Большая книга романов о любви для девочек - Самый романтичный выпускной бал. Большая книга историй о любви для девочек

Малыш засмущался и убежал.

– Ну наконец-то, дискач! – воскликнул Кед, и все потянулись к выходу.

– А тебе-то зачем дискотека? – удивился Аким. – Ты же не танцуешь? Девушек не любишь, у тебя же сайт в компе: «Любви нет. Точка. Ру».

– На сайте? Каком сайте? Слышь, Зимка, у меня нет сайта.

– Нет? Значит, сделаешь.

– Да не нужен мне сайт!

– А дискач нужен?

Кетов, опередив всех, поскакал по лестнице в зал, где по краям стояли накрытые столы, а в середине был танцпол.

По дороге в зал Аким взял Нику за свободную руку. Другая уже была захвачена Елисейкой. Ника покраснела и тихонечко освободила свою руку из плена Кимкиной. Что это он вдруг – ни с того ни с сего? Аким отстал метра на два, не выпуская Нику из поля зрения. Широко шагнул и снова взял ее ладонь. И крепко сжал.

– Слушай, – сказал он, засмеявшись, – какой удалец твой братец. Лично я восхищался!

Ника покраснела. Хорошо ему говорить. А ей за Елисейку, нарушителя спокойствия, было стыдно.

– Клево смотритесь, – взглянул на троицу Тимофей Ганов и прищелкнул языком, – образцовая молодая семья.

Ника с Акимом переглянулись. Обоим стало приятно сравнение. Но рука Ники снова пошевелилась в Кимкиной ладони, желая сбежать. Не дали – Аким крепко держал. И так вдруг Никиной руке хорошо стало в руке парня, тепло и надежно. Девичья рука успокоилась, замерла.

– Правда? Ты так думаешь? Мы – семья? – задорно спросил Аким Тимошку и в упор посмотрел на Нику. – В таком случае ты – первый, кого я приглашаю на нашу свадьбу.

«Вот ненормальный», – ахнула про себя Ника и нахмурилась. Рука опять попыталась сбежать. А зачем он так? Это же неправда! Он смеется, наверно, над ней!

– Народ! У нас свадьба скоро! – заорал Тимофей, повернувшись к классу.

Ника покраснела, и ее рука вырвалась-таки на свободу.

Да что такое! Зимин просто ловец руки сегодня. Снова поймал.

– Я не совсем шучу, – прошептал, наклонившись к Никиному уху. – Я шучу, но я хочу, чтобы так было! – Он перегнулся через Нику и пощекотал Елисейку: – Утю-тю, тигренок!

Елисейке понравилось, он засмеялся. А потом громко зевнул. Малыш хотел спать. Хорошо, что еще не капризничал. Но скоро начнет. Если папа не объявится в ближайшие минуты, Нике придется уходить с братом домой.

Ника снова отняла руку. Кимка снова взял. И победил.

Все девчонки смотрели на них. Наташка, Геля, Вика – доброжелательно. Некоторые отводили взгляды, и Ника чувствовала: эти завидовали.

Сейчас Зимин и правда думал, что их свадьба не за горами. Что, женатики не учатся в институтах разве? А Ника плохая жена разве? Вон как заботится о младшем брате!

На лестнице семья Дымовых воссоединилась.

– А я вас ищу! – радостно объявил отец Ники детям. – Ах ты мой киндереныш золотой! – Он опустился перед Елисейкой на корточки и обнял его, оторвав от Ники. – Пошли домой, барабашка, не будем мешать сестрице веселиться.

– Бала… башка, – повторил Елисейка смешное слово, снова зевнул, глазки потер кулачками.

– Ты где был? – спросила Ника строгим учительским тоном.

– Встретил одноклассника, представляешь, дочь? Он сына провожает из школы. Сели, поговорили, молодость вспомнили.

– А про своего сына ты, значит, забыл?

– Я же видел, что он с нянькой, – кивнул отец на Кимку, – и успокоился.

– Чего это он нянька? – Ника стрельнула в Зимина нарочито сердитым взглядом, и он дернул плечами, как бы говоря, что он ни при чем. – Вот расскажу про тебя маме!

– Вот этого не надо. – Отец шутливо-угрожающе посмотрел на дочь и погрозил ей пальцем.

