- Не могу, - сказал капрал.
      - Ладно, оставим ваш список в покое. О, рыба играет, - я встал и отряхнул брюки. - Отвезти вас обратно?
      Гловер поднялся, перемолвился с Вэлентайном, вернулся на корму, и я со всеми почестями оттолкнул его вместе с лодкой от берега. Вэлентайн следил за нами с обрыва, как будто после нашего отъезда ему очень, очень долго не придется видеть человеческих существ.
      - Вы так и не нашли там орудие убийства?
      - Нет, - промямлил Гловер. - Мы ищем инструмент, который мог оставить глубокую, длинную, но узкую вмятину на затылке Энея. Его оглушили не поленом.
      - Может, куском трубы? Ее легко выбросить или утопить в озере.
      - Мы посылали туда ныряльщиков и саперов с металлоискателями, но ничего не нашли. Кроме того, рана слишком узкая, и её не нанесешь достаточно тяжелой трубой.
      Я выгребал на середину озера, чтобы вернуться в усадьбу кружным путем. Я размышлял об орудии убийства, а мышцы мои, должно быть, думали о веслах.
      - Хотел бы помочь вам, если можно, - сказал я.
      - Пока мы справляемся. Все идет своим чередом, так что не надо ради меня лезть из кожи вон, ладно? Не хватало еще, чтобы из-за меня у вас поднялось давление, - я услышал эхо плеска моих весел, долетавшее от Первого острова. С минуту мы молчали. - Сержант обо всем позаботится, а ваших советов, Куперман, я принять не могу: мы их не оплачиваем. Полиция Онтарио не имеет дела с пронырами. Не вы представляете тут закон, а я.
      - Это точно.
      Мы вместе прислушались к плеску воды под веслами.
      - Хотя наши правила не запрещают обращаться за помощью к гражданам.
      - Это точно.
      Скрип весла в уключине прервал молчание.
      - Но если кто-то узнает...
      - Угу.
      Снова пауза.
      - Ладно, от разговора вреда не будет, правильно? В конце концов, я должен собирать сведения везде, где только могу. Но каждый из нас сам по себе, понятно? Я ничего не покупаю, это ясно?
      - Угу. Итак, кто эти ваши подозрительные личности? Давайте-ка разберемся с ними. Я имею в виду тех, чьи показания не подтверждаются.
      - Тот парень, Уэстморленд, первый в моем списке. Он задает слишком много вопросов, а отвечает лишь на некоторые. Говорить с ним - все равно что со старшим инспектором. Он нервничает и, возможно, что-то скрывает.
      - Джордж Маккорд норовил вытянуть из него денежки. Если хотите знать, почему, взгляните ещё разок на ту вырезку, которую нашли в кармане Джорджа.
      - Не понимаю.
      - Уэстморленд - большая шишка из Оттавы. И жена ему под стать. Но в последнем номере мотеля, на который устремлен его любящий взор, проживает не она. Джордж хоть и был тупицей, но понимал, где можно сорвать лишний грош.
      - Шантаж?
      - А теперь прибавьте это ко всему остальному, из-за чего Джорджа тут не любила ни одна живая душа. Фотография у вас. Кроме того, можете проверить номера машины.
      - Стало быть, Уэстморленд отправился в лес следом за Джорджем и убил его, чтобы тот не подгадил чиновнику в Оттаве. Вот только кроме вырезки у нас ничего нет.
      - Если это вам поможет, в воскресенье я видел, как Уэстморленд выкинул Джорджа из своего домика через заднюю дверь.
      - Хорошо. Значит, у нас есть вырезка, мотив и свидетель.
      Я рассказал ему, какие усилия прилагал Дез, чтобы не попасть на снимок, сделанный сыном Киппа. Мне не хотелось отдавать Деза на растерзание, но я рассудил, что никто не станет журить его за шашни с дамой, если он не повинен в убийстве.
      Мы были примерно в четверти мили от мыса Риммеров. Катер стоял у мостков, издалека доносился истошный визг циркулярной пилы. Принадлежавшая усадьбе Вудворда лодка описывала круги неподалеку от залива. Едва ли в ней сидел Пэттен, но, возможно, Лорка заразила своей непоседливостью и остальных обитателей дома.
