Когда шторм утих, оправдания Франца посыпались в форме вопросов:
      - Как вы с Евдокией Михайловной их нашли?.. Что они делали?.. Они были вдвоём?..
      - Втроём. Молочко с Циклопом выпивали, - ответил доктор. - Петр выглядел хуже: очень болела и кружилась голова, всё ещё тошнило. Я ввёл ему глюкозу, заставил снова попариться в баньке, пока всё здесь выветривалось. Ему совсем полегчало.
      - А второй?..
      - Знаешь, удивительно: Георгий практически не пострадал. Но ведь были в одном помещении!..
      Франц удивился:
      - Разве нужна глюкоза при угорании?
      - Да понимаешь, симптоматика не совсем обычная, больше даже похоже на отравление ртутными парами, - прищурился доктор Рубин. - Но здесь другое... Ты-то зачем примчался? Что ещё за Василиса?.. Они всё ругались из-за неё, а я так и не понял.
      - Да так, солистка из ансамбля, - врать доктору Франц не хотел.
      Доктор Рубин не настаивал:
      - Опять коротаешь досуг, изучая "несчастные случаи"?.. Народ гуляет, а нам с тобой - расхлёбывать!.. Не растормоши егерь их вовремя, я бы точно не понадобился.
      - И что ведь интересно, - задумчиво произнёс Франц, - опять Циклоп рядом...
      Марк Анатольевич оживился:
      - Он сейчас придёт, побежал вниз котельную проверить... Так обрадовался, меня увидев! Сразу начал на мочу жаловаться: цвет ему не нравится! Огурец! Я его летом направил в столичный центр глазного протезирования. Предупредил, правда, что бесполезно, огромные очереди, цены - неподъёмные, но этот - добился! Вернулся с протезом! Да ну его, он мне ещё тогда надоел. Как ты-то себя чувствуешь? Не пора ко мне заглянуть - на самом деле, а не в качестве легенды для музыкантов?..
      Франц покачал головой:
      - Сейчас не обо мне речь, я - в относительном порядке. Много двигаюсь, дышу воздухом с утра до ночи... Ну что - я?.. Лучше расскажите, как с вашей лицензией обстоит, закончили оформлять после первого отказа?
      - Жду не дождусь! Второй месяц обещают. Всё "вот-вот".
      - Вот мерзавцы! Ведь мы когда заново сдали документы, в середине августа?... - возмутился Игорь Максимильянович.
      Беседа перешла в традиционное русло: ругань крючкотворов. Буря окончательно миновала.
      - Пора ещё укольчик сделать, - поднялся доктор.
      Пока он, захватив саквояж, находился в столовой, Франц быстро обследовал гостевые комнаты, потом прошёл в бабий кут.
      Бурханкин слышал всё, что наплёл музыкантам Франц - до единого слова! И теперь с ещё большим уважением посматривал на Фиму: он бы так не смог!..
      Франц улучил момент, когда повариха Евдокия Михайловна отвернулась:
      - Ты ей сказал, где Василиса?..
      Бурханкин кивнул, потом замотал головой.
      - Ни-ни-ни! Только, что в надёжном месте, но...
      - Всё. Позже!
      Повариха подошла и без остановки начала перечислять наличие продуктов.
      - Чем вас угостить?..
      - Голубушка Евдокия Михайловна, - тактично прервал Франц её кулинарное красноречие (кстати, в "голубушку" она моментально превращалась для всех, кто пробовал её стряпню), - лучше скажите, черника у вас есть?
      - А как же! Варенье.
      - Вам доктор говорил, что там витаминов для Петра - бездна?..
      Повариха кивнула:
      - Не волнуйтеся, обязательно дам. Ему - обязательно!
      - А завтра, - продолжил Франц, - потчуйте их, чем ваша бесценная фантазия подскажет. Мы с Егор Сергеичем проводим доктора, там и заночуем...
      - Утречком наведаемся, - подхватил Бурханкин. - Вы Орлика кормили?
      - А как же! И его покормила, - категорически заявила она, - и вас так не отпущу! Доктор хоть что-то перекусил, а вы всё мотаетеся туда-сюда. Эти едоки, - она кивнула в сторону гостиной, - только продукты переводять. Одному пока вообще не впрок.