Так Ника и оставила папу с Елисейкой на руках.

– Балабашка, балабашка, – повторил брат понравившееся ему словечко и подергал папу за растрепанные волосы. Потер кулачками глаза и захныкал.

Ника засмеялась, и Кимка подумал о том, как ей идет смех и улыбка. А Ника опять отняла руку. Хотя уже не хотелось освобождаться. Но Ника поймала злой взгляд Кати, зафиксированный на замке их рук. Ника видела, как уезжал Виля Вельс: помахал классу рукой. Катю не то что не обнял, даже не подошел к ней отдельно от всех, не посмотрел на нее. А все же знали, что они были парой. Катя ничего от подруг не скрывала. А он так холодно… хоть бы взглядом согрел… Нике было искренне жаль Стрекалову.

Когда разлили в бокалы шампанское и подняли их дружно, сами шумно поднявшись, и когда зазвенели бокалы друг о дружку, и когда Елизавета провозгласила: «С окончанием школы, друзья!» – вдруг чудно запела флейта. Ее дивный голос говорил о мечте, о будущей длинной-предлинной жизни, о волшебных рассветах над морем, над городом, над горами – над планетой Земля, по которой теперь шагать ребятам без учительского присмотра, да и без родительского тоже, потому что почти все собирались разъезжаться. Идти молодым в одиночку – сильным и слабым, высоким и низким, худым и толстым, и неизвестно, кто достигнет вершин, а кто остановится у подножья.

И началась наконец дискотека.

Ее открыли «бэшки» – Василий Дьяченко и Таня Кулимова. Заиграл вальс, и пара вышла на середину зала. Вася – в черном костюме и Таня – в красном платье со шлейфом и со стразами. Ребята были таким красивыми, что Ника подумала: вот быть бы такой, как Таня: легкой воздушной, прекрасной – и ничего ей больше не надо, даже счастья. И тут же вспомнила, что в обычной жизни Таня Кулимова – так себе, далеко не красавица, у нее зубы выступают вперед и веснушек на лице «вельми обильно». Но сейчас, во время танца, это была самая прекрасная девушка в мире, в которую влюбиться – раз плюнуть.

Василий и Таня занимались бальными танцами с четырех, кажется, лет, поэтому их вальс был совершенен. Ими все любовались… Со второго круга к ним подключились Алена Самойлова с Димой Коротковым. Вот уже в зале две прекрасные пары… А потом на танцпол вышли все, кто хотел. Вот и Аким Зимин плывет в танце с Кирой Ракитиной.

Ника смотрела и не верила глазам. Что? Кимка – с Ракитиной?

Пусть! Он может приглашать кого угодно! Но почему же тогда он оказывает знаки внимания ей, Нике? Смотрит на нее, как преданная собака, берет за руку, посылает эсэмэски? Приглашает покататься на своем драндулете? Она, глупая, возомнила, что ему нравится. Ника закусила губу и чуть не расплакалась. Да разве она может кому-то нравиться? Она же Ворона! Много хочет!

Девушка отошла к подоконнику и отвернулась к окну. Она так надеялась, что на первый танец Аким пригласит ее. Конечно, она бы отказалась, она не умеет вальс танцевать, но ведь он этого не знает. Эх! За окном, на ветке березы, сидел воробей, бесстрастно и строго смотрел на нее блестящей точкой-глазком. Везет ей на птичек. Они везде, куда она ни посмотрит. Быть ей орнитологом. Воробьишка поводил крошечной головкой, клюнул что-то с березового листа и улетел.

– Вероника! Прошу вас! – раздалось за спиной девушки.

Она даже не повернулась на знакомый голос.

– Ника, эй! – Зимин взял ее за плечи и повернул к себе. – Я приглашаю вас на медляк, девушка. – Он церемонно поклонился и шаркнул ногой.

Ника наклонила голову, чтобы Аким не увидел, что у нее глаза на мокром месте. И вдруг разрыдалась, уткнувшись ему в плечо! И тут же кинулась в коридор поперек танцующих пар. Наткнулась на одну пару, другую… Нет, невозможно переплыть бурное танцевальное течение. Ника бросилась через зал кружным путем.

– Вероника!

Аким настиг ее в коридоре.

– Девушка, ну что с вами? – шутливо спросил он, поворачивая ее за плечи к себе.

