— Вы очень смелы, — сказал он драгуну, — но, на мой взгляд, вы взялись за рискованное дело. Я с вами не знаком и вижу вас впервые. Согласитесь, этого недостаточно для того, чтобы — простите меня за откровенность — воспользоваться вашей изменой. Кто поручится мне за вашу верность? Если я дам вам спокойно удалиться, что мне послужит порукой в том, что вы меня не предадите?
— Во-первых, моя личная выгода: если вы при моем содействии овладеете грузом, вы заплатите мне пятьсот золотых.
— Это недорого. Еще одно замечание.
— Говорите, ваша милость.
— У меня нет никакого доказательства того, что вам не обещали вдвое больше за мою голову.
— О-о! — отрицательно покачал головой драгун.
— Да ведь бывали еще более удивительные вещи! Когда дело касается моей головы, то я бываю крайне осторожен. Поэтому я вас предупреждаю, что, если у вас не найдется лучших гарантий, наша сделка не состоится.
— Это будет большой потерей для нас.
— Я отлично понимаю, но тут уж ваша вина, а не моя. Прежде чем меня разыскивать, вам надо было хорошенько обо всем подумать.
— Ни в коем случае.
— Но ведь надо же хоть что-нибудь решить! — нетерпеливо вскричал солдат.
— Вполне присоединяюсь к вашему желанию.
— Да, если вы мне поможете овладеть караваном.
— Я вам обещаю.
— Этого для меня довольно, я знаю, что вы не изменяете своему слову.
Затем солдат расстегнул свой форменный китель, достал мешочек, который висел у него на шее на стальной цепочке, и показал его капитану.
— Знаете ли вы, что это такое? — спросил он Ягуара.
— Разумеется, — отвечал тот с набожным видом, — это мощи.
— Благословенные самим папой, о чем можно судить по этому свидетельству.
— Это правда.
Драгун снял мешочек с шеи, положил его в руки молодого человека, а затем, скрестив большие пальцы обеих рук, твердым и громким голосом сказал:
— Я, Грегорио Фельпа, даю на этих мощах клятву в том, что в точности исполню все статьи договора, заключенного мною сейчас с благородным капитаном Ягуаром. Если я нарушу свою клятву, то навсегда лишу себя надежды оказаться в раю и обрекаю себя на вечные муки. А теперь, — добавил он, — возьмите себе на хранение эти драгоценные мощи. Вы отдадите их мне при встрече.
Ягуар молча надел мешочек себе на шею.
В человеческом сердце таится странное противоречие, необъяснимая аномалия. Эти люди, индейцы, остающиеся язычниками, несмотря на принятое ими крещение, лишь внешне соблюдают обряды нашей религии, тайком придерживаясь языческих верований. Зато они живо верят в мощи и амулеты: у них у всех на шее надеты небольшие мешочки, и эти негодные развратные люди, для которых нет ничего святого, вся жизнь которых проходит в обманах и предательстве, питают столь большое уважение к этим мощам, что нельзя указать примера нарушения клятвы, если она была дана на этих предметах.
Пусть досужий читатель сам попытается объяснить это странное явление, мы же ограничимся простым подтверждением факта.
После того как солдат произнес клятву, подозрения Ягуара немедленно рассеялись и сменились полным доверием.
Беседа вышла из официального русла, в котором велась до сих пор, солдат уселся на бизоньем черепе, и все трое дружески заговорили о том, как избежать ошибок. План, предложенный солдатом, отличался простотой и легкостью исполнения, обеспечивавшими его успех, поэтому в основных чертах он был принят, и обсуждение коснулось только подробностей.
Наконец, уже довольно поздно, три собеседника разошлись, чтобы хоть немного отдохнуть после тревог истекшего дня и набраться сил для предстоящих трудов.
Грегорио Фельпа спал так крепко, что казался мертвым.
Часа за два до восхода солнца Ягуар наклонился к спящему и разбудил его. Солдат тотчас же встал, быстро протер глаза, а через пять минут выглядел таким свежим и бодрым, как будто спал целые сутки.
— Пора отправляться, — вполголоса сказал ему Ягуар. — Джон Дэвис уже взнуздал и оседлал вашу лошадь.
Они вышли из палатки. Действительно, американец держал лошадь драгуна под уздцы. Грегорио Фельпа в один миг без помощи стремян очутился в седле, показывая, что он вполне отдохнул.
— Особенно советую вам, — заметил Ягуар, — следить за своими словами и действиями — вам предстоит иметь дело с очень доблестным офицером, известным во всей армии своей проницательностью.
