Кого она при этом имела в виду - было не совсем понятно.
      Завхоз не скрывал своего мнения:
      - Зачем у него уши торчат? Так он больше не на Волчка похож, а на волка.
      - Не мешайте, - Василиса заставила левое ухо снова встать, - что бы вы понимали!.. Волк, не волк... Зато белый! Это гибрид Волчка и Петра!
      На скульптурной снежной морде и вправду вскоре проявилось человечье выражение.
      - Ему б-бы ещё теперь Премудрую на спину посадить... - Пётр был явно польщён. - Он её какому-нибудь царевичу, как в твоей б-балладе...
      - Размечтался! Автопортретов не делаем... - весело оборвала его Васька.
      Пётр поднял тёмную бровь. Он не уставал удивляться.
      - Ты что, училась этому?
      - Я только музыке училась, - пробормотала она. - Во всём остальном - я наблюдательная дочка... - И запела: - Крёстная дочка, мамочкина дочка...
      Тарас Григорьевич поинтересовался:
      - А они как вас звали, неужто тоже - Васькой?..
      Певунья, как и накануне, проигнорировала вопрос об имени.
      - Всё! Заберите меня, а то испорчу!..
      Пётр обернулся к Бурханкину.
      - Вот вы слышали вчера... Как вы считаете, - вслух задумался он, почему-то раньше она никогда ничего подобного...
      Егор Сергеевич загордился: его об искусстве спрашивают!.. Он задвигал бугорками на лице и открыл страшную тайну:
      - Должно быть, слово узнала...
      - А прежде - что, не знала?..
      - У меня есть друг Франц... - вспомнил Бурханкин, почесав пригорок макушки через вязаную шапчонку. - Всему своё время, так он говорит!..
      Клубы пара рванули из открывшейся форточки Большого Дома. Замахала по локоть голая, чем-то аппетитно вымазанная рука. Донёсся запах ванили и возглас: "Едуть!"
      Вдали показалась машина. Она двигалась медленно, глубоко приникнув брюхом к колее - точно рысь на охоте.
      Васька тремя движениями превратила дикий беспорядок на голове в декоративный куст, прикусила его челюстью заколки, надвинула на лоб капюшон и заявила:
      - Я замёрзла. Иду гулять!
      Георгий возмутился.
      - "Замёрзла" и - "гулять"... Логика железная! Застудишь горло, как будешь петь?.. - И, взяв за руку, потащил к машине почти насильно: - Иди, хоть поздоровайся, деревня!..
      Егерь свистнул. Увязая в сугробах, побежал договариваться с вновьприбывшими гостями-охотниками, когда он им понадобится. Волчок потрусил следом.
      *** Хозяин
      Машина застряла в снегу на полдороге к воротам.
      Оттуда осторожно вылез подвижный, как ртуть, невысокий мужчина в длинном меховом пальто и такой же меховой кепке с опущенным околышем.
      Он помахал издали, быстро поскакал к дому, прыгая лаской через сугробы.
      - Приветствую честное общество!
      - Виталий Олегович, что же вы... а где же все? - удивлённо спросил Бурханкин.
      - О, гостеприимство! - засмеялся приезжий. - Значит, один я больше никого тут не устраиваю? Гляди, пропишу в журнале как ты "охраняешь" охотничьи угодья и потворствуешь браконьерам... Шучу! Обрадую тебя: ружья расчехлять не будем. Никто из моих не смог, а я не любитель капканов. Поэтому охота отменяется!
      Подоспел Тарас Григорьевич в новенькой телогрейке. Щеголяя спецодеждой, угодливо возразил:
      - Помилуйте, Виталий Олегович! Это мы у вас в гостях!.. Вы же здесь хозяин! - И заметил Бурханкину: - Видишь, Сергеич, ты зря пришёл. Я же вчера ещё сказал...
      - Моё дело!.. Я когда дело делаю, сам знаю, это... зря или не зря! не слишком уважительно возразил егерь. - Ничего же не понимаешь: потеплело же, снег же липнет. Ещё застрял бы где... Вот встретишься ещё раз с шатуном... Вот будешь тогда, это... указывать... - Он повернулся к хозяину: - А я за вами ездил, думал, вы в "Охотном". Где же вы заночевали?..
