Впрочем, в отличие от Востока, в Европе кошка еще долго продолжает оставаться какой-то редкой диковинкой. Об этом говорит тот факт, что в правовой практике некоторых европейских государств было обычной нормой фиксировать цену, которую можно запросить за кошку, и определять состав тех (скорее всего бойцовских, охотничьих) качеств, что имел право требовать от продавца покупатель. Существовали строгие законы, охранявшие ее как собственность обывателя. Примерно в тысячном году нашей эры человек, убивший кошку, обязан был платить штраф – овцу, ягненка или довольно большое количество пшеницы. При этом зерна должно было хватить для того, чтобы полностью засыпать ее подвешенное над землей за хвост тело; поскольку же у кошек оно может очень сильно вытягиваться, в те времена это животное должно было представлять собой довольно значительную материальную ценность.

В Германии еще в XIV веке кошки ценились настолько высоко, что в некоторых купчих они даже указывались в реестре движимого имущества, которое продающий уступал вместе с фермой. Так что известный кот, достающийся в наследство одному из сыновей, – на самом деле не так уж и мало (а впрочем, вовсе не исключено, что именно это-то обстоятельство и сделало его одним из самых знаменитых сказочных героев).

В России в своде законов XIV века «Правосудье митрополичье» штраф за похищение кошки был равен штрафу за украденного вола и составлял 3 гривны, в то время как за кражу коровы платили всего 40 кун (в одной гривне было 50 кун). (Кстати, и сегодня в законодательстве России, да и многих других стран, кошка – это личная собственность. Поэтому при бракоразводном процессе, сопровождающемся разделом имущества, она рассматривается как совместно нажитое добро или достояние одного из супругов. При краже или убийстве кошки оценивается ее продажная стоимость, если, конечно, она заверена документально; больше того, в том случае, когда животное убито или травмировано умышленно, его хозяева вправе потребовать возмещения морального ущерба.)

Впрочем, не будем идеализировать – и в нашем национальном культурном наследии связь кошки с нечистой силой может быть прослежена вполне отчетливо. Достаточно вспомнить о том, что у русских старообрядцев в начале XVIII века кот выступал как сатирическое изображение Петра, между тем сам Петр в их глазах был неким исчадием, в его воцарении виделось даже провиденное Апокалипсисом пришествие Антихриста. Но это не мешало относиться к нашей героине с симпатией, и по народным поверьям считалось, что человек, убивший кошку, семь лет ни в чем не будет знать удачи. Кто знает, может быть и поэтому эпидемии чумы у нас никогда не достигали такого гибельного размаха, как в Западной Европе.

А нужно сказать, что в распространении кошек на нашем континенте сыграет свою роль еще и эта черная напасть. Возвращающиеся из «святых земель» рыцари в трюмах своих кораблей, вместе с награбленной там добычей, везли с собой и ставших своеобразным наказанием Европы крыс. Между тем крысы – это не только угроза зерновым запасам европейца; мгновенно расплодившиеся, они обрушат на континент страшные эпидемии черной смерти, и только кошка окажется самым верным и самым надежным союзником человека в борьбе с разносчиками заразы.

Кстати, о крысах. В осажденном немцами Ленинграде к весне 1942 года кошек уже не осталось. И тогда ко всем бедам города добавилось еще и это – несметные полчища не знающих пощады грызунов. Свидетели рассказывают, что они огромными стаями шли по Шлиссельбургскому тракту (ныне проспекту Обуховской обороны) прямо к мельнице Ленина, где тогда мололи муку из зерна, привезенного с Большой земли. В крыс стреляли, пытались даже давить танками, но ничто не помогало, – они просто забирались на танки и продолжали свой путь. Хлеб погибал… И вот в 1943 году, сразу же после прорыва блокады, ленинградские власти приняли свои меры – за подписью П.С. Попкова вышло постановление Ленсовета: «Выписать из Ярославской области и привезти в Ленинград четыре вагона дымчатых кошек». (Я почерпнул этот факт из воспоминаний блокадницы Киры Логиновой, опубликованных в 4 номере альманаха Совета ветеранов Великой Отечественной войны СПб Союза художников и Выставочного центра СПСХ в 2001 году.) Вот так скромная кошка внесла свой вклад и в спасение моего родного города, блокаду которого от первого до последнего дня перенесли моя бабушка и моя мать и которую командиром роты автоматчиков в составе Второй Ударной армии нового формирования прорывал мой отец. Может быть, в возблагодарение заслуг именно этих четвероногих спасателей на обращенных друг к другу фасадах Малой Садовой, близ Невского, установлены чугунные немножко стилизованные фигурки, одна из которых изображает прогуливающегося по карнизу бравого, как гусар, кота, другая – сидящую в позе скромной «копилочки» кошку, которая изо всех сил делает вид, что ей нет до него решительно никакого дела. Кстати, последнюю в народе, по слухам, тоже зовут Василисой.

