"То, что вселяет уверенность... Слова утешения в часы тревоги и печали, которые слышишь от человека, истинно тебя любящего."
      * * *
      Василий Смыслов отложил прочитанный дневник Бориса Арбузова, приложил к нему письма его студента Миши Короткова и подытожил:
      - Вот с этим я теперь могу идти к Крячеку! Материал, как минимум, по двум убийствам есть, а если постараться, то можно будет раскрутить и "бытовое" дело пенсионера Колоскова. Только как я объясню шефу, где всё это взял?.. - и поднял глаза на коллегу Луканенкову. - Может, ты, Марья Павловна - со мной?..
      "Старший товарищ" посмотрела на Алексея, перевела взгляд на Анну, пустым взглядом уставившуюся в одну точку.
      - Вы как, справитесь? - Марья Павловна уже набирала Крячека. - Сергей Иванович! Да, я... Назначьте мне свидание, соскучилась - жуть!.. Да отпуск мне - поперёк горла, одни травмы. Нет, ничего серьезного: "наколола ноженьку на былинку". Считайте, что по личному... Я, Вась-Вася и ещё один молодой человек... (Ань, я Юрку сама заберу по пути!) Вот не скажу... Да потому, что вы ругаться будете, я девушка пужливая. Сергей Иванович, а может, машину за нами пришлёте? Нет, что вы, не барыня, конечно не домой. Ну, хотя бы, на Пушкинской?.. К памятнику, Сергей Иванович, к солнцу русской поэзии!.. Всё-всё, через сорок минут...
      - Маш, до центра бы машину взяли, с твоей-то ногой, - обеспокоилась Анна. (Алексей обрадовался её тону: в нём наконец-то появились живые "зеленые" ноты.)
      - Ничего, родимая, доберусь как-нибудь! Во-первых, на метро прямая ветка, во вторых, у меня будет целых два ухажера. Помогут. - Марья Павловна не была бы Марьей Павловной, если б стала поддерживать упадническое настроение Арбузовой. Она понизила голос: - Ты, подружка, лучше за Лёхой приглядывай: не нравится мне его рана. Как бы сепсиса не вышло, тогда пиши-пропало! - она нарочно стращала Анну и сгущала краски. - Он в дороге всё хорохорился, да видишь, что из этого вышло. Теперь и сам себя будет поедом есть, и ты тут - как ходячий укор. Возьми себя в руки. Хватит с нас скульптора! - Марья Павловна с горечью махнула рукой, поковыляла к выходу, бросив через плечо: - Лучше тебе станет, если и твой Алексей?..
      - Ты права, - с тоской в глазах согласилась Анна вслед захлопнувшейся двери... - я не должна...
      "Когда под тихим дуновением ветра один листок за другим влетает в отверстия оконной решетки, трудно поверить, что этот самый ветер бушевал вчера."
      * * *
      Глубокой ночью Анне вдруг снова привиделся явственный сон...
      Ей казалось, что она идёт по подземным коридорам, где над нею не потолок, а толща воды. Коридор сужается, каменный пол, выложенный серыми плитами, поднимается в гору, а стены всё сдвигаются, ограничивая пространство передвижения. Анна боится, что вся вода планеты рухнет ей на голову, если она заденет её хоть единым миллиметром тела. Проход уже настолько узок, что дальше приходится ползти. Неожиданно, словно кто её подтолкнул, она взбрыкивает пяткой и задевает потолок. В ужасе закрыв локтями голову, она ждёт водяного обвала... Но, едва коснувшись тела и нежно обласкав его, а потом ринувшись вниз по крутому коридору за спиной, воды открывают над ней чистое ночное небо, полное звёзд - как в ту первую ночь у скульптора... Небесный Свод на глазах светлеет, но звезды сияют по-прежнему ярко. А сама Анна покачивается на воде...
      По дороге в Солотчу, трясясь в Рязанской электричке, капитан Луканенкова пыталась растормошить задумчивую Анну:
      - Ты слыхала?! Что ты об этом думаешь?..
      По телевизору рано утром в передаче "Дорожный Патруль", передали сообщение о вчерашней трагической гибели в автокатастрофе известного мастера фотографии, сделавшего немало портретов эстрадных звёзд.
      Григорий Мыльников погиб на месте. Водитель попутной автомашины, которая везла Мыльникова по Овчинниковской набережной, чудом остался жив...
