Вопрос был задан таким генеральским тоном, что двое в форме не посмели не ответить.
      - Ростовцеву просили передать из редакции, что задерживается выход следующего номера журнала, - сказал один.
      - И с книгой там не всё гладко... - неуверенно добавил другой, с маникюром, дохнул на пальцы и надел перчатки.
      - Вас закинули сюда, чтоб сообщить это?.. - изумлённо перебил Франц. Надо же, через военную базу издателя достают!.. Без него - нельзя?
      Робот-женщина объяснил:
      - Он вчера днём с ними разговаривал, обещал перезвонить. Ему из офиса звунят - аппарат отключён со вчерашнего вечера, с 2230.
      Франц машинально произнёс детскую памятку (дочь когда-то принесла из школы).
      - Против вони!
      - Какой вони? - не понял тот.
      - Надо говорить не звунят, а звонят... - исправил ударение Франц. Ну, и какая-такая необходимость?.. Что за срочность, как на пожаре?..
      - Откуда вы знаете про пожар? - подозрительно спросил широкоплечий. Вы гость?.. Вы приехали с ним?..
      Игорь Максимильянович "напустил туману":
      - Конечно, гость, и очень хорошо знаю его друзей! - Он сделал значительную паузу и вернулся к генеральскому тону: - У нас много общих знакомых... Ему из офиса на мобильный звонили? Мы сами - в неведении, относительно его местопребывания. Что вам известно?
      - К нам поступил сигнал от его заместителя. Ростовцев ехал сюда на выходные по делу: уладить какие-то последние вопросы с авторскими правами на книгу...
      Овчарка продолжала деловито надрываться. Доказывая свою профпригодность, она просунула голову между балясин и сквозь лай высматривала кого-то внизу. Двое в форме, следуя указанию её разъярённого носа, открыли вход в подклеть, скрылись за тяжёлой широкой дверью.
      На крыльцо вышла Евдокия Михайловна - в чём по дому ходила. Даже платок не накинула. Бурханкин выскочил следом с её шалью в руках.
      - Там не Василиса прибеглб на свою голову?.. - испуганно предположила повариха, перегибаясь через перила и пытаясь что-то увидеть внизу.
      Франц приложил палец к губам.
      Овчарка ощерилась, телом перекрыла ступени. Спуститься на землю оказалось невозможно.
      - И чего ты орёшь-то? - укоризненно спросил Бурханкин.
      Он тихо ей что-то пошептал. Франц с удивлением наблюдал, как собака, благодарно урча - будто получила мозговую кость - легла на живот, положила голову на лапы, глядя в зрачки Бурханкину, виновато скульнула и... затихла.
      В ночном небе вновь закружил вертолёт. Лизнув прожекторами двор, завис.
      Двое в форме вернулись за собакой.
      - У вас случайно танка свободного не найдёться? - ехидно спросила Евдокия Михайловна. - Мы тут заместо флигелька площадочку расчистили бы, вам же лехше: прям бы тут и садилися. А то с Поповой горки - досюда, всё ж с полкилуметра наберёться!
      - Нет необходимости, Евдокия Михайловна! Не каждый же день у хозяина офис горит. - С этими словами Франц твёрдо взял её за руку, передал Бурханкину и отправил обоих в дом.
      Она упрямо осталась, видно, хотела убедиться, что "связные" - точно уберутся со двора. Да и Бурханкин не уходил.
      Двое в форме пошептались, но сколько Франц ни напрягался, не смог разобрать ни слова. Его успокоила двукратно оттолкнувшая воздух мозолистая ладонь Бурханкина: мол, я всё слышу.
      - Вперёд! - глухо скомандовал тот, что покрепче, подстёгивая присмиревшую овчарку.
      Повариха великодушно достала из кармана фартука паёк, заготовленный для Франца, Рубина и Бурханкина. Двое в форме вначале отказались.
      - Нате уж, - сунула она за портупею тому, что поменьше, - не казённое, чай!..
      Со второго раза взяли. Ушли по колее, продавленной "джипом" Ростовцева. Вертолёт летел впереди, освещая путь.
      Франц недолго глядел им вслед. Когда двое в форме через сто метров свернули в лес, разрешил Бурханкину сказать:
      - Им там по рации сообщили, машина хозяина в лесу завязла...