Для справки: самым лучшим ловцом мышей признана пестрая кошка по кличке Таузер, принадлежавшая компании Глентаррет Дистиллери Ltd, Перт и Кинросс, из Шотландии (Великобритания). Кем-то подсчитано, что за всю свою жизнь она поймала 28899 мышей: в среднем 3 мыши в день. Она умерла 20 марта 1987 г.

В среднем же считается, что кошка, несущая дежурство при зернохранилище, спасает до 10 тонн зерна в год; и нужно ли удивляться, что даже сегодня во многих странах кошки состоят «в штате» пищевых складов. Впрочем, не только там – они, например, включены в штат Британского музея, пятьдесят кошек числятся и среди «сотрудников» Эрмитажа. (Кстати, об Эрмитаже. Кошки – хозяева его непарадной, подземной части; для облегчения их службы двери подвалов музея даже оборудованы специальными лазами. Так повелось еще со времен Елизаветы. Но сегодня кормятся они уже не крысами и мышами, тех отпугивает сам кошачий запах, а благодарственными подношениями знаменитого музея.) Четвероногих «сотрудников» ставят на официальное довольствие. Больше того, за свою службу кое-где (например, в Австрии) им полагается даже официальная пожизненная пенсия, которая регулярно выдается мясом, молоком и бульоном.

Впрочем, если уж мы упомянули о вкладе кошки в нашу общую победу во второй мировой войне, необходимо сказать и о том, что в Европе ее заслуги были отмечены учреждением специальной медали, на которой было выгравировано: «Мы тоже служим родине»; эта медаль выдавалась животным, отличившимся при спасении человеческих жизней.

Но вернемся в средневековую Европу.

Точно так же, как и на Востоке, в западноевропейских странах она распространяется не только как «полезное домашнее животное», но еще и как некий специфический культурный феномен. Вот только здесь на кошку смотрят уже совершенно иными, нежели на Востоке, глазами, – мрачный мифологический шлейф тянется за нею; долгое время в кошке видят вестницу каких-то темных сил, она вызывает что-то вроде суеверного трепета и неприязни. Дело в том, что Европа приняла крещение, но, уверовав в Христа, она теперь отвергала все то, что было связано с язычеством; новообращенным вообще свойственно бороться с тем, чему они сами же недавно поклонялись. Вот так и здесь. Дело доходило даже до того, что религиозными фанатиками и ортодоксами того времени сжигались старинные библиотеки, разбивались ценнейшие скульптуры, чудом сохранившиеся образцы которых сегодня занимают лучшие залы ведущих музеев мира.

Вспомним, ведь даже у Данте, многое сделавшего для «реабилитации» античной культуры, в его «Божественной комедии» язычники (и, страшно подумать, сам Вергилий!) попадают не куда-нибудь, а прямо в ад, и все только потому, что они поклонялись не тем – не христианским – святыням. Кошке же, как мы уже могли видеть, приписывалась мифическая связь с силами, которые олицетворялись языческими богами, – а с переменой мировоззрения эта связь была переосмыслена уже как союз с нечистой силой, иными словами, как бесовская связь. В одной из ранних версий легенд, рождавшихся на мотивы сюжетов Тайной вечери, кошка даже выступала в качестве символа предательства.