      Виталий Олегович, не ответив, обрадовался:
      - Шатун, говорите? Ура! Значит, всё-таки пострелять придётся. Пойдём, Егерь Сергеевич, на мишку?..
      - Да мало нас - вдвоём-то идти.
      - Ничего, проведём сегодня разведку боем. А ты вечерком смотаешься в райцентр, позовёшь, кого сможешь. Не завалим косолапого - хотя бы от жилья отпугнём.
      Тарас Григорьевич начал нервно протирать тёмные стёкла, побледнел, стал как-то ниже ростом.
      - Что, в самом деле шатун бродит? Ты, Лешак, не шути!..
      - Лешак, Лешак, не шути так!.. Кто это Лешак, это вы - Лешак?! Василиса только что не подпрыгивала - так ей всё здесь нравилось, вплоть до прозвищ.
      К тому же, после того, как Бурханкин припугнул завхоза, тот её уже не сильно беспокоил. Хотя случайно обнажившийся желтый взгляд был ещё более неприятен, чем шпионские очки. Василиса побежала в дом.
      Виталий Олегович мельком глянул вслед, с шумом вдохнул лесной зимний воздух:
      - Тут бы жить и жить! - вдруг закашлялся, тяжело сотрясаясь, согнулся пополам.
      Меховая кепка свалилась, обнажила густо проросший на голове квадратный "газон" стального цвета и пунцовые - хоть прикуривай - уши. Завхоз с интересом лаборанта над конвульсиями кролика наблюдал, как тот полминуты судорожно шарит по карманам.
      После плевка ингалятора в горло хозяин астматически просипел:
      - Хорошо протопили?...
      Тарас Григорьевич обиженно развёл руками: мол, спрашиваете! Как заказывали!
      *** Знакомство Франца с Василисой
      Пришло воскресенье... День, который для Игоря Максимильяновича давно ничем не отличался от будней.
      Бурханкин, как уехал к музыкантам, так со вчерашнего утра пока не появлялся... Фомка слонялся по комнате, просился во двор. Когда хозяину надоедал его скулёж - бывал выпущен, носился до ворот и обратно по единственной расчищенной дорожке. Одним словом - скучал.
      Франц вдруг почувствовал: что-то случилось. Быть такого не могло, чтобы Вилли оставил его без информации.
      Он встал на лыжи и резво заскользил по снегу. Углубился в лес метров на триста всего - и тут впереди приветственно залаял Фомка. Ему ответил серьёзный, односложный, но радостный гавк. Франц узнал голос Волчка, прибавил в темпе.
      - Ох... Фима... хорошо, что ты... надо выручать!.. - задыхаясь, ещё издали закричал Бурханкин, увязая в снегу: шёл без лыж.
      Он волоком тащил за собой тулуп, на котором кто-то лежал.
      Франц заметил откинутое в сторону тонкое, бледное, запорошенное снегом девичье запястье... рассыпавшиеся по меховой изнанке тёмные волосы, приукрашенные морозным серебром.
      - Куда ты её тащишь?! - он приподнял края тулупа, подсунул лыжи в качестве полозьев. - Кто это?..
      - Не бойся, не к тебе! - пропыхтел егерь, тяжело отдуваясь. - К себе в берлогу. Надо схоронить девочку, пока... Это Василиса и есть.
      Франца напугало слово "схоронить".
      - Жива?.. - получив в ответ кивок, спокойно возразил: - Ко мне ближе. Чего же не на Орлике?..
      - Я его Михалне запряг, чтоб доктора из больницы привезла. Они там угорели... Да, к тебе, Фима, лучше, - убеждённо пропыхтел егерь, - не догадаются, что она у тебя.
      Игорь Максимильянович снял дублёнку, накрыл ею легко одетую девушку. Потащили.
      Через несколько минут занесли в дом, уложили в комнате на диван.
      Бурханкин, клацая зубами, вернулся в сени, повертел в руках мокрый тулуп, бросил его на пол. Не испросив разрешения, быстро надел дублёнку Франца и снова выбежал на улицу. Волчок, подчиняясь его приказу, остался сторожить у входной двери, прикрыв мудрые глаза оттенка сырой глины...
      Франц быстро решал, глядя на незнакомую Василису:
      "Что же делать? Спиртом растереть?"
