- Вообще-то здесь Олег живёт...
      - Ты пойми, - убеждала капитан Луканенкова девушку, - ведь этот ребёнок - продолжение тебя! Вот ты говорила, что перестала тогда себе принадлежать, забыла обо всём, кроме своего студента. Так ведь и теперь твоё тело опять уже не совсем твоё: оно готово раздвоиться. Там живет малюсенькое существо и с ужасом ждет решения. Представь на минутку, что этот эмбрион всё понимает!.. Почему тогда ты не задумывалась ни на секунду, а теперь - соображаешь: "быть иль не быть"? Разве тогда проблем было меньше?.. Сейчас ты всё можешь, ты - взрослый человек! Получила такую шикарную профессию: можно дома работать. Сидеть с ребенком самой. Даже если ты и не выйдешь замуж. Мечта! - Воронёнок стал беспокойно вертеться. Марья Павловна на секунду, по бабьи, отступила от темы: - Хороший хоть человек?
      - Очень! - горячо и убеждённо сказала Светлана. - Поэтому не хочу, чтобы ему что-то мешало.
      - Он кто по профессии?
      - Он в каком-то большом издательстве, работает на современном полиграфическом оборудовании. Да вот их продукция, - гордо продемонстрировала Света рекламные проспекты.
      - Зарабатывает-то хоть нормально? - Марья Павловна не могла обойти стороной этот жизненно важный вопрос. - Чего же у него жилья своего нет? Какого он роду-племени?
      - У него с мамой есть квартира на Сретенке, но малюсенькая, а он хочет купить свою, собирает деньги.
      - Ну, а если он будет собирать их до самого конца твоей беременности? Или думаешь, раз он полиграфист, то не заметит, что тебя стало немножко больше?
      Луканенкова подумала: "И чего я, собственно, её уговариваю? Мне-то какой резон? Сама, грешница, помчалась в консультацию, когда надо было сессию с токсикозом сдавать! А так - может, был бы у Маринки брат.".
      Смуглая девочка взяла в руки чашку.
      - Может, вы правы, Марья Павловна, - и улыбнулась: - Видите, запомнила! Даже фамилиё назову, только по слогам: Лу-ка-нен-ко-ва, вот!
      - Слушай, деточка, у меня к тебе будет одна просьба: дай мне на время письма Миши из экспедиции.
      Увидев протестующий взгляд птенца, как если бы его тащили из клетки за крыло, она решила кое-что объяснить, специально понизив голос и оглянувшись кругом:
      - Видишь ли, твой Миша был на самом деле замечательный парень. Он правильно решил, что этот руководитель экспедиции действительно непрост. Настолько непрост, что его... - Марья Павловна сделала испокон века всем понятный жест ребром ладони поперек горла. - Теперь одно его дело ещё рикошетом может ударить по детям, а их ни много ни мало - пять! Мать их подставили и она отсидела ровно столько, сколько ты училась, пока малютки мотались по интернатам.
      Расчет следователя оказался верным: птенец слушал, сочувственно раскрыв клюв и представляя себе этих детей.
      - Как же так, ведь должно было быть следствие, надо же было разобраться...
      - Какое ты ещё дитя! - сказала Марья Павловна голосом Фаины Раневской из кинофильма "Весна". - Ты что, по-прежнему стоишь возле Белого дома и веришь в торжество справедливости через посредство властей?.. Вижу: каждый год туда ходишь. Только мочой там больше не воняет и газончик не истоптан. Посмотри на меня! Вот я - представитель властных структур, капитан милиции, - вещала она теперь "дикторский" текст, - и ничего, благополучно отправлена в отпуск, стоило мне только коснуться дела Арбузова. А Миша? Допустим, ты была в больнице, и не смогла помочь следствию, но где были наши доблестные внутренние органы? Кто вообще стал разбираться, что с ним произошло в поезде? Я понимаю, что тебе это тяжело слышать, но всё-таки так скажу: тебе повезло, что ты помнишь его только живым! У матери этих детей последнее воспоминание о любимом муже (за которого выскочила едва ли не в восемнадцать, точно не знаю - врать не буду) - кровь из его горла... Да и дети выросли фактически без неё.
