ГЛАВА XXIII. Похищение

Красный Кедр и брат Амбросио не потеряли ни одной минуты со времени своего последнего свидания и до того дня, когда дон Мигель отправился на большую охоту на диких лошадей.

Монах и скваттер как бы самой судьбой были предназначены для того, чтобы действовать вместе. Они с полуслова понимали один другого, и поэтому дела их шли прекрасно.

Брат Амбросио, алчные инстинкты которого достигли своего апогея после того, как он так ловко сумел украсть у бедного Хоакина тайну золотого прииска, очень скоро сформировал целый отряд из бандитов, в которых никогда не бывает недостатка на границе.

Через несколько дней он стоял уже во главе отряда в сто двадцать человек самых отчаянных авантюристов, на которых он считал вполне возможным положиться, потому что никто из них не знал истинной цели экспедиции, все они были уверены, что их наняли в разбойничью шайку, главным образом для охоты за скальпами.

Все эти люди, хорошо знавшие Красного Кедра по установившейся за ним репутации, сгорали от нетерпения поскорее отправиться в экспедицию — до такой степени они были уверены, что под руководством такого главаря предприятие их увенчается полным успехом.

И только два человека казались как будто не на своем месте в этом отряде, состоявшем из негодяев всех сортов, из которых наименее скомпрометированный имел по меньшей мере три или четыре убийства на совести. Эти два человека были канадские охотники Гарри и Дик, которые по известным уже нам причинам попали в одну шайку с самыми отъявленными бандитами.

Но справедливость требует сказать, что волонтеры отряда брата Амбросио все без исключения были испытанными охотниками, свыкшимися с жизнью в пустыне, знакомыми со всеми ее опасностями и нисколько не боявшимися предстоящего путешествия.

Брат Амбросио боялся, как бы его волонтеры не стали злоупотреблять мескалем и пульке, и поэтому заставил их расположиться лагерем на границе пустыни, на довольно большом расстоянии от Пасо-дель-Норте.

На стоянке авантюристы развлекались игрой, но не на деньги, потому что у них не было денег, а на волосы, которые они рассчитывали снять с индейцев, так как каждый скальп обещал им довольно крупную сумму в награду.

Брат Амбросио с того момента, как экспедиционный отряд был вполне сформирован, думал только об одном — как можно скорее отправиться в путь.

Но на его несчастье, Красный Кедр пропадал неизвестно где уже вторые сутки — все поиски его не привели ни к чему.

Наконец брату Амбросио посчастливилось встретить его в ту минуту, когда скваттер возвращался в свой хакаль.

— Что же это вы делаете? — спросил его монах.

— А вам какое дело, — грубо отвечал скваттер, — разве я обязан отдавать вам отчет в том, что я делаю?

— Этого я не требую, но так как теперь мы затеваем общее дело, мне кажется, что я имею право знать, где мне вас найти, когда вы мне нужны.

— Так что же? Я занимался своими делами, так же, как и вы, я думаю.

— Ну хорошо. Теперь вы, надеюсь, довольны?

— Очень доволен, — отвечал скваттер со зловещей улыбкой. — Вы скоро узнаете о том, куда я ездил и чем занимался.

— Тем лучше. Если вы довольны, я тоже доволен.

— Ага!

— Да, все готово к отъезду.

— Поедемте!

— Я только этого и жду.

— Если хотите, можно даже завтра.

— А не сегодня ночью?

— Вот, вот… Вы так же, как и я, не любите путешествовать днем, потому что не выносите солнечного жара? Но прежде чем отправиться в экспедицию, — продолжал скваттер, снова становясь серьезным, — нам нужно покончить здесь еще с одним делом.

— Что такое? — спросил брат Амбросио самым невинным тоном.

— Удивительно, как у вас коротка память… Смотрите, как бы она в один прекрасный день не сыграла с вами скверную штуку.

— Благодарю. Я постараюсь исправиться.

— Да, и чем скорее, тем лучше… Ну, а на этот раз я и сам напомню вам, в чем дело.

— Я буду вам за это очень благодарен.

— А донна Клара? Или вы, может быть, думаете, что мы оставим ее здесь?

— Гм! Значит, вы все еще думаете об этом?

— Больше чем когда-нибудь.

— Дело в том, что ее очень трудно похитить в настоящую минуту.

— Ба! Это почему?

— Во-первых, ее нет на асиенде.

