ГЛАВА XXXV

В лесах Аорна[5]

Убежденные в наглом шарлатанстве Калиостро, все последовали за ним с тем же настроением, с каким ведут забавный хоровод в танцах маскарада. Обмениваясь многозначительными взглядами и улыбками, они медленно шли по анфиладе комнат княжеской дачи и через террасу спустились в парки. Но тут, быть может, под влиянием ночной тишины и сумрака, настроение изменилось.

Надо заметить, что парки Озерков, созданные на месте дремучих лесов, даже днем были способны навеять гнетущую тоску на самого беззаботного человека.

Здесь царило молчание, лежали тени, густел сумрак, тишина и тайна окутывали их. Естественно, что настроение участников магической цепи, шаг за шагом двигавшихся в глубь парков за своим проводником, совершенно изменилось. Начерченные магиком на перекрестке аллей знаки дымились желтоватыми фосфорными испарениями и увеличивали жуткую таинственность. Эти светящиеся испарения казались духами, которые слетелись и вьются между молчаливыми недвижными хвойными колоссами.

Между тем луна зашла за вершины парков. Калиостро углубился в лабиринт гадов. Деревья скрыли здания, и только кое-где просачивались огни окон длинного строения. И оттого еще глуше, еще мрачнее становилось вокруг. Спутники магика не узнавали местности, измененной мраком ночи. Им казалось, что они блуждают без толку и цели.

Вдруг странная мелодия разлилась вокруг. В то же время между деревьями стали являться туманные образы. То на полянке вырастал вровень с лесом темный великан, то быстро проносился олень, на ветвистых рогах которого летали синие огоньки, то клубы змей извивались в кустах и зеленоватым светом теплились их глаза, то еще что-то чудилось, на что и смотреть было страшно… Магик сказал правду. Теперь шуточки замерли. Насмешливые потискивания друг другу рук и кивки на рогатую тиару Калиостро прекратились сами собой. Теперь они крепко, то горячими и дрожащими, то холодными и облитыми потом закрадывающегося в душу страха руками, держали руки соседей, и все, как слепцы за поводырем, шли за невозмутимым Калиостро.

– Куда он нас ведет? Ведь он не знает расположения парков? Как он найдет башню и грот? – слышались переговоры.

– Прошу соблюдать тишину! – сказал Калиостро. Все затихли. Вдруг что-то зафыркало, и затем адский хохот прокатился над самыми головами. В то же время тысячи разноцветных искр заплясали во мраке между деревьями.

– Вперед! – закричал Калиостро. – Не оборачиваться, если не хотите погибнуть! Крепко держаться за руки! Стихийные духи взволнованы вашими переговорами! Страшная опасность! Вперед, именем Великого Кофта!

И Калиостро почти побежал прямой аллеей, которую ветви превратили в темный туннель, где едва было видно друг друга. Все устремились за ним, толкаясь, спотыкаясь, объятые стихийным страхом.

В этом состоянии они видели вокруг себя, над собой и под ногами тысячи фантомов, созданных их воображением.

– Стойте! Стойте! – вдруг закричал князь Голицын. – Полковник Бауер оторвался!

– Вперед! – крикнул свирепо Калиостро. – Не останавливаться! Не оглядываться! Не то мы все погибнем!

Опять начался бег в молчании и ужасе. Только топот ног звучно отдавался в темноте.

– А-ай! – вдруг крикнул кто-то сзади душераздирающим голосом.

Но остальным было не до него. В слепом страхе они цеплялись друг за друга и неожиданно выбежали из-под лесного свода глухой аллеи. Пред ними высилась трехэтажная башня. Калиостро внезапно остановился. Бежавшие налетели друг на друга и едва не свалили самого магика. Но он уперся в землю мечом и принял в объятия трепещущую и запыхавшуюся Ковалинскую. Потемкин подхватил терявшую чувства Улыбочку.

– Мы в безопасности! – сказал магик. – Успокойтесь!

Тут наконец к ним возвратилось сознание. Они огляделись.

– Ах, я умираю от страха и усталости! – простонала Улыбочка в объятиях Потемкина. – Но где же князь? Где муж?

– И где Бауер с маркизой?

– И доктор!?

– Они отстали! – Они погибли! – Их растерзали духи!..