– Ничего!

– А чего ревем-то, а? Я же не виноват, что некоторые вальс танцевать не умеют!

Ника подняла на него полные слез глаза.

– Откуда ты знаешь?

– От верблюда! Я видел, как ты приходила записываться к Самойловой, а потом удрала. Только не понял – от кого. Крокодилов там не было!

– Да-а, правда-а, не умею-у… – Ника улыбнулась сквозь слезы. Две слезинки скатились по лицу. Чистые и, наверно, соленые. Акиму так захотелось попробовать эти слезинки на вкус. Но он не посмел коснуться губами щек. Тогда Дымова, наверно, вообще из школы сбежит! И может, даже из города!

– Ты что, шпионил?

– Кто за кем шпионил – еще вопрос, – засмеялся Аким. – Пошли танцевать, кулема, а то музыка кончится!

– Эта кончится – другая начнется.

Вернулись в зал.

Ника положила руку на Кимкино плечо, и они и поплыли в медленном танце. Глаза у Ники красные, заплаканные, но счастливые. Нике хотелось положить голову на плечо парня, она видела, что некоторые девчонки так делают, но смелости не хватало. Наташка со Славиком танцевали обнявшись. Катя Стрекалова с Тимошкой топтались на одном месте. Тимошка – ой, он ей едва до подмышек. Что-то смешное рассказывает, Катя слушает его, наклонив голову, – иначе не услыхать. Папуас пригласил Ладу. Витек стоит у стола, спиной к нему, лицом к танцующим, жует бутерброд, смотрит на всех вообще.

Кончился медленный танец, сменился заводной англоязычной песенкой. Тут никакие пары не нужны. Девчонки, которых не приглашают, любят именно такие танцы. В зале тесно стало от танцующих: лес вскинутых рук, плавные изгибы рук, плеч, ног. Две девчонки из 11-го «А» забыли, что они готы, что им не к лицу веселиться, скачут еще порезвее других. «Вот и правильно, в семнадцать лет любить одиночество и могилы смешно. Прыгайте. Будьте счастливы, будьте…» – молилась в душе за них всех классная Лилия, в одиночестве сидящая за столом.

Впрочем, здесь было место не только для танцев. В зале смешалось все, что бывает на выпускных вечерах. Танцевали, жевали салаты, болтали, выясняли отношения… Родители почти все разошлись, вдоволь налюбовавшись своими взрослыми чадами. За столами сидели самые упертые, мамаши убирали пустые тарелки, облагораживая столешницы, наливали чай задержавшимся мужчинам. Ни одного выпускника за столами – все на танцполе.

– Цветы, просто цветы, – повторяла чья-то оставшаяся мама, любуясь скачущими детьми. – Один цветок лучше другого. – Женщина отпила глоток чая и начала новый виток: – Цветы, цветы… они сегодня цветы…

– Так и есть, дети – цветы жизни, это классика, – не выдержав женской цикличности, ответил чей-то папаша, скептически ухмыльнувшись.

– Нет, сегодня они цветы особенные, – настаивала мамаша. – Только на девушек поглядите – одна лучше другой!

* * *

– Ты почему от меня всегда убегала? Почему глаза прятала? – допрашивал Аким, обнимая Веронику в танце.

Ника пожимала плечами:

– Спроси что-нибудь полегче!

Она подтянулась, приосанилась и уже не думала, что она неуклюжая.

– Больше не будешь убегать?

– Спроси что-нибудь полегче!

Да и танцует она нормально!

– Почему вы, девчонки, такие вредные?

– Что-нибудь полегче спроси!

И платье у нее очень красивое!

– А почему ты в зале сидела, когда девчонки пели?

– Спроси что-нибудь… – Ника не договорила, глаза встретились с глазами, и засмеялись оба.

И вдруг Ника сказала серьезно:

– Аким, я не знаю. Я не знаю, отчего я такая. Я неуклюжая, я смешная, я ничего не умею. Часто говорю не то, что думаю. А! Есть такая несуразная птица – ворона. Вот и я такая же точно.

Ника нахмурилась, прикусила губу и уткнулась парню в плечо.

– Неуклюжая? Смешная? – недоуменно спросил Аким. – Кто тебе такое сказал?

Музыка смолкла внезапно. На сцену к микрофону поднялся учитель физики Алексей Владимирович.