      - Под вечер первого дня работы здесь, - сказал Гловер, - я пришел к выводу, что первое убийство было совершено из чувства ненависти человеком, который не любит индейцев. Маккорд был моим главным подозреваемым. Он ни разу не сказал доброго слова об Энее или Гекторе. Но потом Джорджа и самого убили, и моя версия была испорчена.
      - Я слышал о неприязни Джорджа к индейцам. Неужели он и впрямь так уж не любил их? Мог ли он, скажем, затеять драку с Энеем в городе?
      - Нет, это совсем не в его духе. Джордж подкараулил бы Энея на автостоянке и вздул его там, без свидетелей. Он был себе на уме. Уж сколько раз мамаша вытаскивала его из разных передряг.
      - Какого рода?
      - Да всякие там незаконные делишки. Мелкое воровство, браконьерство, отлов зверя в парке. Иные нарушения закона и уложения о провинциальных парках.
      - Насколько я слышал, в молодости вы тоже грешили этим.
      - Совершенно верно, но я вырос и исправился. Черт, я тоже не без греха. В десятом классе девушка из-за меня попала в беду, но я поступил честно и женился на ней. Теперь вот содержу и её, и четверых детей. Тут не сказочный мир, а я - всего лишь человек. Иногда мне кажется, что я пошлю все это подальше, если не получу повышение. Порой у меня такое чувство, словно жизнь идет к концу, а я до сих пор в тупике. Буксую на одном и том же месте, и колеса даже не касаются земли. Проклятье. Это сводит меня с ума! Кто рассказал вам обо мне? Впрочем, ладно. Не хочу знать. Полагаю, вы слышали также, что я не ладил с Энеем?
      - Слышал. Это правда?
      - Он меня не любил. Однажды я попытался предостеречь его, чтобы не связывался с бабой. Над устранением последствий её похождений трудилась целая лечебница. Но Эней решил, что я отваживаю его от этой бабенки, потому что он индеец. Я пытался уговорить его, не выкладывая всю её подноготную. Что ж, теперь я знаю, что добрые дела наказуемы. - Он усмехнулся, и темные морщины слева и справа от его носа обозначились ещё резче.
      Отсюда, с середины озера, мне были слышны обрывки далеких разговоров, но я не мог определить, с какой стороны доносятся голоса. В лесной чаще ревел лесовоз, с натугой пробиравшийся по проселку. Совсем рядом плеснула рыбина, и по поверхности воды побежали круги.
      - Форель, - сказал Гловер, и я поверил ему на слово, после чего, наметив курс, пустился в плавание к усадьбе. Спустя каких-то десять минут мы прибыли туда, не задав друг другу больше ни одного вопроса.
      22.
      Мне не хотелось тащиться в Хэтчвей лишь затем, чтобы позвонить Рэю Торнтону, но я все-таки поехал: ведь за это мне и платили. Я наклеил на мозоли лейкопластырь и теперь испытывал непривычные ощущения, крутя баранку. Приемник в машине был включен, и я слушал щедро сдобренные помехами вести из внешнего мира. Когда в передачах проскальзывали имена глав государств, у меня возникало ощущение, будто я сижу в лесах уже восемь месяцев, а не восемь дней. Загнав машину на почти свободную стоянку перед "Луком репчатым", я позвонил Торнтону в его грэнтемскую контору.
      - Да, я ещё жив, но отнюдь не благодаря тебе. Кто-то из здешних норовит меня прикончить. Ты должен доплачивать мне за опасность.
      - Ты просто пушечное мясо. А как наш общий друг, цел еще?
      - Конечно, цел. Во всяком случае, вчера он был в собранном виде. Этот подонок спас мне жизнь. Вытащил из тонущей лодки.
      - Ты всегда был склонен сгущать краски, Бенни. Почему бы тебе хоть денек не прожить, как все люди? Проснуться, отправиться на работу, вернуться домой и уснуть. Чем плоха такая доля?
      - Тем, что не сулит заработка. Ты раздобыл те сведения, о которых я тебя просил?
      Рэй принялся пополнять мои познания в области автолюбительства. Прояснив этот вопрос, я попытался выведать у него что-нибудь об Алин Барбур, но Рэй не пожелал говорить о ней. Вместо этого он сказал:
      - Слушай, Бенни, может, мне стоило бы приехать и потолковать с тобой о моем клиенте. Дай мне ночь на размышление.
      Итак, я спросил об Алин, а он завел речь о своем клиенте. Наверное, неспроста, но пока я не прослеживал тут никакой причинно-следственной связи.
      Заглянув в "Лук репчатый", я затарился хлебом для гамбургеров и солониной, после чего отправился восвояси. Дома попытался испечь картошку, но не сумел совладать с большой печью. На этот раз даже местные кошки не выказали никакого интереса к моим пищевым отходам.
      Вечером я не пошел во флигель. Хотел, но задремал, так и не дождавшись темноты. В двенадцатом часу я услышал, как отключили генератор. Его затихающее стрекотание вырвало меня из сна, в котором я с ранцем за плечами и каноэ под мышкой улепетывал по тропе Литтл-Краммок от Пэттена и его дружков. Всякий раз, когда они нагоняли меня, появлялась Алин Барбур в голубом халате и на минуту-другую уводила преследователей в сторону, но потом они опять бросались за мной. Я встал, вышел на двор и несколько минут вслушивался в верещание сверчков, а потом снова попытался уснуть. На сей раз в сновидении присутствовала гремучка; я сидел в каноэ далеко от берега, и вдруг она выползла из дерюжного мешка в носу лодки. Морда у неё была как у гремучки массасуга, чучело которой я однажды видел, но эта змея оказалась настоящей и совсем не запыленной. Она прекрасно знала, где искать мои босые ноги. Когда я резко сел на кровати, весь в холодном поту, треск никуда не делся. Но в изножье кровати не было никаких змей: трещала забранная сеткой дверь, потому что кто-то скребся в нее.
      Наручные часы на ночном столике мигали рубиновыми цифрами: 12.46.
      - Кто там? - гаркнул я - Это Лорка, - донесся женский голос. - Лорка Шан.
      - Кто?
      - Ну, Лорка! Подруга Норри.
      Дверь открылась и закрылась в тот миг, когда я спустил пылающие ноги на прохладный пол.
      - Ну и времечко вы выбираете для хождений по гостям, - сказал я, протягивая руку к штанам. Халата у меня не было. Я запалил свечу и заправил постель, убирая с глаз долой змей и сценки лесной погони. В свете свечи скулы Лорки обозначились с четкостью, присущей скорее скульптурному произведению, нежели творению природы. Она привалилась к притолоке.
      - В чем дело?
      - У вас, часом, не найдется выпить? - спросила Лорка, беря кухонный стул.
      - Извините, все кончилось. Может, немного филе озерной форели? А возможно, у меня найдется шампунь или бальзам для волос.
      - Перестаньте. Надеюсь, вы не сердитесь на меня за то, что я рылась в вашем бумажнике? Я ничего никому не сказала.
      - Приятно слышать. Итак, что гложет вас в столь поздний час?
      На Лорке были джинсы в обтяжку, белая майка и зеленая клетчатая рубаха с закатанными по локоть рукавами.
      - Никто не знает, что я здесь, если это вас волнует.
      - Что стряслось в усадьбе Вудворда?
      - Норри собирается уезжать.
      - Этого и следовало ожидать.
      - Он хочет, чтобы я поехала с ним, но мне неохота.
      - А куда он намылился?
      - Он вроде задумал какое-то время пожить на яхте. Меня от этого тошнит. Не хочу тратить жизнь, сидя на этой проклятущей посудине, где нет людей, где толпятся легавые с ордерами и повестками, да ещё на берег не сойдешь. Терпеть этого не могу.
      - Но вы ещё не знаете наверное, что он намерен укрыться на борту корабля. Возможно, Верховный суд решит в его пользу.
      - Буду рада, коли так. Я готова жить на Сан-Клементе или в Лас Вегасе, я там всех знаю. Но не собираюсь до конца дней своих быть миссис Артур Шипли, женой капитана. Я слишком молода, чтобы похоронить себя на каком-то средиземноморском "Летучем голландце". Там даже с людьми не пообщаешься. Ну с кем мне поговорить? Я не знаю ни греческого, ни итальянского, ни испанского. Даже французского - и то не знаю, только названия духов.
      - Да, вы и впрямь попали в переплет. Стало быть, в новом паспор - те Норри стоит фамилия Шипли? Не ожидал, что он так скоро выправит бумаги.
      - Ему очень быстро прислали свидетельство о рождении, это и помогло.
      - Канадские паспорта - в числе наиболее уважаемых в мире. Уж кто только не норовит всеми правдами и неправдами получить такой. Скажите, Лорка, а что будет, если Пэттен попросту вернется в Штаты?
      - Я поеду с ним. Я люблю Норри, он очень мил со мной. Поймите меня правильно: мне нравится посещать многолюдные сборища и ви - деть, как Норри помогает тысячам своих ближних. Право слово, это вели - кий человек. Но если он собрался жить на лодке и слушать новости по радио, увольте меня. Там я ему не нужна. Лучше уж найти какую-нибудь работу. Я уже была секретаршей и могу опять этим заняться.
      - Вот это сила духа.
      - Вы потешаетесь надо мной, мистер Куперман, - она положила подбородок на ладонь и уперлась локтем в покрытое линялым хлопком колено. Я достал сигарету и, прикурив от огонька свечи, попытался напу - стить на себя серьезный вид.
      - Вам что-нибудь говорит имя Алин Барбур?
      Чуть напрягшиеся губы, совсем небольшое изменение позы - я не мог не заметить всего этого.
      - Кажется, ничего. Она остановилась в усадьбе? Мне не выдалось случая...
      - Я-то думал, вам нужна помощь. Если я должен оказать её вам, мне необходимо знать, что вы откровенны со мной. Я знаю: вы знаете, что я хочу узнать.
      - Может, я и не желаю убегать с Норри на его яхту, но это ещё не значит, что я выдам вам государственную улику, или как это здесь назы вается. Норри доверяет мне.
      - Ну и пожалуйста, можете отплатить ему той же монетой. Скажи - те, что предпочли бы жить на Сан-Клементе и исправно получать от него письма. Уверен, что он вас поймет.
      - Вы совершенно беспощадны ко мне, мистер Куперман. Я уже кончила школу и не нуждаюсь в нравоучениях.
      - Ни слова больше. Я на вашей стороне, будто мать родная.
      Лорка встала и принялась расхаживать по погруженной в полумрак хижине. Я увидел её силуэт на фоне дверного проема и услышал, как чиркает спичка. Вспышка озарила белое, похожее на маску лицо. Тень Лорки пролетела по комнате, будто наполняемый ураганным ветром парус. Лорка задула спичку, и в комнате стало ещё темнее, чем прежде.
      - Можете вернуться со мной в Торонто, когда я закончу свои дела здесь, - сказал я висевшему в воздухе красному огоньку сигареты. - А закончу я их в тот миг, когда отсюда уедет Норри. Почему бы вам не рассказать мне об этой мстительной стерве?
      - Так вы подслушивали? Подонок. Я вас презираю.
      - Мое предложение остается в силе. Меня ещё и не так обзывали, ведь я занимался делами о разводах. В сравнении с ними убийство - образчик высоконравственного деяния. В нем почему-то менее выражена личностная составляющая. Алин прикатила сюда неспроста. Она не только загорает и ныряет за ракушками. Если она замышляет преподнести Пэттену сюрприз, то чем больше людей будет знать об этом, тем меньше у неё шансов на успех. Я намерен поставить чайник. Выпьете со мной чайку?
      Лица Лорки я видеть не мог, зато видел, что она задумчиво попыхивает сигаретой, и слышал вздохи. Я принес из спальни свечу и поставил её на сосновый столик. Поболтав чайник, я убедился, что воды в нем достаточно, запалил конфорку и отправился на поиски чашек и паке - тиков с чаем. На Лорку я не смотрел, приклеившись взглядом к кухонной стойке. Это была уловка, имевшая целью развязать Лорке язык. Если получится, я узнаю об Алин побольше, а не сработает - так чайник закипит ещё нескоро.
      - Алин очень давно знает Норри. Гораздо дольше, чем я. Мы с ней никогда не встречались, но я наслышана об этой даме. Она жила с Норри лет пять. Но с тех пор минуло уже десять лет. Я с Норри почти три года, мы то расходимся, то опять ладим. Однажды мы расстались из-за того, что он решил принять в свое сердце едва ли не всю вселенную. Но я положила этому конец. Уехала в Вашингтон и стала гулять с Вэном.
      - Что это за Вэн? - С невинным видом спросил я.
      - Вэн? Сенатор Гидеон Вэн Ренсилер Вудворд из Вермонта. Мы живем в его хижине. Он не приезжает сюда с тех пор, как потерял сына.
      - Пэттен познакомился с сенатором в парке?
      - Конечно. Сенатор, по сути дела, усыновил его. Норри - ровесник Гидеона младшего, но гораздо лучше знает лесную жизнь. Он научил Гидеона удить рыбу и ставить силки, вот почему сенатор так возлюбил Норри.
      - И потом Пэттен последовал за Вудвордом в Вашингтон?
      - Там все и началось. Норри увидел свой слепящий свет.
      - А когда умер Гидеон?
      - Он был мальчиком лет семнадцати-восемнадцати.
      - Пэттен уехал в Вашингтон в том же возрасте. Любопытно.
      - Сенатор превозносит Норри до небес, ведь это он помог Вэну оправиться после смерти сына. Неудивительно, что сенатор помогал ему, когда Норри начал проповедовать.
      - Воистину. Расскажите мне об Энее Дюфоне.
      - О ком? Сроду не слыхала.
      - Он сейчас лежит в хантсвиллском морге. Тот индеец, которого убили.
      - Да, верно, помню. Он приходил к Норри.
      - И что-то ему отдал, попросив оказать услугу. Что это было и в чем заключалась услуга?
      - Золотой самородок. То есть, он был похож на золотой. Эней пришел к Норри на прошлой неделе, когда лил дождь. В четверг, да? Индеец приплыл на каноэ примерно за час до темноты.
      - Зачем он отдал Норри самородок?
      - Чтобы Норри отослал его на анализ.
      - И это действительно было золото?
      - Спросите его сами. Я-то почем знаю? Норри передал слиток на хранение Оззи Протро, а он вернется только завтра.
      Я переложил пакетик с чаем из одной чашки в другую и влил немного сгущеного молока из банки с облепленными сладкой массой дырками в крышке. Мы уселись за столик, посреди которого стояла свеча. У Лорки были очень синие глаза и чересчур сильно накрашенные волосы. При свете свечи они казались черными, но днем приобретали цвет старинной мебели, делаясь чуть-чуть темнее каштановых. Я поймал себя на том, что разглядываю Лорку, и отвернулся. В этот миг в комнате появился ещё один источник света. По проволочной сетке двери заплясало желтое пятно. Казалось, в гости пожаловала подвыпившая луна. Я услышал голос, очень напоминавший сценический шепот:
      - Бенни, можно к тебе?
      Это была Алин Барбур. Когда дверь со шлепком закрылась, я вдруг заметил, что стою на ногах. Не потому, что принял Алин за королеву-мать, просто существуют общие законы поведения мужчины, пребывающего наедине с женщиной и внезапно оказывающегося в обществе двух дам. И дело тут не в приличиях, все гораздо глубже.
      - Ой, извини, я думала, ты... Ах, это вы! Ну, не милая ли картина? Вы что, получили увольнительную на ночь?
      Лорка мигом поняла, кто пришел, хотя, возможно, и не сразу узнала Алин в лицо. Она увидела джинсы, свитер под горло, хлопчатобумажную куртку и свежую косметику и замерла, а потом при всеобщей неподвижности поднесла руку к лицу.
      - Погасите этот чертов фонарь, - сказала она, но Алин не сразу исполнила просьбу. Сначала она осветила столик. Я все никак не мог обрести дар речи. Я чувствовал себя Арчи, героем комикса, уверяющим Веронику и Бетти в своей способности все объяснить. Но женщины не смотрели в мою сторону. Я мог бы забраться на столик и сделать стойку на руках, но они только пронзили бы меня кинжалами своих взглядов, так и не заметив моих потугов.
      - Садись и выпей чаю, - предложил я, когда обрел способность связно изъясняться в устной форме. Но Алин на это не купилась.
      - С ней? С нынешней пассией Норри? Не смеши меня.
      - Мы тут болтаем, - начал я.
      - Теперь это так называется? Извините, что ворвалась без приглашения.
      - Замолчи и сядь, Алин. Успокойся.
      - Что? Прервать это прелестное представление? Ну уж нет. Бьюсь об заклад, что служанка имеет свободные вечера не чаще двух раз в месяц.
      Глаза Алин потемнели от злости, и я сразу понял, что дело не во мне и не в случившемся нынче днем. Третьим человеком в этой комнате сейчас был не я, а Норри Пэттен.
      - Так это Алин Барбур? - спросила Лорка, разглядывая фигуру в торце стола. В свете чадящего огарка свечи черты Алин сделались резкими. - Я наслышана о вашей красоте, но теперь вижу, что она уже блекнет. Норри любит молоденьких, таких, как я. Полагаю, вам это известно.
      - Вам никогда не раскрутить его на брачный контракт, иначе он будет не он. Вы - пропащая девка, только пока не знаете об этом.
      - Вот же чертова стерва, - бесцветным приглушенным голосом произнесла Лорка и, взяв со стола чашку, запустила ею в Алин. Та успела подставить руку, но все-таки чай попал ей в лицо. Алин вскрикнула. Должно быть, от неожиданности. Едва ли она ошпарилась.
      - Убирайтесь-ка отсюда, обе! - гаркнул я и услышал эхо своего крика, возвратившееся от холмов на дальнем берегу. - Уходи, Алин. Просто повернись и выйди вон.
      Я снял со спинки стула влажное полотенце и бросил его Алин, но она молча повернулась и вышла вон, как я и советовал. Я слышал, как она рыдает, бредя через поляну следом за пятном света от фонарика.
      - Хорошего врага вы нажили, нечего сказать, - проговорил я. - Норри вас по головке не погладит. Уж и не знаю, как помешать ей пойти в полицию. Или вы забыли, что Норри не просто так затеял эту игру в жгучие тайны?
      - Ой, Бенни, что же делать? Нельзя, чтобы Норри узнал. Эта женщина! Ее надо остановить. Мы должны что-то предпринять.
      - Мы?
      - Ну конечно. Вы и я. Нам надо остановить её.
      - Слушайте, Лорка, я на многое готов, чтобы угодить даме, но не буду становиться между Алин Барбур и Норбертом Пэттеном до тех пор, пока не узнаю о них гораздо больше, чем мне известно сейчас. Надо быть сумасшедшим, чтобы затесаться в такую компанию. Я с удовольствием подожду и посмотрю, что произойдет, но вы не заставите меня ступить на ринг во время поединка. Я не сделаю этого даже за все местное золото.
      - Но мне ничего не известно. Я уже рассказала вам все, что знала.
      - Где они познакомились?
      - Да не знаю я, говорят вам! Почему вы мне не верите?
      - Вероятно, вы сумеете что-то вспомнить. Иначе и быть не может. Какую-нибудь мелочь, не имеющую видимой связи со всем остальным. Событие, имя, что угодно.
      - Имя я и впрямь помню, хотя не понимаю, при чем оно тут. Однажды я слышала, как Норри упомянул какого-то Джона Мэлбека. Это как-то связано с Алин Барбур, но не спрашивайте меня, как.
      - Хорошо. Это уже что-то. А сейчас возвращайтесь к себе и снова предайтесь воспоминаниям. Завтра я под какими-нибудь предлогом загляну к вам. Возможно, устрою ещё одно несостоявшееся кораблекрушение. Как вы думаете, пройдет такой номер?
      Мэлбек. Имя было смутно знакомым.
      - Да, конечно, - отвечала Лорка. - Только, пожалуйста, не забудьте то, что я сказала. Мне совсем не хочется очутиться на борту корабля, совершающего длительное плавание. Понимаете?
      - Я вам сочувствую, Лорка, честное слово. На худой конец, вы всегда можете потерять паспорт, верно?
      - Ой, Бенни, а мне это и в голову не пришло. Вы правы. Не все так мрачно. Я ведь и впрямь могу стать человеком без гражданства.
      23.
      Утром я повстречал Джоан Харбисон. В её отношении ко мне по-прежнему чувствовалась некая холодность. Джоан с похвалой отозвалась о погоде и сообщила, что из Торонто прибыл какой-то большой полицейский чин, который задавал ей вопросы, а потом шагами измерял расстояние от лагеря Энея до дренажной трубы. Джоан догадалась, что вновь прибывший - важная шишка, когда увидела Гарри Гловера в фуражке и застегнутой на все пуговицы сорочке. Я пошел окунуться, ступил на мостки, но не увидел на стоянке никакой патрульной машины. В лучах утреннего солнца жарились только автомобили наших завсегдатаев. Мне казалось, что я чувствую запах паленой резины.
      - Джоан, вы хорошо знаете Дэвида Киппа?
      Джоан взбалтывала содержимое банки с надписью "Уильямсбургская белая". Я заметил, как у неё дрогнула рука.
      - Да не очень. Он почти все время наблюдает за птицами, не расстается со своим биноклем. Приехал из Новой Англии. Заботливый отец. Что еще? Ах, да, вот, привез мне белую краску, такую белую, что белее не сыскать.
      - Значит, он бывал здесь и прежде?
      - Если верить Сисси, когда-то они с женой были тут завсегдатаями. Но вот уже несколько лет, как она неважно себя чувствует. Сисси говорит, у неё неладно с головой, но я не спрашивала, в чем там дело. Сама-то я впервые увидела Киппа только этим летом. Он подарил мне краску, чтобы помочь прозябающему новому владельцу. Сисси говорит, Киппы ужасно привередливы. Мишель однажды подняла хай, потому что в "Луке репчатом" не оказалось её любимого кефира. Уму непостижимо, правда? - Джоан не смотрела мне в глаза. Ее щека была вымазана краской, но в общем и целом она неплохо управлялась с покраской кресла.
      - А почему вы об этом спрашиваете? - полюбопытствовала Джоан, не поднимая глаз.
      - Мы с ним малость повздорили. Похоже, он очень высокого мнения о себе.
      - Да он просто одержимый. Когда Дэвид приходит во флигель, мне делается тревожно, если там нет других людей.
      Я наблюдал, как она размашистыми мазками наносит краску на доски. Мне нравилось умиротворенное выражение лица Джоан. Она макала кисть в банку, аккуратно снимала излишки краски, и эта работа, похоже, успокаивала её. На миг мне вспомнилось, как Том Сойер красил забор тетушки Полли. Понаблюдав ещё немножко, я отправился купаться.
      Штук пятнадцать ленивых гребков, и я добрался до плотика. Подтянувшись, будто морж, я плюхнулся брюхом на теплый брезент. Из этого на редкость приятного положения я увидел, как из хижины вышел Дэвид Кипп, чтобы снять с веревки полотенца и плавки. На затянутом знойным маревом берегу не наблюдалось почти никакого движения, как при замедленной съемке в кино. Я снова скатился в воду и, дрыгая ногами, нырнул к усыпанному ракушками дну. Проплыл несколько метров, вглядываясь в отбрасываемую плотом тень. От его угла тянулась цепь, прикрепленная то ли к жернову, то ли к грузилу, наполовину ушедшему в мелкий мергель и песок. Я подплыл поближе. Тут меня ждал сюрприз. Якорь представлял собой круглый камень с вырезанным на плоской поверхности равносторонним треугольником, почти скрытым под донными отложениями. Я смахнул грязь и увидел грубое изображение козла с чудовищно громадными рогами. Легкие мои уже начинали лопаться, и я не без труда поднялся к поверхности, где вода была теплее и где я вдоволь нахлебался её. Правда, она была насыщена кислородом и изобиловала пузырьками воздуха.
      Откашлявшись, я снова погрузился под воду, чтобы ещё раз взглянуть на свою находку. Сомнений быть не могло: на грузиле было то же изображение, что и на алтарном камне с картины Дика Бернерса, которую я видел в комнате Энея в Хэтчвее. Я снова выбрался на поверхность и решил, что камень, должно быть, лежит на четырехметровой глубине. У меня почему-то поднялось настроение. Возможно, из-за того, что я с раннего утра начал мыслить в метрических единицах.
      Спустя полчаса я сидел во флигеле в обществе Гарри Гловера. Под мышками у него темнели мокрые пятна, рубаха была расстегнута, фуражки и след простыл. Значит, начальник Гарри, вероятно, уже на пути в Торонто. Гловер встретил меня без улыбки. Я вошел и отыскал стул. Мы оба понимали, что это не визит вежливости. Интересно, почему некоторым легавым и на службе удается оставаться людьми? Гловер казался встревоженным, злым и усталым, как будто полчаса общения с начальством были не лучшими в его жизни, и теперь он гадал, сможет ли хоть чуть-чуть поднять себе настроение, сорвав зло на мне.
      - Ну, разве не прекрасно получать денежки за то, что ни о чем не волнуешься, да ещё в такую дивную погоду? В Торонто, говорят, сегодня настоящее пекло.
      - Вы все считаете меня жителем Торонто, Гарри. Я из Грэнтема, запомните это. У нас дуют ветры с Онтарио, а от Ниагарского водопада летит водяная пыль.
      Я окинул его взглядом в надежде, что он подумает : "А может, этот парень считает, что я валяю с ним дурака".
      - Ваша наводка на мистера Уэстморленда помогла делу. Пришлось потолковать по душам с начальником полиции безопасности в Оттаве. Да, это Десмонд Брюер, все верно, ошибки быть не может. А Джордж Маккорд расколол его и стал ковать железо, пока горячо. Но много не наковал. Однако непохоже, чтобы Брюер заставил его замолчать навеки.
      - Мне бы вашу уверенность. Откуда вы знаете?
      - Оттавская штучка такого пошиба? Чиновник? Да он заблудится в лесу, едва выйдя за ворота усадьбы. Если уж и есть на свете изнеженный хиляк, так это он.
      - Пораскиньте мозгами, Гарри. Этот неженка отправляется кататься на каноэ по неизведанным местам, как раз когда в казначействе неважно идут дела. А может, он когда-то был скалолазом, как наш последний премьер-министр? Не сбрасывайте со счетов оттавских столоначальников, не такие уж они никчемные. Я не говорю, что он убийца, просто сейчас мы этого не знаем.
      - Черт возьми, никто не хочет облегчить мне жизнь. Всегда приходится брести кружным путем. Знаете, Бенни, тот парень из Торонто, который возится с отпечатками пальцев, нынче утром выдал мне корку. Говорит, на топоре есть ваши отпечатки. Стыд и срам, да?
      - Конечно. Потому-то я и навожу вас на Деза Брюера. Чтобы сбить со следа. Знаете, Гарри, я всегда хватаюсь за топор голыми руками. Какая беспечность. Кстати, где вы раздобыли мои пальчики, чтобы сличить отпечатки?
      - С вымытой вами тарелки. Разумеется, это не стопроцентное опознание, но при желании его можно подтвердить. Уж больно вы гордитесь порядком в своей хижине. Готов спорить, что и в вашей грэнтэмской квартире нет ни пылинки.
      - Если вы и поныне темните со мной, стало быть, все три убийства уже почти раскрыты.
      - Мы ведем дело точно по учебнику: фотоснимки, зарисовки... Постойте-ка, какие три убийства? Я насчитал всего два. В какой школе вы учились? Давайте считать вместе. Эней Дюфон - раз. Джордж Маккорд - два.
      - Вы оставили за скобками Уэйна Траска. Уж извините, Гарри, но смерть Траска не была случайной. Его убили, что бы вы там ни написали в своем рапорте.
      - Но это уже давно быльем поросло. Зачем вытаскивать на свет Траска? Какой в этом смысл?
      Я передернул плечами. Готового ответа у меня не было, только обрывки сведений и умозаключений. Но все же я попытался объяснить.
      - Смерть Траска имеет отношение к событиям дня нынешнего. Во-первых, Траск возился в найденной мною шахте. Чтобы раскрыть это дело, Траску надо уделить столько же внимания, сколько любой другой из наших находок.
      - Ладно, уделю.
      - Кто был здесь тогда? С кем вы беседовали после гибели Траска?
      - Черт возьми, приятель, не слишком ли много вы хотите поиметь на холяву? - Гарри подпер подбородок ладонью и принялся потирать щеку большим пальцем. - Хотя, если подумать, тогда в усадьбе были многие из тех, кто и сейчас здесь. Мэгги и Джордж, Риммеры, Пирси...