол встречался с чехословацким временным поверенным, это было одиннадцатого. Не могу найти в бумагах полной записи беседы. Вы не знаете, где она?

— Должна быть здесь, — ответила девушка. Она подошла к столу. Ее застенчивость не была напускной. Свердлов наблюдал за ней поверх огромной кипы бумаг. Она взяла несколько сколотых вместе листов и подала ему. — Вот эта запись, товарищ Свердлов. Извините, она была не на своем месте.

— Не очень удачное начало, — заметил он. — Но, поскольку вы только временный работник, прощаю. Больше не ошибайтесь. Я вам позвоню, когда нужно будет печатать под диктовку. И принесите мне чаю.

Когда она ушла, он прочитал запись беседы. Все, что проводилось на уровне посла, сообщалось ему. Чех попросился на встречу, потому что к ним обратился «Тайм» с очень деликатным запросом. Как нынешнее правительство в Праге посмотрит на попытку взять интервью у низложенного премьер-министра Дубчека? Поскольку Дубчек на пенсии и живет в деревне, редактор очень опасался сделать неосторожный шаг и поставить Дубчека в неудобное положение перед его партией. Журнал обратился в посольство и попросил сделать предварительный запрос в Прагу. Так как правительство в Праге не хотело бы дать Москве повод для недовольства в еще большей мере, чем американцы в отношении бывшего премьер-министра, чехи тут же обратились к советскому послу за советом.

Свердлов прочитал всю запись с начала до конца. Посол не советовал давать разрешение на интервью. Дубчек остается под домашним арестом только потому, что он обещал исчезнуть с общественной арены, причем исчезнуть полностью и ни с кем не разговаривать.

С другой стороны — посол был человеком осторожным, склонным к умеренности, — сделать это нужно таким образом, чтобы форма отказа навела американцев на мысль, что Дубчек нездоров и поэтому ограничен в общении. Беседа была длинной, запись занимала несколько страниц.

Чехословацкий временный поверенный не хотел давать визы группе «Тайма», состоявшей из репортера и фотографа. Трудно не дать им разговаривать с другими, если они будут свободно перемещаться по стране, но в то же время не хотелось, чтобы у капиталистической пропаганды появился козырь, если послать с американскими журналистами сопровождающих. Советский посол предложил решение. Не возражать против интервью американцев с Дубчеком. Но отклонить предложенный состав группы. Потом повторить то же самое с заменой. Так можно тянуть до тех пор, пока «Тайму» не надоест. Свердлов расписался на каждой странице — это означало, что он согласен. Вошла девушка с чаем, он не поднял головы, не взглянул на нее, не произнес ни слова. Он ознакомился с объемистой перепиской по вопросу об американской инициативе предложить израильскому премьер-министру послать представителя на переговоры вне рамок Организации Объединенных Наций с аккредитованным представителем Египта. Вопрос имел важное значение для России. Свердлов сосредоточился. Это были копии, снятые с оригиналов, которые прошли через государственный департамент, израильское посольство и англичан. На них имелось множество пометок британского министра иностранных дел. Чтение и осмысление этих бумаг заняло у Свердлова все утро. Ему уже приходилось видеть по крайней мере с полдюжины такого рода томов с выкраденными документами, все в одинаковых обложках с грифом «Совершенно секретно. Первой категории». Каждый содержал информацию первостепенной политической важности, и все имели один и тот же источник: «Синий». Он часто задумывался, существует ли в Москве, прячась в толпе советского чиновничества, агент, который выдавал бы Западу такие же взрывные секреты, какие этот шпион передавал нам. Был Пеньковский, он причинил большой урон. Свердлов несколько раз встречался с ним в Москве. Присутствовал в качестве наблюдателя на его процессе. Зрелище было жалким. Судьи вынесли приговор человеку, который под нажимом осудил самого себя. Свердлов понимал, что это нужно для пропаганды, но презирал лицемерие, с которым это совершалось. Он вывел бы Пеньковского из камеры и расстрелял, не устраивая мрачного спектакля в суде.

Ни один человек в посольстве не знал, кто такой Синий. Одно это уже говорило о его важности. Тайну знали только в Москве, и только генерал Александр Панюшкин, глава КГБ.

Свердлов позвонил, и вошла девушка. Она улыбнулась, не говоря ни слова присела, спрятав коленки под приличествующей длины юбкой, и стала ждать диктовки.