– Спою вам песню моей молодости, друзья. Не знаю, кто ее написал. Судя по тексту – Булат Окуджава, но не уверен.

Девочка плачет:

Шарик улетел.

Ее утешают,

А шарик летит.

Девушка плачет:

Жениха все нет.

Ее утешают,

А шарик летит.

Женщина плачет:

Муж ушел к другой.

Ее утешают,

А шарик летит.

Плачет старушка:

Мало пожила.

А шарик вернулся.

А он голубой…

– Вот почему вы нам голубые шарики подарили! – воскликнула Кира Ракитина, стоявшая неподалеку от сцены.

– Вовсе нет, – Елизавета Трофимовна поспешила взять микрофон, – это случайная песня. – И снова передала микрофон Алексею Владимировичу.

Физик засмеялся.

– Песня как раз не случайная. Наоборот! – объяснил он. – Я на шарики посмотрел и вспомнил. А иначе ни за что бы не вспомнил.

– Интересная песенка. Про всю жизнь женщины, от детства – до смерти, – заметила Катя. Кучка ребят из 11-го «В» слушала песню, стоя у окна. Отдыхали. – А если у Дымовой шара не оказалось, то ей что будет? – Она посверлила Нику взглядом и тут же перевела его на Зимина, видимо, от него ожидая ответа.

– Ничего не будет, – усмехнулся Аким, удивляясь способности девчонок говорить гадости ласковым тоном. – Не понимаю, что ты имеешь в виду, Катерина?

– Я думаю, в этом есть смысл. У нее вообще жизни не будет! Не повезет бедняжке!

– Что за чушь? – Наташа удивленно скривила губы и дернула плечом.

– Катя, ты что, завидуешь?! – воскликнул Аким. Он видел, что расстроенное из-за шарика настроение Ники выправилось, а Стрекалова снова масла в огонь подливает. – Катя-Кать, прикинь, я подарю Дымовой сотню шаров! И все – голубые! Завтра же!

– Сотня – да не та, драгоценный ты мой, – язвительно заметила Стрекалова. – Случайностей в жизни, Зимин, как ты понимаешь, не бывает!

Зал снова всплеснулся задорной музыкой.

– Не слушай ты ее, она из-за Вельса переживает, – шепнул Аким, увлекая Нику в круг танцующих.

Ника с ним согласилась, но ей опять стало грустно.

Еще несколько раз прерывались танцы. Подбегал к микрофону родитель. Захотелось ему для детей спеть. Спел, страшно фальшивя, песню своей молодости «Яблоки на снегу». Выпускники великодушно выслушали и похлопали. Даже не знали, чей это предок, и выяснять не стали – зачем?

Чья-то мамаша заунывным голосом читала свои стихи.

Тут и Ника о маме вспомнила. О том, что мама должна была эсэмэску кинуть. Из-за дорогого роуминга мать и дочь договорились не звонить друг другу, а обмениваться сообщениями. Ника решила проверить телефон, раскрыла сумочку, где лежала помада, беленький платочек, зеркальце (как же без зеркальца помадой воспользоваться?) и где должен был лежать телефон.

Но мобильника в сумочке не оказалось.

Где же Ника его забыла? Ах, да: в спортивном зале, еще на экскурсии! Позвонил папа, она ответила ему и положила сотик на гимнастическую скамью. А потом ее что-то отвлекло, и она о нем забыла. Их класс последним был в зале на «экскурсии» этой. Вот там он и полеживает-отдыхает. Или, наоборот, надрывается от звонков.

Как же ей не хочется одной бежать в спортзал. Через всю школу! Наташу не позовешь: ее приглашают и приглашают, ее лучше не трогать, Славик и так злится. А больше из девчонок Нике звать в попутчики некого. Из парней? У нее же вроде теперь друг. Аким Зимин. Друг? Ее друг? Стоило Нике только подумать об этом, по сердцу как будто погладили. Как приятно знать, что у тебя есть парень! Ника с улыбкой вспомнила Кимкину шутку о свадьбе. Может, шутка была несуразной, но очень сладкой, очень приятной.

Аким танцевал с Наташей. Это был «белый» танец, Круглова сама его пригласила. Ника подождала, пока он закончится, и дернула парня за рукав.