— Эта причина весьма основательная.

— Не правда ли?

— Да, но ведь она куда-нибудь да уехала? — проговорил скваттер с насмешливым видом.

— Она с отцом на охоте на диких лошадей.

— Охота окончена, и охотники уже возвращаются домой.

— Вы, однако, хорошо знаете все, что здесь делается.

— Это мое занятие. Ну, а вы не раздумали еще помочь мне в этом деле?

— Да ведь это необходимо.

— Вот такие ответы я люблю… На асиенде, наверное, немного народу?

— Человек с десять, не больше.

— Все лучше и лучше. Выслушайте же меня: теперь четыре часа дня, мне нужно еще кое-где побывать… Отправляйтесь сейчас на асиенду, а я явлюсь туда сегодня вечером часов в девять, но не один — со мной будут двадцать храбрых молодцов… Вы отворите мне калитку в кораль, а затем все остальное я беру на себя.

— Разумеется, раз вы этого требуете… — вздыхая, проговорил брат Амбросио.

— Ну, вы, кажется, снова принимаетесь за старое? — угрожающим тоном проговорил скваттер, вставая.

— Нет, нет, это бесполезно! — вскричал монах. — Я вас буду ждать.

— Хорошо! Прощайте, вечером увидимся.

— Хорошо. Вечером.

С этими словами они расстались.

В девять часов вечера Красный Кедр был уже у калитки, которую ему отворил брат Амбросио, и скваттер проник на асиенду со своими троими сыновьями и отрядом бандитов.

Сонные пеоны, застигнутые врасплох, были связаны раньше, чем поняли, в чем дело.

— Теперь, — сказал Красный Кедр, — мы полные хозяева, и девушка может возвращаться, когда ей будет угодно.

— Нет! — возразил монах. — Дело далеко еще не кончено… Дон Мигель человек смелый, и, кроме того, с ним приедет немало народа… Он не позволит вам без сопротивления захватить его дочь и, наверное, будет защищаться.

— Дон Мигель не вернется, — ответил скваттер с язвительной улыбкой.

— Каким образом вы это узнали?

— Это вас не касается.

— Увидим.

Но бандиты забыли про отца Серафима.

Миссионер, разбуженный шумом в необычное время, не замедлил подняться, а затем из своего убежища слышал те немногие слова, которыми обменялись монах и скваттер. Этих немногих слов было для него совершенно достаточно, чтобы угадать, какое страшное преступление задумали они совершить.

Миссионер, повинуясь голосу сердца, осторожно пробрался в кораль, оседлал лошадь и, отворив потайную дверь, ключ от которой носил на себе, чтобы иметь возможность, не беспокоя никого, возвращаться и выходить из асиенды, когда этого требовали его обязанности священника, поскакал во весь опор в ту сторону, откуда, по его предположению, должны были прибыть охотники, возвращаясь на асиенду.

К несчастью, отец Серафим не мог совершить своего побега без того, чтобы опытное ухо скваттера и его бандитов, которые в это время опоражнивали погреб асиендадо, не обратило на это внимания.

— Проклятье! — вскричал Красный Кедр, подбегая с карабином в руке к одному из окон, которое он разбил ударом кулака. — Нас предали!

Бандиты толпой побежали в кораль, где были привязаны их лошади, и принялись седлать их.

В эту минуту мимо окна, у которого стоял скваттер, быстро промелькнула какая-то тень.

Красный Кедр прицелился и выстрелил.

Затем он нагнулся и стал смотреть из окна.

До него донесся сдавленный крик.

Но человек, в которого стрелял бандит, все еще продолжал скакать.

— Все равно, — прошептал скваттер, — у этой птички застряла дробь в крыле. Живей! Живей! Догоните его! Догоните его!

И все бандиты кинулись вдогонку за беглецом.»

Отец Серафим упал без чувств на руки Валентина.

— Боже мой! — в отчаянии вскричал охотник. — Что такое с вами случилось?

Он осторожно донес миссионера до рва, окаймлявшего дорогу, и там положил его на землю.

У отца Серафима было ранено плечо, и кровь ручьем лила из раны.

Охотник с тревогой осмотрелся кругом.

В эту минуту послышался глухой шум, похожий на раскаты отдаленного грома.

— Дело-то оказывается серьезным, и нам остается только подороже продать свою жизнь, дон Пабло, — отрывисто сказал он.