      Пока стягивал с полуживой девушки ботинки, носки, свитер, джинсы, пока растирал вафельным, смоченным водкой полотенцем ступни, руки, плечи, Фомка предпринял свои меры: вылизал бледное лицо, как тарелку дорогого фарфора, уткнулся шоколадными ноздрями в перламутровую раковину уха, пощекотал тёплым дыханьем.
      Сработало. Ледышка оттаяла: даже смущённо улыбнулась, почесала ухо.
      - Где-нибудь больно? - спросил Франц.
      Она пошевелила пальцами рук и ног, снова улыбнулась, потянулась к свитеру.
      Франц предложил ей меховые тапки, набросил на узкие плечи свой зимний длиннополый халат.
      Василиса встала. Огляделась.
      - Спасибо.
      - Ну вот и славно! Меня зовут Игорь Максимильянович. Теперь - в ванну. Фомушка, проводи. Фройляйн, возможно, захочет запереться, так ты останься внутри на всякий случай. Только веди себя прилично и не подглядывай! Франц погладил своего любимца: - Не беспокойтесь! Он умный. И потом вы нам сильно напоминаете мою дочь.
      Василиса хотела что-то сказать, закашлялась и только кивнула. Франц понял: благодарила.
      Егерь вернулся лишь через полчаса. Франц успел протереть и без того блестящий поднос, поставить на него тонкую чашку, заварить в ней зверобой и мяту, прикрыть хрупким блюдцем, сверху напялив стёганую молодуху - "бабу на чайник".
      - Где тебя носило? - накинулся он на Бурханкина, заслышав шум в сенях.
      - Оследие заметал, - коротко ответил тот, отряхиваясь от снега, - на всякий случай. Теперь её здесь точно искать не будут. Слушай, пока, это... пока нету её...
      - Раздевайся. Пойдём в гостиную.
      В комнате егерь начал беспокойно озираться:
      - А где же?..
      Франц мотанул головой в сторону льющейся воды.
      - Отогревается. Где ты её нашёл?
      - Рядом с флигелем.
      Франц ничего не понял. Достал из буфета кружку, вазочку с малиновым вареньем, розетку. Подвинул Бурханкину.
      - Рассказывай. Как она туда попала?.. Угорела и вышла подышать?.. Когда?.. Ночью?..
      Егерь таинственно пожал круглыми плечами под собачьей шерстью свитера, налил себе чаю, отхлебнул.
      - Вот не захотел ты, когда мы тебя просили, вот теперь уже ничего и не сделать...
      Франц предполагал, что разговор начнётся именно с этого, потому попробовал не раздражаться. Только спросил:
      - Значит, теперь ты не нуждаешься в моей помощи?..
      Бурханкин сразу заюлил, как провинившийся Фомка:
      - Я-то... мне-то что... вот она вот...
      Он склонил голову в сторону чуланчика-ванной.
      Франц, изобразив, что тоже прислушивается к плеску воды, равнодушно заявил:
      - Пожалуйста, пусть поживёт у меня столько, сколько нужно. Я не буду лезть с вопросами.
      Старый манёвр, испытанный Францем многократно. Должно было помочь.
      Так и вышло. Егерь (сражённый покладистостью обычно несговорчивого друга) едва не утонул в глиняной кружке.
      Когда он прокаркался, Франц разобрал:
      - Недаром... Диана... Зря не попросит...
      - Диана? При чём здесь Диана?.. - Игорь Максимильянович напряжённо позвенел ложечкой, размешивая сахар. Ведь ещё осенью почувствовал, что история, начатая с трещин флигеля, будет иметь продолжение. - Она ей кто?..
      - Диана?.. - переспросил Бурханкин, сделал несколько мелких глотков, чтобы окончательно успокоиться, и очень доступно объяснил: - Она Василисе, это... как мать... а вообще, это... никто... так...
      - Ну, Вилли, - возмутился Франц, подливая нового чая взамен расфырканного, - можно толком и по порядку?! И - побыстрее, пока она там. Остальные где?.. Где Циклоп, музыканты, Евдокия Михайловна?.. Хозяин приехал?