– Кимка, я телефон где-то посеяла. Наверное, в спортзале.

– Так что за проблема – слетаем! – кивнул Зимин.

Чудо! Его даже просить не надо! Сам предлагает! Нет, свой парень – это здорово!

– Зал, наверное, закрыли, – загробным голосом сказала она. Нарочно грустно сказала, ведь теперь есть кому ее ободрять!

– Проверим! – воскликнул Аким. – Наш класс там последним был, не дрейфь, телефон на месте! Я обещаю!

Господи! Неужели есть на свете такое счастье – свой парень?

Шли по коридорам, пустым и безмолвным, держась за руки. Иногда Кимка притягивал Нику к себе, и они сталкивались плечами. И все время, все время Аким смотрел на Веронику как-то особенно, смотрел как взрослый, сверху вниз, свысока. Словно знал что-то такое, чего Нике знать было рано.

– Что? Ну что? – спрашивала Ника.

– Ничего, – отвечал Кимка, мотая башкой, и странно улыбался застывшей улыбкой.

Дальше шагали. Нике хотелось почему-то на цыпочках идти, тихо и медленно. Да и куда было торопиться? Кимка вновь притянул ее. Ткнулся куда-то в щеку и попытался обнять.

– Не надо. – Ника высвободилась из объятий и дернула парня за руку, чтобы идти дальше. – Зачем ты?

– Дымова, – вдруг строго, как учитель, спросил Кимка глухим голосом, – ты чего такая недотрога?

– Я?

Вот и ответ: Ника покраснела и выдернула руку. Дальше поодиночке отправились. Повернули направо, к спортзалу.

В это время в школу с улицы зашел Кед. И сразу увидел парочку, вступившую в темный, без окон, коридор, ведущий к спортзалу. Кед подождал, пока она дальше уйдет, и, крадучись, последовал за ней. Влюбленные, блин. Он-то знает: нет любви, а есть одни лишь инстинкты. Понятно, зачем Дымова и Зимин хотят уединиться. Инстинкты бушуют…

Вот и зал. Аким дернул дверь. Заперто. Но рука неожиданно наткнулась на ключ в замочной скважине.

– О, Ника, здесь ключ!

Открыли двери, вошли. В зале было светло от струящейся в окна белой ночи.

Кетов тоже подошел к залу. Сначала он хотел ребят напугать, не дать инстинктам проявиться. Влететь в зал привидением:

– У-у-у! – и захохотать при виде изумленных одноклассников: – Что, испугались?

Но потом передумал. Повернул ключ, торчащий в дверях.

Еще раз довольно хмыкнул, потер руки и удалился, стараясь шагать потихоньку, чтобы звуков шагов не услышали.

Телефон лежал в полусонном состоянии на гимнастической скамье, как Ника его и оставила.

– На месте, – кивнул на сотик Аким. – Я же говорил.

Ника проверила мобильник. Звонков нет, эсэмэски от бабушки, тети Алины и мамы.

Все поздравляли Нику с окончанием школы. Можно было бы и не отвечать, но Ника всем отбила ответ: Спасибо!

А потом растерянно посмотрела на Акима:

– А положить мне сотик в этом дурацком платье некуда. Сумочка в классе.

– Дай сюда. – Аким небрежно взял телефон из рук Ники, бросил в карман пиджака. Похлопал для пущей важности. – Не убежишь! – погрозил телефону, макушка которого торчала из неглубокого нагрудного кармана. И вновь посмотрел на Нику тем же самым взрослым взглядом. – А платье, сударыня, вовсе даже не дурацкое. Очень красивое у тебя платье.

Он окинул девушку взглядом снизу вверх. Взглядом к ней ко всей прикоснулся.

– Ты чего? – покраснев, спросила она.

– А что?

– Так смотришь…

– Ты красивая, вот и смотрю. Я любуюсь!

– Да! – Ника фыркнула. – Как же!

– Ты сомневаешься в том, что ты красивая? – удивленно произнес Аким. – Правда? Ты в зеркало-то смотрелась?

– Сегодня смотрелась. Вчера, может быть, и нет. Я зеркала не люблю.

– Вот те на! Чем же они тебе не угодили?

– Они меня не любят.

– Это как?

– Так. Глядят на меня и смеются. И корчат рожи. И оттуда, из зеркал, смотрит на меня так себе девица – никакая.