      - Я видел, - кивнул Франц. - Но мы же не за шатуном в лес - в райцентр едем.
      На все возражения она требовательно заявила, понизив голос:
      - Не поедете, пока с собой не соберу! Василисушке что-нибудь передадите. Какая там у неё еда! Бедная девонька, - вздохнула повариха, - и как это случилося?..
      Франц обрадовался возможности перейти к делу:
      - Что же случилось, Евдокия Михайловна, расскажите?.. Погодите минуточку. - Выглянув прежде в столовую, он плотно прикрыл дверь. - Что вы об этом знаете?..
      Повариха стояла, поёживаясь.
      Унылая одежда, что бездарная критика: уверенности не прибавляет! Ну как может чувствовать себя женщина в вязаной кофте цвета осенней земли, застёгнутой поверх вяло-синего, будто сквозь дым, безжизненного платья?!.. И эти тёмные рейтузы, заправленные в носки собачьей шерсти, что робко вылезли из таких же серых валенок с обрезанным голенищем... И этот жуткий сизый прямоугольный лоскут с одним карманом - так называемый передник...
      Оденьте наших сельских женщин! Разве они не заслужили?!.. Разве так трудно: красиво, удобно, прочно и - недорого?.. Им же не кимоно нужно. Родные, голубушки, жаль, я не художник!.. Мужчинам всё-таки проще. Вот Бурханкин - не большого достатка, а как живописен в своих "гуманитарных" одёжках: в свитере с растянутым горлом поверх байковой фуфайки с немыслимой фиолетово-желтой клеткой! Горнолыжные штаны! Сапоги-аляски на каучуковом ходу! (Извините за журналистику, просто - зло берёт!)
      Евдокия Михайловна спрятала глаза, расправляя передник.
      - А что я могу знать...
      Франц спросил конкретнее:
      - Ну, например: где ночевала Василиса, где - вы... где были все остальные после бани. Вобщем - всё, что вы по поводу этого можете сказать!..
      Он уже был не благодарным почитателем её талантов, но - настырным, въедливым следователем (хотя, если разобраться, не имел на это никакого права, кроме желания помочь и - чтобы больше его не беспокоили).
      Повариха так толком ничего не разъяснила, отговорившись, что ушла спать рано.
      Игорь Максимильянович не отставал:
      - Почему вы сказали утром, что она не угорела?
      - Так я ж её ночью в баньку перевела.
      - Вот так-т?к! С чего это вдруг?..
      - Она... Там тёпло... - Евдокия Михайловна опустила голову, не закончив фразу.
      Франц продолжил допрос:
      - Где вы сами ночуете, если остаётесь здесь?
      - В баньке и сплю, - заладила повариха, - там тёпло после мытья. Долго остываить.
      Казалось, она была бы рада увести разговор в другую сторону, но "законник" не успокаивался.
      - А если баня не протоплена, тогда где?
      - Дак ведь комнат хватаить! Ежели хозяин тута, в кухне и сплю. Когда отлучиться, как теперь, - в горенке, где Василиса. Тогда целый дом нет нужды снизу отапливать, а этим двум каморкам от печи тёпло. А когда он совсем уезжаить, так я тоже - к своим, домой.
      Её говорок усилился, обволок слушателей, как аромат кедровника.
      "Похоже, она сильно волнуется... Интересно, почему бы это?" - подумал Франц. Мягко спросил:
      - Часто хозяин так отлучается?
      - Бываить.
      - И что, когда Виталий Олегович в городе - здесь никого не остаётся?
      Оставив фартук в покое и взяв себя в руки, Евдокия Михайловна ответила.
      - Зачем "не остаёться"? Тарас Григорьевич долж?н тут неотлучно находиться... Только не любить он... А уж как медведко появился - так уж и тем более!
      - А сам Тарас-то Григорьевич был здесь?
      - Ввечеру парился.
      - Он где обычно спит?
      Повариха ткнула пальцем в стенку.
      - Когда снизу топить не надо - в той, где музыканты расположилися... Когда весь дом надо греть - в подклети. Там котельная. Кто его знаить... Когда как...
      Бурханкин тут же встрял в разговор:
      - А вчера?