Свердлов сделал ссылку на папку, указав ее кодовое наименование, и тем самым обозначил источник разведывательной информации. Он продиктовал длинную шифровку для передачи в Москву. Ее содержание удостоверило информацию, переданную Синим, а также в ней содержалось предложение Центру о том, что, учитывая эскалацию камбоджийского кризиса, было бы целесообразно поддержать временное продвижение в направлении к миру между Израилем и арабскими государствами.

Почему Калинин заболел в такое неподходящее время? Свердлов задавал себе этот вопрос опять и опять, диктуя девушке телеграмму. Почему Голицын заменил его таким нетипичным сотрудником секретариата?.. Не была ли Анна Скрябина «подсадной»? «Подсадных» использовали в нескольких целях. Часто для встреч с объектами за пределами посольства, чтобы завлекать их. Все они были отлично подготовлены. Некоторые из них работали маникюрщицами в фешенебельных гостиницах, другие, вроде этой девушки, были отличными секретарями, которых подставляли тем, кто находился под наблюдением. Кому-нибудь в посольствах союзников, даже в своем собственном посольстве. Свердлов взял сигарету и закурил. Что она делает, занимая место Калинина?

— Где товарищ Калинин? — еще раз задал он вопрос.

— Я не знаю, — ответила она точно так же. — Я позвоню и узнаю, не дома ли он?

Свердлов согласился. Ответил один из коллег Калинина. Девушка повернулась к нему, прикрыв трубку ладошкой:

— Это товарищ Тречин. Он говорит, что Игоря Калинина отправили домой по болезни. Говорит, что он сильно болел, пока вас не было.

— Жаль. — Свердлов выпустил дым в потолок. — Это доставляет массу неудобств. Это все. Можете вешать трубку. Вы не знаете, что с Калининым?

— Нет, он просто сказал, что Калинин очень болел. — Она облизнула губы, накрашенные модной полупрозрачной помадой. Всех «подсадных» обучали буквально всем видам сексуальных отклонений. Он улыбнулся девушке, скосив набок рот.

— Возможно, я оставлю вас на постоянную работу, — сказал он. Намеренно показывая, что он оценивает ее, Свердлов не сводил с нее глаз. Она опустила руки так, чтобы он мог разглядеть форму ее груди. Она оделась в темный свитер и юбку, светлые волосы собрала на затылке в пучок. В каждом маленьком ушке поблескивало по крупной речной жемчужине. Очень мило. Очень аппетитно, вроде торта из помадки с розовым глазированным сахаром. Из тех, что сами тают во рту у мужчины. Если у него еще и оставались сомнения, то это рассчитанное на эффект движение положило им конец. Голицын подставил ему «подсадную» в надежде захватить врасплох после отпуска и поставить в положение, когда он не сможет от нее отказаться. Свердлов давным-давно овладел искусством прикидываться жертвой чьей-нибудь хитрости. Конечно же, он ее не прогонит. Поскольку они отделались от Калинина, которого им ни за что бы не удалось использовать против него, они просто подошлют другую девицу, которая будет за ним шпионить точно так же.

— Вы бы хотели этого? — поинтересовался он. — Вы хотели бы работать со мной?

— Ну конечно.

— Работать придется много. И никаких ошибок.

— Я постараюсь, чтобы вы были довольны, товарищ Свердлов.

— Да, — сказал он. — Я не сомневаюсь, что вы будете стараться.

Глава 5

— Присаживайтесь, Ричард. Извините, что пришлось заставить вас прийти сегодня утром, но днем я улетаю в Нью-Йорк.

Фергус Стефенсон открыл большую коробку с гербом и толкнул ее через стол. Ричард Патерсон взял сигарету и закурил.

— Ничего страшного, сэр. Чудесное утро, не правда ли?

— Да, — сказал Фергус. — Великолепное. Будем надеяться, весна на этот раз удастся. В прошлом году она никуда не годилась. Но вас тогда здесь не было.

— Нет, — ответил Патерсон. Он курил и ждал, когда посланник скажет, зачем пригласил его. В разведывательных службах были иные порядки. Несколько мгновений он раздумывал над происхождением слова «дипломатический» и его значениями: такт, светская щепетильность. Теперь его употребляют совсем в другом значении. Им пользуются, когда говорят о человеке, умеющем говорить неприятные вещи и при этом не обижать. Что и собирался сделать сейчас Фергус Стефенсон. Разговаривать о погоде было так по-английски, так типично, как будто действительно имело какое-то значение, установится солнечная погода или нет. Он внимательно смотрел на Стефенсона и с удивлением заметил, что на лбу у того выступила испарина. Посланник переживал так, будто не Патерсон, а он сам сидел по ту сторону внушительного письменного стола.