К тому же, изучая Библию, священнослужители обнаружили, что кошка упоминается в ней всего лишь один раз, причем там, где живописуется «мерзость запустения», языческие идолища: «На тело их и на головы их налетают летучие мыши и ласточки и другие птицы, лазают также по ним и кошки» (Послание Иеремии, 21). Правда, в русском переводе упоминание о ней встречается и в других местах, но иноязычные тексты прямо указывают на нашу героиню только здесь. Может быть, и это служило побуждением к тому, чтобы считать все кошачье племя исчадием ада.

Со временем возникло предание (о нем упоминает один из знаменитых братьев-издателей, Якоб Гримм), согласно которому кошка может превращаться в колдунью, а колдунья – обратно в кошку. И потом, кошка – это ведь ночной хищник, а в представлении христианина ночь – пора дьявола; именно в это время, за день изнемогшая от суетного, душа христианина становится едва ли не беззащитной перед ним.

Свидетельством о ее принадлежности к темным силам было и то, что кошка оказывалась иммунной к запретам, налагаемым христианской обрядностью. Так, одна английская легенда рассказывает о монахе, который задумал обратить в католическую веру десять кошек. Это ему почти удалось, однако вскоре они все же были отлучены от церкви: причиной тому стал случай, когда одна из них в воскресный день позволила себе съесть мышь.

Словом, оснований было больше чем достаточно, поэтому вовсе не удивительно, что борьба за чистоту веры, особый этап которой отмечен знаменитой буллой Иннокентия VIII от 1484 года (в ней утверждалось, что колдовство и поклонение дьяволу – это реальность, которую церковные власти обязаны искоренять самым решительным и строгим образом), не могла не сказаться и на судьбе нашей героини. Меж тем сама она главой Римской церкви была определена как «языческий зверь, состоящий в сговоре с дьяволом».

Так что долгое время, даже когда амбары Европы наполняются вполне достаточными запасами зерна, кошка все еще чуждается человеческого дома. Впрочем, вернее будет сказать, что ее чуждается сам человек. В некоторых странах, например, во Франции, кошку считали чудовищем, одним из обличий Сатаны. Она часто фигурирует в процессах ведьм, и, например, в Meце в этот период ежегодно в Иванов день сжигали кошек десятками. Еще более жестокий обычай существовал во Фландрии, в городе Иперн. Среда на второй неделе поста называлась там «кошачьей средой»: в этот день кошек бросали с высокой башни. Историческое предание говорит, что этот обычай был установлен в 962 году графом Балдуином Фландрским; только через семьсот лет, в 1674 году эти варварские расправы были прекращены, однако через некоторое время в 1714 возобновились. Существуют свидетельства, что кошек сбрасывали с ипернской башни еще в 1868 году.

К слову сказать, в гонении на кошек не остались незамеченными даже коронованные особы; начиная с Людовика XI и до Людовика XV, французские короли должны были присутствовать на церемонии казни. Правда, однажды в истории Франции бедным кошкам было сделано снисхождение: Людовик XIII в молодости добился у своего отца Генриха ІV помилования кошек; но передышка продлилась всего два года, и принц, вступив на престол, сам стал по примеру своих предшественников разжигать огонь под очередным костром.

Зачастую владельцев черных кошек, а иногда, впрочем, и белых, обвиняли в сговоре с нечистой силой. Многие из их хозяев в период средневековья были заживо сожжены на кострах. Нередко на старинных картинах кошка изображена в обществе колдуна, кудесника, весталки. Так что в Европе ее распространение вовсе не напоминало триумфальное шествие.

