На несколько секунд я действительно поверил в это и начал звать на помощь Ли и Кэй. Когда Бетти снова превратилась в Мадлен, я потянулся к выключателю, но она ухватила меня за локоть. Двигаясь быстрее, так что заскрипела кровать, при ярком свете я снова превратил Мадлен в Бетти — ее голубые глаза в карие, ее тело в тело Бетти из того порнофильма, представляя, как она произносит: «Пожалуйста, не надо». Кончая, я знал, что с Мадлен так хорошо не было бы никогда; и, когда эта оторва прошептала: «Я знала, что рано или поздно она придет к тебе», я разрыдался и признался ей, что все мои истории были ложью, а потом разразился сумбурным рассказом про Ли, Кэй и Баки, закончив рассказом о зацикленности мистера Огня на погибшей и его бесследном исчезновении. Когда я закончил, Мадлен сказала:
— Я никогда не буду учительницей из Сью-Фоллс в Южной Дакоте, но я буду Бетти или кем угодно, только пожелай.
Я позволил ей гладить меня по голове, благодарный за то, что мне больше не придется врать, и в то же время безмерно сожалея, что она, а не Кэй, стала моим исповедником.
Так я формально овладел Элизабет Шорт.
Глава 20
"Нижеперечисленным следователям и служащим Центрального управления, временно привлеченным к расследованию дела Э. Шорт, возвратиться к своим прежним обязанностям, начиная с завтрашнего дня, 6/2/47:
Т. Андерс — в отдел по расследованию жульничества и махинаций
Д. Аркола — в отдел по расследованию краж
Р. Кавано — в отдел по расследованию вооруженных ограблений
Д. Эллисон — в следственный отдел
A. Граймс — в следственный отдел
К. Лиггет — в отдел по борьбе с подростковой преступностью
Р. Наваретт — в отдел по раскрытию убийств. (За назначением обратиться к лейтенанту Рули)
Д. Смит — в отдел по раскрытию убийств (Обратиться к лейтенанту Рули)
B. Смит — в следственный отдел
По просьбе начальника полиции Хорралла и его заместителя Грина выражаю вам благодарность за участие в расследовании и за сверхурочное время, которое вы посвятили данному делу. Всем вам будут направлены благодарственные письма.
И личное спасибо от меня.
Капитан Д.-В. Тирни, начальник следственного отдела".
Между доской объявлений и кабинетом Милларда было около десяти ярдов; я покрыл это расстояние меньше чем за полсекунды. Расс встал из-за стола.
— Привет, Баки. Как дела?
— Почему меня нет в списке?
— Я попросил Джека оставить тебя в группе, расследующей дело Шорт.
— Но почему?
— Потому что из тебя получится неплохой следователь, а еще потому, что через три года Гарри уходит на пенсию. Еще причины нужны?
Я подбирал слова для ответа, когда зазвонил телефон. Расс взял трубку и представился, после чего, какое-то время послушав звонившего, показал мне на параллельный телефон, стоявший напротив него. Я бросился к аппарату и услышал на другом конце громкий мужской голос: «...прикомандирован к уголовно-следственному отделу Форт-Дикс. Я знаю, что на вас обрушился большой поток ложных признаний, но данное признание кажется мне правдоподобным».
Расс сказал:
— Продолжайте, майор.
— Военнослужащего зовут Джозеф Дюланж. Он военный полицейский, прикомандированный к штабу в Диксе. Своему сослуживцу по пьяни он признался в убийстве. Его приятели говорят, что у него есть нож и что восьмого января во время своего отпуска он летал в Лос-Анджелес. Кроме этого, мы нашли на его брюках пятна крови, но слишком маленькие, чтобы взять образцы. По-моему, он гнилой тип. За океаном он то и дело затевал драки, а его адвокат говорит, что он избивает жену.
— Майор, Дюланж там поблизости?
— Да, он в камере напротив. Через зал.
— Сделай одолжение. Попроси его описать родимые пятна на теле Элизабет Шорт. Если он не ошибется и все в точности опишет, мы с напарником вылетим первым же транспортным самолетом.
Майор ответил согласием и на этом разговор прервался. Расс сказал:
— У Гарри грипп. Не хочешь слетать в Нью-Джерси, герой?