— Будьте спокойны, даром не дадимся, — в тон ему отвечал молодой человек.

Донна Клара была бледна и буквально дрожала от страха и волнения.

— Едем, — сказал Валентин.

С этими словами он вскочил на лошадь миссионера, и трое беглецов помчались во весь опор.

Это бегство продолжалось с четверть часа.

Валентин остановился.

Он соскочил наземь, сделал знак молодым людям подождать его, лег на землю и ползком, как змея, стал пробираться по высокой траве, останавливаясь по временам осмотреться кругом и прислушаться внимательно к шуму пустыни.

Вдруг он кинулся к своим спутникам, схватил лошадей за поводья и быстро увлек их за холм, где они и притаились все трое.

В ту же минуту послышался сильный шум от топота лошадей, и штук двадцать черных силуэтов проскакали как смерч в десяти шагах от убежища, где скрывались беглецы.

Валентин с облегчением вздохнул.

— Пока надежда на спасение еще не потеряна, — прошептал он.

Он с тревогой выждал еще пять минут.

Преследователи все удалялись и удалялись, и вскоре лошадиный топот не стал уже слышен.

— На коней! — сказал Валентин.

Они снова сели на лошадей и поскакали, но не по направлению к асиенде, а по дороге в Пасо.

— Отдайте поводья! Отдайте поводья! — говорил охотник, — Еще! Еще! Мы совсем не двигаемся с места.

Вдруг послышалось громкое ржание и по ветру донеслось до беглецов.

— Мы пропали! — прошептал Валентин. — Они нас выследили.

Красный Кедр слишком хорошо и давно знал прерию, он скоро понял свою ошибку и теперь возвращался, вполне уверенный, что напал на след.

Тогда началась такая бешеная скачка, какую могут видеть одни только обитатели прерий.

Полудикие лошади бандитов как будто сочувствовали сидевшим на них свирепым всадникам и, перескакивая через пропасти, летели с быстротой призрачного скакуна из немецкой баллады.

Иногда всадник скатывался вместе со своей лошадью с вершины утеса и падал в пропасть, издавая болезненный крик, но спутники его проносились над его телом, как бы увлекаемые вихрем, и отвечая гневным «ура» на этот крик агонии, последний и мрачный призыв брата.

Такая бешеная скачка продолжалась уже целых два часа и все это время беглецы все еще сохраняли то же расстояние между собой и преследователями. Их покрытые пеной лошади, изнемогая от усталости, тяжело храпели, и из ноздрей у них валил густой пар.

— Все кончено! — сказал вдруг охотник. — Спасайтесь! Я останусь здесь, а вы скачите дальше!.. Я думаю, мне удастся продержаться минут десять, и вы будете спасены!.. Раньше-то они уж наверняка меня не убьют!..

— Нет, — возразил ему дон Пабло, — мы спасемся или погибнем вместе.

— Да, — подтвердила и молодая девушка.

Валентин пожал плечами.

— Вы просто сумасшедший, — сказал он.

Вдруг он вздрогнул. Преследователи быстро приближались.

— Послушайте, — сказал он, — сдайтесь им оба вместе. Меня они не станут преследовать, потому что я им вовсе не нужен… Клянусь вам, если только я останусь жив, я непременно освобожу вас, куда бы они вас ни спрятали.

Дон Пабло, не возражая ни слова, соскочил на землю.

Валентин вскочил на его лошадь.

— Надейтесь, — громким голосом крикнул он им и исчез вдали.

Оставшись один с сестрой, дон Пабло велел ей сойти с лошади, посадил ее на землю под деревом и стал перед ней с пистолетами в обеих руках.

Ему пришлось недолго ждать.

Не более чем через минуту его уже окружили бандиты.

— Сдавайтесь! — крикнул Красный Кедр, с трудом переводя дух.

Дон Пабло презрительно улыбнулся.

— Вот мой ответ, — сказал он. И двумя выстрелами из пистолетов он свалил двух бандитов.

Затем он бросил на землю разряженные пистолеты и, скрестив руки на груди, сказал:

— Теперь делайте, что хотите, я отомстил!

Красный Кедр привскочил от ярости.

— Убейте эту собаку! — крикнул он.

Шоу кинулся к молодому человеку, обвил его своими сильными руками и на ухо шепотом сказал ему:

— Не сопротивляйтесь… Падайте на землю и притворитесь мертвым.

Дон Пабло машинально последовал его совету.