      Игорю Максимильяновичу было необходимо задать ещё несколько вопросов Евдокии Михайловне и он пригласил её пройтись. Егерь тут же притащил драповое пальтецо поварихи.
      Вернувшись с прогулки, Франц немедленно попросил Бурханкина запрячь Орлика.
      В его отсутствие, он с помощью доктора Рубина перенёс из комнаты Василисы в кухню ореховое кресло-осьминога.
      Музыканты, наблюдая за манипуляциями, нервничали: Пётр - молча, Георгий - пробовал участвовать. Потащил мыть на кухню свой стакан в мельхиоровом подстаканнике, по свойски так спросил, не надо ли что помочь. Но поварихе "осталося только вытереть"... Обратился к Францу - у того сразу и второе ухо отказало. Тогда худрук вернулся в гостиную, предложил Петру сходить за гитарами - тот сослался на головную боль. Доктор же, глядя на предложенную колоду карт, спокойно разъяснил, что слишком азартен, поэтому компанию составить не может: запретил себе играть.
      Вскоре Бурханкин объявил, что сани готовы.
      - Марк Анатольевич, - Бурханкина-то Франц хорошо расслышал, - оставлю вас ненадолго: люблю, знаете, покататься перед сном! Надеюсь, вы рекомендуете, как врач?..
      Элегантную дублёнку Франца Бурханкин оценивал на сей раз с другой стороны: практически.
      - Одеться надо теплее. Завируха началась - враз заледенеть можно!
      Тут же продемонстрировал, как сам упаковался: бегавший накануне расхристаным, теперь почти дважды обернул круглое туловище огромным волчьим тулупом, подпоясался кожаным ремнём шириной в ладонь.
      - Отдай мне! - потребовал Франц.
      Бурханкин был готов раздеться. Лишь удивился:
      - А я как же?
      - Ты останешься, - невозмутимо заявил Игорь Максимильянович и указал на дверь: - Проводи меня...
      Погода действительно резко изменилась, как настроение неверной возлюбленной. Вот она дарила надежду на интимные ласки - и вот уже хлещет по щекам колким снегом.
      Егерь беспокоился:
      - Фима, ты сам-то справишься? Может, лучше я?..
      Он внимательно наблюдал, как уместятся в санях ноги Франца. Заметался по крыльцу, бегом спустился, подоткнул волчий мех с двух сторон. И суетливо наставлял:
      - Когда на тропу выедешь, поводья ослабь... Эх, лучше бы я!
      - Ну хватит, развёл семь вёрст до небес! Иди, быстро запри подклеть и возвращайся в дом, - гаркнул Франц. - И не забудь: в оба глаза гляди!
      Бурханкин послушался, но прежде подкатился к коню, огладил дрожащие ноздри, гриву, увернулся от его ласки и предупредил:
      - Быстро доедешь. Я Орлика попросил, чтобы шибче шёл...
      *** Бег по лесу
      Вскоре Франц окончательно уверовал в "слово" Бурханкина. Погонять коня не было необходимости: Орлик уверенно затрусил к дому Франца по лесной дороге, будто перед его ноздрями компас болтался. Через короткое, с комариный пир, время - замедлил шаг. Сани тут же начало заметать.
      Франц настороженно вгляделся в мутную темноту. Кто-то быстро двигался навстречу... низко пригнувшись... двое... Волчок и Фомка... Бежали не спеша, сосредоточенно, то и дело оглядывались, то опережали друг друга, то попеременно возвращались назад - в две нитки вышивали на снежном полотне какой-то замысловатый узор.
      (Как бы назвал это оследие Бурханкин, если бы увидел? И что рассмотрела бы в нём Диана Яковлевна?..)
      Сломя голову, спотыкаясь и падая, следом мчалась Василиса.
      Франц, отряхнул с себя сугроб, освободил ей место рядом.
      - Слава Богу, цела!..
      Псы бросились наперебой взахлёб рассказывать о событиях в его доме. Миролюбивый Фомка нахохленным загривком и обнажёнными клыками в этот момент соперничал по ярости с Волчком. Франц даже растерялся. Еле успокоил обоих.
      Повернулся к Василисе.