      - Должно, внизу... Да мне - к чему? Я девоньку уложила, а сама пошла моих проводить. Мои вчера прибегли, как узнали, что я домой не могу...
      - Хозяина уже не было? - спросил Франц.
      Евдокия Михайловна кивнула.
      - Должно, на лыжах ушёл, машина - как стояла, так и стоить.
      - Можно мне в подклеть заглянуть?
      - Отчего ж нельзя? - ответила понятливая повариха. - Вы ж не просто так, на ночь глядя примчалися... Погодьте, я гляну, где Тарас. Кажись, он снаружи в столовую прошёл.
      *** Ловушки и силки
      Подклеть представляла собой несколько различных помещений для хозяйственных нужд. В самом большом, гаражном, по правую руку от входа, радостно зафыркал Орлик. Рядом, за перегородкой, в углу был свален разнообразный инвентарь. Там же стояли сани.
      По центру располагались три другие клетушки. Одна из них как раз являлась погребом - с лестницей прямо в дом (через этот ход Франц и Бурханкин спустились), другая была заперта (Франц безуспешно подёргал ручку), третья - кабинка туалета.
      Больше всего оказалась обжита котельная, слева от двери и напротив гаража. Здесь у Тараса Григорьевича, оказывается, и было оборудовано место отдыха: возле котла приютился грубо сколоченный столик с остатками пищи, по одну сторону от него - длинный топчан, накрытый пледом поверх голого матраса, по другую - старая, но вполне пригодная для спанья оттоманка (кстати, чисто застеленная).
      На топчане валялся плеер завхоза, а того самого не было.
      - Пойдём наружу, - сказал Франц.
      Охотники стояли на дворе Большого Дома. Вечерело. Только-только село солнце. Потухли бриллиантовые сугробы. Из трубы порванным в боях флагом развивался дымок.
      Франц вдруг откуда-то издали ощутил запах талых ручьёв и мокрых перьев.
      - Чуешь? - спросил он егеря.
      Тот коротко и часто втянул воздух носиком-башмачком, покосился на бледные ноздри Франца.
      - Слушай, Фима, зачем тебе собака, с твоим, это... нюхом?..
      Франц вдоль заснеженных кустов крыжовника медленно продвигался к развалинам. Бурханкин шёл за ним - след в след:
      - Давай, покажу, где я нашёл Василису!
      Поджимая по очереди ноги, Франц внимательно разглядывал всё кругом.
      - Слушай, дурака ведь валяем! Ради чего мы ходим-мёрзнем?..
      - Ну, Ф-фима, - возмущённо пропыхтел Бурханкин, - то есть как?..
      - Сам посуди: весь сыр-бор из-за взаимоотношений троих человек... Ну, зуб имеют на девицу - у мужиков, которых отшили, такое часто встречается... Тем более, она ещё и баллады придумывает вместо шлягеров...
      - А Михална?..
      - Ну и что? Подумаешь, попросила тебя увезти Василису!.. Примстилось что-то, сон плохой видела - тоже вполне понятно. - Франц решительно повернул к дому.
      - Тогда скажи, где хозяин?.. И почему я нашёл Василису не в доме, а вон тут? Я тут аккурат вчера утром капкан ставил.
      Бурханкин указал место - совсем близко от пня, на котором восседал снеговик-медведь.
      - И что?.. Что ты хочешь?.. Я замёрзну тут. У меня сапоги - дрянь. Ты бы лучше куртку её нашёл!..
      - А руки чем у неё были запачканы? - продолжал доказывать Бурханкин в раздражённую спину Франца. - Я сам в раковине, это... красное видел!.. Фима, я чую: он, это... не просто так ушёл!...
      - Никто не волнуется, он один вечно всё "чует"!.. - Франц опять "сделал стойку". - Чего же раньше не сказал?.. А я уж было поверил этой снегурочке...
      Бурханкин неожиданно звонко крикнул:
      - Всё равно, Фима, я знаю, она не, это... Ничего плохого не могла!.. И глухо добавил: - Потом, не моё это дело... Вмешался уже один раз...
      Францу не надо было объяснять, о каком "другом разе" шла речь. Он миролюбиво заметил:
      - Ладно, повариха ведь не переживает из-за пропажи журналиста?..