      - Ага, ага, - Бурханкин зачерпнул варенье на край ложки, посмаковал, разминая во рту ягоды до зёрнышек... - Приехал и пропал... Эти угорели. Я повариху в больницу за доктором на Орлике отправил, но она велела Василису укрыть пока: все ведь на неё думают!..
      Бурханкин - мастер рассказывать! Без всяких там аллегорий, конкретно: раз - и всё Францу выложил. Очевидец!
      И, как всегда, повторялся:
      - Хозяин... он, это... исчез... Его комната... там - всё заляпано, а журналиста-то и нет! Но она не могла. - Егерь выстрелил глазами в сторону чуланчика, где плескалась и оттаивала Василиса. - Она потому меньше других угорела, что на воздухе была. Потому на неё и думают.
      Вот так. В четырёх, нет - в пяти предложениях, а всё понятно. Ну, почти всё...
      Франц оживился, подставил ухо егерю:
      - Излагай!.. Какой-такой журналист?
      - Ну как же, Фима, он же и купил Большой дом!
      - Зачем ему? За тысячи километров... при его-то публичной профессии...
      Бурханкин задумался, но всего на миг, а потом громко, убеждённо зашептал.
      - Ты зря ругаешься. Он, это... не простой он. По всему видать - шишка!
      Игорь Максимильянович вопросительно поднял бровь и егерь поторопился с объяснением:
      - О тебе, к примеру, тоже ведь мало кто что знает.
      - Шишка-то еловая, кедровая, или - на лбу? - резко отшутился Франц.
      - Да нет, Фима, если он сказал, лучше выполнить. У него, знаешь, даже рация есть. И Циклопу такую же выдал. А сам всё по ней звонит, звонит...
      - Это не рация, Вилли, это такой телефон. Я бы тоже мог себе купить, только с кем перезваниваться? Я-то ведь как раз - так, ноль без палочки... - Франц усмехнулся: - Вот, разве что, с тобой.
      Бурханкин не понял, это комплимент или очередная шутка Фимы. На всякий случай заметил:
      - Ну, у тебя, должно быть, это... Друзья-то остались...
      - А с чего ты взял, что он - журналист? - перебил Франц.
      - Да нет же, Фима, - егерь заметно обрадовался возвращению к теме разговора. - Я бы и не знал, но он, это... всё звонил-то он кому-то в свой журнал. Всё кого-то разыскивал. Да я и не слушал, мне, это... некогда мне было. И вообще, ни к чему мне, чужие разговоры слушать!
      "Ну да! - подумал Игорь Максимильянович. - А откуда бы ты черпал все свои новости?.."
      - Как его зовут, твоего журналиста? - вслух поинтересовался он.
      - Ну я же и говорю тебе: Виталий Олегович.
      Глава девятая
      Угорелая
      Рассказывая Францу, Бурханкин только руками разводил:
      - Ей Богу, Фима, поначалу ничего было не понятно! Лесной хозяин опять объявился. Давеча, пока все спали... Ночью по двору шарил. Я это... следы видел... у флигеля.
      Франц задумчиво вспомнил:
      - Яблоки доставал... Там Диана на веранде нарезанные яблоки сушила.
      - Ну уж не знаю. При чем здесь яблоки?.. Я тебе о важном толкую!..
      - А когда пропал журналист?
      Бурханкин с досадой замотал головой:
      - Нет же, Фима, ты дослушай!.. Я же этому, ну, Виталий Олеговичу сказал про шатуна! Ну, мы сразу и пошли. Он только переоделся. Часов в половине одиннадцатого...
      - "Мы" это кто? - уточнил Франц.
      - Я и он. Циклоп-то, это... побоялся. Он же это... через шатуна и пострадал...
      - А музыканты?..
      - Я ввечеру ещё спрашивал, охотились ли прежде...
      - Ну?.. - поторопил Франц.
      - Ну, этот... который Георгий, - замялся Бурханкин, - "Смотря за чем!" сказал. Пошутил, стало быть. А Пётр, это... Мы вообще здесь, говорит, не для этого...
      - А что делали музыканты без вас?
      Бурханкин пожал плечами:
      - Я почём знаю? Нас же не было!..
      - Вилли, я так и не понял, когда вы потеряли журналиста? - строго уточнил Франц. - С охоты вчера вместе пришли?..