— Готово, — сказал Шоу. — Бедняжка, недолго он пожил на свете.

С этими словами он снова заткнул нож за пояс, взял мнимый труп за плечи и оттащил его в ров.

Донна Клара при виде тела своего брата, которого она считала убитым, отчаянно вскрикнула и лишилась чувств.

Красный Кедр перекинул девушку поперек своего седла, и весь отряд снова пустился вскачь и скоро исчез во мраке.

Дон Пабло медленно приподнялся и кинул грустный взор в ту сторону, где исчезла кавалькада.

— Бедная сестра!.. — прошептал он.

Тут он заметил возле себя лошадь.

— Один только Валентин может ее спасти, — сказал он.

Он вскочил на лошадь и направился к Пасо. Дорогой ему невольно приходил в голову вопрос: почему сын скваттера отнесся к нему так милостиво и не убил его?

В нескольких шагах от поселения он увидел двух человек, стоявших на дороге и оживленно разговаривавших.

Незнакомцы, завидев всадника, поспешили к нему навстречу. Когда они подошли поближе, молодой человек вскрикнул от радости.

Ему навстречу шли Валентин и Курумилла.

ГЛАВА XXIV. Восстание

Дон Мигель Сарате быстро доехал до Пасо. Через час после того, как он расстался с Валентином, вдали уже показались огни в домах поселения.

Величайшая тишина царила в окрестностях, и только изредка слышались лай собак да отрывистое мяуканье диких кошек, доносившиеся из леса. Шагов за сто до города перед маленьким отрядом вдруг появился человек.

— Кто идет? — крикнул он.

— Mejico у y independencia!69 — отвечал асиендадо.

— Que gente?70 — продолжал незнакомец.

— Дон Мигель Сарате.

В ту же минуту человек двадцать, скрывавшиеся до тех пор в кустах, выскочили из своего убежища и, вскинув карабины на плечи, подошли к всадникам.

Это были охотники под командой Курумиллы, который по приказанию Валентина ждал асиендадо и его отряд, чтобы присоединиться к ним.

— Ну что? — спросил дом Мигель индейского вождя. — Что нового?

Курумилла покачал головой.

— Ничего, — сказал он.

— Значит, мы можем идти туда?

— Да.

— Что с вами, вождь? Или вы, может быть, открыли что-нибудь подозрительное?

— Нет, а между тем я предчувствую измену.

— Откуда?

— Этого я пока сам не знаю… Кругом, по-видимому, все спокойно, а между тем тут не все так, как бывает обыкновенно. Посмотрите, теперь не больше десяти часов… Обыкновенно в это время все таверны полны народу, в харчевнях гуляки пьют и играют, а на улицах толпы гуляющих… Сегодня же ничего… Все закрыто, город точно вымер… Эта тишина мне подозрительна… Я боюсь, потому что слышу эту тишину! Берегитесь!

Результат наблюдений Курумиллы заставил призадуматься и дона Мигеля.

Асиендадо давно уже знал вождя и не раз имел случай видеть, как спокойно относился индеец ко всякого рода опасностям и как хладнокровно смотрел он в глаза смерти. Поэтому, если такой человек говорил, что его что-нибудь пугает, на его слова, во всяком случае, следовало обратить серьезное внимание.

Асиендадо остановил отряд, собрал всех своих друзей и стал советоваться с ними. Все были того мнения, что прежде, чем идти дальше, нужно послать вперед в качестве разведчика ловкого человека, который обошел бы весь город и самолично убедился бы, насколько основательны опасения индейского вождя.

Один из охотников сейчас же изъявил желание идти на разведку.

Заговорщики спрятались в кустах, росших по обе стороны дороги, и стали ждать возвращения посланного.

Последний был мулат по имени Симон Муньес, которому индейцы дали прозвище Собачья Голова вследствие поразительного сходства его с этим животным. Прозвище это так и осталось за охотником, который волей-неволей должен был принять его.

Он был небольшого роста, коренастый и обладал необыкновенной силой.

Здесь нужно прежде всего заметить, что Собачья Голова был лазутчиком Красного Кедра, к охотникам же он пришел только затем, чтобы их предать.

Простившись с заговорщиками, он, посвистывая, смело пошел к городу. Не успел он пройти и десяти шагов по первой улице, как открылась одна из дверей, и показался человек.

Человек этот сделал шаг вперед и, обращаясь к охотнику, сказал ему:

— Однако вы поздненько посвистываете, приятель.