      У Марьи Павловны не было даже и тени сомнений:
      - Это наверняка Эксперт! Побоялся, что Мыльников раскалываться начнёт! Потому поспешил сам его достать. Его рук дело, я не сомневаюсь!.. - Марья Павловна решила "подготовить" подругу к следующей новости: - Анька, ты как сейчас, в истерику впадать не собираешься?
      - Он про Машеньку сказал? - сразу догадалась Аня. - Говори. Я теперь крепка, как Ахиллесова пятка!
      - У Ахилла пятка была как раз самым уязвимым местом! - возразила Марья Павловна. - По себе знаю!
      - Я думаю, после того, как в неё попала стрела, она стала самым твердым местом на теле. Так что он узнал?
      - Он сказал, что твою Машу потеряли в пути. После того, как все прилетели и погрузились в автобусы, обнаружили, что её в группе нет, только рюкзак без ремней остался...
      Анна затрепетала.
      - А в самолете она была?
      - Никто не может сказать наверняка, - ответила Марья Павловна.
      - Ничего, я её отыщу! - вдруг уверенно сказала Анна, глядя на задремавшего Алексея.
      Знаком она попросила Юрку не вертеться.
      - Я рада твоему оптимизму, - изумлённо-недоверчиво протянула капитан Луканенкова.
      Анна сказала просто, как о чем-то само собой разумеющемся:
      - Сегодня ночью Саша с нами прощался... Он дал мне понять, что мы найдём Манечку...
      - Но как ты, интересно, собираешься попасть за границу? На какие шиши?
      - Придёт время - найдутся и "шиши".
      Марья Павловна со вздохом позавидовала:
      - Я бы тоже с тобой за компанию смоталась. Ведь всё-таки отпуск! А меня завтра вместо этого вышестоящее начальство опять на ковер вызывает. Размечтались! Уже всё говорено-переговорено! Я всё равно не пойду: больничный взяла из-за производственной травмы. Пусть сами себя отчитывают, придурки!..
      С похорон Саши Трегубова поздно вечером вернулись в квартиру Алексея, убранную накануне Анной и Женой Рустама, которая по просьбе капитана Луканенковой привезла Двойника.
      Катя вначале просилась пожить в монастыре у матушки Варвары, но когда увидела мать, изменила своё решение...
      Настоятельница благословила их на прощание...
      Дети крепко спали...
      - Ань, где ты? - Алексей безнадёжно, не надеясь на отклик, побрел по квартире. Перед закрытой дверью кухни остановился. Анна тихо пела.
      Он вслушался в незамысловатую песенку.
      - Младшенькой Машке
      Наденем рубашку,
      Машеньке-душке
      Подложим подушку...
      Лишь Мурка заснёт
      Подушка вздохнёт,
      Зашепчет на ушко:
      "Не хочешь ли сушки, ватрушку и плюшку?"
      Но Маша зевает
      Она засыпает...
      Подушка вздыхает,
      Её обнимает:
      "Маруся, Маняша, сокровище наше!.."
      Алексей вошел, сел на табуретку.
      - Леша, зачем ты встал?..
      Алексей посидел с ней рядом молча, потом в сердцах брякнул:
      - Аня, я тебе её откуда хочешь!.. Только ты!.. Почему ты!.. Когда ты не веришь... У меня...
      - Я знаю, знаю, - остановила его Анна, - не надо много говорить. - Она продолжала тихо: - Что же делать, Лешенька? Просто она была уже так близко...
      * * *
      Дети подросли. Их у меня пятеро - три мальчика и две девочки (младшей уже одиннадцать лет).
      Муж - писатель-сказочник. Каждая его сказка - жемчужина. Но не печатается. Время не приспело.
      Между службой (сто звонков, сто посетителей, капризы босса), детьми (сессии, отметки, одёжки, стирка, психология), мужем (набор, перепечатка, дискеты, вся его писательская кухня, а еду у нас готовят мужчины) поездками в метро, усталостью и сном - написан этот роман.
      "Сердце радуется, когда пишешь на белой и чистой бумаге из Митиноку..."
      Сэй-Сёнагон "Записки у изголовья"
      *** Все цитаты, набранные в тексте курсивом, взяты из книги Сэй-Сёнагон "Записки у изголовья".