      - Но зато она сказала: "бедная девочка"! И потом... Диана бы зря тебя не стала звать!.. - возразил Бурханкин, теперь сильно смахивавший на свой снеговой портрет у крыльца.
      "Что невыносимо - когда из Галатеи хотят сделать куклу..." - Франц смолчал, помогая Бурханкину отряхнуть налипший снег.
      С неба что-то пророкотало, угрожающе приближаясь. Франц задрал голову. Чуть не упал и вспомнил: Василиса описала точно такой же эпизод.
      - Чего это вдруг здесь вертолёты разлетались? Ну ладно, пошли. Поспрошаем музыкантов, ещё раз всё проанализируем, разложим по полочкам... Что ты на ворота уставился?..
      - Фима, где машина? - Бурханкин остолбенело хлопал глазами, ожидая грома небесного - в виде какой-нибудь реплики Франца.
      Но тот лишь облегчённо вздохнул:
      - Вот видишь, всё само собой утряслось. Он взял и уехал по-английски. Давай вернёмся через подклеть, мне нужно...
      Переждав Франца и также посетив уже остывшую кабинку, егерь возмущался:
      - Совсем Циклоп разленился! Мне-то что, но люди же, это... ци-вили-зованные гостят!.. Уж я ему сейчас, это... скажу... - Он хулигански наподдал ногой. С пола вдруг взлетел какой-то металлический предмет и беззвучно упал возле Франца. Бурханкин всё равно раньше успел: подбежал, нагнулся, поднял и узнал в нём крышку от чернильницы в виде женской головки. - О, гляди, что я нашёл!..
      - Дай-ка посмотрю, - торопливо отобрал Франц. - Так-так... Ну, вообще-то, это Диана в тот раз нашла. Помнишь, в коробке лежало?... Ты ведь коробку на место вернул? А Василиса обнаружила... Надо будет сейчас на чердак подняться. Покажешь, где вы её тогда взяли.
      На кухне вместо поварихи их встретил доктор Рубин.
      - Евдокия Михайловна сказала, вы уже готовы? Когда поедем-то, братцы мои?.. Завтра я выходной, но люблю дома ночевать. Кстати, знаешь, Игорёша, где мне квартиру дали?.. У тебя третий этаж?.. Так вот, подъезды - разные, но похоже, что одна стенка у нас - общая! Если ты нормально в своей усадьбе перезимуешь, буду просить у тебя квартиру в аренду под кабинет: только вход прорубить... Не прячь глаза - шучу!.. Итак, кто меня доставит? - он требовательно посмотрел на Бурханкина.
      Франц предложил другой вариант:
      - Марк Анатольевич, а не хотите остаться до завтра?..
      - И на себе испробовать, не угорим ли? - засмеялся доктор. - Спасибо, дорогой! Я здесь пожил однажды... Чего, думаешь, на старости лет в глубинку потянуло? Воспоминания детства!..
      Оказывается, потомственный доктор нашёл тут с родителями приют в годы гонений. И не где-нибудь - во флигеле скрывались!
      - Весёленькое место, - продолжил Рубин, - мне, сопливому пацану, тогда казалось: домишко, где нас прятали, жил отдельной от своих обитателей жизнью. Уж натерпелся я страхов!.. Знаешь, там был подпол - довольно большой...
      Игорь Максимильянович никогда не говорил о своём прошлом. Не очень-то любил и чужие воспоминания слушать. Но здесь, когда так совпало...
      Аккуратно - чтобы не обидеть - перебил:
      - Может, вы и Диану Яковлевну знаете?..
      Золотой доктор ответил вопросом на вопрос.
      - Ту, что летом флигель реставрировала? - Он вдруг задумался, что случалось нечасто. Снова показал рукой на развалины. - Уж я натерпелся там в детстве страху!.. Отец её привёз туда мою семью, укрыться подальше от "дела врачей"... Славная тётка. Жаль, тогда не встретились... Хотя, тогда мы маленькие были, - и рассмеялся: - а теперь - старенькие. Куда нам...
      Бурханкин печально закивал:
      - Да. Да. Чего уж, это... Кто знает, долго ли нам ещё... - Самый молодой из них вдовец, Егор Сергеевич был горд этим единением, хотя искренне горевал о своей непутёвой жене.