      - Ну что?.. Ко мне едем или к вашим?..
      - Туда, где все...
      Она перепугано дрожала. От страха и холода - непонятно от чего больше.
      Беря Снегурочку "под крыло", укутывая её в тулуп, Игорь Максимильянович виновато подумал: "Вот дурак, куртку-то мы от младшего "бойца" под стол заныкали!.. Но могла же накинуть что-то иное, на вешалке полно всего! Хотя, наверно, в голову не пришло. Эта, как моя Лизхен чужого не возьмёт..."
      Внутри - кто-то противненький, мохнатенький - скрипнул ему лешаковским скрипом: "Да ладно, будет тебе! Тоже мне, ангела нашёл! Лучше молодость вспомни да прижми девицу покрепче..." - Франц тут же двинул мерзавца по башке. Туго намотал на руку поводья.
      - Кто вас потревожил?..
      Василиса выкрикнула, тряхнув покрытыми изморозью волосами:
      - Да-а разве я знаю?.. Только чернильницы могу о стены шваркать... На большее не гожусь... Вместо того, чтобы подумать, понять... - захлебнулась обрывком фразы, печально ухмыльнулась. - Но у вас даже нет подходящей чернильницы! - Голос певуньи начал выделывать сложные пассажи, восходя к кульминационной точке: - Устала! Ничего не понимаю... Если бы не собаки... - и тут же грустно притихла: - Крёстная!.. Вот бы кто мне подсказал, что делать!.. Что же мне делать?..
      - Не печалиться! - посоветовал Игорь Максимильянович. - Как говорит одна моя знакомая: "Рыбьего жира с повидлом вкуснее - булка с изюмом..."
      - А я знаю другой рецепт, - рассмеялась ему в плечо Василиса: - "Лучше томатного сока с сиропом - кофе с корицей..." - Вот именно, я о своей крёстной говорю, о Диане Яковлевне... Она же была у вас, я точно знаю!.. Вы давно знакомы? Откуда у вас тетрадь?..
      Василиса посмотрела на Франца выжидающе, он на неё - скосив глаза. Между их скрещёнными взглядами, казалось, молния сверкнула. Стало теплее.
      Франц молчал. Певунья не понимала - рассердился или смущён.
      - Надо же! Мне крёстная не позволяла даже взглянуть, а вам подарила!..
      Франц был вынужден оправдаться сразу за двоих:
      - Да нет, блокнот случайно у меня остался. Ваша Диана Яковлевна осенью его обронила, когда флигель рассыпался. А я не позаботился адрес спросить, чтобы переслать... - Он перехватил поводья длинными пальцами в кожаных перчатках. - Значит, Диана Яковлевна... Так кто же вас вспугнул?..
      Оказалось, когда Франц и Бурханкин оставили её одну в доме, Василиса первым делом пошла в кабинет за тетрадью в кожаном переплёте.
      - Вы сами предложили "чувствовать себя, как дома", - хотя в её голосе зазвучали нотки извинения, Франц понял: лукавит, говоря, что - не нарочно. - Я не нарочно, я только заглянула в ваш кабинет и сразу увидела дневник. Я же его давно в лицо знаю...
      - Ну, любопытством-то вы точно на мою Лизхен похожи, - заметил Игорь Максимильянович. - И что дальше?
      - А потом кто-то стал в дверь ломиться... - Василиса заново переживала страх. - Я включила телевизор на полную громкость: как будто бы - народ в доме. За дверью всё стихло. Мы немного ещё посидели и решили пойти к вам навстречу.
      Франц хмыкнул: ничего себе "пойти"! Летели, как пёрышки в бурю!
      Собачьи морды вдруг развернулись в ту сторону, откуда псы только что прибыли. Загривки вздыбились, сигнализируя о близкой опасности.
      Василиса глянула на своих рыцарей и вновь затрепетала.
      - Волчок, Фомка, что там? Неужели опять? Я думала, миновало...
      Франц вспомнил: где-то неподалёку бродит Лесной Хозяин...
      - Что значит "стал ломиться"?.. Вы не открыли, и что - взламывать начали?..
      Василиса хотела ответить, да ветер и снег забили слова обратно в рот. Пока ехали, поднялась вьюга. В лесу-то было не так заметно, но на открытом пространстве - во дворе Большого Дома - метель гуляла вовсю.
