История куртизанок

Когда Карл попытался немного урезать расходы на содержание Нелл и предложил арендовать для нее дом, она не только отвергла это предложение короля, но и, в знак протеста, решила вернуться в театр и продолжить карьеру актрисы. Точно так же как она отдала Карлу свое сердце, а не сдала его напрокат, говорила Нелл, ей хотелось быть полноправной хозяйкой собственного жилища, а не квартиросъемщицей. Поначалу Карл опечалился, но вскоре поселил ее на улице Пэл-Мэл, в прекрасном доме с садом, который примыкал к его собственному саду, что позволяло любовникам часто встречаться и разговаривать, не привлекая при этом излишнего внимания посторонних.

Эти беседы много значили для Нелл. Она делилась сокровенными мыслями с Карлом — мудрым и более опытным другом, к тому же еще и любовником. «Он был мне другом и позволял высказывать наболевшее, давал дружеские советы, говорил о том, кто мне друг, а кто нет», — с грустью вспоминала она после его кончины⁵.

Нередко любовники в подробностях обсуждали вопросы, касавшиеся денег. В отличие от других любовниц Карла, Нелл — как и Молл Дэвис, — по-видимому, была женщиной, которая хотела получать лишь то, что ей причиталось по праву, и потому просила выделить ей достаточно скромный годовой доход в размере 500 фунтов стерлингов. Несмотря на то что Карл отказал ей в этой просьбе, она умудрилась за четыре года выудить из королевского кошелька 60 000 фунтов стерлингов. Ей нужны были деньги! Из каких еще источников она могла получить средства на то, чтобы платить за прекрасную карету с шестеркой лошадей, выдавать жалованье восьми слугам, покупать лекарства больной матери, делать пожертвования и расплачиваться за серебряную раму кровати, украшенную великолепной гравировкой? Иногда Нелл посылала приходившие ей счета (за такие вещи, как белые атласные нижние юбки, пеньюары из красного атласа и алые атласные туфельки, расшитые серебром) в казначейство — министерство финансов королевского правительства, где их и оплачивали, возможно засчитывая эти расходы в качестве авансовых платежей или денег, которые, по ее словам, король ей задолжал.

Сколь бы крупными ни казались эти расходы, они были жалкой милостыней по сравнению с суммами, которые выделялись некоторым другим любовницам Карла. Барбара Палмер, позже ставшая графиней Кастлмейн, получала 19 600 фунтов стерлингов ежегодно из доходов казны и огромные деньги из других источников. Луиза де Керуаль, искушенная французская соперница Нелл, в качестве основного содержания ежегодно получала 10 000 фунтов стерлингов из доходов от продажи лицензий на торговлю вином, и лишь за один год ей было выделено 136 668 фунтов стерлингов на постройку нового дворца. Документы за 1676 г. свидетельствуют о том, что Луиза занимала более высокое положение при Карле, чем Нелл: она получила 36 073 фунта стерлингов, в то время как Нелл — 7938.

Но значительно больше, чем деньги, Нелл волновала проблема титулов. Карл даровал герцогское достоинство другим своим любовницам, но отказывался пожаловать дворянство Нелл, по всей видимости, из-за ее незнатного происхождения. Обиду и досаду Нелл вполне можно понять. Когда Карл увидел ее в новом платье и воскликнул, что в нем она выглядит как истинная королева, Нелл не преминула съязвить: «И как истинная шлюха, недостойная быть даже герцогиней!»⁶ Хоть Нелл продолжала оставаться без титула, она во что бы то ни стало хотела добиться от Карла, чтобы ее сыновья получили дворянское достоинство. Стремясь достичь этой цели как можно скорее, она называла сыновей «маленькие ублюдки». Когда Карл ее за это упрекал, Нелл резко ему возражала, говоря, что называть их по-другому у нее нет оснований. Избранная ею стратегия оказалась действенной. Карл уступил, однако возвел «ублюдков» не в герцогское, а в дворянское достоинство, сделав их лордами Боклерк или Бокпер. В 1680 г., спустя четыре года после смерти их младшего сына, о котором Нелл постоянно горевала, Карл даровал герцогское достоинство их оставшемуся в живых сыну Чарльзу, который стал герцогом Сент-Олбанс.

Отношения Нелл с королем длились семнадцать лет, и за все это время она никогда не была его единственной любовницей.