      Тут они с Францем заговорили одновременно:
      - Василисе тоже, небось, одной страшно... - сказал Бурханкин.
      - Вдруг она без присмотра ещё чего-нибудь учудит... - А это, конечно, Франц.
      Доктор Рубин взирал на "молодёжь" с удивлением патриарха, вдруг заметившего, что наследники подросли.
      - Она же в больнице?.. - Оба на него дружно зашикали, оглядываясь на дверь. - Конспираторы хреновы!.. Семь пятниц на неделе!
      Франц серьёзно настаивал:
      - Марк Анатольевич! Всё же придётся тут перекантоваться.
      - И не проси! - решительно отказал доктор. - Знаешь, от чего тут "угорели"?
      Он сложил огромные ладони рупором и что-то сказал Францу в самое ухо. Франца всколыхнуло:
      - Сами убедились?!.. Что ж молчали?..
      - Опасность миновала, а не говорил, чтобы не будоражить...
      - Тогда - тем более не след сейчас уходить! - окончательно решил Франц и попросил Рубина: - Задержите их всех в столовой на пару минут. Нам на чердак сбегать надо.
      - Да, пока свет не погас! - таинственно поморгал егерь. И крякнул с досады: свет погас. Надо же было этому случиться именно сейчас - будто накликал!..
      - Ничего, - Франц не волновался, - свечи возьмём. Заодно, когда уснут, проверим, не повторится ли фокус с заслонкой... Марк Анатольевич, идите к пациентам!..
      Доктор честно занимал музыкантов разговором, стараясь навеять на них сон. Те - сопротивлялись всеми силами... Завхоза по-прежнему не было.
      - Тут себя абсолютно нечем занять, - сокрушался Рубин.
      - В окошко глядите!.. - посоветовал Пётр, нервно поглядывая на дверь.
      - Любовался... - обрадовался диалогу доктор. - Красиво, но быстро надоело: изо дня в день одна и та же декорация. Не то, что картинка в настоящем театре или кино, или за стеклом городского транспорта! Что же делать вечерами?.. Мужикам - пить, бабам - лук перебирать? Хорошо, когда есть работа. А если нет?..
      Музыканты уже всю свою работу выполнили. Василиса, как они считали, спала в больнице - некому было их раздразнить, развеселить, разудивить, рассердить сегодня вечером... Пётр уже был согласен идти спать, лишь бы не слышать нравоучительных интонаций доктора!
      Глава одиннадцатая
      Двое в форме
      Егерь и охотник спустились с чердака. Вот тут Игорю Максимильяновичу и пришло в голову развлечь присутствующих по-своему - как он умел.
      - Давайте поразмышляем, - предложил Франц, - когда плохо себя чувствуешь, лучше думается.
      Евдокия Михайловна только что принесла целый противень пухлых булок с маком:
      - Лучше всего думать, когда готовишь!
      - Или - когда ешь! - схватил горячую сдобу Бурханкин.
      Марк Анатольевич кивком присоединился к вышесказанному:
      - Значит, я прав насчёт работы!..
      Франц налил из самовара кипяток в чашку - широкую, словно душа ребёнка.
      - Это вы о чём?
      Доктор охотно повторил:
      - Я говорю, понятно, почему в деревнях ложатся "с курами" - особенно зимой!.. Горожане-то привыкли жизнь сверять по телепрограмме, а не по веленью природы.
      Франц поочерёдно глянул на музыкантов и завёл свою песню:
      - Как вы сюда попали, если не секрет? Подобных коллективов немало. Он вздохнул, то ли извиняясь, то ли издеваясь: Это - не в обиду, я юрист, а не экономист, в эстраде не разбираюсь... Так вот, меня интересует, почему именно вас, малоизвестную группу, хозяин пригласил для развлечения?
      - Видите ли, уважаемый... э-э... Игорь Максимович... - начал "бронзоветь" Георгий, раскуривая тонкую сигарету.
      - Игорь Максимильянович меня зовут, - сухо напомнил Франц.
      - Да. Так вот... Группа наша существует давно. Может, мы и не столь широко известны, но, поверьте мне, у нас в мире эстрады есть своя "ниша", которую мы занимаем по праву! А Виталий Олегович... Мы прежде были немного знакомы, я учился у него. Правда, совсем недолго: меня исключили... за убеждения...