Кстати, и в самом деле люди настолько верили в магическую силу черных кошек, что долгое время использовали их чуть ли не во всех магических ритуалах. Аптекари добавляли в свои снадобья их кровь, жир и мочу. Часто, чтобы защитить свое жилье от нечистой, силы люди замуровывали кошек живьем в стены здания, веря, что таким образом можно отпугнуть демонов и отвратить от живущих в доме болезни и другие неприятности. Кошачьим мясом привораживали любовь и лечили неизлечимые болезни. Еще в начале XX века в отдаленных штатах США закапывали мертвую кошку в лесу неподалеку от деревни для того, чтобы у жителей не было бородавок. Подтверждение этого суеверия можно найти в книге Марка Твена «Приключения Тома Сойера». «Возьми кошку и ступай с ней на кладбище незадолго до полуночи к свежей могиле, где похоронен какой-нибудь плохой человек, и вот в полночь явится черт, а может, два и три, но ты их не увидишь, только услышишь… ихний разговор. И когда они потащат покойника, ты брось им вслед кошку и скажи: «Черт за мертвецом, кот за чертом, бородавки за котом – тут и дело с концом, все трое долой от меня!».

Конечно же, не одним только религиозным рвением объяснялись все те испытания, что выпали на долю нашей героини: свойственная человеку жестокость добавляла к ним и что-то свое. Вот, например. Король Испании Филипп II, который, как рассказывают, еще в детстве прославился тем, что сжег на костре живую обезьянку, а впервые в жизни смеялся, получив известие о Варфоломеевой ночи, в часы отдохновения от своих высоких государственных обязанностей развлекал придворных «кошачьим клавесином». Этот «музыкальный инструмент» представлял собой своего рода пыточную камеру – длинный ящик особой конструкции, разделенный на четырнадцать отсеков, в каждый из которых помещались специально отобранные кошки, обладающие голосами различного тона. Головы несчастных животных просовывались наружу, а хвосты были закреплены неподвижно под клавиатурой клавесина. Когда нажимали на клавиши, острые иглы, которые были соединены с ними, впивались им в хвост.

Такой «клавесин», как кажется, получил и долгую жизнь, и довольно широкое распространение, если и через сто с лишним лет наш Петр I во время своего пребывания в Гамбурге тоже имел возможность заказать его для своей кунсткамеры.

Впрочем, куда большим живодерством на Руси грешили и до Петра. «А когда начал он подрастать, лет в двенадцать, – пишет о современнике Филиппа II, Иване Грозном, Андрей Курбский, – начал сначала проливать кровь животных, швыряя их с большой высоты – с крылец или теремов… а воспитатели льстили ему, позволяли это, расхваливали его, на свою беду научая ребенка.» Бежавший от царского гнева князь не уточняет, кто именно был жертвой забав будущего грозного государя, но ведь кошка – это самое первое, что приходит здесь на ум. От жестокости же по отношению к ней до свирепости, обращенной на человека, если и не один шаг, то во всяком случае не так уж и далеко, и стоит ли удивляться продолжению: «Когда же стало ему лет пятнадцать и больше, тогда начал он и людей бросать и, собрав вокруг себя толпы молодежи из детей и родственников названных сенаторов, стал разъезжать с ними на конях по улицам и площадям, скача повсюду и носясь неблагопристойно, бить и грабить простых людей, мужчин и женщин.»

Однако история имеет не только свою – не во всем открытую нам – логику, но и какие-то свои загадочные извивы; вот и в завоевании кошкой Европы известную роль сыграли крутые повороты в развитии все того же христианства, которое когда-то чуть не объявило ее вне закона. Если в католических странах наша героиня долгое время оставалась под подозрением, то утверждавшийся в ходе свирепых религиозных войн протестантизм обеспечивал ей то, что на дипломатическом языке принято называть режимом наибольшего благоприятствования.

Уже в покоях английского короля Карла I (не такого, кстати, и глубокого католика, если он в 1628 году посылал свои войска на помощь осажденным во французской крепости Ла-Рошель гугенотам) жила кошка, которая, по глубокому убеждению венценосца, благотворно влияла на его судьбу. Он так боялся потерять любимое животное, что заставлял стражу ревниво охранять его. Но пришел срок и ставшая его талисманом кошка умерла. «У меня не будет больше в жизни удачи», – вот слова, приписываемые королю по этому печальному случаю. Будущее полностью подтвердило их, ибо уже на следующий день он был арестован, а несколько месяцев спустя ему отрубили голову.