Тут раздался топот, сопенье, и вдруг к башне из тьмы выскочил доктор. Он был растерзан, белый, как полотно, с вытаращенными глазами, без парика, а его собственные волосы седыми клочьями поднялись вокруг яйцевидной плеши. Щелкая зубами от страха, он подскочил к Калиостро, рухнул на колени, уцепился руками за ноги магика и так замер.

ГЛАВА XXXVI

Искомое найдено

– Успокойтесь, несчастный слепец! Вы в полной безопасности! – сказал благостно Калиостро и осенил своего коленопреклоненного врага благословляющими дланями. – Встаньте!

– Божественный Калиостро! – возопил рыдающим голосом доктор. – Не встану, до тех пор не встану, пока не получу прощения!

– Сын мой, я прощаю тебя! Но если раскаяние твое вызвано только страхом, то ты далек еще от прозрения, – промолвил Калиостро великодушно.

– Я убедился в сверхъестественных силах ваших, граф. Я глубоко раскаиваюсь и прошу при всех прощения! – повторял доктор. – О, что я видел, что я видел!

– Я ухе сказал, что вы прощены. Не помнить зла есть первое основание мудрости.

Доктор поднялся.

– А теперь поспешите, не то все они погибнут! – воскликнул он. – Великий провидец, спасите их!

– Кого?

– Тех, которые отстали! Князя, вашу супругу, несчастного полковника Бауера! Я слышал их ужасающие вопли!

– Ах, я умираю от ужасов этой ночи! – простонала Улыбочка, прижимаясь к мощной груди вельможного дяди. – Бедный князь, бедный муж! Что с ними случилось? Боже мой! Боже мой!

– Божественный! – припадая, в свою очередь, к Калиостро, молила Ковалинская. – Божественный, спасите их!

– Указывать истинный путь блуждающим, выводить к свету погрузившихся во тьму – мое призвание, – отвечал Калиостро. – Но успокойтесь. Отставшие не погибли. С ними жрица Великого Кофта. Каждый шаг ее охраняют служащие мне благие духи. Полковник Бауер и князь Голицын не пострадают нисколько. Они наказаны только страхом за недоверие к очевидному.

– В присутствии всех этих особ я должен заявить, что только полковник Бауер вселял в меня недоверие к сверхъестественным силам вашим, граф! – лепетал доктор в волнении. – Но я постиг свою слепоту и прощу принять меня в число учеников ваших! Ныне осознано мною ничтожество профанской медицины!

– Порыв ваш к добру направлен. Но прежде чем я приму вас в число учеников, должны вы еще пройти некоторые испытания и совершить очистительные обряды. Твердость, искренность намерений ваших должна быть испытана. Но довольно об этом. Мы у цели, князь. Все благоприятствует предприятию. Тишина и спокойствие кругом. Тихое сияние звезд дает достаточный свет. Идемте.

Калиостро подал руку Ковалинской, Потемкин поддерживал ослабевшую Улыбочку. Шествие замыкал растрепанный доктор, отрекшийся от «профанской медицины». Они обошли башню и направились по узкой дорожке к темневшему входу уединенного грота. Он был сложен пирамидой из огромных плит. Кругом росли большие мрачные деревья. Место было глухое, сырое. Плиты грота поросли мхами, и даже в щели, куда набилась земля, принялись семена различных трав и тонкие побеги кустарника.

– Здесь находится искомое нами место! – сказал Калиостро, указывая на грот. – Прошу сохранять полное спокойствие. Я уже предупреждал, что грот охраняет призрак. Возможно, мы увидим его. Однако коснуться нас призрак не может.

Калиостро очертил мечом круг и поставил туда трепещущих дам и щелкавшего зубами от страха доктора. Потемкин один сохранял угрюмое спокойствие. Помахав мечом, магик прочел заклинания и вдруг, вынув из-под мантии маленький фонарик, поднял его над головой. Яркий свет загорелся в нем, хотя никто не заметил там ни фитиля, ни свечи, да и свет не походил на обыкновенный – чистый, голубоватый. Калиостро направил свет фонаря во внутрь мрачного грота. Осветились ступени, каменный пол, сырые, заплесневелые стены и своды. Грот был совершенно пуст и ничего сверхъестественного в нем не замечалось. Магик вошел, поставил фонарь на пороге, а сам спустился по ступеням. Его рогатая тень падала на стену грота. Стоявшим вверху все было отлично видно. Начертив мечом на полу таинственные знаки, магик долго то воздевал руки, то склонял тиару, как бы молился. Затем, отсчитав в пятом ряду пола седьмую плиту, он топнул по ней ногой. Звучный отголосок обнаружил пустоту.