Аким присвистнул:

– Странно… Что за зеркала тебе попадаются? Неправильные зеркала.

Он отошел на два шага в сторону, приосанился, хлопнул по груди, сказал:

– Представь, я – зеркало в полный рост.

Ника засмеялась.

– Ну не смейся. Представь. Представила?

– Такое зеркало… очень плотное.

– У тебя воображение есть или нет? Вы, девчонки, мечтать умеете или нет?

– Умеем, умеем… – Ника хихикнула, прикрыв рот ладошкой, и сделала серьезный вид. – Представила.

– Смотрись в меня.

– Ну… смотрюсь.

Ника выпрямилась и в упор уставилась на Акима застывшим взглядом.

– Ты так всегда в зеркало смотришься? – спросил Аким.

– А что? Да, так. Примерно так. А как в него надо смотреться?

– Понятно. Зеркало – не дурак. Оно и показывает, что ты официальная чинуша, которая вообще не знает, что такое улыбка. Никому не улыбается, даже себе. Даже себя не любит.

Ника улыбнулась. И теперь уже с улыбкой уставилась на парня:

– Так?

– Вот. Уже лучше.

Аким заулыбался в ответ.

– Что теперь говорит тебе зеркало? – спросил он и снова широко, неестественно широко, улыбнулся.

– В зеркало забрался клоун. Он ржет. Надо мной.

– Ржут лошади, сеньорита. А я, зеркало, объявляю, что вы восхитительны, сударыня! Кстати, в зеркале отразилось твое имя. Прочти.

– Акин, – неуверенно «прочитала» Ника.

– Представляешь? Потрясно, да?

– Ничего себе! Почти как твое!

– Буду звать тебя Акином!

Посмеялись.

Аким подошел к Нике-Акину вплотную, взял ее за пальцы, поднял руку к своим губам и поцеловал. Один раз, другой, третий. Может, Ника сериал смотрит? Или она спит и видит сон? Все ужасно по-взрослому. Его голова коснулась ее груди. Он сжал ее пальцы. Нике стало страшно. Приятно. Страшно. Приятно. Чего больше – нельзя понять.

– Ника…

– Ты что? Пусти! Пусти, Кимка! – Ника изо всех сил тянула руку из Кимкиной.

– Пустил. Все!

Аким раскинул руки, и Ника порхнула в сторону. Аким по-прежнему улыбался, как клоун в воображаемом зеркале.

– Ненормальный, да?

– Ну почему ты так? – спросил он издалека. – Ты ведь знаешь, что нравишься мне. Давным-давно. Еще с марта. Знаешь, да?

– Нет! – отрывисто ответила Ника и помчалась к дверям. Ткнулась в них и растерянно обернулась на Зимина.

– Кимка, нас закрыли!

– Что?

Аким тоже поднажал на двери плечом. Заперто.

– Странно.

– И что делать? – Ника страдальчески смотрела на парня.

– А чего ты паникуешь? Мы в двадцать первом веке! – Аким вытащил из кармана телефон и передал Нике. – Трезвонь.

Они направились в середину зала.

– Кому звонить? Номера физрука у меня нету, уборщицы нету, даже директрисы в моем телефоне нет, представляешь?

– Им как раз не надо звонить, дэвушк. Подумают сразу всякую фигню. Мы же с тобой одни.

– Ну да, верно. Может, Наташку набрать?

Наташа не отвечала.

– Конечно! Она что, с телефоном на шее танцует?

Ни Лада, ни Саша, ни Геля – никто не брал трубку. Все о существовании сотиков просто-напросто забыли сегодня.

– А телефон Стрекаловой у тебя есть?

– Ей я не буду звонить.

– Почему? Порадуй ее сердечно. Расскажи, что тебя закрыли наедине с мачо, могучим и прекрасным, он распевает тебе серенады, смотрит влюбленными очами и носит на руках.

– Примерно так она поступала со мной. – Ника вспомнила о записке Стрекаловой, которая ее обидела весной. Это было всего-навсего весной, но Нике казалось, что с того времени прошел целый век.

– Правда? – удивился Аким. – Она рассказывала о мачо?

– Да.

– У мачо было имя?

– Конечно.

– Я его знаю?

– Да.

– Он тебе нравился? Мачо?