Ей не составило труда обставить соперницу-актрису Молл Дэвис, но при конкуренции с такими аристократками, как Луиза де Керуаль, Нелл подводило ее незнатное происхождение. Луиза являла собой противоположность Нелл во всем, кроме красоты. Царственная, образованная, культурная, самодовольная и амбициозная женщина, она поставила себе целью завладеть сердцем Карла. К 1671 г. Луиза проводила с ним столько же ночей, сколько Нелл. При каждом удобном случае она старалась принизить репутацию неграмотной соперницы, говорила, что та — вульгарная простушка, в юности приторговывавшая апельсинами.

Нелл постоянно отвечала ей той же монетой. Она дразнила соперницу, высмеивала, оскорбляла, показывала Луизе язык. Она называла ее Сквинтабелла[11], потому что Луиза слегка косила на один глаз. Почему же, спрашивала Нелл, женщина, постоянно выставляющая напоказ свою знатность, пала настолько низко, что согласилась стать любовницей? Луиза нередко появлялась на людях в трауре по случаю кончины кого-то из представителей зарубежных правящих династий, с которыми, по ее словам, состояла в родстве. Однажды, когда в Лондон пришло известие о смерти какого-то иностранного монарха, Нелл тоже облачилась в траур. «Давай поделим мир, — с издевкой предложила она Луизе. — Пусть у тебя будут все короли севера, а мне оставь всех правителей юга»⁷. Когда очаровательная итальянка Гортензия Манчини, герцогиня де Мазарен, сменила Луизу в качестве фаворитки Карла, Нелл почувствовала некоторое облегчение, потому что новая ее соперница оказалась не такой строптивой, как английская аристократка.

Нелл поступала разумно, воздерживаясь от вмешательства в дела управления государством. Она, несомненно, знала о насущных проблемах современности, но никогда не пыталась оказывать влияние на ход событий, политику или политических деятелей. Карл высоко ценил ее сдержанность в этом плане, как и широкая публика, в среде которой часто напевали такую шутливую песенку: «Она ловко управлялась с королевским причиндалом, но на скипетр его никогда не посягала».

Единственный раз Нелл позволила себе эпатажную выходку с политическим подтекстом в марте 1681 г., когда обострились отношения Карла с парламентом из-за разногласий, связанных с вопросами престолонаследия и легитимности римско-католической церкви в Англии. Страсти накалились до предела, толпы противников католицизма, запрудившие улицы, терроризировали жителей, скандируя: «Ни папства! Ни рабства!» По мнению некоторых, сам Карл тайно исповедовал католицизм, и многие говорили о том, что гнев народа был направлен против его надменной любовницы-католички Луизы де Керуапь. Как-то днем собравшиеся в толпу смутьяны обратили внимание на карету, двигавшуюся в направлении королевского дворца. «Это королевская шлюха-католичка!» — заорали в толпе и преградили карете путь, намереваясь напасть на ее пассажирку. Но в карете находилась не Луиза, а Нелл Гвин. Высунувшись в окно, она закричала: «Люди добрые, прошу вас, уймитесь — я протестантская шлюха!»⁸ Ее остроумная реплика разрядила обстановку, гнев толпы как рукой сняло, и с тех пор историки не раз хвалили Нелл за смелость, проницательность и прямоту. А Карл должен был воздать ей должное за смекалку и остроумие. Этот случай выявил отношение к Нелл его беспокойных подданных — ведь, по сути дела, она была одной из них, и за это они ее любили.

Мало того, Нелл даже удалось снискать расположение королевы Екатерины. Реальное положение дел, при котором король просто не мог не иметь любовниц, не оставляло королеве выбора: ей приходилось их терпеть. Но это вовсе не означало, что они должны были ей нравиться, и она постоянно проявляла по этому поводу недовольство. Но к Нелл она относилась с явной симпатией, потому что та никогда не пыталась оттеснить королеву на второй план. Приземленная практичность Нелл и ее грубоватый юмор, вне всякого сомнения, убеждали Екатерину в том, что она обычная потаскуха, лишенная претензий остальных развратных любовниц короля. (Другая английская королева, Каролина, супруга английского короля Георга II, ненавидела леди Генриетту Суффолкскую, которая на протяжении двадцати лет состояла в любовной связи с ее мужем, — но стала резко возражать против того, чтобы Георг дал Генриетте отставку как «старому, тупому, глухому, сварливому животному». Каролина вступилась за любовницу мужа, опасаясь появления более молодых и опасных соперниц.)