Отчего именно изменилось отношение к ней – не вполне ясно. Может быть, оттого что приверженцы нового религиозного течения с гораздо большей трепетностью относились к соображениям экономической пользы (а экономическая полезность этого зверька не подлежала никакому сомнению, мы уже могли в этом убедиться). Может, оттого что им вообще было свойственно глубокое и искреннее уважение ко всякому – а значит, и к чужому – труду (трудолюбие же и добросовестность этого маленького верного помощника человека, как свидетельствуют уже приведенные здесь цифры, было достойно самой высокой похвалы). Может быть, просто оттого что любое новое течение мысли всегда отвергает символы враждебной ему идеологии… Так что судьба ее прибившегося к человеку рода оказывается вплетенной еще и в действие многих потаенных пружин европейской истории.

А может, просто потому что и в самом деле наступало новое время: ведь даже в католической Франции глава ее церкви и ее первый министр, поставивший своей задачей разгромить партию гугенотов (кстати, именно его запечатленные блистательным пером романиста козни очень скоро заставят переволноваться еще и всех поклонников отважных королевских мушкетеров), держал в своем дворце, как говорят современники, двенадцать кошек. Он даже не забыл упомянуть о них в своем завещании. Впрочем, отдадим должное и самому кардиналу, ведь гугеноты для него были не столько религиозной, сколько политической оппозицией. А какое централизованное государство будет мириться с ее существованием? Сам же он одновременно был и противником не знающей никаких компромиссов испанской католической партии, унаследовавшей и нетерпимость, и жестокость уже упомянутого здесь Филиппа II, иными словами, противником самых твердолобых ревнителей устоев римской церкви.

Словом, как бы то ни было, наша кошка довольно скоро преодолела и это отчуждение и расселилась повсюду, в конце-концов завоевав все материки.

На территории содружества, когда-то составлявшего единый Советский Союз, кошки появились в Древнем Урарту, государстве, существовавшем в IX-VI веках до нашей эры на территории Армянского нагорья, и в Ольвии, античном полисе на берегу Днепро-Бугского лимана, в VII-VI веках до н. э. Эти государства имели обширные связи с древним миром и, в частности, с Египтом. Скифы тоже знали кошек, но в курганах пока обнаружена лишь одна кошачья косточка. В V-VIII веках нашей эры они уже жили в Прибалтике, а в Х-ХIII веках – на землях Древней Руси, правда были малочисленны. В Ярославском Поволжье в курганах X-XI веков останки кошек были обнаружены лишь в двух из двухсот.

Новому свету она была подарена французскими миссионерами во времена его колонизации; первое официальное упоминание о кошках в Америке относится к 1626 году. Кстати, во многом именно Франции принадлежит заслуга окончательной «реабилитации» нашей героини, это происходит с появлением в 1727 году «Истории кошек», принадлежавшей перу Монкрифа. С XVIII же века в Европе, и в первую очередь в Англии, начинается работа по выведению новых пород, которая продолжается и по сию пору.

Вот цифры, свидетельствующие о распространении нашей героини. В настоящее время в США, согласно ежегодному исследованию, проводимому Институтом кормов для домашних животных (Pet Food Institute, PFI), в 2002 году, численность домашних кошек достигла 76,8 миллионов. Этот Институт проводит статистические исследования численности домашних кошек и собак в США ежегодно, начиная с 1981 года. Тогда американские семьи имели 54 миллионов собак и 44 миллионов кошек. В 1987 году численность домашних кошек превысила численность собак. Данная тенденция, отмеченная PFI в ходе многолетних исследований, сохраняется и в настоящее время. В Бразилии их число доходит до 100, в ФРГ – простирается до 6, в Великобритании – достигает 12 миллионов особей. Впрочем, пальма первенства отдаются Австралии, где на каждые 10 жителей приходится 9 кошек. Сколько кошек в нашей стране, не знает никто.

Связанные с нею поверья переживают века.