      Поняв по глазам Светы, что она переборщила, Луканенкова снова попросила:
      - Я тебе все верну, клянусь косами дочери, они у неё знаешь по какое место?! Мне нужно только их внимательно прочитать, кое-что сопоставить, и я обязательно привезу, лично. Ну уж если лично я тебе успела надоесть, тогда с коллегой Смысловым. Это он заезжал сегодня к маме Миши. - Она одобрительно посмотрела на побледневшую смуглянку. - Молодец, что не забываешь её! Давай форточку откроем?
      - Да я к ней редко захожу, она очень занятой человек. У неё уже два внука от старшего сына... А меня все-таки зовет в гости. И Олег ей нравится!..
      Светлана подошла к низенькому секретеру в углу возле балконной двери, откуда-то из его недр вытащила прямоугольный пергаментный конверт.
      - Вы с собой заберёте или здесь?..
      Марья Павловна, сочувствуя девушке, стоящей у окна, сказала с сожалением:
      - Возьму с собой, детка, но - как обещала - через неделю верну! Хочешь, расписку напишу?
      - А почему именно через неделю? - повернулась к ней Света.
      - А такие вот они поставили матери сроки для разборки! Но мы должны их опередить. И опередим! Спасибо, красавица, даст Бог - свидимся еще! по-цыгански предсказала Луканенкова и встала. - Тебе как, пока можно ещё тяжести таскать? Проводи тётеньку до двери. Можешь о визите моём не хвастать: я - личность известная лишь в узком кругу сослуживцев и бандитов. И там, и там почитателей моего таланта - немного!
      Смуглянка подставила ей хрупкое крыло...
      Марья Павловна с максимальными удобствами расположилась в машине сзади, Смыслова послала за руль:
      - Вези меня домой, мочи нет на педали жать!
      По дороге она вытрясла из коллеги всё, что он сумел раздобыть, прочитала письма Миши Короткова. Они мало что прибавили к рассказу Светы, но капитан решила: в любом случае - как одно из вещественных доказательств - сгодятся!
      В благодарность за скорую и спокойную доставку она заварила сослуживцу свой собственный "фирменный" мелиссовый чай.
      - Пойми, мы просто обязаны пойти к Эксперту и всё прояснить! доказывала она Смыслову.
      - Да почему мы обязаны? - недоумевал робкий коллега. - Мы же не на службе у твоей замечательной Арбузовой. У меня пока что начальство есть. Думаешь, Крячек поощрит нас за эту бурную самодеятельность?
      - Во-первых, старший лейтенант Смыслов, - отчеканила капитан Луканенкова, - не самодеятельность, а прекрасно и оперативно собранные сведения, а во-вторых, вы продолжаете дело вести, вот и ведите! Это я им занимаюсь нелегально. Но раз вы пока что мой подчинённый, извольте не нарушать субординацию!
      Старлей стушевался, стал оправдываться:
      - Но я же не отказываюсь! Я и так бегаю, как лось. Знаешь, сколько порогов вчера обил, пока выцарапал сведения об этих экспедициях, которым сто лет - в обед? К тому же, археология может рассказать об уголовщине давних времен, но не о дне вчерашнем. А сегодня? Чего мне стоило найти домашние координаты Барского! Он ведь даже не из нашей системы. Ну сама подумай: какое отношение эти письма имеют к Эксперту? Абсолютно никакого!
      Марья Павловна также сбавила обороты:
      - Подумаешь, стоило! Один звонок! А из какой он системы, мы с тобой знали и раньше: из самой живучей. Но ведь в письмах Студента говорится о какой-то уникальной находке, ценность которой и собирался установить Борис Арбузов. Я задницей чувствую: не зря тусуются вместе Мыльников, старый друг Бориса - он же Кофр - и эксперт по оценке произведений искусства, вывозимых за рубеж! Не может быть, чтобы они встретились в злачном месте случайно именно тогда, когда выпустили Анну. Кстати, ты, должно быть, ещё не знаешь или упустил из виду, - снова дала ему по мозгам начальница, - на даче Арина сгорел именно автомобиль Кофра. Да ты взгляни, взгляни только на их окружение и послушай их диалог! Они спокойно обсуждают время отправки какого-то "ценного груза".