В 1685 г. в день рождения Нелл с Карлом случился удар, и несколько дней спустя он скончался. Нелл отдала ему семнадцать лет жизни, родила от него двоих детей и прервала блестяще складывавшуюся актерскую карьеру, чтобы стать его любовницей. Но относительно ее будущего король на смертном одре сделал лишь одно распоряжение: «Не допустите, чтобы бедная Нелл голодала». Несмотря на рыцарскую заботу Карла о ее благополучии, Нелл скончалась вполне обеспеченной женщиной — но только потому, что пережила короля всего на два года. Если бы она дожила до пятидесяти пяти лет, как и ее любовник, то наверняка умерла бы в нужде.

Со смертью Карла стало еще более очевидно, что семнадцать лет, на протяжении которых Нелл была его любовницей, не дали ей никакого положения при дворе, а их с королем сыновья так и не стали членами его семьи. Но Нелл любила Карла и хотела достойно с ним попрощаться. Она заказала черную драпировку для кареты и дома, собиралась провести другие траурные ритуалы. Однако вмешался судейский чиновник, запретивший Нелл проводить такие обряды, какие были позволены лишь августейшей семье, хоть она стремилась выразить этим свое горе и глубокую привязанность к любовнику. Семнадцать лет наградой ей было наслаждение и радость любимого человека, а его смерть вдребезги разбила ее мир.

Жан на-Антуанетта де Помпадур⁹

Vive la difference![12] Представители французской королевской семьи тоже не отказывали себе в удовольствии общения с любовницами. Ведь повсеместно династические браки входили в сферу государственных дел, и заключались они по дипломатическим или политическим соображениям. Но сердца правителей — как и их чресла — тоже требовали к себе внимания. И действительно, французские короли прославляли свои внебрачные любовные победы, а в королевской резиденции, замке Фонтенбло, из камня были вырезаны памятные изображения монархов и их любовниц — Генриха II (1519–1559 гг.) и Дианы де Пуатье, Генриха IV (1553–1610 гг.) и Габриэль д’Эстре.

В 1643 г. на трон взошел Людовик XIV, красивый сильный мужчина, который впоследствии получил прозвище Король-Солнце. Он стал воплощением идеи абсолютной монархии, самым могущественным правителем в Европе, и именно Людовик XIV объединил Францию. В числе других его достижений было укрощение своенравной знати, которую он заставил соблюдать тщательно разработанные придворные церемонии, призванные изменить дворцовый этикет с тем, чтобы приспособить его к потребностям собственных весьма непростых любовных отношений.

Если принять во внимание его положение и время, в которое он жил, Людовик оставался девственником на удивление долго — до семнадцати лет, когда мадам де Бове, одна из фрейлин королевы, совратила его после того, как он принял ванну. Впоследствии Людовик всегда относился к мадам де Бове с неизменным уважением. К любовным утехам у него возник поистине королевский аппетит, и, не переставая любить обожаемую супругу Марию Терезию, он использовал свои королевские прерогативы в амурных отношениях с многочисленными любовницами из числа привлекательных молодых придворных дам.

Следует отметить, что в этой области Людовик установил одно существенное нововведение. Он узаконил положение своих любовниц в качестве maitresses en titre — официальных фавориток, переселяя их в дворцовые покои и признавая детей, которых они от него рожали. Это давало его любовницам такую власть, которая намного превосходила влияние придворных дам при других королевских дворах, поскольку дамы Людовика составляли неотъемлемую часть двора, причем нередко они находились в услужении королевы. Любовницы Людовика с ним вместе ужинали, общались с ведущими политиками королевства и иностранными дипломатами, а если хотели, сами могли играть в политике роль серых кардиналов.

Существовали, однако, некоторые формальности, которые требовалось соблюсти, чтобы из простой любовницы превратиться в официальную фаворитку. Потенциальной maitresses en titre было необходимо, чтобы ее поддерживала и представляла при дворе какая-нибудь придворная дама. Луиза де Лавальер, первая кандидатура на это звание в списке Людовика, еще раньше долгое время состояла с ним в любовной связи, но их двое детей официально считались незаконнорожденными. Как-то раз Людовик, собираясь на войну и не будучи уверен, что вернется живым, решил пересмотреть свои взгляды на жизнь и внести в нее соответствующие коррективы. Он сделал Луизу герцогиней де Вожур и признал своей их выжившую дочь Марию-Анну де Бурбон. Мария-Анна воспитывалась как член королевской семьи, однако ни она, ни двое других детей, позже родившихся от этого союза, не получили права наследования престола.