      Банька в углу по самые брови закуталась в пуховую шаль. Белоснежные края свисали с крыши до окошка, норовили ухнуть вниз. Развалины флигеля залегли под курганом, наметённым за семь минут.
      Венчал его снежный шатун, которого Василиса воздвигла тут вчера. Теперь он издали молча взирал с пенька на подкатившие сани. Франц был слишком погружен в думы, чтобы обсуждать с автором достоинства и недостатки скульптуры.
      *** Отец и сын
      Возвращение Василисы было воспринято как явление настоящей певицы.
      Общий хор музыкантов дружно сказал: "О-о!"
      Пётр, который всё маялся без дела, кинулся навстречу:
      - В-васька! Н-ну наконец-то!.. К-ка-ак чувствуешь себя?..
      - Чувствую! - односложно ответила она.
      Не обидев, не дотрагиваясь, он взглядом провёл по двум прядям. К ним прочно пристало серебро Деда Мороза. Поседела.
      - П-под чернобурку?..
      Певунья стряхнула его тревожный взгляд с головы, подскочила к окну. Продышала лунку в белом узоре. Рассмотрела.
      - Ага. Новый имидж. Рядом будем лучше выглядеть... - Резко отвернулась от зыбкого отражения. - Ты-то как, Белый?
      - В п-порядке...
      Пётр оглянулся на Георгия, ещё не выбравшего линию поведения. Видимо, тот решил присоединиться к радости: тон его вопроса был вполне сносным.
      - Оклемалась? Как тебе местное здравоохранение? Отвечает достижениям современной медицины?
      - Тебе бы не понравилось! - отрезала Василиса. - А где Евдокия Михайловна?.. С ней ничего не случилось?..
      Пётр приобнял певунью за плечи. От волнения челюсти его как склеило ириской, окончательно замкнуло. Пытаясь что-то сказать, он только сильно морщился.
      Василиса выступила просительным тоном:
      - Игорь Максимильянович, вы же сами говорили: утро вечера...
      Но Франц уже всё решил.
      - Я знаю, что вы устали, знаю, что напуганы... Но если отложить до утра, боюсь, разговор может не состояться. Вы не обязаны участвовать, просто побудете тут с нами. "Мучительнее всего - запятая вместо точки!", напомнил он ей мнение Дианы Яковлевны.
      - Потерпи, девонька, недолго осталося, - сказала Евдокия Михайловна.
      Теперь кресло Василисы перекочевало с кухни - в столовую. Устраивая певунью поудобнее, повариха взбила на сиденьи огромное пуховое облако в лоскутном одеянии, подложила под ноги скамеечку, укутала "девоньку" пледом и вручила в руки горячую чашку с завтрашним компотом.
      Виляя хвостами, Фомка и Волчок улеглись рядом - прочно настороже.
      Франц вежливо предложил присутствующим:
      - Присаживайтесь, наконец. Давайте закончим с этим побыстрее, не то главная героиня уснёт. - Он повернулся к поварихе. - Надеюсь, не как вчера?..
      Евдокия Михайловна расстроилась, даже рассердилась:
      - Я объясняла! Термос заготовила для бани, оставила всего на минуту...
      - Да-да, всё правильно, голубушка! Прошу прощенья: не хотел вас обидеть! - Он присел на край стола... Сложил на груди руки... Обвёл взглядом общество, возвышаясь над всеми... Остановился на докторе Рубине.
      - Большая удача, Марк Анатольевич, что вы сегодня с нами...
      "Долго, Игорёша! - позёвывая, молча подстегнул его тот. - Больной давно бы помер! Давай к делу!.."
      И тогда Франц сосредоточил всеобщее вниманье на Георгии.
      Раскачка худрука на безобразную откровенность была бесконечной, мучительной и столь же безобразно-откровенной.
      - Что вы были должны?... Деньги?... Поступок?... Сведенья?...
      Георгий возмущённо отмалчивался.
      - Это же Ростовцев велел вам привезти сюда Василису! Вы подумали, естественно - для развлечения. Зачем ещё?! - Указательный палец Франца излучал сокрушительную энергию. - Вы посчитали плату за успех - вполне реальной...