— Я свищу затем, чтобы разбудить спящих, — ответил мулат.

— Войдите, — сказал человек.

Собачья Голова вошел следом за ним и затворил за собой дверь.

В этом доме он пробыл около получаса, а затем, выйдя, большими шагами направился обратно туда, где сидели в засаде заговорщики.

Красный Кедр, мечтавший во что бы то ни стало отомстить дону Мигелю Сарате, разузнал через брата Амбросио новый план заговорщиков и, не теряя времени, принял все необходимые меры. Он так хорошо сумел все устроить, что хотя губернатор и уголовный судья и попали в плен, тем не менее дон Мигель должен был погибнуть в борьбе, которую он готовился начать.

Брат Амбросио, независимо от всех своих качеств, отличался еще способностью мастерски подслушивать у дверей. Несмотря на недоверчивое отношение к нему асиендадо — в этом виноват был главным образом Валентин — он все-таки ухитрился подслушать разговор дона Мигеля с генералом Ибаньесом. Затем все это от слова до слова он передал Красному Кедру, который, по своему обыкновению, сделал вид, что не придает этому никакого значения, а на самом деле был очень рад, что ему представляется случай разрушить заговор.

Собачья Голова вернулся к заговорщикам не более чем через час.

— Ну что? — спросил его дон Мигель.

— Все спокойно, — ответил мулат. — Жители разошлись по своим домам, все спят.

— Вы ничего подозрительного не заметили?

— Я прошел по всему городу из конца в конец и ровно ничего не видел.

— Значит, мы можем ехать?

— Вам не грозит никакая опасность: это будет простой прогулкой.

Услышав такой ответ, заговорщики приободрились.

Все решили, что Курумилла и сам не знает, чего боится, и сейчас же было отдано приказание трогаться вперед.

А между тем уверения Собачьей Головы не только не рассеяли подозрений индейского вождя, но, наоборот, еще более увеличили их. Но, так как все были против него, индеец не стал возражать и только пошел рядом с охотником, решившись не спускать с него глаз дорогой.

План заговорщиков составлен был очень просто: идти прямо к ратуше, овладеть ею и провозгласить временное правительство.

Проще этого и в самом деле ничего нельзя было придумать.

Дон Мигель во главе своего маленького отряда беспрепятственно вступил в Пасо.

Заговорщики шли по городу, держа ружья наготове, насторожив глаза и уши, готовые стрелять при первой тревоге.

Но на улицах не видно было ни души.

Город был что-то слишком спокоен, как заметил еще раньше Курумилла. Это необыкновенное спокойствие было предвестником близкой бури.

Дон Мигель в душе тоже испытывал невольный страх, которого он не мог пересилить.

В глазах европейца дон Мигель Сарате мог быть назван жалким заговорщиком, действовавшим очертя голову, а не по строго обдуманному плану. С точки зрения европейца, это так именно и должно было казаться. Но в такой стране, как Мексика, где пронунсиаментос71 устраиваются только потому, что тот или другой полковник хочет сделаться генералом или лейтенант — капитаном, относятся к этому не так строго, а асиендадо, напротив, дал доказательства такта, осторожности и таланта, так как в течение нескольких лет, пока он готовился привести в исполнение заговор, ему пришлось напасть только на одного предателя.

Кроме того, теперь и отступать было уже слишком поздно… Предупрежденное правительство знало о существовании заговора и приняло известные предосторожности, поэтому нужно было идти вперед во что бы то ни стало, хотя бы за это пришлось поплатиться потом даже жизнью. Все это не могло не прийти в голову дону Мигелю, все это он тщательно обсудил и только уже после того, как у него было отнята всякая надежда на отступление, решился он подать сигнал к началу восстания.

Что лучше? Пасть храбро с оружием в руках, защищая правое дело, или, не попытав счастья, ждать, пока тебя арестуют?

Дон Мигель жертвовал своей жизнью, большего от него никто и требовать не мог.

Между тем заговорщики все продвигались вперед. Они почти уже достигли центра города и находились в маленькой, грязной и узкой улице, так называемой калле-де-Сан-Исидро, примыкавшей к пласа-Майор, как вдруг улица сразу осветилась. Во всех окнах по обе стороны улицы появились факелы, и при свете их дон Мигель увидел, что оба конца улицы, где они находились, заняты сильными отрядами кавалерии.