Вскоре после того, как Луиза стала официальной фавориткой, внимание Людовика переключилось на ее приятельницу — Атенаис, мадам де Монтеспан. Луиза даже горевать и печалиться не могла в одиночестве. Вынужденная продолжить жизнь при дворе, она видела, как разгорается страсть к Атенаис ее обожаемого любовника. Набожность ее становилась все сильнее. Она постилась, под пышными придворными нарядами носила власяницу, спала на голом полу. Луиза дважды пыталась уединиться в женском монастыре, но оба раза Людовик возвращал ее ко двору. В 1674 г. ей удалось упросить короля дать ей свободу, чтобы она могла выполнить взятые на себя священные обеты. Ее печаль и увядший вид тронули короля до глубины души, и на этот раз он уступил. Луиза опустилась на колени перед королевой и публично покаялась в своих прегрешениях. Вскоре после этого она простилась с детьми, а потом навсегда скрылась за стенами парижского монастыря кармелиток, где постриглась в монахини и приняла имя Луизы Милосердной.

Следующая за Луизой де Лавальер официальная фаворитка — Атенаис де Монтеспан — придала своему положению новый характер, определявшийся ее матримониальным статусом. Теперь не только Людовик был повинен в нарушении супружеской верности с нею, но и она была виновна в том, что изменяет с ним мужу. Поскольку королева терзалась из-за его измен, Людовик пообещал ей расстаться с фаворитками, когда ему исполнится тридцать лет, — но его тридцатый день рождения пришел и прошел, а фаворитки как были, так и остались. Даже Королю-Солнцу было нелегко пресечь возмущенные разговоры о том, что измена женщины мужу — это грех и преступление. Было ясно, что Атенаис необходим легальный развод, но строптивый французский парламент дал на него разрешение лишь через пять лет, несмотря на постоянное внимание Людовика к этому вопросу.

К тому же ситуацию обострял супруг Атенаис. Маркиз де Монтеспан не очень жаловал свою женушку, однако его оскорбляло то обстоятельство, что король мог так просто ее у него отнять. Он в ярости приезжал в Париж и закатывал там сцены ревности, вламывался в опочивальню Атенаис и награждал ее оплеухами. Он нарочито входил в собственный замок только через главный вход, жалуясь при этом: «Мои рога настолько велики, что в низкую дверь мне не пройти»¹⁰. Как-то раз Людовик распорядился заключить его в темницу. Монтеспана это не испугало. Когда его выпустили, он разыграл похороны своей супруги, провозгласив ее жертвой собственной похоти и амбиций. К счастью для Людовика, назойливый муж его любовницы вскоре устал от своих игр. Тем не менее на стороне Монтеспана были принципы религии и морали. Короли могли стоять над законом, но их фавориткам этого не дозволялось. Браки заключались против желания людей, но нарушение супружеской верности продолжало считаться святотатством.

Несмотря на ситуацию с Монтеспаном, было очевидно, что, по большому счету, замужних фавориток проще приобщать к придворной жизни, чем одиноких девушек, которые могли скомпрометировать королеву так, как замужние женщины это сделать не могли. Замужество фаворитки — даже если оно служило лицемерным прикрытием бесстыдных действий — помогало обманутой мужем королеве сохранить лицо, хоть было слабым утешением при дворе, где всем постоянно перемывали кости и плодили нелепые слухи. Не проходило и дня, чтобы несчастная королева не видела и не слышала во дворце очередную maitresse en titre, чьи покои соседствовали с покоями короля, которая вынашивала его отпрыска, а ее наряды и тело украшали драгоценные камни из королевской казны.

Людовик XIV был совсем не глупым человеком, он напряженно и подолгу размышлял о том, как лучше приобщить фаворитку к своей жизни и, соответственно, к жизни Франции. В назидание своему сыну Людовику он оставил записки о фаворитках и о том, как избегать опасностей, которым они подвергают своих любовников.