— Положитесь на меня, капитан. Con mil demonios! Игра стоит свеч!
— Еще одно слово.
— Я слушаю.
— Устройте дело так, чтобы достигнуть ущелья только с наступлением ночи. Мрак поможет усилить неожиданность нападения. А теперь до свидания! Желаю вам полного успеха!
— И вам тоже.
Ягуар и американец проводили драгуна до часовых, чтобы познакомить его с ними, так как те могли выстрелить в него, обманутые его военной формой.
Затем, когда солдат уехал из лагеря, оба товарища долго следили за ним, пока наконец силуэт всадника совершенно не исчез вдали.
— Гм! — промолвил Джон Дэвис. — Вот кого можно назвать отъявленным негодяем. Он хитрее опоссума. By God! Какой гнусный мерзавец!
— Э-э! Мой друг, — небрежно ответил Ягуар. — Люди такого закала нужны, без них нам нечего было бы делать.
— Это верно. Они необходимы, как чума или проказа. Но все равно, я повторяю еще раз: из всей коллекции негодяев, которых я встречал в своей жизни, это самый великолепный экземпляр!
Спустя несколько минут пограничные бродяги снялись с бивака и сели на коней, чтобы двинуться в поход к ущелью, где была назначена встреча с Грегорио Фельпа, ординарцем генерала Рубио, оказавшего ему такое доверие.
ГЛАВА ХХХ. Засада
Ягуар прекрасно справился с делом. Изменник, взявшийся быть проводником каравана, так искусно выполнил свою роль, что мексиканцы буквально попали в осиное гнездо, выбраться из которого было очень трудно, почти невозможно. Придя в минутное замешательство при виде падения своего командира, лошадь которого была поражена насмерть в самом начале сражения, они повиновались голосу капитана, который, с большим усилием поднявшись на ноги, приказал им сгруппироваться вокруг вьючных животных, нагруженных деньгами, и, составив каре, храбро защищать груз, вверенный их охране.
Конвой, бывший под командой Мелендеса, несмотря на свою малочисленность, состоял из старых, испытанных солдат, привыкших к партизанской войне. Для них критическое положение, в которое они попали, было не в диковинку.
Драгуны спешились и, бросив свои длинные пики, не способные принести никакой пользы в той битве, которая им предстояла, взялись за карабины. Приложившись к прикладам, они спокойно ждали приказания открыть огонь по кустарникам.
Капитан Мелендес с одного взгляда оценил поле битвы. Оно не представляло никаких почти выгод защищающимся. Справа и слева обрывистые спуски, занятые врагами; в тылу многочисленная шайка пограничных бродяг, притаившихся за деревьями и успевших, точно чудом, преградить путь и отрезать отступление. Прямо перед собой капитан увидел бездонную пропасть шириной почти в двадцать метров.
Всякая надежда выпутаться из этой переделки целыми и невредимыми была, по-видимому, отнята у мексиканцев — и не столько из-за многочисленности врагов, окружавших их со всех сторон, сколько из-за неудобства занятой позиции. Однако после более внимательного осмотра местности глаза капитана сверкнули, и на устах появилась мрачная улыбка.
Драгуны давно знали своего командира, верили в него. Поэтому, заметив, что на его устах мелькнула улыбка, они приободрились. Капитан улыбался — значит, в нем жила надежда на спасение.
Правда, во всем отряде не было ни одного человека, который бы мог сказать, в чем она состояла.
После первого залпа пограничные бродяги внезапно заняли высоты, но ничего не предпринимали, ограничиваясь наблюдением за действиями мексиканцев.
Капитан воспользовался этим замедлением, столь благородно предоставленным ему со стороны врага, и, отдав кое-какие распоряжения относительно защиты, составил план битвы.
Мулов разгрузили, драгоценные мешки укрыли как можно дальше от неприятеля. Затем мулов и лошадей вывели вперед и разместили таким образом, чтобы они могли служить прикрытием для солдат, которые, став на колени и спрятавшись за этим живым укреплением, были до некоторой степени защищены от неприятельских пуль.
Приняв все эти меры и убедившись в точном исполнении своих приказаний, капитан нагнулся к уху старшего погонщика и шепотом сказал ему несколько слов.
Погонщик сделал резкий удивленный жест, услышав слова капитана, но, сейчас же опомнившись, утвердительно кивнул головой.
— Будете вы мне повиноваться? — спросил дон Хуан, пристально глядя на погонщика.
