- Что же делать? - проговорил Красный Кедр.
      - Принять меры предосторожности. Поверьте мне, нас выследили. Оставаться здесь дальше будет в высшей степени неблагоразумным.
      Сыновья скваттера в знак подтверждения опустили головы.
      - Очевидно, - сказал Сеттер, - что наши враги напали на наш след.
      - И что они не замедлят появиться здесь, - добавил Натан.
      - Вы видите, - произнес монах.
      - Еще раз спрашиваю вас, что же делать? - спросил Красный Кедр.
      - Карай! Убираться отсюда как можно скорее.
      - Но куда же нам деться в такое время года? Скоро снег покроет землю, и тогда лишиться крова будет равносильно голодной смерти.
      - Да, если остаться в прерии, - многозначительно произнес монах.
      - Куда же вы думаете направиться? - спросил скваттер.
      - Я-то откуда знаю? На границе с Мексикой есть несколько городов, а в крайнем случае, мне кажется, мы могли бы возвратиться в Пасо-дель-Норте. Там у нас, во всяком случае, найдутся друзья, от которых мы вправе ожидать хорошего приема.
      Красный Кедр пытливо посмотрел на монаха и сказал с иронией:
      - Говорите прямо, senor padre, у вас есть какая-нибудь причина, чтобы возвратиться в Эль-Пасо? Сообщите-ка нам ее.
      - Карай! Вы знаете эту причину не хуже меня! - воскликнул монах, покраснев. - Для чего нам притворяться друг перед другом?
      Скваттер порывисто встал и отбросил ногой свой стул.
      - Вы правы, - произнес он злобно, - откроем наши карты, я только того и желаю. Я подам вам пример. Слушайте же. Вы никогда не упускали из вида того, что заставило вас явиться в прерию. У вас была одна только цель, одно желание - достичь тех богатых россыпей, местонахождение которых вы узнали, убив одного человека. Никакие трудности и опасности не могли заставить вас отступиться от вашего намерения; надежда набрать золота ослепляет вас и сводит с ума, не правда ли?
      - Правда, - пробурчал монах. - Что дальше?
      - Дальше, когда наша шайка была уничтожена и рассеяна, вы все взвесили и пришли к следующему заключению, которое делает честь вашей проницательности и твердости вашего характера: Красный Кедр, решили вы, почти точно знает местонахождение сокровища, поэтому необходимо заставить его возвратиться со мною в Пасо, чтобы собрать новую шайку, ибо если я оставлю его одного в прерии, а сам удалюсь, то он отправится на поиски золота, которые в конце концов увенчаются успехом. Не прав ли я, скажите мне, senor padre?
      - Почти что, - отвечал монах, приходя в ярость от того, что его намерения открыты.
      - Да, но только вы судили по себе, а потому и думали, что если я могу быть убийцей, то могу быть и вором. В этом вы жестоко ошиблись. Знайте же, - продолжал скваттер, топнув ногой, - что если бы это сокровище, которого вы так жаждете, находилось у моих ног, я не нагнулся бы, чтобы его поднять. Золото для меня ничто, я его презираю. Когда я согласился сопровождать вас, то вы, конечно, предположили, что меня побуждает к этому алчность, и ошиблись - меня побуждало более сильное и благородное чувство - жажда мести. А теперь запомните то, что я сказал, и отстаньте от меня с вашим сокровищем, до которого мне нет никакого дела. А теперь спокойной ночи, compadre. Я лягу спать и советую вам сделать то же самое.
      С этими словам скваттер, не дожидаясь ответа, повернулся к монаху спиной и ушел в другую комнату.
      Эллен уже давно спала.
      Брат Амбросио остался один с сыновьями Красного Кедра. Несколько минут все они молчали.
      - Ба-а! - сказал наконец монах беспечным тоном. - Он может отказываться сколько ему угодно, а в конце концов все-таки согласится.
      Сеттер с сомнением покачал головой.
      - Нет, - сказал он, - вы не знаете старика. Если он сказал "нет", то с ним ничего не поделаешь.
