Глава III. МНОГО СОБЫТИЙ В ТЕЧЕНИЕ КОРОТКОГО ВРЕМЕНИ

Теперь нам следует вернуться к капитану дону Паламэду Бернардо де Бивар и Карпио. Его рыцарская и корыстолюбивая особа была покинута, как помнит читатель, умирающей на окровавленной траве.

Хотя смерть его была больше чем вероятна и хотя достойный капитан не мог сам изменить ни позы, ни места, однако, прибыв на место поединка, граф де Виллье в сопровождении своего друга, барона де Гриньи, не нашел там ни раненого, ни умирающего. А, между тем, прогалина все еще сохраняла следы ожесточенной борьбы противников.

Вот что произошло в отсутствие графа.

Капитан, обессилев от потери крови, потерял сознание и лишился чувств.

Несчастный лежал уже несколько минут без движения; он, без сомнения, незаметно для самого себя был уж на пути от жизни к смерти, как вдруг, к счастью для него, потому ли, что Провидение как-то особенно заботилось о его драгоценном существовании или же, что более вероятно, случайно-на прогалине появились три всадника.

Двое из этих всадников, по своим богатым и изящного вкуса костюмам, по-видимому, принадлежали к высшему классу общества: они носили шпагу, что с первого же взгляда заставляло признать в них особ благородных. Они были очень молоды; по лицу старшего ему нельзя было дать больше двадцати лет.

Третий всадник был человек с мужественными, энергичными и умными чертами лица; его черные глаза, полные огня, придавали его характерному лицу выражение решимости. Черная и густая борода покрывала весь его подбородок. Ему было самое большее тридцать лет; роста он был высокого, стройный, мощно сложенный и в то же время не лишенный в известной степени и грации, хотя это понятие не совсем применимо к мужчине.

Костюм его, чрезвычайно простой, совершенно черный и без вышивок, был костюмом доверенного слуги. Он носил на боку охотничий нож на широком поясе из толстой кожи, а рукоятки двух длинных пистолетов торчали в кобурах его седла.

Выехав на прогалину, трое всадников остановились и бросили вокруг себя беспокойный взгляд.

— Что это значит? — вскричал младший из них, указывая своей кокетливо затянутой в перчатку рукой на распростертое на земле тело.

— Э! — отвечал тот, который имел вид слуги, — это, по всей вероятности, труп.

— Вы думаете, Андрэ, что этот несчастный умер? — спросил молодой путешественник.

— Я не могу вам сказать этого точно, но, если госпожа маркиза желает, в этом нетрудно и удостовериться.

— Да, пожалуйста, узнайте, Андрэ, не ошиблись ли вы, — отвечал тот из всадников, которого слуга величал маркизой, и затем добавил сердитым тоном: — Раз и навсегда прошу вас помнить, что меня не следует называть ни госпожой, ни маркизой. Зачем же стала бы я тогда переодеваться, если вы станете таким образом, точно нарочно, как будто желая доставить себе удовольствие, каждую минуту объяснять, кто я в действительности? Следите за собой и за своим языком.

Андрэ опустил голову, ни слова не ответив на этот выговор, и приблизился к лежащему на земле человеку, которого он считал мертвым. Остальные два всадника оставались на том же месте, может быть, потому, что не придавали особенной важности этому инциденту, а может быть, и потому, что не желали близко видеть труп.

Между тем, Андрэ соскочил на землю, нагнулся над телом и перевернул его. Дон Паламэд лежал в траве вниз лицом.

Вдруг слуга выпрямился с криком удивления.

— Что там еще? — насмешливо спросил старший из всадников. — Разве покойник был вашим врагом, Андрэ?

— Нет, сударь.

— Он не укусил вас?

— Этот несчастный еще долгое время не будет в состоянии пользоваться тем, что некогда называл своими челюстями.

— Тогда что же значит ваш крик?.. Ваше удивление?

— Знаете ли вы, господа, кто такой этот несчастный, с которым так дурно поступили?

— Нет, да и не желаем особенно этого знать.

— А между тем, вам следовало бы им заняться, или же позвольте мне позаботиться о нем.

— А почему?

— Да потому, что мне кажется, что он еще дышит.

— Если он и дышит, то так незаметно, что ей-ей об этом не стоит и говорить, — заметил младший из всадников.

— Но… Андрэ прав, — сказал старший, — не можем же мы оставить этого несчастного без помощи… я узнаю его.

— Кто это? — спросил маркиз или маркиза.

— Ах! — отвечал старший с легким оттенком иронии. — Мы только что начинаем компанию и уже успели потерять одного из самых надежных наших бойцов. Этот человек, которого ты видишь распростертым на земле, — наш храбрый рубака, неустрашимый капитан Паламэд.

— И правда…

— Черт с ним, с этим негодяем! Этот испанец оказался просто-напросто жалким хвастуном. Так вот какой прекрасный результат дало его бахвальство!

— Тут нашла коса на камень, — сентенциозно заметил слуга всадников.

— Совершенно справедливо! В особенности на этот раз. Ей Богу! Славные удары шпаги. Потомок Сида весь исколот. Посмотрите-ка на его раны, Камилла.

— Я узнаю и угадываю руку, нанесшую эти удары, — отвечала Камилла с жестом ненависти и гнева. — Однако для нас утешительного тут мало.

— Ты уже колеблешься? Может быть, ты уже подумываешь о возвращении назад?

— вскричал старший из всадников с таким выражением, в котором надежда смешивалась с разочарованием.

— Вовсе нет! Но мщение наше придется отложить.

— Тем лучше!

— Почему же тем лучше? Я не понимаю тебя, Луиза.

— Не Луиза, а Луи, с твоего позволения, — возразил, улыбаясь, другой всадник. — Я вовсе не говорю о случившемся и просто потому, что, по моему мнению, маркиза де Буа-Траси и графиня де Малеваль не могут удовольствоваться такой обыкновенной местью. Подослать убийцу к изменившему им человеку, это недостойно нас! Для женщин, которых я только что назвал, это даже унизительно и не может дать полного удовлетворения!

Графиня опустила голову, не отвечая на слова маркизы.

Раз переодетые, дамы нашли возможным сами раскрыть свое инкогнито, мы не видим никакого неудобства последовать их примеру.

Маркиза продолжала через минуту:

— Очевидно, нам придется поискать лучшего, и мы найдем лучшее с Божьей помощью.

— В Писании сказано: «Ищите и обрящете», — иронически заметила графиня, — поступим же и мы так, как учит Евангелие!

— В добрый час! Мне нравится, когда ты говоришь так. Во время этой беседы Андрэ, молочный брат маркизы, деятельно старался оказать посильную помощь капитану, раны которого он даже обмыл с грехом пополам.

Несмотря на это, раненый все еще не подавал ни малейших признаков жизни.

— Что нам делать с этим негодяем? — спросил слуга.

— Гм! — протянула маркиза, — он, по-видимому, очень болен.

— Оно и на самом деле так; однако, я думаю, что благодаря моему умению распознавать раны я могу поручиться за то, что положение его не совсем уж безнадежно. Потеря крови причинила обморок, но ни один важный орган не задет и не поврежден

— Мы ведь здесь в пустыне, — заметила графиня.

— Вдали от всякого жилья, — с намерением подчеркнула маркиза. — Малейшая потеря времени может сделаться для нас гибельной.

— Так предоставим же его собственной судьбе, — сказал Андрэ

— Это будет, пожалуй, самое лучшее, что мы можем для него сделать.

— Река течет всего в двух шагах отсюда. Андрэ многозначительно посмотрел на обеих дам.

— Огио быстра и глубока, господа… Как прикажете мне поступить с ним! Я исполню ваше приказание.

— Он дал себя убить, как дурак, тем хуже для него! Он ни на что ненужный жалкий хвастун!

— А потому… — продолжал Андрэ, делая многозначительный жест.

— Мертвые не болтают! — продолжала, маркиза, отворачиваясь.

— Хорошо, — холодно отвечал молодой человек Затем он нагнулся и поднял тело на руки.

Обе дамы разговаривали между собой и, казалось, нисколько не занимались происходившим.

Андрэ, как мешок, перекинул тело поперек седла своей лошади.

Капитан сделал легкое движение и вздохнул.

Андрэ остановился.

— Ну? — спросила его маркиза.

— Он приходит в сознание.

— Одной причиной больше для того, чтобы поторопиться. По одному тому, как хладнокровно произнесла маркиза эти слова, можно было представить себе, какого опасного врага имел в ней граф де Виллье.

Андрэ поклонился и собрался уезжать с прогалины. Вдруг кусты раздвинулись, и показался человек не больше как в десяти шагах от путешественников.

У этого человека со свирепым лицом, в беспорядочной одежде, за поясом была заткнута пара длинных пистолетов и охотничий нож, а в руке он держал ружье.

При виде его обе дамы сделали испуганные движения, а Андрэ быстро стал перед ними для того, чтобы их защитить.

Незнакомец поставил на землю приклад своего ружья и, устремив мрачный взгляд на группу из двух дам и их слуги, проговорил с насмешкой:

— Я, по-видимому, попал как раз вовремя!

— Что вам от нас нужно? — спросил Андрэ, стараясь казаться совершенно спокойным и не выдать своего волнения и испуга.

— Черт возьми! Если я не ошибаюсь, здесь можно заработать деньжонок… Я требую свою долю, вот и все!

— Что нужно от нас этому олуху? — вскричала с гневом маркиза.

Она сумела победить в себе первое движение женской слабости.

— Потише, прекрасный молодой человек, — холодно возразил незнакомец, — не кричите, пожалуйста! Давайте лучше потолкуем миролюбиво; мне кажется, что это будет гораздо лучше для всех нас, в особенности же для вас!

— Я вас не понимаю, — высокомерно возразила маркиза

— За мной остановки не будет, молодой господин, я сейчас вам все объясню… Впрочем, я и явился сюда именно за этим.

— Прежде всего, кто вы такой? — сказала маркиза, успевшая вернуть себе все свое хладнокровие и твердость.

— Кто я такой? Объяснять это мне пришлось бы вам слишком долго. Кроме того, для вас это и не может представлять никакого интереса. В настоящую минуту вам достаточно знать, что я человек, не знающий ни упреков совести, ни страха и вообще одинаково способный на многое как дурное, так и хорошее.

— Словом, — перебила его маркиза, — человек, который может сделать все что угодно за хорошую плату.

— Именно, — ответил незнакомец совершенно спокойно, — вы угадали.

— Прекрасно. Но все это не объясняет нам ваших намерений.

— Значит, вы не хотите их понимать? Если слух не обманул меня, потому что я слышал весь ваш разговор, — он с намерением сделал ударение на последних словах, — я мог бы, если мы поймем друг друга, оказать вам некоторые услуги; я ведь без предрассудков… на известных, конечно, условиях… Я хорошо знаю все тропинки в этой стране, в особенности же те, о которых и понятия не имеют обыкновенные проводники.

Из этого ружья я за шестьдесят шагов всаживаю пулю в глаз ягуара; я знаю, где находятся укромные местечки, куда можно прятать на время или навсегда различные ненужные больше вещи, какого бы вида эти вещи ни были, и при этом могу поручиться, что их никто и никогда не найдет без меня.

— Прекрасно! И это все?

— Почти, я обладаю, кроме того, двумя прекрасными качествами.

— Посмотрим, каковы они.

— Я верен и нем; только два эти качества стоят дорого тому, кто пожелал бы ими воспользоваться.

— Я это понимаю, — смеясь сказала маркиза. — Итак?..

— Итак, судите сами, гожусь я вам или нет?

— Может быть.

Графиня и Андрэ оставляли до сих пор на долю маркизы заботу поддерживать этот разговор.

Обе дамы шепотом поговорили между собой несколько минут, в то время как незнакомец, все еще опираясь о свое ружье, насмешливо посматривал на них.

Затем маркиза сказала, обращаясь к незнакомцу:

— Можете вы взять на себя попечение об этом раненом и вылечить его?

— Разве вы действительно хотите, чтобы он выздоровел?

— К чему этот вопрос?

— Потому что недавно у вас, по-видимому, было совсем иное намерение, совсем иное желание.

— Очень может быть; а теперь я другого мнения.

— Хорошо, он выздоровеет.

— И вы будете молчать?

— Буду молчать, идет!

— Отлично! Возьмите этот кошелек.

И она протянула тяжелый кошелек незнакомцу, который сначала прикинул его на руке, а затем опустил в свой широкий карман с выражением удовольствия.

«Прекрасно! — прошептала маркиза, внимательно следившая за этим маневром.

— Он корыстолюбив, и, благодаря этому, будет в моих руках!».

— Это все? — спросил незнакомец.

— Нет еще.

— Что вам еще нужно?

— Ваше имя.

— У меня его нет, по крайней мере, моего имени здесь никто не знает.

— Как же тогда называют вас люди, имеющие с вами дела?

— Меня называют Изгнанником.

— Изгнанник! Теперь я буду помнить. Когда я могу вас видеть, если вы мне понадобитесь?

— Когда пожелаете.

— Где же?

— Где хотите.

— Гм! Мне это не совсем понятно, — проговорила графиня де Малеваль.

— Я не могу отвечать иначе.

— Однако, живете же вы ведь где-нибудь в лесу?

— Очень возможно.

— Где же вы живете?

— Этого я не могу сказать… не могу и не хочу.

— А почему?

— Потому что не хочу, чтобы ко мне ходили.

— Однако, как же увидеть вас, когда вы будете нужны?

— Меня можно найти.

— Но где же найти вас?

— Везде!

— Мы играем с вами в загадки.

— Ничуть. Скажите мне, где и когда вы желаете меня видеть, и я буду находиться в условленный час в указанном месте.

— Хорошо! Будьте здесь, где мы сейчас находимся, завтра в полдень.

— Хорошо! В полдень я буду ждать вас здесь.

— Вы сообщите мне, как будет чувствовать себя этот несчастный.

— Это решено.

— Но как же вы дотащите его, ведь вы пешком.

— Об этом не беспокойтесь, я его увезу.

— Однако…

— Вы хотите это знать?

— Да.

— Тогда подождите.

Незнакомец свистнул как-то особенно.

Через две или три минуты послышался лошадиный галоп, кусты раздвинулись, и почти тотчас же на прогалину выскочила великолепная лошадь и стала тереть свою изящную и умную голову о плечо Изгнанника.

— Вот, — сказал последний, — вы теперь довольны?

— Совершенно!

— В таком случае, милейший, — сказал он, обращаясь к Андрэ, — передайте мне раненого, он ничего не потеряет от этой перемены.

Последний повиновался.

Изгнанник прыгнул в седло и поместил капитана перед собою.

— Готово, — сказал он.

— Завтра в полдень, — напомнила ему маркиза.

— Я приду.

— Прощайте!

Затем трое всадников удалились с прогалины, и звук копыт их лошадей скоро замер в отдалении.

Изгнанник оставался неподвижно на месте, устремив глаза в ту сторону, где исчезли путешественники.

Когда он, наконец, уверился, что он один, выражение его лица мгновенно изменилось.

Бедняжка! — сказал он, — я как раз вовремя явился к нему на помощь. Еще несколько минут, и он погиб бы! Это человек, и было время, когда он оказал мне услугу. Я не мог оставить его умирать как собаку.

Затем он тронулся в путь.

— Кто эти женщины? Что им надо? — продолжал он через минуту. — Несмотря на их переодевание, я сразу узнал, что они важные дамы! Тут есть тайна, и я открою ее!

В эту минуту он пробирался вдоль берегов Огио.

— Ах! Это золото, — прошептал он, — не знаю почему, но мне кажется, что оно жжет? Освободимся от него!

И он, который перед маркизой и ее приятельницей так хорошо разыграл корыстолюбивого человека, вынул из кармана кошелек, данный ему маркизой, и швырнул его в реку.

Минуту спустя этот странный бандит свернул на узкую тропинку, вившуюся змейкой между деревьями, и углубился в лес.

Едва он исчез, увозя свою ношу, как два человека вступили на прогалину, где произошло столько событий в такое короткое время.

Эти два человека были граф де Виллье и барон де Гриньи.

Идя из форта Дюкэна, они все время следовали вдоль берега реки.

Благодаря этому они и не встретили ни переодетых женщин в сопровождении слуги, ни Изгнанника, и не узнали, какая судьба постигла раненого капитана.

Глава IV. ЗМЕЯ

Изгнанник, которого мы будем продолжать называть этим именем до того дня, когда нам удастся открыть его тайну, увез на своем коне знатного испанского идальго дона Паламэда и Карпио.

Старик своим появлением, по всей вероятности, избавил благородного идальго от смерти: или от удара кинжалом в сердце, или же от купанья в бурливых водах Огио.

Проехав около десяти минут вдоль опушки леса, Изгнанник, вместо того, чтобы повернуть на дорогу, которая вела к его хижине, свернул вправо и направился по едва заметной тропинке, бесчисленные излучины которой, казалось, шли все по одному и тому же месту, — до такой степени они перепутывались между собой. Всадник не жалел шпор, и лошадь неслась быстрым галопом; раненый, казалось, не чувствовал толчков и не открывал глаз; лицо его было все такое же бледное и так же мертвенно-неподвижное. И только нервные судороги, которые по временам пробегали по всему его телу и заставляли его подскакивать, одни лишь они служили доказательством, что жизнь еще теплилась в этом теле.

Изгнанник довольно часто глядел на него со смесью грусти, жалости и иронии. При этом он ворчал себе. под нос:

— Бедняга! Какая это шпага могла нанести ему такие жестокие удары? Если мне удастся его спасти, он будет иметь право хвалиться, что видел смерть очень близко. Я спасу его, — добавил он через минуту, — так надо! Он будет служить нам, сам того не сознавая!

При этом лицо его принимало выражение непреклонной решимости, которая, наверное, заставила бы порядком призадуматься французских дам, если бы они могли его видеть.

После довольно продолжительной езды по лесам, продолжавшейся не меньше часа, Изгнанник достиг, наконец, такого места, где лесная чаща была до такой степени густа и запутана лианами, растениями и кустарником, что становилось положительно невозможным продвигаться дальше верхом; даже пешеходу и тому удалось бы продолжить путь сквозь эту непроходимую чащу лишь ценой невероятных усилии.

Над этим местом, мрачным и таинственным, которое, казалось, могло служить только логовищем хищным животным, следы которых виднелись на каждом шагу, возвышался гигантский magney; дерево это казалось просто огромным по сравнению с другими деревьями и, простирая могучие ветви по всем направлениям, оно покрывало своею тенью значительное пространство.

Ствол этого лесного гиганта имел около двенадцати метров в окружности.

Изгнанник остановился в нескольких шагах от дерева-гиганта, бросил кругом себя подозрительный взгляд и, убедившись, что все спокойно вблизи того места, где он находился, поднес руку ко рту и два раза подал сигнал, подражая крику голубятника.

Почти в ту же минуту в ответ ему послышался тот же крик, а затем хриплый голос, по-видимому, вырывавшийся из самой чащи кустарника, плотного как стена, спросил угрюмо:

— Это вы, хозяин?

— Да, это я, — отвечал Изгнанник, по-видимому нисколько не удивившись вопросу невидимого своего собеседника.

— Как вы поздно приехали, хозяин.

— Меня задержали!

— Да, — продолжал голос, — и кроме того вы подобрали кое-что по дороге, Жан-Поль.

— Это полумертвый раненый, которого я не позволил окончательно добить, — отвечал тот, которого из чащи называли именем Жан-Поля. — Эй, старый барсук, выходи поскорей из твоего логовища, мне нужна твоя помощь.

— Странная мысль пришла вам в голову! — проворчал невидимый собеседник, — значит, теперь волки покровительствуют ягнятам! Свет перевернулся вверх ногами.

Жан-Поль стал смеяться.

— Хорош ягненок нечего сказать! Ты его увидишь. Ну, мне надоело слушать твои вечные жалобы и, кроме того, у меня нет времени ждать, пока изменится расположение твоего духа. Ну, Змея, ползи ко мне!

— Черт возьми! Разумеется, я должен выйти, раз вы этого требуете, — проворчал тот, кого назвали Змеей, все еще не показываясь. — Разве я не делаю всегда того, что вы мне приказываете?

— Если это так, чего же ради ты так долго не идешь?

— Хорошо, хорошо, иду, черт возьми. Нечего вам так сердиться.

— Я не сержусь, а просто у меня нет времени ждать, и на это я имею право, надеюсь.

— Ну, да! Недоставало еще того, чтобы вы стали теперь делать мне упреки! Чего доброго, это может заставить меня ползти поскорей!

Жан-Поль, раз уже мы теперь знаем его имя, ограничился тем, что молча пожал плечами.

В эту минуту послышался довольно сильный треск в сплошной стене лиан, казавшейся непроходимой.

Ветви раздвинулись направо и налево, давая проход человеку, которого Изгнанник ожидал с таким нетерпением и который выходил из своего убежища с такой неохотой.

Это был человек очень высокого роста, но зато необычайно худой. Его маленькая голова, украшенная целым лесом красно-рыжих волос, закрывавших ему лоб почти до самых бровей, сидела на длинной и тонкой шее; угловатые черты его лица носили выражение коварства, становившегося еще заметнее благодаря блеску подвижных навыкате, серых глаз.

На вид ему можно было дать лет сорок. Все его движения странным образом оправдывали данное ему прозвище змеи.

Он, казалось, не ходил, а ползал и скользил по земле, как настоящая змея.

Чтобы еще более дополнить сходство этого человека с пресмыкающимися, его кости при каждом движении издавали сухой звук, похожий во всем на звук колец гремучей змеи.

Это болезненное явление, происходившее от слишком большой сухости костей, сильно огорчало беднягу, потому что очень часто, особенно в тех случаях, когда он желал проскользнуть незамеченным, выдавало его присутствие его врагам.

Несмотря на такую скелетообразную худобу, его мускулы, твердые как железо, свидетельствовали о замечательной силе, которая, благодаря редкой ловкости, делала его во всех отношениях чрезвычайно опасным противником для тех, кого злосчастная судьба приводила к ссоре с ним.

Одет он был почти так же, как Изгнанник, с той единственной разницей, что одежда сидела на нем как мешок. В заключение остается только добавить, что он был вооружен с головы до ног.

Проскользнув в раздвинутые ветви лиан, бросая, вследствие долгой привычки к осторожности, вопросительные взгляды вокруг себя, он продвинулся вперед и, остановившись перед всадником, поклонился ему не только вежливо, но даже довольно почтительно.

— Вот и я, — сказал он, — что вам от меня нужно?

— Наконец-то, ты решился послушаться меня, — отвечал Изгнанник, — возьми этого человека и отнеси его в твою хижину; главным образом, старайся трясти его как можно меньше; повторяю тебе, что он ранен и очень серьезно.

— Вот еще! Что же мне теперь сиделкой сделаться, что ли?

Черт бы побрал этого негодяя… Странные у вас бывают иногда мысли, хозяин!

Несмотря на это, Змея повиновался, но вдруг он вскрикнул от удивления и, вместо того, чтобы удалиться со своею ношей, остановился неподвижно.

— Э! — вскричал он, — кого же это, однако, нам черт принес?

— Значит, ты его узнал?

— Клянусь Богом! Надо быть слепым, чтобы не узнать его даже в таком, нельзя сказать, чтобы особенно блестящем виде.

— Ты и теперь будешь упрекать меня за то, что я его спас?

— Кто же его знает? Может быть, вы сделали хорошо, а может быть, и дурно! В прежние времена он был очень и очень плохим товарищем; я довольно-таки долго пожил с ним и успел подметить все особенности его скверного характера!

— Все-таки давай сначала вылечим его, а там видно будет.

— Это верно, — сказал Змея с печальною улыбкой — мы сумеем в любую минуту отделаться от него, если он станет нам мешать, я беру это на себя!

— Разумеется! Хотя не знаю почему, но мне кажется, что нам не придется прибегать к этому. Он еще нам пригодится, ты увидишь!

— Это уж ваше дело. А теперь?

— Неси его в хижину и постарайся хорошенько заботиться о нем! — приказал Изгнанник, спрыгивая с лошади на землю. — Никогда не надо делать дело наполовину.

— Но, — возразил опять Змея, — присутствие здесь этого человека расстраивает все наши планы.

Жан-Поль улыбнулся со странным выражением и, положив тихонько руку на плечо своего товарища, сказал ему:

— Делай то, что я тебе говорю, и не беспокойся об остальном; я беру на себя ответственность за все, что может случиться. Не бойся ничего.

— Если так, то мне больше не о чем говорить, — ответил Змея, делая утвердительный жест.

Затем, поправив как следует свою ношу, Змея направился к себе в хижину той же дорогой сквозь лианы.

Изгнанник смело последовал за ним, ведя свою лошадь на поводу.

Люди и животное шли по этому лабиринту с закрытыми глазами.

Немного погодя они очутились в обширном зеленом зале. закрытом со всех сторон стенами из лиан. Лианы эти были так перепутаны и пересекались таким густым колючим кустарником, что, как только Изгнанник соединил ветви, раздвинутые Змеей, самому опытному глазу стало невозможно проникнуть сквозь эту громадную лиственную завесу, которая, казалось, выросла таким образом здесь вполне естественно и составляла часть остального леса.