      Он значительно выгнул бровь, выпуская дым, сделал эффектную паузу, чтобы все смогли оценить. Но Франц уже думал о другом:
      - Как фамилия вашего наставника?
      - Ростовцев. Да какой он наставник! Несколько лекций, пара семинаров...
      - Ростовцев? Конечно... Как я сразу... - Франц искоса глянул на Бурханкина, виновато ткнул указательным пальцем себе в лоб и постучал костяшками по столешнице..
      Егерь перестал жевать, замер, как почуявший гнездо спаниель. Вдруг шепнул:
      - Фима! Он, это... Вор.
      - Кто - вор? - не понял тот. - Его за воровство выгнали? Откуда ты знаешь?..
      - Да нет, - Бурханкин удивился, что Франц очевидного не видит. Виталий Олегович Ростовцев. Получается В-О-Р. Ну, к примеру, как ты ФИМА!..
      Он гордо замолчал, бесконечно довольный, что первым сделал открытие.
      - Не морочь голову своей бесовщиной! - отмахнулся Франц. Потом вновь сосредоточил внимание на Георгии.
      Музыкант торжественно драконил импортным дымом:
      - ...Но он наверняка знает, сколько мы приложили усилий и энергии, чтобы достигнуть...
      Эту замечательную тираду прервал Пётр:
      - У нас один новичок - Василиса. П-признай, наконец: с её п-появлением, может и выросли. П-пока ты ищешь нишу, точнее сказать "крышу", Васька любой концерт может вытянуть.
      - Или загубить! - живо добавил Георгий.
      - Стоп, стоп! - прервал их Франц. - Ваша профессиональная кухня не для наших ушей. Могу я считать, что вас пригласили из-за Василисы?..
      - Я не знаю... - нахмурился Пётр: - До вчерашнего дня я так не думал.
      - Давайте, давайте, - подстегнул доктор Рубин: - вы изложите анамнез, а Игорь Максимильянович поставит диагноз: он большой спец в этом деле.
      Пётр не торопился.
      - Я, собственно, не совсем понимаю, какой вам-то интерес...
      Франц хмыкнул, взглянув на Бурханкина. Тот заволновался:
      - Так ведь, это... Беда же чуть не приключилась... Ну я, это... и попросил. Да вы не сомневайтесь! Он, это... законник. Он быстро разберётся!..
      - Вы в каком звании? - обратился Пётр к Игорю Максимильяновичу.
      - В человеческом, - отрубил Франц. - Рассказывайте!..
      - Ответь ты, - обратился Пётр к Георгию, - ты же договаривался...
      - Это не я договаривался, - возразил Георгий. - Он сам меня нашёл. Что, собственно и подтверждает...
      - Каким образом нашёл? - снова перебил Франц.
      Георгий слегка замялся, но потом продолжил:
      - Через отца. Тот мне позвонил и передал: Виталий Олегович сказал, что мы становимся всё заметнее, что он может устроить хорошую рекламу, только должен нас прослушать. Удобнее всего - в непринуждённой обстановке, за разговором...
      - Ваш отец работает у Ростовцева? - перебил Франц.
      Георгий вновь заколебался. Ответил нервно и - не по делу:
      - Нас предупредили, что более трёх человек он одновременно пригласить не может, разместить пока негде. Поэтому и просит самых ярких, "костяк", так сказать. - Георгий обернулся к Петру. - Ты же знаешь, скажи сам...
      Петр крошил булку в лиловое блюдце с волнистым позолоченным краем.
      Франц громко, во весь голос рассердился на Георгия, уходящего от прямого ответа.
      - Кто здесь, в конце концов глухой, вы или я? Неужели так трудно вспомнить, называл Ростовцев имя "Василиса" в числе гостей - или нет?!
      Ответом ему было молчание: хмурое - Георгия, задумчивое - Петра.
      Когда Франц гневался - прозрачная зелень его глаз превращалась в болотную тину, вырваться невозможно! Он набрал в лёгкие ещё больше воздуха и произнёс неожиданно тихо:
      - Почему, позвольте вас спросить, вы именно её обвинили в том, что угорели? Я только что видел - дом обогревается снизу.