      - Он сильно изменился и опустился с некоторых пор, - заметил Натан, от его прежнего характера, мне кажется, осталось только упрямство, и я боюсь, что вы потерпите полную неудачу, senore padre.
      - Это мы еще поглядим, - весело произнес монах. - Завтра будит видно, а теперь, господа, последуем его совету и отравимся спать.
      Через десять минут в хакале уже все спали.
      Гроза продолжалась всю ночь.
      На рассвете скваттер проснулся и вышел из хижины, чтобы узнать, какова погода.
      День обещал быть прекрасным, небо было чистое, и солнце ярко сверкало. Красный Кедр отправился было во двор, чтобы оседлать лошадей для себя и для своих гостей. Но прежде он осмотрелся вокруг. Вдруг он вскрикнул от удивления и поспешно вернулся обратно в хакаль.
      Он увидел всадника, который мчался к хижине во весь опор.
      - Отец Серафим! - воскликнул он. - Что могло заставить его явиться сюда в такой ранний час?
      В это время монах и сыновья скваттера вошли в общую комнату. Красный Кедр, услышав позади себя их шаги, быстро обернулся.
      - Спрячьтесь, спрячьтесь! - повелительно прошептал он им.
      - В чем дело? - спросил монах, выступив из любопытства вперед.
      Сильным ударом кулака в грудь скваттер отбросил его на середину комнаты.
      - Вы не слышали, что я сказал? - прогремел он.
      Несмотря на удар, монах успел узнать всадника.
      - А, - произнес он с нехорошей усмешкой, - отец Серафим! Но ведь если наш друг хотел исповедаться, то разве я не годился для этого? Стоило только сказать мне, вместо того, чтобы ждать эту французскую свинью.
      Красный Кедр обернулся с такой стремительностью, точно его ужалила змея и бросил на всех свирепый взгляд, заставивший их невольно попятиться.
      - Негодяй! - вскричал он и угрожающе взмахнул рукой. - Не знаю, что мешает мне убить тебя как собаку! Если ты позволишь себе сказать еще хоть одно слово против этого святого человека, то я уложу тебя на месте! Ну-ка все вон отсюда, я приказываю!
      Все трое, устрашенные гневным голосом скваттера, молча поспешили скрыться из комнаты.
      Через десять минут отец Серафим остановил лошадь перед хакалем и соскочил на землю.
      Красный Кедр и Эллен встретили его с неподдельной радостью.
      Отец Серафим вошел в хижину, устало отирая со лба струившийся ручьями пот. Красный Кедр поспешно пододвинул ему бутаку.
      - Присядьте, отец мой, - сказал он, - вам очень жарко, не хотите ли чем-нибудь освежиться?
      - Нет, благодарю, - отвечал миссионер, - у нас нет времени. Слушайте меня.
      - Но что же случилось? Почему вы с такой поспешностью примчались к нам?
      - Увы! Вам угрожает страшная опасность!
      Скваттер побледнел.
      - Значит, это правда, - прошептал он, нахмурив брови, - искупление для меня начинается?
      - Мужайтесь! - с чувством произнес миссионер. - Ваши враги, уж не знаю каким образом, открыли ваше убежище. Завтра, а может быть и сегодня, они будут здесь. Вам необходимо бежать, бежать как можно поспешнее!
      - К чему? - прошептал скваттер. - Это перст Божий. От судьбы все равно не уйти - мне кажется, напротив, лучше остаться.
      Отец Серафим строго посмотрел на него и произнес:
      - Бог, без сомнения, желает только испытать вас. Отдаться в руки тех, которые хотят вашей смерти, было бы трусостью, самоубийством, которого Небо не простило бы мне. Каждая тварь обязана защищать свою жизнь. Бегите, я желаю этого и приказываю вам!
      Скваттер ничего не ответил.
      - Кроме того, - продолжал отец Серафим, стараясь говорить весело, может быть, все обойдется - ваши враги, не найдя вас здесь, прекратят преследование, и через несколько дней вам можно будет возвратиться.