      Марья Павловна вставила кассету в магнитофон и перед глазами изумлённого Смыслова поплыл "порноконцерт" из видеосалона Пышки. Следователь быстренько нажала кнопку "стоп" на пульте и расхохоталась с досады:
      - Да, теперь точно можешь спать спокойно: я перепутала плёнку. Придётся возвращаться в Солотчу. Как я поеду с такой ногой...
      - А может, это и к лучшему, - с облегчением вздохнул Смыслов. Останешься до завтра! А я после работы смогу отвезти тебя к дочери: завтра ведь пятница - короткий день.
      - Что ты радуешься, - разгадала его настроение "старший товарищ". Думаешь на халяву позагорать на природе? И не надейся! Если я сегодня останусь - продыхнуть тебе не дам.
      Вась-Вась только вздохнул:
      - Давай начнем тогда прямо сейчас.
      - Ну, что ж, обдумайте свои соображения, сэр! - вежливо предупредила его Марья Павловна и заковыляла в коридор, - я пока вас оставлю на несколько минут.
      - Ты куда? - обеспокоился Смыслов, - а как же нога?
      - На горшок даже царь пешком ходил!..
      Через некоторое время раздался шум сливаемой воды, шуршание пакетов в прихожей и, под конец, - торжествующий голос старшей по званию коллеги:
      - Оказывается, не такая уж я дура! Нужные плёнки просто в другой сумке. Видео-обзор продолжается!
      * * *
      Ни Юрка, ни Паша, ни Петя не предполагали, что им даже ужинать не захочется: так устали. Скульптор к ним не заходил: ещё утром он предупредил, что у него - четыре экскурсии в музее.
      Целый день дети сграбляли скошенное сено, носили кирпичи, месили раствор, учились старому способу кладки стен. Маринка тоже помогала, чем могла, потом, после скромной постной трапезы - овощей и рыбы, спустилась с Катей к реке.
      Они со старшей Юркиной сестрой сидели на камне у воды, отбивались от комаров, слушали пение лягушек и наперебой пытались им подражать. Маринка поначалу старалась не замечать страшных разрушений на лице и теле Кати, потом привыкла и просто не обращала на это внимания. Упиваясь травянисто-речным воздухом, она рассуждала о том, как можно вот так, запросто, похоронить себя в одном месте, ничего не увидев в жизни, отказавшись от учебы, "кар-рьер-ры" и всего остального"... Под всем остальным - она подразумевала, естественно, личную жизнь. Тут фантазия девочки разыгралась:
      - А вот было бы здорово, если б кто-то насильно запихнул тебя или меня в монастырь! Представляешь: прямо, как в кино, идет служба, меня должны постричь в монахини, - слово "постриг" она принимала в буквальном смысле и не желала себе расстаться с роскошной косой, - а тут в монастырь врываются всадники, и впереди всех - белокурый принц на черном скакуне!..
      Катя задумчиво шевелила босой ногой в воде.
      - А мне здесь нравится...
      Маринка раскатилась на неё, сделав большие глаза:
      - Неужто ты смогла бы пр-рожить тут весь свой век?..
      - И принца всё ждала бы, он - тоже человек!.. - ответила Катя.
      Девчонка восторженно зааплодировала:
      - Ой ты! Как настоящая поэтесса! Ты пишешь стихи?
      - Да нет, - рассмеялась Катя: - просто, когда мы были маленькие, мама часто играла с нами в "буриме".
      К восторгу Маринки прибавилось фамильное любопытство, захотелось непременно поиграть в эту чудную игру.
      Катя вспомнила правила, объяснила их длинноволосой русалочке (та ещё днём потеряла резинку от косы и непослушные волосы всё время расплетались) и девочки так увлеклись, что не заметили: солнце давно уже укатилось за поля-леса...
      Стало темнеть. Луканенкова-дочь совершенно твердо надумала, что останется ночевать в монастыре: зачем оставаться в пансионате, когда мать в Москве? Но пришла с вечерней службы сестра Аглаида и кротко осведомилась: не устала ли девочка и не пора ли ей вернуться в дом отдыха, так как о ней будут беспокоиться. Сестра Аглаида всё тем же тоном, которого почему-то все послушались, запретила мальчикам покидать стены монастыря, и сама пошла проводить Маринку.
      По дороге они остановились на минуту: лишь затем, чтобы в ответ на "Спокойной ночи!" - мирно прогуливавшейся перед сном многодетной династии, пожелать им: "храни вас Бог!".
      (Увидев огромную мамашу вне стола, Маринка поняла, что та, вероятно, решила не останавливаться на достигнутом и ждёт пятого.) Девочка захотела поделиться своими наблюдениями о них, да только сестра Аглаида прервала её эмоциональные оценки, напомнив: "не судите, да не судимы будете", - и перекрестила на прощанье.
      Мать многочисленного семейства вдруг вернулась и, как бы в противовес только что сказанной общеизвестной фразе, стала излагать своё мнение относительно Маринки и Марьи Павловны.
      Безапелляционным тоном она заявила, как непростительно и безответственно со стороны неизвестно где шатающейся целыми днями женщины оставлять девочку без присмотра, когда вокруг (она очертила себя рукой и круг получился действительно изрядный) происходят такие ужасные события! Буквально только что, тридцать минут назад, к островкам осоки, где рыбачат отдыхающие под руководством местных солотчинцев, прибило течением реки труп мужчины.
      Он был настолько обезображен, что человека узнали только по светлой шевелюре, гусарским усам и неизменным джинсам...
      Маринка зажмурилась, закрыла обеими руками рот, закричала во весь голос... но тот ей изменил: она даже не пикнула
      Сестра Аглаида в ужасе перекрестилась, схватила Маринку за руку и повернула в сторону монастыря, всё убыстряя шаг...
      * * *
      Сашу Трегубова остановили возле музея, когда он окончил последнюю экскурсию и уже собирался домой: он хотел быстро ополоснуться, взять кое-какие инструменты и пойти в монастырь - поработать, пока не стемнело... Только он шагнул за порог, тут-то из машины молниеносно выскочили двое темнокожанных здоровил и, не дав ему даже запереть избу графика Пожалостина, затолкали в машину... В автомобиле они достали фотокарточку, ещё раз сверили её с побледневшим скульптором и мгновенно исчезли... Свидетелей похищения не оказалось: всё было сделано четко, быстро, без единой заминки...
      Юрка несказанно обрадовался возвращению девочки и тут же был оглушен новостью...
      Их на время оставили одних: лишь дежурная на воротах сестра да две монашенки, запиравшие церковь Святого Духа. Сестра Аглаида почти бегом направилась к настоятельнице.
      - Что же делать?.. - Юркин голос повел себя так же предательски. Марин, ты скажешь, что я пошел спать.
      Девочка только мотала головой, не издав не звука. Она видела перед собой вежливого уважительного даже к ней - ещё не очень большой девушке (какой она себя считала), спокойного и неизменно доброжелательного скульптора и не могла себе представить...
      Мальчишка не нашел, чем вытереть ей слёзы и схватился за кончик косы, как спортсмен на водных лыжах - за канат:
      - Маринка! - шепотом звал он её изо всех сил, - Я должен предупредить маму и дядю Лёшу! Вдруг их ждут в доме у...
      Тут голос его снова прервался, провалился куда-то внутрь тела. Но к девочке как раз вернулся дар речи. Она вцепилась в парня:
      - Ты боишься, что их могут встр-ретить прямо там?..
      Мальчишка кивнул и бочком проскользнул мимо трёх монашек. Они говорили о хозяйственных делах и обсуждали проблему, когда им лучше взять в поселковой конюшне подводу, чтобы завтра перевезти сено.
      Тут ещё ничего не знали... Жизнь шла своим чередом...
      13.
      "Император принес государыне лютню, прозванную Безымянной. Пойдем, посмотрим и попробуем сыграть на ней".
      Сэй-Сёнагон "Записки у изголовья"
      Ехать на мотоцикле оказалось и быстрее, и интереснее, чем на автомобиле. Когда прошел первый страх, заставлявший Анну тесно прижиматься к Алексею, она ослабила объятия и только чуть придерживалась за его поясной ремень.
      Захлёбываясь ветром, впервые ощущая удивительное чувство настоящей скорости и движения, Анна пряталась иногда за спину зятя, сжимаясь в комок, потом снова распрямлялась, представляя, что бы с ней творилось, если б она сидела впереди.
      Алексей, взбудораженный тесным соприкосновением с горячим беспокойным телом свояченицы, гнал, как только мог, будто бы убегая от неё и от себя...
      Где-то в конце третьей четверти пути, дважды заливая по дороге бак и заполнив канистры, сделали привал. Анна вдруг почувствовала, что страшно проголодалась. Благо - ехали в соседнюю область и кругом полно хозяек с полными овощей вёдрами и пустыми кошельками.
      Путники купили несколько малосольных и свежих огурцов, кирпич серого хлеба, помидоры, лук и редиску - по ужасающим ценам (понятия Анны в этом вопросе отстали от жизни на пять лет). Алексей настоял, чтобы Анна попробовала черешню с клубникой, взял по кульку ягод на её вкус.
      Отправились "в поля" перекусить.
      - Лёш, откуда у тебя столько денег? - Анну давно подмывало задать этот не свойственный ей вопрос.
      - Да так, подворовываю потихоньку, - равнодушно прошамкал Алексей полным ртом.
      Свояченица чуть не подавилась:
      - Знаешь, я не воспринимаю уголовный юмор. Он мне плохо действует на пищеварение.
      - Да, - согласился он, - я вчера заметил.
      - Нет, в самом деле! - не отставала Анна.
      - Вот заноза, Анька! Гонорар получил... За постановку в Питере, понятно?
      Анну заедала совесть:
      - Скажи, какой?
      - Да зачем тебе? - удивился Алексей, вспомнив, каких трудов ему стоило выцарапывать эти гроши: чуть ли не дольше, чем оформить спектакль.
      - Я же должна знать, сколько ты на нас угрохал, чтобы когда-нибудь вернуть.
      - Какая ты нудная, Анна! Опять за рыбу - деньги!..
      Алексей побрёл в луговую траву, упал и скрылся из глаз женщины словно Антей набирался сил для остатка пути от матери-Геи.
      Напрасно Аня звала его, одна-одинёшенька стоя на шоссе, по которому проносились редкие автомобили. Она пошла по следу примятой травы, сорвала по дороге дикую гвоздику, подивившись, что растут ещё, добрела до него, раскинувшего руки, не сразу замеченного, едва не накрыв его подолом развевающейся юбки...
      Присела на корточки. Шепотом позвала:
      - Леша-а, - потрогала цветиком разбитую бровь, провела по носу, по губам, терпеливо сносившим щекотку, - Лёшка-а... поехали скорее-е... нам же ещё потом обратно добираться!
      Одно веко дрогнуло, приоткрылось. Сквозь образовавшуюся щелочку на Анну хлынул еле сдерживаемый поток буйной энергии...
      - Лучше берегись, пока я сам до тебя не добрался!
      Она тут же почувствовала себя Красной Шапочкой, которой надо скорее удрать от Серого Волка.
      Куда?.. Только к мотоциклу!
      Нежданно на небе стали сгущаться тучи, словно на полном серьезе собрался пойти дождь. Анна испугалась, как бы непогода не задержала их в пути. Алексей, порядком подуставший, тоже решил найти любой иной выход, чем мокнуть на мотоцикле ещё полчаса.
      Он встал у дороги, вытащил из внутреннего кармана зеленую бумажку. На её запах тут же слетелись две "газели" и один УАЗик, который Алексей сразу отбраковал: тот был до отказа забит тюками и ящиками. Первая "газель" слишком дорого себя оценила, со второй - сторговались. Как Троянский Конь, она приняла в своё лоно и мотоцикл, и женщину с мужчиной.
      Сидя под брезентовым куполом, все втроём послушно подскакивали на каждом ухабе и успокаивали изредка взбрыкивающее средство передвижения Трегубова.
      Игривая "газель" высадила их на проселочной дороге неподалеку от деревенской околицы. Дальше по грязи ехать было бессмысленно, оставалось только порадовался, что они не на машине: застряли бы наверняка.
      Заколоченный дом бабы Веры под дождем казался ещё более сирым и запущенным.
      "Все как будто нарочно было устроено так, чтобы напоминать старину."
      Пока Алексей пристраивал мотоцикл под какое-нибудь мало-мальски приличное укрытие и оставил его под дровяным навесом, Анна стремглав взобралась в чердачное окно по знакомой лестнице с обглоданной перекладиной. Проторенная в прошлый раз дорожка оказалась теперь на радость женщине вполне доступной.
      Анна в горнице ждала зятя, который предупредил её, чтоб без него в подвал не ходила. Она поискала, чем вытереть волосы, отметила в нежилом доме запах сырой плесени (в прошлый раз ей было не до запахов - всё внимание поглотил Юрка), услышала, как хлопнула в углу сада дверца деревянной избушки с сердечком. Вскоре в горницу пробрался и Алексей.
      Он прошел в кухню, почти наощупь откинул связанный Бабы Вериными руками выцветший половичок, с трудом разглядел, где открывается подполье, поднял притертые слегка разбухшие половицы, заглянул вниз.
      - Здесь есть какой-нибудь фонарь, или свеча?
      Аня пожала плечами, начала рыться во всех шкафах и ящичках. Алексей спустился по ступеням, вслепую обшарил земляной пол.
      - Есть! Не ищи. Я нашел.
      Из черной дырки, пастью зияющей перед заколоченной дверью, появилась его рука. В ней - железный заржавленный короб, где могло находиться спасение Маруси: описание предпоследнего периода жизни покойного мужа, его сокровенных тайн, которые так переломали их жизни и которые так пока и оставались нераскрытыми...
      Анна буквально вырвала у Алексея коробку. Нервничая, она никак не могла раскрыть крышку, а когда справилась с этим, оказалось, что ящик пуст. Видимо, сброшенный Юркой в досаде, по дороге вниз он растерял содержимое, а закрылся потом под собственной тяжестью.
      Алексей чертыхнулся, но снова полез в подпол.
      Анна осталась ждать его в горнице, безнадежно сложив руки на коленях.
      Тонкие лучи света, настойчиво проникающие с двух сторон между досок на окнах, кое-как соткали здесь в воздухе тусклую из-за дождя паутину, но в кухоньке-сенях не было ни единого отблеска. В подполе уж тем более - как в могиле. Художник даже и не пытался что-то увидеть. Он пошарил по карманам, нащупал спасительную зажигалку, щелкнул кремнем. Словно издеваясь, огонек вспыхнул ровно на полсекунды, погас и больше не загорался.
      - Вот теперь без лампы - точно не обойтись.
      Извозившись в многолетней пыли, Алексей выбрался на свет.
      - Ну что же это, будто нарочно!.. - Анна была готова зареветь от жестокого разочарования. От её утреннего спокойствия не осталось и следа. Из-за такой малости!
      Видя, как она взволнованно дрожит, Алексей подсел рядом на широченную резную лавку-сундук, обнял Анну за плечи, почувствовал под рукой совсем мокрую ткань рубашки.
      - Знаешь, я, пожалуй, вылезу, пошурую снаружи, может, там что найдется. Ты пока вытрись, поищи сухое, а то в ледышку уже превратилась...
      - Да что здесь найдёшь, окромя мышей, - заговорила вдруг по старушечьи Аня, - как бабы Веры не стало, мы всё вывезли, окаянные, что могли! Лёш, давай хоть дверь входную откроем, вдруг так будет виднее.
      Он тоже не видел другого выхода.
      Пока выбрался по скользким ступенькам, пока нашел в пустом сарае что-то отдаленно похожее на инструмент, пока отодрал доски, прибитые крест-накрест ко входной двери, летний дождь припустил всё сильнее и сильнее.
      Он стучал по серой шиферной крыше, шуршал в листьях, прыгал на траве, прятался за шиворот, стекал между лопаток. Алексей не выдержал и, отколов последнюю доску, бросился в дом, стягивая по дороге ветровку и футболку.
      Аня ойкнула от неожиданности, увидев его наполовину раздетым. Поспешно сказала, отведя глаза:
      - Там на чердаке, кажется, был дождевик. Я сейчас, - и быстро юркнула наверх.
      - Анька, ты всё-таки безжалостная, - крикнул ей вдогонку Алексей, - я надеялся, что хоть ты меня согреешь!
      Натянув на голову какой-то старый полотняный мешок, она наружним путем сползла на землю, не рискуя проходить мимо переохлажденного зятя.
      "Это уже превращается в наваждение, в дурацкие игры, - бормотала она по дороге, собираясь постучать в соседний дом. - Сколько можно?! Вместо того, чтобы искать выход из положения, думаешь только об одном. Нечего тогда бегать от мужика, только голову дуришь ему и себе...".
      Её саморазоблачения прервал вдруг отдаленно-знакомый голос:
      - Ой, кто это? Никак, Анютка? Беги скорей сюда, промокла ж вся!
      Анна растерянно оглянулась, не понимая, кто это говорит, и тут увидела у дома через дорогу сгорбленную бабку с ведром в старческой коричневой руке, одетую в телогрейку, галоши прямо поверх носков, на голове черно-серый клетчатый платок.
      - Иди-иди, чего встала? - махнула она рукой. - Поговорим хоть, а то здесь жителей - полторы бабки и один дедка, вечно пьяный. Словом обмолвиться не с кем! Зато беленькую знатно гонит...
      - Да я не одна... вот ищу, чем бы печку растопить, а то... В дороге вымокли. Согреться бы надо, - не было стыдно, но она никак не могла вспомнить имя старухи...
      Та догадалась:
      - Да ты узнала хоть меня? Я ж бабка Татьяна. Помнишь, вы когда с Борькой приехали к Вере в первый-то раз, я тебя ещё обозвала. Вы ж и расписаны тогда, кажись, не были, а ты уже брюхатая ходила...
      Анна, конечно, тут же вспомнила.
      - Баба Тата, а можно, я у вас спички на минутку одолжу? Мне только взять кое-что надо - и мигом назад! И зятя своего приведу, он тоже так вымок, а переодеться у бабы Веры не во что.
      Она совсем запуталась в собственных объяснениях, точно, как в присказке: "Дайте водички попить, а то так есть хочется, что и переночевать негде!".
      - Да по мне - бери хоть что хошь, только приходите! - бабка скрылась в доме, вынесла охапку дров, кусок газеты и коробок спичек, прикрывая их от дождя. - На вот, печурку растопите, да не угорите там! Но потом - уж непременно ко мне. Я вас и молоком козьим напою, и покормлю - чем Бог послал...
      Анна, с трудом веря в удачу, сердечно поблагодарила старуху и, разбрызгивая грязь, помчалась по скользкой дороге обратно домой.
      - Лёшка! - торжествующе закричала она, высыпая поленья у порога и машинально стаскивая хлюпающие кроссовки. - Смотри, что я нашла!
      Как флажком на демонстрации, радостно затрясла в воздухе клочком бумаги, одновременно отбивая спичками в коробке дикий ритм.
      - Что, снова будем дом палить? - ехидно поинтересовался Алексей, у которого уже зуб на зуб не попадал.
      - Давай-давай, - подгоняла его Анна. - Или не умеешь печки разжигать? Так это не беда, у нас горючее в запасе есть: обольем дровишки и - порядок!
      Её тонкая шелковая рубашка тоже успела промокнуть насквозь и противно льнула, словно распутный старикашка, вспоминающий молодость.
      Вскоре огонь занялся, затрещал по сухим поленьям предусмотрительной хозяйственной бабки Таты, распространил из устья в горницу благодатное тепло.