      - Конечно вместе! Может, Виталий Олегович и поотстал на пару кустов, когда вертолёт над лесом кружил... Да ненадолго, он не новичок. Знает, что нельзя одному... Да и я, это... всё время оглядывался, всё время его карабин видел.
      - Ну вернулись, конечно же, не солоно хлебавши.
      Бурханкин воскликнул:
      - А я ему говорил!.. Я знал, что без толку. Лесной хозяин же не дурак!.. Он вглубь леса ушёл!.. Стало быть, это... к райцентру подался...
      - А дальше-то что?.. - подстегнул его Франц.
      - Темнело уже. Часов пять мы побродили. Я к Орлику заглянул, а Виталий Олегович - к себе поднялся, это... отдохнуть перед ужином. Потом поужинали все вместе, потом я в райцентр подался, предупредить мужиков о шатуне. Со мной ещё Василиса, это... просилась.
      - Где ж ты ночевал?..
      - В сторожке. Мы с Волчком и Орликом там и остались. Только упредили поварихино семейство, чтоб её не ждали: Михална баньку для гостей затеяла... А сегодня прибегли с утра пораньше - и сразу в дом. Там эти... ну, артисты там спали. Я сразу почуял, неладно спят... Сразу начал будить.
      Франц спросил по привычке громко:
      - Кто же это на Василису думает, если все угорели?..
      Фомка изнутри бабахнул лапой по двери чулана-ванной: подал знак, что они выходят.
      Чуть покачнувшись, Василиса остановилась возле буфета. Зачесала пряди пятернёй на глаза. Полюбовалась прозрачным отражением в стекле. Встряхнув головой, отбросила волосы назад.
      - Не волнуйтесь, кто думает - жив, здоров... С котелком что-то у моих угоревших сотоварищей... - Она подошла к свободному стулу, опустилась на него с видом императрицы, как мальчишка закинула ногу на ногу, по-старушечьи запахнула ворот халата. - Вы сказали, что я напоминаю вам дочь?..
      - Очень напоминаете, - подтвердил Игорь Максимильянович. - Особенно в профиль! Хотите, фотографии покажу? - предложил он горделиво.
      - Угу, - с вялым энтузиазмом кивнула Василиса.
      Он сразу отказался от намеренья. Принёс с кухни поднос, снял "бабу", подлил из термоса кипяток в ту - специальную заварку. Над столом поднялся плотный запах поля.
      Василиса, склонилась над чашкой, с опаской вдыхая волшебный настой. На узкое лицо упали мокрые волосы.
      - Я случайно от этого не усну?..
      - Думаете, я вам сонное зелье предложил? Дурман-траву? - возмутился Франц. - Пуд здоровья - вот что вы пьёте!
      - Извините. Просто, вчера я что-то в этом роде уже пробовала...
      Едва пригубила... Но не сиделось: встала, прошлась по комнате, снова подошла к буфету. Заметила на столешнице коллекцию странных предметов, кажущихся в идеально убранной комнате - до нелепости случайными и необязательными. Ненавистные прежде мелочи из флигеля превратились для Франца в любимую головоломку.
      Василиса задумчиво покатала вытянутой ладонью орех, проверила пальцем остриё пера. Серебряный шнур обвязала вокруг лба, концы вплела в косу. Свернув её в тугой узел на затылке, закрепила хвостик деревянной прищепкой. Ещё раз полюбовалась отражением, тронув пальцами виски.
      К столу обернулась гладко причёсанная строгая учительница.
      Франц попытался завязать разговор.
      - Так что же вывело вас из себя?..
      - А вашу дочь никогда не пытались ласково запихнуть в койку какому-нибудь придурку "для пользы дела"?..
      Франц изобразил недоумение и понимание одновременно.
      - Кто?..
      Василиса трудно промолчала.
      Бурханкин крякнул, схватил кружку, добавку варенья и пошёл допивать чай на кухню, в компанию к псам, которые над Фомкиной миской выясняли отношения тихим рокотом.
      Игорь Максимильянович спросил, насколько мог мягко:
      - Что случилось? Почему вы так решили?..
      - Ещё в городе предполагала... А тут услыхала лестный отзыв: "Девка класс!.. Не ожидал! Если поладим... Тогда и долг тебе спишу."
      - Хозяин говорил?..