      - Нет, - уныло возразил скваттер, - они желают моей смерти. Так как вы приказываете мне бежать, то я вам повинуюсь, но прошу вас об одной милости.
      - Говорите, сын мой.
      - Я, - произнес скваттер, еле сдерживая свое волнение, - я - мужчина, я могу без труда переносить невзгоды и не боюсь опасностей, но...
      - Я понимаю вас, - перебил его миссионер с живостью, - я уже думал о вашей дочери. Не беспокойтесь, я позабочусь о ней.
      - О, благодарю, благодарю вас, отец мой! - произнес скваттер с таким чувством, которого от него нельзя было и ожидать.
      До сих пор Эллен молча слушала их разговор. Теперь же она выступила вперед и, став между ними, произнесла с твердостью:
      - Я от всего сердца признательна вам обоим за ваши заботы обо мне. Но я не могу оставить отца, я последую за ним всюду, куда бы он ни пошел, чтобы утешить его и помочь ему перенести испытание, посылаемое ему Богом. Подождите, - продолжала она, увидев, что и тот и другой хотят перебить ее, - если я до сих пор терпеливо переносила дурное поведение отца, то теперь, когда он раскаялся и исправился, я его жалею и люблю. Решение мое неизменно.
      Отец Серафим восторженно посмотрел на нее.
      - Прекрасно, дитя мое, - сказал он, - Бог вознаградит вас за вашу преданность.
      Скваттер крепко обнял дочь, будучи не в силах вымолвить ни слова. Радость переполнила его сердце.
      Миссионер встал.
      - Прощайте, - сказал он. - Будьте мужественны. Надейтесь на Бога, и Он вас не оставит. Я буду заботиться о вас издали. Прощайте, дети мои, благословляю вас! Бегите скорее отсюда!
      С этими словами отец Серафим вышел из хакаля, вскочил на лошадь и, послав последний прощальный жест Красному Кедру и его дочери, быстро умчался.
      - О-о! - прошептал Красный Кедр. - Я как чувствовал, что это не может долго продолжаться... А ведь я был почти счастлив!
      - Мужайтесь, отец мой! - нежно сказала ему Эллен.
      В это время вошли брат Амбросио, Натан и Сеттер.
      - Седлайте лошадей, - сказал им скваттер, - мы отправляемся.
      - Ага, - прошептал монах на ухо Сеттеру. - Я говорил, что дьявол нам поможет. Он не мог нас позабыть, так как мы достаточно угождали ему.
      Сборы были недолгими, и час спустя все пятеро пустились в путь.
      - В которую сторону мы направимся? - спросил монах.
      - В горы, - коротко ответил скваттер, бросив последний грустный взгляд на маленькую хижину, в которой он, может быть, надеялся умереть и которую теперь судьба заставила его покинуть навсегда.
      Едва беглецы успели скрыться в чаще леса, как на горизонте появилось облако пыли, и вскоре показались пятеро всадников, мчавшихся во весь опор к хакалю.
      Это был Валентин и его друзья.
      Они получили, по-видимому, точные указания Сына Крови относительно местонахождения хижины, так как приближались прямо к ней.
      Сердце дона Пабло готово было выскочить из груди, хотя он старался казаться спокойным.
      - Гм! - произнес Валентин, когда до хакаля оставалось всего несколько шагов. - Что-то очень уж тихо.
      - Скваттер, вероятно, на охоте, - заметил дон Мигель, - и мы застанем только его дочь. Валентин рассмеялся.
      - Выдумаете? - произнес он. - Нет, дон Мигель, вспомните лучше слова отца Серафима.
      Генерал Ибаньес, первым подъехавший к хижине, соскочил на землю и отворил дверь.
      - Никого! - произнес он с удивлением.
      - Ладно! - воскликнул Валентин. - Я и не рассчитывал поймать этих птиц в гнезде, но на это раз они не уйдут от нас. Вперед, друзья мои, они не могли уйти далеко!