– Здесь то, что мы ищем! – торжественно произнес магик. – Прошу вас, князь, сойти сюда и убедиться, и вы, сударыни! И вы, прозревающий слепец! Сойдите все сюда. Не опасайтесь. Призрак подчинился моим заклинаниям, и никаких сверхъестественных явлений не будет.

Дамы, несмотря на страх, томимые любопытством и желанием лично удостовериться в чудесной прозорливости графа, сошли в грот, поддерживаемые Потемкиным и растерянным доктором.

Тут Калиостро сунул широкое лезвие меча в щель между плитами и, действуя как рычагом, нажал. Плита поднялась и отошла, открыв глубокую яму, тщательно обложенную досками. Магик осветил тайник своей волшебной лампой, и все увидели груду серебряной посуды: вазы, кубки, тарелки, чаши.

– Ваше ли это серебро, князь? – спросил Калиостро.

– Мое, – отвечал пораженный Потемкин. Калиостро приподнял плиту и положил ее на прежнее место.

– Я попрошу вас, князь, остаться здесь на некоторое время с княгиней и этим прозревающим, – сказал он, выходя из грота и пряча лампу, мгновенно потухшую в его руке. – Я же с госпожой Ковалинской пойду и позову людей для переноски найденных вещей.

– Не лучше ли вам, граф, одному остаться сторожить, а мы бы домой пошли и вам в помощь прислали людей! – ответил Потемкин.

– Это невозможно. Найденное серебро хотя и охраняется начертанным мной знаком, но еще может уйти на семьдесят семь сажен в земную глубь под воздействием моих врагов – злых магов, если вернется стерегущий эти места призрак. После этого вы под плитой ничего не найдете. Тогда все скажут, что либо серебро мною похищено, либо была показана его тень.

– Ну, мы оставим доктора в свидетелях, – сказал Потемкин.

– Доктор, ставший ныне моим сторонником, может быть заподозрен в сообщничестве. Нет, князь. Вы собственник этого серебра. Поэтому я и прошу вас посторожить.

– Но прилично ли мне, генерал-адъютанту российской самодержицы, на карауле у столового серебра, в тайнике вором спрятанного, находиться? – пожимал плечами Потемкин.

– А прилично ли было мне, посланнику Великого Кофта, облеченному высочайшими силами, для вас, подобно простому деревенскому знахарю, краденое серебро разыскивать? Теперь же задета моя репутация. Остаться при серебре не могу. Вы его хозяин. Вас всепокорнейше прошу посторожить.

– Ну, быть по сему. Только поживее оборачивайтесь.

Становится сыро. Туман поднялся.

Улыбочка села на ствол упавшего дерева. Потемкин стал прохаживаться у входа в грот. Калиостро под руку с госпожой Ковалинской удалился.

ГЛАВА XXXVII

На страже

Глубокая тишина, сияние звезд успокоили волнения, вызванные этим вечером. Вначале князь Потемкин прохаживался молча. Но время шло, а Калиостро не возвращался. Не привыкший ждать, избалованный вельможа начинал сердиться. К тому же Улыбочка жаловалась на усталость и головокружение.

– Куда же он провалился? – с досадой заговорил наконец Потемкин. – Долго ли кликнуть слуг!

Князь все ходил мимо грота.

– Да что же он в самом деле? Доктор, посмотрите с башни, не видно ли?

– Осмелюсь напомнить вашей светлости, – дрожащим голосом возразил доктор, – что эта башня… х-м… что на этой башне – х-м… х-м… что там этот призрак… х-м… х-м… х-м…

Доктор совсем закашлялся.

– Да что это с вами? Я не знал, что вы такой трус. Говорю вам, посмотрите с башни!

Доктор нерешительно двинулся.

– Впрочем, не надо. Воротитесь.

Потемкин опять начал ходить взад и вперед. Никто не шел. Он не на шутку рассердился.

– Однако, черт… что же он? Черт!.. Нет, он просто издевается надо мной! Да и я хорош! Все мы тоже хороши! Исполняем, что прикажет нам пройдоха и авантюрист. Позволяем заезжему шарлатану водить себя за нос!

– Ах, дяденька, не выражайтесь так! – со страхом просила Улыбочка. – Я трепещу от этого ужасного человека. Он все видит, все слышит, все знает.