      Анна снова обвела глазами дом, выдернула, обжегшись о заслонку, одно из тонких полешек, подняла его, как факел над головой и позвала зятя:
      - Пойдём, посвечу.
      Через несколько минут они вытащили из подпола все до единой бумаги...
      - Тебе бы в самом деле надо снять мокрое, - настойчиво уговаривал Алексей Анну. - Смотри, дрожишь вся!
      Она замотала головой и прилипла к разогревающимся кирпичам.
      - Ну уж, дудки! Ишь какой шустрый: снять! А что я надену взамен?..
      От неумолимо надвигающегося на неё Алексея, безжалостно разрывающего своим телом паутину света, её спас бодрый молодой говорок соседки:
      - Анька! Ну где вы? Порадуйте старуху, я уж и стол накрыла!
      Анна захихикала, увидев разочарование зятя:
      - Пошли расплачиваться за дровишки натурой! - и первой выбежала снова под теплый летний душ...
      "Кругом все намокло от дождя. Так редко радовало нас что-нибудь утонченно-прекрасное."
      Алексей развлекал старую бабку Тату общением.
      Он с удовольствием рассказывал о театральных премьерах. Она слушала с не меньшим удовольствием: будто не деревенская жительница вовсе, а светская львица. Анне же казалось чудесным, нереальным и необыкновенным - снова окунуться, как в детстве у бабушки, в таинственный мир театра.
      - А вы кто ж будете Аньке с Борькой? - прищурив глаз, проткнула баба Тата Алексея вопросом, не забыв ему при этом налить самогонки. - Давненько он не заезжал! Покойница Вера часто жаловалась: совсем замотался сынок, мать навестить некогда! Деньги, это правда, немалые исправно посылал, не бедствовала она. Да только, какой от этого прок?
      Анна, обмерев, пыталась вставить слово, но зять взглядом приказал её молчать.
      - Я родственник. Хотим вот домик отремонтировать, чтобы приезжать сюда на отдых.
      - Родственник, говоришь? - Старуха оценивающе посмотрела на Алексея. С чьей же стороны? Я тебя тут в прежние времена и не видела.
      - Да это мой... - Анна застряла на слове "мой".
      - Я дядя её детей, мой сын и они - двоюродные братья. - Пришелся на помощь Алексей.
      Баба Тата удовлетворилась объяснением и подозрительность её как рукой сняло:
      - Почти, значит, брат, так и говори! А я уж, грешным делом, подумала... У вас же, у молодежи, быстро всё делается: детей настрогают, а потом разбегутся... Помнишь, вы припёрлися сюда на ночь глядя? Еще мальчишек с собой притащили, как щас помню: Юрка - и ещё одного, помладше годочком. Юрок шустрый такой малец, всё кругом облазил на четвереньках, а другого ты только от груди оторвала! Вот-то радость для бабки была! Места себе не находила! "Татка, дай тюфяк! Татка, принеси перину! Татка, нет ли молочка козьего?"... Извелась вся, вам угождаючи. А вы что? Побыли два денёчка и - поминай, как звали! Мужик ейный Аркашка - царствие небесное! такой же шатун был. Никогда дома не сидел. Коли б не помер, так бы и шатался всё, сокровища свои разыскивал!
      - Какие сокровища, баба Тата? - машинально спросила Анна. Она снова удалилась в воспоминания, словно её и не было с ними за столом.
      - Да он как после контузии с войны вернулся да на Верке женился, все деньги, что она зарабатывала...
      - Пропивал? - догадался художник.
      - Какой там, пропивал. Если б пропивал, так хоть изредка тверезый был! А этот - горе одно - зарплату потихоньку всю заберет и уедет зарытые клады искать. Видно, учеба его довоенная всё ему мерещилась. Потом вернётся: ободранный, голодный, бледнющий. Глаза одни...
      - Как у Юрки! - оживилась Анна. - Борис всегда говорил, что он - копия дед! А что он разыскивал-то, баба Тата?
      - Это ты у мужа своего спроси, он же все записи покойника, царствие небесное, у Веры тогда-то выпросил. "Выполню, мол, отцово желание. Всё, говорит, - найду, и верну государству!"