      Все снова пустились в путь, но предварительно Курумилла бросил в хакаль зажженный факел, от которого он вскоре запылал, словно костер.
      ГЛАВА XXI Курумилла
      Приблизительно через месяц после тех событий, которые мы описали в предыдущей главе, в первых числах декабря, вскоре после захода солнца, группа из пяти или шести человек взбиралась на один из самых высоких пиков восточной цепи Скалистых гор, которая тянется до самого Техаса.
      Время стояло холодное, и толстый слой снега покрывал склоны гор. Тропинка, по которой карабкались путники, была настолько крута, что они, несмотря на привычку передвигаться по горам, очень часто бывали вынуждены, закинув свои ружья за плечи, продолжать путь на четвереньках, цепляясь за выступы руками и ногами.
      Но их не могли удержать никакие трудности, никакие препятствия.
      Иногда, изнемогая от усталости и обливаясь потом, они останавливались, чтобы перевести дыхание, ложились на землю и утоляли мучившую их жажду несколькими горстями снега. Затем, немного отдохнув, они снова мужественно пускались в путь.
      Искали ли эти путники удобную дорогу в лабиринте гор, острые вершины которых возвышались вокруг них, покрытые ледниками и вечным снегом?
      Или, может быть, они хотели ради им одним известных целей достигнуть такого пункта, с которого можно было бы обозреть окрестности далеко вокруг?
      Если путешественники на это надеялись, то не ошиблись. Когда они наконец после неимоверных усилий достигли вершины горы, то перед ними внезапно открылась картина, поразившая их своей необъятностью. Они, так сказать, парили над землей, тем более что, благодаря чистоте и прозрачности воздуха, малейшие предметы были совершенно отчетливо видны на поразительно далеком расстоянии.
      Впрочем, по всей вероятности, путники предприняли это опасное восхождение не из простого любопытства. По той внимательности, с которой они рассматривали и исследовали все части гигантской панорамы, развернувшейся перед их глазами, видно было, что серьезные причины заставили их преодолеть все трудности пути и взобраться на такую головокружительную высоту.
      Долго стояли они молча, погруженные в созерцание окрестностей и не обращая внимания на рокот горных потоков и грозный шум скатывающихся вниз лавин, увлекавших в своем падении деревья и целые скалы.
      Наконец один из путников, предводительствовавший, по-видимому, отрядом, провел несколько раз ладонью по своему орошенному потом лбу и обратился к товарищам:
      - Друзья, - сказал он им, - теперь мы находимся на высоте двадцати тысяч футов над уровнем моря! Одни только орлы могут подняться выше нас!
      - Да, - отвечал другой путник, покачав головой, - но сколько я ни смотрел во все стороны, я не вижу для нас возможности выбраться отсюда.
      - Генерал, - возразил первый, - что вы говорите? Можно вообразить, что вы отчаиваетесь.
      - Э-э! - отвечал не кто иной, как генерал Ибаньес. - Предположение это не лишено некоторой доли справедливости. Выслушайте меня, дон Валентин. Вот уже скоро десять дней, как мы блуждаем среди этих дьявольских гор, окруженные льдом и снегом и терпя голод, стараясь разыскать берлогу этого старого злодея Красного Кедра. Признаюсь вам, что я не то чтобы отчаиваюсь, но начинаю думать, что лишь какое-нибудь чудо поможет нам выбраться из этого нескончаемого лабиринта.
      Пятью спутниками, взобравшимися на такую головокружительную высоту, были Валентин Гилуа и его друзья. В ответ на последние слова генерала Ибаньеса охотник отрицательно покачал головой.
      - Все равно, - продолжал генерал Ибаньес, - вы должны согласиться со мной, что наше положение вместо того, чтобы улучшаться, напротив, с каждой минутой становится все затруднительнее. Вот уже два дня, как мы ничего не ели, и я положительно не знаю, откуда мы достанем себе среди этих снегов пищу. Красный Кедр сыграл с нами свою обыкновенную штуку, которая почти всегда ему удавалась: он заманил нас в западню, из которой нам не выйти и в которой мы погибнем.