– Мы сами своей трусостью дали ему власть над собой. А это шарлатан, настоящий шарлатан!

– Муж, владеющий дивными силами, знаниями! – возразил доктор.

– Давно ли вы сами называли его шарлатаном? Что с вами случилось в парке, что вы в него, как в святцы, уверовали? Он шарлатан! Шарлатан! Калиостро шарлатан! – крикнул Потемкин.

«Шарлатан!» ответило звучное эхо. Тут князь совершенно вышел из себя.

– Этот пройдоха всех нас нарядил в дурацкие колпаки. На что это похоже? Ночью тащимся за этим шутом в балахоне, бежим, пугаемся. Мало того. Я, князь Потемкин, ближайшее доверенное лицо императрицы, премилосердной матери моей, генерал-адъютант и кавалер, поставлен им около сырого погреба на часы стеречь какое-то столовое серебро! А он уходит и пропадает. Это черт знает что такое! В мальчишку вырядил, проходимец! Да я прикажу отодрать на конюшне этого графа! Я его в двадцать четыре часа зашью в кибитку и в Пелым отправлю! Смеяться надо мной! Я его живого в землю закопаю! Идемте, жизнь души моей! Я не намерен более здесь дожидаться проходимца!

– Но как же посуда? – осмелился спросить доктор.

– Посуда? Вы один оставайтесь сторожить ее! Вы в ученики его записались, так и сторожите! Чтобы цела была посуда у меня! Еще этот пройдоха ее украдет!

– Бога ради, позвольте мне уйти с вами! – взмолился доктор.

– Трус! Постыдный трус! Нет, оставайся здесь и сторожи!

– Осмелюсь доложить вашей светлости…

– Отстань, болван! – свирепо гаркнул Потемкин. – Делай, что приказывают! А не то тебя вслед за этим Калиостро в шею выгоню.

И Потемкин, подхватив под руку племянницу, в гневе удалился. Скоро шаги умолкли. Одинокий доктор, дрожа и от ночной свежести, и от страха, прижался к нише грота, не решаясь ни войти в его темную глубину, ни покинуть избранный угол. Он трепеща оглядывался по сторонам припоминая ужасные видения, сопровождавшие его во время бегства по темной аллее. Но все покоилось в безмятежном сне.

Доктор мало-помалу успокоился и отрезвился. Вспоминая опять все приключившееся с ним, ясно увидел, что сыграл весьма смешную роль. А между тем в действительности был напуган собственным воображением. Утешением могло послужить лишь то, что и другие участники этого приключения не выказали себя храбрецами. Тут опять проснулся скептический дух медика. Вновь усомнился он в мудрости и силе Калиостро, в которого уверовал под влиянием панического страха. Что, собственно, показал им Калиостро? Ровно ничего. Но тот серебро нашел. Так ведь и о нем самом граф сумел разузнать, казалось бы, утаенное… Наверное, за три месяца пребывания в столице через своих шпионов собрал нужные сведения и теперь морочит голову предсказанием! О пропаже серебра у Потемкина он мог узнать случайно. Может быть, сам вор ему все открыл и вступил с ним в сговор. Конечно, что-то такое и было. Несомненно, Калиостро шарлатан. Хорошо, однако, вышло, что он искренне напросился ему в ученики. Плохо, что пожаловался на полковника Бауера… Но это можно объяснить как тонкую тактику. Теперь можно будет выведать секреты графа!

Успокоив себя, доктор почувствовал прилив бодрости, выглянул из ниши, посмотрел во все стороны. Звездное небо тихо освещало пространство между гротом и башней. Где-то пропели петухи. Это совершенно уничтожило ночные страхи. Доктор отошел от грота и стал прохаживаться по дорожке, ожидая прибытия слуг. Случайно поднял голову, посмотрел на вершину башни. И окаменел от ужаса. Ноги его ослабели. Колени затряслись. Холодный пот выступил на спине.