— Ты серьезно?
— Если этот вояка расскажет о родинках на заднице Элизабет, то да.
— Спроси его и о рубцах на теле, о которых не писали в газетах.
Расс покачал головой.
— Не стоит. Это его слишком возбудит. Если все сойдется, то мы вылетаем на военном транспорте, на месте составляем отчет и пересылаем его сюда. Стоит Джеку или Эллису узнать об этом солдате, как они сразу же пришлют туда Фрици, который уже к утру отправит солдатика на электрический стул, даже если тот не виноват.
Негативное отношение к Фрици меня задело.
— На самом деле он не такой плохой. Думаю, что Лоу не захочет организовывать подставу.
— Значит, ты слишком чувствительный: Фрици — последняя тварь, а Эллис...
На линии снова раздался голос майора:
— Сэр, Дюланж сказал, что у нее три темных родинки на левой половине э-э...
— Майор, так и скажите — на заднице. Мы вылетаем.
* * *
Капрал Джозеф Дюланж оказался высоким, темноволосым, мускулистым детиной двадцати девяти лет с лошадиным лицом и небольшими усиками. Одетый в грязно-коричневую робу, он сидел за столом в кабинете начальника тюрьмы и смотрел на нас с нескрываемой злобой. Рядом сидел адвокат-капитан, возможно, на тот случай, если мы с Рассом попробуем надавить на капрала. После восьмичасового перелета я чувствовал, что выжат как лимон, но все же готов на дальнейшие свершения. По дороге из аэродрома майор, говоривший с нами по телефону, рассказал нам о Дюланже. Тот был дважды женатым фронтовиком, любителем выпить и побузить. Его показания были неполными, но содержали две веские улики против него: он улетел в Лос-Анджелес восьмого января, а семнадцатого был арестован в Нью-Йорке за пьянку.
Разговор начал Расс.
— Капрал, меня зовут Расс Миллард, а это детектив Блайкерт. Мы представляем полицейское управление Лос-Анджелеса. Если вам удастся убедить нас, что именно вы убили Элизабет Шорт, мы вас арестуем и доставим под охраной в Лос-Анджелес.
Дюланж заерзал на стуле и громким гнусавым голосом сказал:
— Я разрезал ее на куски.
Расс устало вздохнул:
— Многие говорят то же самое.
— Я ее оттрахал.
— Неужели? Вы изменили жене?
— Я — француз.
Я вошел в образ плохого парня.
— А я — немец. И кому до этого дело? Какое отношение это имеет к твоей измене жене?
Дюланж характерно пошевелил своим длинным языком.
— Я люблю по-французски, моей жене это не нравится.
Расс толкнул меня локтем.
— Капрал, почему вы во время отпуска прилетели в Лос-Анджелес? Что вас туда привлекло?
— Бабы. Выпивка. Кайф.
— Все это вы могли найти на другом берегу, в Манхэттене.
— Солнце, пальмы, кинозвезды.
Расс рассмеялся:
— Да уж, в Лос-Анджелесе этого хватает. Похоже, ваша жена вам многое позволяет. Отпуск в одиночку и все такое.
— Она знает, что я француз. Когда я дома, она свое получает. Миссионерская поза, десять дюймов. Она не жалуется.
— А если начинает жаловаться? Что вы тогда делаете?
С каменным выражением на лице он ответил:
— Одна жалоба — я пускаю в ход кулаки, две жалобы — разрезаю ее на части.
Я не выдержал:
— Ты хочешь сказать, что пролетел три тысячи миль только для того, чтобы полизать чью-то дырку?
— Я француз.
— Для меня ты похож на голубого. Все лизуны — скрытые педики. Это доказанный факт. Что ты на это ответишь, говнюк?
Адвокат-капитан встал и что-то прошептал на ухо Рассу. Расс снова толкнул меня в бок. Дюланж смягчил выражение лица, расплывшись в улыбке.
— Мой ответ висит у меня между ног. Десять дюймов.
Расс сказал:
— Джо, вы должны извинить детектива Блайкерта. У него короткий запал.
— У него короткая сосиска. Как и у всех Гансов. Я француз. Я знаю.
Расс разразился громким хохотом, как будто услышал уморительную шутку в исполнении известного комика.