      - Паранойя!.. - презрительно отвернулся тот, демонстрируя правильно облитый волосами затылок.
      Франц невозмутимо вперил в него взгляд, потемневший, как ночной лес.
      - Глупости! Сейчас же всё расскбжете!
      Бурханкин терпел-терпел да и выпалил:
      - Я, это... Слышал я, как вы с хозяином сговаривались!.. - он подбежал к Францу: - Я тебе, это.. сказал, что не видел... Но я же слышал!.. Голос-то слышал!.. Кто ещё мог?.. - Егерь задумался. - А, знаю, кто!..
      Бурханкин гораздо позже Франца догадался, что завхоз Большого Дома и худрук коллектива - родственники, хотя увидел их вместе гораздо раньше. На людях это никак не было заметно по их поведению.
      Глава двенадцатая
      Хозяин Большого Дома
      Скрывавшийся в запертой каморке подпола завхоз Тарас Григорьевич Орлов оставил свою конуру и присоединился к званым и незваным гостям Большого Дома.
      Он делал вид, будто не понял, что его нарочно на время изолировали. Что это ветром прибило дверь подклети, а не оглобля её подпирала. Что повариха на люке топталась, а не кресло мешало выбраться из подпола. Вобщем, что находится он среди людей - по своему желанию, а не с позволения Франца.
      - Сына, что тут у вас происходит?.. - заметил он как ни в чём не бывало.
      Георгий кисло сморщился. Было видно: не испытывает особого удовольствия от родства.
      - Да вот, - еле снизошёл он, - кое-кого интересует, почему мы здесь оказались...
      Пётр в который раз попытался объяснить ситуацию:
      - Группа выступает давно. Может, мы и не столь широко известны, но, п-поверьте, именно теперь, с В-васькой, способны занять в мире эстрады свою "нишу". П-по крайней мере, её песни...
      - Да бросьте вы! - вдруг завёлся Тарас Григорьевич. - Какая ниша?.. Он вытащил из кармана телогрейки плеер и переключил звук с наушников на динамик. Зазвучало бравурное страдание девочки по мальчику. - Вот это вещь! Хоть с электричеством слушай, хоть при керосинке!..
      - Ну, если речь идёт о в-вашем п-плеере, - заволновался Пётр, - я согласен: батарейки - в-вещь незаменимая. А у нас такая б-батарейка В-васька. - Он положил руку на плечо певуньи. - Целая электростанция!
      - И что вам дало это "приобретение"? - заспорил Тарас Григорьевич. Много вы зарабатываете?.. Много гастролей наездили?.. Во многих странах отдыхали?..
      - Все ведь слышали, как она поёт!.. - невпопад отметил Бурханкин.
      Игорь Максимильянович пока так и не слышал. Но не вмешивался: ему было важно знать, куда заведёт или на что выведет спор.
      - Что там она поёт?! - возмутился завхоз. - Кому это интересно?.. Ни рожи, ни кожи! Вот и мотаются по провинциям. Даже и сюда бы не приехали, если бы не я!..
      Тут уж Франц вмешался.
      - Интересно, откуда вы - здесь у нас в провинции - узнали об их существовании, раз они такие неуспешные?..
      Тарас Григорьевич ухмыльнулся, как незадолго до этого - Георгий.
      - Видите ли... э-э... Игорь Максимович...
      - Максимильянович! - много суше, чем его сыну, напомнил Франц.
      Марк Анатольевич догадался:
      - Уж не от её ли крёстной выяснили?..
      - А что тут удивительного?.. Диана сама всё лето хвастала: такая уж она замечательная, таким её богатством природа наградила!.. - Тарас Григорьевич зыркнул на Василису, приспустив тёмные очки. Живой жёлтый глаз плотоядно поскрёб одеяло, укрывшее певунью. - За этим - ясно же, что стояло: жалоба, что девку затирают, что без блата ей не пробиться!
      Франц теперь многое понимал. Тон его становился всё более деревянным, а глаза - всё более непроницаемыми - окна спящего дома.
      - И вы взялись помочь?.. Просто так, по доброте душевной... Или вы у хозяина отвечаете ещё и за культурную программу?..