      - Он утром не п-понимал, что говорит... Это - б-бред б-был! вступился за товарища Пётр.
      - Ах, вон в чём дело... Бред, говорите?! - Франц уже открыто нападал. - Потому-то вы и ходили за ней хвостом весь вчерашний день?! В чём её подозревали?..
      - Я?.. Да вы что!.. Вы... Откуда вы можете знать! Вас тут не было... Чего вы вообще... - Негодуя, Пётр смерил Франца с ног до головы. Будто градом осыпал: прибил ковыльную прядь, медленно прокатился по лицу, пересчитал полосы свитера.
      Игорь Максимильянович в долгу не остался:
      - Ну, чего ж замолчали? Подобные фразы принято оканчивать: "лезете своим длинным носом", - и далее... Я не герой Ростана, на дуэль не рассчитывайте! Отвечаю по существу, в отличие от вас двоих: да, вчера меня тут не было. Зато я видел её сегодня! Егор Сергеевич - его надо благодарить, что ваша солистка жива осталась. Да и вы, кстати - тоже сказали бы спасибо!.. Доктор говорит, если бы не егерь, над вами бы уже ангелы пели!..
      Рубин поправил:
      - Ну, не совсем так, но в принципе всё верно! Просто Георгию - повезло больше.
      В этот момент появился Тарас Григорьевич. Вошёл, как всегда "на кошачьих лапах".
      Франц тут же занялся им.
      - А вам тоже "просто повезло"?.. Где вы были всё время?..
      Тарас Григорьевич выдавил из себя, что "разговоры разговорами, но пора, мол, делом заняться," - и снова юркнул за дверь.
      Наконец, не выдержала Евдокия Михайловна:
      - Василиса тут - ни при чём. Спала она. Я добудиться не могла, так крепко спала! Закрыть заслонку она бы не... Вы кто?..
      Финал фразы прозвучал невпопад и как-то странно, дуэтом.
      Рот поварихи остался приоткрыт, вкусное румяное лицо исказилось. Франц не понял: что её напугало, кто же "подпел"?.. Женский-то голос за столом был всего один.
      Игорь Максимильянович резко обернулся к двери на цокот собачьих когтей по крашеному полу. И что же он увидел?..
      Две заснеженные фигуры в одинаковых почти штатских ушанках и хамелеоновых одеждах, перетянутые автоматами наперевес. У одной - под мышкой какой-то куль, вторая - с враждебно настроенной овчаркой в строгом ошейнике и на самом коротком поводке.
      А вы уже подумали про Василису?..
      Ещё бы не думать!.. Каково ей там в Доме фермера у Франца? Страх худший враг! Со страху ведь можно таких глупостей наделать!..
      *** Пёстрая куртка
      Раз не представились, буду дальше называть эти фигуры "двое в форме".
      - Вы кто? - спросили двое в форме, вроде не они явились неизвестно откуда, а это сидящих за столом людей к ним в комендатуру доставили.
      Георгий вскочил с места и отчеканил, как "под козырёк" взял:
      - Георгий Тарасович Орлов, художественный руководитель...
      "Звонко произносит. Врёт... Тоже, скорее всего, сценический псевдоним, а сам, наверное, какой-нибудь Курицын сын, - подумал Франц, отвернулся и вдруг... - Какой же я тупой!.. Тарасович! Конечно, сынок Циклопа!"
      Он уже заново ощупывал взглядом бронзовое покрытие худрука.
      Рапорт Георгия двоими в форме был принят благосклонно:
      - Где хозяин?..
      Пётр демонстративно развалился в кресле. У доктора Рубина напряглась спина. Бурханкин продолжал смиренно жевать, складывая в уме очередные инициалы.
      Евдокия Михайловна вскочила, поборов страх и оторопь:
      - А чо это вы здесь раскомандовалися?! Вы чего тут оружьем размахалися?.. А ну, кыш! - и сама храбро замахала на них руками, отгоняя. - Чего надо?.. Я тут - за хозяйку! И нечего собаку в помещение!
      Двое в форме сразу сбавили тон.
      Одна из фигур вывела овчарку на крыльцо, другая спросила более уважительно:
      - Где Ростовцев? Ему поступило важное сообщение, а телефон не отвечает. Вот нас и прислали...