— Да вы юморист, Джо.
Дюланж снова показал язык.
— Я француз.
— Вы оригинал, Джо, но майор Кэррол сообщил мне, что вы избиваете жену. Это правда?
— А негры умеют танцевать?
— Конечно умеют. Вам нравится избивать женщин, Джо?
— Только если они сами напрашиваются.
— Как часто ваша жена на это напрашиватся?
— Она напрашивается на мой десятидюймовый каждую ночь.
— Нет, я имею в виду напрашивается на хорошую взбучку?
— Если я общаюсь с Джонни Редом и она вдруг начинает строить из себя умную, тогда она точно напрашивается.
— Вы давно дружите с Джонни?
— Джонни Ред — мой лучший друг.
— Он летал с вами в Лос-Анджелес?
— В кармане.
Споры с пьяным психом стали меня утомлять. Я вспомнил Фрици и его конкретный подход к таким делам.
— Что за бред ты несешь, ублюдок? Хочешь, чтоб тебе как следует прочистили мозги?
— Блайкерт, хватит!
Я заткнулся. Адвокат свирепо на меня посмотрел; Расс ослабил свой галстук — сигнал, чтобы я замолк. Дюланж хрустел костяшками пальцев на левой руке. Расс положил на стол пачку сигарет — старый прием следователей под названием «я — ваш друг».
Француз сказал:
— Джонни Ред не любит, когда я курю без него. Принесете Джонни, я закурю. В компании с Джонни я быстрее во всем сознаюсь. Спросите католического капеллана в Норт-Пост. Он как-то сказал мне, что, когда я иду исповедоваться, от меня пахнет Джонни.
Мне стало казаться, что капрал пахнет как шизофреник, жаждущий внимания. Расс заметил:
— Признания, сделанные в пьяном виде в суде недействительны. Но я вот что вам скажу, Джо. Вы убедите меня в том, что убили Бетти Шорт, и я позабочусь, чтобы Джонни полетел вместе с нами в Лос-Анджелес. В течение чудесного восьмичасового перелета вы сто раз успеете возобновить вашу дружбу. Что скажете?
— Скажу, что порубил Орхидею на части.
— А я скажу, что вы этого не делали. И что вы с Джонни еще какое-то время побудете врозь.
— Я порубил ее на части.
— Как?
— Отрубил ей сиськи, распорол рот от уха до уха, а потом разрубил ее пополам. Хрясь. Хрясь. Хрясь.
Расс вздохнул.
— Давайте вернемся назад, Джо. Вы вылетели из Форт-Дикс в среду, восьмого января, ночью того же дня приземлились в Кэмп-Макартур. Вот вы с Джонни в Лос-Анджелесе, полные решимости покутить. Куда вы отправились сначала? Голливудский бульвар? Сансет-стрип? Пляж? Куда?
Дюланж захрустел костяшками пальцев.
— В салон татуировки «Натан Парлор», на Норт-Алворадо, 463.
— Что вы там делали?
Безумный Джо закатал правый рукав. На руке был вытатуирован раздвоенный змеиный язык, под которым стояла надпись «Французик». Джо сжал бицепс, и татуировка вытянулась. Он сказал:
— Я француз.
Миллард применил тактику внезапной смены настроения.
— А я полицейский. И мне все это начинает надоедать. Когда мне совсем надоест, в дело вступит детектив Блайкерт. Детектив Блайкерт в свое время входил в десятку сильнейших боксеров-полутяжеловесов, и он далеко не мягкий человек. Ведь так, напарник?
Я сжал кулаки.
— Я — немец.
Дюланж засмеялся.
— Он напрасно потратит время. Нет Джонни, нет признания.
Я чуть не кинулся на него. Расс схватил меня за локоть и, крепко сжав, обратился к Дюланжу:
— Джо, предлагаю сделку. Сначала вы убедите нас в том, что вы действительно знали Бетти Шорт. Сообщите нам факты. Имена, даты, описания. Сделаете это, и я гарантирую, что во время перерыва вы сможете вернуться в камеру и увидеться с Джонни. Идет?
— Джонни ноль пять?
— Нет, с его старшим братом — Джонни ноль девять.