      Доктор Рубин усмехнулся:
      - Да нет, всё правильно! Раз певица - электростанция, значит, Тарас Григорьевич сработал как отопитель и не вышел за рамки служебных полномочий...
      - Ну и что?... Такие дела всегда делаются через родственников, в крайнем случае - через знакомых! - Завхоз указал на Георгия. - Тем более, так совпало: сын же!..
      Франц спросил равнодушно:
      - Виталия Олеговича давно знаете?
      - Ростовцева? - Тарас Григорьевич вальяжно взмахнул рукой и многозначительно произнёс. - Уж знаю!..
      Франц грозно завис над ним:
      - Почему Ростовцев скрывался у вас в котельной прошедшей ночью?.. Что он замыслил против Василисы?.. Вы знали?
      Тот юлил, начал тянуть время... Но Игорь Максимильянович окончательно припёр его к стенке:
      - Почему вы участвовали в этом? Ведь и ваш сын мог отравиться?..
      Бронза Георгия в один момент утратила лоск, превратилась в медь и позеленела. Он уставился на отца, по рыбьи разевая рот. Долго мучился лицом.
      Завхоз попытался его успокоить:
      - Что ты, Гоша, я прекрасно знал, что тебе не грозит... Иначе, разве бы я позволил?..
      - А так - п-позволил, значит... - откомментировал Пётр.
      Георгия прорвало:
      - Ах, ты ж старый... негодяй!.. То-то, смотрю, манишку надел!.. Дирижировать парадом захотелось!.. - он искал сочувствия у Василисы. Представляешь, ни копейки алиментов, мать одна колотилась на трёх работах, а этот вдруг с лета - дружить вздумал: то ему с протезом помоги, то приезжай с выступлением, заработаешь...
      - Гошаня, сообрази: мы же недаром с тобой тут почти всю ночь просидели, прокалякали, - оправдывался отец. - Я для тебя же и старался!.. Эта певичка вам только мешала. До неё - ты вспомни, как вас до неё везде приглашали. - Он обратился к Марку Анатольевичу. - Во Дворце Молодёжи однажды выступали. Шумный успех!.. И что теперь?.. Был бы я, как прежде, завклубом, даже к себе ни за что бы не позвал! Да вы у Гоши спросите, он давно составил мнение о ней. А держит возле себя лишь за...
      Василиса вспыхнула, сама прокричала в сердцах о наболевшем:
      - За мебель он меня держал... В качестве ширмы... Сам тишком любовников себе ищет... Гонза, как же тебя угораздило?..
      - Будто ты не знала!
      - Понятия не имела!.. Только догадывалась, а спросить... - она прикрыла глаза.
      Её руководитель вызывающе приосанился.
      - Что здесь такого? Интеллигентные люди знают: многие талантливые известные... - он начал горделиво загибать пальцы: - Вебер, Чайковс...
      - Не звезди, сладенький! - резко оборвала его Василиса, вся запылав, но улыбаясь жемчужно. - Ты бы ещё сравнил себя с Наполеоном... Чайковский мучился от этого всю жизнь. Для нормального человека это - беда, наказание.
      Он начал томно возражать:
      - Это даёт творческой душе порыв...
      Василиса оборвала дискуссию о видах любви и творчества.
      - Успокойся, ты к ним не относишься. Ты - простой развратник!... обернулась к Рубину, сидевшему за её спиной. - Доктор, передаётся содомский грех по наследству?
      Рубин нахмурился:
      - Вы от него ребёнка ждёте?..
      - Слава Богу, нет! Просто интересно, откуда ноги растут... - и она бросила взгляд в сторону завхоза.
      Тарас Григорьевич вдруг выпалил:
      - Видишь, недаром я всё время говорил: совсем она тебе не пара! Ни по зодиаку, ни по имени. Если уж взяла псевдоним, назвалась бы не Василиса, а, например - Георгина. Представляешь, со сцены бы звучало: "Выступают Георгий и Георгина!"
      Франц и Бурханкин молниеносно переглянулись, как громом пораженные. Будто Селена с того света заговорила...
      Бурханкин не выдержал, выскочил на кухню.
      Завхоз продолжал возмущаться в сторону певуньи.
      - Никакого уважения к старшим, не говоря уж о пользе.