      Воцарилось тягостное молчание.
      - Простите меня, друзья мои, - сказал наконец с глубокой горестью дон Мигель, - простите меня, ибо я один виноват во всем.
      - Не говорите этого, дон Мигель, - с живостью воскликнул Валентин, еще не все потеряно для нас.
      Грустная улыбка появилась на губах дона Мигеля.
      - Вы все такой же, дон Валентин, - сказал он, - добрый и благородный, забывающий о себе ради друзей. Увы! Если бы мы последовали вашим советам, то не умирали бы теперь от голода среди пустынных гор.
      - Ну, что сделано, то сделано, - возразил охотник, - это правда, что, может быть, было бы лучше, если бы вы послушались меня несколько дней тому назад, но к чему теперь вспоминать об этом? Поищем лучше способ выбраться отсюда.
      - К сожалению, это невозможно, - с унынием произнес дон Мигель и, опустив голову на руки, погрузился в грустные и тяжелые размышления.
      - Нет! - с энергией воскликнул охотник. - "Невозможно" - это то слово, которое мы, французы, вычеркнули из своего словаря. Пока у нас в груди бьется сердце, отчаяние не должно овладевать нами. Пусть даже Красный Кедр будет еще хитрее - что, впрочем, очень трудно себе представить, - все-таки, клянусь вам, мы его найдем и выберемся отсюда.
      - Но как? - с живостью спросил дон Пабло.
      - Не знаю, но я уверен, что выберемся.
      - О, если бы мы находились хотя бы там, где те два всадника, то мы были бы спасены, - со вздохом сказал генерал Ибаньес.
      - О каких всадниках вы говорите, генерал? Где вы их видите? воскликнул Валентин.
      Генерал указал рукой в северо-восточном направлении.
      - Смотрите, вон они, - сказал он, - позади тех пробковых дубов... Вы видите их?
      - Да, - отвечал Валентин, - они едут спокойно, как люди, чувствующие себя на верной дороге и которым нечего опасаться.
      - Счастливые! - прошептал генерал.
      - Но кто знает, что ожидает их за поворотом дороги, по которой они теперь так мирно едут! - со смехом возразил Валентин. - Никто не может поручиться за то, что произойдет в следующую минуту. Они едут по дороге к Санта-Фе.
      - Гм! Я бы не прочь быть там, - сквозь зубы проворчал генерал.
      Между тем Валентин, сначала рассеянно следивший за
      всадниками, теперь смотрел на них с живейшим интересом, граничащим с беспокойством. А когда они скрылись за поворотом дороги, то он все еще продолжал смотреть на то место, где они впервые появились, и, по-видимому, что-то соображал.
      Его товарищи с нетерпением ожидали, не придумает ли он чего-нибудь, но не решались его тревожить.
      Наконец он поднял голову и посмотрел вокруг себя просветленным взором.
      - Друзья мои, - сказал он весело, ударив прикладом о снег, мужайтесь. Я думаю, что на этот раз нашел средство благополучно выбраться из этой западни, в которой мы очутились.
      Все спутники охотника вздохнули с облегчением.
      Они хорошо знали Валентина, знали изобретательный ум этого неустрашимого и преданного человека и вполне доверяли ему.
      Валентин сказал им, что они спасены, и этого было для них достаточно.
      Они не задумывались о том, как это произойдет. Это было его дело, а не их. Он всегда держал свое слово, и потому они теперь терпеливо ждали, когда пробьет час их освобождения.
      - Что ж, - весело заметил генерал, - я знал, что вы нас вызволите отсюда, мой друг.
      - Когда мы отправимся в путь? - спросил дон Пабло.
      - С наступлением ночи, - отвечал Валентин. - Но где же Курумилла?
      - Право, не знаю. Он всего полчаса назад был еще здесь, а затем вдруг поспешно спустился вниз, точно с ума сошел, и с тех пор его не видно.