Француз взял пачку сигарет и вытащил одну; Расс поднес ему зажигалку. Дюланж картинно затянулся и вместе с дымом выдохнул:
— После того салона татуировки мы с Джонни поехали на тачке в центр и сняли там комнату. В гостинице «Гавана», на девятой и Олайв, десятка за ночь, с огромными тараканами. Они подняли невообразимый шум, и мне пришлось их утихомирить, понаставив везде ловушек. Это их успокоило. Мы с Джонни легли спать, а наутро пошли искать дырку. В первый день не повезло. На следующий день я нашел себе на автобусной остановке эту филиппинскую сучку. Говорит мне, что ей надо добраться до Сан-Франциско, поэтому я предлагаю ей пятерку, чтобы обслужила меня и Джонни. Но она заявляет, что за двоих минимум десятка. Тогда я начинаю убеждать ее, что Джонни будет вести себя как ягненок и что платить надо мне. Мы возвращаемся в гостиницу, и тут изо всех щелей опять вылезают тараканы. Я знакомлю ее с Джонни, говорю, что он начнет первым. Она пугается, говорит: «Ты что, Джек-потрошитель?» Я отвечаю, что я — француз и что она о себе возомнила, думает, что может кинуть Джонни Реда? К этому времени тараканы уже разошлись вовсю, ревут как негры. Филиппинка говорит, что у Джонни слишком острые зубы, так что спасибо, не надо, и убегает пулей. Мы с Джонни в обломе до субботы. Хотим трахаться, хоть убей. Идем с ним на Бродвей, у меня на куртке все эти нашивки — дубовые ветки, серебряная звезда, бронзовая звезда, еще за японскую кампанию. Я словно какой-нибудь генерал Джордж Паттон, только еще круче. Мы с Джонни подходим к этому бару, «Ночная Сова». Тут вплывает Орхидея и Джонни мне говорит: «Да, сэр, это она и есть, никаких сомнений, сэр».
Дюланж затушил сигарету и потянулся к пачке. Расс делал отметки в блокноте; я начал соотносить время их встречи и местонахождение этого бара, которое я помнил еще по работе в патрульно-постовой службе. Он располагался на 6-й и Хилл — в двух кварталах от гостиницы «Билтмор», той самой, возле которой Рыжий Мэнли высадил Орхидею в пятницу, десятого января. Рассказ Француза, несмотря на его бредовость, начинал приобретать черты правдоподобия.
Расс спросил:
— Джо, ты говоришь про ночь с субботы одиннадцатого на воскресенье двенадцатого?
Дюланж закурил еще одну сигарету.
— Я — француз, а не календарь. После субботы идет воскресенье, вот и высчитывайте.
— Продолжай.
— Ну так вот, мы с Джонни болтаем с Орхидеей, а потом я приглашаю ее в гостиницу. Приезжаем туда, а там вовсю шуруют тараканы, воют и вгрызаются в стены. Орхидея говорит, что она не останется здесь пока я не прикончу их всех. Я хватаю Джонни и начинаю их лупцевать, Джонни говорит, что ему не больно. Но этой сучке мало, она хочет, чтобы я избавился от них научным способом. Я иду на улицу и нахожу «химика», за пятерку он дает мне жидкий яд для тараканов. Потом мы с Орхидеей трахаемся как кролики, Джонни Ред наблюдает. Он обозлился на меня, потому что она такая конфетка, а ему ничего не перепадает. Я задал ему совершенно конкретный вопрос:
— Опиши ее тело. Только постарайся, иначе не увидишь Джонни Реда до тех пор, пока тебя отсюда не выпустят.
Его лицо осунулось; он стал похож на ребенка, у которого хотят отобрать любимого плюшевого мишку. Расс сказал:
— Ответь на вопрос, Джо.
Дюланж ухмыльнулся.
— До тех пор пока я их не отрезал, у нее были маленькие, стоящие торчком груди с розовыми сосками. Полноватые ноги, красивая щелка. Еще у нее были эти родинки, про которые я говорил майору Кэрролу, и небольшие царапины на спине, свежие, как будто ее только что отхлестали.
Я вздрогнул, вспомнив «небольшие царапины», которые упоминались в отчете патологоанатома. Расс сказал:
— Продолжай, Джо.
Дюланж изобразил садистскую улыбку.