— Ручаюсь вам в этом своей честью, капитан, — отвечал тот.
— Ну! — весело произнес молодой человек. — Мы сейчас посмеемся, обещаю вам это.
Погонщик отошел, а капитан направился к солдатам. Едва занял он свой боевой пост, как на вершине правого склона ущелья показался человек. В руке у него была длинная пика, на конце которой развевался кусок белой материи.
— О-о! — пробормотал капитан. — Что это должно означать? Уж не боятся ли они упустить свою добычу? Эй! — закричал он. — Что вам нужно?
— Вести переговоры, — коротко ответил человек с белым флагом.
— С какой это стати? — ответил капитан. — У меня, офицера мексиканской армии, не может быть никаких дел с бандитами.
— Берегитесь, капитан, неуместная храбрость часто на поверку оказывается хвастовством. Ваше положение безнадежно.
— Вы так думаете? — насмешливо ответил молодой человек.
— Вы окружены со всех сторон.
— Исключая одну.
— Да, но с этой стороны — недоступная пропасть.
— Кто знает! — возразил капитан по-прежнему насмешливым тоном.
— Желаете вы меня выслушать или нет? — сказал парламентер, начавший терять терпение.
— Хорошо, — сказал офицер. — Сообщите мне свои предложения, а я отвечу вам своими условиями.
— Какими условиями? — с удивлением спросил бандит.
— Теми, исполнения которых я у вас потребую.
Гомерический смех пограничных бродяг заглушил эти высокомерные слова. Капитан сохранял свое обычное хладнокровие.
— Кто вы такой? — спросил он.
— Предводитель тех людей, у которых вы находитесь в плену.
— В плену? Я с вами не согласен — мы еще посмотрим. А-а! Так это вы — Ягуар, свирепый бандит, чье имя на этой границе предано проклятию!
— Я — Ягуар, — просто ответил тот.
— Отлично. Что вам нужно? Скажите мне, только покороче, — заявил капитан, опираясь концом сабли о носок своего сапога.
— Мне бы хотелось избежать кровопролития, — сказал Ягуар.
— Это очень достойно с вашей стороны, но мне кажется, что такое похвальное решение вопроса немного запоздало, — произнес офицер своим насмешливым голосом.
— Послушайте, капитан, вы храбрый офицер, мне будет неприятно, если вас постигнет несчастье. Не пытайтесь бороться: вы окружены со всех сторон неприятелем, превосходящим вас своими силами. Всякая попытка к сопротивлению будет непростительным безумством, которое приведет к кровавому избиению состоящих под вашей командой людей, причем у вас нет ни малейшей надежды спасти свой груз. Сдайтесь, прошу вас — это единственный выход, который может сохранить вам жизнь.
— Senor caballero! — на этот раз серьезно ответил капитан. — Я весьма благодарен вам за то, что вы сейчас сказали. Я знаю людей и убежден, что вы говорите искренне.
— Да, — сказал Ягуар.
— К сожалению, — продолжал капитан, — я должен повторить вам, что я имею честь быть офицером и никогда не соглашусь сдать свою шпагу вождю шайки разбойников, за голову которого назначена награда. Если я позволил себе глупость и попал в засаду, то я и понесу наказание за свою оплошность.
Оба молодых человека подошли друг к другу и разговаривали, стоя рядом.
— Я понимаю, капитан, что ваша воинская честь обязывает вас вступить в битву даже при самых неблагоприятных условиях. Но теперь дело другое: все обстоятельства против вас, и ваша честь нисколько не пострадает от капитуляции, которая сохранит жизнь вашим храбрым солдатам.
— И без выстрела отдаст в ваши руки богатую добычу, к которой вы стремитесь, не так ли?
— Все равно добыча эта от нас не уйдет.
Капитан пожал плечами.
— Вы такой же безумец, как и все люди, привыкшие воевать в прериях. Вы схитрили больше, чем следовало, и ваша выдумка не достигла своей цели.
— Что вы хотите сказать?
— Постарайтесь меня понять, senor caballero. Я истинный христианин, происхожу из древнего рода, и в жилах моих струится испанская кровь. Все солдаты мне преданы, по одному моему слову они будут биться до последнего дыхания. Несмотря на все выгоды занимаемой вами позиции, на многочисленность ваших товарищей, все же понадобится некоторое время для того, чтобы перебить пятьдесят человек, доведенных до отчаяния и отказавшихся от мысли просить пощады.
— Да, — глухо сказал Ягуар, — но дело кончится тем, что их перебьют.