      - Курумилла ничего не делает без веских на то причин, - сказал охотник, - вы увидите, что он скоро вернется.
      Действительно, через несколько минут из-за края площадки появилась сначала голова индейского вождя, а затем и весь он предстал пред очами своих друзей.
      Его плащ, связанный за все четыре угла, висел у него за спиной.
      - Что вы там принесли, вождь? - с улыбкой спросил его Валентин. - Уж не съестного ли чего-нибудь?
      - Ого! - воскликнул генерал. - Это было бы превосходно, ибо я голоден как волк.
      - Где здесь найти съестного! - мрачно произнес дон Пабло.
      - Пусть мои братья смотрят! - просто сказал индеец и бросил свой плащ на снег.
      Валентин поспешно развязал его, и все громко вскрикнули от удивления.
      В плаще индейского вождя находились заяц, молодой пекари и несколько птиц.
      Эта пища, появившаяся так кстати, когда наши путники уже двое суток ничего не ели, вызвала громкие выражения радости и восторга, которые может понять только тот, кто сам сорок восемь часов не имел во рту ничего, кроме снега, и потерял уже надежду утолить свой голод.
      Когда первое волнение улеглось, Валентин со слезами на глазах крепко пожал руку индейскому вождю.
      - Разве мой брат волшебник? - сказал он.
      Индеец весело улыбнулся и, указав на орла, летавшего недалеко от них, произнес:
      - Мы с ним поделились.
      Поняв все, Валентин громко рассмеялся.
      Оказалось, что индейский вождь, от которого ничто не могло ускользнуть, заметил орла, догадался, что у него есть птенцы и, забравшись в гнездо, унес сделанный орлом запас пищи.
      - Теперь мы действительно спасены, - радостно воскликнул Валентин, так как можем подкрепить наши силы, которые нам необходимы, чтобы выполнить задуманный мною план! Следуйте за мной, нам надо вернуться к нашей стоянке, хорошенько там пообедать и сегодня же вечером отправиться в путь.
      ГЛАВА XXII Эль-Маль-Пасо
      Охотникам понадобилось меньше часа, чтобы спуститься с горы, на которую они взбирались в течение долгих восьми часов.
      Найдя хакаль Красного Кедра пустым, они скоро отыскали следы беглецов и шли по ним четыре дня. Следы эти привели их к горной гряде, и охотники смело вступили в темные ущелья, но тут следы внезапно исчезли.
      Все поиски охотников привели только к тому, что они заблудились в горах и, несмотря на все старания, не могли найти тропинку, которая вывела бы их на верную дорогу.
      Уже два дня, как их запасы съестного иссякли, и они испытывали все муки голода.
      Подобное положение было невыносимо, и во что бы то ни стало надо было из него выйти.
      Поэтому Валентин и его товарищи, несмотря на крайнюю степень утомления, взобрались на горную вершину, где мы их видели, чтобы найти дорогу.
      Эта смелая попытка имела два результата: во-первых, Валентин нашел дорогу, а во-вторых, Курумилла достал съестных припасов.
      Вернувшись на место своей стоянки, которая находилась на вершине почти неприступной скалы, охотники разожгли огонь, которого за ненадобностью не разводили уже двое суток, приготовили обед и с наслаждением утолили мучивший их голод.
      После обеда Валентин закурил свою трубку. Все последовали его примеру и некоторое время молча курили.
      - Senores caballeros, - сказал наконец охотник, - Бог оказал нам помощь, завтра мы выберемся из этой проклятой западни. Когда вы кончите курить, то ложитесь все спать. Я разбужу вас, когда будет нужно. В нашем распоряжении еще целых четыре часа, воспользуемся же ими, чтобы хорошенько отдохнуть, так как, предупреждаю вас, в эту ночь нам придется порядком потрудиться. Последуйте же моему примеру.
      С этими словами Валентин вытряхнул из трубки золу, улегся и почти моментально заснул.
      Охотники не замедлили последовать его примеру, и через десять минут все, кроме Курумиллы, уже крепко спали.