— Как вам здесь жилось? Представляю себе, как вам не хватало жены, когда вы сюда приехали. Не так просто быть соломенным вдовцом.

— Все хорошо, благодарю вас, — произнес Ричард. — Действительно, теперь, когда Рейчел здесь, у меня все устроилось. Ей нравится Вашингтон, все к ней исключительно внимательны. Особенно ваша супруга. Рейчел боготворит ее.

— Рейчел пришлась ей по душе, — сказал Фергус. Разговор принял правильное направление, можно было подумать, будто Патерсон знал, к чему клонит посланник, и давал возможность развить эту тему.

— Мне и самому раза два пришлось так жить, когда Маргарет не могла приехать ко мне. Помню, я чувствовал себя страшно одиноко, особенно по вечерам. Наверное, и у вас было такое же состояние.

Патерсон понял, куда ведет Стефенсон. Докурив сигарету, он тщательно загасил ее в пепельнице, стоявшей на углу стола.

— Да, — сказал он.

Если он неправильно поведет себя сейчас, у Стефенсона может сложиться очень неблагоприятное впечатление. А это скажется на следующем его назначении. Он принял мгновенное решение, исходя из того, что знал сидящего перед ним человека. Хуже всего солгать. Он взглянул на Стефенсона.

— Я сходил с ума от одиночества, — резко произнес он. — К тому же, честно говоря, в то время между нами с Рейчел не было ясности. Ей не хотелось оставлять Англию, а для меня эта командировка имела большое значение, и я не мог отказаться. Кончилось тем, что я, кажется, наделал глупостей. Вы это хотите обсудить со мной, сэр?

— Я вообще не хочу обсуждать этого, — бросил Фергус. — Меньше всего мне хотелось бы копаться в ваших личных делах, Ричард. Я всегда считал, что такого права нет ни у кого. К несчастью, не я это решаю. Вы очень сблизились с девушкой из Нью-Йорка, если я правильно информирован?

— Да, — признался Патерсон. — Это так. Я летал туда каждую неделю и регулярно встречался с ней. Могу я спросить, как вы об этом узнали?

— Боюсь, что нет. — Фергус покачал головой.

— Возможно, я догадываюсь. — Патерсон вынул портсигар, и по комнате поплыл запах турецких сигарет. — Проводила проверку служба безопасности. Наверное, я должен был бы это предположить.

— Мне это так же неприятно, как и вам, — сказал Фергус. — Неприятно даже думать о том, что нужно шпионить за собственными сотрудниками, подслушивать, подсматривать в замочную скважину. Я вам, Ричард, хочу сказать вот что. Первое: с точки зрения посольства, нежелателен никакой скандал. Я слышал, что ваша жена ждет ребенка, а посол в таких случаях очень строг. Но гораздо важнее другое: ваша девушка стала считаться ненадежной с точки зрения безопасности. Вам следует прекратить с ней всякую связь — и немедленно.

Патерсон был одновременно потрясен и изумлен. Его красивое, с правильными чертами лицо постепенно багровело, рот приоткрылся.

— Ненадежной? Но, сэр, это просто невозможно! Я не верю!

— Верите вы или не верите, это к делу не относится. Я тоже не верю и половине того, что мне докладывает служба безопасности, но должен принимать их слова к сведению и действовать соответственно. Миссис Ферроу под подозрением. Обоснованно или не обоснованно, но ее считают неблагонадежной. Если вы будете продолжать с ней какие-нибудь отношения, вас отзовут. Наша служба безопасности позаботится об этом.

— Боже мой, — промолвил Патерсон. Он был совершенно выбит из колеи, и Фергус дал ему прийти в себя.

Интересно, влюблен он в эту девицу или нет. Инстинкт, обостренный на такие ситуации за долгие годы семейной жизни с Маргарет, говорил ему, что в данном случае вряд ли имели место серьезные чувства. Такие мужчины, как Патерсон, чаще влюбляются в себя, а не в женщин. Он много встречал подобных людей.

— Я бы хотел получить у вас какие-то заверения. Писать ничего не нужно, только ваше слово.

— Ну конечно, — сказал Патерсон. Он начал злиться. Неблагонадежная. Ради всего святого, что это может значить? Какое это может иметь отношение к тому, что он с ней спал, доверял ей, говорил...