      "Ничего себе посыльные!" - подумал Франц.
      Хором включив мощные фонарики, двое в форме обшарили лучами дебри столовой, двинулись вглубь дома через кухню.
      - Эй, эй, вы куда?! - перегородила дорогу в бабий кут Евдокия Михайловна.
      По комнате разбежалось напряженное молчание.
      Тот, что с овчаркой, стал молча теснить повариху к стене. Молча встал Пётр. Так же - Франц. Приподнялся Рубин. Бурханкин отодвинулся от стола, но пока сидел. Молча плюхнулся на место только что отрапортовавший Георгий...
      Франц понял, что не следует обострять обстановку.
      - Евдокия Михайловна, люди же при исполнении! - Он тут же пригласил незваных гостей: - Пожалуйста, вы можете пройти. - И подошёл, намереваясь поучаствовать в обыске.
      Спальню Василисы посетили первой. Кровать была не прибрана. Даже казалось, что в ней кто-то спит.
      Двое в форме откинули одеяло, убедились, что - пусто. За четыре секунды равнодушно, как лучшие японские роботы, перетряхнули баул с женскими походными принадлежностями: только перчатки мелькали. Франц не возражал, не язвил по поводу запрятанного туда Ростовцева, но глаз не спускал: как бы ненароком чего-нибудь Василисе не подложили!
      К музыкантам даже не заглянули, тут же поднялись к хозяину.
      Да... любил Виталий Олегович роскошь! Осмелюсь заметить: "Что выглядит нелепо: антиквариат в избе..." - сразу возникает мысль о краже.
      Франца не взволновала мятая постель (подумаешь, кровать не прибрана!): ему бросились в глаза засохшие багровые пятна на мраморном столе рядом с пустой коробкой-дипломатом. Как мешали сейчас эти двое в форме!
      Один из них бросил свой тюк на стул и Франц вдруг разглядел, что это женская пёстрая куртка. Из рукава - свисала вязаная варежка на резинке.
      "Мы с Вилли не нашли, а эти - быстро одёжку Василисы к рукам прибрали. Откуда только взялись?.. Конечно, - он опять обругал себя: - Ах, я тупой! Именно с вертолёта. Больше неоткуда. Тут же военная база в сорока километрах!.. Ну, Виталий Олегович!.. Ну и фрукт!.."
      Франц соображал, как бы от них скорее избавиться.
      "Ни пройти, ни проехать", - ворчал Бурханкин, тщетно пытаясь что-нибудь рассмотреть из-за спин.
      Следуя взгляду Франца, выразительно брошенному поверх форменных ушанок, егерь потолкался и ненароком задвинул стул с курткой глубоко под стол.
      Один из двоих снял перчатку, обнажив женскую обветренную руку "в цыпках", бесстрастно ковырнул обломком маникюра пятно на мраморе, заметил бесполым голосом: "Чернила," - второй - заметно длиннее и шире в плечах молча кивнул на выход.
      Со двора донёсся злобный лай: четвероногий страж порядка кого-то яростно не пускал в дом. Поэтому двое в форме на чердак не полезли, лишь приподняли крышку люка да посветили наверх из щели. И здесь не задержались: быстро глянули. Спустились вниз, распугивая по углам тишину. Обход дома в целом занял не более шести минут.
      В столовой за это время мало что изменилось.
      Догорала керосинка. Повариха занималась тарелками, стараясь не звенеть. Доктор, матово отражаясь в стекле оранжевой головой, молча глядел во двор. Пётр вернулся к столу, сидел бесцельно, но пальцы его были в постоянном движении, что-то лепили из хлебного мякиша. Все втроём были взвинчено-бесстрастны.
      Зато Георгий увлечённо отбивал ритм спичечным коробком - в такт громыханию военных ботинок.
      Бросив напоследок, как гранату через плечо, дежурное "извините за беспокойство", - двое в форме вышли.
      Франц успокоил взглядом мирных жителей, повелительно указал на стул Бурханкину. Накинув дублёнку, последовал за военными наружу.
      Он остановил их на крыльце:
      - Имеет Виталий Олегович право хоть изредка отдыхать?! Что случилось?..