На верхнем балконе башни стоял белый призрак женщины с ребенком на руках… Земля закачалась под ногами доктора. Он сначала присел на корточки, словно заяц, набежавший на гончую, и так замер, не спуская глаз с призрака. Вдруг белая женщина издала скорбный стон и бросилась с вершины вниз. Совершенно потерявший рассудок от страха доктор сам закричал диким голосом и, прыгнув в сторону, кинулся бежать, прыгая через кочки, канавы, по мокрой от росы густой траве, по кустам, по ржавым болотинам. Чьи-то цепкие лапы, руки, хоботы хватали его, били по лицу, спине. Тысячи призраков, предводительствуемых Белой девой, с хохотом, ревом, визгом и скрежетом гнались за ним. Огни вспыхивали вокруг, и клубы удушливого чада поднимались из-под ног. Ничего не помня, не сознавая, где он, гонимый животным страхом, доктор бежал и бежал, пока перед ним не выросли ворота Обманчивых Снов. Со своими фантастическими барельефами они показались доктору настоящими вратами ада. Неожиданно мохнатый, колючий, огромный еж подкатился ему под ноги, он упал, сильно ударившись грудью о землю, и растянулся без чувств.

ГЛАВА XXXVIII

Итальянская западня

Когда предводимая графом Калиостро магическая цепь вступила под лиственный свод темной аллеи, полковник Бауер почувствовал, что маркиза Тиферет многозначительно пожимает его руку. Затем над его ухом раздался шепот красавицы:

– Оставьте их, полковник. Мне надо с вами поговорить.

Полковник был немало удивлен тому, что маркиза оказалась способной к членораздельной французской речи, так как до сих пор, кроме смеха, от нее ничего не слышал.

Бауер повиновался и выпустил потную руку князя Голицына, что уже само по себе доставило ему большое удовольствие. Остаться наедине с маркизой показалось ему гораздо интереснее, чем разыскивать столовое серебро князя Потемкина в каком-то уголке темного парка. Полковник предложил маркизе руку, между тем как остальные участники магической цепи с топотом проследовали дальше и пропали во тьме.

Они повернули в более приветливую часть парка и сели на скамейке под развесистым дубом. Кругом царствовала тишина.

Полковник был молод и очень хорош собой, являясь типичным представителем белокурой германской красоты. Близость прекрасной итальянки в этом уединенном месте в столь таинственный час ночного мрака и молчания волновала кровь молодого человека. Но опыт гвардейской и придворной службы вместе с присущими балтийцам хладнокровием, выдержкой и хитростью удержал адъютанта светлейшего от каких-либо вопросов. Он ждал, чтобы маркиза первая начала говорить. Но она молчала. Только в сумраке странно изменилось ее прелестное лицо. Искусственная улыбка исчезла, и на лице застыло строгое выражение. Огромные глаза, полные загадочной грусти, глядели на молодого гвардейца. Наконец она доверительно положила свою ручку на рукав его кафтана.

– Полковник, – прозвучал ее мелодичный голос, – если вы знали когда-либо чувство нежной привязанности и дружбы, если в сердце вашем живы воспоминания ласк вашей матери, то этими священнейшими чувствами умоляю, заклинаю вас, не относитесь легко к моим словам, не думайте ничего дурного, но помогите несчастной, гонимой судьбой и злодеями!

Она сложила в мольбе руки, и слеза скатилась по длинным ресницам ее темных огромных глаз.

Такое обращение коснулось чувствительных струн души полковника. Но он был придворным, он был гвардеец, он был адъютант. Самое напоминание о ласках матери воскресило в памяти его наставления благоразумия, с которыми многочисленная бедная, но благородная семья отпускала его в Россию. Но, тем не менее, ответил с ласковой любезностью:

– Поверьте, маркиза, что я не позволю себе с неблагопристойной легкостью отнестись к доверию, оказываемому мне вами. Чем могу служить?

– Прежде всего не зовите меня этим выдуманным титулом. Зовите просто Лоренцой, – сказала итальянка.

Полковник молча поклонился. Холодность его, видимо, начала волновать страстную южную натуру Лоренцы.

– Я ищу дружеской руки, которая бы меня поддержала. Я совершенно одинока. Я одна на чужбине, и страшная пропасть зияет у моих ног.

– Я не отказываю вам в сочувствии, Лоренца, – сказал полковник Бауер. – Я воспитан в правилах рыцарства. Могу ли оставаться равнодушным к призыву женщины, притом прелестной и называющей себя несчастной?..

При этом полковник быстрыми движениями стряхнул несколько сухих листьев, приставших к шитью его кафтана.

– Но мне трудно согласиться, – продолжал он, – что вы совершенно одиноки. Ваш муж…

– Муж? Калиостро? Он никогда не был моим мужем! – быстро ответила итальянка.

– Возможно ли? Граф Калиостро не муж вам?