      Она кивнула.
      - Кому?..
      - Сквозь стены не гляжу! Это было буквально сразу же, как он только до дома добрался. Ещё до охоты... Я поспешила на голос в столовую, но там уже никого не было.
      До настоящего момента Василиса думала, что все они доводились друг другу не просто коллегами - товарищами. Теперь же она не знала, что и думать...
      - Мы приехали заработать? Вот и поработай! - уговаривали днём Василису музыканты.
      - Я работать не отказываюсь, наоборот! - заявляла Василиса. - И мне наплевать, что гости не приехали. Выступать - так выступать!..
      - Может, прикажешь сцену построить? Вечером электричество отключат волей-неволей придётся коптилки зажигать... - Это были аргументы Георгия. Тут и сделаем упор на тебя: тихо, спокойненько, споёшь - как вчера. Кстати, большая удача, что он один. Учти, он многое может сделать для нашей раскрутки, надо только понравиться... У него не только свой журнал, у него связи - о-го-го!..
      - Мы говорили не о посиделках, а о концерте, - упорствовала Василиса. - А ты мне приказываешь ублажать этого - камерно, глаза в глаза?.. Нет уж, извините! На лирику не тянет... - и фыркнула: - Тоже мне, герой-любовник!..
      Пётр приводил свои доводы:
      - Георгий п-прав, это же шанс, в конце концов. Ты артистка - значит, должна настроиться. И сможешь!.. - Василиса упрямо мотала головой. Он рассердился: - П-после не жалуйся, что тебе надоела п-подростковая аудитория... Выходит, до иной - не доросла...
      Василиса начала канючить и так и сяк:
      - Ребят, ну чем плохо - сбацать наши шлягеры? А если необходимо "для души", вы возьмите и сыграйте ему что-нибудь народное, а?... Он обалдеет! Вы же корифеи! Ассы! - льстиво пела она, испытывая всевозможные средства. Потом пожаловалась: - Ну, Белый, ну, Гонза!.. Ну, нет настроения!.. Знаю же, всё равно у меня сегодня ничего не получится. Коли уж так сильно надо дядю развлечь, я могу внести жанровое разнообразие: на стульчик встать, стишки почитать...
      - Что ты дурочку из себя корчишь? Зачем мы тебя пригласили? Могли бы найти солистку без голоса, но пофигуристее. Уверяю тебя, проку было бы больше! - возмутился Георгий с многообещающим звоном в голосе.
      Пётр, нахмурившись, перебил его, в который раз предотвращая взрыв.
      - Васька, кончай дурачиться, нельзя так. Несерьёзно это! Мы-то отработаем, и тебя, конечно, п-прикрыть можем, но это неп-профессионально! Сама п-подумай, разве часто тебе п-приходилось выступать п-п-перед...
      - Передом ещё нет! - зло намекнула она, так и не успокоившись. - У Гонзы спроси... Вот кто у нас - профессионал!..
      Пётр покосился на товарища.
      - Васька, прекрати!..
      - А что он мне сделает? Выгонит?.. Так всё к тому и идёт. Наш Гонза всё больше настроен не на голосистых, а на голо-систых... - Василиса с деланным равнодушием передёрнула плечами. - Да ну вас! Вот возьму и уеду.
      Пётр рассмеялся:
      - Интересно, как?
      - На Орлике!.. Я знаешь как верховую езду люблю!..
      До самого возвращения хозяина и Бурханкина с охоты, Георгий не мог простить Василисе "её фокусов". Певунья, в свою очередь, была уверена, что Георгий уже взлелеял план, как с треском погонит солистку из группы.
      Она демонстративно не замечала его "в упор" и нарочно - вместо того, чтобы распеваться - ушла гулять.
      Василиса вконец застращала гитариста. До возвращения Бурханкина и хозяина - Пётр ходил за ней, что называется, хвостом. Она на двор - он за ней. Она какую-нибудь интересную корягу из сугроба тащит - и он здесь, помогает. Она производит раскопки на месте бывшего флигеля, он - тут как тут. (От старого дома осталась гора обломков, которые хозяин плотникам трогать не велел. Даже при строительстве баньки, что теперь притулилась рядом, разрешил взять лишь крышу и несколько верхних брёвен. Но прежде лично проверил, годятся ли.)