— Без сомнения, — спокойно отвечал капитан, — но пока вы будете нас убивать, погонщики, которым я отдал на этот счет точные указания, сбросят один за другим в пропасть, к краю которой вы нас оттеснили, все мешки, наполненные серебром.
— О-о! — вскричал Ягуар угрожающим тоном. — Вы этого не сделаете, капитан.
— Почему же мне этого не сделать? Скажите мне, пожалуйста! — холодно промолвил капитан. — Я непременно так поступлю, клянусь вам честью.
— О!
— Что же тогда произойдет? То, что вы подло убьете пятьдесят человек и только даром обагрите руки кровью своих соотечественников.
— Но ведь это безумие!
— Нет, просто логическое следствие вашей угрозы. Мы умрем, но умрем как люди долга, до конца исполнив наши обязанности, так как серебро будет спасено.
— Значит, вы не допускаете мирного решения вопроса?
— Есть один выход.
— Какой же?
— Пропустите нас, дав честное слово не мешать нашему отступлению.
— Никогда! Эти деньги мне необходимы, я должен их получить.
— Так возьмите их.
— Я это сейчас и сделаю.
— Как вам угодно.
— Пусть кровь, проливать которой я не хотел, падет на вашу голову.
— Или на вашу.
Они разошлись.
Офицер вернулся к солдатам, которые, стоя поблизости от разговаривавших, внимательно следили за беседой.
— Как хотите вы поступить, дети мои? — спросил он их.
— Умереть! — последовал твердый и краткий ответ.
— Да будет так, мы умрем вместе. — И потрясая над головой саблей, он воскликнул: — Во имя Бога! Да здравствует Мексика!
— Да здравствует Мексика! — с энтузиазмом повторили драгуны.
Между тем солнце закатилось, и ночь окутала землю мраком, точно саваном.
Ягуар, в бешенстве от своей неудачной попытки остановить кровопролитие, собрал товарищей.
— Ну? — спросил его Джон Дэвис, с беспокойством дожидавшийся возвращения вожака. — Чего вы добились?
— Ничего. Этот человек — сумасшедший.
— Я предупреждал вас, это — демон. Хорошо еще, что ему, несмотря на все усилия, не удастся выскользнуть из наших рук.
— Вот и ошибаетесь, — ответил Ягуар, с гневом стукнув о землю ногой. — Умрет он или останется жив — серебро для нас потеряно.
— Как это так?
Ягуар вкратце передал своему другу содержание беседы с капитаном.
— Проклятие! — вскричал американец. — Нападем же на них поскорее.
— В довершение всех бед теперь царит дьявольский мрак.
— By God! Устроим освещение — может быть, оно заставит образумиться этих демонов во плоти, квакающих, точно лягушки перед дождем.
— Вы правы, нужно зажечь факелы!
— Можно поступить проще! Зажжем лес!
— А-а! — со смехом воскликнул Ягуар. — Браво! Будем их выкуривать дымом, как мускусных крыс.
Эта адская мысль была немедленно приведена в исполнение, и скоро огненные языки охватили вершину холма и распространились по всему ущелью, где мексиканцы спокойно ожидали неприятельского нападения.
Ждать пришлось недолго, скоро началась оживленная стрельба, раздались крики и завывания нападающих.
— Пора! — вскричал капитан.
Сейчас же послышался шум падения в бездну одного из мешков с пиастрами.
Благодаря пожару было светло как днем. Ни одно движение мексиканцев не укрывалось от взора их противников.
Те подняли яростный крик, видя, как мешки с пиастрами один за другим летят в пропасть.
Они бегом бросились на солдат, которые, твердо стоя на месте, подпустили их на расстояние выстрела.
Внезапный залп, произведенный мексиканцами, уложил на землю многих врагов и произвел замешательство в рядах нападающих, которые невольно подались назад.
— Вперед! — завопил Ягуар.
Товарищи его с новым ожесточением бросились в атаку.
— Держитесь смелее! Умрем! — сказал капитан.
— Умрем! — в один голос ответили солдаты.
Началась рукопашная схватка, атакующие и атакованные смешались, американцы и мексиканцы дрались друг с другом с такой яростью, точно это были дикие звери, а не люди.
Погонщики, число которых убывало из-за града сыпавшихся на них пуль, тем не менее с жаром продолжали свое дело. Как только один из них падал на землю от вражеского выстрела, роняя из рук рычаг, при помощи которого сбрасывались вниз мешки, другой хватался за это тяжелое железное орудие, и мешки с деньгами снова падали в пропасть под яростные крики врагов, прилагавших неимоверные усилия, чтобы преодолеть человеческую стену, преграждавшую им путь к серебру.