– Он и не граф, и не Калиостро. Он темный проходимец и шарлатан, – со страстью бросила женщина.

– Я сам склонялся к этому мнению, – осторожн заметил Бауер.

– О, ради Бога, бойтесь, остерегайтесь этого ужасного человека! Вы его не знаете. Он все слышит и видит, во все проникает. Мы должны сохранять величайшую осторожность. Но я знаю, что в эту минуту и он, и его помощники заняты. Вот почему я воспользовалась случаем доверить вам мою тайну. Я прочла в ваших глазах участие ко мне. Но будьте скромны. Сохраните вверяемое вам под нерушимой печатью молчания. Иначе вы погубите и себя, и меня.

– Полагаю, прелестная Лоренца, что едва ли выбор ваш мог быть удачнее. Тайну я умею хранить. Одна только могила скромнее меня. Особенно, если это тайна прекрасной женщины, – улыбаясь, произнес белокурый балтиец. Казалось, Лоренца не заметила насмешки. Она снова заговорила:

– Я незаконная дочь герцога Трапезундского. Как сонное видение, являются мне дни далекого детства. Я только помню мраморные балюстрады и колоннады над изумрудным морем. Помню сады, полные благоуханных роз, журчание фонтанов, золотистые апельсины и лимоны на деревьях… Мой отец передал меня семилетней девочкой на руки известного графа Сен-Жермена, с которым вместе занимался алхимией, магией, астрологией и кабалистикой. Сен-Жермен отвез меня в Париж, где три года я провела в монастыре. Но в 1765 году Сен-Жермен отправился со мной в Россию, и я несколько месяцев провела в Петербурге. Тогда мне было уже десять лет.

– Неужели? Вы уже были в Петербурге? – удивился полковник Бауер.

– Да, была. Я служила при вызывании духов у Сен-Жермена так же, как у Калиостро теперь служит маленький Эммануил. Сен-Жермен одевал меня мальчиком.

– Я не знал, что и Сен-Жермен посещал Петербург в 1765 году, – сказал Бауер.

– Не только в 1765, но и в 1762. Сен-Жермен – великий человек. Калиостро перед ним ничтожество. Сен-Жермен участвовал в перевороте 1762 года. Императрица Екатерина не увидела бы российского трона без его помощи.

– Возможно ли это? – сказал полковник Бауер, чрезвычайно заинтересованный сообщением итальянки.

– Сен-Жермен являлся в разных столицах под различными именами. В 1762 году в Петербурге он действовал под именем пьемонтца Одара.

Я сказала вам, – продолжала Лоренца, – что пьемонтец Одар был главным действующим лицом революции 1762 года, и об этом знают французские министры – герцог Шуазель и барон де Бретейль, бывший тогда посланником в Петербурге. Одар действовал в союзе с графом Паниным и его любовницей, княгиней Дашковой. Но они хотели ограничить деспотизм, уничтожить рабство русских крестьян и на трон возвести ребенка – великого князя Павла, а принцессу Екатерину назначить лишь регентшей. Они сами хотели править при помощи парламента. Сначала они хотели… они хотели…

Лоренца оглянулась и, припав к уху бледного от волнения адъютанта, прошептала:

– Они хотели… заколоть императора. Это обычный способ их ужасного сообщества. Кинжалы их отравлены и никогда не минуют цели. Поручили дело капитану Пассигу. Он должен был с неким Башмаковым спрятаться в необитаемом домике, куда по вечерам во время уединенных прогулок со своей любовницей иногда заезжал император. Но вдруг Пассига арестовывают. Все казалось потерянным. Тогда Одар предпринял особые меры. Тайна известна лишь Сен-Жермену, императрице Екатерине, княжне Дашковой и, случайно, мне. Я не открою вам этой ужасной тайны. Но я знаю, что Пассиг – ваш родственник.

Посиневшие губы бледного адъютанта зашевелились, но не издали ни звука.

– Революция совершилась. Несчастный император погиб. Но Екатерина обманула Панина, Дашкову и Одара. Вопреки желаниям того тайного сообщества, которое правит Европой и в чьих руках судьба самих венценосцев, Екатерина стала не регентшей, а самодержавной императрицей. Одар уехал, получив много золота. Он был скоро убит молнией в Ницце. Это их правило. Они умирают, как Феникс, и являются под новым именем в другом месте. Таков и Калиостро. Сен-Жермен – могучий орел. А Калиостро пока только хищный ворон.