      А как он побежал к ней, когда Василиса, резко запрокинув голову, поскользнулась и навзничь упала в снег! Да ведь она лишь удивилась вертолёту, закружившему в этих забытых Богом небесах... Бросился - со всех ног!
      - Смотри, чего-то скинули, - разглядела Василиса. - Точно, сбросили! Вон там, за деревьями...
      - Шишку тебе на нос уронили! - Пётр поднял её, начал отряхивать.
      - Чего ржёшь, Белый, - рассердилась она. - Хватит меня за ручку водить! Боишься, в лес убегу? Иди, вон, Гонзу опекай, а то его всё из минора в мажор кидает! - и скрывая обиду, добавила: - Думаешь, пропаду без вас?..
      - Не п-пропадёшь, тебя Серый Волк от бродячего мишки защитит! ответствовал гитарист, в свою очередь пряча за шуткой настороженность.
      - Да, - вызывающе кивнула певунья, - на него - вся надёжа!.. Этот не предаст...
      - П-почему ты так говоришь, В-васька? - обиделся Пётр. - Кто же тебя п-предаёт? Мы же для п-пользы дела...
      - Хватит уговаривать, - оборвала его Василиса. - Спою я ему... Так спою - удивится, и не раз!..
      - В-вот и умница!
      Пётр выкатил небольшой толстый чурбак, поставил гладкий срез на развороченные брёвна флигеля, сел сверху, скорчил рожу: развлекал, как мог.
      Василиса тут же согнала музыканта и заявила:
      - Годится!.. Это будет у нас пьедестал... Нет, трон... Нет, кресло для главного слушателя!
      Довольно быстро слепила из мокрого снега некое подобие сидящего зверя. Отметив, что вальяжностью позы скульптура слегка напоминает медведя, постаралась увеличить сходство. Добившись результата, плюхнулась перед снеговиком на колени, воздела руки к небу, проорала на весь двор:
      "О, Хозяин Леса! Удостой недостойную, защити беззащитную..."
      Пётр Василису и в подклеть Большого Дома несколько раз провожал. Пока ждал, разглядывал, по какому принципу оттуда обогреваются этажи. Всё было просто: огромный, пожирающий уголь огненный агрегат - только подкармливай периодически. Тепло от него через трубы убегало наверх к батареям, которые по заказу хозяина сварщики протянули внутри дома по периметру стен. Воду из скважины насос гнал бесперебойно: в вечерние часы его поддерживал аккумулятор. Механизмы работали почти бесшумно. Даже слышалось фырканье Орлика, который дремал в одном из отсеков подклети. Поэтому Петру ничего не стоило уловить момент, когда хлопала дверь биотуалета. При этом, музыкант делал вид, что где-то снаружи ошивался, но обмануть Василису не смог.
      Она всё это рассказала Францу.
      Игорь Максимильянович очень внимательно выслушал.
      - От кого исходило предложение приехать сюда на выходные? От Георгия?..
      Василиса пожала плечами.
      - Мне позвонил Пётр, он как раз у Гонзы сидел, - с мэкой подумала вслух: - Кто же из них?.. Неужели оба?...
      - На ужине-то хозяин был?.. Ваше выступление состоялось?..
      Василиса кивнула.
      - Как он себя вёл?..
      Она усмехнулась:
      - Как хозяин...
      *** Концерт
      В комнату Василисы аккуратно постучали.
      - Войдите! - обрадовано вскочила она (жутко надоело спорить с музыкантами). - Сказала же ещё днём: спою. Потом не жалуйтесь!..
      Сама подумала: "Авось, пронесёт!" - и широко распахнула дверь.
      Евдокия Михайловна, обшарила комнату глазами:
      - А, так оно у вас, слава Богу! Виталий Олегович спросил, а я думаю, куда делося? Стояло же на месте вчера...
      Речь шла о кресле, которое рано утром Василиса без разрешения утащила из гостиной "чащи" к себе в комнату - так оно ей приглянулось.
      В дверном проёме показалось улыбающееся лицо хозяина. Повариха тут же исчезла.
      - Для вас - абсолютная свобода действий! - радушно сообщил он. - Хоть на улицу вынесите. Ну что, прошу к столу?..