Во-первых, предупреждал Людовик, фаворитки не должны мешать заниматься делами управления государством. Во-вторых — и этого достичь труднее, — хоть сердце отдается им, король должен оставаться хозяином своего разума. Не следует позволять женщинам рассуждать о чем-то серьезном, потому что они тут же примутся мутить воду, впутываясь в заговоры и интриги, что внесет беспорядок в управление страной. В истории есть множество тому примеров, предупреждал он сына: козни женщин, вынашивавших тайные замыслы, приводили к вымиранию династий, свержению королей, разорению провинций, разрушению империй.

Правнук Людовика, неудачливый Людовик XV, не внял многим советам прадеда и позволил своим официальным фавориткам становиться при дворе влиятельными и могущественными фигурами. Кроме того, он нарушил традицию, в соответствии с которой фаворитки королей должны были иметь знатное происхождение: отдав ей сердце, он разделил ложе с простолюдинкой — Жанной-Антуанеттой Пуассон, позже снискавшей известность под именем мадам де Помпадур.

Прошлое Жанны-Антуанетты было необычным. Ее отца, поставщика провианта парижским финансовым чиновникам, несправедливо обвинили в растрате, и он пытался скрыться в Германии, чтобы избежать тюремного заключения. Жан на-Антуанетта, получившая прозвище Королевка, или Маленькая Королева, и ее брат Абель остались на попечении матери. Чтобы обеспечить детей, госпожа Пуассон подыскивала себе состоятельных любовников. Ей удалось дать своей хрупкой дочери блестящее образование и знания, необходимые стремящимся добиться в жизни успеха женщинам для того, чтобы привлечь достойного мужа или любовника.

Королевка высоко ценила усилия матери, особенно после того, как гадалка, взглянув в глаза девятилетней Жанны-Антуанетты, воскликнула: «Ты будешь фавориткой короля!» Королевка выросла и превратилась в утонченную и образованную женщину, отличавшуюся великодушием, актерскими способностями и, несмотря на (а может быть, именно благодаря этому) периодически повторяющиеся проблемы с гортанью и грудью, завораживающим голосом с легкой хрипотцой. А еще у нее была мечта: воплотить в жизнь предсказание ясновидящей.

Королевка стала очаровательной девушкой — стройной, с соблазнительными формами, овальным личиком, обрамленным темными волосами, с бледной кожей, которая, казалось, светилась румянцем. Весь ее облик был царственно элегантен. Когда ей уже исполнилось двадцать, мать устроила ее брак с государственным чиновником Шарлем-Гийомом Ле Норман д’Этиолем. Жанна-Антуанетта родила от Гийома несколько детей, но выжила только одна их дочка, получившая имя Александрина. Неожиданно случилось так, что Шарль-Гийом до беспамятства влюбился в свою молодую жену, которая со смехом уверяла его, что не расстанется с ним до самой смерти, если, конечно, ее не возжелает король.

Пришло время, и король возжелал Королевку. Людовик XV знал о ней понаслышке, а когда пути их пересеклись, не смог не обратить внимания на ее красоту. Она приобретала в обществе все большую известность, Вольтер и другие выдающиеся мыслители того времени восхищались ею и гордились ее дружбой. Но все помыслы короля в ту пору занимала его фаворитка — мадам де Шатору, младшая из трех сестер, в которую он был влюблен.

Однако случилось так, что в 1744 г. эта своенравная женщина, всегда пытавшаяся держать короля на коротком поводке, последовала за ним на поля сражений проходившей тогда Войны за Австрийское наследство. Глумление над приличиями обернулось для нее печальными последствиями, когда Людовик XV тяжело заболел и вызвали епископа, чтобы тот соборовал короля. Но священник отказался отпускать ему грехи, требуя от Людовика публичного признания и покаяния в прегрешениях. В страхе перед адскими муками король признался во внебрачной связи с мадам де Шатору, раскаялся в прелюбодеянии и приказал оскорбленной женщине его покинуть.

Однако на этом дело не кончилось, поскольку все только и говорили, что о признании им своих прегрешений. Людовика простили, а его фаворитку — нет. Когда она проезжала по городским улицам, парижане кидали в ее экипаж камни и выливали на него содержимое ночных горшков, над ней издевались, ее оскорбляли. Ужас, который она при этом испытывала, подорвал ее здоровье, и мадам де Шатору заболела воспалением легких. Король тем временем поправился и, поскольку теперь ему смерть не грозила, попросил фаворитку вернуться к нему в Версаль. Но вскоре мадам де Шатору скончалась.