Величавую, но вместе с тем и страшную картину представляла эта ожесточенная битва, это беспощадное побоище, устроенное при свете горящего леса, который пылал, точно погребальный костер.
Крики затихали, борьба становилась безмолвной и внушающей ужас. Лишь изредка слышалась отрывистая команда капитана: «Сомкнуть ряды! Сомкнуть ряды!»
Ряды смыкались, и люди падали, жертвуя без всякого сожаления жизнью, стараясь выиграть несколько минут, чтобы эта жертва не оказалась бесплодной.
Тщетно пытались пограничные бродяги, подстегиваемые жаждой наживы, сломить энергичное сопротивление кучки солдат — стоя плечом к плечу на трупах павших товарищей, они как будто удвоили свою численность, чтобы отовсюду запереть ущелье.
Однако битва не могла продолжаться для осажденных с прежним успехом. Из всего отряда капитана в живых осталось не более десяти человек, все остальные пали, столкнувшись лицом к лицу с неприятелем.
Все погонщики были убиты. На краю пропасти остались несброшенными два мешка. Капитан быстро осмотрелся по сторонам.
— Еще одно усилие, дети мои! — вскричал он. — Нужно не больше пяти минут, чтобы покончить с нашим делом.
— С нами Бог! — закричали солдаты. Несмотря на истощение сил, они смело бросились на окружавшую их густую толпу врагов.
В течение нескольких минут эти десять человек совершали чудеса. Но им уже никак нельзя было устоять против подавляющего числа врагов, и все они пали.
Один только капитан остался в живых.
Он воспользовался преданностью своих солдат, чтобы схватить в руки рычаг и сбросить один мешок в пропасть. Другой он успел только приподнять и уже готовился сделать последнее усилие, чтобы сбросить и его, когда над самой его головой раздалось неистовое «ура!».
Пограничные бродяги сбегались к капитану, запыхавшиеся, подобно жаждущим крови тиграм.
— А-а! — радостно воскликнул Грегорио Фельпа, проводник-предатель, бросаясь вперед. — Ты не уйдешь от нас!
— Ты лжешь, негодяй! — ответил ему капитан.
И подняв обеими руками железную полосу, он раздробил ею череп драгуну, который упал на землю, не успев даже вскрикнуть.
— Еще один, — сказал капитан, снова взмахивая полосой.
Толпа, с минуту застывшая на одном месте, завыла от ужаса.
Капитан быстро опустил свой рычаг и стал сдвигать мешок к краю пропасти.
Это движение возвратило пограничным бродягам всю силу их гнева и ярости.
— Смерть ему! Смерть! — кричали они.
— Стойте! — сказал Ягуар, бросаясь вперед и расталкивая всех попадавшихся ему на пути. — Не смейте его трогать, человек этот принадлежит мне.
Услышав эти слова, все остановились.
Капитан бросил свой рычаг. Последний мешок только что скатился в пропасть.
— Сдайтесь, капитан Мелендес, — сказал Ягуар, бросаясь к офицеру.
Тот обнажил саблю.
— Я предпочитаю умереть, — ответил он.
— Так защищайтесь.
Противники вступили в бой. В течение нескольких секунд слышался яростный лязг их сабель. Вдруг капитан заставил отлететь оружие своего противника на десять шагов в сторону. Не дав Ягуару опомниться от этой неожиданности, офицер бросился на него и, как змея, обвился вокруг его тела.
Враги начали кататься по земле.
В двух шагах позади них была пропасть.
Все усилия капитана были направлены на то, чтобы увлечь Ягуара на самый край пропасти. Но тот, угадывая его план, всячески старался освободиться из его рук.
Наконец, после нескольких минут борьбы руки, сжимавшие тело Ягуара, стали слабеть, и молодому человеку удалось, собрав остаток своих сил, освободиться от объятий врага и подняться на ноги.
Но едва успел он это сделать, как капитан, который, казалось, утратил всю свою мощь, прыгнул, как тигр, схватил своего противника и сильно его толкнул.
Ягуар, не успевший еще опомниться от недавней борьбы, пошатнулся и, испуская громкий крик, потерял равновесие.
— Наконец!.. — воскликнул капитан с дикой радостью.
Присутствующие вскрикнул от ужаса и отчаянья.
Враги исчезли в пропасти.