      Чего только не было на столе!
      Хозяин не стал дожидаться, чтобы в разгар трапезы погас свет: он принёс сверху из своих апартаментов и поставил на стол деревянные подсвечники. Все три - того же происхождения, что мебель: сталактиты оплавленного воска взросли на изогнутых корягах.
      Василиса тут же начала их отковыривать.
      - Оставьте, я потом попрошу очистить, - не так понял её Виталий Олегович, - всё равно сейчас опять зальются.
      - Мне - для дела, - объяснила Василиса хозяину. - Пока Святки не кончились, надо успеть кое-что. А то завтра - Крещенье.
      - А вы умеете? - не удержалась спросить молчавшая до этого Евдокия Михайловна, накладывая в тарелку Василисы какое-то фантастически пахнущее кушанье. - Есть много способов...
      Певунья только кивнула, улыбнулась в ответ. Обе расцвели. Взгляды их встретились и разбежались с тайным удовлетворением: заговор о ночном гадании - состоялся.
      Василиса почти не пила, хотя Виталий Олегович неустанно ей подливал. Захмелела от сытости. Враждебность по отношению к хозяину растаяла... Но его заботливое соседство по левую руку по-прежнему тревожило, как больной зуб.
      Она без радости отпела намеченную программу и с наигранным равнодушием выслушала от хозяина ряд сдержанных похвал.
      "Прям, куда тебе, наш чёрный дрозд, - так описывал его Бурханкин. Можно, это... заслушаться. Ежели только ты не малая пичуга... А то, это... легко в его певчий клюв угодить."
      Виталий Олегович сказал традиционные слова, за столом вновь стали наливать и говорить, говорить, говорить... О политике, о политике, о политике.
      Василиса встала, поблуждала немного по залу между кресел, скамеек и стульев. Когда на неё перестали оглядываться, вышла в бабий кут - то бишь на кухню...
      На гладкоструганной столешнице рядом с погасшей керосинкой дрожала слабая свеча.
      - Евдокия Михална-а-а!
      Ответом ей было лишь гуденье огня в печи. Хорошая печь - как сердце...
      Откуда-то из угольной черноты возник тёплый свет, восходя всё выше... Слава Богу, что Василиса остановилась у порога и не пошла вглубь: наверняка не разглядела бы открытый подпол и угодила бы туда прямо на голову поварихе.
      Бережно прикрывая ладонью вторую свечу, Евдокия Михайловна появилась из-под земли. Её согнутые пальцы были прозрачны, как ломтики айвы в сиропе.
      - Евдокия Михална-а-а! Это вы? - испуганно проверила певунья.
      - Кому ж ещё быть? Я вот за керосином лазала, чтоб хватило. Обещалася домой сегодня...
      Повариха поставила свечу на стол, закрыла подпол, взяла с пола банку и запалила лампу.
      - Значит, вы уходите? - разочарованно протянула Василиса.
      - Да вы, если не боитесь одна, можете сами. - И извиняющимся тоном добавила: - Мне своим тоже ведь надо к празднику...
      - Да-да, конечно, - поддержала её певунья, - я понимаю. Моя мамочка всегда готовила сочиво. А как мы колядки любили! Будто в лес по грибы шли. Полные корзинки пряников и сухарей собирали. Она их так смешно называла. Зобёнки, кажется?... Ваши ходят колядовать?
      - Не принято теперь, - вздохнула Евдокия Михайловна. - Вот и разучилися.
      - Ну и что же, что разучились? - возмутилась Василиса. - Нехитрое это дело - "таусеньки" петь! - и она заголосила:
      - Уж ты, клюква красна,
      Во сыром бору росла.
      Таусень, таусень!(
      Васька вдруг поняла, что в соседней комнате затих горячий хор мужских голосов: там стали прислушиваться. Сразу прихлопнув рот ладошкой, она фыркнула и пообещала:
      - Я вам после допою. Они у нас такие современные, такие "крутые"!..
      Повариха понимающе улыбнулась, жестом подозвала девушку к печи, доверяя самое дорогое - казанок и кастрюлю:
      - Вот тут всё им назавтра оставляю. Справитеся без меня?.. Я к двум пополудни прибегу. А может, вы чего вкусненького хотите? Я успею сготовить...