Два месяца спустя, в 1745 г., во время празднества по случаю свадьбы дофина, его сына и наследника, Людовик, нарядившийся в костюм, который символизировал тисовое дерево, обратил внимание на обаятельную и элегантную Королевку в костюме богини Дианы и весь вечер от нее не отходил. Вскоре после этого она стала его любовницей.

Появление у короля новой фаворитки вызвало при французском дворе переполох. Сколько этот роман продлится? — хотели знать придворные. Какие у нее союзники? Какие враги? Как она обычно предпочитает действовать, что она любит и что ей не нравится, какие цели она перед собой ставит? В иерархической системе, имманентно присущей представлениям о божественном праве и голубой крови, потенциальная власть новой фаворитки, ее влияние на государственные дела и — что было еще важнее — на весь уклад жизни при королевском дворе и судьбы несметного числа кормившихся при нем прихлебателей и приживалок было поистине трудно переоценить. Разве мог себе кто-то вообразить, что мадам д’Этиоль, безродная выскочка, принадлежавшая к ненавистному классу буржуазии, эта близкая подруга таких атеистов, как Вольтер, сможет стать тем, кем стала?

Но Людовик все больше очаровывался своей новой фавориткой и все сильнее ополчался против всех, кто хоть в чем-то пытался ее критиковать. Королевка отвечала на его любовь взаимностью со страстью, подогреваемой фантазиями, которые с детства кружили ей голову. Несмотря на искренность ее чувств, при дворе о ней распространялось все больше слухов, причем в основном недобрых.

А Королевка с Людовиком тем временем были заняты собственными проблемами. Она просила его как-то определиться с ее положением, и король определился, предложив ей стать его официальной фавориткой. Королевка с радостью приняла предложение. Однако при этом она настаивала на том, чтобы Людовик устроил ее развод с мужем. Преданный ей Шарль-Гийом воспринял эту новость тяжело, он рыдал навзрыд и терял сознание. Лишь после того, как он понял, что решение Жанны-Антуанетты окончательно и бесповоротно, ему пришлось смириться с уходом горячо любимой супруги.

Несмотря на страсть к королю, ситуация Королевки-фаворитки оказалось непростой. Когда она была хрупкой девочкой, ее постоянно беспокоили горло и легкие. Когда повзрослела, здоровье ее ухудшилось, и она пыталась скрыть это от всех, кроме самых близких друзей. Но придворные злопыхатели, обращая внимание на то, какая она худенькая, как быстро устает и сплевывает сгустки крови, злорадно распускали о ней злые слухи. Врач рекомендовал ей больше отдыхать, гулять на свежем воздухе и заниматься гимнастикой. Да как же я смогу? — жалобно спрашивала она. Придворная жизнь была жестко регламентирована и очень утомительна, изысканные туалеты и уход за внешностью отнимали почти все время, от теплого воздуха можно было задохнуться. Что касается физических упражнений, она была слишком измотана и даже не пыталась их выполнять.

Ухудшение здоровья Королевки сказывалось и на ее чувственности: она страшно боялась, что, как сама выражалась, «фригидность ее натуры» приведет к тому, что Людовик бросится в объятия другой женщины. Как-то ночью он назвал ее «холодной как рыба», встал с кровати и пошел спать на диван. Королевка пыталась оттянуть их расставание, соблюдая диету, которая должна была разогреть ее холодную кровь: она пила горячий шоколад, приправленный ванилью и зверобоем, ела трюфели и суп из сельдерея. Спустя какое-то время она стала употреблять в пищу молоко ослиц. «Я жизни своей не пожалею, чтобы его ублажить», — призналась она по секрету подруге".

Несмотря на то что иногда ее подводило тело, Королевка как-то умудрялась оставаться необходимой королю. В 1745 г. он стал называть ее маркизой де Помпадур. Как замечал в этой связи Вольтер, это имя рифмовалось со словом l’amour — «любовь», которой Королевка щедро одаряла возлюбленного. В качестве официальной фаворитки Людовика она сумела добиться того, что королева смягчилась по отношению к ней, хотя Мария Лещинская иногда публично ее унижала. Королевка посвятила свою жизнь королю, компенсируя неискушенность в области секса проверенными временем методами очарования. Она охотно и восторженно проникалась интересами Людовика. Она играла с ним в карты, ненавидя при этом карточные игры. Она сопровождала его во время охоты, хоть это отнимало у нее, и без того слабой, много сил. Она правила местами неприличные, даже непристойные отчеты, еженедельно поступавшие от шпионов Людовика из разных мест. Она каждый день проводила краткие совещания с государственными министрами. Она давала королю советы и со временем, продолжая оставаться фавориткой, стала его ближайшей подругой.