— Слово чести, сэр. Я ни разу больше не встречусь и не буду вступать с ней в контакт. Хотя мы, в общем, и так уже расстались, — добавил он. — Недели три назад. Боже, — повторил он, — просто в голове не укладывается.

Вдруг он поднял голову:

— Она работает у Сэма Нильсона в ООН. Наши контрразведчики знают об этом? У нее очень секретная работа!

Нет, решил Фергус, это просто интрижка, ничего серьезного. Можно с уверенностью сказать, что он в нее не влюблен.

— Я уверен, что им все о ней известно, — сказал он.

— Нужно предупредить Нильсона. — Ричард пошел в атаку. В то же время он пытался вспомнить, не задавала ли Джуди вопросов о его работе, не проявляла ли к ней интереса. Ведь она между делом могла подвести его под монастырь.

— Я бы предоставил все это ищейкам, — заметил Фергус. Патерсон становился ему все более антипатичен.

— От меня она ничего не узнала. Об этом не может быть и речи, — настаивал Ричард. — Но, если быть справедливым, она никогда не пыталась что-нибудь выведать.

— Она не шпионка, — прервал его Фергус. — Не раздувайте. Ее считают фактором риска, но это очень широкое понятие. На вашем месте я выбросил бы все это из головы. Я выбросил бы из головы все, что касается миссис Ферроу.

— Не беспокойтесь, именно это я и собираюсь сделать.

— Спасибо, Ричард. Надеюсь, наш разговор не был слишком неприятным для вас. Мне это и самому совсем не по душе.

— Вы очень деликатно поставили меня на место, сэр. — Патерсон встал. Он протянул руку, Фергус пожал ее. — Большое спасибо за предупреждение. Желаю хорошо провести день в Нью-Йорке.

— Я проведу его очень плохо, — ответил Фергус. — Очень скучно, буду сидеть на ужасном открытии такой же ужасной сессии Совета Безопасности. Меня пригласило наше представительство при ООН, и я не мог отказаться.

Лодер был у него в гостях весь вечер накануне. Он сам пригласил Лодера после откровенного разговора в посольстве, но Маргарет Стефенсон наотрез отказалась выйти, хотя бы для приличия, и выпить с ними перед обедом.

— Вульгарная скотина, ему бы махать жезлом где-нибудь на перекрестке, а не работать в посольстве с порядочными людьми. Если ты пригласил его в дом, это твое дело. Не мое, — изрекла она, выходя из комнаты и хлопнув за собой дверью, что уже вошло у нее в привычку. Фергусу очень хотелось съязвить, сказав, что это ее дело привело Лодера к ним, но он воздержался. Проявленная Лодером при разговоре в посольстве тактичность, столь необычная для человека такого типа, заставила Фергуса чувствовать себя в долгу перед ним. Фергус пережил весьма неприятные полчаса, стараясь объяснить, что его жене сообщили секретную информацию и что она наотрез отказалась назвать источник. Все вопросы были заданы, даны все ответы, хотя оба не произнесли их вслух. Произошла утечка. Естественно, миссис Стефенсон не хочет, чтобы у данного лица были неприятности. Но найти виновного не составит труда. Посланник может предоставить это ему. Ни его, ни миссис Стефенсон больше не будут беспокоить по этому поводу. Все было так деликатно, что у Фергуса от прежнего предубеждения против Лодера не осталось и следа. Он пригласил его на обед, чтобы закрепить этот официальный контакт неофициальной беседой в непринужденной обстановке. Лодер пробовал отказаться, понимая, что это способ отблагодарить его за все, что осталось недосказанным. Но Фергус настоял, и вот они обедали вдвоем — накануне его беседы с Ричардом Патерсоном.

К собственному удивлению, Фергус Стефенсон получил удовольствие от этой встречи. Он дал Лодеру время справиться с неловкостью, сделал все, чтобы тот чувствовал себя раскованно, и Лодер начал понемногу раскрываться, сначала с настороженностью, потом совершенно уверенно. У него была отличная голова, он искренне любил классиков, и это неожиданное открытие так удивило Фергуса, что он позволил Лодеру разразиться целой лекцией о достоинствах Тацита как историка вообще и как военного историка в частности. Его толкование оказалось не лишенным оригинальности. Излагая факты, он так живо комментировал их сочным простонародным языком, что его рассказ, бесспорно, отличался большим своеобразием и по форме, и по содержанию. Фергус забыл про время, Лодер вообще не замечал его. Они обнаружили, что не только приверженность к классике сближает их.