– Да. Нет… Нет, конечно же нет! (Как красивая открытка, как заокеанский артист!)

– Смотрите, сударыня. Я ревнивый и в ревности страшен! – Кимка сделал устрашающее лицо и зарычал, выставив вперед руки с загнутыми пальцами: – Р-р-р-р!.. Так и плати ей тем же.

– Ага! Лопнет от зависти, и мы будем виноваты.

– Это точно, – засмеялся Аким. – Трезвонь парням.

– Из парней у меня только ты записан.

– Оп! Мне звонить не надо, телефон дома, разбудит ма-па. Ладно, Дымка! Мы же не в смертельной опасности. Посидим… давай сядем. Мне с тобой сидеть в кайф. Тепло. Светло. Мухи не кусают.

– Тебе тепло! – Ника поежилась в своем открытом беленьком платьице.

Аким снял пиджак и накинул на плечи девушке:

– Прости за догадливость. Так лучше?

– Да. Спасибо. Во попали!

– Наверно, все уже разошлись, – почему-то мечтательно сказал Аким.

– Не может быть! Танцы были в самом разгаре!.. Тише! – Ника прислушалась, подняв голову к потолку. – А если правда все разойдутся, что нам делать?

– Ночевать тут. Я на канате вниз головой, а тебе всю скамью уступлю. – Кимка засмеялся, кивнув на гимнастическую скамью.

– Ты, Кима, шутишь, а мне совсем не до смеха. Я папе позвоню.

– Зачем? Он не сможет нас выручить. Нет, позвонить ему надо, предупреди, что ты в безопасности, что ты с надежным товарищем и другом.

– Если я так скажу, он просто сойдет с ума. Он же тебя не знает.

– Тогда не звони. Все выпускники до утра гуляют. Родители в курсе.

– Кимка, я тоже хочу гулять!

Аким уже лез по канату. Добрался до потолка, посвистел Нике.

– Эге-гей! Высоко сижу, далеко гляжу!

– Ну и что же ты видишь?

– Прекрасное далеко!.. Нашу свадьбу! Я играю на балалайке, а ты пляшешь «Барыню»!

Ника вздохнула:

– Аким, я никогда не думала, что в один вечер ты можешь наговорить столько глупостей. И все одна за другой, одна за другой.

Они сидели рядышком на гимнастической скамье. Ника на стенку оперлась, Аким вперед наклонился и смотрел на ее лицо. Пальчики ее перебирал своими длинными пальцами.

– А я помню, как ты высоту брала. Ну, еще до восьмого. Помнишь? Тебе физрук планку переставляет и переставляет. А ты прыгаешь и прыгаешь. Берешь высоту и берешь…

– А вы орали: «Давай, Дымова!»

– А потом орали: «Ура-а!» А когда сбила планку – скулили… Сколько ты тогда взяла?

– Не помню. Но физрук поставил пятерку.

– Пятерку. Еще бы! Он сказал, что тебе надо в легкую атлетику идти. Ты не послушалась?

– Нет конечно. Времени и так не хватало.

– Ник…

Аким обнял Нику за плечи. Сначала просто положил руку ей на плечо. Рука полежала какое-то время спокойно. Пощекотала шею. Подергала завитки волос. Ника сидела замерев. А потом Кимка обнял девушку, прижал к себе. Ника повернула к нему голову, и они поцеловались.

Совершенно вдруг, совершенно неожиданно – для Ники.

Наконец-то! Долгожданно! – для Акима.

Сидели, обнявшись, укрывшись пиджаком. Ника уже не боялась Кима. Только стеснялась немного, когда он смотрел на нее сбоку. Она не знала, как выглядит в профиль, и ей казалось – невыгодно. Поэтому она старалась повернуться к нему всем лицом.

– Ник, знаешь, мне кажется, нам правда придется тут ночевать. – Аким нежно погладил ее по щеке, подержал на щеке ладонь лодочкой. Убрал локон за ухо, поправил его, чтобы не выбивался.

– Каким образом, Кимка?

– А вон там, на матах.

– Нет, я не буду, – забилась Ника у него под рукой, – я буду сидеть. Ни за что! На каких-то матах!

Вдруг оба насторожились. Услышали в тишине, как в дверях зашевелился ключ.

Ника, вынырнув из-под пиджака, бросилась к входу.