      Они не могли бы точно сказать, сколько времени продолжался их сон, но когда Валентин разбудил их, тронув каждого за плечо, была уже ночь и на чистом небе ярко светила луна.
      Вскоре все были готовы выступить в путь.
      - Идемте, - сказал Валентин.
      - С большим удовольствием, друг мой, - произнес дон Мигель.
      Валентин знаком подозвал к себе товарищей.
      - Выслушайте меня внимательно, - сказал он,- ибо, прежде чем решиться сделать то, что я придумал, я хотел бы, чтобы вы одобрили мой план. Положение наше отчаянное, оставаться здесь дальше - значит умереть от голода, холода и жажды, промучившись предварительно несколько дней. Вы согласны с этим, не правда ли?
      - Да, - отвечали все разом.
      - Хорошо, - продолжал он, - снова браться за поиски потерянной нами дороги было бы безумием, так как найти ее нет никакой надежды, так?
      - Да, - снова повторили все.
      - То, что я придумал, - продолжал охотник, - тоже безумная попытка, но если эта попытка удастся, то мы будем спасены. Подумайте, прежде чем отвечать мне, друзья мои, - твердо ли вы решились следовать за мной и повиноваться мне во всем безропотно и без колебаний? Отвечайте!
      Охотники обменялись взглядами.
      - Приказывайте, друг мой, - ответил наконец за всех дон Мигель, - мы клянемся следовать за вами и повиноваться вам, что бы ни случилось.
      Наступило минутное молчание. Затем Валентин сказал:
      - Хорошо, вы дали мне клятву, и я должен исполнить перед вами свое обещание. Идемте! Валентин стал во главе отряда.
      - Прежде всего, - сказал он, - не говорите ни слова.
      Охотники потянулись индейской цепью. Валентин шел впереди, а Курумилла замыкал шествие.
      Нелегким делом было пробираться темной ночью среди хаоса скал, прерываемого иногда глубокими пропастями, со дна которых доносилось журчание невидимых потоков. Достаточно было сделать один неверный шаг, чтобы неминуемо скатиться в бездну.
      Но Валентин продвигался вперед с такой уверенностью, как будто он шел в ясный день по ровной местности. Он поворачивал то вправо, то влево, то взбирался на скалу, то спускался вниз, и только изредка оборачивался к своим спутниками, чтобы их приободрить.
      Так шли они часа два, не проронив ни единого слова.
      Спустившись затем с довольно высокой скалы, Валентин знаком велел своим спутникам остановиться.
      Путники боязливо осмотрелись вокруг и увидели, что находятся на крошечном плато площадью не более десяти квадратных метров.
      Вокруг этой площадки царил мрак, так как она нависла над бездонной пропастью.
      Гора была точно разрублена на две части, которые разделялись зияющей бездной приблизительно метров в пятнадцать шириной.
      - Здесь мы и пройдем, - сказал Валентин, - даю вам десять минут, чтобы отдохнуть и приготовиться.
      - Как, здесь? - с удивлением спросил дон Мигель. - Но я вижу вокруг нас только пропасть!
      - Ну, так что же, - возразил охотник, - вот мы и переправимся через нее.
      Дон Мигель уныло покачал головой.
      Валентин улыбнулся.
      - Знаете вы, где мы находимся? - спросил он.
      - Нет, - отвечали все.
      - Сейчас я вам скажу, - и продолжал, - это место пользуется печальной славой у краснокожих и у трапперов. Может быть, вы слышали когда-нибудь его название, но, конечно, не предполагали, что придется вам самим очутиться здесь. Оно называется Эль-Маль-Пасо, благодаря этой пропасти" которая преграждает путь на противоположную сторону (Название "Эль-Маль-Пасо" дословно переводится с испанского как "плохой перевал".).
      - Что же из этого? - спросил дон Мигель.