      - Не оправдала В-васька твоих надежд, - брезгливо сказал Георгию Пётр. - Теперь ясно, п-почему ты так активно п-против неё со вчерашнего дня в-выступаешь...
      Франц поинтересовался у завхоза:
      - Надежд не оправдала, зачем же травить? Или вас чей-то пример вдохновил?..
      Тарас Григорьевич суетливо протёр пальцем протез, тот выскочил от нажима, подкатился к креслу, уставился на Василису. Георгий поднял стеклянный глаз, вернул.
      Завхоз виновато запрятал его в карман, и сказал сыну:
      - Всё же есть от неё польза, даже вполне реальная! - Он вновь занялся своим плеером, перемотал плёнку, опять запустил со словами: - Теперь нам с тобой, Гошаня, никакой Виталий Олегович не страшен. Не сможет он над нами висеть. У меня здесь такой на него матерьяльчик имеется!..
      *** Охотник и дичь
      Из динамиков раздался взволнованный голос Василисы.
      - Что вы собираетесь со мной обсуждать?..
      - Меня беспокоит твоё материальное положение, - покровительственно "тыкая", ответил ей хриплый мужской голос.
      - Это - Ростовцев, - вслух узнала его певунья.
      - Не гоже певице с твоими данными: с таким голосом и оригинальной манерой исполнения, - продолжал тот, - с творческим потенциалом - ишачить на бйздаря с амбициями.
      - Я ни на кого не ишачу, как вы изволили выразиться. Мне нравится моя жизнь и моя работа.
      - В жизни всегда нужны перемены, - настаивал хозяин. - Ты станешь отрицать, что во многом нуждаешься?.. Прежде всего - в понимании... Разве Георгий предоставил тебе ступень для взлёта?.. Да что он может, кроме как задницей перед мужиками вертеть?.. Не красней и не делай возмущённое лицо! Я слишком хорошо знаю о его наклонностях: красавчик у меня учился. И ты должна знать, даже если он снисходит до тебя с высоты своей неординарности.
      - А вам-то что? - осторожно спросил голос Василисы.
      - Будешь петь в элитных клубах, сделаем тебе диски, клипы...
      - Нет, вам-то зачем?.. Хотите расплатиться за фамильные вензеля?.. Кстати, вы так и не ответили, откуда они у вас?..
      В записи наступила небольшая пауза. Даже не видя хозяина, чувствовалось, что ответ старательно обдумывается.
      - Обстоятельства диктуют, чтобы ты ни в чём не нуждалась. А я могу дать тебе нормальную жизнь. И материальную, и творческую. И чем скорее ты это поймёшь, тем будет лучше для нас обоих.
      Далее в разговоре снова наступил перерыв, но не бесшумный послышалась какая-то возня, прерывистое тяжёлое дыханье, звонкий шлепок, сдавленный возглас Василисы: "Мерзавец!.." - и голос Евдокии Михайловны:
      - Василисушка, не поможете мне с посудой?.. После ужина никак не закончу, а мне ещё домой надо поспеть.
      Видимо, певунья выскочила из столовой в бабий кут, потому что дальше слышался лишь голос хозяина.
      - Евдокия Михайловна, я тут, видимо, чем-то случайно обидел нашу юную гостью, - говорил Ростовцев с усмешкой. - Вы уж, будьте ласковы, задержитесь ненадолго. Затопите нашу баньку. Хочу загладить невольную вину, а не знаю - чем же ещё?.. И кто, кроме вас, такой замечательный пар делает?..
      Наверное, повариха согласно кивнула, и он продолжил:
      - Вот и огромное вам спасибо!.. Сам я, к большому сожалению, должен уехать, перед ужином мне звонили из Москвы - дела ждут!..
      Раздалось вкрадчивое покашливанье завхоза.
      - Как тут у вас?.. Не помёрзли?..
      Дальше голоса стали глухими и неразборчивыми - словно из-за пазухи. Видимо, завхоз припрятал свой плеер-диктофон, который "забыл" после ужина на столе. Потом всё смолкло...
      Василиса уставилась в точку, будто её это и не касалось. Пётр присел на один из многочисленных подлокотников чудного кресла, положил ей руку на плечо.