В проеме раскрытой двери показалась ухмыляющаяся рожа Кеда.

– Привет! – развязно произнес он. – Что, наворковались, голубочки?

Он показался в дверях весь. В его руке вихлялся из стороны в сторону синий воздушный шарик.

– Кед без шнурков! Это ты нас запер? – весело спросил Аким. – Ты нарываешься, знаешь?

– Я-а-а, – протянул Кетов и широко улыбнулся. – Спасибо мне, да? – Он заметил, что Аким не расстроен. – Успели?

– Что успели, ты о чем?

Витек поводил перед лицом указательным пальцем. На него была надета петелька нитки от шарика, и шарик тоже вихлялся из стороны в сторону с гулким резиновым звуком. Глазки у Кетова масляные, маленькие.

– Зна-аем, зна-аем что… что надо… Дымова, ты такая седни аппетитная, можно я тебя обниму?

Он полез к Нике обниматься.

Ника отшвырнула его руки, залепила звонкую пощечину.

– Ой! Сразу драться? – Витек укоризненно посмотрел на Нику и перевел блуждающий взгляд на Акима. – Видишь? Вот тебе и вся лю… любовь, Кима. Тебя она тоже лупить будет. Я че пришел-то… я че вас открыл-то… там мечты запускают.

– Куда запускают, дурень? – не понял Аким. – Чего запускают?

Ника тоже посмотрела заинтересованно, хотя и искоса – после пощечины как-то неудобно смотреть с хорошим выражением на лице. Приходится продолжать разыгрывать оскорбленное самолюбие.

– Ку… куда! В небо. Че… чего? Мечты! Шары, то есть. Бегите, еще успеете. Вот я шарик Зиме принес. А у Дымовой не… нашел. Кто-то ее мечту спер. А мой… ик, – икнул Кетов, – лопнул. Ба-бах!

«Зря я его ударила, – сокрушалась Ника. – Он мог бы ведь и вообще не прийти, и мы бы вообще не узнали, кто нас закрыл. А я сразу – по роже. Ворона!»

Вообще-то Ника всегда сочувствовала этому нескладному по душе парню. Они всей семьей жалели его. Когда родители Витька скандалили, а он был маленький и плакал на лестничной площадке, Дымовы уводили его к себе. Было даже такое, что маленький Кед ночевал у Ники.

– Кед, прости за… – Ника подумала, как дипломатичней назвать свой наезд. Говорить «пощечина» не хотелось. – За то, что ударила.

– Да ладно, – Кед потер обиженную щеку. – Затрем.

Кимка выхватил шарик из рук Кетова, схватил Дымову за руку, и оба понеслись на улицу.

Толпа выпускников стояла в сквере у школы. Любопытное зрелище: все под одинаковыми шарами, словно готовы запустить в небо зонды для грандиозного школьного эксперимента по физике.

Ника с Акимом успели вовремя.

– Запускаем все одновременно – по ракетному залпу, по ракетному залпу, – предупредила их классная Лилия.

И вот Олег Иванович выстрелил из ракетницы. Одинокая красная ракета оставила в небе бесконечный белесый след, словно белую веревочку от красного шарика.

– Ура-а! – В сквере раздался мощный рев в девяносто молодых глоток.

Шарики, словно испугавшись этого вопля, порхнули в воздух.

Только Аким не выпустил свой. Он протянул его Нике.

– Держи, Акин, крепко и не отпускай. Слышишь? Я не хочу, чтобы моя мечта улетела. И стой на месте и жди меня! Я через десять… нет, раньше, через пять минут буду. Слышишь? Акинка?

Ника улыбнулась: «Акин», «Акинка». Непривычно, необычно, смешно. Но потрясающе интересно!

– А ты куда?

– Сейчас увидишь! Только не уходи, ладно?

Кимка побежал в сторону многоэтажек, на ходу обернулся и снова крикнул:

– Не уходи, Аки-ин!

Шары разлетались. Несмотря на то, что все были одного размера, летели они по-разному. Опережали один другого, сталкивались, летели в противоположные стороны, попадая в разные воздушные потоки, подлетали к домам, заглядывая в окна, где спали горожане (а кто-то проснулся от крика «Ура!»). Один шарик лопнул, наткнувшись на голый тополиный сук.