      - А то, - продолжал Валентин, - что несколько часов назад, когда я с вершины горы следил за двумя путниками, которых мы видели на дороге к Санта-Фе, мой взгляд случайно упал на Эль-Маль-Пасо. Тогда я понял, что у нас еще есть один выход и что, прежде чем признать себя побежденными, мы должны попробовать перебраться через Эль-Маль-Пасо.
      - Итак, - вздрогнув, спросил дон Мигель, - вы решились на эту безумную попытку.
      - Да.
      - Но это значит искушать милосердие Бога.
      - Нет, это значит просить у Бога чуда, вот и все. Поверьте мне, мой друг, что Бог никогда не оставляет того, кто верит и надеется на него, и Он нам поможет.
      - Но... - хотел возразить дон Мигель.
      Валентин с живостью перебил его.
      - Довольно, - сказал он, - вы поклялись повиноваться мне, а я поклялся спасти вас, - так держите вашу клятву, как я сдержу свою.
      Все спутники, невольно подчиняясь Валентину, молча склонили головы.
      - Братья, - сказал охотник, - помолимся, чтобы Господь не оставил нас.
      И подавая пример, он опустился на колени. Все сделали то же самое.
      Через несколько минут Валентин поднялся.
      - Не теряйте надежды, - сказал он.
      Затем охотник подошел к краю пропасти и устремил взор на ее противоположный край. Спутники следили за ним, ничего не понимая.
      Через несколько мгновений он возвратился к друзьям.
      - Отлично, - сказал он и, сняв с пояса лассо, начал его собирать в правой руке.
      Увидев это, Курумилла улыбнулся. Индеец сразу понял, что намерен был сделать француз. Не говоря, по обыкновению, ни слова, он также взял свое лассо и тоже стал собирать его.
      - Прекрасно, - сказал Валентин, одобрительно кивнув головой. - Мы сделаем это вместе, вождь.
      Каждый из них двоих подошел к краю пропасти, выставил правую ногу вперед, чтобы придать себе больше устойчивости и, взмахнув над головой свернутым лассо, одновременно с партнером по сигналу закинул его на противоположную сторону пропасти, крепко держа в руках другой конец веревки.
      Затем они потянули лассо обратно, но те не поддавались, так как, очевидно, зацепились за что-нибудь на другой стороне бездны. Они сделали еще несколько попыток, но лассо держались крепко.
      Тогда Валентин привязал свободные концы лассо к скале и возвратился к товарищам.
      - Мост готов, - сказал он.
      - О! - воскликнули мексиканцы. - Теперь мы спасены!
      - Что же, - сказал Валентин, - начнем переправу.
      Никто ничего не ответил.
      - Правда, - произнес охотник, - вы хотите удостовериться, что мост достаточно прочен, не так ли? Извольте!
      С этими словами он подошел к бездне, схватился руками за лассо и повис в воздухе. Затем он начал медленно перебирать руками и передвигаться вперед.
      Через несколько секунд он был уже на другой стороне, оставил там свое ружье и спокойно возвратился к товарищам.
      - Надеюсь, - сказал он им, - теперь вы убедились в прочности лассо и не будете колебаться.
      Курумилла, ни слова не говоря, спокойно подошел к краю бездны и точно так же переправился на противоположную сторону.
      За ним последовал дон Пабло, а затем и дон Мигель.
      Теперь на площадке оставались только двое: Валентин и генерал Ибаньес.
      - Теперь ваша очередь, генерал, - сказал Валентин, - я должен переправиться последним.
      Генерал грустно покачал головой.
      - Я не смогу этого сделать, - сказал он.
      ГЛАВА XXIII Смерть генерала Ибаньеса
      Валентину показалось, что он плохо расслышал.
      - Что вы сказали? - спросил он, наклоняясь к генералу.
      - Я не в силах переправиться, - отвечал тот. Охотник с удивлением посмотрел на него. Он слишком давно знал генерала и видел его при таких обстоятельствах, что не мог сомневаться в его храбрости.
      - Почему же? - спросил он.
      Генерал Ибаньес встал, крепко пожал Валентину руку и прошептал ему на ухо сдавленным голосом: