Попробуем использовать ситуацию… Подняв дубинку и приняв строевую стойку, Базз шагнул вперед. Когда они были в нескольких шагах друг от друга, грек нажал на спуск. Послышался слабый щелчок. Базз контратаковал, долбанув по волосатой левой руке, лихорадочно дергавшей бесполезный затвор. Томми Сифакис вскрикнул, обрез выпал у него из рук. Два удара по ребрам, и Грек рухнул на землю. Харкнув кровью, он сжался в клубок, прикрывая ушибленные грудь и руку. Базз склонился над ним и тихо заговорил, по-оклахомски растягивая слова:
— Сынок, кто старое помянет — сам знаешь. Ты порвешь все эти карточки и спустишь в сортир негативы, а я не скажу Джонни Стомпу, что это ты его заложил. Договорились?
Сифакис сплюнул кровавый сгусток:
— М-м-мать твою…
Базз хрястнул его по коленям. Грек заорал, а Базз сказал:
— Я собирался дать вам с Люси еще одну попытку решить все полюбовно, но теперь мне придется посоветовать ей найти себе другое жилье. Не хочешь перед ней извиниться?
— …П-пошел ты…
Базз тяжело вздохнул, будто играл доведенного до отчаяния набегами индейцев и бандитов поселенца в старом сериале студии «Монограмм».
— Сынок, вот мое последнее предложение. Ты извинишься перед Люси, или я скажу Джонни, что ты на него настучал, Микки Коэну — что шантажировал подружку его девчонки, а Донни Маслоу и Чику Парделлу — что заложил их по наркоте. По рукам?
Сифакис старался распрямить разбитый средний палец, но Базз врезал ему еще раз и краем глаза увидел в дверях Одри Андерс и Люси Уайтхолл с вытаращенными глазами. Грек уронил голову на асфальт и прохрипел просьбу о прощении.
Судя по непристойным снимкам Люси и ее напарницы с собакой, которые видел Базз, Сол Гельфман поставит на ее карьере жирный крест, и девчонка снова приползет к этому греку и займется извращенным сексом.
— Ну вот и молодец, — сказал Базз, ткнул грека дубинкой в живот и подошел к женщинам. Люси Уайтхолл уже исчезла в недрах гостиной, а Одри Андерс, босая, встала в дверях. Она кивнула на полицейский жетон:
— Липа?
Базз уловил в ее словах южный акцент и вспомнил разговор в участке о том, что «Заводная девчонка» могла вертеть титьками, украшенными кисточками, одновременно в разные стороны:
— Липа. Вы, случаем, не из Нью-Орлеана? Или из Атланты?
Одри посмотрела на Сифакиса, который на брюхе отползал к обочине:
— Из Мобила. Вас Микки прислал?
— Нет. А я-то думал, чего это вы к этому так спокойно отнеслись. Теперь понятно.
— Может, объясните все-таки, что происходит.
— Нет.
— Но вы работали на Микки?
Базз видел, что Люси села на тахту и взяла в руки транзистор, чтобы только за что-то держаться. Лицо покрылось красными пятнами, тушь, мешаясь с румянами, реками текла по щекам.
— Было такое дело. А Микки, видно, от мистера ;Сифакиса будет не в восторге?
Одри рассмеялась:
— Он шушеру сразу чует. Этого у него не отнять. Как вас звать?
— Тернер Микс.
— Базз Микс?
— Он самый. Мисс Одри, не знаете ли вы, где мисс Уайтхолл сможет ненадолго остановиться?
— Знаю. Но, что…
— Микки по-прежнему встречает Новый год у Бренемана?
— Да.
— Тогда помогите Люси собраться. Я отвезу вас туда.
На лице Одри вспыхнул румянец. А она не дура, подумал Базз, вот только надолго ли хватит терпения Микки общаться с умной бабой? Интересно, показывала ли она ему свою трюк с титьками?
Одри подошла к Люси, присела рядом с Люси, погладила ее по голове, забрала транзистор. Базз тем временем подогнал свою машину задним ходом к дверям дома. Грек по-прежнему лежал на земле и тихо постанывал. Соседи ближайших домов выглядывали из окон, раздвигали жалюзи. Через несколько минут Одри вывела Люси из дома, одной рукой обнимая ее за плечи, а в другой держа фибровый чемоданчик. Не доходя до машины, она остановилась возле Сифакиса и пнула его в пах.
Базз поехал через каньон Лорел — надо было время продумать ходы на тот случай, если на горизонте возникнет Джонни Стомпанато. Люси всю дорогу ныла, что Томми Сифакис хороший парень, только грубый.
— Ну будет, будет, — успокаивала ее Одри и угощала ее сигаретами, что на некоторое время отвлекало ту от болтовни.
Ему светил тройной выигрыш: штука от Гельфмана, что-то, в зависимости от настроения, ему может отстегнуть Микки за Люси — он сентиментален, а также кое-что можно стрясти и с Джонни Стомпа. Но с Микки главное не пережать — они не виделись после того, как Базз ушел из полиции и соответственно лишился своих процентов. С тех пор Микки пытались убрать с помощью самодельной бомбы и двух проверок налоговой службы, но он выжил, чего нельзя было сказать о его правой руке Хуки Ротмане — тот сунул голову под дуло «итаки» 12-го калибра во время перестрелки возле ресторана «Шерри» — предупреждение от кого-то из людей Драгна или месть городских копов за головы полицейских, погоревших в деле Бренды Аллен. Микки имел половину дохода от тотализатора, занимался ростовщичеством и махинациями на скачках, имел свою долю в торговле наркотиками в городе. Шериф Западного Лос-Анджелеса и несколько полицейских начальников были у Микки в кармане и стояли за него горой. И все это время рядом с ним был Джонни Стомп — макаронник-холуй еврейского князька. Дело с ними обоими надо вести очень осторожно.
Каньон Лорел кончался как раз у северного края Стрипа. Базз переулками поехал в сторону Голливуда и Вайн, останавливаясь у каждого светофора. Он затылком чувствовал на себе пристальный взгляд Одри: она, видно, пыталась угадать, что связывает их с Микки. Подъехав к ресторану «Бренеман», Базз сказал:
— Вы с Люси оставайтесь в машине, а я переговорю с Микки с глазу на глаз.
Люси все еще всхлипывала и мяла в руках пачку сигарет. Одри взялась за ручку:
— Я тоже пойду.
— Нет, сидите здесь.
Одри покраснела. Базз повернулся к Люси:
— Детка, все дело в тех карточках, где ты с большим псом. Томми пытался шантажировать этим Гельфмана, и, если ты появишься перед ним такой расстроенной, Микки может просто прикончить его, а мы с тобой попадем в большую передрягу. Томми, конечно, парень грубый, но если вы постараетесь, то, может, вам снова удастся наладить совместную жизнь…
Рыдания Люси заставили его замолчать. Одри смотрела на него с омерзением. Базз быстрым шагом направился к ресторану. Там было многолюдно; группа с радио, рекламирующая «Завтрак у Тома Бренемана в Голливуде», сворачивала свое оборудование и тащила его к заднему выходу. Микки Коэн сидел в закрытой кабинке, по бокам — Джонни Стомпанато и другой здоровый охранник. Рядом за столиком сидел еще один мужчина, глаза его то и дело обегали всех присутствующих в зале, а рядом на стуле лежала развернутая газета, очевидно прикрывая мощную пушку.
Увидев, что Базз приближается, мужчина мгновенно сунул руку под утреннюю «Геральд». Микки встал, улыбаясь; Джонни Стомп и второй телохранитель тоже изобразили на лицах улыбки и подвинулись, пропуская Базза. Базз протянул руку, но Коэн вместо рукопожатия обхватил обеими рукам его голову и поцеловал в обе щеки, оцарапав Базза суточной щетиной:
— Таких, как я, больше нет, — улыбнулся Дэйв. — Я пишу мистеру Коэну все речи для собраний клуба Мужского братства. Спросите-ка у него: «Как поживает супруга?»
Базз отсалютовал Микки, подняв стакан, и спросил:
— Микки, как поживает супруга?
Коэн оправил на себе пиджак и понюхал гвоздичку в лацкане:
— Одной жене ты рад всегда — мою б не видеть никогда. Жена моя так холодна, что горничная называет нашу спальню Северным полюсом. Ко мне приходят и спрашивают: «Микки, как живешь? Регулярно?» Я вынимаю из трусов градусник, на нем — минус двадцать пять. Мне говорят: «Микки, от тебя дамы без ума. Ты регулярно должен трахаться, париться и чистить перышки». Я им отвечаю: «Вы не знаете моей жены; ее бы по рукам-ногам связать, отодрать и подальше убрать — вот что ей надо». Одной жене ты рад всегда — мою б не видеть никогда. О-па! — а вот и она собственной персоной.
Микки кончил свою фирменную хохму, широким жестом потянулся за шляпой. Дэйви корчился от хохота прямо на столе. Базз попытался поддержать общее веселье, но смешок застрял у него в горле. Он подумал о том, что Мейер Харрис Коэн собственноручно убил более десятка человек (Базз лично знал только об одиннадцати) и ежегодно получал по меньшей мере десять миллионов, не платя налогов. Качая головой, он сказал:
— Микки, ну ты хохмач.
Несколько смокингов за соседним столом одобрительно хлопали в ладоши; Микки махнул им шляпой:
— Подходяще? А чего тогда не смеешься? Дэйв, Джонни, погуляйте пока.
Стомпанато и Дэйв тихо выскользнули из-за стола. Коэн посмотрел на Базза:
— Ты насчет работы или подшибить деньгу?
— Ни то и ни другое.
— Говард не обижает?
— Наоборот.
Коэн вертел в руках стакан, постукивая по стеклу бриллиантом в шесть каратов на мизинце:
— Я знаю, у тебя есть кое-какие долги. Переходи ко мне, мальчик. Условия хорошие, расплатишься без труда.
— Предпочитаю наоборот — выколачивать деньгу. Это подымает мне тонус.
— Да ты просто псих. Ну, чего хочешь? Говори. Базз осмотрел зал. За стойкой бара Стомпанато потягивал виски, а несколько благонамеренных граждан исподтишка посматривали на Микки, как на гориллу в зоопарке, которая в любой момент может вырваться из клетки.
— Хочу предупредить, чтобы ты не давил одного парня, который, возможно, крепко тебя рассердит.
— Что?
— Знаешь Люси Уайтхолл, подружку Одри?
— Конечно. — Микки изобразил в воздухе женские округлости. — Солли Гельфман хочет снять ее в своей новой картине. Думает, она может стать звездой.
— А все может накрыться медным тазом, — сказал Базз и сразу увидел, как Микки по привычке начинает тихо закипать: ноздри раздулись, скрипнули зубы, в глазах зажглось бешенство — сейчас схватит, что подвернется под руку, и хряснет об пол. Базз подвинул ему оставленный Стомпанато недопитый стакан с «Кровавой Мэри». Коэн отпил большой глоток и сплюнул прилипшую к губам мякоть лимона:
— Выкладывай. Ну!
— Хахаль Люси шантажирует Солли гнусными карточками. Я это все поломал, слегка поучил парня. Я точно знаю, что у того грека есть дружки в офисе шерифа в Западном Голливуде — среди твоих ребят, и Люси нужно где-то надежно укрыться. Плюс он толкал наркоту на территории Драгны, а для старины Джека это — просто нож острый. Вот по этим двум серьезным причинам грека трогать нельзя.
Коэн так стиснул стакан с томатным соком, что его толстые пальцы-сосиски побелели:
— Что… на… карточках?
Тут не отвертишься: Микки может сам спросить у Сола Гельфмана, и все выплывет наружу. Базз собрался с духом и проговорил:
— Люси с собакой.
В руках Микки стакан треснул, осколки стекла разлетелись во все стороны, забрызгав Базза соком и водкой. Микки посмотрел на окровавленную ладонь и прижал ее к столу. Когда на белой скатерти стали проступать красные пятна, он проговорил:
— Грек — труп, мать его. Пущу его на фарш собакам.
Подошли два официанта и встали в нерешительности, переминаясь с ноги на ногу. Смокинги за соседним столом сидели как громом пораженные, какая-то старая леди так разинула рот, что чуть не уронила вставную челюсть в суп. Базз махнул официантам, чтоб убирались, сел рядом с Микки и обнял его за трясущиеся плечи:
— Микки, нельзя этого делать, ты ж понимаешь. Ты сказал: всякий, кто раком ставит Джека Д., — твой друг, и грек это сделал и сделал лучше некуда. Одри видела, как я его отделал, она подтвердит. А грек не знал, что ты за своих горой стоишь и что друзья твоей женщины для тебя вроде родни. Микки, надо оставить все как есть. Иначе ты много потеряешь. Устрой Люси где-нибудь в хорошем месте, где греку ее не найти. Пусть это будет мицва[16]
Коэн оторвал руку от стола, стряхнул осколки стекла, слизал с пальцев лимонную мякоть:
— Кто в этом участвовал кроме грека?
Базз смотрит прямо в глаза Микки: верный друг, который никогда не солжет. Он уже приготовил имена двух пидоров, которых сам вышвырнул из города, когда они вломились и уничтожили долговые записи неофициальных пари в тотализаторе Лью Вер-шоу на студии «Парамаунт»:
— Бруно Гайер и Стив Катценбах. Голубцы. Найдешь, куда пристроить Люси?
Коэн щелкнул пальцами, и тут же появились официанты, которые в мгновение ока заменили скатерть. Он медленно перевел взгляд на Базза, словно только что заметил его присутствие. Базз с невозмутимым видом немного отодвинулся от Микки — больше давить не стоило.
— Мицва, значит? — сказал Микки. — Ах ты, говножрал гойский! Где Одри и Люси?
— Возле моей машины.
— Что положил тебе Солли?
— Штуку.
Микки сунул руку в карман брюк и вытащил пухлую пачку сотенных. Отсчитал десять купюр, разложил их в ряд на столе и сказал:
— Только такую мицву ты и понимаешь, олух. Но ты избавил меня от неприятностей, а долг платежом красен. Вот, оденься как надо.
Базз сгреб деньги и поднялся:
— Спасибо, Микки.
— Пошел ты. Что общего между женской ногой и Эмпайр-стейт-билдинг?
— Не знаю. Что? Микки осклабился:
— Чем выше, тем больше дух захватывает.
— Ну ты остряк, Микки.
— А чего ты тогда не смеешься? Пришли мне девчонок. Быстро!
Базз подошел к бару, где Джонни Стомпанато приканчивал очередной стакан. Обернувшись, увидел, что Микки обменивается рукопожатиями с Томом Бренеманом и метрдотелем. Отсюда Базза видно не было. Джонни Стомп повернулся к нему, Базз сунул ему в руку пять из полученных от Микки купюр:
— За Сифакиса. Он продал тебя, но трогать его не надо. Про бабки я Микки не рассказал. Ты мой должник.
Джонни улыбнулся и спрятал деньги в карман:
— Спасибо, приятель.
— Я тебе не приятель, макаронник хренов, — ответил Базз и пошел к выходу, засовывая на ходу остальные деньги в карман рубашки и слюнявя галстук, чтобы оттереть брызги томатного сока на своем лучшем шерстяном костюме от Овиатта. На тротуаре стояла Одри и наблюдала за ним:
— Хорошенькая у тебя жизнь, Микс, — заметила она.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Он понимал, что все это ему снится и сейчас не 41-й год, а 1950-й. Частью раздвоенного сознания он пытается задержаться на деталях происходящего, что бежит своим ходом, а другой его частью не хочет этот самотек прерывать.
…Он мчится на юг по дороге 101 за рулем мощного седана «Ла Саль». Завывание сирен дорожного патруля становится все ближе и ближе. Вокруг него — лесистая местность округа Керн. Впереди от шоссе бегут в стороны несколько грунтовых дорог. Он выбирает дальнюю и резко берет влево, рассчитывая, что патрульные машины свернут раньше или проскочат мимо. Дорога идет мимо домов фермеров, хижин сборщиков фруктов и утыкается в глухой каньон. А сирены звучат справа и слева, сзади и впереди. Понимая, что любой путь ведет в ловушку, он сбрасывает скорость, сворачивает на пашню и начинает отрываться. Машину бросает в крутые виражи. Впереди огни. Должно быть, ферма. Перед глазами вырастает ограда. Он объезжает ее на второй передаче, и перед ним открывается ярко освещенное окно.
Молодая блондинка стоит прижавшись к двери. На нее, размахивая топорами, наседают двое мужчин.
Миг — и рука отскакивает от тела. С широко раскрытых губ, крашенных оранжевой помадой, срывается немой крик…
А сон принял другой поворот.
Теперь он в Бейкерсфилде: сбагривает машину, получает деньги. Снова Сан-Берду, урок биологии в колледже, ночные кошмары: немой крик и отрубленная рука. Перл-Харбор. Негоден к прохождению военной службы из-за поврежденной барабанной перепонки. Сколько бы он ни корпел над учебниками, сколько бы ни заколачивал на продаже угнанных машин, ничто не может избавить его от жутких видений. Проходят месяцы, и он возвращается туда, чтобы узнать: что и почему тогда произошло?
Через некоторое время он приходит к заключению о существовании любовного треугольника. Пропавшую местную девушку зовут Кэти Хадженс. Отвергнутый ею любовник Марти Сидвел (погиб на Филиппинах) допрошен полицейскими и отпущен: ее тело не было найдено. Второй подозреваемый — вероятнее всего, Бадди Джастроу, условно-досрочно освобожденный из Фолсомской тюрьмы. Известно, что он любил мучить собак и кошек. Исчез, последний раз его видели два дня спустя после того, как он рвал через капустное поле. Затем сон распадается на страницы машинописного текста криминологических описаний пулевых ранений… В 44-м поступление в полицию управления шерифа, чтобы узнать, ЧТО ЖЕ ПРОИЗОШЛО. Сначала служба в тюремной охране, потом — патрульным. Сослуживцы ругают его за упрямое стремление раскрыть дело Харлана Джастроу по прозвищу Бадди.
Стало тихо. Дэнни проснулся, думая, что преследующие его полицейские выключили сирену. Но, разглядев лепнину на потолке спальни, понял, что это звонил телефон.
Он снял трубку:
— Капитан?
— Я, — послышался голос капитана Дитриха. — Как ты узнал?
— Кроме вас мне никто не звонит. Дитрих фыркнул:
— Да разве таким аскетам кто-нибудь звонит?
— Ну, вы вот. Дитрих рассмеялся:
— Везунчик ты у нас. Первая ночь старшим дежурным — и у тебя наводнение, два трупа и убийство. Можно об этом поподробнее?
Дэнни вспомнил страшный труп: следы укусов, пустые глазницы:
— Ничего ужаснее я еще не видел. С Хендерсоном и Деффри не говорили?
— Они сдали краткий рапорт, никаких особых деталей. Худо дело?
— Ничего хуже не могу себе представить. Дитрих вздохнул:
— Дэнни, ты у нас в участке новичок и подобными делами еще не занимался. Видел такое только в учебниках — фотографии.
На потолке спальни возникли рот и рука Кэти Хадженс, теперь — в цвете. Дэнни сдержался:
— Вы правы, капитан. В общем ужасно. Я поехал в морг и… наблюдал, как тело готовят к вскрытию. Это еще ужаснее. Потом я вернулся помочь Деффри и Хендерсону…
— Они мне говорили. Сказали, как ты всеми лихо командовал. Сбавь обороты, не то подумают, что ты дерешь нос.
Дэнни задели слова Дитриха, но он смолчал:
— Есть, капитан. А личность потерпевшего установлена?
— Нет еще, но есть зацепка — машина, на которой его привезли. «Быоик-супер» 47-го года выпуска, брошен неподалеку от стройплощадки. На белых чехлах имеются пятна, похожие на кровь. Сегодня в десять утра сообщили об угоне машины накануне со стоянки у джаз-клуба на Саут-Сентрал. Владелец еще пьяный был, когда заявил об угоне. Отправляйся к нему и допроси.
— Отпечатки сняли?
— Сейчас этим занимаются.
— Лаборатория на место выезжала?
— Нет. Пока только дактилоскопист.
— Дрянь дело. Передвижная лаборатория обязательно нужна, капитан.
— Хорошо. Только чтоб никакой огласки. Не хочу, чтобы это превратилось в очередное дело Черной Орхидеи.
— А помощника мне выделите? Дитрих тяжело вздохнул и замолчал:
— Если дело того потребует. Пока действуй сам. У нас всего четыре сыскаря, Дэнни. Если убитый — шушера, бросать на дело лишнего человека я не стану.
— Это же убийство, сэр.
— Ты ведь знаешь, как дела делаются, помшерифа, — сказал Дитрих.
— Так точно, сэр, — сказал Дэнни, положил трубку и вскочил с кровати.
День выдался холодный и дождливый. По пути в Аллегро Дэнни слушал радио; метеорологи снова обещали дожди и возможный паводок в каньонах. Об обезображенном трупе ничего сказано не было. Проезжая мимо стройплощадки, Дэнни увидел играющих в футбол ребятишек и несколько зевак, торчавших на месте, где вчера было найдено тело. Криминалистам тут уже делать было нечего.
Дактилоскопическая лаборатория и угнанный «бьюик» стояли в конце квартала. Дэнни обратил внимание, что машина была припаркована очень аккуратно: почти вплотную к обочине и переднее колесо повернуто так, что уперлось в бордюрный камень, чтобы машина сама не скатилась под уклон. Психологический нюанс: зверски убив человека, привезя его сюда хрен знает откуда, убийца сохранял полное хладнокровие и самообладание, чтобы толково оставить машину прямо у «места разгрузки». По-видимому, никаких очевидцев преступления не было.
Дэнни объехал машину дактилоскопистов и остановился поблизости. Из открытой двери «бьюика» со стороны водителя торчали ноги лаборанта. Проходя мимо, Дэнни услышал его голос:
— На руле и приборной доске следы перчаток. На заднем сиденье след свежей запекшейся крови, сбоку на подголовнике белое клейкое вещество.
Заглянув внутрь машины, Дэнни увидел пожилого эксперта-криминалиста, обрабатывавшего бардачок, и пятна крови на заднем сиденье с присохшими к ним белыми волокнами. Спинка сиденья сразу за местом водителя была исчерчена следами крови от порезов крест-накрест, белые волокна намертво сидели в кровавых сгустках. Бархатистая отделка боковой стенки у окна была обрызгана такой же желеобразной субстанцией, пробу которой он брал в морге. Дэнни принюхался — клейкое вещество имело тот же мятный медицинский запах. Сжимая и разжимая кулаки, Дэнни попытался восстановить картину произошедшего.
Убийца вез свою жертву на стройплощадку. Лишенный глаз труп, завернутый в белый махровый халат, был посажен на сиденье, а его голова билась о боковину, разбрызгивая странное вещество. Перекрещивающиеся полосы на спинке сиденья — это следы бритвенных разрезов на спине, из которых сочилась кровь; пятна крови появились на сиденье, когда убийца круто свернул вправо и труп завалился.
— Эй, помшерифа! — Дактилоскопист поднимался с сиденья; во взгляде сквозило недовольство: Дэнни вторгся на его территорию. — Мне нужно обработать заднее сиденье. Вы не против?..
Дэнни посмотрел на зеркало заднего вида — оно было повернуто в сторону — и сел за руль. Еще одна деталь, позволяющая восстановить ход событий: такой ракурс зеркала позволяет отлично видеть все заднее сиденье, следы крови и запачканную боковую стенку. Убийца специально повернул зеркало так, чтобы во время езды посматривать на труп.
— Как тебя звать, сынок? — В голосе старого криминалиста послышалось раздражение.
— Помощник шерифа Апшо. А заднее сиденье можно не обрабатывать. Убийца все предусмотрел.
— Откуда же вам все это известно, скажите на милость?
В фургоне дактилоскопической лаборатории затрещала рация. Старикан вышел из «бьюика» и, качая головой, направился к своей машине, Дэнни записал данные регистрационного удостоверения, наклеенного на рулевую колонку: Нестор Дж. Албаниз, 1236, Саут-Сент-Эндрюс, Лос-Анджелес, Дюнкерк-4619. Он подумал, что Албаниз и был убийцей, сообщившим для отвода глаз о якобы угнанной машине, но тут же отбросил эту версию — слишком уж притянуто за уши. В чем причина такой невероятной жестокости? И каким ледяным расчетом нужно руководствоваться, чтобы возить труп по оживленным улицам города в канун Нового года! Что толкало его на это?
— Это вас, Апшо, — окликнул его криминалист. Дэнни подошел к фургону и взял микрофон:
— Слушаю!
Послышался искаженный помехами женский голос:
— Дэнни, это — Карен.
Карен Хилтшер, секретарь-диспетчер участка, была его девушкой на посылках, объектом заигрывания ради получения разных услуг. Она еще не понимала, что у него это несерьезно, и в переговорах с ним в рабочем эфире упорно называла его по имени.
Дэнни нажал переговорную кнопку:
— Да, Карен, слушаю.
— На твоего 187-го поступили анкетные данные. Мартин Митчел Гойнз, белый мужчина, родился 09.11.16. Дважды осужден за марихуану: первый раз — на два года судом округа, вторично — от трех до пяти судом штата. В августе 48-го досрочно освобожден из Сан-Квентина после трех с половиной лет отсидки. Последнее установленное место жительства — реабилитационный центр, угол Восьмой улицы и Алварадо.
Уклонялся от явки в суд, имеется соответствующее постановление суда. Род занятий — музыкант, зарегистрирован в местном отделении профсоюза 3126 в Голливуде.
Дэнни подумал о «бьюике», угнанном от негритянского джаз-клуба.
— Его фото получили?
— Только что.
Он прибавил голосу ласки:
— Милая, поможешь мне с писаниной? Возьмешь на себя телефонные звонки?
Голос Карей даже в хриплом репродукторе зазвучал деланно капризно:
— Ладно уж. Заедешь за фотоснимками?
— Буду через двадцать минут. — Дэнни осмотрелся и, увидев, что старый криминалист снова погрузился в работу, добавил с деланной нежностью в микрофон:
— Ты — лапа!
Нестору Дж. Албанизу Дэнни позвонил из телефона-автомата на углу Аллегро и Сансет. Ему ответил хриплый голос мучимого тяжелым похмельем человека, сбивчиво изложивший версию событий в канун Нового года и трижды повторивший свой рассказ, прежде чем Дэнни смог четко восстановить хронологию событий.
Албаниз начал обходить кабаки в негритянском квартале в районе Слосон и Сентрал — «Зомби», «Бидо Лито», «Павильон Томми Такера», «Гнездышко Малоя» — около девяти вечера. Выйдя из «Гнездышка», пошел туда, где, как ему казалось, он оставил свой «бьюик». Машины там не оказалось. Он вернулся в заведение, добавил еще и решил, что бросил машину в переулке. Под дождем он промок, от смешения крепких коктейлей с шампанским совсем окосел, взял такси до дома и проснулся с тяжелой головой в 8:30. Снова взял такси, поехал на юг Сентрал, битый час искал там свой «бьюик» и позвонил в полицию с заявлением о пропаже. Снова взял такси, вернулся домой. Туда ему позвонил сержант из участка Западного Голливуда, сообщивший, что его быстрокрылая ласточка, похоже, служила транспортным средством при убийстве человека и теперь, в три часа пятнадцать минут пополудни, он хочет, чтоб ему вернули его детку обратно — и дело с концом.
На девяносто девять процентов все подозрения с Албаниз снимались: обычный лох без криминального прошлого; похоже, не врет, отрицая знакомство с Мартином Митчелом Гойнзом. Дэнни сообщил ему, что «бьюик» будет ему возвращен из отстойника округа в течение трех дней, повесил трубку и поехал в участок за фотографиями жертвы и благосклонностью Карен.
Ее на месте не оказалось — ушла на обеденный перерыв. «Слава богу», — подумал Дэнни, а то бы сейчас начала по обыкновению строить ему глазки и щупать бицепсы под смешки дежурного сержанта. Фотокарточки лежали на ее столе. Живой, с глазами, Мартин Митчел Гойнз выглядел молодым и здоровым; первое, что бросалось в глаза на снимках анфас и в профиль, — огромный, густо напомаженный кок. Снимки сделаны во время второго ареста: на шее висит табличка Управления полиции Лос-Анджелеса — УПЛА с указанием даты съемки — 16.04.44. Шесть лет назад. Потом — три с половиной года отсидки. За это время сильно постарел и при смерти выглядел старше своих тридцати трех.
Дэнни оставил Карей записку: «Милая, большая просьба: 1) обзвони таксомоторные компании. Выясни, кто вчера ночью между тремя и четырьмя часами подбирал одиноких пассажиров-мужчин на Сан-сете в районе Дохини, Ла Синега и ближайших станций метро. Мне нужна аналогичная информация о всех нетрезвых пассажирах, подобранных в районе Сентрал и Слосон до квартала с номерами 1200 на Сент-Эндрюс с 12:30 до 1:30. Составь список всех ночных пассажиров в эти часы и в этих местах; 2) не сердись, ладно? Извини, что не смог пойти с тобой на ленч. Должен срочно готовиться к тесту. Заранее благодарю. Д. А.».
Вынужденная ложь вызвала у Дэнни злость и на девушку-телефонистку, и на управление шерифа, и на самого себя — за то, что потакает подростковым страстям. Хотел было позвонить дежурному в полицейский участок на Семьдесят седьмой улице, предупредить, что будет работать на территории города. Потом передумал — это было бы похоже на то, что он идет в УПЛА с поклоном и будет вынужден выслушивать их брюзжание в адрес ведомства шерифа, покрывающего Микки Коэна. Он стал думать о Микки с нарастающим чувством омерзения. Гангстер и убийца, любящий паясничать в ночных клубах, готовый пролить слезу по пропавшей собачонке или ребенку-инвалиду, своей прослушкой поставил на колени полицию огромного города. Теперь всем известно, что копы из отдела нравов обирают проституток за свое покровительство, а ночные дежурные голливудского участка трахают шлюх Бренды Аллен на матрацах обезьянника. И Микки Коэн вывалил напоказ всю эту грязь, потому что отцы города потворствуют его ростовщичеству и закрывают глаза на букмекерство за десятипроцентную мзду. Мерзость. Дикость. Алчность. Беспросветный порок.
Следуя по предполагаемому пути убийцы в украденной машине — от Сансета на восток в Фигероа, из Фигероа в Слосон, из Слосона на восток к Сентрал, — Дэнни медленно закипал. Надвигались сумерки, тучи окончательно закрыли еле проглядывающее солнце, освещавшее негритянские трущобы: ветхие хибары за сетчатой оградой, бильярдные залы, винные магазины и церкви на каждой улице. Но вот пошли ночные джаз-клубы, целый квартал разноцветных огней — дикая чванливость среди грязи.
Кафе «Бидо Лито» имело форму миниатюрного Тадж-Махала только красного цвета. «Гнездышко Маллоя» являло собой бамбуковую хижину, окруженную псевдогавайскими пальмами, увитыми гирляндами, словно рождественские елки. «Павильон Томми Такера», очевидно перестроенный из склада, был выкрашен как зебра — в полоску, а по краю крыши громоздились гипсовые саксофоны, барабаны и нотные ключи. «Замбоанга», «Королевская масть» и «Кэтидид клаб» размещались в большом, поделенном на части ангаре и были окрашены в ярко-красный, бордовый и ядовито-зеленый цвета. Вход в них был обрамлен неоновыми огнями. А клуб «Зомби» был мечетью в мавританском стиле, фасад которой венчал вышагивающий высоко в ночном небе, огромный, в три этажа ростом негр-лунатик с ярко светящимися красными глазами.
Возле каждого клуба — гигантская автостоянка; в дверях — здоровенные вышибалы-негры. Повсюду приманкой для ранних посетителей служит блюдо из цыпленка. На стоянках — только редкие машины. Дэнни оставил свой «шевроле» в переулке и начал обход.
Швейцары «Замбоанга» и «Кэтидид клаба» припомнили Мартина Митчела Гойнза. Человек, устанавливавший доску с меню перед входом в «Королевскую масть», помог Дэнни продвинуться в поисках: Гойнз был весьма посредственным тромбонистом, обычно подменял кого-нибудь. Вроде как с Рождества играл в составе оркестра «Бидо Лито». Дэнни вглядывался в каждого подозрительного негра, с которым вел разговор, стараясь уловить фальшь. Из всего сказанного у него сложилось впечатление, что местный персонал считал Гойнза законченным придурком.