Королевка постепенно все глубже вникала в дела государства, то есть делала именно то, чего в своих записках о фаворитках Людовик XIV советовал не допускать. Она убедила Людовика уволить и изгнать его министра Морепа, который, как говорили злые языки, сочинил стихотворение, в котором высмеивалась физиология фаворитки. Ей удалось пристроить своего брата Абеля на важную должность главного интенданта королевских зданий, и тот служил эффективно и честно. Она занималась распределением средств, выделявшихся королем на поддержку искусства и литературы, поскольку неплохо разбиралась в этих областях. Она принимала участие в создании офицерского военного училища и ставшей впоследствии знаменитой фабрики фарфора в Севре.

В 1751 г. после долгих раздумий Королевка отказалась от сексуальных отношений с королем и сделала так, чтобы об этом стало известно. Это дало им двоим возможность принять причастие, поскольку теперь они не нарушали супружеской верности друг с другом. Для Королевки этот отказ обернулся двойной выгодой: он успокоил ее религиозное сознание и освободил от обязанности, которую она не могла хорошо исполнять. Однако именно в этом таилась грозная опасность, ведь Людовик мог завести новую фаворитку. В 1752 г., когда он возвел Королевку в герцогское достоинство, досужие сплетники шептали, что это прощальная милость перед отставкой.

Чтобы сохранить влияние на Людовика, она стала подыскивать ему — такие, по крайней мере, ходили слухи — молоденьких девушек, которые не представляли бы угрозы ее положению. Современники обвиняли ее в сводничестве и организации королевских утех в особняке под названием «Олений парк», расположенном неподалеку от дворца. Туда поселяли девушек-подростков из семей бедных парижан и готовили их к любовным забавам короля, нередко группами по два-три человека. Этих девиц хорошо кормили, нарядно одевали, учили азам придворного этикета и постоянно подвергали медицинским осмотрам. Сменялись молоденькие «пансионерки» довольно часто, возможно, потому что получали неплохое содержание и нередко выходили замуж за состоятельных мужчин, которых соблазняли приобретенные ими навыки. Девушкам, рожавшим от Людовика детей, говорили, что младенцы умерли. Позже этим детям — princes et princesses manques[13] — выделялось ежегодное содержание, и их усыновляли или удочеряли подходящие приемные родители.

Через два года после создания для Людовика «Оленьего парка» умерла Александрина, десятилетняя дочь Королевки. Жанна-Антуанетта была безутешна. «Все счастье мое умерло вместе с дочкой», — сказала она подруге¹². Ее недоброжелатели опустились до измышлений о том, что плакала она потому, что теперь Александрина никогда не сможет подменить ее в постели Людовика.

Со временем жизнь Королевки снова как-то наладилась. В течение следующих десяти лет она была с головой погружена в государственные дела и отличавшиеся хитроумием и коварством придворные интриги: маркиза де Помпадур стремилась достичь такого положения, при котором ее союзники были бы достаточно сильны, чтобы одолевать растущее число ее врагов, включая сторонников других очаровательных женщин, считавших, что они могли бы сменить фаворитку Людовика. Она уговаривала короля увольнять тех министров, которые относились к ней с неприязнью. Она умудрялась уцелеть в придворных междоусобицах, и вновь обретенное ею целомудрие позволяло ей чувствовать себя столь добродетельной, что она поддерживала церковь в ожесточенных схватках с французским парламентом. Она действовала в тесном контакте со своим протеже — герцогом Шуазелем, чьи дипломатические авантюры привели к Семилетней войне, в ходе которой Франция, Австрия, Россия, Саксония, Швеция и Испания выступили против Пруссии, Великобритании и Ганновера. Война привела к катастрофе, которая поставила Францию на грань банкротства. Из обедневшей национальной казны маркиза де Помпадур тратила непомерные средства на произведения искусства и шедевры архитектуры; стиль рококо, развитию которого Королевка покровительствовала во Франции, был настолько восхитителен, что она говорила о том времени как об эпохе эстетики. Она снисходительно относилась к праздному королю даже тогда, когда за пределами дворца беспокойное население оказалось на грани голода.