В немецком языке сохранилась пословица: «Кто кошечку побьет – счастья в жизни не найдет». Кстати, в поверьях некоторых германских земель девушка, которая не заботится о кошках в доме, будет наказана едва ли не самым страшным, что может грозить женщине, – бесплодием. Было время, когда там новобрачным дарили кошку. В Силезии девушки, которые любят гладить кошек, обязательно выйдут замуж за хорошего человека. Напротив, если молодая девушка наступит на кошачий хвост, считают фламандцы, ей ни за что не найти мужа. В некоторых французских провинциях кошка первой должна войти в дом молодоженов. В деревнях французской провинции Севенны, если кошка сама появляется в доме, ее необходимо хорошо принять, тогда она принесет ему счастье и процветание. А чтобы удержать ее в доме, нужно намазать ей лапки маслом и заставить трижды пройтись у очага. В Японии у ворот домов часто можно встретить фигурку кошки – символ домашнего очага и уюта. Да и в России, в обряде новоселья по сию пору первой в дом впускается кошка – именно ей надлежит стать охранительницей нашего жилища.

Сегодня наша славная героиня обжила не только фольклор; отразивший быт народов, людские воззрения, верования, идеалы, он уже не вмещает ее. Кошек чеканят на монетах. Например, в Англии, по учреждению королевы Елизаветы II в 90-х годах прошлого века было выпущено несколько золотых и серебряных монет, с изображением сиамской, персидской, британской голубой короткошерстной, наконец, просто дворовой кошки. Им ставят памятники. Так, например, в Сорбонне (в ознаменование ее заслуг перед медициной); памятник с замечательными словами Бернарда Шоу на постаменте: «Человек культурен в той мере, в какой он понимает кошку» в 2002 году открыт и на территории Санкт-Петербургского Университета…

Кстати, о заслугах перед наукой. Не следует думать, что здесь ее роль чисто пассивная, страдательная. У французского исследователя Бернара Куртуа, когда он завтракал в своем рабочем кабинете, на плече обычно восседал любимый кот. Однажды коту это надоело, он спрыгнул на стол и разбил склянки с реактивами. Хранившиеся в них жидкости смешались, и в результате химической реакции в воздух поднялись фиолетовые клубы пара. Когда они осели, Куртуа заметил на соседних предметах кристаллический налет. Это был неизвестный в те времена свободный йод. Так, благодаря коту было сделано довольно крупное научное открытие. Датский ученый Финзен как-то обратил внимание на необычное поведение больной кошки, примостившейся на крыше дома. Она сидела на той ее части, которая освещалась солнечными лучами. Как только тень приближалась к нему, кошка тотчас же переходила на новое место, освещенное солнцем. Такие маневры она повторила несколько раз подряд. И Финзен задумался. А нельзя ли солнечными лучами лечить людей? Доверившись инстинкту животного, ученый начал свои эксперименты. Они показали, что благотворное лечебное действие оказывают лучи фиолетовой части спектра. Тогда-то и было предложено использовать ультрафиолетовые лучи в лечебных целях. Эта идея была успешно осуществлена, за что Финзен Нильс Рюберг через какое-то время был удостоен Нобелевской премии. Так что вклад нашей героини неоспорим и здесь.

Словом, кошка давно вошла не только в дом, – в самую нашу жизнь. Но вместе с тем по-прежнему, глядя в ее загадочные фосфоресцирующие глаза, как через отверстия таинственной камеры-обскуры, человек заглядывает в какую-то жутковатую потусторонность; даже мурлыкая на наших коленях, она остается бесконечно далекой от нас, и там, в этой потусторонности, нередко вспыхивает нечто такое, перед чем в молчании смиряется вся наша гордыня.

Иной мир, иной разум, внимательно изучая нас самих, смотрит оттуда.

В самую нашу душу…

В общем, кошка уютно устроилась не только на Востоке, но и в жилище европейца, американца, австралийца и так далее, и так далее, пока, наконец, в марте 1994 года она не появляется в моем доме. А ровно через десять лет, в марте 2004 года мою голову посещает счастливая мысль поведать миру непростую историю этого маленького симпатичного существа.