— Потом она начала молоть пургу, типа: «Почему у тебя столько медалей, а ты до сих пор капрал?» Называет меня Мэттом и Гордоном и несет что-то про нашего ребенка, хотя мы трахнулись всего один раз и на мне была резинка. Джонни это напугало, и он вместе с тараканами запел: «Нет, сэр, это не наша детка». Мне хочется еще попарить колотушку, и я беру Орхидею и отвожу ее через дорогу к Клопу, плачу ему десятку, и он устраивает ей фальшивый медосмотр, после которого говорит:
— Ребенок будет здоровым и появится через шесть месяцев.
Еще одно подтверждение, капля достоверной информации в потоке явного бреда: Мэтт и Гордон — это, очевидно, Мэтт Гордон и Джозеф Гордон Фиклинг, два псевдомужа Бетти Шорт. Я ставлю 50 на 50 и думаю, что пора кончать эту бодягу — ради Ли Бланчарда; Расс спрашивает:
— И что дальше, Джо?
Дюланж выглядит озадаченным — куда девалась бравада, словоохотливость пьяницы и желание вновь встретиться с Джонни Редом.
— Дальше я ее порезал.
— Где?
— На две части.
— Нет, Джо. Где ты порезал ее?
— А-а. В гостинице.
— В каком номере?
— 116-м.
— Как ты доставил тело на 39-ю и Нортон?
— Я угнал машину.
— Какую машину?
— "Шевроле".
— Год выпуска и модель?
— 43-го года, седан.
— Во время войны в Америке не производили автомобилей, Джо. Попробуй еще раз.
— 47-го года, седан.
— Кто-то оставил ключи зажигания в новенькой машине? В центре Лос-Анджелеса?
— Я завел ее без ключей.
— Как ты завел ее без ключей, Джо?
— Что?
— Объясни, как ты это сделал.
— Я забыл как. Я был пьян.
Я перебил его:
— Где находится 39-я и Нортон?
Дюланж стал теребить пачку сигарет.
— Рядом с Креншо-бульваром и Колизеум-стрит.
— Расскажи мне что-нибудь, чего не было в газетах.
— Я сделал ей разрез от уха до уха.
— Об этом знают все.
— Мы с Джонни изнасиловали ее.
— Ее никто не насиловал и в любом случае остались бы отпечатки Джонни. Но ничего такого не обнаружили. Почему ты убил ее?
— Она плохо трахалась.
— Чепуха. Ты говорил, что она трахалась как кролик.
— Как плохой кролик.
— В темноте все кошки серы, говнюк. Так почему ты убил ее?
— Она не хотела трахаться по-французски.
— Это еще не причина. Ты можешь трахнуться по-французски с любой пятидолларовой шлюхой. Такой француз, как ты, должен это знать.
— Она плохо трахалась по-французски.
— Не выдумывай, говнюк.
— Я покромсал ее на куски!
Я грохнул по столу кулаком а-ля Гарри Сирз.
— Врешь, падла!
Конвоир встал; Дюланж заорал:
— Я хочу своего Джонни.
Расс сказал капитану:
— Приведите его сюда через шесть часов, — и улыбнулся мне такой нежной улыбкой, какую я никогда до этого у него не замечал.
* * *
Вероятность того, что Дюланж убил Бетти составляла 50 на 50, хотя сейчас мы постепенно склонялись к соотношению 75 на 25 не в его пользу. Расс вышел позвонить в Отдел и сообщить о результатах допроса, а также распорядиться, чтобы в номер 116 гостиницы «Гавана» отправили экспертов для обнаружения следов крови; я пошел спать в комнату, которую для нас отвел майор Кэррол. Мне снились Бетти Шорт и Потрошитель; а когда зазвонил будильник, я грезил о Мадлен.
Открыв глаза, я увидел Расса, одетого в чистый выглаженный костюм. Он протянул мне газету и сказал:
— Никогда не недооценивай Эллиса Лоу.