      - Не трогай, заразишься, - она резко сбросила его руку. - Господи! Мне же теперь за всю жизнь не заработать, чтобы на мыло хватило!..
      Георгий снисходительно оглядел Василису, Петра, затем папашу.
      - Ну, и какой во всём этом криминал?..
      - Нет, я тебе дальше прокручу! Там - самое интересное, основное, почему он... Ну, слушай...
      Голос Ростовцева теперь сопровождался лязганьем: разговор происходил в подклети и Тарас Григорьевич параллельно занимался котлом.
      - ...Гошку своего как-нибудь отвлечёшь...
      - А Пётр?.. У них же тогда ансамбль порушится, - ответил голос завхоза.
      - Этот нужен для достоверности. Гитаристов сейчас - как собак нерезаных. Найдёт твой Георгий нового - и не чихнёт! Я его узнал получше твоего. Ты-то вспомнил о сыне лишь когда со мной захотел развязаться.
      - Ну, Виталий Олегович, зачем вы так. Я всегда следил за его успехами. И, когда услышал, что у них появилась Василиса, и как её зовут - сразу о вас вспомнил...
      Тут в плеере начались какие-то помехи.
      Завхоз покрутил регулятор громкости, потом сделал пренебрежительный жест в сторону певуньи и произнёс, озвучивая собственный хрип с плёнки:
      - Она же - Ольга Артемьевна Попова - та самая, кого вы так разыскиваете.
      Голос Ростовцева также был слышен с трудом:
      - Разве я не говорил тебе тогда, почему он мне так приглянулся?.. Ничего же в нём особенного!
      - Это он о доме говорит? - спросил Франц.
      Тарас Григорьевич кивнул и выключил: хрип стал ужасающим.
      - Спасибо, хоть не зажевал. Всё, кронты, батарейка села! констатировал он.
      Василиса подскочила, вырвала у завхоза плеер, быстро вынула кассету, а плеер тут же вернула и попросила Петра:
      - Белый, принеси ему взамен чистую.
      - Какое вы имеете право?.. - почти в один голос негодующе воскликнули отец и сын.
      Василиса спрятала кассету в джинсы, вновь плюхнулась в кресло, закуталась в одеяло. Георгий сделал к ней шаг. Фомка и Волчок угрожающе заворчали.
      Франц поощрительно кивнул, потом - со своим обычным выражением (вернее, отсутствием такового), потребовал:
      - А вы нам - своими словами. Что поведал Ростовцев?..
      Любопытство Георгия, видно, было настолько сильно задето, что он поддержал Франца.
      Да и Пётр, и Василиса, и Евдокия Михайловна, - ждали продолжения. Даже доктор Рубин не остался равнодушен, хотя пока ещё трудно было понять: речь шла о человеческих жизнях или о жизни дома.
      Франц крикнул на кухню:
      - Егор Сергеевич, чего ты там один?.. Иди к нам.
      *** Пропавшее завещание
      - Ростовцев же заделался писателем, имея доступ к архивам, - начал завхоз. - Прежде всего - сделал себе Имя на шумных разоблачениях. Когда кроме имени Виталий Олегович захотел ещё и денег, открыл собственный эстетский журнал. Последнее время жаловался, что прибыль невелика, но я-то знаю: иной раз крупно выгадывал, умело решая: про кого и что печатать, а о ком умолчать.
      - А как же его пускали в архивы? - спросил Франц.
      - Попробовали бы не пустить, - усмехнулся Георгий. - Этот мог такую "звонь" поднять в прессе!.. Он многих в руках держит.
      Франц понимающе прищурился.
      Завхоз увлёкся: ему не терпелось разоблачить хозяина.
      - Так вот, он по привычке изредка захаживал в хранилища: промышлял темами для своих литературных трудов...
      Франц, глядя на Василису, обратился к Бурханкину:
      - Вот так, Егор Сергеевич, учись! Кто-то рожает по ночам, а кто-то под ногами находит...
      - Мужик! Мне вчера тётя Дуся сказала, я сама не догадалась, - заметила певунья. - Ему природой противопоказано. Мужику рожать - себя ронять! - она съёжила нос. - Хотя скоро эти и рожать захотят вместо нас. Мы будем лишь для... А для чего?.. Нй для чего... Будет население однополых.