Это был таблоид. На первой полосе красовался заголовок: «Военнослужащего из Форт-Дикс обвиняют в чудовищном лос-анджелесском убийстве!» Ниже под заголовком были помещены фотографии Дюланжа и Лоу, стоящего в театральной позе у своего стола. В статье было сказано следующее:
"Как сообщили сегодня наши коллеги из «Лос-Анджелес Миррор» Эллис Лоу, заместитель окружного прокурора Лос-Анджелеса, главный юридический консультант в деле об убийстве Черной Орхидеи, вчера вечером заявил, что в этом деле наметился гигантский прорыв. «Мои ближайшие помощники лейтенант Миллард и сержант Блайкерт только что уведомили меня о том, что в убийстве Элизабет Шорт сознался капрал из Форт-Дикс, Нью-Джерси, по имени Джозеф Дюланж. Его показания подтверждаются фактами, о которых мог знать только убийца. Капрал Дюланж известен своим неадекватным поведением; я сообщу прессе остальные подробности его признания, как только мои люди привезут Дюланжа в Лос-Анджелес для предъявления ему официальных обвинений».
Дело Элизабет Шорт не дает покоя городским властям с утра 15 января, того самого дня, когда обнаженное, изуродованное и разрубленное пополам тело мисс Шорт было обнаружено на одной из пустующих автостоянок Лос-Анджелеса. Заместитель окружного прокурора Лоу не стал раскрывать подробностей признания, которое сделал Дюланж, сказав только, что капрал был знаком с мисс Шорт очень близко. «Подробности последуют позже, — заявил он. — Самое главное, что теперь этот подонок находится за решеткой, а там он больше никого не сможет убить».
Я рассмеялся.
— А что ты на самом деле сказал Лоу?
— Ничего. Когда я первый раз говорил с капитаном Джеком, я сказал, что, возможно, это был Дюланж. Он наорал на меня за то, что я не сообщил ему об этом до нашего отъезда в Форт-Дикс. И все. А когда я звонил ему второй раз, то сказал, что Дюланж, похоже, очередной сумасшедший. Услышав это, он очень расстроился, и теперь я понимаю почему.
Я встал и потянулся.
— Будем надеяться, что ее убил Дюланж.
Расс отрицательно покачал головой.
— Эксперты сообщили мне, что в номере гостиницы не обнаружено следов крови, а также проточной воды, в которой можно было промыть тело. Еще у Кэррола есть отчет о перемещениях Дюланжа за период с десятого по семнадцатое января — вытрезвители, больницы, исправительные работы. И только что мы получили горячую новость: с 14-го по 17-е Француз находился в палате Госпиталя Святого Патрика в Бруклине. Тяжелое алкогольное отравление. В то утро его выписали оттуда и через пару часов забрали из Пенн-стэйшн. Он ни при чем.
Я не знал, на ком сорвать злость: Лоу хотел побыстрее закрыть дело, Миллард хотел справедливости, а я возвращался домой, где меня ждали газетные заголовки, в которых я представал полным кретином.
— Что насчет Дюланжа? Хочешь его снова допросить?
— И слушать этот бред про поющих тараканов? Нет. Кэролл рассказал ему, что мы все знаем. Он сказал, что придумал эту историю с убийством, чтобы про него писали в газетах. Он хочет помириться со своей первой женой и надеется, что вся эта история вызовет у нее сочувствие. Я попытался с ним поговорить, но он опять стал нести чушь. Нам он уже точно ничего нового не расскажет.
— Ну и слава богу.
— Вот именно. Джо увольняют на гражданку, а мы через сорок пять минут улетаем в Лос-Анджелес. Поэтому одевайся, напарник.
Я напялил свою затасканную одежду, мы с Рассом вышли к воротам и стали ждать джип, который должен был отвезти нас на аэродром. Я увидел приближающуюся издалека высокую фигуру в военной форме. От холода меня стал бить озноб; фигура приближалась. Наконец я понял, что это был не кто иной, как капрал Джозеф Дюланж.
Подойдя к нам, он развернул утренний таблоид и, указав на свою фотографию на первой странице, сказал:
— Про меня на целую страницу, а про тебя всего несколько строчек, как и надо про всех Гансов.
Почувствовав в его дыхании запах Джонни Реда, я вломил ему прямо в челюсть. Дюланж рухнул на землю, словно тонна кирпичей; моя правая рука заныла. Расс Миллард посмотрел на меня, словно миссионер на упрямого язычника. Я сказал:
— Не будь таким правильным. Не строй из себя святошу.